Текст книги "Затерянные в параллелях"

Глава 5

Темная комната, я без Юрки. Подташнивает. Страшно, очень страшно.

– Меня зовут Андрей Иванович Макаров, – поднял голову поджарый человек в форме без погон.

И ласково улыбнулся.

– Очччень приятно, – мои зубы выбивали чечетку.

– Мне тоже очень приятно, – сострил Макаров. – Ответьте, пожалуйста, на один-единственный легкий вопросик: вы пособница империализма и занимаетесь контрреволюционной деятельностью?

– Нет, ненавижу олигархов, они разорили Советский Союз, – поддаваясь корректному тону Андрея Ивановича, пожаловалась я.

Человек вздрогнул.

– Кем работаете? – так же ласково поинтересовался он.

И это называется – один-единственный вопросик.

– Домохозяйкой, – честно ответила я.

– Иждивенка, – с радостью провозгласил зануда.

Поняв свою оплошность, я замолчала.

– А ваш муж?

– Инженер, – чуть не заплакала я.

– Записываем: интеллигенция.

Он радовался, как ребенок, он светился от счастья.

И я решилась.

– Пожалуйста, – заискивающе прохныкала я, – отпустите нас. Мы ни в чем не виноваты.

– Откуда у вас шпионские штучки, благодаря которым вы передаете сведения Америке? – внезапно нахмурился следователь.

«Жив ли этот чей-то дедушка в двадцать первом веке или спокойненько, не задавая вопросов, лежит в качестве заслуженного жмурика на кладбище? – мелькнула в голове крамольная мысль.

Я молчала, я не знала ответа, потому что не знала, что ответит Юрочка.

И тут остро поняла, как сильно люблю мужа, и с ужасом представила его окровавленным после выбивания показаний.

И разразилась рыданиями.

– Увести! – кивнул неизвестному чей-то дедушка.

От стены отделился хлипкий солдатик и подтолкнул меня к двери.

А в камере на двоих сидела суровая женщина средних лет.

В моем представлении именно такие особы с неявно проскальзывающими признаками пола являлись настоящими идейными сторонницами пролетариата.

– Катерина, – представилась эта особа.

За окном пошел дождь, и он соревновался с водопадом моих слез.

– Расскажи им все, – посоветовала Катерина. – Или расскажи мне, полегчает.

– А что рассказать? – размазывая соленую влагу по лицу, простонала я. – Никто из вас не поверит мне ни за что!

– Я поверю, – скороговоркой заверила женщина.

– Мы с супругом из две тысячи четырнадцатого года, – шмыгнула носом я, – ехали к сестре в гости из Уфы в Кумертау, накупили всяческих подарков. Ну, планшеты, ноутбуки, смартфоны. У нее много детей и еще больше внуков. И она живет без мужа.

– Мать-героиня, – подытожила слушательница.

– Да, – подтвердила я.

Катерина мне верила, это было видно по ее сочувствующим глазам.

– Вдруг поднялся ветер и мы каким-то непостижимым образом попали на грунтовку, а потом выехали на деревенскую дорогу.

– В Князево, – хмыкнула женщина. – Я слышала, как переговаривались тюремщики, – вспыхнула сокамерница, уловив мой недоуменный взгляд.

И тогда я все поняла: не зря смотрела фильмы про тридцатые годы. Рядом со мной находилась так называемая подсадная утка.

– А ваши друзья из Америки? – косясь на дверь, заговорщески прошептала подсадная утка.

– Нет никаких друзей, – взвыла я и вспомнила, как после революции мой прадед эмигрировал в Чикаго.

– А если хорошенько подумать?

– А за что здесь находитесь вы? – ехидно-вежливо осведомилась я.

– За антисоветскую агитацию, – равнодушно бросила Катерина.

Послышались шаги, щелкнул замок.

– Забелина, на выход, – приказал ввалившийся в камеру солдатик.

И она удалилась, а через несколько минут пришли за мной.

И снова этот темный кабинет с коричневым столом в углу, и снова старая ободранная табуретка, и снова тот же самый следователь, что-то карябающий в толстой тетради.

Я посмотрела на зарешеченное окно.

По-прежнему шел дождь, и на сердце было слякотно так, как ни разу в жизни.

