Текст книги "Хозяйка Фалкохерста"

Ланс Хорнер
Хозяйка Фалконхерста

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I

В Элм Гроув на просторной кухне, соединенной с главным домом крытым переходом, как это принято почти на всех южных плантациях, стояла тишина. Ее нарушали разве что тиканье старых ходиков на стене, звяканье тяжелой крышки на чайнике, сопровождаемое клубами пара, да бормотание, срывавшееся с темных губ Лукреции Борджиа.

– Работа, работа, весь день одна работа! Света белого не видишь! Лучше уж гнуть спину в поле, чем торчать на кухне. В поле дождалась заката – и гуляй себе. А мне по вечерам еще приходится готовить ужин, а после ужина вкалывать до самой ночи. Куда запропастилась бездельница Далила? Где эта бестолочь Эмми? Тоже мне, помощницы! Вечно где-то болтаются! Далила, видать, до сих пор ковыряется в столовой, убирает со стола, хотя ей давно пора помочь мне. А Эмми? Тоже как сквозь землю провалилась! Изволь теперь в одиночку мыть и вытирать посуду, прибирать на кухне, и так до бесконечности. Ох и взгрею я Эмми, когда та заявится! Она у меня схлопочет!

Она не жалела для помощниц уничижительных эпитетов, но сама тем временем трудилась не покладая рук: налив воды в два таза, она водрузила их на стол посреди кухни, заваленный грязной посудой.

– Только бы управиться до темноты, чтобы успеть встретиться с Джемом у родника! Похоже, Далила с Эмми сегодня вообще не появятся на кухне. Далилу сейчас не тронь: сметает, видать, крошки со стола на серебряный поднос. – Лукреция Борджиа выпрямилась и изобразила белоручку-гувернантку, отставив для выразительности оба мизинца. – Все, наверное, воображают, будто это она и стряпает на кухне. Терпеть не могу светлокожих зазнаек! Только и знает, что сметать крошки со стола да строить глазки мистеру Маклину. Не будь он, бедняга, так болен, наверняка влезла бы к нему в постель, не окажись рядом миссис Маклин. Только где ему: он такой хворый, что уже не может взять себе в постель рабыню. На меня он в любом случае не позарился бы, даже если бы был здоров: я для него слишком здоровенная и черная! Зато мою стряпню он уважает. В целом свете не найдется лучшей поварихи – можете мне поверить! Спасибо старой тетушке Дженни – это она меня научила. Да и сама я не промах. По части готовки со мной никто не сравнится. Взять хотя бы сегодняшние бисквиты: уж такие были легонькие, что чуть не упорхнули со стола!

Она прервала свой бессвязный монолог и воинственно уставилась на Далилу, появившуюся на кухне с подносом, полным грязных тарелок.

– Явилась на запылилась?! Осталось дождаться чертовку Эмми! Наверное, вы с ней решили взвалить всю работу на меня одну. Ты забыла, что твое дело – мыть рюмки да приборы и класть их на место, а остальная посуда – на Эмми? Я не прислуживаю за столом, я не судомойка – я кухарка, только и всего. Ну-ка, скорее за дело! Я буду мыть посуду, а ты вытирать. Мне нужно выбраться из дому до темноты.

Далила тряхнула черными кудрями.

– Держу пари, торопишься на свидание к Большому Джему. Будь осторожна: этот негр из тех, кто может обрюхатить девку в два счета.

– Велика важность! – Лукреция Борджиа пожала плечами и криво ухмыльнулась. – Зато я получу от мистера Маклина серебряный доллар. Ему наплевать, кто меня обработает, лишь бы заиметь от меня приплод. Джем умеет потискать девку, а нашей сестре только того и надо. Или ты из другого теста?

Далила окинула Лукрецию Борджиа испепеляющим взглядом.

– Я не схожу с ума по мужикам, как ты. Я девушка разборчивая. Миссис Маклин говорит, что хочет получить от меня потомство, но подождет, пока для меня подвернется белый или светлокожий ухажер, чтобы мой сосунок не получился черномазым. И не намерена кататься по траве с таким трубочистом, как твой Джем. К тому же для меня он слишком велик. Ты только взгляни на меня, Лукреция Борджиа: я маленькая, светлокожая, да какая милашка. Не то что ты. Никогда еще не видела, чтобы у девушки восемнадцати лет были такие здоровенные груди, как у тебя. Ты самая здоровенная девка на всей плантации!

