Текст книги "Скольжение по спирали. Или поклонники Мии Римик"

Окружение м. Римик

Суббота. Вечер. Отель

– Ну куда ты, постой!

Мужчина рывком встает с широкой кровати и подходит к окну. Он раздвигает тяжелые шторы, и, распахнув дверь, выходит на балкон. Где-то внизу в синей дымке спит город.

– Что-то не так?

Мужчина молчит, и скрещивает руки на груди. Госпожа Римик разочаровано откидывается на подушку и тянется к столику за тоненькой сигаретой.

– Отойди от окна хотя бы. Простудишься.

– Не простужусь…

Наконец мужчина отвечает. Луна висит, как сочный плод, особенно близко, кажется можно протянуть руку и сорвать с неба. Мужчина думает об этом, смотрит на нее.

– Тебя, между прочим, видно аж за площадью Близнецов!

– Je m’en torche!

Госпожа Римик улыбается, и встает с кровати. Босиком ступает по холодному паркету, шлепает несколько мгновений и застывает рядом.

– Ну, тогда я тоже хочу. Подвинься.

Они стоят вместе, в дверном проеме, абсолютно голые. Курят по очереди тонкую сигарету госпожи Римик и молчат каждый о своем. Мужчина смотрит на луну в небе, женщина на город, что внизу.

– Тебе что, нравится луна?

– Не особо…

– А я? Я нравлюсь?

– Годится.

Он снова замолкает. Она, дразнясь, пускает на него клубы дыма прямо в лицо. В синем отблеске его профиль похож на Мопассана, только без усов. И то счастье: усы без бороды – маяк дьявола для кораблей в шторма.

– Почему ты со мной почти не говоришь? Позвал и молчишь?

– Тебе что, стихи прочитать? Я не умею, сама знаешь.

– А что умеешь?

Она устало закрывает глаза, и гасит сигарету о балконные перила. Темно-рыжая, почти черная прядь волос ниспадает на глаза. Через время он, перевесившись, сплевывает вниз.

– Сможешь в ту же самую точку попасть? Cap ou pas cap?

Он плюет снова. Затем еще, и еще пока слюны совсем не остается.

– Теперь ты.

– Нет, не буду. Это отвратительно.

– Попробуй в луну тогда? В нее легко попасть. Смотри, какая огромная.

Он отхаркивается, основательно, с разгоном. Закидывает тело назад, старательно прицеливаясь и собирая слюну со всей носоглотки так, что во рту ощущается солоноватый привкус.

– Перестань, это мерзко.

Он плюет очень далеко. С выдохом плевок устремляется вверх и пропадает на фоне яркой лунной лампы. Она демонстративно хлопает в ладоши.

– Какой молодец!

– Запомнила где? Теперь, смотри, в ту же точку.

Он изрыгает из себя противную секрецию и направляет ее в ночное светило. Обессиленный, он довольно наблюдает.

– Ну как?

– Здорово… Только, как ты ни меть в луну, а все равно останешься лишь мокрым местом на асфальте.

– Пф, ну вот еще!

– Вот увидишь!

– Ты не веришь мне?

– Верю, любимый, верю.

Она повторяет «верю», и опускает взгляд вниз. Возникает пауза на несколько мгновений. Вдруг, он взбирается на перила и ловко балансирует над пропастью, держась рукой за козырек.

– Ты что, спятил? Слезай немедленно!

– Хочешь, для тебя луну сниму?

– Слезай, это не смешно!

– Нет, это очень весело, Мия! Я могу достать до неба рукой, а весь город будет разглядывать mon popaul.

– Это действительно увлекательно. Прошу слезай, ты сорвешься.

Она стоит чуть позади, боясь приблизиться. Мужчина куражится.

– Ты не веришь мне, Мия. Я могу еще дальше, еще больше. Смотри, я всемогущий!

– Ты отморозишь себе всемогущество, умоляю слезай!

– Нет, Мия, ты не понимаешь. Это – переполняемое чувство своего превосходства. Я чувствую себя Богом.

– Эмпедокл тоже себя Богом чувствовал, и как он закончил⁶? Слезай, прошу тебя. Ветер подымается.

– Нет, это я тебя прошу. Выходи за меня, Мия.

– Что?

Женщина первое время не находит слов, и молча хлопает глазами. Мужчина наверху демонстративно начинает расхаживать по карнизу, расставив руки, как канатоходец.

