Текст книги "Разлом"

– Теперь жди его с другого борта! – послышался возглас из толпы.

– Думаешь, поднырнет? Пароход-то большой!

– Под килем вряд ли! На рыбаках нырял! А здесь – не знаю! С того края кормы, под транцем – может!

– Там на юте, внизу, на грузовой палубе тоже спущен штормтрап. Пойдем, посмотрим, может, он уже на борту?

Я побежала в числе первых к другому борту. Какое-то время все ждали. Кто-то ринулся вниз. Но уже в следующий момент капитан, как тюлень, выпрыгнул на поверхность моря и стал подниматься по трапу.

– Как оно там? – крикнул кто-то из команды сверху. – Какова водичка под килем?

– Под килем – не знаю, а здесь у трапа – отличная! – улыбнулся в ответ капитан. Он выбрался под навес нижней палубы и направился вдоль борта к двери.

– Пусть кто-нибудь занесет мне одежду в каюту! – крикнул он и исчез в дверном проеме. Мокрый, он уже не стал подниматься на корму. Один из моряков подхватил лежащую на палубе одежду капитана и подозвал молодого матроса: «Витек, отнеси мастеру!» Парень с готовностью взял сверток и бегом поднялся по трапу наверх. Я поймала ироничный взгляд Андрея: «Не тому поручили!» По палубе, завернутая в полотенце, прошла блондинка. До этого она вместе с двумя другими девушками-студентками плескалась у спущенного в воду трапа. Андрей игриво начал сдергивать с нее покров.

– Красивая девушка! – заметил один из команды. – Хорошо бы ее на часок на чаек-кофеек пригласить!

– Тут без и тебя обойдутся с кофейком! Ничего девчонка, простая! Я утром с ней на палубе поболтал, когда рыбу ловил – симпатичная! Многие тут ее «склеить» хотели. Но кэп не для нее под пароход сиганул. Там стерва похитрей, покруче! Весь пароход на себя тянет. Вот и он… туда же!

Не знаю, может, они имели в виду кого-то с камбуза, но мне стало не по себе. Я поспешила в каюту переодеться к торжествам, сожалея, что так и не смогла поплавать в море. Пропитанный свежестью морской воды, народ разбредался по каютам и душевым.

В полдень состоялся расширенный научный семинар. Выступил шеф с коротким докладом о ходе экспедиционных работ. Отчитались о результатах второго этапа начальники отрядов. Андрей, как всегда, был бесподобен: красноречив и убедителен. Потом убрали все эти графики со стен кают-компании, и пошла подготовка к торжественной части праздника. Начальство задержалось в трапезной, а мы повалили в столовую.

После обеда все снова собрались в кают-компании, и торжества начались. Народ рассаживался на стульях, выставленных рядами перед небольшой сценой. Там затевалось действо! Я обычно выбираю место подальше от сцены и поближе к проходу. Всегда пропускаю элиту вперед. Даже моя белокурая конкурентка оказалась впереди, на третьем ряду, на виду и поближе к начальству. Наверное, я не командный игрок – тяну одеяло на себя, а может, и весь пароход, как заметил тот член экипажа. Болезнь роста, иначе не выжить, затопчут. Всю жизнь придется подавать начальству кофе! Никто не был заинтересован в моей защите. Сколько таких – поиграли и бросили под натиском обстоятельств. Полигон на разломе в этом рейсе вообще не планировали. Шеф сдался под моим натиском в результате скандальной статьи. У него не оставалось выбора: уничтожить мои слабые доводы получением новых данных или подтвердить резонность научной гипотезы. В любом случае провал мероприятия достанется мне. Успех – обоим! К тому же шеф, как и многие руководители научных тем, уже сделал свой выбор в пользу хорошо оплачиваемых индустриальных проектов. Кого в наши дни волнуют академические исследования? Нашей лаборатории светил заманчивый проект совместно с крупной нефтяной фирмой. Переговоры шли давно и, по всей видимости, стали обретать реальные перспективы. Отсюда возник и некий гонор со стороны участников будущего проекта. Я была в стороне. Так, сидя на стуле в углу зала, я размышляла о своей дальнейшей стратегии.

