Текст книги "Ветер в клетке"

Нежели я подписалась на это? Я? Девушка, которая даже на американских горках с супер защитой кататься боится?

Мой взгляд переходит на Оушэна – он стоит в окружении мужчин. Некоторые из них одеты в традиционную арабскую одежду, остальные – в спортивном casual, как и он сам. Компания увлеченно что-то обсуждает, явно обговаривая план поездки. Я вглядываюсь в сосредоточенные черты лица Оушэна, раздающего команды, и не могу отвести от него взгляд… пересилив себя, наконец, увожу взор в сторону, пытаясь не залипать на загадочного незнакомца.

В голове не переставая крутятся строки одной популярной песни:

 
«Не влюбляйся, милая,
Не люби, пожалуйста.
Оттолкни его силою,
Или он безжалостно…»
 

– Ты что задумалась? В ужасе? – из строчек песни меня вырывает хлопок дверью авто и голос Оушэна.

– Не то слово, – бурчу я, бросая взгляд на громадную дюну. – Можно ты оставишь меня здесь? Я уже не уверена…что хочу, – и, судя по тому, как у меня в горле пересохло от страха, это правда.

– Так надежнее, – с этими словами, мужчина достает из бардачка дополнительный съемный ремень безопасности и, разворачиваясь ко мне, закрепляет его на моем кресле. Его пальцы случайно касаются моего бедра, и я вздрагиваю, ощутив, как нас обоих ударяет током.

– Ауч, – возмущаюсь я.

– Это из-за ремня, – приземленным тоном поясняет Оушэн, очевидно, не увидев в этом ничего, кроме статического электричества.

Наши взгляды встречаются, и я вдруг снова чувствую, как меня засасывает в бескрайне синюю глубину его глаз. Кажется, что в моих глазах он не видит ничего подобного, и я слегка закусываю губу, испытывая внутреннее разочарование.

– Я боюсь. Я, правда, очень боюсь, – в моем голосе звучат панические нотки.

– Дороги назад нет, Мира. Если я оставлю тебя здесь, то вряд ли потом найду. Со связью здесь большие проблемы. И еще…, – я едва ли не теряю дар речи, когда он вдруг берет меня за подбородок, и слегка сжимая его, выдыхает:

– Ты можешь мне доверять, – тоном колдуна, читающего заклятье, произносит Оушэн. – Я проделывал это сотни раз. И никто не пострадал.

– Почему у меня такое чувство, что я буду первой?

– Потому что ты первая, кого я взял с собой.

– Почему? Мы только вчера познакомились.

– Время не имеет никакого значения, когда находишь то, что искал очень давно.

– Хочешь сказать, что ты очень давно искал меня? – мой голос заглушает рев мотора, потому что в этот самый момент, Оушэн ударяет ногой по педали газа, отпуская меня и цепляясь за руль. Мое тело резко вжимает в сидение, горло сдавливает немой крик. Я автоматически хватаюсь за дополнительную ручку над головой, когда мы начинаем мчаться с безумной скоростью – прямо на дюну, возвышающуюся над нами, как цунами-волна из фильма «Интерстеллар».

Сердце стремительно набирает удары, кажется, оно вот-вот выпрыгнет из груди и навеки останется в этих песках. Вместе с нашими телами, после того, как мы перевернемся к чертовой матери и провалимся в дюну без возможности выбраться.

Заживо погребенные в пустыне – всегда мечтала умереть именно так! Оушэн врубает музыку на полную мощность, я не слышу собственного крика, лишь чувствую, как надрывается горло и пустеют легкие.

Адреналин несется по венам со скоростью света, за секунды я становлюсь настолько мокрой, что рубашку, как после дождя выжимать можно. За водителем я успеваю наблюдать лишь в редкие моменты относительно ровной езды, и с удивлением нахожу тот факт, что его внешний вид фактически не меняется. Он ведет этот безумный штурвал так, как будто у него стальные яйца. И сердце. И душа. И все из чего он состоит. Все человеческое ему чуждо, а страх в первую очередь…

Чем не могу похвастаться я, особенно, когда мы вновь взбираемся на высокую дюну и подпрыгиваем на ее гребне так высоко, что у меня сердце мгновенно уходит в пятки. Я близка к истерике и кажется, уже без разбора кричу лишь одно, на всех языках, что я знаю:

– Остановись! Прошу тебя, умоляю! Хватит! Остановись! Нет, нет, нет! Маааамооо-о-очка! – истошным воплем молю я, осыпая водителя и все это безумное мероприятие русским матом.

