Текст книги "Под созвездием Козерога"

Утром к нам подошел Ичкоев.

– Как дела, ребята? – спросил он. – Потерпите, скоро все закончится.

Поговорив еще немного, он попросил меня прогуляться по скверу, в котором мы сидели.

– Мне надо тебе сказать кое-что.

Он стал рассказывать, что его вызывал зам. министра и прямо сказал: «Дело по этому угону надо закрывать». Как ты понимаешь, тебя будут просить поменять показания. Потребуй, чтобы возвратили все, что они забрали, и только потом ты будешь готов рассмотреть вопрос о закрытии дела.

– А ты? – спросил я. – Что ты получишь?

Он широко улыбнулся:

– Да, все тебе надо.

Я молчал, майор посмотрел по сторонам и заявил:

– Мне предложили место в министерстве, а это дорогого стоит, там и возможности другие.

– Извини, а следователь, его как убедили согласиться?

– Его на мое место.

– Ну и слава богу, – подытожил наш разговор я.

– Только будь внимательнее, – на прощание напомнил мне майор.

Наутро к нам подошел местный житель и сразу представился:

– Меня зовут Ваха.

– А меня Николай, – ответил ему мой шурин.

Мы с Маратом медленно повернулись к нему, пораженные Колькиной прытью.

Помолчав немного, я сказал:

– Николай, ты давай не очень, успокойся. Ты все-таки на Кавказе, понимаешь, в Осетии, а не у себя на Донбассе, маленько следи за своей болтушкой. Извини, мил человек, мы тут скоро совсем дикими станем.

Я абсолютно был спокоен, твердо знал, что хамство до добра не доведет, а уж тем более с незнакомым.

– Надо полагать. Вам что-то нужно от нас, я готов выслушать.

– Да вот пришел познакомиться, даже не познакомиться, а извиниться за своего племянника.

– Слава богу, проснулись, – влез в разговор Николай.

Я же твердо понимал, что разговора не получится, ситуация выходила из-под контроля.

– Извини, – в очередной раз пришлось извиняться.

Я встал, взял Николая за шиворот и потащил его в сторону. Марат на армянском крикнул:

– Не бей его.

В ответ я выругался матом, может, его в задницу расцеловать надо, так ты скажи, я готов. Марат встал и подошел к нам.

– Отпусти его, они с Ашотом взяли литр водки и за ночь уговорили ее вдвоем.

– Откуда, кто им дал денег?

– Какие деньги, им хватило только рот открыть, так бармен сразу выдал.

– Скотина, люди пришли поговорить, помириться. А ты, свинья, хамишь людям. Кто разрешил тебе рот открывать без моего разрешения?

Тут начался пьяный бред Николая, он пытался говорить о каких-то правах человека. Мне трудно сказать, чем бы это закончилось. Марат обнял Кольку за плечи и отвел его в сторону. Я вернулся обратно к своему собеседнику, который терпеливо ждал окончания этого представления.

– Я понимаю, – сказал он, как только я подошел к скамейке, на которой мы сидели.

– Раз ты пришел, значит, тебе что-то надо, все это время ждал, пока это безобразие закончится, значит, что-то надо очень, – я сделал ударение на слове «очень». – Ну а за то, что ты сделал вид, что не заменил хамства моего друга, тебе отдельное спасибо. Значит, то, что тебе надо, не терпит отлагательств. Отсюда вывод: ты родственник тех ребят, с которыми у меня случилось… то, что случилось.

– С тобой даже объясняться не надо, – удивленно ответил мой собеседник.

– Не надо, – ответил я.

– Я знаю, тебя зовут Левон, ты армянин по национальности. Хочу, чтобы ты меня правильно понял. Вот видишь эту женщину? Это моя сестра, она старше меня. Она каждый день приходит сюда, чтобы у вас у всех попросить прощения за своего сына. Но каждый день, приходя сюда, она не знает, что сказать. То, что сделал мой племяш, уму непостижимая подлость. В Осетии я решаю, кому жить, кому умереть.

Я посмотрел на него.

– Это угроза? – спросил я.

– Нет, что ты, я пришел извиниться, попросить прощения за своего племяша.

– Я тебя понял, – ответил я. – Погоди, негоже этой женщине сидеть там.

Я встал и уверенным шагом пошел к ней.

