Текст книги "Русская турчанка"

Русская турчанка

Анфиса Сергеевна родилась и долгое время жила в Оренбурге с семьёй: отец инженер-строитель, мама – детский врач. Фисочка стала для них единственным и долгожданным ребёнком. Казалось, что не было семьи, более счастливой, чем эта.

Когда пришла пора познания наук, родители решили, что близлежащая школа как раз для неё, а сами отправились на север искать лучшей доли, а малышку оставили на попечение бабушки, старенькой и к тому времени немощной женщины.

Ничего не поделаешь: белый бант к первому сентября завязывала соседка, астры с её же огорода были собраны в пучок и подвязаны ленточкой из клубочка для бабушкиного вязания. Фартук белый сшили из отложенной на чёрный день батистовой простыни. И первоклашка получилась изумительно хорошенькой.

Но всё хорошее, как правило, заканчивается там, где начинается плохое. И оно не заставило себя ждать. Спустя полгода после уезда родителей, пришла телеграмма, что они пропали без вести. Куда? Почему? – ответы искать было некому.

Началась новая жизнь сироты. Школа, техникум – дорогу приходилось вытаптывать, выкорчёвывая сорняки на каждом шагу. Пинки и нежелание общаться с человеком, ни роду, ни племени ни имевшим к тому времени, были со стороны окружающих в изобилии. Бабушка ушла от неё тихо, никого не потревожив. За её гробом тащилась уцелевшая соседка, опекавший и в итоге выпустивший её из техникума преподаватель, Пётр Семёнович, да она, оставшаяся совсем одна на этом белом свете.

Работу нашла не сразу, но зато по специальности, пойдя по стопам матери. Да и Пётр Семёнович старался ей помочь изо всех сил, нравилось ему, что ещё при обучении была самой усердной, схватывала всё на лету, подбирала все капельки секретов профессионального мастерства. И дипломную работу писала под его началом: удовольствие – иметь дело с увлечённым человеком. Да и о ком было ещё заботиться, как не об озарённых делом всей жизни студентах.

Его собственный сын ещё ребёнком погиб по неосторожности, гуляя зимой с мальчишками во дворе. Как это и водится, в свободное время детвора старается изучить все уголки Вселенной, не задумываясь о последствиях этих изучений. Вышли во двор мальчишки, а дело было в феврале, когда перепадали уже оттепели, вот любознательные отважились лазить по крышам гаражей, испытывая себя и показывая друг перед другом свои возможности, а глыба льда так и сошла в неподходящий момент с одной из крыш, обрушившись прямо на сына Петра Семёновича.

После похорон ребёнка жена совсем разума лишилась, замкнув свою жизнь в тесный уголок общежитской комнатушки, которая на тот момент у них была, исключив всяческое общение не только с мужем, но и с миром, потому что любой вопрос, или не относящееся даже к делу её жизни слово, ранило её до слёз, истерик и припадков. Она никого не хотела видеть. Сидела молча у экрана телевизора, и днями смотрела всё подряд, не отзываясь ни на какие реплики. Это убивало и её саму, и мужа. А ведь когда-то так романтично они познакомились.

Он приехал молодым специалистом в город, но часто навещал бабушку во время отпуска или выходных, она жила неподалёку в селе. А что ещё делать холостяку, как не развлекаться, путешествовать и искать приключения.

Пойдёт, бывало, на танцы в местный клуб и обязательно какую-нибудь красавицу провожает до дома, возвращаясь уже по ночи с танцев. За ним тоже девчата в очередь выстраивались, чтобы станцевать, не стеснялись, сами приглашали. А он был весельчак и балагур. Такие ведь всем нравятся. И он поддерживал мнение окружающих о себе соответствующим поведением. И вот однажды, под Восьмое марта, приехав как всегда к родным с миссией благодетеля и помощника, взял у деда лошадь с телегой, не спрося, сорвал у бабушки в теплице все тюльпаны, выращиванием которых она занималась, а потом продавала – неплохое подспорье на пенсии к тому, что поспевало на приусадебном участке, загрузил цветы в телегу и айда по деревне девчат поздравлять. В какой дом не зайдёт, а там невеста на выданьи – получите букетик, и так ездил на кобыле по всем улицам. Вроде бы никого не обидел. Довольный собой, возвращался уже домой, как увидел идущую прямо на него новенькую учительницу местной школы, и ахнул: «Как же он о ней забыл!»