– Это только разминка, – усмехается Оушэн, и я читаю его слова по губам, потому что из-за музыки я до сих пор ничего не слышу.

– У меня уже все сидение мокрое!

– С чего бы это? – Оушэн мимолетом бросает на меня двусмысленный взгляд. – Мы еще даже не начали.

– Спасибо, мне хватило, остановись!

– Не-а. С этой минуты, мы в одной лодке, писательница, – в его холодных глазах пляшут самые ехидные ментальные демоны, которых я видела.

– Тогда это «Титаник», черт тебя побери! Мне стоит напомнить тебе, кому из нас суждено умереть сегодня по сценарию? – верещу я, подскакивая на очередной дюне. Зажмурившись, я кричу, замечая, как песок водопадом стекает по лобовому стеклу.

Это очень плохой знак. Очень.

– Я не боюсь смерти. К слову, тебе тоже ничего не угрожает, – вставляет Оушэн, когда мы относительно не экстремально несемся вниз с песчаной горы. – Повторяю: ты можешь мне доверять. Ты слишком много думаешь, как и я. Но я езжу сюда для одного: расслабляться и получать удовольствие. Иногда нужно отпустить ситуацию и плыть по течению. Отпустить контроль. Там, где нет контроля, есть потенциал для настоящей магии. Понимаешь, о чем я?

– Я покажу тебе магию, мать твою! Магией будет, если мы останемся в живых, – протестую я, крепче хватаясь за верхнюю ручку.

Я уже не понимаю, что происходит. Где я, что я, когда это закончится. Голову кидает из стороны в сторону, словно я автомобильный болванчик. Весь мир превращается в один сплошной песчаный калейдоскоп. Все о чем я мечтаю – больше кислорода в легких и о том, чтобы он просто остановился.

Я стараюсь расслабиться, как сказал Оушэн. Легко сказать, сложно сделать, но я, правда, пробую. В его словах что-то есть…то, что резонирует с моей душой.

Там, где нет контроля, есть потенциал для магии.

Но если я отпущу контроль, мне снова сделают больно. Вот в чем таится горькая правда.

Внезапно музыка сменяется на один из моих любимых треков. Я закрываю глаза, делаю глубокий выдох…и вдруг, наша безумная, сумасшедшая и даже смертельная езда, превращается для меня в медитацию. С каждым глубоким вдохом я расслабляюсь все больше и больше, представляя, что нахожусь в компьютерной симуляции. И дюны вокруг нас – лишь специальный нарисованный графикой трек. В игре ты не можешь умереть по-настоящему, а значит…бояться нечего.

К тому же, я уже умирала, в тот день, когда застала Майкла в нашей квартире с моей лучшей подругой.

Что может быть хуже, чем полное падение внутренней самооценки?

Уж точно не эти милые песочные американские горки.

В какой-то момент я полностью расслабляюсь и заливаюсь искренним смехом. Оушэн ловит взглядом мою улыбку, его губы дергаются в ответ.

Внезапно, он задерживает свой взгляд на мне дольше, чем обычно…

– Смотри на дорогу, нас занесет, – прошу я, но уже слишком поздно. Нас и правда заносит. Заносит так, что машина в какой-то момент балансирует на грани падения и переворота. Я закрываю лицо ладонями, осознавая, что это – возможно последние секунды моего существования.

Грудную клетку сдавливает, дышать нечем. Жуткая паника заставляет мое тело оцепенеть за считанные мгновения. В мыслях – только молитвы и клятвы стать «очень хорошей девочкой», если все закончится благополучно.

– Вух. Вот это драйв, – заявляет Оушэн, когда опасность минует и он чудом выворачивает руль так, что мы избегаем падения с дюны. В конце концов, он выезжает в колею между двумя песчаными горами. В зеркале заднего вида, я замечаю, как все остальные участники трека отстали от нас и потерялись из виду.

Наконец, он тормозит, водопад из песка вновь скользит по боковому стеклу.

