Текст книги "Яблоня"

«Бездельником», – хмыкнула она про себя.

Что ж, возможно, у нее нет других вариантов. Она глубоко вдохнула, придав своему голосу максимально непринужденную интонацию.

– Хорошо, сержант. В таком случае, постарайтесь в этот раз не опоздать. Опера начинается в 19:00, но нам стоит быть там за полчаса, чтобы успеть осмотреть здание.

Глаза Фледеля удивленно расширились.

– Вы серьезно, капитан? Я имею в виду, это же самое дорогое представление этого года. Я уверен, вам и без меня есть с кем…

Она наградила его таким взглядом, что он мгновенно заткнулся.

Всегда с ним было так. Только что-то начинало налаживаться, как он умудрялся ляпнуть что-нибудь, из-за чего хотелось отвесить ему увесистую затрещину.

– Это операция, сержант. Отнеситесь к ней как подобает.

– Я… Да, капитан.

Его голос прозвучал непривычно серьезно. Кристиан на мгновение замерла, не уверенная, что поступает правильно.

– Я пойду, поищу информацию о предстоящем спектакле, – она не знала, почему вдруг почувствовала потребность покинуть комнату. На этот раз слова сержанта не только задели ее – они заставили вспомнить, как долго она не выбиралась куда-то, помимо работы. Вчерашний день, проведенный у совсем уже чужого дома, перенес ее в те времена, когда прогулки и развлечения были частью повседневной жизни, но после смерти мужа все это осталось в прошлом. И теперь, пусть и по работе, она идет в оперный театр…

С сержантом.

Возможно, правильным решением было отправиться туда в одиночестве.

Несколько щелчков по клавишам – и на экране ее компьютера высветилась информация о Шарлинде фон Рейнсфорде, скандально известном оперном певце, дающем представление у них в городе. Он скандально жил, был скандально женат, так же скандально разводился, но, в целом, ничего интересного. Идеальная находка для журналистов – человек, не всегда тщательно подбиравший слова для своих интервью, что выставляло его как несдержанного, импульсивного мужчину. Женщины долго не задерживались рядом с ним – разведен он был уже трижды, и сейчас вновь женат. В особо скандальных интервью он упоминал, что все его жены были меркантильны – и капитан не была удивлена природе этих мыслей, просматривая фотографии самых знаменитых его выступлений.

Одного взгляда на эти фотографии хватило, чтобы по спине Кристиан пробежал озноб. Это явно было не то мероприятие, которое она могла позволить себе хоть когда-либо в этой жизни. Она щелкнула по ссылке официального сайта их местной оперы, чтобы посмотреть, сколько стоили билеты в главную ложу, и мысленно ужаснулась, возжелав как-нибудь забыть это обратно. Кем бы ни был преступник, играл он по-крупному.

И если на концерте такого уровня что-нибудь случится, репутация господина Рейнсфорда будет безнадежно испорчена. Кристиан не была уверена, имеет ли это отношение к делу, но на всякий случай держала в уме – человек подобного статуса и характера наверняка мог перейти кому-то дорогу.

Красные с золотом фотографии оперных театров агрессивно взирали на нее с той стороны экрана. Разглядывая богато одетых дам и господ, аплодирующих с первых рядов, капитан все отчетливее понимала, что, заявись она на представление в полицейской форме, тысячи взглядов прожгут ее насквозь, оставив лишь горстку пепла.

Где-то в недрах до сих пор неразобранных коробок в ее пустой квартире покоилось старое бархатное платье. Уже более десяти лет погребенное под старыми чайными сервизами и окислившимися украшениями очередное далекое напоминание о «долго и счастливо», любимый наряд, достававшийся на каждый праздник.

Она даже не помнила, где оно.

Ей и правда потребуется отгул на сегодня.

Отправив заявление, Кристиан вышла из кабинета, погрузившись в смутные воспоминания. Заметив, что она уже в верхней одежде, сержант обратился к ней:

– Уже уходите, капитан?