– Добрый день, матушка, – сказал я.

Она сидела с опущенной головой и молчала.

– Я все понимаю, идите домой, все будет хорошо. Я обещаю Вам.

Она подняла голову, горе поглотило ее, глазах были залиты слезами. Оно и понятно, Мама – этим словом сказано все. Ее мучил стыд за деяние ее единственного сына и боль за его будущее. Сын находился в камере, статья, по которой его задержали, считалась тяжелой. По долгу своей работы она понимала, чем это закончится для ее сына. Я уже не говорю о позоре, упавшим с небес. Она смотрела на меня, твердо понимая, что чудо, на которое она надеялась, находилось рядом, прямо стояло напротив нее.

– Идите домой, – сказал я и, повернувшись, пошел к сидящему на скамейке Вахе.

Хватит, у меня у самого выступили слезы. Вчера меня чуть на застрелил ее сын, сегодня, сочувствуя ей, я прослезился. Воистину пути господни неисповедимы.

– Итак, насколько я понимаю, у тебя есть план выхода из этой ситуации. Говори, я готов.

– Сначала я тебе расскажу, кто его родители в нашей республике. Его мама…. (я не буду писать, какую должность занимала эта женщина, но, узнав о своем сыне, она сразу подала в отставку). Уверяю Вас, должность, которую занимал его отец, была не меньше.

Послушав Ваху, я сказал:

– Теперь верю в твои способности – с такой крышей можно позволять себе все.

– Я предлагаю следующее. Все, что у вас было отобрано, мы вернем, что не сможем, возместим, – подвел итог мой собеседник.

– Очень интересно, я бы сказал, заманчиво.

– Есть возражения? – закончив, спросил Ваха.

– Нет, возражений нет. Есть дополнения, я бы сказал, даже не дополнения, а продолжения к твоему предложению.

– Я что-то забыл? – спросил он.

– Мелочь, к примеру, ты, наверное, обратил внимание на то, что я хожу еле-еле. Поверь, это я здесь стал так ходить после прогулки по горам. Да ладно прогулки, мне еще с полгода работать нельзя будет, вернее, можно, но не смогу. Понимаешь, о чем это я?

– Не совсем, – ответил он.

– Дальше, мы здесь почти месяц, а у нас семьи, которые надо кормить. Где наша машина, в каком она состоянии, наши документы, паспорта, водительские удостоверения, даже ПТС новая обойдется в круглую сумму. Я не говорю про вещи – надо же, выкинули матрацы, одеяла. В общем, ты, дорогой мой, очень плохо подготовился к нашему разговору. Или, извини меня, ты, наверное, подумал, что мы испугаемся твоих связей. Я только что обещал этой женщине, что у нее все будет хорошо. – Я повернулся к тому месту, где она сидела, но ее уже не было. – Видишь, твоя сестра ушла со спокойной душой, потому что я обещал. Так что вам придется сделать все, чтобы я не казался треплом. Просто надо вернуть то, что принадлежит нам по праву. Насколько я понимаю, наша машина скоро будет возвращена. Вот первый пункт разговора, который надо выполнить. Дальше посмотри.

– Хорошо, – сказал он. В этом «хорошо» я уловил нотки обиды. Ваха встал и протянул мне руку, я ответил тем же, рукопожатия рассеяли мои сомнения. Пока все было хорошо, подумал я.

Утром приехал какой-то чиновник, меня на месте не было, какой-то мент подошел к Марату и попросил подойти к машине. В машине сидел отец Мансура в генеральских погонах. При виде генерала Марату стало как-то не по себе. Когда он подошел к машине вплотную, сидящий в ней спросил:

– Может, пока подпишем все документы под мое слово, чтобы ребенок пошел домой, а потом мы, со своей стороны, выполним все наши обещания?

Марат помялся немного

– Это решает мой друг, а не я.

– А где Ваш друг? – спросил генерал.

– На перевязке, у него ноги загноились.

– Понятно. Хорошо, дождемся Вашего друга.

Пока Марат говорил с отцом Мансура, Николай прибежал в медпункт и рассказал мне о приехавшем чиновнике. Доктор, все та же пожилая женщина, находилась рядом и все слышала. Она обработала мои ноги и оставила их открытыми, без бинтов.

– Лежи, от этих людей добра не жди. Я их семью хорошо знаю, будь с ними осторожен.