В это самое время в кают-компанию вошел капитан. Он был при параде: в белом кителе со знаками отличия на груди, выбрит, темен от загара и… красив. Он легко вбежал на небольшую сцену у стены с картиной штормового моря и поздравил всех с Днем рыбака. Он и сам когда-то начинал свою карьеру в рыболовецком флоте. Потом он работал на транспортных и пассажирских судах и, как говорят, имел «затемнение» в карьере. В научные рейсы он ходит не так давно, и здесь у него безупречный статус опытного капитана! Прозвучали слова о нелегком труде рыбаков, забавная история времен юности и несколько шуток на тему дня, подогретых моряками, сидящими в зале. В заключение он коротко описал предстоящий маршрут последнего этапа рейса и пожелал нам всем идеального штиля. Потом он сошел со сцены и подсел к штурманам и старпому, сидящим в первом ряду.

Начался концерт самодеятельности. Там было все, что надлежало пережить сидящим в зале: песни, пляски и частушки на «злобу дня», комические сценки на палубе и стихи судовых поэтов. Видно было, что многие номера были хорошо отработаны в силу частой повторяемости на борту из рейса в рейс. В заключение выступили наши студенты и Андрей с какой-то новой песней. Мне было смешно его слушать. Он расстегнул ворот рубашки, уселся на высокий табурет, уперся ногой в подставку, как заядлый гитарист, подтянул брючину, обнажив изящный носок, уходящий вглубь почти до колена, встряхнул шевелюрой и, подстроив гитару, запел. Если бы я не знала Андрея, то могла бы подумать, что это исполнитель легкой пародии – соло на гитаре с голосом: переборы струн и подтягивание изначально неверно взятых нот к надлежащему звучанию могло означать, что в тот момент он уже был слегка пьян. Все, что мне действительно запомнилось в его выступлении – это его красивые носки! И он считает себя гитаристом! Настоящие гитаристы вообще не носят носков. У них их просто нет! Они рождаются в бедных кварталах, и уменье хорошо играть на гитаре – их единственный шанс выжить! В остальных случаях вообще нет смысла брать в руки этот инструмент. Впрочем, это касается любого ремесла.

Тем не менее, песнь Андрея взволновала зрителей. Аплодисменты! Это же Андрей! Я тихо выскользнула из зала, еще до окончания концерта, и решила зайти в каюту выпить чаю. По дороге меня перехватили ребята из другого отряда, и я просидела у них довольно долго, пока не вспомнила о намеченном застолье на корме. Опыт прошлой вечеринки не вдохновлял меня к слиянию с коллективом, и я продолжала праздновать День рыбака на свой манер. Позднее я все же решила заглянуть в лабораторию. Там была обычная публика: Андрей, студенты, другие сотрудники. Вслед за мной в комнату зашел и подвыпивший шеф.

– Ну, как вам сегодняшнее ток-шоу капитана? – иронично спросил Андрей.

– О, бедный, бедный Чарли, трусы твои из марли… – пропел шеф и направился к столу.

– Вадим Борисович, здесь же дамы! – продолжил клоунаду Андрей.

– А что, здесь заморские принцессы, что ли? Да они еще и не такое поют! А эта песенка из детства! Во дворе слышал, вот и заучил! Никогда не думал, что пригодится.

– Трудное у вас было детство! – посочувствовал кто-то из мужчин.

– Нормальное было детство. Здоровыми росли! Не то, что сейчас! Понятия не имели, что такое депрессия.

– Оно и видно. Так по герою дня прошлись – девчонки прямо дар речи потеряли!

– А что я такое сказал? Это сегодня на палубе все женщины падали без чувств! Глаза поднять не смели!

Тут он бросил взгляд в мою сторону.

– А чем там закончилась история с Чарли? – полюбопытствовал Андрей.

– Чем-чем! Известно, чем! – мрачновато буркнул шеф, очевидно досадуя на свою промашку. – От широты души изрек!

Я поняла, что куплеты так просто не кончатся. Мы все носим тяготы детских воспоминаний. Но чтобы так затянулось!