Лукреция Борджиа выпрямилась, демонстрируя себя в полный рост. Зрелище и впрямь было впечатляющее.

– Вот потому Джем меня и выбрал. Он так и говорит: люблю, мол, когда в женщине есть за что подержаться. Для меня он ничуть не велик, а в самый раз. – Она хихикнула. – Наоборот, не мешало бы побольше! И вообще, хватит болтать, Далила. Нас ждет посуда. Хотелось бы мне знать, куда подевалась вредина Эмми. Разве ей не положено мне помогать? Кухарке не обойтись без помощницы. Миссис Маклин велела ей разобрать коробочку с пуговицами, а она и рада стараться: провозилась весь день, будто пуговиц там не меньше тысячи. Возомнила себя горничной! Если бы здесь распоряжалась я, то завела бы иные порядки. Ни за что не отправила бы судомойку разбирать хозяйские пуговицы. Это твое дело.

– Но я была замята шитьем для миссис Маклин! У меня не сто рук.

– И у меня не сто!

Лукреция Борджиа прошлась мыльной тряпкой по тарелкам. Рослая, молодая особа под шесть футов. Судя по светлому табачному оттенку ее кожи, в число ее предков затесался белый человек; можно было также предположить, что она происходила из одного из североафриканских племен – ялофф, мандинго или хауса. Несмотря на внушительное телосложение, она вовсе не была дородной, отличалась миловидностью, а от ее сияющих карих глаз с длинными густыми ресницами попросту трудно было отвести взор. Нос у нее был лишь слегка приплюснут, а губы если и выпирали, то только самую малость, и походили цветом на темный, спелый виноград. Ситцевое платье облегало девушку настолько тесно, что могло в любую минуту лопнуть по швам. Огромные груди грозили проделать в платье дыры, сквозь материю проступали большие соски. У нее была осиная талия, широкие бедра и колонноподобные ноги. Вылитая амазонка, при взгляде на которую у всякого мужчины перехватывало дыхание.

Она напрягла слух, заслышав приближающиеся шаги.

– Дождались: Эмми! – Она воинственно уставилась в дверной проем, соединяющий кухню с крытым переходом. – Как пить дать эта девка вбила себе в голову, что может разгуливать по усадьбе, точно леди, раз к ее услугам прибегла миссис Маклин. Ничего, я выбью из нее эту дурь!

Она выждала, пока Эмми, еще неуклюжий подросток, появится на кухне и подойдет поближе, после чего хлестнула ее по лицу мыльной тряпкой:

– Немедленно принимайся за посуду, дрянная девчонка! Ни у меня, ни у Далилы не доходят до нее руки. Подумаешь, миссис Маклин попросила ее разобрать хозяйские пуговки! Из этого еще не следует, что ты превратилась в служанку со второго этажа. Твое дело – помогать мне на кухне. Скажи спасибо, что ты не собираешь хлопок наравне с остальными дурами.

Потом Лукреция Борджиа обтерла лицо платком и пробормотала:

– Черт, да здесь жарче, чем в аду! Хоть бы вечером стало попрохладнее.

Приставив Эмми к тазу с посудой, Лукреция Борджиа занялась уборкой кухни: смахнула с хлебной полки крошки, расставила по местам баночки со специями и приправами, к которым она прибегала, готовя мясные блюда. Все умолкли, а Лукреция Борджиа больше всего на свете не переносила тишину.

– Как чувствует себя сегодня мистер Маклин? – Вопрос предназначался Далиле и имел целью завязать разговор, поскольку всем на плантации было и так отлично известно, что хозяин крайне слаб здоровьем.

– По-прежнему кашляет, как заведенный. Миссис Маклин боится, что у него скоротечная чахотка. Совсем скоро он уже не сможет управляться со всеми неграми и с хозяйством, плантация отнимает слишком много сил. По-моему, мистер Маклин серьезно болен.

– Кто тебя спрашивает? Сама знаю.

