Текст книги "Ржев 42-го и моя мама 128464"

Ржев 42-го и моя мама 128464
Л. Тыркова

К 100-ЛЕТИЮ МАМЫ И 75-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ…

Автор обложки Л. Тыркова

Редактор Д. Шейнтова

Ждем ваших отзывов [email protected]

© Л. Тыркова, 2023

ISBN 978-5-4498-4221-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

До войны

Маме было десять лет, когда она едва не стала дочерью «врага народа». Её отец, Павел Афанасьевич Тырков, активный участник нашумевшей в 1905 году декабрьской стачки на Ярославской большой мануфактуре (ЯБМ), в простонародье – фабрике Корзинкиных, в годы сталинских чисток был по доносу обвинён в шпионаже.

«Пришли люди в кожанках, устроили обыск, но предупрежденный отец успел сжечь документы. И вообще много что было сожжено, в том числе и письма Емельяна Ярославского. Боялись ссылки», – вспоминала старшая дочь. Но посадить отца не успели. Утром 20 декабря 1930 года, когда за ним приехал «воронок», сорокадевятилетний Павел Афанасьевич был уже мертв – сердце не выдержало. Так он «спас» себя и семью от лагерей.

А для мамы её отец навсегда остался в памяти пламенным революционером, другом Е Ярославского. И в анкетах о социальном происхождении комсомолка Надя Тыркова гордо писала – из рабочих.

В километре от ткацкой корзинкинской фабрики на краю деревни Починки стоял одноэтажный деревянный домик, где с 1903 года Тырковы снимали в мезонине комнатку. Там у них родилось десять детей (четверо умерли в разное время). Жили в страшной нужде. Революция ничего не изменила в их нищенской жизни. Лишь в 1928 году семья из семи человек получила от комбината комнату в двухкомнатной коммунальной квартире в фабричных корпусах, или, как их еще называли – казармах.

На Ярославской большой мануфактуре, переименованной в советское время в комбинат технических тканей «Красный Перекоп», всю свою недолгую жизнь проработал отец Нади, там стала инвалидом мать, а теперь работали старшие брат и сестра. На очереди были остальные дети. Это красное, зловещее шумное здание словно поглощало их семью, и мама зареклась, что на «Перекопе» не будет работать никогда. Она много читала, прекрасно закончила 8 классов и мечтала учиться дальше. Но какая учеба, если в семье подрастали еще три младшие сестрёнки, а на всех – одни валенки. И в 16 лет маме пришлось-таки пойти на эту треклятую фабрику.

В 1936 году в Ярославле произошло судьбоносное для города событие: отделившись, наконец-то, от Ивановской области, Ярославль стал самостоятельным областным центром11
  В 1918 году заштатный городок Иваново-Вознесенск вдруг становится городом губернским. Впрочем, не вдруг. С 1917 этот революционный город возглавил М. Фрунзе, а в 1920-м Ленин назвал Иваново-Вознесенск третьим пролетарским городом после Москвы и Питера (интересно, что в 1765 году императрица Екатерина II третьим городом государства называла Ярославль).
  В 1929 году, когда в СССР упраздняли губернии и объединяли их в области, произошло невероятное. Ярославскую губернию с 7 уездами и 8 городами, с почти тысячелетней богатейшей историей подмяла под себя «фрунзенская» Ивановская губерния с десятилетним стажем существования. Ярославль стал районным центром. Теперь за решением любого вопроса ярославцы ездили в Иваново.


[Закрыть], и в городе появилось собственное Ярославское управление связи. На стремительно развивающийся городской центральный телеграф срочно требовались работники, и мама, уже отработавшая два года телефонисткой на почте, в августе 1938 года пришла туда учеником телеграфиста.

Обстановка в зале неприятно поразила её, напомнила фабрику: тот же шум, гул, стрекот аппаратов. Но сама работа увлекала, и мама старательно учила на ключе точки-тире азбуки Морзе, а когда на телеграф поступили буквопечатающие на бумаге аппараты Боде, овладела и этой техникой. При этом она готовилась к экзаменам в техникум: желание учиться дальше не оставляло ее. И когда одна из младших сестер закончила школу и тоже стала работать, мама поехала на учебу.

