Текст книги "Внезапная помолвка"

Глава 6

Макс забрался в свой фаэтон и взял вожжи у грума, тут же прыгнувшего на свое место сзади. Он обещал свозить леди Мелиссу на прогулку в парк, но в данный момент с удовольствием направился бы на запад и оставил позади город со всеми его обитателями. Его план выбрать себе невесту, поухаживать за ней и окончательно определиться с женитьбой, который месяц назад казался таким простым и ясным, что для участия в нем он призвал Хетти, с каждым днем все глубже увязал в трясине его слабеющей решимости.

Он уже собирался тронуться в путь, когда увидел барона Уивенхо, который, поигрывая тростью из черного дерева, лениво спускался по ступенькам Хантли-Хаус. Заметив Макса, Уивенхо кивнул, и его глаза заблестели.

– Какая встреча, Харкот. Это твои знаменитые гнедые? Хороши. Я и забыл, что ты соседствуешь с леди Хантли. А значит, и с ее племянницей мисс Тревелиан.

– Что ты здесь делаешь, Уивенхо?

В ответ на резкий тон Макса Уивенхо приподнял каштановую бровь.

– Не будь собакой на сене. Это мой визит к прекрасной мисс заставляет тебя так злиться, или ты всегда так приветствуешь старых друзей? Вот уж не думал, что тебя интересуют провинциальные девицы, даже если они оригиналки. А она большая оригиналка, верно? И очень мила. Не красавица в классическом понимании, но такая выразительная! Ей даже не надо говорить, чтобы быть услышанной, если ты понимаешь, о чем я. Я целых двадцать минут мило болтал с леди Минни, предававшейся самым непристойным – особенно для дамы – воспоминаниям. И все для того, чтобы иметь удовольствие наблюдать, какой эффект они производили на очаровательном личике мисс Тревелиан. Уверен, что никогда не встречал таких выразительных глаз. Это лучше, чем целое театральное представление. Я даже подумываю о том, чтобы написать ее портрет, если она пожелает…

Макс сдержал свой гнев. Он понимал, что Уивенхо его провоцирует, но на этот раз ему было, как никогда, трудно не обращать внимания на его насмешки.

– Похоже, ты дошел до полного отчаяния, если вынужден развлекать себя, поддразнивая провинциальных девиц. Возможно, если бы ты проявлял большую щедрость к своим любовницам, как предложила мисс Тревелиан, тебе не пришлось бы опускаться до такой низости, – с презрением сказал он, и на бледных щеках Уивенхо вспыхнули красные пятна.

Не дожидаясь ответа Уивенхо, Макс стегнул своих лошадей, и фаэтон двинулся вперед. Выехав с площади, он напомнил себе о своем решении больше не иметь ничего общего с неугомонной мисс Тревелиан. Не его дело предостерегать ее в отношении таких людей, как Уивенхо. По правде сказать, несмотря на свою провинциальность, она казалась далеко не глупой. А значит, сама могла о себе позаботиться.

– Ваша светлость, – раздался сзади неуверенный голос грума, и Макс осадил лошадей, поняв, что чуть не проехал мимо дома Акрайтов.

– Придержи их, Грегс, – бросил он и быстрым шагом двинулся к парадной двери. Новый день, новая битва.

Менее чем через два часа Макс поставил фаэтон в конюшню и направился к дому. Он чувствовал себя усталым и унылым, хотя знал, что у него нет для этого никаких причин. Леди Мелисса разыграла мастерское представление, демонстрируя, насколько хорошо она подходит на роль герцогини. Она прекрасно понимала правила игры и, не прибегая к словам, заверила его в том, что не ждет от него проявления чувств, которых он не испытывает, и что будет терпеливой женой, если он будет вести себя благоразумно. До тех пор пока он будет позволять ей полноценно играть свою роль в обществе, ему будет предоставлена необходимая свобода. Фактически леди Мелисса соответствовала всем пунктам его требований.