Эмми аккуратно расставляла вытертую посуду, Далила считала столовое серебро и складывала в отдельный ящичек. Лукреция Борджиа провела напоследок тряпкой по хлебной полке и вздохнула с чувством выполненного долга. Получая в свое распоряжение подручных, она неизменно добивалась превосходных результатов. При этом вовсе не была ленивой, напротив, отличалась большой работоспособностью, правда, в сочетании с тщеславием, однако главное ее достоинство заключалось в другом: в умении заставить работать других.

– Кэти приготовила ужин для работников? – спросила она, заранее зная ответ, просто опять соскучившись по звуку собственного голоса.

Далила утвердительно кивнула:

– Приготовила. Большой Джем понес еду в поле. Сегодня за столом белые говорили насчет того, что пора навести порядок с кормежкой работников. Те, кто живет в хижинах, недополучают еды. Теперь готовить будут прямо в хижинах, после возвращения работников с поля. Ну, а неженатые пускай едят с женатыми. Мистер Маклин говорит, так будет проще. Пускай сами кашеварят! Да и вообще, на плантации не хватает негров, чтобы выполнять всю работу, а те, что есть, дряхлеют на глазах.

Все опять надолго примолкли. Наконец Лукреция Борджиа не выдержала и спросила:

– Где сейчас миссис Маклин?

– Сидит на передней веранде, беседует с мистером Маклином. Он говорит, сильно вымотался за день и будет теперь до вечера отдыхать. А тебя хотел попросить сходить к амбарам после того, как ты управишься с посудой. Надо взглянуть, все ли там в порядке.

– За кого он меня принимает? За надсмотрщицу? Да, без управляющего нам теперь не обойтись. С мистера Маклина какой спрос? Нам нужен надсмотрщик.

– Он всегда на тебя полагается, – ответила Далила. – Ты сама знаешь, Лукреция Борджиа, что в твоем присутствии все становятся шелковыми. Хозяин велел, чтобы ты побыстрей управилась на кухне и заглянула к нему на веранду.

– То одно, то другое! – Лукреция Борджиа обожала поворчать, однако на самом деле ей льстила мысль, что мистер Маклин ей доверяет. Она знала, он с радостью возложил бы на нее еще множество обязанностей на плантации, помимо приготовления еды трижды в день.

– Куда он без тебя денется? – кротко проверещала Далила, разглаживая складки на черном ситцевом платьице и поправляя крохотный белый передник. Это было даже не лестью, а констатацией факта.

– Ладно, иду. – Лукреция Борджиа оглянулась на бедняжку Эмми. – Гляди, когда я вернусь, чтобы повсюду была безукоризненная чистота, не то ты у меня узнаешь, почем фунт лиха. Не забудь отскрести чайник с песочком. Чистый песок найдешь в бочонке вон там, у дверей. Чтобы к моему приходу чайник сверкал и ни пятнышка копоти!

Лукреция Борджиа вытерла руки о фартук, критически оценила его состояние и достала из шкафа новый, накрахмаленный до хруста. Спрятавшись от служанок за дверцей шкафа, она размотала свой простой головной платок и снова завязала его на голове, только уже аккуратнее. Она стыдилась волос – единственной неудачной детали своей внешности. Волосы у нее были короткие и отказывались отрастать, сколько она их ни расчесывала. По этой причине она никогда не появлялась на людях без платка.

Кивнув Далиле и сделав прощальный выговор Эмми, она зашагала по галерее, связывающей кухню со столовой, где на ходу проверила, есть ли на мебели пыль. Проверка оставила ее неудовлетворенной. Хмурясь, она подумала, что, если бы на нее возложили обязанности следить за чистотой в доме, она бы добилась, чтобы нигде не было ни пылинки. Миновав столовую, она прошла холл, служивший при необходимости гостиной, и очутилась на передней веранде, где восседали супруги Маклин.

В былые времена плантация Элм Гроув кичилась своей внушительной господской усадьбой, однако с тех пор все пришло в упадок. Из двух высоких колонн с ионическими капителями, обрамлявших парадный вход на веранду, сохранилась лишь одна – другую, давно сгнившую, заменило гладкообструганное бревно. Колонна и бревно были выкрашены белой краской, однако краска местами облупилась, местами выцвела. Сам дом, сложенный из недолговечного рыжего кирпича, давно требовал ремонта, белые наличники окон и дверей находились в не менее плачевном состоянии, чем колонны. Усадьбу связывала с дорогой аллея, обсаженная не вязами, как следовало бы ожидать, учитывая название плантации,[1]1
  Elm grove – вязовая роща (англ.).