– Что же вы, Ромео, цветов-то для меня не припасли, – не растерялась она.

– Зато я вам сохранил своё сердце.

Так и прожили они с Лидочкой в мире и согласии, когда он перевёз её к себе, устроил на кафедру, а вот теперь она уже много времени живёт своей жизнью.

В одной из передач увидела репортаж о кошках и поняла, что нравится это ей, трогает душу и волнует. Завела элитные породы себе, стала ходить на выставки, занималась дрессурой, нарядами для своих маленьких питомцев, совершенно переключившись с мужа, и без того уже брошенного, на кошек. А ему ничего не оставалось, как переключиться на работу, уйти с головой в науку. Что он и сделал. И в каждой, более – менее старательной из студенток, видел дитя, и непременно привязывался, как к своему собственному, отдавая душу, сердце, время, а если нужно и средства.

Вспоминал, как пришла к нему Фисочка и говорит: «Мне Сергей замуж предлагает, идти, как вы думаете?»

– Зачем же за Сергея, у него же двое детей после умершей жены осталось.

– Ну и что, зато замуж. А то остальные мужики гуляют и всё, да ещё и на ночь просятся, а этот семью предлагает.

– Ну он же на пятнадцать лет старше тебя.

– Он не как другие, а с серьёзными намерениями, – упиралась девка по незнанию жизни, но поддалась-таки уговорам о том, что найдёт ещё по себе и всё у неё будет хорошо. Реагируя на советы, приходила за ними всякий раз, когда жизнь прижимала её к стенке. Так однажды, не отступая от своих идей, поссорилась с заведующей отделением, та затаила на Фисочку злобу, всё думая: «Молодая да скорая, с моё поработай, потопай, каблучок сотри. Подмётку поменяй, а то ишь, кресло моё занять решила? Ну я тебе покажу!»

И настали дни каторги, а не любимой работы. И в одну из очередных встреч Пётр Семёнович и предложил Анфисе поменять что-то в своей жизни, для начала место жительства.

– Куда же я поеду? Нигде меня не ждут. Да и что я знаю, кроме своих заборов и стен?

– У Бога много дорог, почему бы не попробовать, а вдруг и для тебя найдётся?

– Не знаю, может быть, но куда я подамся?

– Ты, главное, не пасуй перед трудностями. А поехать можешь в Куляб. Есть такой город в Таджикистане. Там очень красивые хребты, есть на что посмотреть. Да и люди не сидят на месте, заняты серебряным делом, ткут материи, изготовляют посуду. Иными словами, народ имеется, а, значит, и болячки у них тоже есть. Значит, будет, кого лечить. Найдётся и тебе, куда потратить время жизни, я уверен. К тому же у меня там племянник живёт, поможет тебе на первых порах устроиться, я с письмом тебя отправлю.

Мастер уговоров, Пётр Семёнович, проводил Анфису на вокзал с корзинкой свежеиспечённых пирожков, чемоданчиком вещей, да парой учебников по медицине, успев сунуть ей впопыхах свёрток из газетной бумаги:

– Это тебе на первое время.

Когда уже в поезде она развернула этот пакетик, то обнаружила там несколько купюр одинакового достоинства. Спрятала в карман плаща и всю дорогу ощупывала рукой, чтобы удостовериться, на месте ли?! Беспокоилась за чужие деньги, но когда пришло время, то тратила, как свои, так и прожила на них целый месяц потом.

А пока паровозный гудок известил о начале её новой жизни. Было немного страшновато ехать за тридевять земель в поисках доли, под носом бы рассмотреть успеть, что творится, но видно, так распорядилась судьба и верная рука Петра Семёновича, подавшего ей билет на этот рейс.