Ничего удивительного, что, несмотря на обещание, данное отцу, и представления о своем долге, Макса не оставляли заманчивые мысли по поводу расставания со свободой. Ведь стоит ему жениться – и придется привыкать к новому порядку вещей. На войне он провел пять лет, хуже которых невозможно себе представить, и, хотя последние пять лет провел в роскоши, сохранил способность легко приспосабливаться к новым обстоятельствам. Оставалось просто принять решение.

Макс уже подходил к парадному крыльцу, когда увидел Софи, входящую в парк с неуклюжим мопсом на поводке. Макс остановился. Возможно, все же стоит предостеречь ее в отношении Уивенхо. Дождавшись, когда проедет тяжелая карета, он перешел улицу и направился в парк. Девушка снова сидела под каштаном и по своему обыкновению с явной надеждой на понимание разговаривала с тяжело дышащим псом.

– Мне жаль, что тебе больше не за кем гоняться, Дюк, но чего ты ждал? Ты распугал всех птиц, и я не могу заставить их вернуться сюда, понимаешь? Тебе придется смириться с этим.

– И это очень печально. Возможно, вам стоит приносить с собой немного крошек, – заметил Макс.

– Крошек? – Мисс Тревелиан быстро подняла глаза, но он не увидел в них обычного любопытства и ожидания чего-то радостного.

Софи смотрела на него как-то отстраненно и оценивающе. Макс инстинктивно насторожился, но заставил себя непринужденно пояснить:

– Так вы сможете приманить птиц и устроить ему очередной раунд тренировки.

– Коварство в духе Макиавелли. Думаю, меня будет мучить чувство вины, если я заманю их только для того, чтобы Мармадюк снова их разогнал, ваша светлость, – добавила Софи с некоторой иронией, напомнив Максу, что Уивенхо наверняка просветил ее относительно его титула.

Он вдруг почувствовал себя виноватым, как будто нарочно скрывал его.

– Как я понимаю, барон Уивенхо побывал у вас с визитом, – резко бросил он.

– Да, – ответила Софи все тем же непривычно холодным тоном. – Тетя Минни очень удивилась, когда он прислал свою визитку. Кроме таких пешек, как мы, никто не осмеливался переступить порог Хантли-Хаус, но, судя по всему, у нее сохранились какие-то очень… приятные воспоминания о его отце. Честно говоря, я могла бы обойтись без некоторых подробностей, которыми они обменивались, но тетя, похоже, осталась очень довольна собой, а это мне на руку. Как я полагаю, они прекрасно посплетничали, и она пригласила барона Уивенхо прийти еще, что сравнимо с настоящим чудом.

– Не думаю, что вам стоит поощрять его в этом.

Выражение ее лица не изменилось, но в глазах появилась та же настороженная надменность, с которой она смотрела на Уивенхо в Сомерсет-Хаус.

– Я уже говорила, что вам не нужно читать мне нотации, ваша светлость. Я прекрасно вижу, насколько он порочен. И похоже, не любит вас так сильно, что это выходит за рамки обычной неприязни, которую вы способны возбуждать своими манерами. Его очень позабавило, что я низвела вас из герцогов в обычные люди, и он предупредил тетю Минерву, чтобы она запретила мне тешить себя какими-либо иллюзиями в отношении герцога Харкота. После этого они некоторое время сплетничали о том, кто из родовитых молодых дам, на которых вы нацелились, выиграет титул герцогини. Затем они обсудили какого-то джентльмена по имени Хелгейт, чьи подвиги позволили бы ему добиться цели, если бы он не умер молодым. И это все, ваша светлость, если не считать его заверений непременно принять приглашение тети Минни.

– Ради бога, перестаньте меня так называть! – воскликнул Макс, не в силах справиться с досадой и раздражением.

В ответ на эту несдержанность в глазах Софи сверкнули веселые искры.

– Тогда как же мне вас называть? Дюк? И вы не обидитесь, что будете делить это прозвище с мопсом?