– Морган посоветовал мне взять пару отгулов, так что решила воспользоваться его советом, чтобы подготовиться к сегодняшней операции.

– Честно, давно не помнил, чтобы вы брали отгулы.

Кристиан внимательно изучила взглядом окно.

– Вы тоже можете взять отгул. Надеюсь, вы понимаете, что сегодня должны выглядеть подобающе.

– Это звучит как оскорбление, капитан, – сержант звонко засмеялся.

Дома она методично начала разбирать коробки, стараясь не позволить памяти о каждой завернутой в целлофан безделушке поглотить ее. Платье вскоре нашлось – погребенное в самом низу коробок, оно было спасено от моли, и нуждалось лишь в тщательной чистке. Нашлось и дорогое колье с серьгами – подарок на свадьбу от матери – и старая косметика с давно вышедшим сроком годности.

Около шести вечера Кристиан стояла перед зеркалом, нерешительно смотря на свое отражение. Всегда расправленные, сейчас ее оголенные плечи сжались, словно она пыталась спрятаться. Никогда не уверенная в своей фигуре, капитан пыталась прикрыть слишком сильные руки, загораживаясь смехотворно маленькой сумочкой на тонкой цепочке. Платье казалось ей слишком тяжелым, каблуки – слишком высокими, а от одной мысли о том, как ниспадающая до самого пола ткань облегает ее талию и бедра, почему-то становилось неуютно.

Когда-то она так любила это платье.

Вальвейн смотрел на нее с восторгом, и всегда говорил, что зеленый бархат прекрасно оттеняет ее «зеленые ведьминские глаза». Она растягивала губы, окрашенные темной помадой, и деланно глупо хлопала накрашенными ресницами, смеясь.

Теперь же она смотрела на свое лицо, отражающееся в зеркале, и думала о том, какой же непохожей на себя делает ее эта разведенная подсолнечным маслом тушь и помада, едва найденная где-то в глубине одной из старых сумок. Тускло блестело колье на груди, и из-под завитых железными бигуди локонов виднелись огромные серьги.

Она не знала, что чувствовать. Из отражения на нее смотрела женщина, которую она уже давным-давно не видела в себе; и в то же время на нее взирал совсем блеклый призрак давно ушедших времен.

Кристиан в последний раз поправила волосы и отвернулась от зеркала.

Чем ближе она подходила к опере, тем нерешительнее становились ее шаги. Яркие дорогие машины одна за другой останавливались на парковке, и чопорные господа подавали руки прелестным леди в ослепительных нарядах. Огромное сияющее здание возвышалось над ней, словно древний пантеон.

Она заметила сержанта еще издалека – прислонившись к столбу несколько в стороне от входа, он поглядывал то на наручные часы, то на богато украшенные двери. На нем был аккуратно выглаженный костюм и шляпа, делающая его похожим на мафиози времен сухого закона. Едва проглядывающие в его чертах южные корни только подчеркивали это ощущение, и Кристиан неосознанно остановилась, рассматривая его.

Очередной раз посмотрев на часы, краем глаза он увидел ее – одинокую фигуру, стоящую посреди движущейся толпы. Поначалу его взгляд просто проскользнул мимо, словно он не узнал ее, но спустя секунду он поднял голову, и их глаза встретились.

Время словно остановилось в центре этого суетного столпотворения. Глаза сержанта смотрели прямо на нее, и она не могла понять, о чем он сейчас думает. Кристиан неловко поправила прядь волос, но осознала вдруг, что ей не хватает сил даже опустить взгляд. Кто-то из проходящих задел ее плечом, но сейчас это не имело никакого значения.

Она двинулась вперед, рассекая толпу наискось, прямо к застывшей фигуре сержанта. Он стоял на месте, не спуская с нее глаз, и лишь в последнее мгновение двинулся вперед с нечитаемым выражением лица. Они стояли друг перед другом, в стороне от людей, и оба молчали, не зная, что сказать.

– Я… Выгляжу как-то неправильно? – неуверенно подала голос Кристиан.

– Вы выглядите потрясающе, капитан.

