Текст книги "Хозяйка Фалкохерста"

Глава IV

На следующее же утро после отлучки Большого Джема из Элм Гроув мистер Маклин хватился его на утренней перекличке. Это его рассердило, как случалось всегда, когда Джем пускался в бега, но не слишком обеспокоило. Большой Джем поступал так вот уже лет пять, и Маклин не сомневался, что он никуда не денется. С другой стороны, он не мог смириться с тем, что какой-то черномазый бросает вызов его всевластию, поступая, как ему, черномазому, заблагорассудится. Если бы Большой Джем догадался явиться к Маклину за разрешением исчезнуть на пару дней, то, вполне вероятно, не был бы разочарован. Но он удрал самовольно, нарушив этим дисциплину и подав дурной пример остальным рабам, которые узнали об очередной выходке Большого Джема раньше хозяина.

– Большой Джем снова сбежал.

– Видать, завел себе на стороне новую девку!

– Ох и хороша же, должно быть, эта девка, раз он из-за нее не жалеет ног!

– Ничего, масса Маклин взгреет его как следует, когда он заявится назад.

– Уж Джубо пообдирает ему мясцо со спины!

– А Большому Джему все равно, ему лишь бы к девке сбежать.

– Этот ниггер вконец помешался на бабах!

Лукреция Борджиа, поджаривавшая на здоровенной чугунной сковороде ветчину для едоков Большого дома и одновременно наблюдавшая за закипающим кофейником, услышала эту новость от Эмми, побывавшей в невольничьем поселке.

– Большой Джем сбежал!

Девчонка так торопилась поделиться этим известием, что совершенно задыхалась от бега. На маленькой плантации редко происходили достойные внимания события, поэтому любая мелочь, претендовавшая на роль новости, не сходила там с уст на протяжении нескольких дней.

– Так прямо и сбежал? – отозвалась Лукреция Борджиа, нисколько не удивившись. – Что ж, ему не впервой. Он и раньше убегал, возвращался и пробовал бича. Так и теперь: вернется и будет бит. Джубо крепок на руку. Сам мистер Маклин теперь уже не тот, что прежде, зато в иные времена вот кто мог спустить с ниггера шкуру! Ничего, Джубо тоже не подкачает. – Она перевернула ломти ветчины, сняла с плиты кофейник и спросила, обращаясь не столько к Эмми, сколько к самой себе: – Как тебе Джубо?

Девчонка вздохнула. Она уже давно сохла по Джубо и считала, что влюбилась.

– По-моему, он – настоящий красавец. Высокий, сильный! И ласковый! Нет, Джубо – это то, что надо.

– Тебе что, нечем заняться? – Лукреция Борджиа не выносила, когда кто-либо прохлаждался без дела. – Тащи тарелки! Пускай Далила накрывает на стол. Доставай приборы, перец, соль, масло. Не стой сложа руки! Ишь, разинула рот! Если хочешь болтать, то при этом делай что-нибудь.

– Слушаюсь, Лукреция Борджиа.

Лукреция Борджиа резко обернулась и отвесила бедной Эмми звонкую пощечину.

– Слушай внимательно. Когда мы с тобой остаемся на кухне вдвоем, ты будешь обращаться ко мне «мисс Лукреция Борджиа, мэм». Понятно? Я главнее тебя. Я тут распоряжаюсь, а ты изволь обращаться ко мне почтительно.

– Слушаюсь, мэм, Лукреция Борджиа, мэм.

– Так-то лучше. При массе Маклине или при хозяйке ты так меня не называй, только когда мы остаемся с глазу на глаз. Не забудешь? Так что ты там болтала про Джубо?

Эмми металась по кухне, выполняя распоряжения Лукреции Борджиа. Тяжелая рука кухарки вселяла в нее ужас, тем более что та постоянно норовила заехать ей по физиономии именно в тот момент, когда она меньше всего этого ожидала. С Лукрецией Борджиа нельзя было ссориться.

– Я говорю, – зачастила Эмми, вынимая из ящика серебряные ножи и вилки, – что Джубо – паренек что надо, писаный красавчик!

Лукреция Борджиа перекинула поджаренную ветчину на подогретую тарелку и, разбив несколько яиц, вылила их в булькающий жир на сковороде.