Счастливым ли будет этот билет, как знать? Мысли гуляли по её буйной голове, ветер развивал чернявые волосы, а взор устремлялся в вагонное окно и искал тот самый путь, предназначенный только ей.

По приезду до места назначения Анфиса поселилась на первых порах в многодетной семье родственника её наставника, хитрого и делового человека, очертившего сразу же круг её деятельности: готовить еду, убирать в доме, стирать бельё…

Среди множества дел, ей предписанных, не было лишь отделения зёрен от плевел. Так что Золушке можно было позавидовать: её участь была менее скорбной, чем у Анфисы. И самое главное, на чём настаивал хозяин положения, это то, чтобы она не задерживалась после работы, а сразу направлялась домой.

Кстати, с работой проблем не оказалось. Молодую и умную труженицу сразу же приняли в новую больницу, дали свой кабинет, медсестру в помощники. По истечении трёх месяцев, её вызвала к себе заведующая, сказав, что работа такого специалиста устраивает наше заведение, но курсы нужно посетить.

– Какие курсы?

– Повышения квалификации, чтобы корочка была, так надо.

Придя домой, Анфиса всё изложила хозяевам, те, пораскинув остатками ума, решили, что дело неплохое, и дали согласие.

В срочном порядке пришлось ехать в Душанбе, что на приличном расстоянии от места её пребывания – не наездишься «домой». «Вот удача!» – подпрыгивала в душе Анфиса, избавившись от людей, ей совершенно ненавистных.

Свобода, жара, фрукты, новые люди, молодёжь, грамотная и заинтересованная в жизни, – всё нравилось Анфисе. Она поглощала знания с огромным удовольствием, и с не меньшим удовольствием развлекалась, черпая уроки общения: кино, театры, выставки.

Среди членов их группы приглянулся ей Анзур, врач уже со стажем, высокий, стройный, черноглазый. Присмотрел и он её. Будучи человеком образованным, выросшим в интеллигентной семье, знал, казалось, из всех областей жизни всё. Приведёт её, бывало, в музей, и вместо экскурсовода говорит, говорит, говорит, не переставая по три часа к ряду.

Много общего было у этих двух людей, а потому три недели учёбы не прошли даром. После окончания курсов и успешной сдачи экзаменов, Анзур предложил ей познакомиться с его родителями. Она, лишённая с детства семейных отношений, уюта и материнского воспитания, согласилась не глядя. Понимала, что это первый шаг к замужеству, а значит, и в другую жизнь, подумав ещё и о том, что не придётся возвращаться в Куляб, в эту буйную семью с властным, непомерно строгим норовом хозяином, а можно обрести мать и отца, которых ей всегда не хватало. И в первую очередь она думала почему-то не о будущем муже, с которым будет строить семью, а именно о его родителях, как о своих.

Им она понравилась сразу: спокойная, улыбчивая, милая, да ещё и красавица, а главное – врач, как все в их семье. Радовало в ней всё, что казалось продолжением традиций рода. Альбина и Гела не стали препятствовать выбору сына, но поставили условие: жить вместе. Молодожёны обрадовались и перечить не стали. На работе Анфису не отпустили сразу, только три месяца отработки, тогда – пожалуйста. Пришлось влюблённым тосковать в разлуке, но тем теплее были встречи.

Так, не дождавшись свадьбы, Анфиса сообщила будущему мужу, что скоро будет пополнение в семействе. Молодой отец был счастлив, а его родители ещё больше: очень надеялись на рождение девочки.

Свадьба была пышной, с множеством знати и разновозрастной родни. На подаренные средства молодым купили квартиру в центре Душанбе. Место в больнице для Анфисы освободила Альбина, уйдя на пенсию, узнав на радости, что скоро станет бабушкой и посвятит остаток дней внучке. Она всегда мечтала иметь дочь, а тут – внучка. Бывает ли счастье больше?!

Альбина бросила всех и всё, занималась только ей, милой пышечкой, названной в честь какой-то прабабки Зульфиёй. Выпросила у невестки её на время, мол, вы работаете, а мы – нет. Так внучка почти и поселилась у деда с бабой.