Я вышла из лаборатории. По окончании праздничной программы в кают-компании устроили вечер танцев. Мелькнула мысль, не пойти ли потанцевать? Но я решила, что лучше пройтись по палубе и постоять где-нибудь в уединении, наслаждаясь свежестью вечернего бриза. Я прошла вдоль борта немного вперед в носовую часть парохода. Там обычно бывает меньше народу – не принято мелькать без дела перед рулевой рубкой, поэтому я не стала заходить слишком далеко на палубу и примостилась сбоку, слегка облокотившись на фальшборт. Отсюда открывался дивный вид темнеющего в сумерках моря. Линия горизонта медленно таяла в синеве. Вдали мелькнули огни проходящего мимо парохода. Было трудно определить, идет ли он нам навстречу или следует в том же направлении. Чувство близости других, незнакомых мне людей, затерянных, как и мы, в необъятном пространстве водной стихии, охватило меня с необъяснимой силой. Кто они, куда держат путь? Я вдруг четко увидела силуэт человека, мужчины, так же одиноко стоящего на палубе и разглядывающего в сумерках наш пароход. Я почувствовала почти физическую близость его присутствия. Я стала сканировать его внутренним взглядом. Так сейсмический датчик подводного прибора ловит отраженный сигнал от поверхности дна. Незнакомец стоял, опершись локтями на планшир, в чем-то светлом, в рубашке или ветровке. Он слегка опустил голову, погрузив часть лица в отворот воротника. «Никогда мы с ним не встретимся!» – с грустью подумала я, провожая взглядом тающий силуэт парохода, пока не начали тускнеть его бортовые огни. «Счастливого тебе плавания, не встреченный герой! Приходи и ты ко мне в открытую дверь, когда захочешь! Найду чем тебя угостить!»

Я уже собиралась вернуться в лабораторию. Работ в этот вечер не было. Народ отдыхал, но показаться на месте все же стоило. На прощание я бросила взгляд на мостик. Там, на верхней палубе, стоял капитан с третьим штурманом. В руках у него был бинокль – очевидно, он тоже наблюдал за проходящим мимо судном.

«Высоко забрался мастер! – усмехнулась я про себя. – Выше находится только Плутон!»

В лаборатории еще толпился народ. Шеф был среди прочих.

– Погода меняется, штормит! Закрепите на всякий случай приборы и уберите посуду в шкаф! Сутки на переход, а там, если проскочим шторм, начнем работы. Не хочется делать поворот и менять курс из-за погоды, потеряем время, ну, часа через два видно будет. Если волнение усилится, придется свернуть к югу. Тогда пропадут наши северные профили на разломе, а жаль! – Такую тираду выдал шеф при моем появлении. Он уже протрезвел после праздника, был мрачноват и песен про Чарли больше не пел. Он еще походил по комнате, высматривая, что еще нужно закрепить при усилении качки, и распрощался со словами: «Проследите, чтобы все было в порядке. Работы сейчас нет, но все же кто-то должен оставаться в лаборатории на случай усиления штормовой обстановки и возможного изменения курса. Записывайте координаты в журнал, держите связь с эхолотной и штурманской! Я попозже, может, зайду, вряд ли сегодня ночью удастся заснуть!

Уже начало слегка покачивать. Шеф ушел к себе, а я приняла вахту и отправила Андрея и студентов по каютам. В лаборатории все же осталось несколько человек. После посиделок расходились нехотя. Пришлось заварить еще чаю. Потом мы с вахтенным студентом начали закреплять приборы на столах и складывать посуду в ящики шкафов. Девчонки-студентки мне помогли: все помыли, сложили в шкаф и проложили полотенцами и бумагой на случай, если усиливающийся ветер всерьез раскачает судно. Даже холодильник приковали к стене жгутами, а то во время сильной качки у него есть манера открываться и уходить на прогулку!