Из ПРИКАЗА по Яртелеграфу от 26 августа 1939 г.

«Тыркова Надежда Павловна увольняется по собственному желанию в виду ухода учиться (справка Ивановского техникума связи)».

С 1-го сентября 1939 года мама стала студенткой радиоотделения. Могла ли она тогда предполагать, что выбор этой специализации определит ее судьбу. Учеба в Иваново – самое счастливое мамино время. Здесь она встретила свою первую любовь, однокурсника Юру, Юрика… Его убьют в первые месяцы войны.

1940 год

22 июня 1941 года застало маму в Иваново. Закончилась сессия. Как всегда она сдала прекрасно экзамены и собиралась на практику в Ярославль. А в тот день решили со студентами пойти на дневной спектакль в театр: Горьковская опера привезла «Ивана Сусанина». Из воспоминаний очевидцев тех событий:

«Спектакль закончился часа в четыре. Народ, не спеша, расходился. Почему-то посредине площади Революции стоял милиционер, и на боку его висела сумка явно с противогазом. Не сдержав любопытства, мы подошли и спросили его об этом. Он спокойно ответил: «Вы не слышали? Германия начала против нас войну».

Они с Юрой сразу побежали в военкомат. Там было полно народу, все рвались добровольцами на фронт. Но мобилизации подлежали лишь рожденные с 1905 по 1918 год, а мама родилась в 1920-м.

Со 2-го по 30 июля 1941 года студентка Надежда Тыркова проходила учебную практику на Ярославском телеграфе. Перед возвращением в Иваново сфотографировались на память с матерью и старшей сестрой. Это последний довоенный снимок мамы. У всех строгие и сосредоточенные лица.

Впереди фронт и четыре страшных года разлуки.

1941 год. Конец июля.

Связь и война

Историки считают, что одной из причин поражения Красной армии в первый период войны стало отсутствие радиосвязи. Невозможность быстро скоординировать действия отдельных частей и соединений приводило к путанице и неразберихе, и как следствие – неоправданно большим потерям личного состава и техники.

Вот что писал о первом дне войны маршал К. К. Рокоссовский:

«Дежурный доложил, что связь нарушена. Не отвечают ни Москва, ни Киев, ни Луцк. Связь все время рвется, положение на фронте неизвестно. С командованием округа связаться никак не могли. От него за весь день 22 июня – никаких распоряжений. Всю информацию пришлось добывать самим. Но далось это дорогой ценой: многие штабные офицеры погибли, выполняя задания».

А это из воспоминаний генерала И. И. Федюнинского:

«Радиостанций в штабах не хватало. Приказы и распоряжения доходили до исполнителей с опозданием или не доходили вовсе. Противник, пользуясь этим, просачивался в тыл наших подразделений, нападал на штабы частей».

Но если на земле еще можно было применить проводную телефонную сеть, то как быть с танками, самолетами, кораблями? Между ними не протянешь телефонный кабель и не пошлешь связных.

«В воздухе мы становились как бы глухонемыми. Нам был доступен лишь один способ „переговоров“ – покачивание крыльями. Насколько больше наши летчики одержали бы побед, имей они возможность в нужный момент послать в эфир слова, предупреждающие товарища об опасности, указывающие ему цели», – рассказывал маршал А. И. Покрышкин.

В танковых войсках дело обстояло не лучше. Большая часть бронемашин не имела никаких средств связи, кроме такой:

«Командир танковой роты перед началом боя вылезал из башенного люка и флажками сигналил: „Делай, как я“. В том случае, если атака не удалась и надо остановить танки, командир был вынужден снова вылезать из танка и на виду у противника и снайперов опять сигналить флажками», – из книги Ю. Мухина и С. Бацанова «Война и мы».

Да что говорить, если в начале октября 1941-го Жукову для выяснения обстановки пришлось самому по распутице ехать искать штаб Резервного фронта, которым командовал Буденный – не было связи.

Из ПРИКАЗА №0243 «Об улучшении работы связи в Красной армии» от 23 июля 1941 года..