[Закрыть] а деревьями с сильным дурманящим запахом.

Тощий мистер Маклин мирно полеживал в плетеном кресле-качалке. Высокий воротник почти полностью закрывал его впалые щеки, но был не в силах спрятать великолепные усы, на рост которых уходили, казалось, все силы, еще теплившиеся в этом тщедушном теле. Худые, восковые руки с трудом справлялись со сломанным веером из пальмового листа, жара вынуждала его постоянно обмахиваться. Миссис Маклин была полной противоположностью супругу: она выглядела настоящим воплощением доброго здравия, ее пухлое тело до отказа заполняло ситцевое платье, натянутое на ней, как на барабане.

– Вы хотели меня видеть, масса Маклин, сэр?

При обращении к белым голос Лукреции Борджиа всегда звучал на октаву ниже и приобретал необходимую почтительность.

– Еще как хотел! Где ты пропадала все это время?

– Мне пришлось самой мыть посуду после ужина, масса Маклин, сэр. Эмми – страшная лентяйка, ее ни за что не загонишь на кухню.

– Ручаюсь, что ты прекрасно загнала ее туда. В твоих руках всегда спорится любая работа.

– Это верно, сэр, масса Маклин, сэр. Уж я-то не ленива!

– Вот я и хочу поручить тебе сходить в конюшню и посмотреть, прибрался ли там Джубо. Сам я сегодня туда не дойду, а этот парень – лентяй, за ним нужен глаз да глаз. Если он отлынивает от работы, заставь его сделать все как следует. Скажи, что я нагряну с утра пораньше, чтобы проверить, как он там справляется. Что-то мне сегодня нездоровится, вот мы с миссис Маклин и вылезли под вечер на веранду. Когда разделаешься с Джубо и конюшней, сбегай к Беделии, посмотри, спит ли Летти с Дейдом. После ее последних родов прошло уже больше года. Пора бы ей снова разродиться. Я не могу себе позволить держать на плантации негритянок, которые не дают приплода. Беда в том, что они стареют, да и негров у меня на всех не хватает. Скоро я и тебя запущу в дело, Лукреция Борджиа. Пора и от тебя получить сосунка. Вопрос в том, с кем бы тебя спарить…

– Мне бы хотелось, чтобы вы отдали меня Большому Джему. Он, конечно, не красавец, но мне нравится.

Мистер Маклин погрозил ей пальцем:

– Нравится тебе кто-то или нет, не имеет ни малейшего значения! Я вот подумываю, не отдать ли тебя Альберту. Он еще не стар и мужчина что надо: у него всякий раз получается по сосунку.

– Как же не стар? Как раз стар, масса Маклин, сэр! Альберту, наверное, уже тридцать с лишним, а хилый-то какой! Разве у такого получится приплод?

– Лукреция Борджиа! – прикрикнула миссис Маклин, впервые подавая голос. – Ты горазда препираться. Забыла, что я не терплю сварливости в слугах? Если мистер Маклин отдает тебя Альберту, то так тому и быть. Он сможет спать с тобой на твоей подстилке, прямо на кухне. Тоже мне – хочу, не хочу! Прекрати препирательства и поторопись исполнить приказания твоего хозяина. Когда выполнишь все поручения мистера Маклина, то замесишь тесто. У нас вышел хлеб. Придешь ко мне, и я отопру кладовую, чтобы ты взяла оттуда муки. Беги, живо!

Лукреция Борджиа удалилась, бормоча про себя:

– Меси хлеб, готовь обед, мой посуду, надзирай за неграми вместо мистера Маклина!.. Ни минуты для себя! Ничего, я все равно наведаюсь к роднику. Большой Джем обещал прийти туда. Уж не думают ли они, что я все еще девица? На такой плантации, как эта, где столько негров и негритянок, ни одна девушка моего возраста не остается девицей. Хорошо бы мне достался Большой Джем! Тогда я рожу для мистера Маклина хорошего сосунка. На что мне этот плюгавый Альберт? Джубо и то лучше его. На Джубо стоит обратить внимание. Плохо только, что он – настоящий дикарь, недавно из Африки, да и внешностью не вышел.

