Текст книги "В жизненном круге"

Наконец, главный монитор, а следом за ним и все остальные, странно замигали и на всех экранах появились изображения людей, такие четкие и яркие, что казалось, будто бы они находятся где-то неподалеку на Ибире. Уд знал, что и его образ сейчас отражается на всех экранах шестнадцати других миров. С главного экрана ясным и пронзительным взглядом на Уда взглянул старейшина совета галактики, выдающийся ученый планеты Генеон, достопочтимый Стиксит. Вот уже несколько сотен лет именно он начинает заседания Совета с приветствия:

– Мир вам, люди галактики! Мир вашим планетам! Да пребудет с каждым из вас свет процветания, добра и благоденствия!

– Мир тебе, достопочтимый Стиксит, и твоей планете Генеон! – отвечали члены совета.

Наступила полная тишина. Уд знал, что сейчас каждый из членов совета всматривается в строгое лицо Стиксита с нахмуренными бровями, обрамленное седой бородой, стараясь уловить заранее смысл его слов. Все они знали, что совет собрался не просто так поговорить о пустом и преходящем, они знали, что коль скоро зажегся главный монитор во всех шестнадцати залах, значит, есть тому веские причины.

– Совет галактики будет обсуждать две темы, – заговорил, наконец, Стиксит. – Это Гелла и Оста.

Уд недоумевал: почему именно эти две планеты, затерянные где-то на самом краю галактики, стали темой для обсуждения совета. А он-то надеялся, что тема заседания коснется Ибира, его будущего, его развития. И вдруг Гелла и Оста. Уд чувствовал в душе разочарование.

– Я вижу недоумение на лицах многих из вас. Вы мысленно вопрошаете: почему Гелла и Оста? Что нам до них, затерянных у края галактики. Но вы забываете, что совет в ответе за каждый из миров этой системы. Наша обязанность строго следить за всем, что происходит, плохое это или хорошее. Осмелюсь напомнить вам, что наша задача – сохранять любой ценой прирост сил света над силами хаоса. Каждый из миров вносит свой вклад в общую гармонию. Напоминаю вам сегодня об этом.

Стиксит ненадолго прервал свою речь, словно переводя дыхание. Но уже через мгновение его голос стал вновь спокойным, а взгляд стального оттенка серых глаз приобрел обычную невозмутимость и безмятежность.

– Итак, приступим к обсуждению. Как вы помните, повод для последнего заседания совета был приятным и обнадеживающим. Мы обсуждали перспективы выхода нашего общего мира на иной, более высокий уровень. Каждый из нас воочию убедился в том, что впереди наши высокоразвитые миры и всю галактику ждет великое будущее. Но за время, прошедшее с момента последней космической встречи, случились изменения. Хочу отметить, что мы были готовы к ним, но не предполагали, что они наступят так быстро. Все мною сказанное относится к Гелле. Об Осте – поговорим позже.

Сердце Уда вдруг сжалось в нехорошем предчувствии. Он понимал, что разговор о соотношении сил света и тьмы затеян неспроста. Должно быть, именно Гелла, как неразумное дитя, нарушая космические законы, заплутала в дебрях хаоса и дисгармонии. И им придется снова делать нелегкий выбор, решая кого же отправить на помощь, на этот раз Гелле.

О, сколько было их, посланцев света, совершенства и гармонии, бесследно канувших в сгущающихся сумерках чужих миров, не сумевших выполнить своей космической задачи. Многие из самых достойных дочерей и сыновей галактики, попадая в плен грубого материального мира, опьяненные его соблазнами, так и не смогли осознать себя, вспомнить свое высшее предназначение и великую миссию. Правда, некоторым все же удалось частично, мизерной долей развеять сгущающийся мрак невежества и грубости. И это уже было победой. Это было основанием, чтобы вернуться обратно, в свой мир.

Но имена тех, кто был услышан и чьи знания пошли во благо развития, можно перечесть по пальцам. Эти имена живут в веках, они – образчики для многих и многих посланцев. Но посвященным ведомо, как нелегко приблизиться к этому легиону избранных. Поэтому всякий раз, когда выбираются кандидаты на выполнение галактических задач, сердце Уда болезненно сжимается. Вглядываясь в лица отобранных, мысленно он сочувствует и сопереживает им, ибо он знает, каким нелегким будет их путь ТАМ. И в то же время, он пристально и чутко изучает их черты, всматривается в облик, – он надеется рассмотреть будущего великого ИЗБРАННОГО, чье имя будет жить в веках. Но тщетно! На его долгом веку ни один из отобранных не встал в ряды легиона победителей. Самое большее, что было заслужено посланниками нынешнего совета галактики – это подержание, почти у самой грани, хрупкого соотношения сил добра и зла. Таков был итог объединенных усилий целого множества посланников совета галактики в грубые и материальные миры.

