Текст книги "Последняя ночь колдуна"

Глаша хмыкнула. Девчонка защищает мать, но при этом явно переигрывает. Однако Райский был другого мнения. Он подошел к девушке и ободряюще сжал ее руку.

– Никто не обвиняет твою маму, Карина. Я вообще не сторонник поспешных обвинений.

Глафире был понятен тайный смысл его слов. Пережив несправедливое обвинение сам, он навсегда запомнил свои ощущения. Похвально. Только отчего тогда он на нее-то смотрит волком?

Муля явно вдохновилась неожиданной поддержкой.

«Черт, – подумала Глаша. – Эта ради собственного благополучия продаст даже родную дочь! Да она ее подарит!»

Толстощекая физиономия Мули сморщилась. Она поочередно смотрела на Райского и на свою дочь. И о чем-то думала.

И Глаша даже знала, о чем.

На Альберта Натановича было больно смотреть. Он весь скуксился, потек и, кажется, готов был признать свою вину даже в том случае, если на самом деле ничего не делал.

Такая расстановка сил Глафире не понравилась. Она понимала, что один из этих людей лжет, но совершенно необязательно, что этот человек – доктор. Даже Мулю она не могла назвать подозреваемой номер один, хотя, положа руку на сердце, ей бы очень этого хотелось. Глаша почти догадалась, как отравили Эллочку, и в этом крылась причина ее уверенности. Девушка резко вскочила со стула, чем снова привлекла к себе внимание.

– Ах, это вы? – Райский как будто удивился. – Можете идти домой. Похоже, вы и впрямь вне подозрений.

– Павел Аркадьевич, вы меня не нанимали, чтобы мне приказывать. – Ее голос задрожал от негодования. – Вы меня пригласили, а выгонять гостей невежливо даже для человека с вашим прошлым!

Глафиру несло. Она понимала, что перегибает палку, видела злобные огоньки в его глазах, но ей было все равно.

– Вы, кажется, на что-то намекаете? – Язвительный голос вернул ее к действительности.

– Нет, – резко ответила она. – Только я привыкла доводить все до конца, в отличие от некоторых. Вы, я вижу, размякли, да рановато! Вы оправдали одного человека, но обвинили двух других, не имея достаточных доказательств…

– Это не я, а вы их обвинили, убедительно доказав нам всем, каким образом яд мог попасть в тарелку Эллочки, – небрежно парировал он, не обращая внимания на ее возмущение.

– Я была не права.

На этот раз с открытым ртом застыли все, даже Амалия.

– Во дает! – Восковец трижды громко хлопнул в ладоши. – Далеко пойдешь с таким характером, девочка.

Глаша так и не смогла понять, чего больше в его словах – иронии или искреннего восхищения. Сейчас ей было не до этого.

– Что вы меняете свое мнение? – недовольно проворчал Райский, но руку Карины выпустил. – Или у вас опять есть доказательства?

– Нет, но, возможно, появятся.

– Вы знаете, кто это сделал?

– Нет. Но я знаю, как. Кажется.

– Когда кажется, креститься надо, – прошипела Муля.

– Говори, – приказал Райский, вновь переходя на «ты».

– Я почти уверена, что ни в одном из блюд и напитков яда не обнаружится. Даже в тарелке, из которой ела Эллочка.

– А где же он? – удивленно воскликнул доктор.

– В солонке.

Стало так тихо, что было слышно тиканье часов в соседней комнате.

– Я видела, что Элла постоянно сыпала соль на курицу. Никто, кроме нее, вроде солонкой не пользовался. Я тоже ела курицу, и она была совершенно нормально посолена.

– А ведь верно! – произнесла кухарка с дрожью в голосе. – Элла постоянно все досаливала!

– Ты куда это клонишь? – взвилась Муля.

– Туда и клонит, что мы все опять под подозрением, – пояснил Восковец с таким видом, как будто получал колоссальное удовольствие от представления, – если, конечно, она права и мышьяк действительно окажется в солонке.

– Саш, принеси ее сюда, – попросил Райский сумрачно.

Через пять минут Восковец вернулся с серебряной солонкой в руках. Глаше эти минуты показались вечностью.