Я села за свободный стол и стала просматривать последние ленты сейсмических профилей. Некоторые из них относилась к той части котловины, которая вплотную подходила к зоне разлома. Я хотела оцифровать и начать строить карту этого участка за время перехода судна на полигон, поэтому взяла судовой журнал и начала переносить координаты нужных мне профилей на свою черновую карту. Студенты о чем-то болтали в углу. «Хорошо бы проскочить зону надвигающегося штормового фронта и успеть прийти на полигон вовремя!» – думала я, разглядывая проложенную на бланковке схему предстоящих работ, но обстановка на пароходе говорила о другом. Качка усиливалась, все вокруг громыхало и двигалось. Работать с материалами стало трудно: рулоны и бумаги ползали по столу и падали на пол. Я сложила бумаги и отправила их в стол. Рулоны пришлось упаковать в стоящий в углу картонный ящик. Все! В лаборатории не рабочая обстановка! Придется сидеть истуканом. На палубу тоже не выйдешь – посвистывает, потряхивает, но настоящий шторм еще не разыгрался, и мы шли прежним курсом.

Так прошел час. Я поднялась наверх в эхолотную посмотреть на картинки рельефа дна, снять координаты и узнать о планах на ближайшие часы. Эхолот продолжал работать независимо от ухудшающейся погоды. Я поболтала там с ребятами на вахте. Они надеялись, что все же мы успеем проскочить по намеченному галсу до усиления шторма. Пока никакого изменения курса не предвиделось. Я зашла в смежную лабораторию батиметрии, чтобы взять журнал координат и получить значения за последний час. Я не хотела заходить в штурманскую рубку, поэтому все нужные мне данные выписывала здесь. Внизу, на вахте, оставался студент на случай, если шеф заглянет в лабораторию. Вообще, если курс не изменят и шторм не разыграется всерьез, то можно смело идти спать.

Я закончила дела в эхолотной и направилась к входной двери на палубу. Еще не слишком сильно раскачивало, и можно было спуститься на корму снаружи, чтобы не проходить мимо каюты шефа. Я уже намеревалась с силой открутить рукоять задраенной двери на палубу, как кто-то неслышно подошел ко мне сзади и тронул за локоть: «Помочь?» Я легко узнала этот голос и, обернувшись, увидела капитана.

– Не укачалась? – улыбнувшись, спросил он.

– Пока держусь! – ответила я.

– Ну, пока волна не высокая и килевая качка, терпимо! Вот когда повернем – потрясет. Ночь может выдаться тяжелой. Кофейку не желаете?

– Вообще я на вахте. Там внизу студент сидит. Если только недолго…

– У вас там шумно! Вы ведь не работаете на переходе? Идем без сейсмики?

– Да, простой прогон.

– Тогда пойдем, я заварю кофейку. Самое время!

Я зашла к нему в каюту, сама не зная зачем. Пока он возился с кофе, я прошлась по его предбаннику, небольшой приемной с диваном, креслом, столом и полками. На стене висели фотографии, грамоты, вырезки из газет. Среди прочих бумаг я заметила фотографию молодой красивой женщины, сделанную профессиональным фотографом в студии. По всему видно, это было давнишнее фото. Когда он вернулся с кофейником, я не удержалась и спросила, кем была та женщина. Он улыбнулся: «Моя первая жена».

– Она очень красива!

– Да, хороша была в ту пору! Актриса! Только что закончила театральный, снялась в кино, поступила работать в театр музыкальной комедии. Играла на фортепиано, пела. Молодой капитан и начинающая звезда сцены! – Он слегка усмехнулся: – Идеальная пара!

– Что же случилось?

– Классический случай! Вернулся из рейса, весь в цветах и подарках из порта на такси – домой. А у нее в то время была старая домработница, преданная ей до безумия, открыла мне дверь и преградила дорогу: «Эммичка занята!» Я взглянул на вешалку, а там висело чужое мужское пальто. Я вскипел, хотел убить их обоих, и старуху в придачу, а потом подумал: «4 месяца в море – что я хочу от нее?» А он в то время был популярным артистом. Так мы с ней и расстались без взаимных упреков. Я, в общем, тоже не скучал в то время.

– И все же память осталась?

– Ну да, мы были молоды и влюблены. Все только начиналось!

– Жаль! Это остается.

– Да, – вздохнул капитан, разливая кофе, – ну а вы, с рождения – в науку?