От слов Стиксита о Гелле, о соотношении сил света и тьмы сердце Уда болезненно сжалось еще и потому, что уже давно Ибир не посылал своих детей на помощь космическим братьям. А это значит, что, скорее всего, на этот раз участи этой Ибиру не избежать. И если возникнет такая необходимость, то Уд должен будет предложить своего кандидата. Как старейшина совета учителей, в ряды отобранных он мог поставить только своего ученика. А им, по решению совета учителей, была Тая, дочь Исы. Уд долгие годы вел и направлял ее, он видел в ней большие способности и хорошие задатки, но, как отец жалеет и щадит свою дочь, так и Уду было искренне жаль Таю. Он считал преждевременным столь суровое испытание, ведь она находилась в конце лишь первого круга своего ученичества. Еще тогда, когда Советом было принято решение учителем для Таи выбрать самого Уда, мысленно он был против, так как знал, предчувствовал, чем это может для нее обернуться. Он не возражал, заслуги прошлого ее воплощения были слишком очевидны. Теперь же он жалел об этом. Надо было возражать, он-то должен был предвидеть это. Нет, не справиться ей с этой задачей. Геллу ей не одолеть.

– Тьма сгущается и окутывает Геллу, – между тем продолжал свою речь Стиксит, – неразумие велико. Многие жители Геллы неразвиты сознанием, порабощены пороками, ослеплены жаждой власти. С каждым годом все больше детей Геллы становится под знамена корысти и разврата. Аура Геллы постепенно затягивается черным цветом. Уже сейчас лишь в отдельных местах присутствуют проблески желтого и зеленого, белого уже нет нигде. Гелле нужна помощь. Медлить и наблюдать со стороны мы не можем. Нарушится баланс сил на этой отдаленной планете, нарушится он и в галактике. Прошу вас высказать свои мнения.

Все члены галактики высказались в пользу оказания помощи Гелле. Весь вопрос был лишь в том, кто отправит туда своих посланцев. Как и предполагал Уд, многие взоры обратились на Ибир. Представители Виры и Дагона едва ли не в один голос заявили о том, что Ибир долгое время был в стороне от выполнения этой задачи. Стиксит поддержал их и попросил Уда назвать имя кандидата.

– Тая, дочь Исы, – с трудом проталкивая звуки через горло, выдавил из себя Уд.

В качестве еще одного посланника представителем Дагона был назван свой кандидат по имени Ит.

– Итак, Тая, кандидат планеты Ибир, и Ит, кандидат планеты Дагон, – торжественно произнес Стиксит. – Прошу представить ретроспективы их нынешних жизненных кругов.

Совет долго и тщательно изучал все материалы жизненных кругов кандидатов, отметил их достоинства, увидел слабости и недостатки. Но, тем не менее, почти все члены Совета нашли представленные кандидатуры способными выполнить свою миссию. При этом всеобщее одобрение вызвали бесспорные заслуги кандидатуры Уда – Таи, дочери Исы. Уд в ответ лишь горько улыбнулся, терять едва ли не самого лучшего своего ученика ему было нелегко.

Глава 3

Медленно занимался новый день, он был юн и свеж. Город еще спал. Тая стояла на балконе и наблюдала, как светило торжественно восходит над безбрежным горизонтом. Вот его первозданный свет распростерся над городом, над парками и скверами. Она ловила себя на мысли, что редко, ох, как редко, она в своей жизни встречала рассветы, ждала восхода светила. Как же красив и величествен был ее мир, тот мир, с которым ей предстояло проститься уже сегодня. Это она по-настоящему поняла только незадолго до расставания с ним.

Ее жизнь нельзя было назвать легкой. Так случилось, что жизненные круги ее родителей закончились рано. С самого раннего детства Тая знала, что каждый человек идет в этом мире своей дорогой. Но дороги избранных всегда особенны, они лишь иногда, лишь в отдельных случаях, да и то только на краткий миг пересекаются с другими дорогами. Правда, она не сразу поняла, что ее дорога была особенной, и что эту краткость пересечения ей придется познать в полной мере.