– Уф, еле нашел. Закатилась под тарелки. Весь в жире перепачкался. – Он отдал солонку Райскому, взял салфетку с барной стойки и принялся с остервенением вытирать руки. Райский передал солонку доктору. Тот промокнул платком вспотевший лоб, взял серебряную вещицу и насыпал немного соли на ладонь. Он долго вглядывался в белые крупинки, поворачивая ладонь то так, то эдак, поднес поближе к свету и наконец лизнул.

– Конечно, потребуется все же сделать анализ, но это, несомненно, мышьяк! – Доктор взглянул на Глашу почти с суеверным ужасом. – Поразительно! Как вы догадались?

Глаша пожала плечами:

– Не сразу. Просто у меня в голове все время вертелась мысль об особенном блюде. Его не было, а любой другой способ связан с большим риском. Либо отравить не того, кого следует, либо не удастся улучить момент, чтобы подсыпать отраву. Насыпать мышьяк в солонку заранее гораздо проще, и риска никакого, если знаешь об Эллочкиной привычке.

– Что ж, все, оказывается, только начинается, – задумчиво протянул Райский. – Но вы тут и в самом деле ни при чем. Можете ехать домой. И спасибо за услугу! Саш, отвези девушку.

Эти люди надоели Глаше за несколько часов до оскомины, поэтому повторного приглашения не потребовалось. Напоследок она взглянула на Мулю. Ей показалось, что у той начался сердечный приступ: ее рот искривился, лицо перекосилось, глаза налились кровью.

Глаша поспешно вышла из комнаты.

Глава 13

День прошел суматошно. Занятая покупателями, Глафира смогла на время забыть о вчерашнем происшествии в доме Райского. Она отметила, что ни Муля, ни ее дочь в магазине не появлялись. То, что в отделе хозяйничала Неля, стало неприятным сюрпризом, но у Глаши уже начал вырабатываться иммунитет на неприятности.

Глафира покидала магазин одной из последних, хотя обещала себе уйти с работы пораньше, до наступления сумерек. Она боялась признаться себе, что ей не хочется возвращаться домой. Причина была в ее снах, точнее, в последнем сне. К ней вновь приходил старик.

В этот раз он подошел совсем близко, она разглядела каждую морщинку на суровом лице. Это лицо и пугало, и притягивало. Под кустистыми бровями не разобрать выражения глаз, густые усы и борода скрывают рот, а голос звучит так властно, что дрожь пробирает. Глаше показалось, что в этот раз старик смотрел на нее иначе, разглядывал так, словно видел впервые.

– Приезжай срочно, – это прозвучало как приказ, – тянуть больше нельзя. Срок пришел!

Глаша весь день вспоминала эти слова, они крутились в голове как бы сами по себе, помимо ее воли.

Она ничего не поняла. Куда приезжать? Зачем? О каком сроке говорил старик? И что ему вообще от нее надо?

Было еще холоднее, чем накануне, но погода стояла безветренная. Земля подмерзла – Глафира чувствовала, какая она твердая, через тонкие подошвы осенних туфель.

От остановки до дома было минут пятнадцать ходьбы по узкой покрытой листьями тропинке, вьющейся среди деревьев. Уже отойдя от остановки довольно далеко, Глаша пожалела, что выбрала этот путь. Быстро темнело, на улице было совсем безлюдно, хотя стрелки часов показывали только без пяти восемь. Лучше бы она пошла по тротуару. Там светло, горят фонари. И люди ходят.

От этих мыслей стало еще неуютнее. Несмотря на холод, ее руки стали влажными и горячими. Глаша перекинула сумку на другое плечо, потом застегнула куртку до самого горла.

Неожиданный порыв ветра ударил ей в лицо, как будто хотел остановить. Холод пробрал ее до костей.

– Черт, – пробормотала девушка сквозь зубы. Звук собственного голоса немного приободрил ее.

Она быстро пошла вперед. Еще немного, и она окажется в родном дворе. Там гуляют собачники. Они всегда выводят своих питомцев в это время.

Войдя в свой двор, она стремительно направилась к подъезду. Она уже взялась за ручку двери, как вдруг ее плечо крепко сжала чья-то рука.

На мгновение сердце ее остановилось, а потом она пронзительно завизжала.

– Потише! Вы меня совсем оглушили!