Как только машина останавливается, я быстро отстёгиваю ремень безопасности и выпрыгиваю из машины, проклиная Оушэна. Мое единственное желание – убежать как можно дальше от этой машины-убийцы, но Оушэн резко останавливает меня. Понятия не имею, как он успел так быстро обогнуть тачку, но это последнее, о чем я сейчас думаю.

После такого сумасшедшего выброса адреналина, меня всю трясет, как при лихорадке.

Я теряю равновесие, едва ли не падаю, ноги проваливаются вниз, словно в зыбучие пески. И только Оушэн является моей опорой, поэтому я в беспамятстве хватаюсь за его плечи, ощущая, как судорогами бьет все тело.

– Эй, тсс. Ты чего? Ты в порядке? Все хорошо, Мира. Мы стоим. Все позади. Мира, ты видишь меня? Ты слышишь меня?

Я не понимаю, почему он похлопывает меня по щекам, обливает водой прямо из бутылки. Перед глазами все плывет, жуткий страх не отпускает.

– Я не могу…не могу дышать, – захлебываясь воздухом, шепчу я, не в силах вернуть себе хотя бы каплю осознанности.

– Просто дыши. Расслабься. Ты в безопасности. Тебе ничего не угрожает.

– Мне кажется, у меня сейчас остановится сердце. Что если это инфаркт? У меня сердце колет, Оушэн. Словно током бьет, – бессвязно шепчу я, ощущая, как грудную клетку начинает усиленно простреливать.

Мне знакомы все симптомы панической атаки, но они случаются у меня настолько редко, что я думала, что давно излечилась от них.

– Это просто выброс адреналина. Ты просто себя накручиваешь. Ты что, ипохондрик? Банальная паника…

– Откуда ты знаешь? Почему ты так уверен? А вдруг, это не просто паника, а, правда, инфаркт?! Мне нужен врач, отвези меня в больницу!

– Знаю и все тут, не спорь…ближайшая больница в трех часах езды отсюда.

– И что теперь делать? Ты во всем виноват, ты притащил меня сюда! Я могу умереть! – едва ли не плача, задыхаясь, срываюсь на крик я.

– Ты сама согласилась, тебя никто не заставлял, – спокойно отрезает этот мужчина, у которого вместо сердца в груди не что иное, как гранитный камень.

– Не кричи на меня, я могу умереть в любую секунду! Я дышать не могу, кажется, воздух в легких заканчивается… – и я правда все это чувствую. Не знаю, откуда во мне вообще есть силы на разговор. Жизненно важная мышца таранит ребра в таком ритме, словно отбивает чечетку.

А у меня в голове и вовсе уже басит похоронный марш.

– Я поделюсь, – в следующее мгновение Оушэн крепко обхватывает мою шею ладонью. Сжимает ее, притягивая к себе за считанную секунду. Вторая его ладонь раскрывает мой рот легким нажатием на скулы, он обхватывает мои губы своими, затем – язык, втягивая его настолько чувственно и сексуально, что я мгновенно забываю обо всем на свете.

Даже имя свое. Пространство, в котором нахожусь. День недели и год.

Сильнее удерживая меня в плену, Оушэн углубляет поцелуй. И это ощущается так, словно он не делится воздухом, а наоборот – крадет его у меня еще больше. И в то же время, морально мне становится гораздо легче, панику снимает, словно волшебным лекарством.

У него удивительные губы. На них песок и соль, раскаленный жар пустыни и сдержанная грубость, разбавленная порывистой нежностью. Его руки ощущаются как каменная опора, стена, за которой ничто не страшно.

Когда я вспоминаю, что дышать можно носом и вдыхаю его запах, я окончательно забываю о своей истерике, и позволяю ему терзать, кусать, истязать мой рот, так как, ему угодно. И Оушэн не церемонится со мной, вжимая мои бедра в тачку, ударяя ладонями по бокам от моей головы. Я в клетке. И не уверена, что хочу из нее выбираться. Здесь слишком хорошо.

Расплываюсь в блаженной улыбке, поднимаю на него взгляд…его глаза затуманены дымкой, которую я не видела на них прежде.

Желание, жажда, похоть? Я не уверена. Его так трудно прочитать. Оушэн – та самая закрытая книга, которая никогда не будет понята до конца, даже если прочитать ее не единожды. А я лишь пока приоткрыла первые главы…

– Ты что себе позволяешь? – шиплю я, как только прихожу в себя. Я не нахожу слов, меня хватает лишь на банальную фразу. Я не сильно ударяю его по скуле, и резко отталкиваю от себя, хватаясь за волосы.