Она плохо помнила своих родителей, потому что была с ними лишь краткий, по космическим меркам, миг. Она росла почти одна, среди посторонних людей. Она надеялась со временем, в своей взрослой жизни, найти постоянство и избавиться от фатальной краткости пересечения жизненных дорог. Но и любовь ее была краткой. Вновь ее дорога лишь на краткий миг соприкоснулась с другой дорогой, дорогой мужчины, ставшего отцом ее дочери, но не сумевшего быть рядом долго. Поначалу она страдала от этого, ей хотелось постоянства и надежности, любви и поддержки. Но этого не было. Со временем она поняла, что идет по особой дороге, на которой не может быть посторонних.

В свою избранность она впервые поверила, когда в ее жизни произошло самое грандиозное событие, какое вообще может выпасть на долю человека из ее мира. Ее пригласили на совет учителей! Она помнила каждую деталь, каждую мелочь, все-все, что было связано с этим событием так ясно, как если бы это произошло вчера.

Наставница школы начинающихся ступеней, где она росла и училась после ухода родителей, неожиданно явилась в ее комнату ранним утром. Тая помнила, как проснулась резко и неожиданно от прикосновения. Кто-то дотронулся до ее обнаженного плеча холодной рукой. Она вздрогнула, испугавшись неизвестно чего, и подскочила в постели. Совсем рядом она увидела глаза наставницы Лит: обычно бесстрастные и непроницаемые, совсем как у биоробота, а сейчас удивленные и познающие, словно наставница впервые увидев Таю, вдруг стала различать ее достоинства и ее успехи.

Все время, что она провела в сумеречных и безликих помещениях школы, наглухо отгороженной от внешнего мира холодными, каменными стенами, она чувствовала тоску и одиночество. Но, может быть, так и было задумано, чтобы в ее душе, закрытой от многих соблазнов цивилизации, проснулась настоящая тяга к познанию, познанию собственного внутреннего мира и мира внешнего, до поры до времени закрытого для нее. И она, чтобы заглушить в себе ноющее тоскливое чувство, с яростью и остервенением накинулась на огромные, необъятные пласты наук Ибира.

Вспоминая то время, Тая взором памяти чаще всего видела себя в видеотеке, там она проводила все дни, свободные от занятий в школе. Лишь вечером она выходила оттуда, тихонько брела по шелестящей галькой дорожке к серому невысокому дому, затерянному среди вековых деревьев на самом краю вымощенной старинным камнем площади, принадлежавшей школе первых ступеней. Она почти не смотрела себе под ноги, ее взгляд то и дело устремлялся в сумеречное вечернее небо, на котором явственно проступали далекие звезды и планеты. Всматриваясь в них, она старалась представить себе их обитателей, их жизнь. Ей казалось, что только на Ибире люди живут так плохо и одиноко, опекаемые суровыми наставницами и запертые среди каменных стен. А во всех других мирах царят любовь, теплота и взаимопонимание. Тогда она и представить себе не могла, что и на Ибире люди живут иначе, совсем не так, как она.

Впервые она это поняла, когда вышла, наконец, из стен своей школы. В этот же день, когда наставница Лит разбудила Таю ранним утром и объявила о том, что ей надо собираться в дорогу, после обычного скудного обеда, свершилось чудо – она вышла за пределы каменных стен. Правда, Таю сопровождала наставница Лит, но даже это не могло омрачить восторга ее души, нежданно-негаданно вырвавшейся на свободу. Яркий божественный свет озарял площадь перед школой, где их уже ждала удивительная машина – серебристая, блестящая и переливающаяся всеми гранями своих поверхностей. У Таи перехватило дыхание, а сердце взволнованно забилось, она вдруг ощутила дыхание новой жизни, новых впечатлений, она почувствовала всем своим существом, что больше сюда она уже не вернется.

Она еще не знала, что исход ее будущего в тот момент определен не был, он, можно сказать, висел на волоске, ибо целиком и полностью зависел от совета учителей, вердикты которого далеко не всегда бывали благоприятными для испытуемых. Она понятия не имела о том, как много юных ибирян, представшими перед советом учителей, как и Тая, взволнованными и обнадеженными блестящими перспективами своего будущего, покидали заседание ни с чем. Их не приняли в состав учеников, не признали достойными, не обнаружили нужных качеств и заслуг. Хорошо, что она этого не знала, иначе сомневалась бы в себе с самого первого шага. А так она шла смело, думая, что раз ее позвали, значит, примут и выведут на дорогу.