Глаша отпрыгнула точно ошпаренная и оказалась лицом к лицу с долговязым мужчиной в длинном черном пальто и кожаных перчатках. Перчатки ей особенно не понравились.

Все еще дрожа, она продолжала пятиться, не сводя глаз с его лица. Мужчину она видела впервые.

– Вы здорово напуганы, – сообщил он очевидное.

– Вы меня напугали! – хрипло ответила Глаша.

– Извините!

– Вы кто? – спросила она.

– Я? Адвокат.

– А-а-а, – протянула она неопределенно.

– Послушайте, девушка, вы случайно не Глафира Морозова?

Он снова ее озадачил, этот тип.

– Откуда вы меня знаете? – спросила она, мгновенно ощетинившись.

– Да я, собственно, и не знаю. В смысле, мы не встречались раньше. У меня есть ваше имя и описание внешности.

– И что? Почему вы решили, что Морозова – это я?

– Ну, вы же рыжая, – ответил он так, как будто это все объясняло.

– Ладно, с этим разобрались. Я – рыжая, и я – Глафира Морозова. Дальше что?

Глаша тянула время. Она не хотела входить в подъезд, пока этот тип не ушел. Но и стоять здесь до бесконечности ей не хотелось. Она устала и хотела домой. Ее расчет был прост. Глаша надеялась, что кто-то из соседей вернется домой и она этим воспользуется. При посторонних тип не потащится за ней в квартиру.

– У меня к вам дело. Точнее, официальное поручение. Вас разыскивали родственники в связи с получением наследства.

– Да что вы говорите? – сузила глаза Глаша.

– А что вас удивляет? Мне кажется, ваше наследство весьма ценное…

– Может быть. Только получать мне его не от кого. Все мои родные умерли, – сказала Глаша строго, давая понять, что шутки кончились.

– Значит, не все. У вас есть дед.

– У меня нет деда, – оборвала Глаша.

– Да есть же! И как это нет деда? У нормального человека в комплекте даже два дедушки, – улыбнулся мужчина.

– Не острите! Вы понимаете, что я имею в виду.

– Послушайте, девушка, не морочьте мне голову, – устало сказал адвокат. – Я потратил на ваши поиски чертову уйму времени, а вы стоите со мной на улице и несете какую-то чушь. Мне холодно, в конце концов. Я прождал вас три часа!

– Одеваться надо теплее, – буркнула Глаша.

– О господи! Ну, хватит! Давайте поднимемся в квартиру, и я покажу вам все документы. Только сначала вы мне предъявите удостоверение личности, а то всякое бывает. – Адвокат как-то странно усмехнулся, чем окончательно вывел Глафиру из себя.

– Может, вам еще стриптиз станцевать? – спросила она зло.

– Вы ненормальная? – Лицо мужчины озарилось неожиданной догадкой.

– Как бы не так! Это вы не в себе, если думаете, что я потащу к себе в квартиру незнакомого мужика!

– Я не мужик! Я адвокат! – простонал тот. – И зачем только я согласился!

– Думаю, за хорошее вознаграждение, – фыркнула девушка.

– Ну, все, вы меня достали! – взорвался адвокат. Чертыхаясь, он полез за пазуху. Глаша похолодела. Что, если у него там пистолет? Или нож, что ничуть не лучше?

Но в руке адвокат сжимал не оружие, а папку. Обыкновенную тонкую папку, свернутую в трубочку. Внутри просматривались листочки с текстом, набранным на компьютере.

– Вот! – Он сунул папку Глаше в руки. – Держите. Прочтете дома и сами решите, что с этим делать. Пишите расписку, что получили документы с рук на руки. – Он извлек из той же папки чистый листок, достал из внутреннего кармана ручку и передал ей.

– Что, прямо здесь писать? – растерялась Глаша.

– Естественно! – съязвил адвокат. – Напоминаю, что это было ваше желание.

Глафира засомневалась. Все происходящее выглядело нелепо. Документы, расписка, наследство от несуществующего дедушки, и все это на темной улице, под пронизывающим осенним ветром.

Тем не менее она под диктовку написала расписку в получении, неловко зажав папку под мышкой, а вместо стола используя собственное колено. Адвокат преувеличенно внимательно прочел ее каракули, но не нашел к чему придраться, сложил листок вчетверо и сунул в карман.

– Ручку отдайте.