– Ваш муж признался во всем! – внезапно заорал Макаров. – Придется обоих ликвидировать, как шпионов, врагов советской власти! Или, – он остановился и пытливо заглянул в мои залитые слезами глаза, – или вы дополните мелочами его признания? Тогда мы попытаемся помочь.

«Помочь убраться на тот свет», – шмыгнула носом я и неожиданно поняла, что взяла себя в руки.

Погибать – так погибать!

– Нет, – в моем голосе звучало спокойствие, граничащее с равнодушием, – мне нечего сказать.

– А Америка? С каким заданием вас сюда прислали? Вести диверсионные работы? – мужчина нервничал. Видно, ему не поздоровится, если не раскроет очередной заговор. Нам все равно умирать, а у него дети. Чем я могу помочь несчастному? Признаться, что мы из будущего?

Гости из будущего. Не поверит.

– Уведите, – кивнул на меня Андрей Иванович.

В камере было сыро и пусто. Я легла на голый матрас и подумала, что до отбоя в некоторых подобных заведениях нары поднимают вверх, как полки в поезде. А еще подумала о детях и внуках.

Как они останутся без моей помощи. Впрочем, много ли я им помогала? Все мои старания были направлены на облегчение участи генерального директора, то есть Юрочки. Я подчинялась ему, я холила и лелеяла его. А теперь он лежит растерзанный палачами в какой-нибудь из соседних камер, чтобы завтра-послезавтра быть убитым ни за что. Как мой дедушка, расстрелянный «тройкой» через три дня после ареста.

Закружилась голова, и я вспомнила, что не ела целую вечность.

«Странно, – усмехнулась я, – уже одной ногой в могиле, а организм чего-то там требует».

Глава 6

Не спалось. Да и разве можно уснуть, если тебя завтра могут поставить к стенке? Интересно, расстреляют одну или с Юрочкой? И есть ли на том свете жизнь? Хорошо бы. Обидно умирать навсегда. Даже представить страшно – впереди вечное небытие, беспамятство. В один миг пролетает жизнь, а потом тело становится прахом. Тогда для чего живем? А еще обиднее умирать в чужом мире, зная, что на твоей могилке не поплачут потомки.

Я закрыла глаза, а когда открыла их, надо мной склонился тот самый бородач с лестничной площадки, который напрашивался на роль пассажира.

«Это сон, – отмахнулась от бородача я, – это всего лишь сон».

– Вставай, – схватил меня за руку несостоявшийся пассажир, – в течение часа мы должны выбраться из тюрьмы.

– А Юра? – напряглась я. – Не уйду без Юры.

– Он ждет, – торопливо проговорил мужик. – Бежим.

– Через стенку?

– Закрой глаза, – скомандовал неизвестный.

И я закрыла глаза. А потом сделала несколько шагов и оказалась на улице.

На тюремном дворе о чем-то переговаривались часовые, они ни на что не реагировали, и мы побежали.

– Вперед, – подтолкнул меня к высокому, обнесенному колючей проволокой, забору бородач.

Сквозь забор мы прошли также быстро, как и через стену. Недалеко темнел лес, а в лесу стоял наш «Мерседес». В «Мерсе» кто-то сидел. И этот кто-то был живым и невредимым.

– Тебя били, – бросилась к нему я.

– Не успели, – обнял меня Лебедев, – но орали прилично. Да и я порою ору на подчиненных. Кстати, вещички в багажнике

А потом я почувствовала страшную слабость. Такую, что моментально отключилась.

Когда очнулась, поняла, что трясусь на заднем сидении, а впереди переговариваются два человека.

Первый, который уверенно вел машину, был муж, а второй…

– Ну что, внучка, не послушалась родного деда, – повернулся ко мне второй мужчина. – Ах, если бы вы тогда взяли меня с собой!

– Она никогда никого не слушается, – шутливо пожаловался бородачу Юра.

Я поняла по голосу, что он улыбнулся. И еще поняла, что он меня любит.

– Какого родного деда? – тоже улыбнулась я.

– Лаврентия Трофимовича, – подмигнул чудак в кирзовых сапогах. – Не умер я тогда. Время бежит по спирали, а вчера оно сделало второй виток. К тому же, я знал, что вы поедете в Кумертау.