«Опыт войны показал, что неудовлетворительное управление войсками в значительной мере является результатом плохой организации работы связи и, в первую очередь, результатом игнорирования радиосвязи, как наиболее надежной формы связи. У нас в нарушение всех правил по телефонам ведутся оперативные переговоры, в открытую называются части, соединения, их задачи и дислокации, фамилии и звания начальников. Тем самым в руки врага попадают совершенно секретные сведения.

Приказываю: в 5-дневный срок сформировать четыре школы радиоспециалистов.

Народный комиссар обороны СССР И. Сталин.

Начальник Генерального штаба КА генерал армии Г. Жуков».

И в июле 1941 года в системе военной разведки в Москве было сформировано первое подразделение по подготовке разведчиков-радистов – 55-я Отдельная запасная радиорота (ОЗР), численностью примерно 160 человек, которая дислоцировалась в Москве в Чернышевских казармах. Там готовили радистов для партизанских соединений, военной разведки и Наркомата внутренних дел для работы в тылу противника. В сентябре 1941 года, 55-ю радиороту преобразовали в 40-й Особый запасной радиобатальон (ОЗРБ) и перевели в Сормово. Так была создана знаменитая горьковская разведшкола.

55-я радиорота. РАЗВЕДШКОЛА

Итак, практика Ярославле закончилась и мама вернулась в Иваново. Ее уже ждала повестка в военкомат: армии нужны были радиоспециалисты. В военкомате ей предложили… стать разведчицей! Но именно – предложили.

В 55-ю отдельную запасную радиороту зачисляли только на добровольной основе. Однако сам подбор будущих радистов-разведчиков проходил жёстко. Учитывалось всё: социальный статус (никаких раскулаченных или репрессированных-!), физическое здоровье, успехи в учебе, положительные характеристики и т. п.

Отбирали поштучно, просеивали через сито спецпроверок. Предупреждали: «Можешь попасть в руки фашистов, и тогда – пытки, мучительная смерть». Решался не каждый. Мама дала согласие.

Из СПРАВКИ Ивановского электромеханического техникума:

«Тыркова Н. П. выбыла из техникума в августе месяце 1941 года с 3-го курса в ряды РКА».

В Центральном архиве Министерства обороны РФ в Подольске (ЦАМО РФ) мне удалось найти свидетельство о мамином зачислении.

Из ПРИКАЗА по 55-й Отдельной Запасной Радио-Роте от 27 августа 1941 г.:

«Прибывших военнообязанных с сего числа полагать прикомандированными к роте и зачислить на продовольственное питание». В списке под №2 – Тыркова Надежда Павловна.

Из сохранившихся документов по 55-й ОЗР видно, что режим жизни в роте был крайне напряженный: теория и практические занятия по 12—14 часов в сутки, порой – по ночам. Выходных как таковых для курсантов не существовало: в воскресенье – занятия до обеда.

Их обучали всему, что могло пригодиться в подпольной работе: стрельбе и вождению автомобиля, основам конспирации и составлению легенды.

Был еще один предмет – прыжки с парашютом, но его изучали только теоретически. Потом, на фронте, после первого прыжка мама потеряла сознание: оказалась, что неустойчивость ее вестибулярного аппарата вызвала спазмы сосудов головного мозга. Парашют ей был противопоказан, и впредь линию фронта ей приходилось пересекать пешком.

Но главным в разведшколе, конечно же, было радиодело. Часами отрабатывали приём на слух азбуки Морзе и передачу на ключе. Наращивали скорости. Приём 120 знаков в минуту считался отличным. Мама принимала по 140.

Изучали переносную коротковолновую радиостанцию «Север». Нужно было досконально знать, куда и зачем припаяна каждая из сотен проволочек, чтобы быстро найти неисправность, если она случится в тылу врага.

Радиостанция «Север». Вес с источниками питания около 10 кг.

Особое внимание в ЦАМО РФ мое внимание привлекли документы по политической подготовке, о дисциплине в батальоне22
  Как уже было сказано 55-я ОЗР была преобразована в 40-й ОЗРБ


[Закрыть] и моральному состоянию личного состава.