Не хватало только, чтобы мой сосунок получился похожим на него! Джубо – мужчина крепкий, но с Большим Джемом ему ни за что не сравниться.

Она резво зашагала в сторону хозяйственных построек, похрустывая накрахмаленным фартуком. Джубо валялся на полу конюшни.

– Гляди-ка, как ты принарядилась, Лукреция Борджиа! – Конюх встал и шагнул к ней. – Ох и хороша же ты!

Он было схватил ее за руку, но девушка отпрянула. Ее глаза привыкли к полутьме, и она произнесла:

– Пол грязный, повсюду рассыпан овес, навоз не убран…

– Подумаешь!

– Лучше возьмись за ум! Мистер Маклин скоро нагрянет сюда сам, а ему подавай чистоту и порядок. Принимайся-ка за дело, если не хочешь, чтобы он задал тебе трепку. Ох и выпорет он тебя!

– Еще чего! Это я здесь всех порю. В этом деле мне нет равных!

– Хочешь, я попробую? Я смогу выпороть негра ничуть не хуже, чем ты. Ну и лентяй же ты, Джубо! Бездельничаешь день-деньской, пользуешься тем, что мистеру Маклину нездоровится. Хватит валять дурака, не то попробуешь вот это! – Она сунула ему под нос свой здоровенный кулак, которым можно было бы повалить вола.

– Полегче, Лукреция Борджиа! Зачем нам ссориться? – Голос его стал сладким как мед. – Знаешь, как ты мне нравишься? Я сегодня весь день только о тебе и думаю. И надумал я, что нам с тобой неплохо бы было позабавиться, Лукреция Борджиа! М-м-м, что за сиськи у тебя! Гляди! – Он показал на свои штаны из мешковины. – Видишь, что получается, стоит мне разок о тебе подумать?

Она узрела здоровенный бугор, обтянутый ветхой тканью, и призывно улыбнулась. Подойдя к нему вплотную, она положила ладонь на оживший от ее прикосновения бугор и даже слегка сжала его пальцами.

– Ты славный паренек, Джубо. Когда-нибудь я обязательно позволю тебе со мной позабавиться. Помяни мое слово! А пока приведи-ка в порядок конюшню. У меня много дел. Сейчас нет времени на баловство.

Он навалился на нее, удерживая ее руку у себя между ног, но она без труда вывернулась.

– Мне пора! – Сжав на прощание его пульсирующую плоть, она отскочила, хрустнув накрахмаленным передником. – Прямо сейчас и начинай. Ты приведи в порядок конюшню, а уж я не забуду про свое обещание.

Провожаемая его восхищенным взглядом, она зашагала вдоль невольничьих хижин к жилищу Беделии, расположенному в конце поселка. Дверь хижины была распахнута, и она вошла без стука. У пустого очага сидела дряхлая негритянка, пыхтевшая трубкой из стержня кукурузного початка.

– Добрый вечер, Беделия, – приветствовала старуху Лукреция Борджиа.

– Вечер добрый, Лукреция Борджиа.

– А где Летти?

– Еще не пришла с поля, – ответила Беделия. – Она подрезает хлопок.

– А Дейд?

– И он там же. Ничего, скоро придут. – Старуха указала на холодный очаг: – Придется им есть ужин холодным. Сейчас слишком жарко, чтобы разводить огонь.

– Дейд по-прежнему спит с Летти?

Беделия вынула трубку из беззубого рта и подняла на Лукрецию Борджиа слезящиеся глаза. – По ночам кровать у них скрипит так, что я глаз не могу сомкнуть. Спит-спит, да так, что пыль столбом, только у него есть еще Хатти, на нее он и расходует весь сок. Он ночует у нас уже три месяца и вкалывает каждую ночь, как нанятый, а Летти все никак не понесет. Зато Хатти уже понесла как миленькая. Вряд ли тут виновата сама Летти: ведь она уже подарила массе Маклину двух сосунков. По-моему, вся штука в том, что Дейд попадает к Летти совсем порожним. Теперь, наверное, дело пойдет на лад: раз Хатти забеременела, то Летти будет заполучать его еще горяченьким.