Прошло еще время. По совести сказать, мне надоело лежать здесь на кушетке. Но мой начальник мне запрещал, поэтому я лежал и терпел такого рода лишение свободы.

Послышались шаги, и в перевязочную вошел генерал. Увидев доктора, он от неожиданности оробел. Увидеть здесь знакомую, тем более ее, для него было неожиданностью. Интересно, подумал я. Как хорошо, что меня не застрелили, посмотри только, сколько человек могут улучшить свое социальное положение. Вот скажите мне, это случайность или закономерность?

Войдя, генерал поздоровался и попросил доктора оставить нас вдвоем. Она напрочь отказалась выходить из перевязочной.

– Это мой кабинет, – гордо сказала она, – и командовать здесь могу только я.

– Хорошо, – сказал он. – А что у него? – и показал на меня.

– А разве не видно? Смотри, что твой сын сделал с этим человеком. Он теперь не скоро сможет нормально ходить.

Я лежал на животе, поэтому мои ноги во всей красе можно было рассмотреть в мельчайших подробностях. Следом вошел водитель. Увидев мои ноги, он выругался. Генералу не понравилась реакция его водителя, поэтому он коротко сказал:

– Выйди вон.

– Ты чего пришел, видишь, он ходить не может. Может, хочешь посадить его вместо своего сына?

Генерал промолчал, переминаясь с ноги на ногу. Помолчав, он спросил:

– Стул у Вас попросить можно?

– Можно, – ответила женщина, – ты же мне дал стул, когда мне стало плохо в твоем кабинете. А я тебе говорила: господь спросит со всех, и тебя эта учесть не минует. Я понимаю, как тебе плохо. Наверное, Белла тоже страдает, переживая за своего сына.

– Белла подала в отставку, у нее нервный срыв, – сказал генерал и обратился ко мне: – Нам поговорить надо с Вами.

– И мне Вы в свое время сказали точно такие слова. Потом вину своей сестры повесили на меня.

Он посмотрел по сторонам и вышел.

– Простите меня за несдержанность, – вслед ему сказала доктор. И заплакала. Уже сквозь слезы добавила: – Господи, прости меня за грехи мои.

– У Вас тоже с ними что-то было? – обратился я к ней.

– Было, давно это было, но я помню все. Я была заведующей хирургическим отделением. Теперь я здесь. Целый год меня не брали на работу. Сволочь он, – подытожила она. – Скажу тебе одно: не верь ему. Он пообещает все, что понадобится, для его благ.

Протерев глаза от слез, она принялась за мои ноги.

– Смотри, ты не шути с этим. Приходи на перевязки через день. Иначе может начаться нагноение.

Полежав после перевязки, я потихоньку встал и, поблагодарив, поковылял к своим. Пора идти на ужин, но мне не хотелось. Я попросил Николая принести мне чего-нибудь сюда…

Наступило очередное утро, светило солнце, было уже тепло, чирикали птички, жужжали шмели. Подошел помощник дежурного, махнул мне рукой и жестом показал на второй этаж. Я поднял руку и покивал головой: иду. Пришлось вставать – вызывал начальник уголовного розыска. Постучав, я вошел в кабинет.

– Проходи, присаживайся, сейчас подойдет адвокат, надо подписать кое-какие документы.

Тут вошел адвокат, он вежливо поприветствовал всех находящихся в кабинете.

– Сразу перейдем делу, – сказал он. Достав папку, адвокат стал искать нужную ему бумагу. – Вот, наконец… Смотрите, Вы утверждаете, что видели в руках Мансура пистолет и что это был Макаров.

– Точно, – говорю я, – утверждаю.

– Как Вы могли в такой ситуации рассмотреть оружие, направленное на Вас?

– Я сам много лет прослужил во флоте и с оружием знаком хорошо. Поэтому утверждаю, это точно был боевой пистолет.

– А он говорит, что это была игрушка.

– Тогда пусть предъявит игрушку, думаю, вспомнить, куда он положил ее, времени много не понадобится.

Адвокат ухмыльнулся:

– Тогда я предлагаю записать, что это был предмет, похожий на пистолет.

– Я показания менять не буду, – твердо сказал я. – И что означает «предмет, похожий на пистолет»? Это Вы предлагаете мне, человеку, который прослужил шестнадцать лет?