Зу-зу, Зуля, Филя, – называли её все по-своему в семье, и она отзывалась на любое из них. Анфису почти каждый день баловали всевозможными подарками за такое сокровище: девочка росла очень радостной, любящей всех, кто её окружал, не капризной и всегда сговорчивой, причину этого видели в воспитании Анфисином, очень терпеливом и каком-то методически направленном на любовь.

Казалось бы, живи и радуйся. Анфиса и радовалась всему, что происходило в её жизни. И тому, что нашла общий язык с родителями мужа, и что родственники его её всегда поддерживали, и что все здоровы, и что денег на всё хватает. Но времени львиную долю уделяла родителям мужа, а не мужу. Какому же мужчине это понравится? Вот он и стал задерживаться на работе, мол, по партийной линии продвигают, а это значит, собрания, совещания и как следствие, – трата личного времени. Но никто на это и не обращал внимания. Не до того было.

Зульфия подрастала в своих заботах: школа, художка, музыкалка, гимнастика, бассейн – скучать не приходилось, Анфиса работала над диссертацией, а родители стали болеть по переменке, да так, что именитые клиники не успевали их штопать. С течением времени и ушли друг за дружкой, пережив один другого лишь на год. Но жизнь не остановила своё стремление вперёд, а лишь ускорило движение на виражах.

Анзур дома почти не показывался, а когда однажды прямо на улице с Анфисой случился приступ астмы, заявил ей потом, придя в больницу, что ухаживать за ней некогда, поскольку ему предложили место секретаря парткома. Она расстроилась сначала, но сопротивлялась, как могла нервным срывам, думала, что сможет жить своей жизнью или жизнью дочери, но не получилось. Ушла вслед за его родителями, оставив Зульфию на попечение отца, который вскоре утонул во время выезда партячейки на природу. Ныряли на спор с друзьями, да, видно, сердце не выдержало, а может, слишком глубоким был водоём или опьянение крепким.

Зульфия к тому времени уже училась на первом курсе мединститута, оставшаяся одна с двумя квартирами при влиятельных и многочисленных родственниках, стала нужна сразу всем. Каждый мечтал откусить кусочек лакомый от пирога, политого её слезами. Не выдержав «дружеских» разборок по поводу семейных ценностей, была вынуждена обратиться в юридическую контору, где и повстречала опытного адвоката, смекнувшего, что к чему. Обхаживал он её долго, в ресторан водил, цветы дарил, иными словами, обольстил юную девушку. Подружки отговаривали: «Уж больно он прыткий. Ты давно его знаешь? Что он за человек? Кто его семья?»

– Да причём здесь семья, мне он нужен,– доказывала она девчатам, будто уговаривая себя.

Как можно остановить человека, решившегося на поступок, не совершать его? Кто может сделать это, если ты доверяешь только себе? Вот так Зульфия и стала матерью через год, оставив институт, потому что муж сказал, что им хватит средств для безбедной жизни. У него была своя квартира, да ещё и бабушкина, доставшаяся ему после её смерти. Такое наследство он сдавал квартирантам. Обе квартиры Зульфии они продали, купив одну. Муж мечтал накопить на свой дом, собственный, чтобы детишек полон двор, чтобы родня собиралась по праздникам.

Ах, если бы в этой жизни было всё так, как ты планируешь. Жизнь, оказывается, всё планирует за нас. Успевай только, вышагивать по её ступеням, да уворачиваться от камнепадов.

Наступили девяностые годы с перестройкой и гласностью, участились этно-региональные конфликты за власть, митингующих на улицах становилось всё больше и больше. В республике разворачивалась антирусская кампания, в ходе которой все жертвы стали списываться на русскоязычное население. Ситуация совершенно не контролировалась.

Зульфия каждый день с мужем вела беседы о том, как жить дальше, потому что он всё чаще был среди тех, кто хотел установить порядок, а она побаивалась за жизнь дорогих ей сына и мужа. И вот однажды, будучи у подружки в гостях с малышом, услышала взрывы. Шум и пыль охватили множество кварталов, бежать домой, чтобы укрыться, было бессмысленно. Подружка уговаривала остаться, не рисковать жизнью. «А вдруг кирпич на голову упадёт?» – шутила она.