Она почти не боялась, когда они с наставницей Лит оказались в доме совета учителей – огромном, высотном, прозрачном здании, где на самом верху, почти у неба, располагался зал заседаний совета. Перед его массивными дверьми, как показалось Тае, раскинулась целая площадь по размерам подстать школьной, только с блестящим, желтовато-серебристым покрытием, которое отражало каждое движение. В зале никого не было. Они вошли, растерянно озираясь и не зная, куда идти дальше. Но уже через мгновение блестящее зальное покрытие отразило стройную мужскую фигуру в темном костюме. Мужчина приблизился к ним. Взгляд его бесстрастных глаз был холоден и отчужден. Он сообщил им о том, что Тая, дочь Исы, должна следовать за ним. Он направился прямо к массивным дверям, открыл их твердою рукой и, отступив на шаг, пропустил Таю. Она шагнула в неведомое. Дверь за нею мягко закрылась.

Что было дальше, она помнила плохо. Отчетливым был лишь ее страх, вдруг обуявший ее всю с головы до пят. Лица людей, сидевших в отдалении за огромным круглым столом, были какими-то размытыми, они плыли и качались в волнах ее страха. Но она немного справилась с волнением, когда зазвучал голос седовласого человека, его спокойный, твердый и, как показалось Тае, ободряющий взгляд помог ей сконцентрировать внимание на речи, обращенной к ней. Отвечая на вопросы, она неотрывно смотрела только на него, наверное, интуитивно она чувствовала его теплоту и понимание. Только позднее Тая узнала о том, что учитель, которого неосознанно выбрал ее взгляд, и к которому потянулась ее душа, был сам старейшина совета учителей, достопочтимый Уд, ее будущий учитель.

У нее появилось ощущение полного поражения, когда другие учителя стали резко высказываться в ее адрес, а затем попросили удалиться. Совершенно убитой и раздавленной она покинула зал заседаний. Наставница Лит с несвойственной поспешностью бросилась ей навстречу, вопрошая о случившемся, но Тая так и не смогла ничего толком ответить ей. Наставница, наконец, оставила ее в покое. И Тая замерла, подобно статуе, затаив в душе холод и ощущение фатального конца.

Долго они ждали вердикта, а его все не было. Зал оставался пустым и безмолвным. Сколько прошло времени, Тая не представляла, она уже потеряла счет ему, когда перед ней, словно из глубин самого зеркального покрытия, появился все тот же мужчина с бесстрастным взглядом. Он пригласил Таю следовать за ним и опять повел ее к массивным дверям.

Она вошла и увидела, что весь совет стоя ждет ее появления. У нее подкосились ноги, она не знала, что так принято, нового ученика приветствовать стоя, но интуитивно она поняла, что ее все-таки приняли, ей поверили. Ей хотелось плакать, но она сдержалась. Она сделала несколько шагов к учителям и, замерла, опустив голову и обратившись в слух. Почти сразу же зазвучал вердикт. Старейшина совета учителей торжественно объявил ей о том, что она вступает на путь ученичества, ее задача – развитие и самосовершенствование.

Она помнила, что еще долго после того, как она покинула зал заседаний Совета, из ее глаз лились слезы. Это были слезы, пролитые избыточностью ее чувств, ни с чем несравнимыми радостью и восторгом. Тогда она не думала, да и не знала, о том, что ступила на очень трудную дорогу, идя по которой ей предстояло полностью забыть о себе, обо всех своих чувствах и желаниях. Огонь сердца, как и у каждого человека, жаждавшего теплоты и любви, она должна была подарить своему предназначению. Но эти открытия к ней придут потом, много позже, а в тот незабываемый и удивительный день она была счастлива.

Для Таи началась другая жизнь. У нее появился собственный дом, где она начала обустраивать свой немудреный быт. Произошедшие перемены ей казались грандиозными и почти нереальными. И в самом деле, из мрачной и тоскливой обстановки школы первых ступеней оказаться в новом круге – собственный дом, новые обязанности и задачи! К своей избранности она привыкала долго, но до конца ее она, пожалуй, так и не осознала. Ей казалось, что многие люди вокруг живут так же, как и она. Но всякий раз она упускала из виду то, что те другие живут проще и радостнее, чем она, у них есть любовь, теплота, счастье, а у нее – только работа. Ничего кроме работы она, по сути, не знала в жизненном круге своего ученичества. Правда, позднее у нее появилась дочь, в ней была вся ее радость, любовь и счастье. Другого ей было не дано. Она знала и помнила, что на пути тех, кто идет особой дорогой, не должно быть посторонних. Это закон.