Есть над чем поразмышлять.

Из Политдонесения политрука 40 ОЗРБ:

«Все курсанты горят желанием быстрее окончить учебу и отправиться на фронт. Часто можно встретить товарищей, считающих себя обиженными, что временно оставлены для работы в тылу. Те, кто отправляется на фронт бывают самыми жизнерадостными».

А вот весьма любопытные факты о нарушении дисциплины и наказаниях за это.

Из Политдонесения политрука 40 ОЗРБ:

«Вместе с тем необходимо привести единые случаи проявления неустойчивости и недисциплинированности.

Курсантка С. 18-го мая дезертировала из части, за что показательным судом при части была осуждена к 10-ти годам лишения свободы.

Курсантка Я. совершила самовольную отлучку, наложено дисциплинарное взыскание – 10 суток ареста, после чего будет откомандирована как недостаточно устойчивая и не подходящая для нашей работы.

Одно взыскание за смех в строю получила курсантка 1-й роты член партии К.

Кроме того, наказан один комсомолец С. за то, что у него в трамвае вытащили комсомольский билет и красноармейскую книжку. О хищении документов заявлено в 4-е отделение милиции, произведено дознание. Сам факт беспечности и ротозейства обсужден на комсомольском собрании и красноармейским товарищеским судом С. исключен из комсомола.

Эти случаи единичные и на них было обращено внимание всей общественности. За декабрь нами откомандировано 24 человека курсантов, не отвечающих нашим требованиям».

И далее:

«Весь остальной личный состав готов в любую минуту выполнить любое поручение партии и правительства, любой приказ Родины. Горит желанием как можно быстрее подготовиться и ехать на фронт для выполнения боевого задания. Дисциплина личного состава части стоит на должной высоте. Политрук Караваев».

О партийно-политической работе политрук докладывал в Генеральный Штаб (!):

«В 40 ОЗРБ организованы обязательная ежедневная политинформация и ежедневная читка газет. Основные темы проведенных политинформаций: «Героизм советских людей в тылу и на фронте», «Провал плана окружения Москвы», «Красный воин в плен не сдается».

Еженедельно в батальоне по четвергам и пятницам по 2 часа с утра проводятся политзанятия. Вот одна из тем – «Дисциплина, организованность – верный путь к победе над фашизмом». Помимо этого лекции и доклады на темы: «О т. Сталине», «Как советский закон карает за самовольные отлучки и дезертирство», «Экономические ресурсы Германии иссякают»» и т. п.

28 июля был издан знаменитый приказ Сталина №227. Официально он назывался: «О мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций». У солдат он получил название «Ни шагу назад!». После этого Приказа стали создаваться штрафные батальоны, куда попадали военные, совершившие преступления, а порой – лишь за поступки, неугодные начальству. После войны Приказ №227 маршал Жуков назовёт  позорным. В открытой печати Приказ будет опубликован лишь в 1988 году, вызвав ожесточенные споры современных историков.

Из ПРИКАЗА №227:

«Отступать ещё – значит загубить себя и вместе с ним Родину. Паникёры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно явиться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования. Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины».

В 40-м ОЗРБ Приказ получили в 24.00 30 июля. Срочно был созван партийный актив батальона. В 6.30 документ был зачитан перед всем личным составом батальона, и сразу был открыт митинг.

Из донесения политрука Караваева:

«Во всех выступлениях сквозила ненависть и презрение к трусам, паникёрам, симулянтам, безграничное желание быстрее подготовить себя и достойным патриотом Родины пойти на фронт, защищать Родину, с честью выполнить приказ т. Сталина. По окончании митинга единогласно было принято решение:

Наша святая обязанность, отдать все силы скорейшему освоению программ боевой и политической подготовки. Кто нарушает дисциплину, кто плохо справляется с задачами боевой подготовки, тот такой же трус и паникёр, тот пособник врага. Железной метлой выметем из своих рядов нарушителей порядка и дисциплины, шкурников, трусов и спекулянтов.