Улыбка, проступившая на его лице, была столь завороженной и искренней, что Кристиан не сумела выдержать его взгляда. Он подал ей руку.

– Начнем же сегодняшний вечер?

Колонны, изрезанные глубокой резьбой, уходили куда-то вверх, к недосягаемому цветку купола, испещренному картинами божественных сюжетов. В тысячах зеркал огромного зала золото и бархат отражались мириадами миров, проникающих друг в друга бесконечными реминисценциями. Поток людей струился, поглощая их, засасывая внутрь, заставляя съежиться от ощущения безразмерной мощи и шика.

Кристиан постоянно казалось, что кто-то смотрит на них – но оборачиваясь снова и снова, она замечала лишь собственный растерянный взгляд, отраженный в одном из нескончаемых зеркал. Она украдкой взглянула на сержанта, невольно поразившись, как сдержанно и спокойно он держался, выпрямив спину и глядя перед собой. Его рука мягко держала ее под локоть, и она впервые чувствовала, что это ее ведут вперед, неуверенную и запутавшуюся.

– Расслабьтесь, капитан. Все хорошо.

Его голос был тихим, однако Кристиан все равно напряглась от мысли, что кто-то может услышать, как он называет ее. В последний момент она все же отдала приказ Майклу с Бреттом следить за зданием снаружи, отслеживая любую подозрительную активность, и ее не покидала тревога за то, что кто-то из зрителей может понять, что опера находится под наблюдением полиции.

Леди в роскошном бальном платье раздавала программки; не выпуская руки Кристиан, Фледель с неприсущей ему галантностью принял две брошюры с золотым обрезом. Капитан неуверенно развернула одну из них, не переставая думать о том, насколько естественно у сержанта выходит держаться в подобной обстановке. Голова кружилась от непривычной роскоши, и она чувствовала себя совершенно чужой в этом месте.

Стены украшали фотографии из самых громких выступлений – несколько раз Кристиан замечала знакомое лицо Шарлинда фон Рейнсфорда, главной звезды сегодняшней программы. Похоже, он посещал их город не впервые. Что было неудивительно – еще в сети Кристиан вычитала, что его детство прошло в этих краях, в доме бабушки.

– Если вы будете так напряжены, на нас начнут обращать внимание.

– Я знаю, – она сокрушенно покачала головой. – Просто вся эта обстановка…

– Вы никогда не были в театре?

– Была пару раз. Но это было до того, как… – она замолчала, почувствовав, как воспоминания снова захлестывают разум.

Сержант вздохнул, посмотрев в сторону. Все в участке знали эту историю – она была подобна мрачному наследию, нависшему над их следственным отрядом. Историю поисков и молитв, не увенчавшуюся ничем, кроме ощущения неотвратимости судьбы. Даже несмотря на то, что Фледеля перевели совсем недавно, он наверняка не раз слышал о временах, когда еще сержант полиции Кристиан Тайлер развешивала листовки по всему городу и ездила в поисковые экспедиции. Даже когда срок давности дела давно истек, она не оставляла надежды, раз за разом прочесывая все окрестные леса в попытках отыскать хоть что-нибудь, что укажет на местонахождение ее мужа. Но сейчас, спустя двенадцать лет, даже тлеющая лучина давно прогорела, оставив лишь пепел и невыносимое чувство вины.

Она не нашла его.

– Капитан… Иногда прошлое стоит оставить в прошлом.

Она опустила голову. Сегодняшний день, проведенный в компании старых коробок с вещами, оставил на душе увесистый камень.

– Сегодня… Был тяжелый день для меня.

– Я бы сказал, тяжелая неделя.

– Может быть.

Она не знала, почему даже не попыталась опровергнуть его слова. Возможно, за последние дни он слишком часто видел ее в настолько подавленном состоянии, что Кристиан знала, что он не поверит ни единому ее слову.

– Удивительно, что вы так спокойно чувствуете себя в этой обстановке, – она решила перевести тему.

– Просто я часто бывал в театре.