Она никогда и ни о чем не жалела. Она не жаловалась и не сетовала на тяжесть своего пути. Когда становилось особенно трудно, в ее доме вдруг зажигался настенный экран и появлялся учитель. Он говорил с ней, помогал ей разобраться в себе, своих ощущениях, помогал предупредить неудачи и промахи. Внимая его неторопливой речи и уверенности, бывшей в каждом слове и взгляде, ей становилось легче, ибо она понимала, что все ее жертвы подчинены важным задачам, и значит, они не напрасны.

Первых удач, значительных и потрясающих, ждать слишком долго ей не пришлось. Уже через несколько лет после того, как родилась ее дочь, картины Таи, загадочные, почти нереальные, наполненные особым трагизмом и загадочностью человеческой сути, сокровенных уголков таинственного внутреннего мира, стали привлекать к себе толпы ценителей прекрасного. Ибиряне, молодые и старые, живущие в горных и равнинных городских конгломератах, очарованные какой-то неведомой для них доселе мощной энергетикой и притягательностью, потоками шли к ее картинам, выставленным в самых больших залах. Люди словно зачарованные, в безмолвии стояли подле них, уносимые волнами памяти, одолеваемые странным неотступным желанием понять себя и свое место под небом Ибира.

Это был успех, настоящий, ошеломляющий, оглушительный. Но он не стал препятствием для Таи на ее пути развития и познания себя. Она, невзирая на пришедшую славу, сумела сохранить невозмутимость и хладнокровие души, не примерив на себя драгоценные одежды всемирной известности и не отнеся на свой счет всего достигнутого. Тая не переставала работать. Работа, как и всегда, была главным смыслом ее жизни.

Ия не переставала удивляться своей матери. Каждое утро, как только занимался новый день Тая, бралась за кисть, как будто боялась потерять время и не успеть завершить начатую работу.

– Мама, тебе надо отдыхать, – принималась протестовать дочь. – Каждому нужен отдых. И все отдыхают, а ты нет. Так нельзя! Неужели ты торопишься уйти? Ты хочешь побыстрее оставить меня?

Тая только нежно улыбалась в ответ. Она знала, что ее дочь только внешне негодует, внутренне же она понимает Таю. За то время, что они провели вместе в этом круге, Тая многое успела объяснить Ие. И та уже давно поняла, что ее мать – существо исключительное, суть которого нельзя мерить стандартами обычных людей. Ия, став взрослой и самостоятельной, теперь полностью отдавала себе отчет в том, что ее мать, к сожалению, не может принадлежать ей или ее детям, которые непременно еще появятся у нее. У Таи своя дорога, и Ие надо смириться с этим. Тая торопится – это ясно, она торопится, ибо интуитивно готовится к тому, что ее позовут, она готовится к переходу. Как ни горько Ие было это осознавать, приходилось принимать и утешать себя мыслями о том, что они еще будут вместе, пусть не теперь, не в этом круге, но может быть, потом, в следующем. Но будут обязательно.

Однажды, устав после дня работы у холста, она вместе с Ией пришла к своим картинам в экспозиционный зал. Был поздний вечер, в зале – ни души. Они с Ией, взявшись за руки, медленно ходили меж картин Таи. Вскоре Ия по своему обыкновению оторвалась от Таи, ей всегда нравилось бывать с картинами матери наедине. В одиночку со своей душой она могла более сосредоточенно окунуться в мир фантазий, в мир грез и глубокой мудрости, созданный родным человеком.