– Что?

– Отдайте мою ручку.

– Черт!

Глаша сунула ему ручку, которую рассеянно сжимала в руке, и повернулась, чтобы уйти.

– Не забудьте, что вы должны прибыть в указанный пункт назначения не позднее завтрашнего вечера! – крикнул ей вдогонку адвокат. – Это главное условие!

Глаше послышалось в его голосе злорадство.

Всю ночь Глафира провела без сна. Она напряженно думала, пытаясь отличить правду от лжи. Документов в папке оказалось немного. Копия завещания и сопроводительное письмо из нотариальной конторы. Из завещания Глаша узнала, что является наследницей дома и участка земли в двадцать соток в деревне Медведково. Завещатель, Федор Поликарпович Тавров, если верить документам, в самом деле был ее дедом, хотя Глаша слышала это имя впервые. Старик имел отношение к бабе Кате и, очевидно, являлся отцом Глашиной матери! Однако никто в их семье ни разу не обмолвился о существовании этого человека. Баба Катя никогда не была замужем. Наличие у нее дочери тем не менее предполагало близкие отношения с мужчиной, пусть даже в далеком прошлом. Глаша понимала это умом, но как-то привыкла, что баба Катя всегда одна, и сейчас никак не могла поверить в неожиданно объявившегося родственника.

Девушка несколько раз задумывалась о том, кто ее дедушка и куда он подевался, особенно этот вопрос волновал ее в раннем детстве. Глаша пыталась приставать к бабке с расспросами, но та всегда очень сердилась, молчала как партизан и лишала внучку мороженого. В конце концов Глаша смирилась. Ну, нет у нее деда, и не надо.

Оказалось, есть.

Только непонятно, почему он вспомнил о ней лишь сейчас? Ведь, в отличие от бабушки, у него вполне могла быть семья, дети, внуки. Иначе почему он не искал их раньше? И зачем ему понадобилась Глаша, да еще непременно завтра? В сопроводительном письме ясно указывалось, что завещание вступит в силу только в том случае, если Глаша приедет в Медведково по указанному адресу не позднее завтрашнего вечера.

Глаша была заинтригована, хотя здравый смысл убеждал ее наплевать на завещание и уж никак не тащиться к черту на кулички. Глашу волновало не наследство. Она хотела узнать наконец семейную историю, в которой, оказывается, присутствовала романтическая тайна.

«Вот дадут тебе по башке в этой деревне, станет не до романтики», – предупредил внутренний голос, но Глаша к нему не прислушалась.

Девушка решила ехать. Ей была неприятна вся эта история с завещанием. Откуда он взялся, этот старик? С какой стати про нее вспомнил? Захотелось на старости лет повидать внучку, о которой он знать не знал все эти годы?

* * *

Дина и Валя пришли в полный восторг, услышав новость. Ради этого Валя закрыла отдел и вызвалась собственноручно отвезти Глашу в Медведково. Еще ночью Глаша отыскала в доме старую карту и выяснила, что Медведково расположено совсем недалеко от города. Они планировали добраться до деревни часа за два.

Узкий белый проселок пересекал широкое поле, заросшее иван-чаем и осокой. На лугу паслись черно-белые коровы. На фоне голубого осеннего неба вырисовывались разноцветные верхушки деревьев. Листья берез напоминали старинные золотые монеты.

Дорога спустилась с пологого пригорка и уперлась в горбатый мостик через мелкую, но широкую речушку. На карте эта извилистая речка носила название Линда.

После моста дорога снова пошла в гору. С обеих сторон ее обступал смешанный лес. Какой-то мрачный. Упавшие на землю стволы никто не убирал. Они поросли мхом и производили неприятное впечатление. От высоких разлапистых елей было темно.

Перед самой деревней дорога неожиданно опять вырулила на шоссе. После долгой тряски по колдобинам девушки испытали настоящее облегчение.

Деревня была большая, целых три улицы. Нужный дом оказался в самом конце одной из них. Припарковав машину возле высокого дощатого забора, девушки с опаской вошли в калитку и остолбенели. В обширном дворе ни травинки, только утрамбованная до каменного состояния земля, плотно уставленная автомобилями.

– Это просто автостоянка какая-то, – обескураженно озираясь, заметила Валя.

– Похоже на то.