– Ты его хорошо кормишь?

– Жрет, как лошадь!

– Не жалей для него простокваши. Говорят, она увеличивает мужскую силу.

– Ничего, у него ее и без того хоть отбавляй! – ответила старуха.

Дав Беделии наказ, чтобы она способствовала успешному размножению, Лукреция Борджиа покинула ее хижину. Теперь, когда все поручения были выполнены, она собиралась уделить время собственным делам и заторопилась к роднику.

Глава II

Кладовка располагалась рядом с амбарами, тут же бил родник; с одной стороны крыша кладовки была присыпана землей, однако при взгляде с противоположной стороны кладовка представала домиком из необработанного камня, с несколькими ступеньками, ведущими к двери. Внутри домика прямо на плоские камни изливался родник; здесь хранились разные скоропортящиеся продукты: масло, молоко, сметана, сало и тому подобное – иначе они протухли бы на жаре. Пятачок вокруг родника всегда оставался влажным, поэтому его покрывала буйная растительность, сквозь которую приходилось буквально продираться, наугад нащупывая ногами узкую тропинку. Разросшиеся сорняки никто не пытался вырубить, и они все больше превращались в настоящие джунгли.

Ступив на тропинку, Лукреция Борджиа ускорила шаг. Она запаздывала, но у нее еще теплилась надежда, что Джем дожидается ее в условленном месте. Это составляло предел ее мечтаний, поскольку Большой Джем пользовался у женского населения плантации огромной популярностью. Он жил в одной хижине с негритянкой средних лет по имени Манси, но проводил там не больше времени, чем требовалось на еду и короткий сон. Он был настолько охоч до противоположного пола, что частенько наведывался на соседние плантации, порой пропадая там по нескольку дней кряду, прячась у какой-нибудь из подружек, не желающей его отпускать. Однако он неизменно возвращался в Элм Гроув, где бывал нещадно бит бичом, которым мастерски владел Джубо. Впрочем, независимо от палаческого рвения Джубо и от частоты экзекуций, Джема никак не удавалось излечить от привычки убегать: его тяга к обитательницам соседних плантаций была сильнее страха наказания.

В данный момент его, по счастью, влекло к Лукреции Борджиа, поэтому он до поры до времени не помышлял о бегстве. Она же, подобно всем его подружкам, знала, что его ослепление продлится недолго: она быстро ему наскучит, после чего он снова ударится в бега. При этом она, опять-таки наподобие всем остальным, уповала на то, что сумеет приворожить его надолго. Более того, совершенно не сомневалась, что сделает его своей собственностью на продолжительный отрезок времени. В ее пользу говорило то, что он отнюдь не был ее первым мужчиной: Лукреция Борджиа стала женщиной в шестнадцать лет, однако до Большого Джема у нее не было постоянных любовников.

До кладовки на роднике она добралась уже в потемках и замерла перед распахнутой дверью, прислушиваясь, не доносятся ли изнутри какие-нибудь звуки, помимо журчания воды. Устав напрягать слух, она подошла вплотную к зарослям и шепотом позвала:

– Джем!

Заросли раздвинулись, и среди стеблей появилось лицо, почти неразличимое в темноте. Джем был высоким, видным парнем, с налитыми мускулами, только слишком отчаянным, о чем свидетельствовали рубцы, оставленные на его спине бичом. В темноте блеснули его белоснежные зубы: Джем улыбался.

– Лопни мои глаза, да это Лукреция Борджиа! Ну и хороша же ты сегодня, моя малышка! Бедняга Джем совсем тебя заждался. Сидит здесь и все думает: да придет ли она?

– Я задержалась в Большом доме, Джем. – Лукреция Борджиа раздвинула толстые стебли и вошла в заросли, обнаружив там ложе из травы: дожидаясь ее, Джем блаженствовал в горизонтальном положении. – Я уж и не чаяла вырваться. Времени у меня в обрез. Миссис Маклин ждет меня, чтобы заняться тестом, так что я тороплюсь: одна нога здесь, другая там.

Он ухватился обеими руками за ее груди.

– А нам и не надо много времени, Лукреция Борджиа. Я уже так давно о тебе думаю, что еле сдерживаюсь. Видишь? – Он положил ее руку себе на штаны. – Приляг рядом со мной, давай немного поиграем – и вперед!