– Какая Вам разница, что изменится в Ваших показания от этой неточности.

– Мне не нравится слово «неточность». Это было наяву, и мы все были трезвыми.

– Есть еще один пункт в Ваших показаниях: «Были сумерки, уже вечерело». Как Вы определили, что стрелял именно Мансур?

– Голос Мансура я хорошо запомнил и с другими не спутаю.

– Может, у вас есть какая-нибудь личная неприязнь к Мансуру?

– Нет, – отвечаю, – личной неприязни нет.

– Тогда в чем дело, почему Вы не хотите смягчить показания? Заведомо лживые показания.

– Очень хорошо, потом вы будете меня защищать.

– Ну, не надо так. Хорошо, Вы всегда говорите, их было трое.

– Да, подтверждаю, я видел троих, водителя я не видел.

– У Вас есть какие-нибудь претензии к человеку, сидящему постоянно за рулем?

– Я Вам уже говорил, что его не видел, он мне не угрожал. Но, думаю, он знал, что делают его друзья, значит, он входит в состав организованной преступной группировки.

– Вы изучали юриспруденцию? – спросил меня адвокат.

– Увы, – ответил я.

– Вы понимаете, у меня сложилось мнение о сговоре.

– Меня с ним? – я кивнул в сторону начальника, сидевшего в своем кресле.

– Да, – ответил адвокат.

– Тогда сажайте его тоже. А мне все равно, мне надо быстрее получить своё КамАЗ, вернуть все, что я потерял – и домой. Так и передайте, кому это будет интересно.

– Вы мне больше не нужны.

Я повернулся к майору, тот махнул рукой, мол, иди, и я понял куда. Время идти на обед.

Я пришел и скомандовал:

– Пошли обедать.

Уже в кафе Марат спросил, как наши дела.

– В общем, хорошо, но они что-то хитрят. Хотят поменять показания, чтобы кинуть нас. Спроси у бармена по стакану вина, я думаю, Ашот с Николаем не хотят. Они свое уже выпили.

Марат встал со стула, пошел к барной стойке, поговорив с барменом, вернулся и сказал, что тот хочет поговорить со мной. Пришлось идти. Подойдя к стойке, я сразу обратился к бармену:

– Ты только хорошего вина дай. Мы за него заплатим.

– Оставь себе свои деньги.

– Не понял. Что случилось?

– Зайди в подсобку.

Пришлось пройти за стойку. К моему удивлению, там находился майор, начальник криминальной полиции.

– Что случилось? – спросил я.

– Тебя завтра вызовут в министерство, не бойся. Это дело находится под контролем министра. Тебе могут предложить денег, чтобы поменять показания, не соглашайся, они с зам. министра родственники. Будь осторожен, чтобы не попасться на обмане. В моем кабинете молчи, там слухач установлен.

– По Вашему разговору я так и понял, – ответил я.

– Молодец, держись.

Я вернулся к столу, там стояла бутылка вина.

– Наливай, всем наливай.

Николай стал сразу разливать вино по фужерам.

– Ну, – спросил Марат.

– Нормально. Давайте есть.

Шашлык из баранины лежал в общей тарелке, мы взяли по насколько кусков и приступили к самому любимому мероприятию. По-моему, приятнее нет ничего, чем вкусно есть. Сидели мы долго, ели, не торопясь. Вдруг, вроде между прочим, зашел водитель генерала:

– Да, неплохо живут гости Владикавказа.

Сразу смекнув, в чем дело, я заметил:

– В гостях – это когда тебя угощают. А питаться за свой счет – это самообслуживание.

– Присаживайся, – пригласил Марат, – посиди с нами.

– Нет, спасибо, дела, надо бежать, начальство ждет. Забежал за сигаретами.

Он взял пачку сигарет и вышел за дверь.

– Ладно, пора и нам честь знать, – сказал я и стал собираться, уже на выходе бармен поднял руку со сжатым кулаком.

Мы вышли из кафе, нас встретили двое постовых, как и полагается, они сначала потребовали наши документы, которых у меня и Ашота не было. Потом спросили, почему мы в нетрезвом виде находимся здесь, нарушаем общественный прядок. Было понятно, в чем тут дело, все наши объяснения были напрасны. Тогда я спросил, кто из них старший, один из блюстителей порядка ответил, что это он. Подвинувшись ближе, я сказал:

– Я прошу прощения, мы действительно не хотели, простите нас, мы пойдем к себе, тем более что живем мы в отделении РОВД за углом.

