Текст книги "Бессердечные изгои. Падший враг"

– У вас еще есть информация, которой вы могли бы поделиться с нами? – спросила офицер Ханна.

Я продолжал молчать. Что бы ни происходило, я был явно не в курсе. Теперь я просто ждал, когда офицеры уйдут, и тогда я сам смогу допросить Долли Партон[7]7
  Долли Партон – американская кантри-певица, на своей родине получила титул «Королева кантри».


[Закрыть] младшую.

– Нет. Это все, что он мне сказал, простите. – Она поколебалась, прежде чем покачать головой.

– Вы, случайно, не знаете, миссис Эшкрофт… Они путешествовали по работе или… из-за досуга? – спросила офицер Ханна, выглядя огорченной.

Закрыв глаза, я чувствовал, как все внутри меня разрушалось, кирпичик за кирпичиком. Все, что я строил годами, пропало, похоронено под пеплом. Воспоминания. Украденные поцелуи. Игры. Ставки. Победы. Ничего больше не было.

– Я… Я не знаю. – Голос Уиннифред звучал где-то далеко на фоне.

– Вы не знаете, путешествовали ли они по работе или желанию? – глупо повторил офицер Дэмиен.

– Нет, – сказала она.

– Полагаю, это означает, что вы вовсе не знали, что они путешествовали вместе? – продолжал он.

– Прекратите, – упрекнула его офицер Ханна себе под нос.

– Нет, – произнесла Уиннифред, гордо вздернув подбородок, несмотря на ее нелепый вид, ситуацию и этот вопрос. – Он не говорил мне, что полетит с мисс Лэнгстон.

– Ладно. – Офицер Дэмиен нервно прикусил внутреннюю часть губы и продолжил: – Спасибо, миссис Эшкрофт. Хорошие новости, если можно их так назвать, это то, что пилот попытался удачно приземлиться в Гудзоне, так что тела… Эм, в приличном состоянии.

– Фантастические новости, – протянул я, не сдержавшись. – Значит, они утонули, а не сгорели в огне. Огромная разница. Деревенщина, разве вы не довольны, что похороны вашего мужа пройдут с открытым гробом? – спросил я, бросив в ее сторону жалкую ухмылку.

Уиннифред тяжело вздохнула, будто я только что ударил ее. Офицер Ханна положила руку на плечо Уиннифред.

– Люди говорят ужасные вещи, когда им больно, – сказала она, пытаясь успокоить ее.

– Ох, говорить ужасные вещи – его кредо. Это никак не связано с нынешними событиями. – Простушка покосилась на меня.

– Мы скоро вернемся к вам, – сказал офицер Дэмиен. Наконец, ему кто-то позвонил, и они кивнули друг другу с офицерами.

Они все вышли наружу, что-то бормоча между собой, оставляя жену Пола Эшкрофта со мной наедине.

– Вам нужно все мне рассказать, – проговорил я, повернувшись к ней.

– Да неужели! Вы сейчас разговариваете с такой глупышкой, как я? – Она тыкнула себя указательным пальцем в грудь, сейчас ее акцент звучал как никогда ярко. – Ведь я не отличаю Рим от Рейкьявика. Почему бы вам не использовать свои хваленые огромные и умные мозги, невыносимое поведение, чтобы засунуть их себе в… – начала было говорить она.

– Перемирие, – сказал я, подняв руки вверх. – Я знаю, вы знаете больше, чем я. Это ясно всем вокруг. И хотя мы начали не с той ноги, так же ясно, что мы посреди проклятого урагана. Так что сейчас подходящий момент забыть про мои манеры и сложить все, что у нас есть, воедино, – предложил я.

– Нет, – уверенно ответила она.

– Что, простите? – не понял я, уставившись на нее.

– Не буду я этого делать. – Она сложила руки на груди. – Нельзя просто взять и относиться к людям так, будто они грязь, мистер Корбин. Не важно, сколько у вас денег в банке. Извинитесь сначала.

Ты маленькая за…

– Мои глубочайшие извинения. – Я поклонился с преднамеренным увеличением важности момента. – Я жестокий человек, который привык, что мне сходит с рук мое ужасное поведение. С этого момента я дважды подумаю, прежде чем открыть свой большой рот и сорваться на людей. Теперь мы можем продолжить?