Тая остановилась у одного из своих творений. На картине был изображен океан бытия, в котором, словно в зеркале отражались поступки и мысли людей. Местами океан был величествен и прекрасен, на его поверхности нежными красками плыли образы, олицетворяющие мысли добра, счастья, умиротворения; но неожиданно океан устрашающе ощетинивался темными, грубо-рваными цветами – символами темноты, пороков и зла. Островков тьмы и зла было мало, но тем устрашающе на общем прекрасном фоне выглядели они. Душа, купающаяся в красоте и гармонии, щедро проливающими свой живительный свет на этот мир, невольно содрогалась от такого грубого и ужасающего проявления оборотной стороны бытия. Душа и взгляд тянулись к светлому и прекрасному, но островки темноты и зла, словно магнит вновь и вновь возвращали к себе, заставляли вспоминать и размышлять. Никто не мог оторвать взгляда от этой картины Таи. Зрители часами рассматривали ее. Она завораживала их.

Она подобно простым зрителям стояла и смотрела на свое творение. И в этот самый миг она вдруг поняла, что ничего лучшего ей уже не создать. Океан бытия стал пределом проявления ее творческой фантазии и знаний, накопленных в стремительном потоке дней жизни. Его влияние на умы и подсознание ибирян было таким мощным, таким завораживающе притягательным, что подобия ему быть уже не могло. Во всяком случае, у Таи. А это значит, что задача ее выполнена, а жизнь прожита. Ей пора уходить.

Она знала, что люди ее мира делятся на тех, кто уходит в переход, достигнув древней старости, и те, кто уходит, полностью выполнив свое предназначение. Она всегда была готова к тому, чтобы уйти. Она понимала, что ее развитие идет слишком быстротечно. Она трудилась денно и нощно над выполнением своего задания, она спешила так, как будто боялась опоздать. В итоге, задача оказалась выполненной в самом расцвете лет. Но никто, конечно, в расчет этого не возьмет. Ведь настоящее развитие – это бесконечный цикл кругов, каждый из которых возносит ученика, а затем и посвященного на все более высокий уровень. Так что уходить приходиться вовремя. И это тоже закон.

Поэтому она легко согласилась с решением совета учителей, с их вердиктом, да и разве она могла спорить с ними. Но за время, данное ей для подведения итогов уходящего жизненного круга, она многое переоценила, и ей вдруг стало страшно. Она поняла, осознала каждой клеткой своего существа, что уйти отсюда ей будет нелегко. Но разве она могла что-то изменить. Нет, она будет сильной и стойкой. На нее возложена трудная задача, так неужели же она будет настолько малодушной, чтобы отказаться, она, которая никогда не избегала трудностей и испытаний? Так почему же сейчас сердце ее сжимается, словно в предчувствии беды?

Перед переходом люди ее мира, уже попрощавшись с близкими, попрощавшись с родной планетой, некоторое время проводят в уединении. Они должны полностью осознать происходящее, подвести итоги и определить, в первую очередь, сами для себя высоты будущей жизни. Вот и Тая покинула свой дом и свою бесконечно любимую дочь с тем, чтобы уйти в другой жизненный круг. Уйти вновь искать себя, преодолевать препятствия и пороги, соблазны и сомнительные радости, выполнять новое предназначение, помогать страждущим обрести истину.

В комнате раздались чьи-то шаги. Тая обернулась посмотреть, кто же пришел ее навестить. В полутьме помещения она не сразу разглядела фигуры нескольких людей в белых одеждах. Они стояли безмолвно, почтительно склонив перед ней головы. Так, значит, уже пора! Пора! Но она думала, что еще один день будет у нее, а оказалось, что уже пора. Ну что же, так даже, наверное, и лучше – пусть закончится этот круг. Она устала жить в предчувствии неведомого. Пусть оно, наконец, наступит. И покончим с этим.

Она решительно переступила порог комнаты, своего последнего пристанища в этом мире. Вдруг она даже ощутила что-то похожее на азарт. Так бывает, когда долго не отваживался прыгнуть с обрыва с темную гладь воды, и вот решился, приготовился шагнуть в ждущую тебя бездну. Она готова шагнуть в бездну. Она готова к переходу. Слышите! Идемте! Но чего ждут эти люди? Зачем они пришли?

Безмолвие затягивалось. Неожиданно отворилась дверь, комната озарилась ярким светом, и на пороге появился сам учитель. Тая растерялась. За исключением своего экзамена перед советом учителей, она никогда больше не встречалась с ним. Но она чувствовала его наставничество на протяжении всего круга, он помогал и направлял ее. Иногда в особо трудные периоды он разговаривал с ней посредством экрана. Тая знала, что личные контакты не приветствуются советом и к ним прибегают крайне редко. Значит, она не ошиблась, выполнение ее задачи граничит с невозможным, раз сам учитель пришел ее проводить и ободрить.