– Как так, теперь все будут хулиганить, а потом говорить: простите, так дела не делаются.

– Какие тут могут быть дела? – сказал я.

Марат заметил:

– Они денег просят, давай дадим.

– Нельзя, это статья.

– Вечно тебе всякая ерунда мерещится, – ответил Марат.

– Вообще-то вот вас мы отпустим, а вот вас – нет. У вас нет документов. Проедем в горотдел, там разберутся.

– Тогда зачем в горотдел, эта территория относится к этому РОВД. Ведите нас туда.

Трудно сказать, чем бы закончилась это проверка, но мимо нас проезжал УАЗик нашего РОВД. Увидев нас, они остановились, подошли.

– Что такое, вы зачем задержали этих ребят, они у нас проходят по делу? Оставьте их в покое.

В УАЗике был офицер, он подозвал к себе старшего, потом скомандовал:

– Тогда ведите их в наше отделение. Или вы порядка не знаете?

– Да знают они все, – сказал я, – им приказали забрать нас, все равно за что.

Те переглянулись:

– Почему вы так думаете?

– Да потому, что вы, оказывается, из другого отделения, я уже не говорю о том, как вы тут оказались.

– Хватит болтать, проведите их к нам. Там будем разбираться.

В РОВД нас приняли, разбираться, конечно же, было не с чем. Потом, позже, я узнал, это бармен позвонил майору, тот распорядился, и машина выехала спасать наши души.

Утром приехал нам знакомый водитель. Сказав, что он приехал за мной, предложил сесть к нему в машину. Я уже знал, куда меня везут, поэтому, не говоря ни слова, сел в автомобиль, и мы помчались по городу, включив люстру на машине.

– Ты даже не спросил, куда едем, наверное, тебе сказали? – спросил, улыбаясь, водитель.

– Надо заметить, ты такой догадливый и предусмотрительный, учиться у тебя можно, прям таки аналитик за рулем. Вот только чего ты вчера нарисовался в кафе, если ваши псы ждали нас? – отреагировал на его вопрос я.

– Тебе кто дал право служащих милиционеров псами называть?

– А ты сам подумай, кому в голову придет мысль посылать на такое задание умного? Я думаю, нам с тобой не следует заниматься словоблудием.

Он здорово обиделся и стал провоцировать на скандал.

– Ты совсем обнаглел, ты вообще кто такой? Шваль, отброс, подумаешь, водитель КамАЗа, ты, наверное, считаешь себя выше нас.

Какой у него был акцент, не описать.

– Дело в том… – попытался я объясниться.

– Заткнись, не доводи, – и выругался на осетинском – я уже говорил, что этот язык мне не знаком.

– Дело в том, что твой родной язык осетинский, а мой русский. Поэтому мне легче излагать свои мысли вслух, чем тебе. Ты вон, даже пытаясь унизить меня, обошелся двумя словами, остальное на осетинском.

Он замолчал и уже слушал меня, понимая, что не прав.

– Вот простой пример. Самое длинное матерное выражение, которое ты можешь сказать на русском языке, – это будет четыре или пять, в крайнем случае, семь слов, где-то так. Правильно, что молчишь.

– Ну и что?

– А я произнесу тебе матерное выражение в тридцать слов.

От удивления он посмотрел в зеркало:

– Да ладно, врешь.

– Нет, не вру, но если честно, то больше, по-моему, тридцать шесть слов.

– Откуда? Ты сам придумал?

– Нет, в книге вычитал, – ответил я. – Если память не изменяет, это в книге Симонова «Морской характер». Я как раз это имел в виду, что тебе со мной тяжело тягаться. Зато на осетинском ты победишь. Так кто пора извиняться, покажи свою интеллигентность.

– Ладно тебе, не обижайся, – вместо извините, ответил он.

Мы подъехали к зданию МВД. На входе дежурный спросил у меня документы, но документов у меня не было, он позвонил куда-то, ответил «Есть!», положив трубку телефона. Обращаясь к нам, сказал:

– Вам на второй этаж, кабинет двести четырнадцать.

Мы поднялись наверх, в приемной сидел капитан.