– Вы? – Кристиан искренне удивилась. – Вы не похожи на ценителя искусства.

– Да, знаю, я похож на бездельника и разгильдяя, – он беззаботно рассмеялся. – А если серьезно, не могу сказать, что я сам по себе наслаждался всеми этими представлениями и концертами. Думаю, вы и сами можете представить меня в подростковом возрасте – эдакий прогульщик, своенравный парнишка, звезд с неба в школе не хватал.

Он усмехнулся, словно вспомнив что-то хорошее, и продолжил:

– А вот мама была моей полной противоположностью – тихая, одухотворенная женщина. Все пыталась привить мне тягу к прекрасному, так и вышло, что мы были с ней завсегдатаями театров. Не таких шикарных, как этот, конечно, но мама всегда откладывала с зарплаты деньги специально для того, чтобы отвести меня в место получше.

– И вам нравилось?

– Сложно сказать. Я был больше в отца, человека прагматичного и абсолютно приземленного. Но прежде всего я был ребенком, а в театре было красиво, везде яркие, необычные наряды. Наверное, для меня это было что-то вроде ярмарки.

– И как давно вы были в нем последний раз?

– Когда-то в юности. Я перестал ходить после того, как мама умерла.

– Ох… Простите.

– Нет, все в порядке, капитан. В опере я никогда не был, но атмосфера примерно такая же. Знаете, даже приятная ностальгия какая-то.

– Неужели она не напоминает вам о тех временах, когда ваша мать была еще жива?

– Напоминает. В хорошем смысле. Мы здорово проводили время, хотя и были совсем разными людьми, и именно она научила меня, что не существует людей, с которыми можно «не сойтись характерами». Да, теперь ее нет, и театры остались далеко в прошлом, но я никак не могу изменить то, что случилось, капитан. Смерть забирает у нас людей, и все, что мы можем сделать – оставить прошлое в прошлом.

Кристиан не ответила.

Она быстро поняла, что простое брожение по коридорам оперного театра и разглядывание фотографий ни к чему их не приведет. Однако возможности попасть в закулисье у них не было, а охрана строго следила за всеми служебными помещениями. От сияющего золота вокруг начали болеть глаза, а локоть горел от тепла прикасающейся к нему руки.

– Думаю, нам лучше попытать счастья во время антракта. Тогда большинство людей отправится в буфет, и у нас будет больше шансов.

– А если что-то произойдет в первой половине представления?

– У нас не так много вариантов, капитан.

По огромному фойе пролетел первый звонок. Людской поток устремился к залу.

– Ваши билеты, пожалуйста. Я помогу вам найти ваше место.

К главной ложе шел отдельный коридор. Туфли Кристиан утопали в пушистой ковровой дорожке. Мужчина впереди шел, не оборачиваясь, и она почувствовала, как невольно замедляет шаг. Слегка сжавшая локоть рука сержанта осторожно потянула ее вперед, и Кристиан пришлось повиноваться.

Огромные белые двери отворились перед ними, и капитан зажмурилась от лившихся на нее огней. Главная ложа находилась сбоку и выходила прямо на сцену, обеспечивая наилучший обзор как на выступление, так и на зал. Именно в этот момент Кристиан осознала всю безнадежность ситуации. Они с сержантом должны были предотвратить преступление, каким бы ни был замысел преступника, но что они могут сделать, находясь практически на главной сцене, под светом сияющих софитов? Словно их посадили в первый ряд в представлении, совершенно отличном от того, что разворачивается на сцене.

– Приятного вам вечера.

Мужчина удалился, оставив ее наедине со своими мыслями. Она отчаянно посмотрела на сержанта, но ее взгляд разбился об его привычную улыбку.

– Прошу, – он немного игриво указал на ее место.

Она вздохнула.

– Вы никогда не можете вести себя соответствующе ситуации.

– Просто я привык объективно оценивать свои возможности. Сейчас наша единственная возможность – насладиться этим вечером, надеясь на лучшее.

Кристиан села, почувствовав, словно растворяется в мягкости кресла. Прозвенел второй звонок.