Мы курсанты, командиры и политработники 40 ОЗРБ клянемся Вам, тов. Сталин, что отлично овладеем своей специальностью, отдадим все силы и не пожалеем жизни во имя Родины! ЗА НАШУ ПОБЕДУ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ СТАЛИН!».

После митинга пели песни, и какие песни! Вдумываешься в слова и многое понимаешь про войну и победу.

 
Если завтра война, если враг нападет,
Если темная сила нагрянет, —
Как один человек, весь советский народ
За свободную Родину встанет.
 
 
В целом мире нигде нету силы такой,
Чтобы нашу страну сокрушила, —
С нами Сталин родной, и железной рукой
Нас к победе ведет Ворошилов!
 
 
Броня крепка, и танки наши быстры,
И наши люди мужества полны:
В строю стоят советские танкисты —
Своей великой Родины сыны.
 

и конечно:

 
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идет война народная,
Священная война.
 

Можно по-разному относиться к такой идеологической прививке, сформировавшей мощное патриотическое сознание, но нельзя не признать, что именно этот патриотизм и вызванный им высокий дух народа принесли победу. Массовый героизм, стойкость, готовность к самопожертвованию советских воинов, вставшие непреодолимой преградой на пути фашистов, оказались возможными в результате именно ТАКОГО воспитания. Гитлер недооценил нашу идеологию.

В те годы национальной идеей страны был истинный патриотизм, безоглядная любовь к Родине. В том, что победа будет за нами, не сомневался никто: ведь мы вели освободительную войну. Желание великого подвижничества владело всеми. Возможно, кому-то режут слух высокие слова. Но так было.

 
Смотрю назад, в продымленные дали:
Нет, не заслугой в тот зловещий год,
А высшей честью школьницы считали
Возможность умереть за свой народ.
 

Ю. Друнина

В начале февраля 1942 года мамина учеба закончилась, настал день присяги. Курсанты выходили из строя и торжественно произносили слова клятвы: «Я, гражданин Советского Союза, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной армии…».

Был зачитан приказ о присвоении первых воинских званий. Мама была аттестована сержантом.

Из документов ЦАМО РФ:

Из ПРИКАЗА №25 от 7 февраля 1942 года:

«Окончившую подготовку сержанта Тыркову Надежду Павловну полагать откомандированной в распоряжение Разведовательного Отдела Штаба Калининского фронта для дальнейшего прохождения службы».

«Начальнику Разведотдела Штаба Калининского фронта от 07.02.42

Вверенные мне 40-го Отдельного Запасного Радио Батальона курсанты, как окончившие спецподготовку, направлены в Ваше распоряжение для дальнейшего несения службы и с присвоением ниже следующих военно-учетных специальностей и званий.

№18 – ТЫРКОВА НАДЕЖДА ПАВЛОВНА, ВУС №47, ОСНАЗ, радиотелеграфист, МК-1.

На проезд по железной дороге выдано требование, деньги, продовольствие, вещи и выписки из книги поощрений и взысканий».

Прощались. Впереди фронт. Что их там ждало: тыл врага или партизанский отряд? Казалось, они были готовы ко всем испытаниям, но война – не школа….

Мама выехала на станцию Кувшиново Тверской области, где дислоцировался Штаб Командующего Калининским фронтом И. С. Конева. После поздравления с прибытием к месту службы новичкам зачитали первый приказ. Сообщили, что один день на фронте засчитывается как три дня обычной службы. Так началась война для сержанта Н. П. Тырковой, только не со штаба, а с передовой, с окруженной подо Ржевом армии.

Ржев

В феврале 1942 года ситуация на фронте переменилась: немцев, уверенных в победе и уже везущих в обозе розовый гранит для памятника фашизму, не пустили в Москву. Молниеносной войны у Гитлера не получилось.

Страна верила в скорое окончание войны. Даже на спичках в том году было написано – «1942-й год – год победы!» В одной из районных газет писали: «Для нас новый, 1942 год – год торжества, год победы над гитлеризмом и возрождения нашего мирного счастья».

Красная армия после боев под Москвой перешла в наступление, наши войска освобождали города и населенные пункты. Линия фронта возвращалась на прежние позиции. Но удавалось это не везде.