– Нет, если вы снова не потребуете от меня выполнения команды «стоять», – ответил он, и Софи засмеялась.

Макс почувствовал, что и сам немного расслабился. Странно было сознавать, какое напряжение вызвала в нем эта необычная вспышка гнева с ее стороны.

– А я и забыла! Так вы поэтому остановились в тот день, когда Мармадюк сбежал? Должно быть, вы приняли меня за сумасшедшую!

– Вы действительно произвели… яркое впечатление.

– Это вежливый способ сказать, что так и есть? Полагаю, я действительно понемногу сходила с ума в этом доме. Но это не важно. Знаете, сегодня особенный день. Сегодня две недели, как я живу у тети Минни. Я повторила рекорд Артура.

– И как вы собираетесь это отпраздновать?

– Пока никак. Я не смею. День еще не кончился, и тетя Минни еще может отправить меня собирать вещи. Если к завтрашнему утру я еще останусь здесь, то постараюсь придумать что-нибудь подходящее. Хотя мои возможности весьма ограничены.

Макс сел на скамейку рядом с ней, даже не успев осознать, что делает. Мармадюк подошел к нему и плюхнулся у его ног, пристроив свою жирную шею на носок его сапога.

– Мармадюк! Что за безобразие?! – попыталась урезонить его Софи. – Разве ты не знаешь, что сапоги джентльмена священны?

Макс с улыбкой покачал головой. Он снял перчатки и наклонился, чтобы почесать мопса за ухом. Глаза Мармадюка закрылись, пасть растянулась в блаженной улыбке.

– Они выживут. Хотя мой лакей это заметит.

Софи засмеялась:

– Кажется, вы ему очень понравились. Это удивительно.

– Как я должен это понимать? – улыбнувшись, спросил он.

– Замечание относилось не к вам, а к Мармадюку, – сухо ответила она. – Я просто пытаюсь его понять.

– Понять что? Он ленивый, капризный мопс с редкими проблесками хорошего вкуса. Я прав, парень? Вот видите? Он со мной согласен.

– Значит, теперь вы его понимаете?

– У меня случаются просветления, когда мне это на руку. Как у Мармадюка.

Глупо, но ее звонкий смех прозвучал как награда. Софи ничего не сказала, просто смотрела, как он гладит собаку. В наступившей тишине Макс почувствовал себя так хорошо, что ему стало неловко.

– Откуда у вас этот шрам на левой руке?

Макс так забылся, что едва не начал отвечать на ее вопрос, когда вдруг понял, насколько это неуместно. Софи, видимо, сама это поняла. Она моргнула, и ее щеки порозовели.

– Простите. Я не хотела… О, извините.

У нее сделался такой смущенный вид, что Макс сжалился над ней и постарался не замечать, что ее слова лишь усилили напряжение. Она не могла знать, что это за шрам.

– Старая история. Я знаю, что он безобразен.

Макс попытался снова надеть перчатки, но Софи его остановила:

– О нет, совсем наоборот.

Было бы абсурдом утверждать, что его не удивила жаркая краска, которая, вспыхнув на шее, поползла вверх по ее щекам. Макс никогда не видел, чтобы женщина краснела – так искренне и пылко. Но, судя по всему, так она делала все. Казалось бы, он должен был почувствовать неловкость или раздражение при виде такой несдержанности, но она всколыхнула в нем совсем другое. Он понятия не имел, что вызвало такую реакцию, но его тело вдруг без предупреждения проснулось, потребовало протянуть руку и, ощутив этот жар, обратить его в страсть, которая – Макс это знал – таилась в ней. Он чувствовал эту страсть и хотел ее. Это было как видеть море в момент, когда из теплого летнего покоя вдруг рождается яростный шторм. Потребность сделать это охватила его с такой силой, что граничила с болью. Макс встал и сделал шаг в сторону от скамейки.