– Ну и сказанула! Да он уродливый африканский дикарь! Наверное, его привезли из джунглей еще ребенком, потому что речь у него еще туда-сюда, но красавчиком его никак нельзя назвать. Где ему тягаться с Большим Джемом!

– Все равно, Джубо очень хорош собой, мисс Лукреция Борджиа, мэм! Могучий, хорошо сложенный… Ну, не вышел лицом, как Большой Джем, но все равно хорош.

– Вылитый ниггер!

– Да, человеческой крови в нем нет, – вынуждена была согласиться Эмми. – Как и во мне. Вы – другое дело, мисс Лукреция Борджиа, мэм.

– Еще бы! Моя мать квартеронка. Она привезла меня с плантации Маунт-Эйри, где жила с миссис Маклин до ее замужества. Маунт-Эйри – славное местечко. Мать говорила, что в тамошнем Большом доме все слуги были метисами. Мать тоже была красоткой. Я ее отлично помню.

– Моту себе представить! Вы тоже хороши собой, мэм. – Несмотря на юный возраст, Эмми уже понимала, насколько важна лесть.

На кухню вбежала Далила:

– Миссис Маклин уже внизу! Где мой поднос?

Лукреция Борджиа указала на стол, где уже лежало все необходимое для сервировки. Далила схватила поднос и поспешила обратно в столовую.

– Ты тоже поторапливайся, – сказала Лукреция Борджиа Эмми, дирижируя длинной вилкой. – Живо к роднику, сними с молока сливки для кофе. Сама ты, ясное дело, никогда ни о чем не помнишь. Да, Эмми, лени в тебе прибавляется день ото дня!

Эмми схватила кувшин для сливок и была такова. На кухню вернулась Далила.

– Масса Маклин сегодня утром вне себя, – сообщила она. – Так обозлился, что зашелся кашлем. Я уж думала, того и гляди помрет.

– А все небось из-за того, что Джем сбежал? – спросила Лукреция Борджиа, хотя заранее знала, какой будет ответ.

– Из-за чего же еще? Ну и гневается хозяин на него! Собирается скакать на соседнюю плантацию, к мистеру Аллену, проверить, не прячется ли Джем там. Джем иногда убегает туда на денек-другой.

– Там он его не найдет, только напрасно потратит время. У Аллена Большого Джема нет.

Далила вопросительно посмотрела на Лукрецию Борджиа:

– Откуда тебе все известно про Большого Джема?

– Ничего мне не известно!

Лукреция Борджиа перелила готовый кофе в серебряный кофейник, отняла у подоспевшей Эмми кувшин со сливками, поставила то и другое на поднос, вспомнила про сахарницу и отдала все это Далиле.

– Раз масса Маклин зол, то ему обязательно нужна чашечка кофе, глядишь, и успокоится. Живее! Подавай на стол!

Она переложила яичницу на тарелку, где остывала ветчина, после чего открыла тяжелую дверцу духовки и извлекла на свет небольшой каравай.

– Слишком горячий, чтобы сразу резать. Посоветуй миссис Маклин разломить хлеб на куски.

После ухода Далилы Лукреция Борджиа опустилась на табурет. С завтраком она справилась. Теперь у нее было несколько минут на отдых. Она даже позволила Эмми немного побездельничать.

– У меня для тебя новость, – торжественно обратилась она к помощнице. – Теперь Джубо будет со мной. Он будет ночевать здесь, у меня. Так распорядился мистер Маклин.

Борясь с сжигающей ее ревностью, бедняжка Эмми произнесла:

– Вам очень повезло, мисс Лукреция Борджиа, мэм. Поздравляю вас!

– Не знаю, не знаю… – Лукреция Борджиа махнула рукой. – Мне бы больше подошел не Джубо, а Большой Джем, но на такого бродягу нельзя положиться. Вот опять сбежал и поминай как звали. Ничего, когда вернется, ему небо покажется с овчинку.

– Масса Маклин вызывает тебя после завтрака на разговор, – доложила из дверей Далила.

– Чему же удивляться: масса Маклин всегда рад похвалить меня за вкусный завтрак.

– Нет, на этот раз разговор пойдет о более важных вещах, – возразила Далила.

– Откуда ты знаешь?