– Будь моей женой, Мия!

– Ты там себе мозги отморозил? Точно спятил…

– С тобой – это как по краю пропасти. Ты удивительная женщина, Мия. Выходи за меня, не пожалеешь. А что, часто тебе мужчины предложение делают, рискуя своей жизнью на краю?

– Нет, ты один такой псих. Слезь, пожалуйста, мне страшно!

– Не слезу, пока ты не скажешь «да».

– Ну какой ты кретин! О, Господи, да конечно! Да! Да! Да! Да! Да!

Теперь он спрыгивает вниз, весь дрожа от холода и воодушевления. Она целует его, а он выкрикивает в тишину города возгласы счастья и эйфории.

– Я чувствовал себя богом, Мия. Только рядом с тобой, только когда ты рядом, я всемогущ! Un omnipotent! А ты – моя богиня. Мы с тобой Боги.

– Если и так, то ты – бог безумия. (Целует его) Смотри, как луна близко. А ты в нее плевал…

– Ладно, прости.

– Подари мне ее.

– Луну?

– Да… Раз любишь меня.

– Да раз плюнуть.

Луна слышит это и обиженно прячется за облако, чтобы не видеть, как обнаженный мужчина вновь вскарабкивается наверх, по карнизу.

Е17. 1994. Мотель близ Невиль-ан-Феррен

– Чертов урод, попробуй только сунься еще!

– Хватит, Мия, садись уже… В машину!

– Погоди, я вот только сейчас проломлю ему башку! Ну же, пусти меня! Симо-о-о-н!

– Перестань, прошу тебя, ты перебрала. Садись! Поедем назад.

– Он козел! Симон – ты сволочь, знай это! Кретин!

– Вот так. Полегчало? А я тебе это еще раньше говорила, ты же меня не слушала…

– Давай ему его гребанную тарантайку разобьем!

– Стой, причем тут его машина? Она же тебе нравилась!

– Вот именно поэтому!

– Стой, Мия, вернись. Куда ты? Все, садись, говорят! Я поведу.

– Почему ты? Ты тоже пьяна. Нас обеих посадят. Дай, я въеду перееду его жирные ляжки!

– Как ты могла так напиться? Я же, в отличие от тебя, меру знаю. Главное из города выехать, а там на дороге сейчас никого. Только олени…

– Олени, как этот урод! Скотина-а-а! Ненавижу-у-у!

– Вот-вот, покричи, тебе полегчает.

– Мне полегчает, когда я поцарапаю ему капот, как и его наглую рожу! Урод! Кретин! А-а! Смотри, все ногти сломала!

– Ты все правильно сделала. Молодец. А теперь поспи. Успокойся.

– Но мы же сюда вернемся?

– Не уверена, что это хорошая идея, после того, как ты плеснула ему в лицо коньяк, и плюнула на капот.

– Он лез ко мне под платье, Лора!

– Ты красивая девушка, и ты ему нравишься. Как и он тебе.

– Больше нет! Все парни – дерьмо. Быть парнем дерьмово.

– Быть парнем отстойно! Так их.

– Все они ублюдки. Ужас…

– Мужчин нужно держать в ежовых рукавицах.

– Особенно их причандалы. Ха-ха-ха!!! Дай-ка, я… Кре-е-ти-и-ин!

– Мия, это очень остроумно. Молодец. А теперь закрой окно, во-первых, дует и дождь в салоне уже, а во-вторых, Сим тебя все равно не услышит – мы далеко отъехали. Вернись, говорю, в салон, мы возвращаемся домой. Но это в последний раз, больше я за тобой не поеду. Имей в виду, пожалуйста.

– Да ты что! Никогда больше! Да лучше я сдохну, чем с ним! Да, я выцарапаю ему глаза, если он только еще раз попробует приблизиться! Запомни, что я говорю! Я больше никогда с ним не поеду!

– Ты сама виновата. Нечего было к нему на шею лезть! Что хотела, то и получила.

– Это я лезла? Нет, серьезно? Я лезла на шею? Ну, ты вообще… Вообще!… Ты…

– Я не права? Ты же сама с ним поехала!

– Я же не знала, что он такой козел!

– Посмотрим, как ты запоешь, когда он зайдет за тобой в следующий четверг.

– Вот и посмотрим!