Мармадюк, лишившийся своей подушки, заворчал и переместил голову на туфлю Софи. А она, казалось, не замечала ничего странного и не понимала той бури, которую разбудила в нем, и это вызвало у Макса горькую усмешку.

– Мне пора. Всего доброго, мисс Тревелиан.

Он шел через парк, ощущая спиной ее взгляд с такой же остротой, как на войне ощущал направленные на него дула винтовок французских снайперов в Пиренеях. Он ощущал опасность.

Но кто рискует больше – он или наивная мисс Тревелиан? То, как легко и непринужденно Софи воспринимала его общество, только усугубляло ситуацию. Он должен дать ей понять, что ее дружелюбная открытость может быть превратно истолкована мужчинами. Хотя в определенном смысле это была бы ложь. Та прямота и искренность, с которой она обращалась с ним, не имели ничего общего с заигрыванием. Макс знал, как вести себя с кокетками. Но он понятия не имел, что делать с Софи.

Переходя улицу, он ускорил шаг. Даже в ее имени таилась насмешка: в том, как ему нравилось произносить его про себя. Единственным разумным объяснением своей реакции он мог считать то, что его решение жениться и положить конец своему комфортному существованию перевернуло все его сознание. Очевидно, какая-то часть его существа отчаянно сопротивлялась судьбоносному шагу, который он намеревался совершить. Неуместная вспышка желания ясно показывала, что это просто реакция…

Если он, пусть на мгновение, решился отбросить все свои тщательно продуманные критерии идеальной жены, поддавшись желанию, которое иссякло бы всего за несколько дней, значит, перспектива отказаться от свободы помутила его разум больше, чем он думал. Даже если бы Софи увлеклась им – а она не выказывала никаких признаков этого, – она не удовлетворяла ни одному из требований, предъявляемых им к своей будущей жене. Сгоряча он совершил бы ту же ошибку, что и с Сереной. Ошибку, за которую расплачивался до сих пор.

Это жалкое повторение юношеского чувственного возбуждения, вызванного одним лишь присутствием женщины, наверняка исчезло бы раньше, чем он привел бы ее к алтарю. И что тогда? Он оказался бы связанным с женщиной, которую не понимал и не мог контролировать, которая относилась к нему как к своим многочисленным кузенам. Судя по тому, что он знал, дома у нее даже мог быть ухажер. Какой-нибудь румяный сын сквайра…

Войдя в дом, Макс направился прямиком в кабинет. Мысль о ее возможном ухажере вызвала вспышку жгучей ревности. Боже, до чего он докатился! Утратил всякое чувство меры. Через несколько дней эта женщина отправится назад, в свое девонширское захолустье, и он поймет, что это всего лишь мгновенное помрачение сознания. Значит, сейчас ему нужно просто не попадаться у нее на пути.

Глава 7

Софи наклонила мольберт, чтобы поймать свет, посмотреть, чего ей удалось добиться, и приготовиться к приходу Хетти, но еще не успела достать краски. Она очень удивилась, когда Ламбет сообщил ей об очередном визите барона Уивенхо, который, по словам дворецкого, принес ее тетушке обещанную накануне вечером книгу. Софи не помнила, чтобы он давал такое обещание, и надеялась, что на этот раз они обойдутся без нее. Она не призналась в этом Максу… – герцогу Харкоту, мысленно поправила она себя, – но вчера во время визита барона Уивенхо она чувствовала себя неловко. И дело не только в его насмешках, но в пристальных оценивающих взглядах его красивых глаз, которые он то и дело бросал на нее. А главное в том, что он рассказывал про Макса.