Пришлось какое-то время переждать. День минул в тревогах. С наступлением ночи волнения не прекращались. А когда Зульфия утром пришла к своему дому, обнаружила только руины, а позже выяснилось, что и муж погиб во вчерашней перепалке. Присела она на обломки и тихо плакала.

Что делать? Как жить дальше без средств к существованию? Да ещё с ребёнком на руках… Говорят, что дети – это радость. Может быть. Но только не в данный момент. Сейчас Зульфия чувствовала только обузу в его лице.

От их квартиры остались лишь камешки цветника, когда-то разбитого ею во дворе. Она перебралась в квартиру бабушки мужа, где когда-то жили квартиранты, но к этому времени съехавшие. После обстрелов, длившихся дни и ночи, квартира тоже была уже не в том виде, чтобы спокойно и счастливо жить. Стены кое-где начинали трескаться, окна без стёкол, но климат позволял укрываться здесь от обстрелов, зато гонения на русских очень пугали, нужно было что-то делать. И она за бесценок продаёт эту квартиру, вслед за такими же, как она, оставшимися без руки помощи. Плакать – бессмысленно, искать новых покровительств, влиятельных знакомств – смешно, и она пытается изучить карту мира в надежде, что хоть где-нибудь найдётся уголок на ней, где её ребёнок будет расти, не зная войны и голода. Нет, женщина не слабый пол. Слабый пол – это гнилые доски. Просто совершенно ослабевшая телом, собралась с духом и начала жизнь заново молодая и красивая Зульфия. Новые и свежие мысли уже во всю стучали в висок. Они уводили её подальше от этих мест.

Оформить документально сделку по продаже квартиры она не успевает, а просто получает деньги из рук в руки, даёт расписку и убирается на все четыре стороны.

Подружки из русских старались покинуть республику, убегая кто куда, у кого какая была возможность прорасти в другом месте, – спасались, схватив лишь узелок из необходимых вещей. Некогда было думать о материальных ценностях – жизнь дороже. Последовала их примеру и Зульфия: рванула в Стамбул, вслед за одной из знакомых, а почему бы и нет?! Всё равно её нигде больше не ждали. Там лабиринты улиц под одной крышей – базар с миллионом дешёвых товаров, значит, выживать будет несложно.

Быть в Стамбуле и не попасть на такое место, это как туристу не зайти на Красную Площадь в Москве. И она решила, что и ей, возможно, найдётся местечко здесь подработать, когда прогуливалась между рядами удивительно людного места. Дома с деревянными фасадами, крепостная стена… Азию и Европу объединял Босфор, который тоже находился здесь, в Турции.

Согласно мифу, Зевс превратил одну из своих очередных возлюбленных Ио в белую корову, чтобы спасти её от гнева законной супруги Геры. Однако этого достичь не удалось, и Ио сбежала из Греции через пролив, который стал называться «коровьим бродом» – Босфор. В недрах этого пролива есть ещё одно течение, которое течёт в обратную сторону. Вот Зульфия и считала всё это знаками судьбы, да и привлекал её этот необычный, самобытный город, где хоть иногда она могла услышать русскую речь, которая, пусть на мгновение, возвращала её домой, на Родину, по которой всё равно болело сердце.

Хотя Стамбул ей тоже уже нравился. Именно здесь жили султаны Османской империи, и каждый следующий стремился перещеголять предшественника. О них она знала ещё из рассказов учителя истории в школе. А теперь могла воочию в этом убедиться. Но тяжесть на сердце так и преследовала её, несмотря на окружающую роскошь, изобилие и спокойствие.

Поменять Родину в тот момент, когда твой ребёнок только становится на ноги – страшно, больно и обидно. Почему с насиженного места нужно бежать? Но пришлось сделать это, даже не успев задуматься…Воспоминания остались, да и всего.