Так, мне нужно быть осторожной. Вдруг он такой же, как Стейн?! Хочет «распаковать» меня по-быстрому и исчезнуть?

– Ты…ты…что это было?

– Успокойся, – Оушэн непринужденно отряхивает песок со своей одежды. – Давно у тебя панические атаки? Это один из способов с ними справиться – перевести фокус внимания на что-то другое. Я спас тебя от приступа. Вот и все, – голосом механического робота выдает он.

– А ничего что ты меня сначала довел до нее? Я же не знала, что езда будет настолько жуткой и экстремальной…

– По крайней мере, до завтрашнего утра ты можешь выдохнуть. Здесь мы разобьем лагерь и останемся на ночь. Разожжём костер, – поясняет он, направляясь к багажнику. – Все остальные скоро подъедут. Когда-нибудь устанавливала палатку?

– Палатку? – я вздергиваю бровь, замечая, как он достает из машины плащевую ткань темно-синего цвета. – Не говори, что я буду спать в одной палатке с тобой.

– А ты хочешь спать без палатки? Или с кем-нибудь из моих партнеров? Они, кстати, тоже пользуются эскорт-услугами, как и Абдул…боюсь, они могут принять тебя не за ту девушку.

Я нервно сглатываю, вспоминая голодные глазешки Абдула, пожирающие своим взором мою грудь.

– Хочешь сказать, что рядом с тобой безопаснее?

– Я тебе об этом с самого начала твержу, – фыркает Оушэн. – Я тебя из задницы вытащил, еще и в пустыню с собой на эксклюзивный тур взял. А вот «спасибо», так и не услышал. Очевидно, с вежливостью в России плохо.

– А у тебя…у тебя…, – не сразу нахожу слова, которыми могу «уколоть» горделивого и холодного засранца. – А у тебя с поцелуями плохо! – демонстративно вытираю губы рукавом рубашки.

Оушэн кидает на меня недоверчивый взгляд и вздергивает брови.

– Да ну? То-то ты от меня оторваться не могла.

– Не правда.

– Правда. И давай закончим этот «детский сад». Партнеры подъезжают, – он бросает взгляд на линию горизонта, и я замечаю на нем движение нескольких громоздких машин.

– Что мне делать?

– Можешь погулять до ужина, сделать фотографии.

– У меня телефона нет…

– Держи. Он все равно запасной. С блокировкой и здесь без связи, – Оушен протягивает мне свой.

– Спасибо, – мне нужен любой повод, чтобы покинуть его пространство. Хотя бы ненадолго. И привести свои мысли в порядок…

Глава 5

Мира

Я ухожу недалеко от скопления машин. Буквально на тридцать метров в сторону. Снимаю фото и видео, время от времени посматривая в сторону делового «лагеря». Через час все участники экстремального сафари разбивают палатки по кругу, а в его центре горит довольно мощный костер. Солнце в пустыне садится быстро, и я спешу вернуться к Оушэну, несмотря на то, что он явно занят. То и дело мужчина переговаривается с арабами в традиционной одежде, и с другими гостями в европейской – очевидно, они и есть гости из Сингапура. Переговоры, после такого выброса адреналина, идут полным ходом, и мне не хочется путаться у Оушэна под ногами…

Ближе к восьми часам вечера мы все садимся на раскладные стулья вокруг костра, и приступаем к трапезе. Шашлыки из курицы, горы риса и восточных сладостей возникли в пустыне, словно из ниоткуда. Подозреваю, что все привезли из города, так как в эти огромные машины поместился бы целый продуктовый магазин. Удивляться нечему, да и некогда – я почти не слушаю их деловые разговоры, устремляя взор на языки пламени и поглощая горячее блюдо.

От всего пережитого за день, меня слишком быстро и резко клонит в сон. Без лишних слов, я коротко киваю Оушэну и просто исчезаю в темно-синей палатке, радуясь тому факту, что смогу по-быстрому завернуться в одеяло, заснуть и избежать разговора с ним в тот момент, когда он тоже придет ночевать.