Она глубоко вдохнула, после чего кивнула.

– Отлично. Теперь расскажите мне все.

– Пол купил два билета в Париж в начале месяца. Это задумывалось как романтический отдых для нас. Перезагрузка. – Она сомневалась, не желая рассказывать слишком многое. – Возможность провести друг с другом время без посторонних.

На слове «Париж» вся тяжесть предательства навалилась на меня, словно снежный ком. Грейс поехала с Полом в самый романтичный город на свете. Одна. Не нужно быть гением, чтобы догадаться: они собирались наслаждаться не только местной выпечкой и шампанским.

– И? – Я ободряюще кивнул.

– Я сказала, что не смогу поехать. Я только что получила первую роль в театре. Это было важно для меня. Сегодня вечером было мое первое выступление. Я Белль из «Красавицы и Чудовища». – Она провела рукой по своему дурацкому платью, будто оно самая драгоценная вещь на свете. Слезы катились по ее щекам, потом по шее и на ее платье.

Это платье навсегда останется в ее слезах. Роль будет ассоциироваться с этим моментом, этим местом и сценой. Точно так же, как я не смогу проезжать мимо этой больницы и не думать о Грейс. Наши жизни вот-вот навсегда изменятся.

Я ничего не ответил, давая ей возможность продолжить.

– Пол не мог отменить бронь, поэтому спросил, не буду я против, если он возьмет с собой одного из его друзей, Фила. Я знаю Фила. Он был его шафером на свадьбе и всегда приходит посмотреть бейсбольные матчи. Я сказала, что пусть так… – она замолчала.

Ей не нужно было произносить это вслух. Все остальное было абсолютно ясно. Пол поехал не с Филом. Он поехал с Грейс. И они попались с поличным. Только теперь их здесь не было, чтобы столкнуться с последствиями их действий. Мои чувства были на грани между «Ну и хорошо, черт с ними» и «Почему тебе нужно было сесть в этот самолет, Грейс? Разве меня было недостаточно?».

– Почему вы не сказали им об этом? – потребовал я, желая выместить свой гнев на ком-то, кто был здесь и был жив. – Полицейским, – пояснил я.

– Я не спешу с выводами. Я доверяла Полу. – Новая порция слез наполнила глаза Уиннифред, а ноздри раздулись.

– Очевидно, он злоупотребил этим доверием, чтобы весело провести выходные с моей невестой и переспать с ней.

– Может, ей было по пути с ним и у нее были дела в Париже. Мы не знаем, что там случилось, а я не собираюсь так пятнать его имя, – проговорила она, подняв подбородок.

Она все еще верна ему, и это сводило меня с ума, потому что этот придурок не просто изменил ей. Он изменил ей с моей чертовой будущей женой.

Мне хотелось вытряхнуть из нее всю наивность, как из копилки.

Тогда меня осенило. У нее была своя роль. Верная и любящая жена. Та, кто позже получит солидный страховой чек и сочувствие. Дело не в том, что Уиннифред не верит в измену Пола с Грейс, ей просто наплевать.

Вероятно, ей даже было все равно, с кем спал этот мерзавец до тех пор, пока он жив, и у нее открытый доступ к его кредитным картам.

– Верьте во что хотите. – Я потер глаза ладонью. – Не моя работа вытаскивать вас, сопротивляющуюся и кричащую, в жестокую реальность, Белль.

– Ваша версия реальности в любом случае искажена, Чудовище, – проговорила она, отойдя к противоположной стене и прислонившись к ней лбом.

– Вы только что назвали меня Чудовищем? – расхохотался я.

– Да, но возьму эти слова назад, – огрызнулась она. – Чудовище искупилось. Вы бы никогда!

– Как Пола только не арестовали за то, что он женился на вас? – вслух интересовался я. – Умственно вам двенадцать.

– Что ж, никто не заставлял вас со мной разговаривать, – нанесла она ответный удар. Ее акцент был сильнее, когда она злилась. – Оставайтесь на своей стороне зала и не лезьте ко мне.

Мы оба являлись лишь оболочками самих себя. Я точно знал, почему страдал. Я только что потерял любовь всей жизни или хотя бы самую близкую версию, что у меня когда-либо была. Но какое у нее оправдание?