Благо, мир не без добрых людей, и на турецкой земле нашлись знакомые. У родителей мужа было много приятелей, вот одна из семей, где оба её члена работали врачами, часто с благотворительной миссией выезжали в горячие точки и жили неподалёку в уютном городке Алания, теперь позаботились о ней, на первых порах предоставив и кров, и питание, и внимание.

Помогли Лилия и Нижат Зульфие и с жильём в дальнейшем, когда она решила приобретать своё. Денег, что она привезла, хватило лишь на маленькую комнатушку на окраине Стамбула, потому что цены на жильё в этом районе были невысокие. Ничего, её устроило и это. Знакомые возили её, выбирали, советовали, помогали продуктами, иногда и курушем. Бывает, что люди не стыдятся богатства, а стыдятся бедности. Зульфия же знала, что сможет добиться всего, чего пожелает, и стыдиться ей будет нечего, своими руками будет строить жизнь, – так она решила.

Жильё её новое было скромным, но ей нравилось, что оно своё. И для стартовой площадки было всё отлично. «А почему именно Стамбул? Ведь в Турции много уютных тихих городов, посёлков, селений, где легко затеряться и жить спокойно?» – спрашивала иногда её Лиля. Зульфия отшучивалась, зная об истинной причине случившегося.

Тут всё просто. Она ещё в детстве мечтала жить изысканно, ходить в красивых нарядах и быть принцессой. Именно в этом городе, который украшали мечети и дворцы, музеи-соборы, монастыри, было возможно реализовать свою мечту. Но до карьеры принцессы было ещё далеко.

Так как образования у юной мамочки не было никакого, то выбирать не пришлось. Она устроилась продавцом в один из магазинов, коими пестрели все улочки торгового города. Стала продавать кожу, текстиль, выучила язык. Видимо, природные задатки наблюдательности и умения общаться сделали своё дело. Она могла с каждым покупателем легко найти общий язык, мгновенно разбиралась в людях и без труда втюхивала любой товар. Продажи, доселе стоявшего почти одиноко бутика, пошли в гору.

Хозяин это подметил и стал доверять такой специалистке, всё больше и больше давая ей самостоятельности. Тут-то он и разглядел женскую красоту, приударив за помощницей. А она и не отказывалась, тем более что помощь и поддержка состоятельного мужчины была ей сейчас весьма кстати.

Не растерялась Зульфия. И босса держала в руках, и свои мысли проворачивала в дело. Однажды к ним в салон заглянул французский модельер, а она ему предложила эскизы собственных моделей, выдав их за уже существующие в продаже.

Знатоку приглянулось всё, что было в её показе, и он, недолго думая, заключил с ней контракт. Во Франции открыл магазин по пошиву и продаже её моделей, а ткани она поставляла из Стамбула по весьма выгодной для неё и его цене. Год кропотливой и плодотворной работы принёс свои плоды.

Её бывший хозяин по-прежнему полагался на помощницу, а она потихоньку его разоряла, продавая только свои модели, а его убирая. Он всё реже стал появляться на месте, думал, что дела идут в гору, хотя раньше такого не допускал. И в итоге потерял в её лице хорошего менеджера и удобную подружку. А она по доброте душевной, чтобы не остался без средств, выкупила у него здание, создав не без помощи французского друга салон моды для туристов.

Выживает сильнейший или хитрейший, ну что тут поделать? На дуэль её бывший хозяин вызывать не стал, но понял, что между ним и другим человеком ровно десять шагов. Если ты прошёл пять и тебе никто не встретился, разворачивайся и уходи в другую сторону. Так он и сделал.

Нет, торговать он не перестал, но перешёл на продажу арбузов, уже никого не беря в компанию, а дело Зульфии процветало день за днём.

Деньги потекли рекой. Теперь она развернулась в полную мощь – всё могла себе позволить, не думая останавливаться в своих желаниях. Комнатушку свою продала неплохо, а квартиру трёхкомнатную в центре приобрела легко. Обставила её по последнему слову времени. Интерьер предпочла только в белом цвете. С детства Зульфия была приучена к порядку, и сейчас всё в своей воображаемой крепости начищала до блеска. Каждая ворсинка ковра стояла в своём направлении. Посуда соответствовала мебели, мебель стенам – ей нравилась такая жизнь, и она уже не выживала, а наслаждалась каждым её глотком.