От Хетти она уже знала, что Макс собирался жениться. Но ей было больно сидеть и слушать, как они перебирали список предоставленных его выбору безупречных представительниц лучших лондонских семей, далеких от нее, как мел от сыра. Нет, ее это не удивляло. Его титул, богатство и красивая внешность позволяли Максу купить самую лучшую партию. Такой же низкий спектакль, хотя и в более скромном масштабе, неоднократно разыгрывался и в Эштон-Коув. До сих пор, глядя на эту игру, Софи только смеялась и пожимала плечами, но в данном случае чувство юмора ей изменило. Мысль о том, что Макс такой же, как все, почему-то очень разочаровывала ее, хотя это выглядело нелепо, поскольку иначе и быть не могло. Почему он должен быть другим? Только потому, что пожалел глупую провинциальную девушку и сопроводил ее на выставку? Но это означало лишь то, что он – как и его сестра – порядочный человек. И больше ничего.

Кроме того, по словам Хетти, Макс всегда руководствовался чувством долга. Если ей вдруг почудилось, что под этой холодной сдержанностью она уловила что-то еще, то это только благодаря своему слишком буйному воображению. Просто ей этого хотелось. Уж слишком хорошо и спокойно она чувствовала себя рядом с ним. Она видела, что он принимал ее такой, как она есть. Софи не привыкла к мужчинам, которые реагировали на нее со смешанным чувством изумления и любопытства, и невольно увидела в этом слишком много. Хотя, возможно, это потому, что он вырос в доме, где преобладали женщины, и научился воспринимать их спокойно, не теряя своей холодной, сдержанной отстраненности.

Но что уж точно не шло ей на пользу, так это его невероятная мужественность. Софи почти ненавидела себя за то, как реагировало ее тело, когда он оказывался рядом. Или даже не рядом. Достаточно было одной мысли, одного воспоминания о том нечаянном прикосновении его руки. Нет, определенно все это выглядело жалко. Как и предупреждала Хетти, она становилась сентиментальной, как семнадцатилетняя девочка, влюбленная в героя из книжки.

Софи сжалась от отвращения, вспомнив свои слова по поводу его шрама. Причина его стремительного бегства была очевидной до боли. Если у нее сохранилась хоть капля здравого смысла, она должна держаться от него как можно дальше. Ей и без того будет непросто вернуться в Эштон-Коув после того, что она увидела и сделала за эти несколько дней. Теперь мысль о возвращении домой казалась почти нестерпимой. Софи отвернулась от света и закрыла глаза. Но тут же открыла их на звук распахнувшейся двери и увидела, как в гостиную вошел барон Уивенхо. Дверь за ним закрылась.

– Я сказал вашей тете, что ухожу, но очень рад, что нашел вас. На самом деле я надеялся, что смогу перемолвиться с вами словечком, – бесцеремонно заявил он.

Софи покачала головой.

– Со мной? – спросила она, но его внимание уже переключилось на мольберт.

– Недурно, – рассеянно произнес Уивенхо, рассмотрев набросок Хетти, прежде чем повернуться к портрету Мармадюка. Его холодные глаза заблестели злорадным весельем. – Это просто ужасно. Не ваше исполнение – оно весьма выразительно, – а сам объект. Как же я рад, что достиг ступени, когда могу сам выбирать себе модели. Когда добьетесь своего, вы тоже сможете писать то, что хотите.

– Когда добьюсь своего? – удивленно выпалила Софи.

Он повернулся к ней, и один уголок его рта приподнялся вверх в подобии улыбки.

– Конечно. Разве все дело не в этом? – Он показал на портрет Мармадюка. – Судя по всему, вы нашли верный путь к усохшему сердцу своей тетушки, хотя оно всего лишь мизерная часть ее существа. По правде сказать, я не понимаю, как можно дойти до такого и остаться в живых. Неудивительно, что она никуда не выходит. Я вообще сомневаюсь, что она пройдет в двери. Хотя в этом есть свои плюсы, верно? Я непременно воспользуюсь ее приглашением бывать здесь и подружусь с ней. Вместе мы сможем прекрасно поладить с ней, верно?

Софи слушала его, и гнев охватывал ее все сильнее. Возможно, барон Уивенхо хотел наказать ее за презрение, с которым она обошлась с ним на выставке, но она совершенно не собиралась это терпеть.