– Не скажу! Я не разбалтываю на кухне то, что слышу в столовой. Все-таки я – горничная! – напомнила Далила и, выпрямившись, добавила: – Я не кухонная прислуга! Масса Маклин вызовет тебя, когда сочтет нужным.

Лукреция Борджиа обозлилась и хотела было отвесить Далиле оплеуху, но вовремя взяла себя в руки. Все-таки Далила орудовала в господских комнатах, а она – всего лишь на кухне. Какой бы умелой поварихой она ни была, Далила располагалась ступенькой выше, чем она, на сложной иерархической лестнице слуг. Лукреция Борджиа знала свое место. Она надела чистый фартук, заново повязала голову и вытянулась у двери, дожидаясь, когда за ней придет Далила.

Когда хозяин соблаговолил наконец послать за ней, она грациозно появилась в столовой, выпятила грудь, приветствовала миссис Маклин коротким поклоном и встала перед мистером Маклином.

– Масса Маклин, сэр, Далила сказала, что вы хотите меня видеть.

– Хочу. – Злость из-за исчезновения Большого Джема, снова покусившегося на дисциплину, заставляла хозяина хрипеть, отчего его голос становился еще слабее. – Я полагаю, Лукреция Борджиа, что Джубо пора начать с тобой спать. Я сам скажу ему об этом и напомню про мыло. Уж больно он пахуч!

– Да, сэр, благодарю вас, масса Маклин, сэр! Только зачем вам так утруждаться? Я сама пойду к Джубо с мылом и все ему перескажу. А вы отдыхайте.

– И верно, Лукреция Борджиа. Ступай.

Маклин улыбнулся, удивляясь своей готовности подчиняться этой невольнице. Лукрецию Борджиа было трудно провести. Казалось, она неизменно действовала в интересах другого, однако при этом не только не упускала собственной выгоды, но и думала прежде всего о себе самой.

– Я могу идти?

Он кивнул, и она, вторично поблагодарив его, возвратилась на кухню.

– Масса Маклин посылает меня в конюшню, – объявила она официальным тоном. – Эмми, ступай в кладовую и налей в жестянку жидкого мыла. А я тем временем поищу старое полотенце. У тебя наверху наверняка найдется лишнее полотенце, а, Далила?

– Может, найдется, а может, и нет.

Лукреция Борджиа превратилась в просительницу, хотя с непривычки эта роль получалась у нее не слишком убедительно.

– Я тебе тоже помогу, Далила. Велю Эмми целую неделю чистить вместо тебя серебро и протирать рюмки.

– А я найду полотенце, которое так истрепалось, что его уже никто не хватится. Это для Джубо? – не выдержала она.

Лукреция Борджиа кивнула. Далила быстро сбегала наверх и вернулась с ветхим полотенцем. Лукреция Борджиа гордо взяла жестянку с мылом, перекинула через руку полотенце и зашагала на конюшню. Там она окликнула Джубо, который отозвался ей из пустого стойла в глубине конюшни:

– Это ты меня зовешь, Лукреция Борджиа? Она двинулась на голос. Джубо вяло мыл пол.

Лукреция Борджиа протянула ему жестянку и полотенце.

– Зачем мне это? Что я буду с этим делать?

– Это мыло, чтобы ты вымылся с ног до головы в речке, а это полотенце, чтобы вытереться. Теперь мы будем спать вместе. – Она подошла к нему и ласково провела ладонью по его щеке, удивившись, какая у него гладкая кожа. – Ты весь такой гладкий, парень? – осведомилась она.

Он забрал у нее жестянку и полотенце и положил то и другое на пол.

– Да, у меня на теле нет волос, – признался он, хватая ее за кисть и предлагая удостовериться в этом самой, проведя по его шее под распахнутым воротом рубахи. – Я весь гладкий, кроме одного местечка. Там у меня растут волосы.

– Там для них самое место. – Она машинально провела рукой по его груди, восхищаясь его налитой мускулатурой, и пощипала за соски, заставляя его жмуриться. – Сегодня ты побыстрее управишься с работой в конюшне, сходишь на речку и как следует вымоешься. Спать ты теперь будешь не в конюшне, а на кухне, со мной. Только гляди, не ленись мыться. У меня на кухне не должно пахнуть вонючим дикарем. Массе Маклину это не понравилось бы.