– Как… знали? – не поняла я и, наконец, почувствовала себя счастливой.

– Кто хоть раз познакомится с ходом времени, никогда не забудет его закономерностей. Вот и я спасся, нечаянно ступив на полосу света, пробившуюся в мою камеру. Это было за день до предполагаемого расстрела.

Я не понимала себя. По идее, внучка должна броситься дедушке на шею, но…

– И где вы сейчас живете?

Мой голос дрожал.

– Нигде, – виновато проговорил Лаврентий Трофимович. – В восемнадцатый век вернуться уже не смогу, а в двадцать первом я бездомный.

– Почему в восемнадцатый? – удивилась я.

– Сначала меня швырнуло туда, – крякнул дедушка.

– Он не бросил нас в беде, – подал голос генеральный директор, – а мы не бросим в беде его.

Внезапно подул сильный ветер, белая тягучая пелена затянула лобовое стекло. Лебедев резко затормозил, и мы приготовились ждать. Паники не было. Но ждать не пришлось. Препятствия так же неожиданно исчезли, обнажая дальнейший путь следования.

Грунтовка закончилась, «Мерс» выехал на трассу. И тогда я расплакалась. Я готова была целовать асфальт под колесами автомобиля, я готова была тискать в объятиях мужчин, но тут вспомнила, что нужно позвонить детям. Они волнуются. И Ирка волнуется.

Под сидением валялась сумка, и в ней был мой смартфон. Был. Но сейчас его на месте не оказалось.

– Мобильник остался у Варвары, – наблюдая за мной в зеркало, усмехнулся Юра.

– Будут его в качестве красивой игрушки использовать или попробуют орехи им разбивать, – съехидничала я.

Лаврентий Трофимович поморщился, и я поняла свою оплошность.

– Надеюсь, мы едем в Уфу, а не в Кумертау? – постаралась я сменить тему разговора.

– Естественно, – беспечно отозвался супруг, будто час назад не находился в застенках прошлого, – а Ирка пусть теперь приезжает сама. Мы вышлем ей денег на такси.

Эпилог

Уже две недели я дома. Приезжала сестричка, увезла гору поклажи. А потом звонили ее дети и искренне благодарили за подарки.

Дедушка живет с нами. Он приоделся, сбрил бороду и, получив паспорт с пропиской, устроился работать к Юре охранником.

О жизни в восемнадцатом веке Лаврентий Трофимович вспоминать не любит. Говорит, что баба там ему попалась крикливая, детей у них не было, а какая жизнь без детей.

И он постоянно ждал нового витка времени, он чувствовал его приближение, он видел вещие сны, в которых главным действующим лицом была я.

Когда пришла пора, дедушка очутился в районе Булгаково, откуда его бесплатно подбросили до Уфы. Адрес из вещих снов он выучил назубок, а вот прокатиться до нашего дома ему пришлось зайцем.

Увидев меня, бедняга с ужасом осознал, что «такая фифа», как я, ни за что ему не поверит.

Тогда он вышел за нами во двор, поймал такси, расплатился с водителем червонцем из прошлого и помчался на помощь внучке.

********

Сегодня суббота, мы собираемся в гости.

– А что если позвонить на мой прежний номер мобильника? – накладывая тушь на ресницы, в шутку предложила я. – Как там поживают наивные жители богатейшего колхоза «Ленинская правда»?

– Пожалуйста, – оценил шутку Юра, – хотя это пустая затея. Твой смартфон давно разряжен, ведь мы не оставили в Князево зарядного устройства.

– Но оно тоже пропало, – надевая туфли, резонно заметила я.

Юра набрал номер. Послышались гудки.

– Кто это? – прохрипел настороженный женский голос.

Это был голос Варвары Медведевой.

Любовник для статуэтки

Пролог

Лило, как из ведра. Черная пелена ночи скрывала потоки влаги, но я упорно старалась разглядеть то, что находилось за окном. Ломило глаза, струились слезы, и я знала, что отныне никто не придет мне на помощь. Никто. Ведь он не подпустит в этот дом посторонних.