Вместо того чтобы думать о возможной смерти моей невесты, мой мозг начал выходить из-под контроля. Он будто вращался в бесконечной кроличьей норе.

Грейс любила Пола?

Она хотела бросить меня ради него?

В чем был смысл этой бесполезной измены, если она собиралась выйти за меня? Если хотела уволиться с работы? Пол не был особенно красив, да и обилием серого вещества тоже не обладал.

Как долго это все длилось? Неужели они уже хранили эту тайну в секрете, когда мы все были в Италии?

Ездила ли Грейс в Цюрих по работе все эти дни, недели и месяцы? Или она была с ним?

И где они встречались, когда были одни? Отель? Съемная квартира? Квартира Грейс, про которую она продолжала говорить «на всякий случай»?

Я хотел узнать каждую деталь. Питаться болью, пока не захлебнусь ею.

– Миссис Эшкрофт? – Женщина в белом халате вышла из серебряной двери. Она сняла толстые очки и протерла их краем рукава.

Простушка расправила свое дурацкое платье, выпрямив плечи. Женщина отошла в сторону, жестом приглашая ее войти. Уиннифред кинула на меня еще один испепеляющий взгляд. Мне хотелось сказать ей, чтобы она забыла про фарс с опечаленной вдовой. Она добилась своего. Она молодая красивая вдова с миллионами на банковском счету, и никто не мог обвинить ее. Мечта любого золотоискателя.

Наши взгляды встретились всего лишь на миг. Я надеялся, мои глаза передавали все, о чем кричала каждая моя клеточка в теле.

Ты должна была быть в самолете.

Ты должна была умереть. Ты.

Непримечательная. Незначительная. Незапоминающаяся. Деревенская простушка.

А не моя прекрасная, утонченная и умная невеста.

Не хитрая и соблазнительная Грейслин Лэнгстон. Эффектная женщина, которую понимал только я.

– Пожалуйста, следуйте за мной, – женщина в белом халате проводила ее. Уиннифред быстро подчинилась и вернулась спустя десять минут. Она выглядела мертвенно-бледной, ее плечо ударилось об мою руку, но она даже не заметила этого. Я повернул голову, чтобы проследить за ее действиями. В коридоре Уиннифред рухнула на пол, сгорбившись и расплакавшись. Она продолжала рыдать.

Мне не нужно было спрашивать. Я знал. Она увидела там Пола.

– Мистер Корбин? – Женщина в белом халате снова показалась из дверей.

Я закрыл глаза и прислонился затылком к стене.

Грейс удалось каким-то образом ускользнуть из моих рук. Снова.

Я держал ее недостаточно крепко и близко к себе.

И в этот раз вода не спасла ее.

Часть 2

Глава 11. Уинни

Спустя восемь месяцев

Мама всегда говорила, что самым милым из всего, что я делала в детстве, было то, как я плакала навзрыд из-за песни Дэвида Боуи Space Oddity.

Я имею в виду полномасштабный срыв, приправленный икотой и неконтролируемыми эмоциями.

– Ты была так тронута этой песней, не важно, сколько раз ты ее слышала. Она трогала твою душу. Из-за этого я знала, что ты актриса. Ты позволяешь искусству дотронуться до твоей души. Так что для меня было очевидным, что однажды ты сможешь тронуть этим других.

В эти дни я не могла выдавить и слезинки, чтобы спасти свою жизнь. Рекламы Суперкубка. Драматичные фильмы на телеканалах. Женщины с колясками на улицах. Бездомные люди. Войны, голод, гуманитарные кризисы. Просроченные в холодильнике йогурты, которые любил Пол. Песня Mad World Майкла Эндрюса. Все это обычно входило в список вещей, которые заставляли меня плакать много и долго. Но мое тело совершенно высохло. Оно было в эмоциональной коме, отказываясь производить слезы.

Плачь. Почувствуй хоть что-то, черт возьми! Хоть что-нибудь. Внутренне упрекала себя, когда выбегала из театра, а порыв влажного жара ударял в лицо.