– А масса Маклин позволил?

– Стала бы я тебя звать, если бы он не позволил! Это его приказ. А ты что, не хочешь?

Его розовая ладонь нащупала под тонкой тканью передника твердые груди Лукреции Борджиа.

– Как добр ко мне масса Маклин! – Эти слова Джубо произнес так тихо, что она едва их расслышала. Его глаза были закрыты, он прижимался к ней всем телом. – Сколько я здесь живу, у меня не было женщины. Я хочу сказать – постоянной. Старухи, с которыми я валандался в кустах, не в счет. Какая от них радость? Так ты говоришь, масса Маклин позволил мне спать с тобой прямо на кухне?

Она молча кивнула. Гладкая кожа Джубо, его могучие мышцы представляли для нее неодолимый соблазн; она продолжила начатое исследование. Ее рука, уже забравшаяся ему под рубашку, скользнула по его твердому животу и достигла зарослей. Он притянул ее к себе. Она прикоснулась губами к его рту, и он, еще не имея опыта по части поцелуев, все-таки не стал отодвигаться. Он оказался восприимчивым учеником. Ее язык проник ему в рот, пальцы продвигались все ниже.

– Ну и силен же ты, Джубо! – поощрила она его, оторвавшись от его губ. – Знай я об этом раньше, давно бы пригласила тебя в кусты. Но так, с согласия массы Маклина, все равно лучше.

Он, уже не обращая внимания на ее речи, расстегнул деревянную пуговицу на штанах, позволив им спуститься ему на колени. Его тело изогнулось, поощряя Лукрецию Борджиа к дальнейшим смелым действиям.

– Не останавливайся, Лукреция Борджиа, – прошептал он через некоторое время, уже задыхаясь. – Скорее! Пожалуйста, скорее!

Но она, наоборот, убрала руку.

– Прошу тебя! – умолял он. – Я больше не могу!

– Ты что, собрался забрызгать пол? Экое расточительство! Нет, лучше прибережем твое семя на ночь. Массе Маклину не терпится получить от меня малыша. Какие же дети, если ты будешь швыряться своим соком налево-направо? Нет, Натягивай штаны и жди ночи.

Он неохотно повиновался. Она указала ему на мыло и полотенце:

– Я хочу, чтобы ты пришел ко мне чистым, хорошо пахнущим. Представляешь, какого славного малыша мы заделаем для массы Маклина! Только бы он получился похожим на меня, а не на тебя. Ты, Джубо, парень хоть куда, вот только физиономией подкачал. Экий ниггер!

– А мне на это наплевать, Лукреция Борджиа! Масса Маклин, поди, знает, что детей делают не физиономией.

– Я тоже знаю, как их делают. – Она наблюдала, как он натягивает штаны и застегивает свою пуговицу. – Как мне хочется, чтобы поскорее наступила ночь! – Она поспешила прочь из конюшни, заливаясь счастливым смехом. – Теперь я не жалею, что Большой Джем сбежал. Со мной будет Джубо. В темноте я все равно не смогу различить его лицо. Да, масса Маклин – добрый хозяин.

Пройдя еще несколько шагов, она пробормотала себе под нос:

– Но и на меня ему грех жаловаться. У него хорошая служанка. Лучше не найти!

Глава V

На четвертый день после исчезновения Большого Джема гнев Маклина сменился беспокойством. Он призывал в свидетели любого, кто оказывался поблизости, и клялся, что стоит Джему вернуться – и он задаст ему такую взбучку, какая еще не снилась ни одному рабу. Бич так славно прогуляется по спине и заднице ниггера, что тот целую неделю не сможет сидеть, не то что бегать. Ничего, он раз и навсегда излечит его от привычки ударяться в бега. На пятый день на смену беспокойству пришла тревога, на шестой хозяин запаниковал.

На седьмой день Джубо было велено запрячь в телегу лучших лошадей. Начался объезд близлежащих плантаций и опрос, не видел ли кто Большого Джема. Повсюду, в том числе и в Раунд Три, Маклина ждал отрицательный ответ. Джем как сквозь землю провалился. После его исчезновения минуло слишком много времени, чтобы собаки смогли взять след. Не оставалось ничего другого, как смириться с тем, что плантация навсегда лишилась ценного раба.