Мне не хочется оставаться с ним наедине в бодрствующем состоянии. Утром я намереваюсь покинуть палатку еще до того, как он откроет глаза.

Можете представить объем моего недовольства, когда внутри палатки я нахожу лишь одно одеяло и один спальный мешок? Оушэн явно не был готов к парному рандеву.

Закутавшись в кокон, я оставляю ему спальный мешок. Отворачиваюсь к тонкой стенке и отчаянно пытаюсь уснуть, но толком ничего не выходит. Так трудно расслабиться, когда твои базовые потребности не закрыты.

Я не знаю, что со мной будет, когда мы вернемся в Дубай из этого «веселого» путешествия.

Мне негде жить, мне нечего есть, нужно срочно искать клиентов.

Мне нужны деньги.

Или можно вернуться домой…в Москву, где все вокруг напоминает мне о том, какая я неудачница. Незамужняя, бездетная, еще и та самая лохушка, которой успешный жених изменил с лучшей подругой.

Сложно. Все слишком сложно. И Оушэн такой непонятный. Он, конечно, помог мне с некоторыми проблемами, но его намерения насчет меня разгадать трудно.

Поцелуй…его поцелуй мог быть действительно той самой необходимой мне «первой помощью». Он ничего не значит. Это очевидно. У такого мужчины очередь из роскошных женщин, а я…моя не модельная фигура явно проигрывает на фоне идеальных кукол, которых он может снять щелчком пальцев.

К слову, на всем этом стрессе я немного схуднула.

Через несколько часов, я слышу, что он заползает в палатку. Подо мной словно песок проваливается от его вальяжных телодвижений.

– Спишь, Мира? Или притворяешься? – хриплым голосом интересуется Оушэн, заставляя меня слегка вздрогнуть.

Игнорирую его вопрос, не собираясь к нему поворачиваться и разговаривать с ним до завтрака.

– Имей в виду, что я не люблю, когда меня будят, – угрожающим тоном предупреждает Оушэн.

Мне с трудом удается сдержать смешок. С чего он взял, что я буду его будить? Я вообще не хочу с ним контактировать посреди ночи.

Пока я размышляю над его фразой, Оушэн уже засыпает. Я понимаю это по глубокому и медленному дыханию. Сама я не могу похвастаться тем, что с легкостью сегодня могу упасть в царство Морфея…бессонница мучает меня пару часов, а ближе к полуночи я и вовсе замерзаю так, что зубы начинают стучать.

Наверное, это связано с тем, что костер давно потушен, а в пустыне в это время года холодно по ночам.

Черт…я ненавижу, когда мне холодно. Для меня нет пытки страшнее. Я каждую зиму в России не живу, а выживаю, и с тоской вспоминаю декабрь в Германии, когда я по улице могла в кроссовках ходить.

– Оушэн! – шепчу я, пытаясь аккуратно разбудить мужчину.

Поворачиваюсь к нему и на мгновение замираю от этого зрелища.

Во рту мгновенно сохнет.

Он лишь наполовину укрыт спальным мешком. Судя по всему, ему совершенно не холодно, несмотря на то, что его торс полностью обнажен. И лучше бы я никогда не видела этой картины.

Он спит на спине, закинув руки за голову. Будто под солнцем загорает, черт подери, пока я умираю от холода.

Внешний вид его мощной фигуры заставляет мой разум плавиться. Он явно долго работал над рельефным торсом и внушительными бицепсами, покрытыми абстрактными замысловатыми татуировками. Я не могу разглядеть все в свете фонарика от телефона, но то, что я вижу, меня впечатляет. И чего там скрывать…возбуждает.

Мой взор плавно скользит по его горлу, острому кадыку, ныряет в выемку над ключицами, проходится по груди, прямо вместе с его дыханием…

В такт.

Когда я вновь называю его имя, пресс Оушэна сокращается, и я вдруг на мгновение представляю еще одну неприличную сцену со своим участием, где могла бы увидеть нечто подобное.

Боже, он настолько совершенен, что я едва сдерживаю себя, чтобы не прикоснуться к этому горячему океану. Хочется окунуться в него с головой…

И еще рот зашить себе хочется. Моя фигура далеко не так идеальна. Со Стейном как-то проще было даже рядом стоять. А тут приходится лежать в одной палатке с самим Греческим Богом.