Под окном двухэтажного дома толпились люди. Некоторые сидели прямо на земле, остальные сбились в кучки и негромко разговаривали. Глашу поразило, что в толпе наблюдались представители различных слоев населения: от крестьян до солидных господ, одетых дорого и со вкусом. В основном это были женщины.

Но всех их объединяло одно – странное выражение лиц, одинаково испуганное и удрученное.

Когда девушки взошли на крыльцо и попытались войти в дверь, дорогу им преградила худая старуха в черном.

– Сюда нельзя, – строго и неприязненно сообщила она. – Сколько можно говорить-то?

– Вот те раз! – возмутилась Валя, рассерженная неласковым приемом. – Сами звали, бумаги присылали официальные, а теперь на порог не пускаете? Наследница приехала. Так там и передайте кому следует!

– Вы Глафира? – почему-то испугалась женщина, уставившись на Валю черными глазами.

– Не я – она. – Валя выдвинула вперед Глашу.

– Федор Поликарпович ждет вас, – проговорила женщина с неожиданной почтительностью. Она пропустила Глашу в дом, а Вале преградила дорогу.

– Подождите здесь.

– Это как это…

Дверь перед носом Вали захлопнулась.

В доме царил полумрак и пахло свечами. Он казался вымершим и безжизненным, как большой склеп. Женщина шла впереди, указывая дорогу, и привела Глафиру к двустворчатым дверям из мореного дуба. Приоткрыв одну створку, она предложила Глаше войти, а сама осталась в коридоре.

В комнате было еще темнее, чем в коридоре. Мимо Глаши прошелестели какие-то старухи в низко повязанных черных платках. Воздух был спертым и тяжелым. В углу у иконы трепетал огонек лампадки.

В первый момент девушке показалось, что она осталась в комнате одна. Она в недоумении огляделась, заметила на полках чучела животных, пучки сушеных трав и высохшие цветы. Здесь странно пахло. Ей определенно не нравилось это место, и она повернулась, чтобы уйти. Тут у нее возникло чувство, что за ней наблюдают. «Успокойся», – приказала она себе. Однако тревожное ощущение не покидало ее.

Глаша резко обернулась, и в этот раз ее глаза, уже привыкшие к полумраку, различили у стены очертания большой кровати. На ней кто-то лежал. Девушка сделала несколько неуверенных шагов, приблизилась и увидела среди груды подушек осунувшееся лицо.

– Ну, вот мы и свиделись, внученька, – раздался у нее в ушах глухой голос.

Чтобы не вскрикнуть, Глаша зажала рот ладонью. Перед ней, распластанный на постели, лежал старик из ее снов. Усы, борода, глубокие морщины, пронзительные глаза. Все совпало в точности. Только в уголках глаз сейчас блестели слезы.

Глава 14

Глаша онемела. Сердце ее трепыхалось. Она хотела убежать, но была словно опутана по рукам и ногам толстыми веревками.

– Вы кто?.. Вы как это?.. Зачем?.. – лепетала она бессвязно.

– Не бойся, Глашенька, подойди, присядь, – ответил старик ласково.

Глаша послушно опустилась на стул, противиться тихому голосу старика не было никакой возможности.

– Но как же так? Этого ведь быть не может? Чтобы вы там… и здесь… и дедушка… Вы ведь мой дедушка? Или это неправда?

– Правда, милая. Я твой родной дед. Ты, Глашенька, кровь от моей крови. А что до твоих снов, то тебе не надо пугаться этого. Ты не серчай! Это я в твой дом бестелесным духом наведывался. Тебя на ночь благословлял, молился за тебя, за твою маму и бабушку.

Старик говорил спокойным голосом дикие вещи. Как это являлся бестелесным духом? Что за бред? Или это и в самом деле бред? Старческий?

Старик усмехнулся в усы, словно прочитал ее мысли.

«Не больно-то он похож на умирающего», – подумала Глаша.

– Не бойся, я не выжил из ума и тебе говорю чистую правду. Хочешь, опишу тебе твою квартиру?

Он и в самом деле принялся перечислять, где что стояло в доме Глаши, какие у нее на окнах шторы, а на полу ковры.

– Ну, теперь поверила? – хитро усмехнулся Федор Поликарпович.