– Григорян? – спросил он.

– Да, – ответил я.

– Вы проходите, а ты, – он обратился к моему сопровождающему, – останься здесь.

Я, ковыляя, прошел в кабинет. Там оказалось два генерала.

– Проходите, – сказал мой знакомый офицер, – присаживайся.

– Долго еще хромать будешь? – с иронией спросил второй.

Не обращая внимания на его иронию, я ответил:

– Думаю, еще долго придется хромать.

Мой знакомый что-то сказал на осетинском, и оба стали разглядывать меня.

– Вам чай или кофе? – спросил меня знакомый мне генерал. Потом, обратившись к своему коллеге, сказал: – Разрешите Вас познакомить, товарищ зам. министра. Тот деловито покивал головой:-Давно хочу познакомиться с человеком, который приехал к нам в гости, а вот местных законов и уважаемых людей нашей республики уважать не хочет. Итак, перед нами Григорян Левон, уроженец города Баку. Про службу сказать ничего не могу, закрытая информация, но скажу, служил долго.

– Сколько? – спросил тот, посмотрев на меня.

– Шестнадцать, – коротко ответил я.

Он, наверное, ожидал какую-то длинную речь, поэтому еще некоторое время чего-то ждал.

– А где служили?

– Во флоте, – ответил я.

– Итак, скажите мне, – начал разговор зам. министра, – разве можно приходить в дом к людям и не уважать обычаев этого народа? Или Вам не нравятся осетины, может, у армян какая-то ненависть к нашему народу?

Он еще долго говорил о гостеприимстве народов Кавказа, об отношении осетин к армянам. Судя по интонации, я понимал, что это выступление нужно для разогрева обстановки или чтобы напугать меня. Потому как генеральские погоны не помогли. Непонятно было другое: им было достаточно нажать кнопку, и меня уже никогда не нашли бы.

Я так ушел в свои мысли, что не заметил, что оратор закончил.

– Ну что молчишь, скажи хоть что-нибудь.

Они переглянулись и, он, довольный своим выступлением, сел за стол. Я хотел начать говорить, но сухость в горле не дала мне сказать ни слова.

– Можно воды, – обратился я к хозяину кабинета.

– Да, пожалуйста, – довольный собой, ответил он, показав на бутылку минералки.

Привстав, я взял бутылку и стакан. Отлив полстакана, выпил содержимое, налил еще полстакана и поставил рядом на столе.

– Вы извините меня, насколько я знаю на сегодняшний день, мои земляки воюют с моей Родиной, Азербайджаном. Это к осетинам никакого отношения не имеет, а что касается моего неуважения к этому миролюбивому народу, так вы не поверите. Как только я приехал, мне ко лбу приставили пистолет, загрузили в багажник и там, в горах чуть не застрелили. Поверьте мне на слово, я даже не успел сказать, как я люблю этот народ. Мне даже рот не дали открыть, я бы с таким удовольствием доказывал мою любовь к вам – ужас.

Друзья долго молчали, повернувшись к друг другу. Если это так, тогда почему не застрелили?

– Долго служил во флоте CCCR – гордо ответил я.

– Ну да, – заметил он, – закрытая информация. Хорошо, как дальше, что будем делать?

Надо сказать, мне было не по себе, какое-то неприятное чувство не покидало меня.

– Я думаю, нам пора домой, что-то мы засиделись в гостях, пора и честь знать.

– И когда Вы собираетесь уезжать? – спросил хозяин кабинета.

– Я думаю, как только вернут все, что у нас отобрали, так мы сразу и уедем.

– Да ты знаешь, – тут сорвался отец Мансура, – мне и пальцем шевелить не надо, чтобы ты потерялся. Успокойся, не надо психовать.

– А чего надо? – спросил зам. министра.

– Он хочет, чтобы я выплатил им всем зарплату за все время.

– Это больше пяти миллионов?

– Да нет, конечно.

– Тогда чего мы здесь собрались, устроили кукольный спектакль? Заплати и забирай своего пацана домой. Ты же знаешь, что сказал министр. Все, заканчивай с этим. Завтра же рассчитайся с ними, и пусть убираются. Все, Вас я больше не задерживаю. Позвони, пусть того тоже отпустят. Да, кстати, хотел лично спросить, как можно при таком морозе в горах выжить, – обратился ко мне генерал.