Я, блядь, выиграла эту жизнь.

– Оушэн, проснись, – я легонько толкаю его, ощущая, что от холода меня начинает лихорадить. – Черт возьми, почему ты такой теплый? – с придыханием отмечаю я, насладившись жаром его кожи.

– Какого хрена ты не спишь? – я вдруг вскрикиваю от неожиданности, потому что Оушэн делает лишь одно резкое движение и прижимает меня к себе.

Я едва ли не кончаю от ощущения долгожданного тепла на своей коже. Это все равно, что с тридцатиградусного мороза в дом зайти.

– Я же сказал, ненавижу, когда меня будят. Мне завтра за руль садиться. Ты пожалеешь об этом, – ровным тоном ставит перед фактом он, сгребая в свои объятия. Его движения четкие, а цепи из рук – прочные, как сталь.

– Отпусти меня! Ты что делаешь?! Ты же…почти голый. Это нарушение всяких личных границ, – пытаюсь возмущаться я, а сама жмусь к нему, лишь бы согреться. Знаю, это максимально нелепо, но не должна же я показывать, как хорошо мне в его руках. С какой стати? Мы друг другу никто. И как только я найду свою сумку, разойдемся в разные стороны Дубая.

– Я в спортивных брюках. А вот ты почему одетая спишь? – интересуется Оушэн, накрывая меня собой. Его губы упираются в мой затылок. Он согревает меня дыханием, и обратная сторона моей шеи покрывается мурашками. Мне хочется стонать от удовольствия, от долгожданного тепла, но я понимаю, что это будет выглядеть максимально странно.

– Замерзла она. Вроде из России приехала, детка, – снова издевается он слегка сонным голосом. – Согреть тебя? Так хорошо? – раскрыв спальный мешок, он забирает меня в этот теплый кокон. Теперь наши тела, фактически сплетаются друг с другом.

А я словно воды в рот набрала.

Ничего сказать ему не могу толком, теряюсь.

С одной стороны – возмутиться хочется, с другой – я не хочу быть изгнана из этого теплого рая.

– Ты что делаешь? А руки с моей талии убрать можно?

– Здесь чертовски тесно. Я вынужден тебя обнимать. Жаждешь вернуться на свою сторону палатки? – ехидным тоном интересуется Оушэн. Он даже флиртует в своей исконно спокойной манере, словно не придает этому никакого значения. Чтобы он мне ни сказал, я совершенно не понимаю, как он ко мне относится.

– Клянусь, что уже сделала бы это, если бы не дикий холод. Я не продумала тот момент, что спальный мешок – это и матрац, и одеяло! На полу лежать некомфортно, я продрогла вся. Отдай мне мешок, пожалуйста, сам забери одеяло, и убери от меня свои руки.

– Ты первая зашла в палатку, – бескомпромиссно напоминает Оушэн. – У тебя был выбор, Белль. Какие претензии ко мне? Я всего лишь взял то, что досталось. Я не привередливый джентльмен, когда дело касается ночевки в пустыне.

– Тогда как джентльмен, ты уступишь мне спальный мешок прямо сейчас.

– Ну, нет, мне лень из него выбираться, и я все еще сплю, – показательно зевая, бросает Оушэн. – И тебе советую сделать то же самое. Теперь тебе тепло. Должно быть, даже жарко, – он зажимает меня теснее, и я чувствую, как моя задница соприкасается с его бедрами. Это слишком интимно. Слишком. Я его знать не знаю, а уже собираюсь в его объятиях спать? Ну, нет…

– Мне очень тепло, спасибо, ты хорошо постарался меня согреть. Однако я не хочу проснуться утром и ощутить «неожиданный» сюрприз, – выпаливаю я, ерзая на месте. Пальцы Оушэна скользят по моей талии, вызывая внизу живота прилив очень горячих волн. Я закусываю нижнюю губу, пытаясь совладать с возбуждением, искренне радуясь тому факту, что он не видит моего лица.

– Неожиданный сюрприз? Ты так это называешь? Сколько тебе лет, детка?

– Столько, сколько нужно. Отпусти меня, сказала.