– Нет, наука была потом. Я долго не могла определиться – куда себя пристроить. Родители умерли рано, почти сразу, как только я закончила школу, я и потом все билась в поисках себя. Тут школьная подруга подсунула мне своего дружка-альфонса, который профессионально выкачал из меня все средства на жизнь, оставленные мне родителями, и выпорхнул в окно в поисках следующей жертвы. С этого момента и начался мой разлом. Больше у меня ничего нет, отныне – только наука!

– Да, из всей нашей мужской породы эта – самая гадкая! Я тоже не ангел, но за всю свою жизнь чашки кофе не выпил за чей-нибудь счет, особенно за счет женщины.

Я слегка поперхнулась. «Наверное, ваши женщины были счастливыми!» – сказала я, отставляя чашку в сторону. Он заметил это и, рассмеявшись, откинулся на спинку кресла, закинув руки за голову, так что белизна кожи на сгибах локтей выделилась на фоне загорелого лица и майки цвета темной мяты.

– У них были ко мне другие претензии!

Мне стало неловко. Он обольщает, как там, на палубе! И я веду себя с ним глупо! Мы взрослые, живые люди, и то, что между нами возникает – нормально, но ему этого мало. Он флиртует, влюбляет! Зачем? Ему претит просто взять то, что лежит на поверхности, ему нужно непременно нырнуть под килем.

– Ты что не пьешь кофе? Остынет! Подогреть?

Я пожала плечами.

– Хочешь водки?

– Хочу!

Он достал из холодильника ледяную бутыль и налил содержимое в рюмки.

– Ну, давай, за День рыбака! Ты что не купалась? Впрочем…

– У меня разбито колено, не хотела мочить в соленой воде.

– Жаль, вода была отличная!

– Я за вас… за тебя боялась…

– Я знаю, – усмехнулся он, – уперлась взглядом в палубу! Другие были посмелей! – Он рассмеялся.

– Я просто подумала, что не к лицу капитану был тот лягушатник! – попыталась оправдаться я. – Пусть бы прыгали молодые матросы.

Это его задело:

– Кто мне будет указывать, что мне к лицу и что нет?! Я моряк!

– Я не хотела вас обидеть!

– Хотела! Хотела и обидеть, и осадить, а точнее – просто хотела! Ханжа! Боишься говорить и делать что хочешь, поэтому и бежишь в свой разлом! Весь пароход мутит от этой затеи, включая меня! Рейс закончен, насколько я понял. Этот полигон притянут за уши тобой и шефом! И все за пару дней до конца рейса! Один переход во что обойдется! Я тоже не хочу тебя обидеть, если уж на то пошло!

В дверь постучали.

– Кого еще в этот час? – воскликнул капитан и пошел к двери.

Я была почти уверена, что это шеф, и не ошиблась. Меня спасла та рюмка водки, которую я успела проглотить. Она принесла мне кураж и некоторый сорт безразличия. Стало даже любопытно взглянуть на реакцию начальника экспедиции. Он, в свою очередь взглянув на меня, изобразил на лице выражение: «что и требовалось доказать!».

«А не слабо на» бис «про Чарли?» – злорадно подумала я.

– Ах, у Вас гость… я тогда попозже зайду! – заговорил шеф, окинув взглядом столик с напитками.

– Да нет, ничего, заходите! Мы здесь как раз говорим о погоде!

– Я так и понял!

– Через час будем менять курс. Больше ждать нельзя. Кофе? Водочки не желаете? В шторм полезно – меньше качает и лучше спится!

– Спасибо, но я и так сегодня слегка перебрал по случаю праздника, так что обойдусь пока! Пойду сейчас в штурманскую, взгляну, как дело обстоит с поворотом, и уходом к югу.

– Я поднимусь туда через несколько минут, – сообщил капитан.

– А вы, – обратился ко мне шеф, – хоть вахты и нет, загляните все же в лабораторию. Студента я отпустил. Просто проверьте, все ли закрыто и закреплено.

Мне следовало уйти вместе с шефом, но я осталась сидеть на месте. Здесь не он был начальник! Капитан исправил ситуацию и, поднявшись из-за стола, прошел к двери. Мне ничего не оставалось, как последовать за ними. Уже выходя из каюты, я поймала тайно адресованный мне взгляд: «вернись попозже!».