Погода в Нью-Йорке брала от жизни все. Лето всегда было длинным и липким, а зима – белой и жестокой. В последние дни казалось, что весь город таял, словно капли мороженого падали на землю. Но впервые за все время жара не беспокоила меня. Все, что я чувствовала, это легкий озноб из-за потери семи килограммов с тех пор, как я потеряла Пола.

Мои глаза все еще сухие.

– Нет, ты не должна плакать. Ты счастлива, – вслух пробормотала я себе. – Ладно. Возможно, «счастлива» не подходящее описание… Довольна. Да. Ты довольна своими маленькими достижениями, Уинни Эшкрофт.

Один из плюсов Нью-Йорка – никто не будет глазеть на тебя, если ты говоришь сама с собой.

Я шла по Таймс-сквер, не обращая внимания ни на достопримечательности, ни на запахи и праздничное настроение вокруг. В эти дни даже простая ходьба требовала больших усилий.

Мой телефон зазвонил в кармане. Я вытащила его, проводя пальцем, чтобы ответить моему агенту, Крисси.

– Не волнуйся. – Я закатила глаза. – Я не забыла прийти на прослушивание в этот раз.

За последние несколько месяцев я стала очень забывчивой. Все вокруг продолжали уверять меня, что они понимают, но я видела, некоторые люди теряли терпение. Я редко ходила на прослушивания, не приходила на встречи и вообще не очень социально функционировала. Я забывала поесть, позаниматься, перезвонить родственникам и друзьям. День рождения моей племянницы прошел мимо меня, впервые не было никаких щедрых подарков, шариков, сюрприза в виде приезда тети Уинни. Большую часть дней я лежала на диване, смотря на входную дверь в ожидании, что Пол вернется.

Мама с папой говорили, что мне нужно сократить свои убытки. Собрать вещи и вернуться на ферму Малберри-Крик.

Там как раз нашлась работа для меня. Учитель драматического кружка в моей бывшей средней школе.

Мама рассказывала, что моя школьная влюбленность, Риз Хартнетт, работал сейчас там в качестве тренера футбольной команды и мог подергать за ниточки по поводу вакансии. Она уверяла, что это хорошее предложение. Прекрасная, комфортная должность для меня, пока я разбираюсь, как быть дальше. Но идея уехать из нашей с Полом квартиры вызывала у меня мурашки по коже.

К тому же принимать помощь от Риза Хартнетта после нашего неудачного прощания казалось… неправильным.

– Да, я знаю, ты решила почтить их своим присутствием, между прочим, очень великодушно с твоей стороны, – хихикнула Крисси на другом конце провода.

Я прошла мимо толпы туристов, фотографирующихся на фоне рекламных щитов, они смеялись и хихикали, но я оставалась безразличной к происходящему вокруг.

– Как ты узнала, что я пришла? – Я кинула последние несколько долларов в открытый футляр для скрипки уличного музыканта, не замедляя шаг. – Ты что, теперь за мной следишь, мамочка?

– Нет, хотя иногда руки чешутся просто проверить, все ли в порядке. Ты знаешь, я всегда очень волнуюсь.

Проклятая Крисси и ее золотое сердце. Я прекрасно это знала. И, по правде говоря, она была одной из немногих в Нью-Йорке, кто искренне беспокоилась за меня. Она и еще Арья, женщина, которая руководила благотворительным фондом, где я работала волонтером. Большая часть моих знакомых были в Малберри-Крике. Крисси же взяла меня под крыло, когда я впервые подписала с ней контракт. Думаю, она увидела во мне девушку, которой сама была. Молодую и впечатлительную, только вошедшую в жизнь, и легкую добычу для кровожадных акул Нью-Йорка. Она приехала из Оклахомы, а я из Теннесси. Но с одной и той же историей: девушка из маленького города пытается покорить Большое яблоко.

– Что ж, дорогая мисс, к твоему сведению, я в порядке, – объявила я. – Ем овощи и занимаюсь собой.

– Если думаешь, что я куплюсь на это, тебя ждет разочарование. Но мы обсудим эту тему позже. Вернемся к твоему прослушиванию, – решительно проговорила Крисси.

Это было первое прослушивание, на которое я пришла после авиакатастрофы. Единственная роль, которая меня заинтересовала после смерти Пола.