– Значит, недостаточно много, для того, чтобы называть вещи своими именами? – я едва ли не умираю от водопада мурашек, когда его губы слегка касаются моего уха. – «Неожиданным сюрпризом» ты член называешь? – его бедра плавно прижимаются к моим ягодицам. Вместе с вздыбленным органом, который я уже совершенно не могу игнорировать, да это и невозможно. – Не нервничай, я же джентльмен, Мира. Я не сделаю тебе ничего плохого, я не обижу тебя. Просто ты так сильно ерзаешь и трешься об меня. Я не железный. Естественная реакция, – поясняет Оушэн, совершенно не делая акцент на том, что я его возбуждаю. Специально? Мистер холод и холеное равнодушие.

– А казался железным, – ворчу я, пытаясь замереть на месте. Но это сложно…я вздрагиваю каждый раз, когда чувствую его твердеющую плоть, намеренную атаковать мою задницу.

А самое ужасное – я и выйти из палатки не могу, сбежать, скрыться. Мне страшно даже подумать о том, чтобы оказаться одной ночью в пустыне. Я очень быстро замерзну и потеряюсь. Упаду в обморок при виде первого же огромного жука, каких тут много.

Ну и к тому же…в глубине души мне нравятся все прикосновения Оушэна. Мне не хочется никуда выходить.

Я в тепле, я в домике, я в безопасности.

Мне так хорошо с ним…каждую секунду. И это чертовски пугает. Трудно найти человека загадочнее, противоречивее и холоднее. Но я сближаюсь именно с таким. Адекватные, простые, беспроблемные, очевидно – не привлекают меня.

– Я хорошо притворяюсь. Как и все здесь. Как и ты, Мира…

– Я не притворяюсь.

– Ты отлично притворяешься, что я тебя не цепляю. Что ты не захотела меня с той секунды, как увидела, – усмехаясь, он обхватывает мою мочку губами, пряча в своем теплом рту. Согревая, всасывает ее. Из моих губ вырывается полувздох, полустон, электричество бежит по натянутому телу.

– Ты слишком самоуверен. Терпеть не могу самодовольных павлинов, – рычу я, отрицая каждое его слово, а сама чувствую, как низ живота разрывает от желания. Тело тает от его касаний, умоляя этого бессердечного о большем. Хочется согреться в них, сгореть в них до пепла. Слишком тут хорошо.

– Это прекрасно, ведь я тоже их не люблю, – парирует Оушэн. – Достаточно капризной певчей птички, которую я поймал в свою клетку.

– Я – водолей по знаку зодиака. Знак воздушный. Ветер не удержишь в клетке.

– Если он сам этого не захочет, – шепчет Оушэн. – А ты хочешь, Мира. Очень хочешь, – с этими словами, одна рука Оушэна задирает мой топ, обнажая грудь. Я теряю разум, ощущая, как его теплая ладонь сжимает мою грудь, согревая. Зажимая затвердевший сосок между большим и указательным, он покрывает поцелуями мою шею, выдыхая:

– Идеальная малышка. Ты даже представить себе не можешь, насколько ценна здесь натуральная грудь, – горячим шепотом отвешивает мне комплимент Оушэн.

– Проклятье. Тогда сейчас ты баснословно богат, – вырывается у меня флиртующим тоном. Я не могу устоять, мысли спутались. Низ живота бешено пульсирует в такт движению его ладони. – Чего ты от меня хочешь? Если трахнуть, то у тебя ничего не выйдет. Мне нельзя сейчас, и я не сплю с незнакомцами.

– Все женщины притворяются «не такими». Было бы странно, если бы ты говорила иначе.

– А я, правда, «не такая». Ты бы поседел, если бы узнал, когда у меня в последний раз был секс. В любом случае, он был только в серьезных отношениях. Поэтому, давай договоримся: раз уж ты заманил меня сюда, молчи и будь обогревателем. Утром мы забудем об этой ночи и разойдемся навсегда.

– Все сказала? Это все, чего ты хочешь?

– Определенно. А вот чего хочешь и добиваешься ты, мне не ясно.

– Хочу, чтобы ты повернулась ко мне, – благосклонно выдает Оушэн. – Хочу сосать, кусать, вылизывать тебя, пока не станешь такой мокрой, что с легкостью примешь мой большой член в свою щелку, – сдавленно шепчет он, заставляя кровь интенсивно прильнуть к щекам.