– Нет, не сможем, – резко бросила она. – А теперь, если позволите, ко мне должны прийти.

– Никудышная отговорка, дорогая. Очевидно, что этот мавзолей никто не посещает. Мы совсем одни, так что оставьте эту сельскую скромность. Я с первого взгляда понял, что вы не такая. Вы весьма решительная молодая особа, не так ли? Если вас интересует состояние Хантли, мне кажется, вы на правильном пути. Я попросил слугу навести кое-какие справки, и, судя по всему, вы пришлись по нраву безумной Минни куда больше, чем все ваши предшественники. А ведь ей осталось не так много, верно? Если вы будете внимательны и осторожны, вы сможете обеспечить себе состояние, о котором большинство людей не смеют даже мечтать. И я могу вам помочь. Я думаю, она станет смотреть на вас еще более благосклонно, если услышит, что вы собираетесь стать моей женой. Похоже, в написании портретов я дошел до предела своих возможностей. Я всегда знал, что должен жениться на богатой, но откладывал неизбежное. И если уж мне суждено жениться на деньгах, то я предпочел бы связать себя с той, что разделяет мою любовь к искусству и обладает оригинальным складом ума. Что скажете? Став леди Уивенхо, вы могли бы произвести фурор в артистической среде.

Софи смотрела на него, пытаясь осознать, что он говорит.

– Вы действительно полагаете, что я выйду за вас, чтобы мы смогли подобраться к состоянию тети Минни? И вы женились бы на мне с таким дальним прицелом? Неужели вы в таком отчаянном положении?

– А вы не слишком-то лестного мнения о себе и обо мне, дорогая. Я нахожу странности… привлекательными.

– О, барон Уивенхо, я вас умоляю. После того откровенного начала не стоит оскорблять мой разум, пытаясь убедить меня, что я интересую вас сама по себе. Вы почти такой же негодный лжец, как я.

Его взгляд стал более жестким.

– Только не говорите мне, что вы настолько глупы, чтобы лелеять честолюбивые планы в отношении герцога Харкота на основании его галантного обхождения с вами на выставке. Маловероятно, чтобы он выбрал кого-нибудь столь… эксцентричного, как вы. И не дайте себя обмануть его добропорядочным обликом. Он способен причинить вред молодым особам, имеющим глупость думать, что они смогут им манипулировать. Большой вред.

– Единственный, кто здесь помышляет о манипуляциях, – это вы, барон Уивенхо. А теперь если вы не уйдете, то уйду я.

Софи повернулась и почти дошла до двери, когда он схватил ее за талию и прижал к себе.

– Не спешите убегать, моя прелесть, – произнес он так близко от нее, что она почувствовала на щеке его дыхание. – Вы знаете меня не так хорошо, как вам кажется. Позвольте убедить вас, что я могу быть таким, о каком молодая женщина может только мечтать.

– Меня не интересует, можете вы или нет. Пустите меня! – Софи попыталась оттолкнуть его, но Уивенхо оказался на удивление сильным, и сквозь ее гнев стали пробиваться первые ростки страха. – Я сказала, пустите меня! Это же смешно! Вы мне неинтересны!

– Поверьте, я буду вам интересен. Только дайте мне показать, о чем идет речь.

В янтарной глубине его глаз вспыхнул огонь, испугавший Софи еще сильнее. Она закрыла глаза и пошатнулась. У Уивенхо вырвался хриплый смех, его хватка немного ослабела. Этого оказалось достаточно, чтобы Софи, резко оттолкнув его, вырвалась и бросилась к двери. В тот момент, когда она распахнула дверь, Уивенхо догнал ее и схватил за локоть.

– Постой, маленькая злючка…

Его слова замерли. Перед ними стоял дворецкий, протянувший руку к двери, а позади него – Хетти и Макс.