Я хотела эту роль. Она была мне необходима.

– Что насчет моего прослушивания? – спросила я.

– У меня есть новости.

О нет. Так быстро. Неужели я была так ужасна, что они не могли подождать, что так скоро позвонили моему агенту? Этой женщине не место на сцене.

– Слушай, Крис. Я пыталась. Правда пыталась. Я пошла туда и отдала всю себя. Может, я…

– Ты получила роль, малышка! – сообщила Крисси.

Я остановилась посреди дороги. Пара человек врезались в меня сзади, пробормотав ругательства. Останавливаться без предупреждения на тротуаре в Манхэттене было серьезным дорожным нарушением.

Подождите… Я получила роль?

Я пыталась почувствовать наслаждение от новостей. Какое-то чувство удовлетворенности или что-то подобное этому. Но мое тело онемело снаружи, опустело внутри. Я чувствовала себя тонким листом бумаги. Такой светлой и легкой, что меня мог унести порыв ветра.

Поплачь, Уинни.

Я всегда плакала по любому поводу, плохому или нет, можно было запускать целый фонтан из моих слез.

Я пойду на работу! Выйду из дома! Буду ходить на репетиции и учить реплики!

Мне придется стать полностью функциональным настоящим человеком. Но каким-то образом единственное, что я чувствовала, это страх.

– Ты будешь играть Нину, – причитала Крисси, не обращая внимания на мое молчание. – Ты можешь в это поверить? Сладкая мечта каждой актрисы!

Она права. Со времен Джульярда, когда я была еще начинающей актрисой, играть роль Нины было мечтой большинства моих сокурсниц. Прекрасная, трагичная, жаждущая славы девушка из пьесы Чехова «Чайка». Женщина, которая олицетворяет потерю невинности, эмоциональную боль, чьи мечты превратились в пыль.

Так мне подходит. Конечно, я получила роль. Я и есть эта роль.

– Нина, – выдохнула я, пока кучка офисных работников проносилась мимо меня. Я попала в волну из тел. – Я буду Ниной.

Я буду чувствовать сцену под ногами, яркие огни, слепящие глаза, и их тепло. Буду снова чувствовать пот других людей. Перекусывать быстро энергетическими батончиками в перерывах между репетициями. Все, о чем я мечтала, когда собирала маленький чемоданчик и уезжала из Малберри-Крика.

– Знаю, в последнее время было тяжело, милая, – Крисси заговорила спокойнее. – Но я думаю, что это начало конца. Гусеница скоро превратится в бабочку. Ты заслужила этого, малышка. Расправь свои крылья. Взлети как можно выше.

Я кивнула, будто она могла меня видеть. Мне хотелось, чтобы меня обняли. Хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто мог заключить меня в крепкие объятия. А еще мне нужно домашнее печенье. Очень много маминого домашнего печенья с молоком.

– Скажи мне, что ты хотя бы немного рада, – в голосе Крисси послышалась мольба. – У тебя такой тон, будто ты собралась на собственные похороны.

– Шутишь? Я радуюсь, как ребенок, – не краснея соврала я, ловко повернувшись, чтобы не наступить на крошечную чихуахуа, бегущую рядом со своим хозяином.

– Лукас, режиссер, был так впечатлен твоей игрой! Он назвал ее волнующей. Они должны отправить мне график и контракт в ближайшие несколько дней, – проговорила Крисси и остановилась на мгновение. – Прости, милая. Я сегодня только и говорю про дела. Хочешь, приду сегодня вечером к тебе? Посмотрим фильмы и отдохнем?

У нас с Крисси был похожий вкус в фильмах, как и в пицце, – мы любили пиццу с дополнительным сыром и дешевым красным вином в качестве гарнира. Раньше я согласилась бы на предложение. Но сегодня мне хотелось побыть одной. Новая работа означает мое возвращение во внешний мир. Мне нужно все это переварить.

– Думаю, сегодня хочу побыть в тишине, если ты не против. – По привычке я улыбнулась проходящим людям по пути к квартире. Я всегда так делала, но никто никогда не улыбался в ответ, даже чуть-чуть, но избавиться от этой привычки было слишком трудно для меня.

– Все в порядке, Вин. Просто хотела предложить. Отдыхай.