Сын подрастал, учился хорошо. Был рослым, стройным и с удовольствием занимался спортом, подавая большие надежды. Приходил тренер даже домой, предлагал отдать ребёнка в городскую команду по футболу. Но, как и все мамочки мальчиков, любящие их, как самых главных мужчин в жизни, она пеклась о благополучии сына уж слишком безмерно, тряслась над каждым движением ребёнка, дышала им. «А вдруг он руку поломает, а вдруг ногу? – думала Зульфия. Это же моя кровиночка. Как же я? Не могу допустить недосмотра». – поэтому тренеру было отказано.

Мамочка пыталась сына подтолкнуть в другое русло, более безопасное. И Фарид увлёкся театром. Сначала играл на школьной сцене, но зато только главные роли. Режиссёр, которые занимался с группой детей, настаивал отдать сына в театральную студию. Но ведь это нужно будет после школы ездить в другой конец города…А она работала по двенадцать часов. Кто сыночка покормит, кто его через дорогу переведёт? Болело материнское сердце по дитяте, и нова стала грудью: «Нет! И всё тут!»

Юноша и не думал противостоять, но учиться стал, как попало. Школу закончил с трудом. Устроила его по уже сложившейся линии знакомств на компьютерные курсы, поскольку в вуз поступить своего ума не хватило. Но нет худа без добра. Как и водится сейчас у молодёжи любой страны, сидеть у монитора своего компьютера, ноутбука, телефона – первое дело, так и Фарид ничем от них не отличался.

Будучи ещё ребёнком детсадовского возраста, он частенько дома по вечерам бывал один, в силу сплошной материнской занятости своим магазином. Поэтому всё время и смотрел мультфильмы, которые мать включала и говорила, что придёт домой сразу после их окончания. А он смотрел неотрывно и ждал. Зрение, конечно, испортил – это минус, но зато выучил японский язык, потому что самые интересные мультфильмы были именно на нём. А это плюс. Ничего в жизни не бывает зря, обязательно когда-то понадобится навык, приобретённый ранее.

Теперь, когда ему уже тридцать, есть возможность уехать в страну технического прогресса и удачно устроиться в жизни: язык знает, техника в его руках не говорит, а поёт, а пока он работает в одной перспективной фирме и ждёт приглашения. Возможности сына, как и его матери, потихоньку росли, а с ними и желания.

Ах, эти дети. Матери их любят, не замечая недостатков. Это ведь их плоть и кровь, а значит, они идеальны. Но, как и все по нынешним временам, почему-то они вырастают потребителями. В угоду достатка и законам времени, Зульфия купила сыну желаемую машину, чтобы выглядел дитятко респектабельно. Любовалась им, глядя сверху донизу, и не видела изъянов.

Однажды, сын пришёл домой не один, сказав, что уже взрослый, и ему нужна женщина. Что делать? Спорить не стала с ним мать: нужна – пожалуйста. Пришедшая расположилась в чужом доме, как хозяйка. На белом кожаном диване, который Зульфия заказывала по специальному дизайну, красотка, приведённая сыном, не стыдясь, посиживала по утрам в неглиже и расчёсывала пышные смоляные волосы, а их пуки летели с расчёски на ковёр, такой же белый, как и диван.

Глаза чёрные, сидит себе, курит, а прямо на любимый ковёр Зульфии с мягким ворсом, так и летит от её сигарет пепел. А то ещё педикюр прямо здесь решит делать, так и думаешь: «Ну сейчас капелька лака дополнит изысканный орнамент великолепного ковра». Любому терпению неминуемо приходит конец. Настал день, когда и эта мать взорвалась негодованием.

– Сынок, что всё это значит?

– Мам, я уже не маленький. И потом, что тебе, жалко? Ей жить негде, она учится здесь. Квартиру с девчатами снимала на троих, но они уехали, а одной платить за такой особняк дороговато. Пусть поживёт у нас.