Она открыла брошюру – в основном та состояла из текстов арий, кое-где встречались красочные фотографии. Практически вся опера состояла из сольных выступлений господина фон Рейнсфорда, оплакивающего свою несчастную любовь. Да уж, судя по тому, что она прочитала в сети, несчастной любви в его жизни хватало – правда, скорее озлобленной, нежели горестной.

Постепенно в зале погас свет, и лишь сцена осталась ярко освещенной. Капитан неуверенно посмотрела в сторону рядов – контраст освещения был столь сильный, что она не могла различить ни единого лица. Ощущение собственной беспомощности становилось все сильнее. Она почувствовала, как рука сержанта легла на ее собственную, словно успокаивая.

На сцене стояла одинокая фигура. Высокий мужчина лет тридцати пяти, облаченный в черный фрак, производил впечатление античной статуи. Длинные волосы цвета темного дерева пересекала одна-единственная седая прядь, скульптурное лицо казалось словно высеченным из камня. Он смотрел в зал, не моргая, словно ждал какого-то особенного знака. Увидев его, Кристиан неосознанно застыла, подавшись вперед.

Именно в этот момент их глаза встретились. Серые, практически сияющие в свете огней глаза мужчины буквально на одну секунду слились с ее пораженным взглядом. И в этот момент грянула музыка.

Он запел.

Его голос не был частью музыки – его голос был самой музыкой. Он был инструментом, живущим отдельно от оркестра, искусством, растворяющим в себе ее душу. С того самого момента, как первые ноты сорвались с его губ, Кристиан забыла о том, как она оказалась здесь. Забыла она и открыть программу, чтобы хотя бы посмотреть, что пытаются до нести до нее льющиеся со сцены слова, забыла оглянуться на сержанта, чтобы увидеть, как он с едва насмешливой улыбкой смотрит на нее, в неподдельном восторге глядящей на сцену.

Действие сменяло действие; вот уже сражен был противник героя, укравший его возлюбленную, но принцессы не было в освобожденном замке. Вновь стоял среди летящих лепестков герой, поющий о своей несчастной любви; он собирался в далекие страны, куда успели увезти его девушку враги, намереваясь продать одному из местных правителей. Кристиан неотрывно смотрела на прекрасного мужчину с седой прядью, на грустный взгляд его серых глаз, и давно уже ушел из ее мыслей образ человека, разъяренно отгонявшего интервьюеров.

Прозвенел звонок, и она словно проснулась от затянувшегося сна.

– Я смотрю, вам понравилось, капитан.

– А вам нет?

– Наблюдать за вашей практически детской реакцией было в разы интереснее.

Она недовольно хмыкнула, возвращаясь к своему обычному состоянию.

– Я проверю еще раз все коридоры. Проследите за сценой.

Ей было неловко, что Фледель видел ее такой; почему-то столь сильное восхищение представлением казалось ей чем-то вроде слабости, что она не должна была так сильно отвлечься, придя сюда под прикрытием. Поэтому ей захотелось как можно скорее оказаться наедине с собой – отчасти чтобы переварить бурю эмоций, бушевавшей в ней после спектакля.

Теперь она понимала причину такой бешеной популярности господина фон Рейнсфорда – его невероятный талант. Способность проникнуть в самую глубь души, на сколько бы замков она ни была заперта.

Шумящая толпа вышла из зала, обсуждая впечатления от спектакля. Капитан внимательно разглядывала идущих по коридору богато одетых господ, пытаясь приметить что-либо подозрительное, но все они сливались в сплошную лавину, и Кристиан сама не успела осознать, как оказалась втянута в самую ее гущу. Кто-то толкнул ее плечом; из едва сжатых рук вылетела программка, упав куда-то на пол.

Она оглядывалась, не в силах понять, куда же улетела несчастная бумажка; в колышущемся море женских туфелек никак нельзя было разглядеть и проблеска золотой брошюры.

– Не вы ли оборонили, милая леди?

Она обернулась на голос.