Уже под утро я зашла в ходовую рубку, чтобы снять координаты. За закрытой дверью я услышала разговор вахтенных:

– Так мы все на дно пойдем, «оверкиль» и – баста! Мастер, как трактор, жмет по курсу на этот ее разлом, чтобы успеть к началу полигона! У них со старпомом дело чуть до драки не дошло! Даже их шеф уже сдался и согласился сделать раньше поворот!.

Я не стала входить в штурманскую – сниму данные в эхолотной. Уже светало. Я вернулась в свою каюту. После поворота стало меньше качать. Я разделась, забралась в койку и мрачно подумала: «Свою чашку кофе я отработала! И он мне нравится все больше, черт возьми! Чем все это закончится? Он – “при делах”. А ничем, как всегда!»

На следующий день начались сейсмические работы при подходе к разлому. Все же мы вошли южнее запланированной оконечности полигона, поэтому пришлось отказаться от некоторых профилей, идущих вдоль борта подводной структуры. Вместо этого решили сделать зигзагообразный профиль – «пилу», пересекающую разломную зону в южном направлении в сторону побережья. Туда протягивался отрог центрального разлома, который мы пересекали профилями и раньше. Задача этого рейса состояла в том, чтобы сделать съемку точки сочленения отрога с центральной частью. Время было упущено, и мы ограничились более изученной областью. Нам явно не везло: вдобавок ко всему вышла из строя забортная аппаратура, обеспечивающая сейсмическую съемку. Пока налаживали приборы, прошло еще полдня. В результате удалось сделать всего две петли, пересекающие разлом, пройти к югу и сделать напоследок еще один профиль. После этого мы развернулись и пошли домой. Я была обескуражена бессистемной возней работ в регионе, так хорошо запланированных вначале. Шторм и поломки аппаратуры разрушили все мои планы! То, что отразилось в записях, не слишком отличалось от старых материалов. Впрочем, несколько участков на полученных лентах все же вызывали интерес с точки зрения новейшей тектоники.

Я раскатывала свежие рулоны с записью, делала пометки на полях и складывала их в гармошку для упаковки в большие картонные папки. Я была откровенно расстроена результатом рейса, почти не поднимала глаз и не общалась с окружающими. Я даже хотела, чтобы кто-нибудь поиздевался над моим провалом, чтобы излить на него эмоции. Но люди тактично держались в стороне. В том рейсе у нас не было новейшей сейсмической аппаратуры, он был рассчитан в основном на студенческую практику, поэтому большинство записей были получены в традиционном, не цифровом формате и нуждались в фотографировании для упрощения обработки. Я заняла себя тем, что делала раскадровку лент.

Позднее, перед самым заходом в бухту, на борту парохода состоялся семинар с итогами исследований и предварительными результатами работ в рейсе. Я представила один лишь профиль, где хорошо просматривались глубинные структуры на бортах и дне разлома. На этом мой доклад закончился. Другие профили нуждались в более детальной обработке. Позднее я осознала незрелость своего подхода к проблеме, простое пренебрежение усилиями людей и их трудом в непростых полевых условиях, хотя они сделали лучшее из того, что могли. Я постояла на палубе в размышлениях о том, как, в сущности, должны быть безразличны мои тяготы Вселенной, и решила занять себя делом: отмывать лабораторию до блеска и укладывать всю утварь в рундуки.

Рейс закончился. Люди готовились к возвращению судна на берег, упаковывали вещи, спонтанно отмечали скорое прибытие. Лаборатории пустели. В окончании рейса всегда присутствует грусть, как в любом завершении. Разговоры окружающих – как шум в бане – запредельны!

У нас в лаборатории наметили легкую «отвальную», скорее для порядка и в силу традиции. Энтузиазма не было: люди устали, и их мысли были на полпути домой. В лаборатории накрыли прощальный стол, который выглядел гораздо скромнее, чем в начале рейса. Я немного посидела со всеми и вышла на палубу. Было уже темно. Пароход полным ходом бежал домой. Тоже, наверное, устал, старенький уже. После рейса уйдет в док на «профилактику» перед большой экспедицией. Я тоже мечтала съездить куда-нибудь отдохнуть недели на две, отключиться-подлечиться. В глушь! Деревня, лес, болотце с цветущей таволгой!