– Ты что обиделась?

– Нет, конечно! Ты же всего лишь предала меня и, наверное, хотела, чтобы он меня изнасиловал! Ты же должна быть на моей стороне, так? Ты моя лучшая подруга, Ло!

– Поэтому я тебе по-дружески и говорю, ты сама виновата. Ты же флиртовала с ним, разве нет?

– Так! Все! Я больше не хочу с тобой говорить. Включай лучше радио.

– Ну. разумеется…

– Что тут у нас?… О, черт, одно дерьмо!… Нет, не это… Так, стоп! О, вот это! Круто! Сейчас все пройдет, и этот кретин забудется! Давай петь со мной! Я открою окно!

– Господи, какой ужас! Что это? Переключи.

– Это Дэниэл Джонстон – настоящий псих. Песня «Сумасшедший кошмар». Его новый альбом такой отпад!⁷

– По-моему, это отвратительно. Не хочу психа.

– А мне нравится! Включай на полную! Я буду пе-е-е-е-ть! «У-а-а-а, какой ты кретин, пошел, ты урод, у-а-а-о!»

– Господи, Мия, хватит! Мои уши! Перестань!

– Нет, я буду петь! Петь и танцевать! «Ууа-а-уа-уа».

– Мия, убери руки. Ты пьяна. Я ничего не вижу…

– «…не грусти, помни будущего еще нет…»

– Мия, перестань, прошу, ты мне мешаешь.

– Я хочу петь! «все-е-е, что ты скажешь, однажды станет явью-ю-ю».

– Нет, стой, осторожно, стой!

– «Кошма-а-ар»…

– Мия!!!

– Ло!!!!!

Записки Айека Ноела

Запись 8

Ох, Дьявол, он…

Красный, огромен он, тяжек.

Тяжко как – груз неподъемен,

Как камень на шее, увесист,

Как память из прошлого, мрачен.

И мы с ним также неразделимы:

И следы за нами по полу,

Змеею кривой извиваются,

Витками спиральными множатся,

Как следы из мокрого прошлого.

Так же две полосы, так же линии:

Рядом идут,

параллельные.

И все так же сил моих не на то,

Чтобы нас спасти, и всех вызволить,

Также рвутся мои сухожилия,

И лишь руки слабеют и падают…

«Зачем тогда ты это сделал?»

Зачем тогда я это сделал?

Затем, что не сделал тогда.

Затем, что теперь я бесстрашен.

Я один на один, между Дьяволов

Один из них, черный, высокий

На ястреба схож, корсиканского⁸

А другой на вола, страшно-рогатого ⁹

Упитанного, грязного, сытого.

Один топчет траву,

и копытом бьет,

фыркает,

А другой, застыв, готов кинуться,

И глаза повыклевывать – выкогтить.

«Как позволил ты этому статься?»

Я до этого вечера ужинал страхами,

На столе возлежавших обеденном.

Я до вечера этого сновиденичал,

Заплетенный в паутину времени,

Где сплелись боль своей беззащитности,

Невозможности быть кому-то спасением,

Неизбежности,

предрешенности,

Память прошлого тянется змеями.

Обвивают колени мне, скользкие

Уползают сквозь пальцы, тревожные,

И меня крепко держат, и властвуют,

И дыхания нет, и спокойствия,

Только пить мне бокал сожаления,

И вкушать горечь невозвратимости…

Так я думал неделями вечными,

Но потом, мне она написала!

Вдруг однажды она написала,

Что вернулась моя Мия ко мне,

И что снова она любит, как прежде,

Так же любит, когда были мы вместе!

Так же любит, читаю, меня!

И тогда, я стал всемогущим,

Я почувствовал себя снова нужным,

И мудрым, и сильным, и ловким

Словно ветер, что тучи разгонит,

И лесом, что ветра остановит,

И морем, что леса разделяет,

И воздухом, что море волнует,

Я подую, и страха не будет.

Ветер катит волны забвенья,

Так воздухом ей стану нужным —

У моря памяти ведь не бывает.

«Поэтому, ты теперь рядом»

«…я рядом…»

Я – есть, и меня словно нету!

Я тень,

я ночь,

отраженье.

Ее в себе отраженье…

Я воздух, который невидим,

Я воздух, которым все дышат.

Я то, чем дышит она.

Я речи ее, выраженья.