– Ты с ума сошёл? Нам такая не подходит, не нашей она фамилии. А манеры? Ты только посмотри, – не стесняясь присутствия обиженной судьбой красавицы, выражалась стоявшая стеной за счастье сына мать.

– Я её люблю. А ты прекрати устраивать истерики.

Пока велась перепалка двух родных людей, пока ещё близких родственников, появившаяся недавно в их доме без спросу сидела по-турецки и попивала преспокойно чаёк.

– Ах ты ведьма, – не выдержала Зульфия осады в своём гнёздышке, нацеливши бронебойный на длинноволосую.

– Ну зачем ты так, – не сдавался сын. Но видя, что мать не поддаётся, съехал со своей избранницей подальше от скандалов. Снял квартиру, за которую нужно было платить, девушку кормить, одевать, поскольку она сразу поставила условие: ты мне – я тебе. Что делать влюблённому и неопытному юноше? Он продал машину втайне от матери и купил всё необходимое в квартиру: холодильник, телевизор, посудомоечную машину, мебель. Привык к комфорту, матерью годами создаваемому. Но это что! Как выжить матери, которая знает, что её кровиночка лишилась этого самого комфорта? Он же ночей не досыпает, носки не меняет, ест что попало, заказывая из непроверенных источников еду.

Терпела Зульфия, терпела, да и наготовила всего: овощей, мяса, фруктов купила, сладостей, да и к нему на квартиру заявилась, пожалеть –то должен кто-то родную душу, а вдруг ему плохо?!

Подошла к двери, а она открыта. Прошла дальше. Видит: сын у окна стоит и судорожно курит, какие-то люди всё дружно выносят из дома.

– В чём дело? Что здесь происходит?

– Мамочка, не волнуйся. Я её выставил сегодня утром. Оказалось, что у неё был другой мужчина, которого она любила. А ты была права: она мне не пара.

– Мама всегда права, – не преминула заключить Зульфия, радуясь внутренне, что вышло так, как она и говорила, предрекая.

Блудный сын по дешёвке распродал всё из съёмной квартиры и вернулся домой, к мамочке.

Так соль и сахар перемежались в жизни Зульфии. Но она же мать, а какая путёвая мать бросит своё дитя на распутье?!

Машину, которую сын продал, было уже не вернуть, а на общественном транспорте на работу ездить в их семье не были приучены. И втайне от матери сын совершает свои следующие шаги: берёт крупный кредит, покупает подержанный авто и, не успев его оформить на себя, едет домой похвастать, какой он мастак. Но судьба-злодейка так и стережёт подобных гуляк за углом, чтобы снова потешиться над их выходками.

Случилась страшная авария. Машина вдребезги, а водитель в реанимации. Мать два дня искала его, нашла в госпитале. Обколотого всего обезболивающими забрала домой, дав подписку об отсутствии претензий к врачам – надеялась только на свои знания медицины: семейные задатки не пропали даром. Три месяца выхаживала сына, но для него уроки жизни ничего не значили, он по сей день откалывал для матери фокусы. А сколько не терпи, конец всегда наступит, и захочется покоя, тишины и размеренности. И вот впопыхах сказала сыну: «Всё, уезжаю в Аланию, к Нижату».

– Какому Нижату, – схватившись за сердце, успел произнести сын.

Конечно, никуда Зульфия не уехала, а снова нянчила своего дитятю, поскольку он попал снова в больницу, но уже с инфарктом.

Вот как бывает: она жила в семье врачей, где никто и никогда не болел, даже карточки медицинской не имел, чтобы обратиться к врачам, может, потому что знали сами, как избежать острых углов, уготованных судьбой, может, берегли здоровье смолоду, а, может, генетика. А тут – единственное продолжение рода, и из больниц не вылезает. Обидно. Но не знаешь, что лучше в данном случае, если говорить о воспитании: кнут или пряник. А делать нечего – сына не бросишь, и она снова осталась с ним. Оклемавшись, он в надежде, что мама пошутила тогда, повторил свой вопрос: «Мамочка, а кто такой Нижат?»