– В это трудно поверить…

– Все просто, деточка. Или сама не догадалась? – Он посмотрел на нее пристально. Глаша отвела глаза. – Догадалась! Вижу!

– Этого не может быть. Я в колдунов не верю, – ответила Глаша твердо.

– Как же не верить, если вот он я? – Старик окончательно развеселился. – Только колдун слово грубое. Ведун я. Людей лечил смолоду. Скотину.

– То есть без волшебства?

– Ну, я же не Гарри Поттер, – проявил старик неожиданную осведомленность. – Хотя и я кое-что умею, не без этого.

Он помолчал немного, как будто не решаясь продолжить.

– Я, Глашенька, завтра умру, – проговорил он со вздохом, – ты не пугайся и ни о чем не беспокойся. Все для меня будет сделано, что положено, и это не твоя забота…

Девушка взглянула на него с сомнением:

– Как это «завтра умру»?

– Срок пришел. Потому и искал тебя с таким старанием. Я ведь до вчерашнего дня и не знал, как ты выглядишь.

– Вы хотели сказать, до сегодняшнего? – осторожно поправила Глаша.

Старик снисходительно улыбнулся.

– Я в дом твой входил, у постели сидел, защищал тебя, как получалось, но ни адрес, ни лицо мне знать было не дано. Только вчера Катерина надо мной сжалилась…

– Бабушка?!

– Она. Тебе – бабушка, а мне – единственная любимая. Катенька.

– Почему вы расстались?

В его глазах она увидела столько муки, что у нее сжалось сердце. Она пожалела, что задала этот вопрос, но старик все же ответил:

– А ты помнишь, какое время было? Кто ж с колдуном свою жизнь связать рискнул бы? Она уж убивалась, плакала, все отговорить меня пыталась. Да как я мог? Кто людям-то поможет, если не я? Кто бы им надежду вернул, когда все глаза от горя выплаканы…

Старик снова замолчал, и Глаша увидела, что он плачет. По морщинистым щекам текли слезы, но не мутные стариковские, а чистые, как утренняя роса. Повинуясь порыву, девушка поднялась, склонилась над постелью и бережно вытерла мокрые дорожки со щек старика.

– Баба Катя так никогда и не вышла замуж, – сказала она тихо.

Старик кивнул:

– Я знаю. Я не держу на нее зла. Мы были предназначены друг для друга, но она ушла и ничего не сказала о ребенке, о нашей дочери, твоей маме. На прощание она выкрикнула, что я никогда никого из вас не увижу, сколько бы ни искал. Ее проклятие сбылось.

– Баба Катя тоже была колдуньей? – ужаснулась Глаша.

– Нет. Но иногда и простой человек, если его переполняют страсти, может наложить заклятие такой силы, что ни один колдун его не снимет.

– Это жестоко!

– Это жизнь. Я все равно оберегал вас и знал все, что с вами происходит. Иногда это получалось лучше, иногда хуже. Я ведь не бог.

– Значит, карьера моей матери, это…

– Это была моя ошибка. Я хотел, чтобы она была счастлива, чтобы сбылись все ее мечты. Но от судьбы, видно, не уйдешь.

– Моя мама была счастлива. До самого конца. – Глаша сама впервые поверила в это. Ее вера передалась старику. Глаза его посветлели.

– Ты, Глашенька, добрая девочка. Я в тебе не ошибся!

Он накрыл ее руку, лежавшую на постели, своей рукой. Рука была твердой и горячей.

Глаша вдруг испугалась. Что, если дедушка решит сейчас передать ей свой дар? Она читала, что колдуны так делают перед смертью. «Да нет, – попыталась она успокоить себя, – это сказки». Да и кто сказал, что старик умирает? Он сам? Ну и что? Просто приболел человек, возраст-то немаленький, вот и показалось. На умирающего он никак не похож, ну просто ни капельки.

– Своего ученья я тебе не передам, – старик снова с легкостью прочитал ее мысли. – Этого нельзя сделать против воли, не бойся! Да и грех это – взваливать на твои плечи такую ношу. У таких, как я, день равен ночи. Но наказ у меня к тебе есть.