Улыбка. Первое, что бросилось ей в глаза – широкая, полная сладости улыбка, словно парализующая. Затем – глаза, сокрытые неестественно огромными радужками контактных линз с витиеватым узором фракталов, расползающихся по изумрудной оболочке.

Она отступила на шаг назад, наконец увидев его – молодого мужчину, любезно протягивающего ей упавшую программку. Белоснежный костюм, отделанный рюшами, казался старомодным, а в светлых волосах утопала до несуразности нелепая шляпка – маленькая, она была украшена белой капроновой вуалью и россыпью искусственных цветов. На секунду Кристиан оцепенела, но осознание пришло довольно быстро – учитывая то, где они находились, это мог быть один из актеров в театральном амплуа.

– Благодарю.

Она не сразу поняла, что произнесла это, серьезно кивнув, так же, как она всегда делала это в участке. Кажется, ее реакция позабавила мужчину – по крайней мере, его губы растянулись еще шире.

Что-то в нем было такое, что притягивало внимание, и даже не вычурный костюм. Плавные движения его рук, облаченных в белые перчатки, выражение лица, то, как он смотрел на нее, берущую в руки программку, открытую где-то на середине.

– Позвольте мне украсть вас в этот ночной час, принцесса.

Кристиан не сразу осознала, что эта внезапная реплика из его уст была первой строкой арии, на которую она растерянно уставилась. Она снова перевела взгляд на странного мужчину, пытаясь понять, просто декларировал он текст или же это было обращение к ней.

– Мне показалось, что вы чувствуете себя здесь несколько неуютно. Первый раз в опере?

Неуютно – не то слово. Капитан чувствовала себя вырванной из своего окружения, задыхающейся, словно рыба, вытащенная из воды. Скорее бы это все закончилось, и, желательно, без происшествий.

– Да, – Кристиан выпрямилась, прикидывая, как можно обернуть ситуацию в свою пользу. – Не совсем понимаю, как тут все устроено. Я была бы очень признательна, если бы вы показали мне, что тут к чему.

В конце концов, кто, если не работник оперы, может помочь ей в осмотре территории?

– Вы хотите побродить по оперному театру?

– Да, если это возможно.

– Но это же скука смертная! Право, даже в буфете гораздо интереснее. Я могу купить вам вкуснейшие пирожные.

– Нет, спасибо, – капитан даже немного опешила от его настойчивости. Она не знала, как воспринимать это – все ее внутренние сигнализации вопили, что подобное поведение слишком подозрительно, и лишь какая-то малая часть сознания предполагала, что в светском обществе это являлось вполне обычным видом общения.

– То есть вы и правда интересуетесь лишь этими безвкусно украшенными коридорами?

– Так вышло.

– Что же, в компании такой очаровательной леди даже это постылое место приобретает свой шарм.

Он обогнул ее сбоку, пойдя рядом.

– А вы определенно не собираетесь покидать меня в ближайшее время.

– Не буду скрывать, я давно вас заприметил. И надо же, судьба все же подкинула мне шанс познакомиться с вами. Неужели вы отвергнете ее скромный дар?

Кристиан не была уверена, считалась ли подобная навязчивость проявлением дурного тона среди этой прослойки населения, но точно знала, что привяжись подобный тип к ней на улице, она бы незамедлительно ушла. И все же…

Что-то было в нем, удерживающее ее на месте, кроме нежелания повести себя неуместно. Какое-то внутреннее чутье, не связанное с его личностными качествами.

Он пошел вперед по коридорам, рассматривая фотографии, и взгляд его не выражал ничего, одну лишь скуку.

– Вы мое спасение, мадам. Признаться, я ожидал большего, придя на столь восхваляемый концерт. Но единственным, от чего нельзя было оторвать взгляда на сцене, было ваше прелестное личико.

Он резко обернулся, и губы его снова растянулись в приторной улыбке.

– Столько эмоций играло на вашем лице! О, вы были куда более патетичны, нежели музыка!