Не желая признавать поражение, Маклин остановился на обратном пути в лавке Банниона и сообщил владельцу заведения и молодому блондину по имени Ренсом Лайтфут, который околачивался возле прилавка, что обещает сотню долларов вознаграждения тому, кто сообщит о местонахождении Джема и привезет его обратно в Элм Гроув. Банниона он попросил оповестить об этом всех посетителей, которые станут заглядывать к нему по вечерам, чтобы пропустить по стаканчику кукурузного виски. Баннион и Лайтфут дружно поклялись, что приложат все силы, чтобы заработать сто долларов, – в те времена такое вознаграждение считалось сверхщедрым. Впрочем, и тот и другой признались, что слыхом не слыхивали ни о каком Большом Джеме.

– Как у вас сейчас дела со светлокожим молодняком, мистер Маклин? – осведомился Баннион, заговорщически поглядывая на Ренсома Лайтфута, не отходившего от стойки.

– Из рук вон плохо, – удрученно ответил Маклин. – Придется привезти от Оливера из Спринг Бранч новых негритянок. У него есть светлокожие девки, но вот беда – теперь, когда не стало Большого Джема, у меня не осталось никого, кто бы их покрыл. Джубо, мой кучер, – чистокровный африканец. Есть у меня еще один, по имени Дейд, но и тот черен как уголь. Уж и не знаю, как получить светлокожий приплод от рабынь, которых я собрался подкупить.

– Знаете, мистер Маклин, вы остановились у меня в удачное время. Видите Лайтфута? Он готов оказать вам услугу. Парень видный, хорошо сложенный, и штуковина у него, что у племенного жеребца. Он уже покрывал негритянок у некоторых плантаторов, которым хотелось заполучить светлокожий молодняк. Берет он умеренно, и рабыни у него беременеют все, как одна. Не знаю лучшего способа осветлить ваше поголовье. Порода у Лайтфута добрая. Сами взгляните – хорош! Кудрявый блондин, что еще надо? Ну как, хотите, чтобы он поработал с вашими девками в Элм Гроув?

– Неплохая мысль! – Маклин понял, что это избавит его от неразрешимой проблемы. – В нужное время я с ним свяжусь и приглашу к себе на месяц-другой. Скоро я привезу негритянок от Оливера. Парочка уже готова. Ему придется обработать в общей сложности шесть-семь штук.

– Благодарю, мистер Маклин, – вступил в разговор Лайтфут. – Признателен вам за вашу доброту. Когда будете готовы, дайте мне знать – и я не стану медлить. Уж я для вас постараюсь – останетесь довольны!

Маклину были не особенно по душе подобные типы, но он достаточно учтиво отозвался на его слова. Его внешность он одобрил. Если потомство пойдет в папашу, можно будет неплохо заработать.

– Просто удивительно, до чего сейчас в цене светлокожие рабы! А ведь в прежние времена на них трудно было нажиться. – Баннион полагал, что товар следует еще больше расхвалить. – Раньше все хотели одного: заполучить сильного черномазого, который мог бы трудиться без устали день за днем. А теперь всем только подавай светлокожих слуг для усадьбы. Чтоб это были смазливые девчонки и хорошенькие парнишки. До меня дошли слухи, что на некоторых плантациях кастрируют всех светлокожих парней, чтобы на них не положили глаз белые дамы.

– Ну, до меня они с ножом еще не добрались, – похвастался Лайтфут. – Девки у меня беременеют с первого раза. У меня с этим полный порядок.

Не проявив склонности продолжить беседу, Маклин вернулся на телегу и велел Джубо везти его в Марисбург. Там он сошел у редакции местного еженедельного листка.

– Хочу дать объявление о беглом рабе. Какую картинку вы помещаете рядом с таким объявлением?

Ему показали гравюру на дереве: фигурку с шестом на плече, на котором болтался узел с одеждой.

– Годится. Я предлагаю вознаграждение в сто долларов. Речь идет о моем невольнике Большом Джеме, сбежавшем с моей плантации Элм Гроув неделю тому назад. Большой Джем – ценный чернокожий. Я очень хочу его вернуть.