На следующей день народ с раннего утра высыпал на палубу. Подходили к порту. В утреннем мареве на горизонте плавно обозначились очертания сопок. Народу на верхней палубе поубавилось – пошли на завтрак. Я тоже решила спуститься в столовую, как вдруг услышала рядом знакомый голос: «Вот и рейс закончился! Через час будем дома. Встанем на пирс, как и не уходили!» Я обернулась и увидела капитана, облокотившегося на планшир с чашкой горячего кофе.

– Да, – кивнула я, – закончился!

– Я слышал, ты разочарована своим разломом?

– Убита!

Капитан вдруг прыснул от смеха, чуть не обжегшись разлетевшимися в стороны брызгами из чашки.

– Бегущая строка в вечерних новостях: «Молодая женщина, научный сотрудник, была убита изучаемым ею разломом!».

– Наверное, так и будет.

– Драма! А вообще, такая заноза, как ты, наверно смогла бы ждать моряка.

– Смотря какого.

– Моряк есть моряк!

– А почему вы так решили?

– А с норовом! Не каждый подойдет.

Он сделал шаг в мою сторону, приблизился так, что я могла слышать, как лопаются пузырьки кофейной пены в его чашке.

– Ну, что мне с тобой делать? Обнять при всех и прыгнуть за борт? Увезти, украсть, спрятать? Или ты забирай меня в свой багаж. Долго мы так протянем? Ты же не бросишь для меня свою науку?

– А вы… а ты – свою… семью?

Он взглянул куда-то в сторону приближающегося порта.

– В жизни наступает момент, когда и то, и другое уже теряет смысл.

Он выплеснул остатки кофе за борт и пошел на мостик. Потом оглянулся вполоборота:

– Приезжай, или вообще не уезжай. Где найти меня – знаешь!

– У меня есть разговор, – неожиданно выпалила я.

– В любое время, кроме вахты! Да, и еще после рейса мы идем в док.

Он скрылся в штурманской, а я подумала: «Нет, не расскажу тебе свою тайну, кэп! Не стану впутывать. В делах ты чист. Это я влипаю в авантюры! И вообще, что значит: “не уезжай”?! Бездомным псом бегать по улицам? Тошнотворное это дело – терять то, что тебе не принадлежит!»

Сразу после завтрака народ стал собирать вещи, готовиться к высадке на берег. Пароход входил в бухту. Еще через полчаса он медленно и плавно, как задумчивый лебедь, подошел к пирсу и встал как вкопанный. На берегу уже стояла толпа встречающих. Члены команды были щегольски одеты и готовы для встреч с близкими людьми. Многих из них было трудно узнать.

– Ну, мастер верен себе, поставил пароход на место, как девушку на танцах! – послышался чей-то голос сзади.

– Да уж, по части девушек он мастер! – прозвучало в ответ. – Три женитьбы, четыре развода! И девиц без числа!

Судя по всему, разговор был рассчитан на мой безупречный слух. В толпе встречающих я заметила женщину средних лет, весьма невзрачную на вид, обыкновенную, а с ней девочку лет 6–7 с жиденькими хвостиками и в очках. «Припозднилась, – подумала я с грустной усмешкой. – Мой случай!». Женщина смотрела куда-то наверх, потом замахала рукой. Девочка тоже что-то кричала, закинув голову и глядя в направлении верхней палубы парохода. Я знала, догадывалась, кто были эти люди. «И как они умудряются рожать детей в очках?! Столетние старухи в очередях штудируют “Камасутру” невооруженным глазом!»

– Ну что, не выруливает с капитаном? – услышала я мужской голос прямо у себя над ухом. Я даже не оглянулась, просто спустилась к себе в каюту собирать вещи. «Нет, я не приеду к тебе, капитан! Сюда, в отделение, возможно, удастся оформить командировку осенью, но я здесь буду по своим делам. Общих – у нас нет и не будет!»