Кристиан поежилась от мысли, что кто-то смотрел на нее весь концерт. Где он был? По его словам, он пришел на концерт, а значит, он вовсе не актер. Тогда почему он выглядит так…

– С другой стороны, это говорит о том, что вы были впечатлены представлением куда сильнее, чем я. Ни в коем разе не хочу вас обидеть, но существует искусство куда более прекрасное, нежели этот театр художественной самодеятельности.

Он вдруг зевнул, завернув в какой-то из небольших коридоров. Судя по тому, что он не оборачивался, он предполагал, что Кристиан пойдет за ним, и, раздумав пару секунд, так она и поступила.

Отворив одну из двустворчатых дверей, мужчина вышел на небольшой балкончик. Резные перила были такими тонкими, что казалось, что они рассыплются от любого прикосновения. Он облокотился на них, взглянув в небо. Некоторое время они молчали, и звуки ночи поглотили все вокруг.

– Вы слышите цикад? Они поют куда пленительнее того страдальца.

Кристиан молчала. Маленькие насекомые стрекотали где-то вдалеке, заглушаемые шумом проезжающих изредка машин, но опера находилась в стороне от основной дороги, и здесь действительно было очень тихо. Этому городу всегда недоставало тишины.

– Знаете, а ведь это была не просто цитата из бездарной арии.

– А?

Он одним движением перелетел через перила и повернулся к ней, протянув руку. Тонкая фигура балансировала над пропастью, и единственное, что отделяло его от падения – пальцы в белой перчатке, держащиеся за хлипкий балкончик.

– Позвольте мне украсть вас в этот ночной час, принцесса. Луна сегодня столь прекрасна, а опера столь занудна, что все, чего я желаю – это уйти отсюда с вами.

Кристиан оцепенела. Это предложение было настолько внезапным, что она не успела даже понять, как реагировать. История могла бы пойти по совсем другому пути, если бы именно в этот момент она не почувствовала внезапное жужжание включающейся под платьем рации:

– Капитан, мы должны провести немедленную эвакуацию здания!

Все последующие события произошли слишком быстро. Рука таинственного незнакомца разжалась, и он полетел вниз, ловко приземлившись в переплетения сада. Кристиан ринулась к перилам, но мужчина, обворожительно подмигнув ей, скрылся в тени деревьев.

– Что происходит, сержант?!

Сердце колотилось как бешеное, предчувствуя неладное.

– Ваше кресло заминировано!

– Что?!

– Мы должны срочно вывести всех из здания!

Мысли лихорадочно крутились в голове.

– Немедленно вызывайте саперную бригаду и свяжитесь с охраной, сержант. Я эвакуирую людей!

– Так точно!

Вылетев в коридоры, она на ходу переключила кнопки на рации:

– Майкл, Бретт! Бомба в здании! Я начинаю эвакуацию из главного зала, мне нужно, чтобы вы помогли вывести людей!

Не дождавшись ответа, она побежала дальше по коридорам, разыскивая вход за кулисы. Чертово длинное платье, чертовы дурацкие каблуки! Споткнувшись, она едва не разодрала подол, и несколько леди обернулись на нее, недоумевая.

– Извините, вам сюда не…

Она судорожно вытащила из сумки значок, ткнув им чуть ли не в глаз напыщенного билетера, и зашипела:

– Здание заминировано, мы должны провести эвакуацию!

Лицо мужчины побледнело; он отшатнулся, пропуская ее за двери, а сам рванул в сторону выхода. Капитан знала, что своими действиями посеет панику, но сейчас была дорога каждая секунда, и она была уверена, что зрители не будут торопиться, попроси она вежливо их покинуть помещение по техническим причинам.

Актеры за кулисами поправляли грим; они озадаченно смотрели на нее, прорывающуюся к сцене, где великий певец уже начал вступление второго акта. Полицейский значок заставлял их шарахаться в ужасе, и буквально спустя секунды яркий свет сцены резанул ей глаза.