Маклин больше сожалел не об утрате Большого Джема, а о том, что не согласился взять за него восемьсот долларов, предложенных не так давно бродячим работорговцем. Тогда Маклин отказался продать этого раба, так как ценил его больше всех остальных своих невольников. Он казался ему более ценным, чем даже Джубо, хотя его спину покрывали шрамы, что обычно снижало цену. А теперь он лишился его за просто так! О восьмистах долларах приходилось забыть.

По прошествии еще одной недели Маклин совсем перестал надеяться на возвращение Большого Джема. Тот никогда еще не отсутствовал так долго. Видимо, произошло что-то серьезное, помешавшее ему вернуться. Как бы он действительно не сбежал! В таком случае его целью должен был стать крупный город вроде Мобила, Нового Орлеана или Нашвилла, где была возможность сойти за свободного цветного. Впрочем, поразмыслив, Маклин пришел к выводу, что Большой Джем не из таких. Деревенский житель, он понятия не имел о городской жизни и всегда довольствовался своим размеренным существованием в Элм Гроув, усердно трудился, не отличался ленью. Если у него и был какой-то изъян, то только склонность к отлучкам.

Жизнь в Элм Гроув катилась по накатанной колее. Тема исчезновения Большого Джема уже не занимала умы, как прежде, хоть и всплывала время от времени в разговорах. Минуло еще несколько недель, и о нем совсем забыли. Больше всего по нему скучали его постоянная сожительница и Лукреция Борджиа. Джубо полностью ее удовлетворял и каждую ночь спал рядом с ней на полу в чулане позади кухни, однако Большому Джему был присущ особенный магнетизм, поэтому она все равно беспрестанно вспоминала о нем, хотя не ощущала больше прежнего телесного беспокойства. Забыть общество Большого Джема оказалось свыше ее сил.

Однако прошло время, и у Лукреции Борджиа появилась важная новость, которой она поделилась с хозяином однажды во время завтрака, дождавшись, когда миссис Маклин удалится в гостиную. В ее голосе звучала гордость.

– Я беременна, масса Маклин, сэр. – Она сияла. – Вы получите от меня заправского младенца! Джубо оказался парнем что надо. – На самом деле Лукреция Борджиа не была уверена, кто ее оплодотворил – Джубо или Большой Джем во время их последней скоротечной встречи. Впрочем, кто бы ни был отцом, она гордилась, что может сообщить хозяину столь приятную новость. Это повышало ее ценность в его глазах.

– Значит, Джубо наконец выполнил поручение?

Маклин хотел было рассмеяться, но вместо этого так закашлялся, что был вынужден встать и выйти из-за стола. Миссис Маклин ждала его в гостиной. Она принудила его прилечь на диван. Пятна крови на тряпке, которой он пользовался в качестве платка, не на шутку испугали ее.

– Во всем виноваты волнения из-за Большого Джема, – объявила она Лукреции Борджиа и Далиле. – Этот негодник обошелся массе Маклину в восемьсот долларов. Он мог бы избавиться от него и получить обратно ту же сумму. А теперь бесстыжий Джем оставил нас с носом. Хорошо хоть, что мы его не заложили, – добавила она.

Полежав некоторое время на диване, Маклин вскоре пришел в себя, чтобы подняться. Его ждали дела; без его присмотра все мигом развалилось бы. Без надзора со стороны белого человека хозяйство неминуемо пришло бы в упадок, а он оставался на плантации единственным, кому было до этого дело.

Беременность не умерила трудолюбия Лукреции Борджиа. Она по-прежнему вставала ни свет ни заря, зная, что ей предстоит кормить хозяев трижды на дню. Однако постепенно кухарка сделалась грузной и неуклюжей, что свело на нет ее обычную прыть. С увеличением живота ее характер отнюдь не смягчился, и бедная Эмми, крутившаяся теперь вдвое быстрее, чем раньше, нередко получала от нее подзатыльники. Джубо был снова водворен в конюшню, так что теперь по ночам Лукреция Борджиа страдала от одиночества. Ей не оставалось ничего другого, кроме надежды, что после рождения ребенка ей позволят вернуть Джубо обратно. У этой надежды были основания: ведь получила же Летти назад своего Дейда после того, как в конце концов забеременела и произвела на свет малыша!