9-я армия группы «Центр», отходившая с боями от Калинина (Тверь), остановилась у Ржева и заняла оборону. Образовался так называемый Ржевский выступ, глубоко врезавшийся в линию советского фронта. По прямой от Москвы до линии выступа было 150 км.

Из ДИРЕКТИВЫ Ставки ВГК №170007 от 11 января 1942 года «Об освобождении Ржева»

«В течение 11 и ни в коем случае не позднее 12 января овладеть г. Ржев. Использовать имеющиеся в данном районе артиллерийские, минометные, авиационные силы и громить вовсю город Ржев, не останавливаясь перед серьезными разрушениями города. Город Ржев должен быть сегодня ночью взят решительным штурмом. Сталин».

Выполняя указание Верховного, артиллерия и советские самолеты город «громили вовсю» и почти полностью разрушили, но ни 11-го, ни 12 января 1942-го Ржев не взяли.

Немецкие генералы убеждали солдат:

«Мы должны удержать Ржев любой ценой. Какие бы мы потери ни несли, Ржев должен быть нашим. Ржев – это трамплин. Придет время, и мы совершим отсюда прыжок на Москву». Ржевскую дугу немцы называли «неприступная линия фюрера». На Ржевском плацдарме стояли 2/3 (!) дивизий армии «Центр» для наступления на Москву.

Советское командование со своей стороны требовало: «Разгромить немецкие силы, окружить и уничтожить ржевско-гжатско-вяземскую группировку противника». Ставкой планировалось охватывающими, сходящимися ударами войск Западного фронта (Г. К. Жуков) и Калининского фронта (И. С. Конев) окружить, а затем уничтожить противника. Уничтожить любой ценой!

Любой ценой… Цену назвал писатель Астафьев: «Мы залили их реками крови и завалили горами трупов».

Неспроста фразу: «Солдат не жалеть, бабы новых нарожают», – настойчиво приписывают Жукову.

И солдат не жалели.

«Солдаты бодрости не чувствуют. Ее чувствуют здоровые, розовощекие люди из штабов, которые через день бреются и меняют воротнички на гимнастерке. эти люди пишут бумаги, обедают в столовых, пугаются каждого самолета, посылают других в бой и достают обмундирование в военторгах.

Когда я вижу эту преемственноть приказов – передачу их словно по ступеням лестницы от высшего к низшему, вы, обеспечьте, тов. генерал…, вы обеспечьте, тов. полковник…, вы обеспечьте, тов, тов. лейтенатнт… старшина…, сержант… боец такой-то, чтоб завтра было выполнено! – мне становится жутко". Ю. Нагибин Дневник. Февраль 1942 года.

Советские бойцы понимали, что их жизнью на передовой командиры распоряжаются не лучшим образом. Об этом оставил страшные воспоминания поэт-фронтовик Ю. Белаш, воевавший подо Ржевом:

«Наступаем. Каждый день – с утра, вторую неделю – наступаем. Господи ты боже мой! – когда же кончатся эти бездарные атаки на немецкие пулеметы без артиллерийского обеспечения? Давно уже всем – от солдата до комбата – ясно, что мы только зря кладем людей, – но где-то там, в тылу, кто-то тупой и жестокий, о котором ничего не знает даже комбат, каждый вечер отдает один и тот же приказ: – В России народу много. Утром взять высоту!»

«Он самодур. Врожденный самодур и тупица. Но у него на погонах звездочка, и мы – хотим, не хотим, – должны ему подчиняться. Он уже загубил половину роты и собирается погубить другую».

«Солдат знает почти точно: будет наступление, у него шестьдесят шансов из ста на ранение, тридцать на смерть и только десять на жизнь… до следующего наступления. А там, по теории вероятности, шансы будут катастрофически уменьшаться».