Глаша широко раскрыла глаза, не зная еще, что от нее потребуется. Старик приподнялся на локте, причем сейчас было видно, что это простое движение далось ему с трудом, достал из-под подушки деревянный лакированный ящичек, узкий, сантиметров двадцать—двадцать пять в длину, и протянул его Глаше. Она взяла вещицу в руки и почувствовала, как от дерева идет тепло.

– Открой, – попросил старик.

Глаша повиновалась. Внутри на полуистлевшей шелковой подкладке лежал свернутый в трубочку лист пожелтевшей бумаги, такой старой, что края уже крошились от времени.

– Это лист из книги Жизни и Смерти, – пояснил Федор Поликарпович, не дожидаясь ее вопроса. – Это святое и всесильное оружие, ему не одна сотня лет. Я должен был передать этот лист только своему преемнику, но его у меня нет. В чужих руках это оружие может стать смертоносным, и допустить этого нельзя.

Глаша с сомнением разглядывала пожелтевший листок. Он выглядел таким хрупким. Ну какое оружие, в самом деле? Тем не менее она постаралась ничем не выдать свой скептицизм из уважения к своему дедушке.

– Обещай мне, что исполнишь мою волю! – потребовал дед торжественно.

– Ну, конечно!

– Хорошо. Я тебе верю. Ты моя кровь. Во-первых, не читай свиток, как бы тебя ни разбирало любопытство. Во-вторых, когда я умру, положи шкатулку мне в гроб, обязательно в головах. И третье – сделать это нужно так, чтобы никто не видел. Запомнила?

– Конечно, Федор Поликарпович! – кивнула Глаша беспечно. Ей не верилось, что этот крепкий старик может умереть, а значит, и делать ничего не придется.

Она протянула шкатулку, чтобы вернуть, но старик отвел ее руку.

– Сохрани у себя. Только спрячь. Ждать осталось недолго.

Взгляды их встретились, и она увидела в глазах деда тревогу.

– Боюсь я за тебя, Глашенька. Тяжко тебе будет без моей помощи.

– А вы больше не будете мне помогать?

– Пока не минет сорок дней, я не вправе.

– Какие сорок дней?.. – начала Глаша и осеклась. Глаза ее погрустнели.

– Ничего, не печалься. Мне не страшно умирать. – Дед ободряюще улыбнулся, и Глаша вдруг удивилась, как она прожила жизнь без этого мудрого человека с большим сердцем. За удивлением пришла жалость. Ей было жаль себя, деда, бабу Катю… Она почувствовала, как в глазах защипало, по щекам сами собой полились слезы.

– А вот этого не надо, Глашенька. Больше ты плакать обо мне не будешь. Я заговорю твои слезы, да и тосковать я тебе тоже не дам.

– Не надо! – воскликнула Глаша.

– Что?

– Не надо меня заговаривать.

Дед взглянул на нее строго и в то же время ласково.

– Как пожелаешь, – промолвил он наконец. – Сейчас иди отдохнуть. Тебе покажут твою комнату и комнату твоей подруги.

– Откуда вы… Ну, про Валю… Ах, да! Не перестаю удивляться, как у вас это получается.

– Ну, иди!

Глаша поднялась, прижимая к груди ящичек. Потом подумала и сунула его под свитер.

– Молодец! Не забыла. Будь осторожна, девочка! И прощай!

– До свидания. Вы разрешите утром проведать вас перед отъездом?

Старик ничего не ответил, но по его улыбке она поняла, что он не будет возражать.

* * *

Когда Глаша вышла на улицу, она зажмурилась от солнца. Над забором возвышались облитые золотом кроны берез, которые, казалось, сверкали. Краски ослепляли своей яркостью. Осеннее солнце стало теплым, как летом.

Глаша, прищурившись, оглядела двор, отыскивая подругу, но ее нигде не было. Людей, как и машин, стало гораздо меньше. Глаша удивилась, куда подевалась Валя. Она решила ничего не говорить подруге о листке. В ее порядочности она не сомневалась, но вот любопытства той было не занимать. Обязательно начнет подбивать на то, чтобы заглянуть в листок хоть одним глазком, а нарушать данное деду обещание Глаше не хотелось.

Девушка спустилась по ступенькам с крыльца и немного прошлась по двору, однако тревожные мысли не оставляли ее. Ей все время казалось, что кто-то наблюдает за ней, пристально и недобро. Она обернулась, чтобы взглянуть, но солнце слепило глаза и мешало рассмотреть всех как следует. На первый взгляд никто не обращал на нее внимания, но ощущение не проходило.