– Ты извращенец? Зачем говорить все это? – у меня в горле сохнет, его рука одномоментно спускается на мой живот. – Замолчи.

– Я не хочу молчать, я тебя хочу. У мужчин только так и бывает, мы выбираем новую жертву за секунду. Ты зацепила меня. С первого взгляда. Я немного голову потерял, из колеи вышел…сам не ожидал этого. Но я не буду настаивать, Мира. Мы не будем заниматься сексом, пока ты сама меня не попросишь. Пока умолять не начнешь. Я не причиню тебе вреда или зла. Я обещаю. Клянусь. Все будет хорошо, – немного маниакальным тоном гипнотизирует меня он. Я не понимаю, почему в его «клянусь» так много отчаяния и боли, что иней по позвонкам бежит.

В его словах что-то есть. Что-то важное о нем. Что-то настоящее, проглядывающее через призму сдержанной и показной холодности. Что-то реальное и истекающее кровью…по крайней мере, так это ощущается.

– С тобой ничего не случится. Я обещаю тебе, – снова успокаивает меня он, но почему-то эти его слова не могут не настораживать.

– Почему ты постоянно это повторяешь, как будто будет наоборот? – интересуюсь я, ощущая, как его горячая ладонь вновь ласкает мое тело, окуная его в горящую негу. – Ах…

– Не знаю. Разве? – тяжело дыша, он ныряет ладонью в мои леггинсы, накрывая промежность. – Черт. Хочу попробовать тебя на вкус. Ты так пахнешь, – замечает Оушэн, утыкаясь губами в мой затылок.

– Чем же?

– Земляникой, лесом после дождя. Ветром, – делая глубокий вдох, перечисляет он.

– Ты так красиво говоришь. Ты тоже писатель?

– Отчасти. В юности я писал стихи, до тех пор, пока их не нашла мать и не выбросила в ближайший камин. Этот талант так и остался нереализованным. Поэтому я могу бесконечно рассказывать тебе о том, что хотел бы сейчас с тобой сделать.

– Ну, давай, попробуй. Соблазни меня, – провоцирую Оушэна я, сгорая от нетерпения вновь услышать что-то приятное от такого мужчины.

– Если бы у нас было банальное свидание. В ресторане с продолжением в красивом отеле…

– Я бы точно сейчас не отказалась упасть на удобную кровать, – вставляю я, вспоминая о том, что на песке лежать далеко не так удобно, как на ортопедическом матраце.

– Молчи, – повелевает он. – Я бы опустился перед кроватью, взял твою ножку, снял бы с нее туфли. Потом вторую. Сделал бы тебе массаж ног и пальцев. Они у тебя очень красивые, изящные, я сразу это заметил. Покрыл бы лодыжку поцелуями, замечая, как плывет твой взгляд, – вкрадчиво продолжает Оушэн, лишая меня дара речи и способности дышать. – Мне нравится долгая прелюдия, игра, азарт. И для меня важно, когда женщина кончает для меня так, как и ни с кем «до». Я б проверил, насколько ты раскрепощена и чувственна…

– Как? Есть особая техника? – нервно сглатывая, успеваю задать вопрос я, пока мой разум окончательно не улетел в нирвану.

– Не техника. Только истинный полет вдохновения. Каждой нужен свой подход.

– И какой подход ты выбрал бы для меня?

– Я бы поставил тебя на четвереньки. Посередине огромной постели, – выдыхает он с искренним волнением, которое звучит, словно небесная манна, льющаяся из-за закрытых туч. – Хочу избавить от остатков одежды твое красивое тело, рассмотреть попку. Раздвинуть ягодицы и коснуться тебя там языком. Потом…вылизывать тебя, пока твои стоны не станут требовательными, хриплыми, такими отчаянными, безумными…, – Оушэн толкается в меня членом, едва сдерживая нарастающее желание. – Черт, Мира. Я не могу.

– Продолжай, говори. Прошу тебя, – прогибаюсь в его руках, осознавая, что мы оба находимся в каком-то странном состоянии сознания. Лапы скромности и стеснения разжимают меня, и я, на мгновения, забываю обо всем на свете.

– Потом, я бы перешел языком к твоим губам, – мы оба понимаем, что он говорит не о тех, которые обычно кусают перед важным событием. – Какие они у тебя? Маленькие или большие? Ты мне расскажешь?