На пароходе началась суета. Народ вытаскивал скарб с парохода. Мужчины занялись погрузкой аппаратуры в контейнер. Женщины подтаскивали мелкие вещи, упакованные в картонные коробки. «Хорошо бы под шумок отправить и мои запрятанные пакеты!» – подумала я, глядя, как плотно ложатся в контейнер ящики с оборудованием. Упаковать бы их в рундук или коробку и запрятать вглубь контейнера, а по прибытии в Институт – встретить и выгрузить как свой, отправленный машиной груз. Никому бы и в голову не пришло проверить! Так я думала, не ведая, какие события ждут меня впереди.

Тревога посетила меня сразу же, как только я переступила порог коттеджа. Я открыла свою комнату и ахнула: там царил беспорядок! В моих вещах кто-то рылся. Ценного у меня ничего там не было, все необходимое я взяла с собой в рейс. В коттедже оставалось кое-что из одежды и папки с бумагами, часть которых была вскрыта. На первый взгляд никаких хищений я не обнаружила, но все же пожаловалась администратору. Заглянув под кровать, я также обнаружила там развязанный пакет с оставленной мной одеждой, которую я так и не успела отнести в прачечную. Я спросила недавно прибывших новых жильцов о том, кто был здесь в мое отсутствие, но они ничего не знали. Администратор тоже убеждал меня, что людей со стороны в коттедже не было. Могли электрики проверить проводку и создать в комнате беспорядок. Поскольку ничего не пропало, дело, как всегда, замяли. После случившегося я всерьез задумалась о возможной опасности, связанной с моей находкой в море. Пойти на берег и проверить состояние пакетов было делом нелегким. К тому же и у скал, и наверху вдоль дороги стояли заградительные пикеты и предупредительные знаки. Вход на пляж в районе щелей был закрыт. «Значит, не нашли! – успокоила я себя, – и не найдут!» Я все сделала безупречно, как дикарь, по команде «выжить!».

Я прибралась в комнате, упаковала вещи и отнесла белье в прачечную. Оставалось немного времени до отъезда, и я решила записаться на прием к врачу. Я нашла выданную мне визитку и набрала номер телефона клиники. Женский голос в регистратуре ответил, что доктор в настоящее время в отпуске, будет принимать в конце следующего месяца. Мне предложили записаться к другому врачу, но я отказалась. Колено мое почти зажило, хотя нога еще туговато сгибалась из-за стянутой кожи и заметного рубца, оставшегося после шва в месте сгиба. Может быть, по приезду домой покажусь хирургу, если возникнут проблемы с суставом. «Ну вот, – подумала я с грустью, – все мои мужчины разбежались, как круги на воде! Удачлива я, черт возьми! Можно было дома просидеть все это время, хоть статью бы закончила».

Работы на разломе тоже не порадовали новизной. Впрочем, вернусь сюда осенью, поработаю с местными материалами, пороюсь в фондах. Шеф обещал мне эту командировку. Может, к тому моменту ажиотаж в городе утихнет, и я смогу добраться до запрятанных в скалах пакетов!»

И вот мы уже летим в самолете. Я уткнулась в окно, наблюдая, как меняют форму бескрайние равнины облаков под неподвижным крылом серебристой махины. Вечные снега Антарктиды! А мы плывем на ледоколе, врезаясь в белоснежный океан. А на мостике – он в футболке цвета мяты… Пока не могу его отпустить, пусть сам растворится, как эти облака в иллюминаторе, застилающие весь вид из окна. Андрей сзади бесится со студентами: прощальный аккорд! Сколько уже было таких завершений! Есть люди легкие по сути. Я не из их числа.

Принесли что-то поесть, и вскоре самолет совершил посадку. Выйдя из здания аэропорта с большой дорожной сумкой, я направилась к остановке такси. Меня, как обычно, никто не встречал. Можно было доехать городским транспортом, так как денег оставалось мало, а надо было еще зайти в магазин и купить продуктов на вечер, но я решила шикануть и доехать с комфортом. В этот самый момент ко мне подошел Андрей.