 
Нет, я иду совсем не по Таганке —
иду по огневому рубежу.
Я – как солдат с винтовкой против танка:
погибну, но его не задержу.
И над моим разрушенным окопом,
меня уже нисколько не страшась,
танк прогрохочет бешеным галопом
и вдавит труп мой гусеницей в грязь.
И гул его, и выстрелы неслышно
заглохнут вскоре где-то вдалеке…
Ну что же, встретим, если так уж вышло,
и танк с одной винтовкою в руке.
 

Ю. Белаш

Об этом же рассказывал и другой участник Ржевской битвы Б. С. Горбачевский:

«Внезапно со стороны Ржева над полем появились бомбардировщики. Уверенно и нахально они принялись за танки. Один танк… другой… третий…. Кровавое пиршество стервятников, происходящее на глазах рвущихся вперед солдат, вносит смятение – где же наши истребители, почему не прилетели защищать танкистов, пехоту? Пехота, несмотря на плотный пулеметный огонь с фронта и флангов, продолжает наступление. «Вперед! Вперед!», – кричат оставшиеся в живых командиры и замертво валятся со своими бойцами. Люди механически двигаются вперед, и многие гибнут. Взрывы, осколки и пули разметали солдатские цепи, рвут на куски живых и мертвых.

Остатки прежних рот, батальонов превратились в обезумевшие толпы рвущихся вперед отчаявшихся людей. Грохот боя заглушают отчаянные крики раненых; санитары, рискуя собой, мечутся между стеной шквального огня и жуткими этими криками – пытаясь спасти, стаскивают искалеченных, окровавленных в ближайшие воронки. У многих лица дрожат от страха. Кого-то рвет. Кто-то плачет на ходу. Кто-то от шока в мокрых штанах, с кем-то – того хуже. Вокруг дикий мат. Кто-то пытается перекреститься на бегу, с мольбой взглядывая в небо. Кто-то зовет какую-то Маруську. Над полем стоит непрерывный вопль: «Что вы с нами сделали?! Гоните, как скотину, на пулеметы! Летчики, спасите нас!»».

Даже немцы были в шоке от такого использования советским командованием «живой силы». В немецких мемуарах встречаются строки: «До самого конца войны русские, не обращая внимание на огромные потери, бросали пехоту в атаку почти в сомкнутых строях». Немецкий ветеран вспоминал, что среди их «полка были случаи помешательства солдат: ведь не так просто убивать людей ряд за рядом – а они всё идут и идут, и нет им конца».

8 января войска Калининского фронта прорвали немецкую оборону западнее Ржева и через этот коридор дивизии 29-й и 39-й армий прошли в тыл немецких войск. В результате две немецкие армии были уже почти окружены. А семь немецких дивизий окружены полностью! Но… так и не уничтожены! Почему? Кто виноват в том, что немецкие войска вырвались из Ржевского «мешка», который так и не был «завязан»?

«Я считаю, что руководство войсками под Ржевом со стороны высшего и среднего командования было очень плохое. Бросив нашу дивизию в танковый прорыв на Ножкино-Кокошкино не сделали самого элементарного – не организовали заслоны на флангах. Результат оказался трагическим. Мы понесли большие потери. Это наступление было организовано в спешке, без соответствующей подготовки, без поддержки артиллерии. Наступление захлебнулось», — считал участник тех страшных боев. С. Герасимова. «Я убит подо Ржевом». Трагедия Мончаловского «котла».

Начальник Генерального штаба А. М. Василевский:

«Фронт только одним заботится, что торопит армию к огульному, ничем не обеспеченному движению вперед. Несколько раз пересекали оборону плацдарма с боями советские корпуса и целые армии, уходившие во вражеский тыл. Но за ними проход опять закрывался, из-за чего те, кто пробился в тыл противника, попадали в окружение».

Тяжелые отступления тех дней отражены на пожелтевших архивных страницах ЦАМО РФ:

Из ЖУРНАЛА боевых действий Калининского фронта:

«… войска ведут ожесточенные бои,

…после упорного боя оставлен пункт,

…противник вводит свежие танковые части,

…в полках осталось по 60—80 стрелков,

…противник поддерживает наступление авиацией,

…в упорных арьергардных боях потеряли до 75% личного состава».