Я улыбнулся:

– Боялся умирать.

– Ладно, вас отвезут. Думаю, не стоит говорить: все, что здесь было, осталось здесь.

Он вопросительно посмотрел на меня.

– Меня здесь не было, – сказал я.

– Верю.

Я поднялся и направился к выходу. Когда я подошел к двери, генерал произнес, не обращаясь ко мне:

– Боялся умереть, поэтому пришлось жить. Молодец.

Выйдя за дверь, я глубоко вздохнул. Водитель заглянул в кабинет, оттуда раздалась команда:

– Отвези его на то место, где взял.

Всю дорогу мы молчали. Я думал об Ашоте. Подъезжая к РОВД, водитель вдруг спросил:

– Ну как там генералы, что говорят?

– Говорят, чтобы я помалкивал.

Тот молча посмотрел в зеркало. Наконец мы приехали. Машина остановилась. Выйдя из нее, я тут же спросил:

– Ашот вернулся?

Увы, его пока не было. Марат сильно нервничал, я пытался его успокоить, он слушать не хотел.

Когда приехал Ашот, на нем лица не было.

– Тебя били? – спросил Марат.

– Не знаю, вроде бы нет.

Ужас в его глазах пугал нас всех. Подойдя ко мне, Ашот, не моргая, смотрел мне в лицо, у него шли слезы. Я смотрел на испуганное лицо Ашота и вдруг подумал, а если война, так это первый предатель, хотя кому нужен такой предатель. «Жаль Ашота», – стоя напротив, думал я. Вдруг он сказал:

– Отпусти меня, я домой хочу.

– Собирайся, – ответил я.

– Куда домой? А вы?

– На нас плевать.

– Как плевать, один я не поеду, давайте все вместе.

– Нет, дорогой, Марату машину вернуть надо, иначе Арутюнян заставит платить за него.

– Отработаем, – сказал Ашот.

– Ты, что ли, отработаешь?

Тут подошел Марат:

– Успокойся, они же не понимают, что да как. Делай, как считаешь нужным.

– Ну раз так, что тебе там говорили?

Ашот молчал.

– Что за манера молчать, скажи хоть что-нибудь.

Марат всегда был спокойным, тут он тоже не выдержал.

– Ты чего молчишь?

Ашот поднял голову:

– Я все подписал.

– Молодец, родил, наконец, плевать, ты скажи, как тебя отпустили?

Ашот от удивления поднял глаза:

– Как это молодец? – удивленно спросил он.

Тут вмешался Николай:

– Действительно, как это молодец?

– Коль, ты хоть погоди, – наехал я на Николая. – Ашот, расскажи, как тебя отпустили?

Он опять поднял глаза.

– Как? Взяли да отпустили, – огрызнулся Ашот.

– Ты что, тупой, ишак умнее, тебя отпустили после звонка или тебя отпустили после того, как ты закончил подписывать все бумаги? Понимаешь, мне надо понять, почему тебя отпустили, причина, по которой они это сделали.

По глазам Ашота было понятно, что ему ни черта не понятно. Опять вмешался Марат.

– Расскажи все с начала до того момента, как тебя отпустили.

Ашот стал излагать все по порядку. Дойдя до того места, где ему предложили подписать какие-то бумаги, он опять замолчал.

– Ну что такое, мне что, клещами каждое слово из тебя вытаскивать?! – заорал я на него.

– Погоди, – Марат обнял брата за плечи, – дальше что было?

– Я подписал все, что они предложили.

– Хорошо, молодец, а дальше что было?

– Ничего. Позвонил телефон, они что-то долго говорили. И все.

– Что все? – спросил я.

– Сказали, иди.

– Куда? – поинтересовался я.

– Они сказали… – ответил Ашот.

Мы все громко рассмеялись.

– Тогда почему ты пришел сюда? – спросил я, и все опять рассмеялись.

– Пойдем, помозгуем, – предложил я Марату. – Отойдем в сторону.

Он спросил меня, почему я выдаю информацию только ему.

– Меньше знаешь – крепче спишь. Тебе мало моих нервов, надо всех будоражить. Короче, все дело в том, что нас хотели купить, потом попробовали напугать, заставить. У них есть одна проблема: министр держит этот вопрос под контролем и разрешил закрыть его только на полюбовных условиях. Короче, если бы начальник криминальной полиции вовремя не доложил наверх и не открыл уголовное дело за №…, то от нас не осталось бы и следа.