Маклин, довольный намерением Лукреции Борджиа увеличить население его плантации, все равно не отказался от прежнего плана побывать у Оливера на плантации Спринг Бранч, чтобы подкупить негритянок. Ведь на данный момент он мог рассчитывать как на самок-рожениц только на Летти и на Лукрецию Борджиа, и чтобы процесс воспроизводства шел беспрерывно, ему требовалось еще четыре-пять рабынь. Об этом следовало подумать загодя, и Маклин упрекал себя за неповоротливость. Рабочему поголовью грозило сокращение.

Правда, у него теперь не было такого надежного производителя, как Большой Джем, что создавало дополнительные трудности, но оставались Дейд, Джубо и Альберт, к тому же он держал про запас кандидатуру Лайтфута. Этот субъект, должно быть, беден как церковная мышь, иначе не предлагал бы себя на роль производителя. С другой стороны, молодой человек не походил видом на оборванца. Маклин все же пришел к заключению, что таким способом Лайтфут зарабатывает на жизнь. Видимо, это занятие не вызывает у него отвращения, даже напротив.

Помощь подоспела неожиданно: из Марисбурга прискакал невольник, доставивший письмо от адвоката Маклинов, в котором сообщалось о кончине незамужней тетушки миссис Маклин, завещавшей племяннице кое-какие средства, каковые наследница решила потратить на приобретение пяти самок у работорговца Оливера. Ей всегда импонировала эта мысль, хотя для такой покупки им раньше пришлось бы заложить Элм Гроув; теперь необходимость в этом рискованном шаге отпадала. Худшее, что могло случиться с плантацией, – это старение и вымирание живущих на ней рабов. В связи с этим требовался постоянный прилив свежей крови, без которого рабочее поголовье утрачивало работоспособность.

Лукреция Борджиа разродилась примерно через месяц после Летти, ранним зимним утром, когда на земле лежал иней. Среди ночи, когда начались схватки, она покинула свой теплый угол в чулане при кухне и добралась в потемках до хижины старой тетушки Керри в невольничьем поселке. Тетушка Керри исполняла на плантации роль повитухи еще тогда, когда производство младенцев здесь было не менее ритмичным, чем производство хлопка. Лукреция Борджиа заранее заручилась ее обещанием оказать ей помощь. Стук в дверь убогой лачуги разбудил ее обитательницу. Лукреции Борджиа было предложено занять место хозяйки на тюфяке. Тетушка Керри развела огонь, подбросив в печь еще несколько сосновых поленьев, и нагрела кастрюлю воды. Однако ее хлопоты оказались излишними. Лукреция Борджиа была молода и сильна, как рабочая лошадка, и ребенок родился легко и быстро.

– Выскочил как пробка, – молвила тетушка Керри, приподняв младенца за ножки и несколько раз пришлепнув, чтобы заставить громко заверещать. – Прекрасный мальчуган. Вот обрадуется масса Маклин!

Лукреция Борджиа провела в хижине повитухи все утро, но потом поспешила в Большой дом, чтобы не опоздать с обедом. Она еще нетвердо стояла на ногах, однако не смогла оставить кухню без присмотра и только больше, чем обычно, обращалась в этот день за помощью к Эмми и Далиле. После обеда она набралась сил, чтобы самостоятельно оповестить хозяев о рождении мальчика – сильного, здорового, с более светлой кожей, чем можно было ожидать. Теперь она не сомневалась, что сын родился от Большого Джема.

Маклины поздравили ее, а мистер Маклин выудил из кармана серебряный доллар. Вручая награду молодой матери, он пообещал ей, что она будет получать по доллару за каждого своего младенца.

– Трудное же у тебя выдалось утро. Как твое самочувствие теперь, Лукреция Борджиа?

– Прекрасно, масса Маклин. Мне надо ухаживать за малышом, поэтому я сберегаю силы.

Маклин помахал вилкой, привлекая ее внимание.

– Я позволю тебе приглядывать за ним некоторое время, но не очень долго. Потом его нянькой станет Летти. Пускай забирает его к себе в хижину. Нам ни к чему крикливый младенец на кухне.

– Слушаюсь, сэр, масса Маклин, сэр. – Испытывая кое-какие материнские чувства, Лукреция Борджиа все же не слишком опечалилась, узнав, что ее скоро разлучат с сынишкой. Она уже предвкушала возобновление связи с Джубо и надеялась, что хозяин не будет ей в этом препятствовать.