На какой-то миг все замерли, и наступила тишина. Софи уловила только, как тяжелый, пристальный взгляд Макса остановился сначала на ней, потом на руке, которая держала ее локоть, потом на мужчине у нее за спиной. Потом время снова побежало вперед, да так быстро, что она не успела сообразить, что происходит, только вдруг ощутила, что снова свободна. Каким-то образом Макс оказался между нею и Уивенхо, оттесняя его вглубь комнаты.

В следующий миг Уивенхо опрокинулся назад и приземлился на низкий столик в стиле ампир, стоявший в центре гостиной. Под его тяжестью столик треснул и развалился на части. Он оказался на полу, но уже в следующий момент вскочил и с диким ревом бросился на Макса. На этот раз она видела, как кулак Макса настиг Уивенхо, и художник отлетел к стене. И еще она видела выражение ужаса на лицах леди Хетти и Ламбета. Макс решительно двинулся к Уивенхо, который стоял, цепляясь руками за стену, как будто готовился к прыжку, и Софи поспешила к ним.

– Хватит! Довольно! – прохрипела она сдавленным голосом и, преградив Максу путь, подняла руки. – Пожалуйста!

Ее последнее слово, прозвучавшее как приказ и вместе с тем мольба, достигло сознания Макса. Он перевел на нее взгляд и остановился прямо перед ней. Его грозное лицо немного смягчилось.

– Отойдите к Хетти, Софи, – коротко сказал он, но она отрицательно качнула головой и повернулась у Уивенхо.

– Уходите. Сейчас же. – Ее голос дрожал, но он, а скорее, взгляд Макса сделали свое дело.

Уивенхо выпрямился, выражение его лица приобрело прежний сардонический оттенок.

– Так вот в чем дело, дорогая? Вы куда амбициозней, чем кажетесь, не так ли? Неудивительно, что состояние Хантли кажется вам смешным. Но это глупо, моя девочка. Все в порядке, Харкот. Я ухожу. Похоже, я не угадал карты.

Последние слова он адресовал Софи, когда, проходя мимо, бросил на нее острый, неприязненный взгляд. Никто не двинулся с места, пока Уивенхо не прошел мимо дворецкого. Ламбет, которого все еще била дрожь, с трудом взял себя в руки и поспешил вперед, чтобы подать ему шляпу и трость и открыть входную дверь.

Хетти бросилась к Софи:

– Милая! С вами все в порядке? Он не сделал вам больно?

Софи попыталась унять дрожь.

– Нет, мне не больно. Для меня совершенно непостижимо, чтобы такой… отвратительный человек был таким хорошим художником! Это несправедливо.

Хетти слабо засмеялась и с некоторым сожалением посмотрела на сломанный столик. Позади нее в дверях стоял Ламбет и тоже осматривал разгром.

– Возможно, вам лучше перейти в зеленый салон, мисс Софи, пока я не приберу здесь. Я подам напитки, если вы не против.

Софи вдруг почувствовала, что сейчас рассмеется, и обрадовалась, когда Хетти взяла дело в свои руки.

– Да, конечно, прекрасная мысль. Я с удовольствием выпью бокал вина.

Ламбет одобрительно поклонился:

– Прошу вас, сюда, леди Суинберн. Ваша светлость.

Они перешли в зеленую гостиную, и Хетти опустилась рядом с Софи на зеленый парчовый диван с ножками в виде крокодильих лап. Ее взгляд с удивлением и благоговейным ужасом скользнул по роскошной старомодной обстановке, отчего Софи почувствовала некоторое облегчение.

Единственное, что по-прежнему держало ее в напряжении, – это тот факт, что Макс, который остановился у самой двери, до сих пор не произнес ни единого слова. Он казался холодным и отстраненным, но выражение, которое так поразило ее раньше, исчезло. О нем напоминали только руки, все еще сжатые в кулаки. Софи заметила, что его левая перчатка порвана.

– Вы не ушибли руку? – спросила она и тут же почувствовала себя до боли глупо.