– Слава богу, надо майору магарыч поставить, – заметил Марат.

– Не надо, он тоже имеет свой интерес. За раскрытие громкого дела он перейдет в главк, тут у каждого свой интерес, – подвел я итог. – Я так понял, это бы им обошлось в пять миллионов. Короче, уехать мы не можем, а оставаться опасно. Я точно знаю, что наше пребывание здесь от нас не зависит.

– Что теперь нам делать? – испуганно поинтересовался мой друг.

– Не знаю, – ответил я.

– А ты должен.

– Кому? – удивился я.

– Как кому? Ты должен знать, что делать.

– Молодец, хорошо вы устроились, – возмутился я, классно, просто…

Я громко выругался. Пацаны обернулись, Марат посмотрел в их сторону:

– Тише ты, чего орать. Понимаешь, – начал он, поменяв тон, – когда ребята меня спрашивают, что делать, я им отвечаю: надо, чтобы мы все точно делали так, как он говорит. А там хуже не будет.

Я опять возмутился:

– А сами подумать не пробовали?

Марат опять начал доказывать свою правоту:

– Думать и решать должен один, остальные должны точно исполнять. И на этом давай закончим.

– А если что-то…

Не дав мне договорить, он сказал:

– Тогда и спрашивать будет некому.

Помолчав, он добавил:

– Может, Николай или Ашот должны думать? Перестань, и вообще, хватит. Вот что делать с Ашотом? Он же подписал какие-то бумаги, – уставившись на меня, спросил он.

– Ерунда, когда на него давили, в это время я с генералами пил Боржоми.

Тогда я коротко рассказал ему все, что было в кабинете.

– Теперь понимаешь, почему его отпустили, так что этих документов нет. Надо полагать, ужин мы проболтали?

– Какой там ужин, нам бы дожить до завтра, – ответил Марат.

– Если честно, я голоден.

Не сходя с места, он распорядился приготовить что-нибудь поесть. Ребята быстро взялись за дело. Чайник уже кипел, когда возле нас остановился Жигулек. Из него вышел наш знакомый бармен.

– Это вам, – показывая на коробку, сказал он. Отдав ее Кольке, он пожелал приятного аппетита и уехал.

– Это тоже должность в главке? – показывая на коробку, спросил Марат.

– Думаю, да, – подытожил я.

В коробке были осетинские пироги. Их аромат расходился по всей округе. Как черт из табакерки появился какой-то сержант.

– Кто это был? – спросил он. Все повернулись в мою сторону.

– А мне откуда знать, кто это, – ответил я, не задумываясь.

Сержант уже был рядом.

– Тогда чего он хотел? – спросил он.

Все опять повернулись в мою сторону.

– Прикурить, – ответил я, потом, повернувшись к нему спросил:

– Документы проверять будете?

– Нет, – ответил он.

– Ну тогда до свидания.

– А это компромат на майора.

Марат помолчал немного и громко сказал:

– Надо было мне тоже не говорить.

– Почему? – поинтересовался я.

– Боюсь, – ответил он и отошел в сторону.

Подойдя к нему, я поинтересовался:

– Ты чего это клюв повесил?

Тут, конечно, греха на душу не возьму – надо описать этот клюв. Думаю, все знают, что у армян большие носы, это понятно, но не настолько же. Это был такой красавец, любой армянин позавидует, но они как-то привыкли друг к другу, и Марат мне говорил: «Он мне не мешает, и ты к нему не лезь». Но не касаться его носа я не могу. Зависть, наверное.

– Перестань, все пройдет, и будет все так, как надо.

Утром надо идти в скорую, что-то ноги разболелись, наверное, загноились. Ночь прошла без происшествий. Я проснулся в начале восьмого, ребята были уже при деле. Они пили чай и о чем-то спорили.

– Нашли себе занятие? – спросил я, подходя к ним.

В руках у меня были мыло и зубная щетка. В умывальнике была вода, я умылся. Почистил зубы, потом обратился к своим друзьям.

– Что обсуждаем, кого съесть надо?

– Да вот посмотри на них, – Марат показал на Ашота и Николая.

– Что случилось такого, о чем я не знаю? – поинтересовался я.