Я сбросила звонок и пролистала ленту уведомлений в телефоне, чтобы занять мысли. У меня было одно непрочитанное сообщение от Пабло:

Привет, прости, я снова пропустил твой звонок. Я свободен сейчас, если хочешь поговорить.

Оно было отправлено в четыре тридцать утра.

Пабло избегал меня последние восемь месяцев. Как и все остальные работники в компании Silver Arrow Capital. Чип, Далия из отдела кадров и Фил, лучший друг Пола. Все они уклонялись от того, что знали или, может, не знали насчет отношений Пола и Грейс. Я все еще понятия не имела, что мой муж и эта женщина делали вместе в день, когда их жизни оборвались.

Легко подумать, что у Пола и Грейс были отношения. Но что-то внутри меня останавливало верить, что он мог так жестоко предать меня.

Пол не был ангелом, но и не был злодеем. Кроме того, он любил меня, я знаю точно. И он никогда никак не показывал, что Грейс даже просто нравилась ему. Скорее наоборот. Очень часто я ловила себя на том, что упрекала его, когда он обвинял ее в эгоцентризме и любви к роскоши, когда он возвращался с работы.

«Никогда не встречал кого-то невыносимее. Этот Корбин, похоже, обожает мучения. Все, что она делает, это ноет и требует», – так он обычно говорил о ней.

Последние несколько месяцев я пыталась собрать все воедино, чтобы понять причину, почему Пол был в самолете вместе с Грейс. Правда ли им было по пути? Или все дело в измене? Я вспоминала наши разговоры, осматривала его вещи в нашей квартире, пытаясь найти улики.

Я все еще не нашла никаких доказательств измены. Ничего, что бы дало мне повод подозревать. Все, что у него хранилось дома, было безвредным: альбомы с фотографиями, безделушки, его коллекция марок, подписанные бейсбольные футболки.

Иногда мне приходила мысль позвонить тому напыщенному созданию, Арсену Корбину. Уверена, у него уже были все ответы на мои вопросы. Несмотря на все его многочисленные вопиющие недостатки, он выглядел как находчивый человек. Тот, кто отлично играет в догонялки.

У меня не было сомнений, что он выяснил все, что возможно, о причинах, которые заставили Грейс и Пола сесть в один самолет, который забрал их жизни.

Но я не могла позволить себе попросить его о помощи. Вот если бы он сам пришел ко мне, то это был бы совсем другой разговор. Разве это не было бы нечто?

Тупая боль пронзила мой лоб. Я перестала копаться в телефоне и позвонила маме. Рита Толес всегда каким-то чудом умудрялась поднять мне настроение, даже если оно было ниже плинтуса.

– Моя ириска! – она чуть ли не завопила от восторга. – Мы с твоим папой только говорили о тебе. Он сейчас рядом со мной. Твои уши горели? Он спрашивал, помню ли я, как ты однажды померила мои туфли на каблуках в детстве и сломала лодыжку. Конечно, я помню! Это я везла тебя в больницу, пока ты плакала и кричала так, что было слышно даже на небесах.

У меня до сих пор был шрам на лодыжке в качестве доказательства.

– Урок был хорошо усвоен. Никогда не носить больше каблуки, – произнесла я с задумчивой улыбкой.

– Кроме дня твоей свадьбы, – напомнила она. Мое настроение снова упало. Все дороги вели к Полу.

– Это были туфли на платформе, мам, не каблуки. И я надела их только на роспись.

Пол и я обвенчались в моей местной церкви в Малберри-Крике. Потом мы выпили всю бутылку бурбона в месте проведения свадьбы и танцевали всю ночь босиком. Когда он увез меня на медовый месяц моей мечты в Таиланд, я забралась в самолет в пижаме, которую он заранее положил и купил для меня, мои ноги все еще были грязными после танцев. Он гладил их у себя на коленях, пока я не заснула во время долгого перелета. Еще одна причина, по которой Пол был удивительным. Внимательный и всегда заботливый.

Кроме тех случаев, когда он таким не был.

– Лиззи придет сегодня на ужин. И знаешь, Джорджи тоже всегда здесь. Так что я готовлю персиковый пирог, – рассказала она мне о моих сестрах.