Он подождал, пока она снимет фартук и расстегнет пуговицу на льняной блузке. Перед его глазами появились ее голые груди – упругие, грушевидные, и он тут же занялся ее сосками, которые мгновенно затвердели. Ладонь другой его руки заскользила по ее атласному бедру. Вскоре рука исчезла у нее между ног, и она замурлыкала от удовольствия.

– А ты не хочешь немного поиграть со мной? – С этими словами он расстегнул ширинку, для чего ему потребовалось всего лишь вынуть из петли единственную деревянную пуговицу. – Играй, да не переигрывай. Я и так на взводе, так что ты поосторожнее.

Ее рука коснулась его воспаленной плоти. Сперва ее прикосновение было осторожным, но уже через секунду она поднажала.

– Полегче, детка! Я же сказал, что почти готов. Лучше давай поцелуемся. Говорят, что поцелуи – занятие для белых. Я знаю, что негритянки не любят тратить время на такую ерунду, но ты увидишь: стоит Большому Джему поцеловать тебя хотя бы разок, и ты всю жизнь будешь помирать по его поцелуям. – Он припал толстыми губами к ее губам и просунул кончик языка между ее зубами. Она последовала его примеру.

– Мне нравится целоваться с тобой, Большой Джем, а вот целоваться с мистером Маклином мне бы не хотелось: слишком волосатое у него лицо.

– Тсс! Не говори сейчас о белых. Что они знают о любви? Белые женщины вообще спят с мужчинами только тогда, когда хотят забеременеть. Забудем-ка лучше о белых.

Несколько минут они лежали на примятой траве, гладя и исследуя друг друга руками, давая волю языкам. Это занятие было достаточно увлекательным, но в конце концов, прошептав: «Все, больше не могу!», Джем перевернул Лукрецию Борджиа на спину.

– Нет, я готов! Пошевеливайся, не то я испачкаю твой крахмальный фартук…

Она послушно раздвинула ноги, и он поспешно, не тратя времени даром, взгромоздился на нее. Постонав с секунду, она притянула его к себе. Он сделал отчаянный рывок, набрал в легкие побольше воздуху и, побившись, как мячик об пол, обессиленно растянулся поверх ее тела, дрожа с головы до ног.

– М-м-м! Здорово… – Он и не думал выбираться на волю.

Она немного полежала под ним, а потом аккуратно высвободилась. В ее голосе слышались нотки недовольства.

– Что-то ты сегодня поторопился, Большой Джем, – пожаловалась она. – Какая мне радость, когда ты так спешишь? Может, немного отдохнешь и попробуешь еще разок?

Он откатился от нее подальше.

– Ничего не выйдет, Лукреция Борджиа. У меня не осталось больше сил. Слишком долго я тебя ждал, вот и не сдержался. К тому же ты сама сказала, что тебе некогда, вот я и управился побыстрее, как ты просила.

– Нет, побыстрее мне не нравится.

– Похоже, мы не увидимся теперь денька два. Я нашел себе новую девку на плантации Раунд Три. Уж как она по мне сохнет! Пожалуй, я наведаюсь к ней в гости. Она живет в хижине вдвоем с матерью, и мать такая же охочая, как дочка. Это не так просто – удовлетворять сразу обеих. – Он не удержался от хвастовства: – На такое способен только Большой Джем.

Она села, застегнула блузку и юбку и надела через голову фартук.

– Уж не собираешься ли ты сбежать, Большой Джем?

– Я не беглец, девочка. Ведь я всякий раз возвращаюсь. Велика важность – провести пару дней в гостях! Конечно, массу Маклина это страшно злит и он напускает на меня Джубо, а тот не жалеет ударов своего бича, но меня уже не переделать. После порки помучаешься денек-другой – и снова здоров. Девки того стоят! На этой плантации девки наперечет, так что же мне, понапрасну лязгать зубами?

– Зато здесь есть я. – Лукреция Борджиа погладила его по щеке. – Или тебе меня недостаточно, Большой Джем?