– Ну что, признал вас старик? – крикнул кто-то ей прямо в ухо. От неожиданности Глаша так вздрогнула, что чуть не выронила ящичек, едва успев прижать его к животу.

Перед ней стоял адвокат и скалил зубы.

– Вы что тут делаете? – спросила она с возмущением.

– То же, что и вы – жду кончины старца.

– Не кощунствуйте.

– Боже упаси! Старик сам объявил, что завтра отдаст концы, а в этом случае у меня будет много работы. Вот, хотя бы вам все бумаги оформить. Кстати, вы-то, надеюсь, настоящая наследница? Или опять ошибочка вышла?

– В каком смысле? – не поняла Глафира.

– Забавная история, – хмыкнул адвокат и потер переносицу, отчего-то смутившись. – Хотите, расскажу? Вам это, мне кажется, пригодится.

– Валяйте, – разрешила Глаша, впрочем, без особого энтузиазма. Она была озабочена исчезновением Вали.

– У меня для ваших поисков были два адреса: домашний и рабочий. Дома вас застать не удавалось, очень уж вы прыгучая, и я отправился на работу. Кстати, там я вас тоже не застал. – Он подмигнул ей: – Интересно, где вы шастаете?

Глаша пропустила колкость мимо ушей, а вот на адвоката уставилась со всем вниманием. Высокий мужчина в черном – так вот о ком говорила Наташка!

– Так это вы приходили?

– Ну да. Я оставил визитку какой-то толстой женщине, которая была в вашем отделе…

– Неле?

– Понятия не имею. Она не представилась. Я сказал, чтобы она передала вам, чтобы вы перезвонили по срочному делу.

– Извините, что не перезвонила…

– Ну, почему – вы перезвонили, – огорошил ее адвокат.

У Глаши отвисла челюсть.

– Я перезвонила вам?!

– Ага. И даже пригласили меня к себе домой, – добавил он язвительно.

– То есть вы утверждаете, что были у меня дома?

– Был. И кофе пил. И документы вам показывал.

– Интересно, кто из нас сумасшедший? В прошлый раз вы утверждали, что я, но сейчас я сильно в этом сомневаюсь.

– Да оба мы с вами нормальные. А вот у той девицы, что все это затеяла, точно не все дома.

– Девица в моей квартире… ерунда какая… Но как вы могли перепутать? Ведь она вам должна была паспорт показать?

– Показывала. Ну и что? Я особо не всматривался. Вас я никогда не видел. Знал только примерный возраст и то, что вы рыжая.

– Я не рыжая, – машинально поправила Глаша.

– Да? Ну, вам виднее.

– Короче, не было у меня особых поводов для сомнения. Квартира ваша, паспорт ваш, волосы рыжие… ну, или как там ваш цвет называется? Прическа, опять же. Да и наследство не такое большое. Не миллион же долларов. Подумаешь, дом в деревне. В общем, привез я ее сюда, показал старику, а он сначала и виду не подал, зато потом…

Адвокат поежился.

– Прогнал он эту девицу взашей. И меня чуть с работы не уволили. И, главное, никто не верит, что самозванка эта в вашей квартире была и дверь своим ключом запирала. Говорят, я ее специально притащил, чтобы время на поиски не тратить.

– А вы не специально? – спросила Глаша едко.

– Нет, конечно. Зачем мне? – Он вскинул на нее обиженные глаза.

– Неужели мы с ней так похожи?

– Я же говорил, что у меня не было вашей фотографии.

– А паспорт?

– А что паспорт? Я на фото даже и не смотрел, только на ФИО. Кроме того, покажите мне человека, который в паспорте сам на себя похож.

– Ну, а вообще?

– Что вообще?

– Мы с этой девицей похожи?

Адвокат отступил назад и задумчиво оглядел Глашу с ног до головы. Хмыкнул. Потом покачал головой.

– И да, и нет. Волосы и прическа точно похожи. Рост. Лица, конечно, разные, но что-то общее есть. У вас обеих волосы на лицо падают, с первого взгляда и не разглядишь. – Он задумчиво пожевал губами, что-то вспоминая и сравнивая. – Кажется, она помоложе…