– Блин, хотелось бы мне быть с вами, – не сдержалась я.

– Ох, но ты можешь! Просто прыгни в самолет и прилетай к нам.

– Кстати, об этом… – На секунду я замолчала. – У меня есть новости.

– Что такое, ириска?

– Я получила работу! Новая роль. Я буду Ниной из «Чайки»! – проговорила я, набрав в легкие воздух и приготовившись все рассказать.

Воцарилась тишина. В какой-то момент я подумала, что потеряла сигнал.

– Правда? Бродвей и все в этом духе? – папа очнулся первым.

– Не совсем Бродвей. Но это признанный театр на Манхэттене, – вздрогнула я.

– Как долго будет идти спектакль?

– Год.

– Как мило. – Мама прочистила горло, в ее голосе звучало разочарование. – Это… Точнее, это то, что ты хотела. Я рада за тебя.

Краем глаза я вижу коричневые дома Браунстоуна, в которых находилась моя квартира. Ноги стали будто свинцовыми. Я знала, что расстроила родителей, которые думали, что я потеплела к идее вернуться домой. Довольно большая часть меня хотела вернуться обратно. Но эта роль важна по многим причинам. Одну из них я не могу произнести даже вслух.

– Перестаньте. Вы заставляете меня краснеть из-за вашего волнения, – пробормотала я, но в моем голосе не было и доли укора. Как бы ни было мне больно это признавать, я их понимала. Они хотели направить меня, помочь встать на ноги. Присматривать за мной, пока я рядом.

– Я просто не думаю, что это хорошая идея, ты там совсем одна, – тяжело вздохнув, проговорила мама. – Может, мне приехать? Всего на пару денечков? Приготовлю тебе персиковый пирог? Я не буду мешаться тебе под ногами. Не волнуйся. Твоя старушка еще может развлечь себя сама.

– Не надо, мам, – умоляла я; паника охватила меня. – Я в порядке. Честное слово.

* * *

Наша квартира, точнее, видимо, теперь моя, была современной и с двумя спальнями. С открытой кухней, откуда открывался вид на горизонт Манхэттена с восточной стороны и, как это любили называть риелторы, изюминкой квартиры. Я любила все в этом месте. Стеганые кожаные табуретки у черного гранитного островка на кухне, произведение искусства, которое мы выбирали с Полом на маленьких блошиных рынках во время нашего медового месяца. И самое главное, квартира все еще была пропитана его присутствием. Наполненная обещанием, что он может вернуться в любой момент.

Что он распахнет входную дверь с его яркой улыбкой телеведущего шоу и произнесет: «Милая, я дооома!»

Чуть ли не собьет меня с ног, крепко поцелует и спросит, как дела у его любимой.

Его беговые кроссовки все еще были у порога. Его зубная щетка все еще стояла в чашке на нашей раковине, щетинки все изогнуты, как у одуванчика. Пол чистил зубы чуть ли не до крови.

Меня успокаивало то, что его йогурты все еще были в холодильнике, рассортированные по уже просроченному сроку, хотя я понимала, что они не должны стоять там. А его запасные контактные линзы все еще лежали около крана у его раковины в ожидании, когда их наденут.

Поэтому я не хотела, чтобы родители приезжали ко мне. Я не должна хранить все эти мелочи. Ежедневные безделушки, которыми он больше не может пользоваться. Его таблетки в оранжевых баночках, очки для чтения на тумбочке вместе с открытой газетой, которую он читал, вместе со статьей, которую он никогда больше не дочитает. Статья «Добыча на дне моря» продолжала смотреть на меня.

Журнал «Нью-Йоркер» был виной нашего ужасного прощания.

В последний раз, когда я видела его, мы поссорились.

Я приставала к нему по поводу отмены нашей подписки на газеты. Он никогда не трогал их, а у меня была аллергия на мировые новости и тревогу, которую они вызывали. Я выросла бережливой, и мне не нравилось, как Пол выбрасывал деньги на ветер просто потому, что они у него были. Он устроил целое представление, открыв тогда вечером газету и прочитав половину статьи, после чего отложил в сторону и пообещал, что дочитает после поездки в Париж.