– Одной женщины для меня мало. Чего бы мне хотелось, так это заделаться негром-производителем на большой плантации, где не счесть негритянок. А тут что? Молодых да красивых – от силы три. Все остальные – старухи. Вообще-то мне нравится та милашка, что прислуживает миссис Маклин в Большом доме, светлокожая, как персик, но масса Маклин не позволит мне к ней притронуться. Куда это годится, когда мужик бродит без бабы? Взгляни на беднягу Джубо – у него вообще никого нет! Джубо парень хоть куда. Я не держу на него зла, хотя из-за него у меня вся спина в рубцах. Он делает это по приказу массы Маклина, так за что же мне его винить? Может, тебе заняться Джубо, пока я буду пропадать в Раунд Три? Я знаю, что ты ему приглянулась, Лукреция Борджиа. Он сам мне в этом признавался.

Она вспомнила свою короткую встречу с Джубо в конюшне. Никто на плантации, кроме самого Большого Джема, не смог бы сравниться с ним мужской силой.

– Да, Джубо малый хоть куда, – согласилась она, – но ведь он совсем дикий! Да умеет ли он обращаться с женщинами? У них в Африке это бывает?

– Говорят, еще почище, чем здесь.

– В таком случае я подумаю. Надеюсь, что после сегодняшнего я понесу. Ты такой могучий, Большой Джем, в самый раз, чтобы от тебя забеременеть!

– А что, очень даже может быть. Я слышал, что масса Маклин собирается отдать тебя Альберту.

Лукреция Борджиа скорчила гримасу: подобрала губы и закатила глаза.

– Очень надо: старый, низкорослый! Не нужен он мне! Лучше уж Джубо, хотя Джубо – форменный урод. Никогда не видела таких губастых парней, с таким расплющенным носом.

– Ничего, вот дорвется до девки и покажет, на что горазд. Масса Маклин потому его не спаривает, что в Элм Гроув все девки наперечет и хозяину не нужен сосунок, который был бы похож лицом на Джубо.

– Все равно я, пожалуй, займусь им, если ты уйдешь. Надеюсь, ты скоро возвратишься. Мне не хочется, чтобы ты пропал надолго: ведь чем дольше ты пропадаешь, тем больше рубцов прибавляется у тебя на спине.

– Подумаешь, рубцы! Я же говорю: девки того стоят.

Она встала, поправляя на голове платок и разглаживая фартук. Несмотря на темноту, оба увидели на белой материи уродливое зеленое пятно.

– Ах, Джем, у меня на фартуке пятно от травы! Прямо не знаю, что сказать миссис Маклин.

Он расхохотался:

– Так и скажи, что проводила время с Большим Джемом. Она поймет, что одно пятнышко – это еще мало.

– Нахал! – Она легонько, в шутку, шлепнула его по щеке. – Ладно, мне пора бежать, Большой Джем.

– Поцелуй-ка меня на прощание. Увидимся, когда я вернусь из Раунд Три. Только помни: никому ни словечка, куда я отправился. Я, конечно, не думаю, что масса Маклин пустится за мной в погоню: он уже привык к моим отлучкам и знает, что я пропадаю не больше двух дней, но осторожность все равно не помешает.

– Я не проговорюсь, – пообещала Лукреция Борджиа.

Она высвободилась, прервав поцелуй, грозивший растянуться до бесконечности, и пустилась бегом по белеющей в темноте тропинке, радуясь, что изучила на ней каждый бугорок; несмотря на темень, девушка ни разу не споткнулась.

Она влетела на кухню через заднюю дверь. Эмми оставила гореть одну-единственную маканую свечу в железном подсвечнике. Лукреции Борджиа было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что на кухне полный порядок. Она стремительно провела пальцем по внутренней поверхности чайника и удостоверилась, что ее задание выполнено. Затем прошла через дом и очутилась на веранде, где ее дожидались хозяева.

– Долго же ты выполняешь наши поручения, Лукреция Борджиа! – молвила миссис Маклин, пребывавшая в сварливом настроении.

Лукреция Борджиа покосилась на зеленое пятно на своем переднике.

– У меня вышла заминка, миссис Маклин. Я несла в кладовку у родника кувшин с молоком, чтобы к утру получились сливки, поскользнулась и упала. Все молоко разлилось, вот мне и пришлось возвращаться в коровник за новым кувшином. Потому и задержалась.