Не подпустит…

Глава 1

Подкопив денег, мы с Алешкой решили построить коттедж. Объехав пригород, наконец, нашли то, о чем мечтали. Участок был большим. Пожалуй, слишком большим, но он стоял рядом с густым лесом и краем упирался в небольшое озеро.

Я всегда мечтала жить вдали от людской толпы и надоевших соседей. И чтобы меня окружали деревья и животные. Места мужу в моих мечтах не было. Почему? Он не любил меня.

Дом подняли за три года, так как работали сразу несколько бригад. Чем я тогда думала, когда выбирала этот дурацкий проект? Три этажа и десять комнат для двоих людей, пожалуй, многовато, но мне хотелось быть царевной, живущей в сказочном терему.

Трехметровый забор намертво отгородил мой замок от любопытных взоров, и я по-детски радовалась своему счастью.

Поставили баню с сауной. Как же без них? И множество всяческих надворных построек ласкало мой восхищенный взгляд.

А тогда….

Тогда мы с мужем, проводив гостей, приехавших на новоселье, остались одни. Я быстро чмокнула его в щеку и убежала в свою спальную. Да, я настояла на том, чтобы у нас были отдельные комнаты, ведь я так любила мечтать.

Глядя на угрюмые сосны, ритмично покачивающие лохматыми верхушками, я думала о том, что родилась не в том веке, и мне до боли хотелось иметь волшебное колечко, которое уносило бы меня в мои феерические грезы.

В ту ночь я проснулась от чьих-то шагов. Над моей головой ходили, и я знала, что ходил не муж. Он спал, так как имел счастливую привычку засыпать сразу, как только прикасался головой к подушке.

«Что за ерунда», – подумала тогда я и, потянувшись, зевнула.

Надо мной было два этажа. Два бесхозных этажа с гостевыми комнатами и большой библиотекой.

Спать расхотелось. Поворочавшись с боку на бок, я встала и прошла в столовую, чтобы выпить чашечку кофе. Дождь, кажется, прекратился. Отхлебнув глоток, я приблизилась к окну.

Невольно взгляд упал на баню, и я почувствовала, как на голове зашевелились волосы.

В окне парилки плавал несмелый огонек. Через секунду он показался в моечной, и, наконец, выплыл в комнату отдыха.

Несомненно, это была свеча. Несомненно, свеча находилась в чьих-то руках.

Помню, как бросилась бежать. Помню, как тормошила мужа и кричала.

Муж встал, он пошел в баню и никого не увидел. А потом с укоризной взглянул на меня и потрогал мой взмокший от испарины лоб.

Тогда я осталась ночевать в его спальне. Сон не шел. Внезапно в столовой кто-то закашлял. Потом кто-то стал задыхаться. И под эти малоприятные звуки я неожиданно уснула. И видела во сне черные сосны на фоне бушующего ветра. А затем пошел дождь, и я подошла к окну. Неясный огонек мелькал среди деревьев, словно маленький светлячок.

Полдень встретил солнышком, пробивающимся через щель между плотными портьерами. Я встала и открыла форточку. Запахло сыростью и прелой травой.

– Доброе утро, – услышала я голос Алексея. Он был в отпуске, а потому наслаждался долгим сном.

– Доброе, – улыбнулась я и вспомнила о ночном кошмаре. Или вечернем?

После завтрака, приняв решение прогуляться по участку, я пошла к озеру. Его тяжелые, мрачные воды казались мертвыми. Ни птички, ни бабочки не было рядом со мной, только неясный шепот слышался из глубины водоема.

А вечером я первой залезла в кровать мужа.

Так мы стали спать вместе и спали бы вместе до смерти, но….

В тот день к нам приехала свекровь. Она не любила меня, и я это хорошо знала. Она ревновала ко мне сына, и, как ни странно, я ее понимала.

– Лена слишком красива, – искоса поглядывая в мою сторону, выговаривала свекровь Алешке, – и слишком избалована родителями. Начнет изменять, наплачешься.

Изменять не хотелось, и реагировать на слова Анны Ивановны не хотелось. Я обычно терпела ее беспардонные разглагольствования, но на этот раз меня прорвало. Прорвало потому, что свекровушка, попробовав за ужином мою стряпню, торжественно объявила, что я не умею готовить.

– Готовьте сами, – прошипела я, выскочила из-за стола и убежала в свою комнату.