– Я потому спросил тебя о самочувствии, что мне надо срочно привести в порядок две хижины. Теперешним их обитателям придется потесниться или даже перейти к другим. Хочу, чтобы ты проследила за уборкой. Хижины надо заново побелить, чтобы там все сверкало. Я поручаю тебе не саму работу, а только наблюдение за работниками. Скоро я привезу от мистера Оливера, с плантации Спринг Бранч, четыре-пять новых негритянок, чтобы восполнить нехватку в малышах.

– Слушаюсь, сэр, масса Маклин, сэр. – Она расплылась в улыбке, гордая собственным достижением. – Малыши в Элм Гроув очень даже нужны. До нас с Летти здесь давно не рожали.

– Я надеюсь получить от новых негритянок светлое потомство. Теперь деньги можно делать только на светлокожих.

Лукреция Борджиа была заинтригована.

– Светлокожие? Чудно, масса Маклин, сэр! Откуда они у нас возьмутся? Джубо черен как смоль, да и Дейд ненамного светлее. Альберт тоже трубочист трубочистом. Самым нашим светлым ниггером был Большой Джем, но его и след простыл.

Маклин закашлялся и выплюнул в платок сгусток крови. При этом он не спускал глаз с Лукреции Борджиа, стоявшей между ним и миссис Маклин.

– Сядь, Лукреция Борджиа. – Для хозяина было неслыханным делом предложить невольнице сидеть в его присутствии. – Ты только сегодня утром произвела на свет дитя и еще не восстановила силы.

Хозяйская милость заставила ее вытаращить глаза, но она тем не менее пододвинула для себя стул и присела на самый краешек.

– Сам не знаю, зачем я говорю с тобой обо всем этом, – продолжал Маклин. – Просто миссис Маклин всегда твердит: хочешь, чтобы дело было сделано, – поручи его Лукреции Борджиа.

Лукреция Борджиа покосилась на хозяйку и поблагодарила ее улыбкой.

– Ну так вот. Мне последнее время нездоровится, поэтому мне требуется помощник, который ничего не упускал бы из виду. Тебе это вполне под силу. Никто не справится с этим так, как ты. А теперь слушай внимательно. Невольницы, которых я привезу, как на подбор светлокожие. У каждой течет в жилах какая-то доля человеческой крови. Тут, наверное, не обошлось без сыновей мистера Оливера – у него их трое. Мне хочется, чтобы потомство получилось еще светлее.

Лукреция Борджиа помотала головой, отказываясь понимать, каким образом Маклин собирается добиться поставленной цели. Уж не вздумал ли он сам выступить в роли производителя? Нет, для этого он совершенно не годился. К тому же рядом восседала миссис Маклин, и он ни за что не обмолвился бы о таком сраме в ее присутствии.

Маклин снова зашелся кашлем. Беседа возобновилась не сразу.

– При лавке Банниона околачивается один парень, который за деньги покрывает негритянок, чтобы те рожали светлокожих малышей. Звать его Ренсом Лайтфут. Голытьба голытьбой, зато на вид хоть куда, этакий блондинчик. Вот я и думаю: не нанять ли его, чтобы он покрыл моих новых негритянок? Тогда у нас появился бы по-настоящему светлокожий молодняк. Я бы поручил тебе все устроить: принять новеньких и поселить у нас Лайтфута, чтобы он скорее принялся за дело. Справишься?

– Можете на меня положиться, масса Маклин, сэр. – Сказав это, Лукреция Борджиа неожиданно замялась.

– Что тебя смущает? Выкладывай! – поторопил ее Маклин.

– Не разрешите ли вы ему покрыть еще и меня? Вот бы родить светлокоженького!

– Я подумаю об этом, Лукреция Борджиа, подумаю и дам тебе ответ. Возможно, это здравая мысль. Твой теперешний малыш, должно быть, чернее ночи, раз его папаша – Джубо. Я бы с радостью получил от тебя подарочек посветлее. Что ж, поразмыслим!

Теперь у Лукреции Борджиа было о чем мечтать. Воистину жить на плантации Элм Гроув становилось час от часу интереснее!