– Спасибо, нет, – любезно ответил он, тут же стянул перчатку и, сердито скомкав, засунул в карман. – Что здесь произошло?

Вопрос был задан так спокойно, что Софи потребовалось несколько секунд, чтобы понять его смысл. Но прежде чем она успела ответить, раздался робкий стук в дверь, возвестивший о возвращении Ламбета с подносом, на котором стоял графин с вином, три бокала и блюдо с бисквитами. Пока Ламбет не налил им вина и не удалился с поклоном, никто из них не произнес ни слова и не двинулся с места. Потом Софи взяла бокал и сделала осторожный глоток.

– Итак? – нетерпеливо продолжил Макс. – Что вы делали наедине с Уивенхо после того, как я ясно предупредил вас насчет него?

Софи сдержала приступ нервного смеха, и он замер у нее в горле, сменившись вновь вскипевшим гневом в отношении Уивенхо. Она со стуком поставила свой бокал на поднос, и рубиновая жидкость выплеснулась на его серебряную поверхность.

– Я с ним ничего не делала! Он пришел повидать тетю Минни, а потом явился в гостиную без приглашения… Откуда я могла знать, что он собирается делать? И как вы смеете обвинять меня в том, что этот мерзавец…

Голос Софи задрожал от ярости, она не договорила. Ее захлестнула бессильная злость оттого, что она не могла справиться с Уивенхо. А теперь этот человек обвиняет ее в том, что это ее вина. Это было слишком.

Софи вскочила на ноги.

– Как вы смеете?

Хетти тоже встала.

– Дорогая, прошу вас. Макс не хотел сказать, что это ваша вина…

– Нет, хотел! – перебила ее Софи, безуспешно стараясь унять дрожь в голосе. – Ведь вы хотели сказать именно это, верно? Что я дала ему повод наброситься на меня и…

Макс вздрогнул, словно выходя из транса, потом, видя возмущение Софи, нахмурился и шагнул к ней.

– Нет, конечно нет, – сказал он более спокойно. – Простите, я не хотел… Присядьте. – Он осторожно взял ее под руку, но Софи потянула руку к себе, и он тотчас же ее отпустил.

На мгновение Софи замерла в испуге и снова опустилась на диван.

– Извините. Я должна сердиться не на вас, а на него. Я очень благодарна вам за помощь. Правда. Хотя я предпочла бы справиться сама.

В глазах Макса блеснула улыбка.

– Уверен, что вы бы справились.

– Дорогая, выпейте вина, это поможет.

Хетти протянула Софи бокал, и та приняла его с благодарной улыбкой.

– Спасибо, теперь все действительно в порядке. Меня не так просто сломить.

– Я вижу, но вам надо пойти отдохнуть. А работу над портретом продолжим завтра, если вы не против.

Софи хотела возразить, но, когда она снова ставила бокал на поднос – на этот раз более осторожно, – она с удивлением заметила, что рука у нее дрожит.

– Пожалуй, вы правы. Вы сможете прийти завтра? Мне действительно хотелось бы продолжить.

Хетти кивнула и встала.

– Да, конечно, дорогая.

Она позвонила Ламбету, который явился почти мгновенно. Макс быстро повернулся, и Софи заметила, как он, отведя Ламбета в сторону, сказал ему что-то, чего она не расслышала. Ламбет кивнул и поклонился, и она вздохнула, догадавшись, что он получил приказание не пускать Уивенхо на порог. Софи не сомневалась, что все в доме уже знают о том, что произошло. Оставалось надеяться, что слух об этом не дойдет до ее родителей и не подольет масла в огонь. Хетти быстро обняла ее и последовала за братом. Софи смотрела им вслед. Макс даже не попрощался, как будто хотел уйти как можно скорее.

– Я могу быть вам чем-то полезен, мисс? – спросил Ламбет с выражением легкого беспокойства на обычно невозмутимом лице.

Софи покачала головой:

– Нет, спасибо, Ламбет. Думаю, мне надо пойти немного отдохнуть.