Я счастье ее, я – спасенье.

Я умру, лишь бы она была…

«Ты сделаешь так, милый Айчи…»

Запись 7

Здесь третий!

Он рыщет, как волк по пустыне,

Он ищет, как вол травы в полынье.

Он точно, как скальный отломок,

Его неизвестность лишь манит,

А страхов не ведает он.

Но раз уж он здесь появился,

То значит, он Миин поклонник,

И кто он ей? Старый любовник?

Он старше и скучен, угрюмый,

Его глаза выцвели с горя,

Которое он топит в стаканах.

Паутина морщин на висках его,

Значит только, что он тоже страдал.

Но раз уж он здесь появился,

То, значит, готов снова страдать!

«Что задумал ты, храбрый лев мой?»

Победить его.

Выиграть схватку.

Пусть ценой его жизни – не страшно.

Одной смертью здесь станет больше.

Мы собрались под одной крышей,

Мы стоим все на пересечении.

Я стою, Мия, стоят эти двое.

Каждый шел своею дорогой,

Каждый следовал своим путем,

Только кто-то шел вниз, по орбите,

А кто-то, как я, подымался.

И сошлись точно в центре, в распутье.

Не пройти, не задевши друг друга.

Мне придется…

Не вижу в этом плохого.

Мне некогда сомневаться,

Мне некогда думать над этим.

Я вижу ее близко – два шага.

Я просто делаю так, как…

Я делаю, как мне велела…

Как Мия просила меня.

«О чем вы с ней говорили?»

«Сколько сможешь страдать от любви ты?

Сколько сможешь отдать для любви ты?»

Сколько можем мы отдать за любовь мы?

Продаем ли тела, или сердце?

Или больше – свободу и время?

Время жизни, воплощения, кармы?

Умножаемся, разделяясь попарно.

На алтарь приносим стремленья,

Желания, цель, убежденья,

Идеи, и планы, и мысли,

Религию, принципы, силы,

Здоровье, личное счастье,

Себя нахождение в мире,

Отсекая все, в чьей мы власти?

Во власти своих ощущений,

Приятных, любовных мгновений,

Влекомы так химией света,

Что видим в любимых глазах.

О нет! Любовь – это мука!

Это себя преодоление.

Это подъем, восхождение

По гладкой дороге, и скользкой,

По серпантину горному, склонам,

По извилистым чащам и дебрям,

Где хвоя впивается в ребра,

И не видно куда наступаешь.

И за кругом круг совершаешь,

Цикл приближения к любви.

«Что любовь есть без жертвы и боли?»

Но может ли, что любви для

Один ставит на кон себя,

На чашу весов кладет душу —

Пропащую душу свою,

Или, что лучше и краше,

Приносит горячую душу,

Трепещущую,

яркую душу,

Душу, что ищет и алчет,

И радуется, и любит, и плачет.

И отдается стремленью,

Высокого чистого чувства,

Глубинного, вечного чувства

Отдать, подарить, раствориться.

Другому, в другом, для другого

Во имя великой любви?

Это не когда «за», а «напротив»

Не «ради», но «вопреки»,

Не «для», а «несмотря на»,

Это не когда тебя лепят из глины,

И форму тебе придают,

Ласковой ручкой любимой.

Это из камня сплошного,

И каждое твое движение

Для тебя неземное страдание,

И трется твой камень о камень,

И стирается каждый твой угол,

И сыпется тонкий песочек,

Со стертых углов твоих камней.

И мягкость форм обретая,

Ты свою форму находишь,

И через боль ты узнаешь,

Что означает любовь.

Какой тебя делает чувство,

Когда ты себя отрезаешь,

Все лишнее с себя отрезаешь,

Ради к другому любви.

«Любовь силой не завоюешь ведь…»

Ее похищают и связывают,

Заслуживают верностью, временем,

И колыхают пожарами,

Выжигая память о лицах из прошлого,

Ее остужают ветрами пустынными,

Аромат навевая неведомый.

Ее впитывают своей подкожею,

Словно краску свинцовую, черную,

И отметина, след ожоговый,

Как и руки мои ошершавили.

Я заплатил одиночеством,

За любовь мою к матери,

дальше же,

Я отдал свой сон им покойный

И травил организм свой виденьями,

Потерявший враз сновидения.

На краю стоя сумасхождения,

Я свинец впитал с изображением