Шарлинд обернулся; чарующая музыка застыла в воздухе, оборвавшись, словно ей перерезали горло. Печаль в глазах певца сменилась сначала оторопью, а потом возмущением – именно в этот момент Кристиан бесцеремонно отодвинула его плечом, выходя на центр сцены:

– Объявляется экстренная эвакуация! Уважаемые зрители, немедленно покиньте зал! Это не учения! Повторяю, это не учения!

В зале резко включился свет – видимо, Фледель смог связаться с охраной, чтобы те помогли с проведением эвакуации. Люди вскочили со своих мест, хватая вещи, послышались крики; все выходы из зала заполнились телами; кто-то споткнулся на низкой ступени, и давящие сзади люди практически погребли его под собой.

– Сохраняйте спокойствие!

Сохранять спокойствие не удавалось; Кристиан знала, что поступает не по уставу, но никто не мог точно знать, когда взорвется бомба. Она посмотрела на главную ложу перед тем, как спрыгнуть в зал, чтобы помочь охранникам упорядочить толпу. Сержант распахнул двери в ложу, как гласило руководство, и находился на отдалении, следя, чтобы никто не приближался ко входу. Его взгляд был спокойным и сосредоточенным, и в этот момент капитан поняла, насколько сильно тревожится.

Тревожится за него. Зона поражения взрывного устройства была неизвестна, и сержант находился в огромной опасности. Опасности, на которую они все подписывались, принимая присягу.

Он ободряюще ей улыбнулся.

На сцене погас свет – по мере эвакуации людей отключалось электроснабжение, чтобы избежать спонтанного срабатывания взрывчатки – и Кристиан больше не могла его видеть. Она продолжила выводить людей из зала, стараясь не думать об оставшемся позади Фледеле.

У выходов их уже поджидали Майкл с Бреттом – они помогали зрителям организованно достигнуть запасных выходов. Люди на ходу надевали верхнюю одежду, стараясь вырваться из дверей как можно скорее, и увещевания полицейских не особо действовали. В какой-то момент Кристиан перестала понимать, сколько человек прошло через ее руки.

Последние люди выходили из дверей. Зал остался далеко позади; света не было уже во всем здании, и, оборачиваясь назад, Кристиан видела непроглядную тьму. Где-то там, в объятиях темноты, остался Фледель – один на один с взрывным устройством, готовым сработать в любой момент. Пульс бился как бешеный, и тихие молитвы слетали с губ сами собой.

Она впервые отчетливо осознала, что боится потерять его – так же, как и остальных членов своего отряда.

Бретт, Майкл, Нейт, Алексис, Аднет – люди, с которыми она провела столько лет, что случись с ними что, и на ее сердце останется очередной незаживающий шрам. И сержант – мужчина, сейчас заставляющий ее сходить с ума от страха, человек, находящийся в шаге от смерти.

Всего одно нажатие на детонатор разрушит едва держащийся карточный домик ее жизни. Всего одной секунды хватит, чтобы отнять у нее человека, на которого она привыкла не обращать внимания, но…

Теперь она осознала. У нее не было семьи. А потому ее семьей стал отряд. Она не была готова потерять хоть кого-либо из них.

Сержант… Молю, останьтесь в живых.

Ее мольбы были услышаны. Здание было полностью эвакуировано, и сейчас охрана отгоняла желающих уехать на собственных автомобилях вместо того, чтобы в кратчайшие сроки покинуть территорию оперного театра. Из-за небольшого затора у выезда с парковки машина саперного отряда не сразу смогла проехать, но вскоре этот кошмар закончился, и Кристиан сидела на скамейке вдали от здания, кутаясь в пальто.

– Они пытались убить вас, капитан.

Фледель сидел рядом, выдыхая пар в холодный воздух; он покинул здание последним, убедившись, что саперы добрались до взрывчатки.

– Это перестало быть представлением убийц, зрителями которого нам пришлось стать. Они нацелились на вас.

Кристиан не ответила. Она думала о том, что сегодня, впервые за долгое время, им удалось избежать жертв. И что как же, однако, может быть прекрасен тот факт, что сержант сидит рядом, живой и здоровый.