«Не закрывай газету. Я вернусь к этому, – предупреждал он. – Клянусь, я дочитаю. Единственная причина, почему я не беру ее с собой, это потому, что Фил всегда хочет поговорить о бейсболе, когда мы летаем вместе».

Я так и не закрыла ее. Газета осталась открытой. Новые газеты, которые я получала каждый день, сворачивались и ждали в кладовой, когда Пол вернется и прочитает их. Будто однажды он вдруг появится, войдет сюда и спросит, что он пропустил за последние восемь месяцев.

Бродя по квартире, я пробегалась пальцами по книгам на полках. Там были перемешаны мои классические книги и его романы «Джек Ричер», а еще лежали приборы из нержавеющей стали, которые мы выбрали вместе.

Реальность выбивала из меня воздух. Я не могла позволить себе сохранить это место. Полу даже пришлось выплатить ипотечный кредит, прежде чем мы поженились («Плохая инвестиция», – возразил он тогда, но я хотела жить в нашем собственном месте). И я унаследовала недвижимость как его жена, но слишком много счетов накапливалось каждый месяц.

Мне приходилось тратить все деньги от ежемесячных выплат по страховке после его смерти на налоги на недвижимость, парковку, питание, медицинское обслуживание и транспорт.

Пол и я подписали жесткий брачный договор по просьбе его родителей, что означало, что я была не так богата, как думали окружающие. Тогда я даже особо не думала об этом, потому что сама идея о расставании с Полом казалась мне безумием.

Будет ужасно продавать это все и переезжать, оставляя позади все эти воспоминания о нем.

Может, новая роль в качестве Нины из «Чайки» поможет мне удержаться на плаву, но я сомневалась. Это всего лишь контракт на год и не шоу на Бродвее. Не будет никаких огромных гонораров.

Раздался звонок в дверь. Я вздрогнула от неожиданности, но тут же вспомнила, что заказала любимую еду Пола: вьетнамские блины со свининой и рисовой вермишелью. Я поспешила к дверям, нажала на прием доставки, после чего открыла дешевую бутылку вина. Я поставила две тарелки перед телевизором на кофейный столик. Налила Полу в бокал вина и положила его порцию на тарелку, вручную убрав всю кукурузу, потому что он ее ненавидел. Несмотря на то что я безумно хотела есть, я жду, пока приложение с фильмами загрузится, прежде чем начать. Его всегда раздражало, если я начинала раньше.

По крайней мере, имей манеры пропустить заставку, куколка. Еда никуда не убежит.

Сходила ли я сейчас с ума, накрывая на стол для призрака моего умершего мужа? Определенно. Переживала ли я об этом? Совсем нет. Это одно из малочисленных преимуществ жить совсем одной. Не нужно скрывать свою ненормальность.

– Сегодня, мой дорогой, мы будем смотреть «Ведьмака». Знаю, это не твое любимое, но Генри Кавилл мой, и ты ничего не можешь с этим поделать, – шучу я, включая первую серию и откусывая румяный фаршированный рисовый блинчик. – Ответственное решение. Следовало бы быть осторожнее. Тогда у тебя был бы голос в этом вопросе.

По средам мы всегда заказывали вьетнамскую еду и смотрели сериалы по вечерам. Пол забирал еду по пути с работы, пока я убиралась в квартире, покупала продукты и гладила ему одежду. Я не забывала об этой традиции, хоть его и не было больше рядом. Кроме глажки его одежды, я даже не притворялась, что скучала по этому.

Пока ела, я вела праздную беседу со стороной дивана, где раньше сидел Пол.

Как прошел твой день?

Мой прошел довольно неплохо. Я сходила на прослушивание и получила роль! Спасибо, что всегда верил в меня. За то, что говорил, что у меня все получится.

Я попрощалась с ролью Белль в ту же ночь, когда Пол погиб. На следующее утро Крисси позвонила в театр, объяснила мою ситуацию, и я выбыла из спектакля. По большому счету эта потеря казалась не такой важной, но через несколько месяцев я размышляла, что если бы смогла продолжить играть в театре, может, если бы у меня было чем себя занять, я не стала бы такой безэмоциональной.

Когда серия закончилась, я убирала с кофейного столика и мыла посуду. Закрывала двери на все замки.