Немцам удалось закрыть бреши после прорыва советских соединений и отрезать их от основных сил своих фронтов: в окружении оказались три армии: 29, 33 и 39-я. Теперь они вообще лишились возможности пополнять запасы продовольствия и боеприпасов. Стала практически невозможной эвакуация раненых и больных.

С таких трагических событий началась мамина война. Вместе с частями 39-й армии Калининского фронта в составе разведотдела прорывалась из фашистского окружения и сержант Надежда Тыркова. Выходили с ожесточенными боями.

«Из-за растянутой и запутанной линии фронта разведывательная группа, углубившись километров на 10—15 во вражеский тыл, могла наткнуться на нашу часть, которая, оказавшись в полной изоляции, вела оборонительные бои. Можно было и под свои пули попасть. В этих условиях разведчикам-радистам приходилось особенно трудно. Не было труднее и сложнее той работы. Наверное, поэтому служба спецрадиосвязи не знает случаев добровольной сдачи в плен к фашистам».

Положение 39-й армии все ухудшалось. Если в феврале-июне 1942 года ее войска вели бои в полуокружении северо-западнее Вязьмы, то в июле – уже в полном окружении.

«Единственная бревенчатая дорога, по которой осуществлялось снабжение частей и соединений, находилась постоянно под пулеметным и минометным огнем. О том, чтобы прорваться по ней днем, и речи быть не могло. Все перевозки планировались на ночное время. Но и тут далеко не всем удавалось добраться до места назначения. Сказывались отсутствие резервов, нехватка боеприпасов. Доставке мешали и раскисшие от дождей дороги. Иногда в ночь преодолевали до тридцати километров, а порой и шесть километров не могли одолеть. Дни слились в один бесконечный страшный день», – из книги А. Г. Синицкого «Разведчикам ошибаться нельзя»

 
И откуда вдруг берутся силы
В час, когда в душе черным-черно?..
Если б я была не дочь России,
Опустила руки бы давно…
 

Ю. Друнина

Маме приходилось особенно тяжело, ведь при ней, кроме обязательных пистолета и гранаты, всегда находилась тяжелая рация и два комплекта батарей к ним. Все это (весом около 10 кг), помещалось в двух сумках, которые она берегла как зеницу ока: от устойчивой связи зависела жизнь всей группы.

Когда пытались связаться со своими частями, подвешивали повыше антенну на ветку, и мама начинала работать ключом: передавала сведения о местонахождении отряда и передвижениях немецких войск. Если фашистские пеленгаторы засекали радиостанцию и обстреливали обнаруженную точку, то маме нужно было успеть перебежать в другое место; и опять пеленговали, и опять обстреливали. На военном языке эта опасная игра называется «вызывать огонь на себя». Не всегда обходилось без потерь. Мне, к сожалению, не удалось найти в архивах мамины позывные – многие данные до сих пор засекречены.

На фронте мама была не только радисткой, но и медсестрой. Этому их тоже учили в разведшколе. Если получалось, то тащила раненого на ветках, но чаще – на себе. Скольким бойцам она помогла, а сколько их умирало у неё на руках…

 
Побледнев, стиснув зубы до хруста,
От родного окопа одна
Ты должна оторваться, и бруствер
Проскочить под обстрелом должна.
Ты должна. Хоть вернешься едва ли,
Хоть «Не смей!» – повторяет комбат.
Даже танки (Они же из стали!)
В трех шагах от окопа горят.
Ты должна. Ведь нельзя притворяться
Перед собой, что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно «Сестрица!»
Кто-то там, под обстрелом, кричит…
 

Ю. Друнина

Немцы продолжали уничтожать окружённые части 39 армии. Оставшиеся подразделения яростно пытались прорваться к своим. Некоторым частям удалось всё-таки выйти из окружения, в том числе и маминой группе.

Но 4 июля была захвачена деревня, где размещался Штаб 39-й армии. К 6 июля Армия оказалась в «котле», а в конце июля 1942 года 39-й армии фактически не существовало.

У немцев эта операция называлась «Зейдлиц» и закончилась она официально 12 июля после сообщения из главной квартиры фюрера: «Победа в летней битве у Ржева».