С трепетом в сердце она робко приблизилась к учителю и опустилась перед ним на колени. Ее душили слезы, хотелось рассказать ему обо всех своих страхах и сомнениях, попросить помощи и пощады. Она не справится, не сможет! Она не хочет уходить в чужой мир! Ей страшно!

Тая ощутила легкое прикосновение его руки. Он поднял ее с колен и, как малую неразумную девочку, погладил по волосам. Тая подняла голову и несмело взглянула в его глаза. В темной их глубине явственно читались жалость и сочувствие к ней. Он сделал жест пришедшим за ней людям удалиться, те послушно покинули помещение. Они остались одни.

– Тебе тяжело. Я это вижу, – сказал Уд, пристально глядя ей в глаза.

От его присутствия ей немного стало легче, как будто страх и сомнения отступили, оставили ее.

– О, учитель, простите меня, я недостойна высокого предназначения, что возложено на меня. Мне стыдно! Стыдно за свой страх, но более всего мне стыдно за то, что я могу вас подвести, не оправдать вашего доверия.

– Страха избежать никому не удавалось. Все, кто идет через переход, а тем более, через переход, ведущий в другой мир, испытывает страх. Всегда. Так было и будет всегда со всеми.

– Правда? – облегченно выдохнула Тая. – А я боялась, что не смогу, что подведу вас.

– Нет, ты на это неспособна. Ты всегда идешь вперед, невзирая на страх и боль. Это твоя сущность. Выбор на тебя пал неслучайно, в тебе есть многие качества, необходимые для выполнения задачи. Тебе предстоит через это пройти и вернуться обратно. Обратно! Ты слышишь? Обратно!

– Да, я поняла, – кивнула головой Тая и спрятала взгляд. Как она могла усомниться в себе и в правильности выбора совета. Какой стыд.

– Тая, дочь Исы, я тебе говорю, что и в том мире, что находится в далеких звездных пространствах, я буду помогать тебе. Иногда незримо ты даже будешь ощущать мое присутствие и мои наставления. Я не смогу говорить с тобой. Там ты даже и не вспомнишь моего имени, но интуитивно ты будешь знать, что не одна, что с тобой всегда твой учитель. Ты должна знать, что данное тебе задание не только твое, оно общее для тебя, меня, совета учителей и даже совета галактики. Хотя я и не должен был тебе этого говорить. Но я хочу, чтобы ты ушла в переход со спокойной душой и без страха. А мы будем тебя ждать. Будем ждать. Помни об этом всегда. Даже тогда, когда ты не будешь помнить ничего из того, что было с тобой в родном мире, не будешь помнить даже своего нынешнего имени, а это ты вспомни. И тогда тебе станет легче, боль и острота утрат не будут слишком трудными и невыносимыми.

– Я все поняла, учитель.

– А теперь тебе пора. Пойдем? Ты готова?

Учитель протянул Тае руку. Она робко улыбнулась ему и подала руку в ответ. Он взял ее за руку и повел к выходу. Тая ощутила, как страх окончательно покинул ее. Шагая рядом с учителем по длинному, сверкающему позолотой металлических поверхностей коридору, она думала лишь о том, чтобы он не оставлял ее, не покидал до тех пор, пока не наступит сам переход.

Неожиданно перед ними распахнулась стена, и они оказались в огромном зале. Зал был почти пуст, только в центре раскинулся огромный прозрачный купол. Им навстречу вышли несколько мужчин в таких же, как у учителя, белых одеждах. Их лица были бесстрастны и неподвижны, словно маски. Они замерли около Таи и учителя, не говоря ни слова, будто ожидая чьего-то приказа.

Учитель повернулся лицом к Тае. Она смотрела в его глаза, стараясь запомнить этот миг, чтобы потом, в пору трудных испытаний, он был бы ей помощью и надеждой. Учитель еще раз коснулся рукой ее волос. Затем он подвел ее к прозрачному куполу. Не выпуская его руки, она решительно шагнула туда. И тотчас перед глазами поплыли всполохи разноцветных ярких огней. От их яркого, слепящего света Тая зажмурилась. И вдруг началось стремительное падение в черную, непроницаемую бездну. До ее сознания, словно сквозь толщу воды, еще донеслись чьи-то ставшие уже бессмысленными слова:

– Достопочтимый Уд, переход Таи, дочери Исы, завершен!