Быстро разобрав постель, я легла в нее и стала прислушиваться к голосам, доносящимся из столовой. Голоса были мирными. Они ворковали, они переливались, они ликовали. А я плакала. Я ненавидела себя за эту дурную привычку, но лила слезы вместо того, чтобы дать отпор.

Через час зашел супруг, но я притворилась спящей. И он ушел. А ночью раздался истошный крик. То вопила незваная гостья. Утром, не попрощавшись со мной, она укатила в родные пенаты.

– Придумала тоже, – после ее отъезда развел руками маменькин сыночек, – душил кто-то.

– Это ее Бог покарал, – съехидничала тогда я, – будет знать, как меня обижать.

– Не говори так о моей маме! – взвизгнул муж и стукнул кулаком по столу.

Весь день мы не разговаривали, а ночью я снова ушла в свою спальню. На душе скребли кошки, и чтобы отвлечься, я села за компьютер. Связи не было, телевизор показывал какую-то дребедень. Решив попробовать уснуть, я выпила пустырник-форте, а потом крепко зажмурила глаза.

Легкий ветерок пробежался по моей щеке. А потом прогнулась кровать.

Быстро включив бра, я не обнаружила никого.

По телу поползли мурашки, но вход в комнату мужа был мне заказан. Мысленно прочитав «Отче наш», я повернулась на другой бок.

Сон пришел мгновенно. А во сне меня целовали, и я отвечала на эти поцелуи.

Глава 2

После завтрака, игнорируя покаянные взгляды Алешки, я пошла в душ. Скинув пеньюар, я невольно взглянула на ноги. На одной из них темнели пятна. Присмотревшись к этим пятнам, я невольно вскрикнула. Их было ровно пять. И это были следы от пальцев.

И тогда мы уехали в город. Это я настояла на бегстве. На бегстве из дома, о котором мечтала всю сознательную жизнь.

Мужа отозвали на работу, а я купила абонемент в фитнес клуб. Все было бы замечательно, но Анна Ивановна вновь появилась на моем горизонте. За долгими ужинами, буравя взглядом мою поникшую фигуру, она воодушевленно стыдила сына за то, что я не работаю, не рожаю детей и отвратительно готовлю.

Ругаться я не умела, не научили родители. Оба они преподавали в колледже и были уверены, что их единственная красавица-дочь достойна королевской жизни.

А после того, как я стала «Мисс Город», я встретила своего принца. Звали этого принца Алексей. И был Алексей топ менеджером в большой компании. Его отец недавно умер, а мать, не имея других наследников, перебросила все внимание на великовозрастного ребенка.

С детьми у нас как-то не получалось. Несколько выкидышей остановили желание стать родителям. Как-то супруг предложил завести собаку, но перспектива рано вставать по утрам, чтобы в любую погоду выгуливать животное, меня не устроила. На кошачью шерсть у меня была аллергия, и я свыклась с мыслью, что одиночество и есть правильный выбор каждого здравомыслящего человека.

Любила ли мужчину, с которым связала судьбу, я не знала. Мне нравилось видеть зависть в глазах подруг, нравилось вести богемный образ жизни. Только и всего. Но никогда никому бы я не призналась, что боюсь страстных объятий супруга. Даже маме. И даже родителям не смогла бы поведать, что свекровь ест меня поедом.

Все чаще и чаще я стала вспоминать свой просторный красивый дом, и все реже думалось о пятерне, запечатленной на бедре.

«Ерунда, – фыркала я, ложась в постель, – напридумывала в три короба».

А однажды набралась смелости и заявила мужу, что хочу за город.

– Отлично, – пожал плечами Алешка, – едем хоть завтра, тем более что завтра суббота.

И мы поехали. От дома до дома было сорок километров, а потому через час я уже накрывала на стол и посматривала в сторону качающих верхушками сосен.

Они, вероятно, осуждали меня. За то, что не хочу детей, за то, что не хочу работать, за то, что плохо готовлю.

Я огляделась по сторонам. Раритетная мебель наблюдала за мной застывшими глазами людей, которые ею когда-то пользовались. Умерших людей. Только старинное трюмо, приобретенное по случаю, успокаивало и грело душу. Я по-прежнему была красива.

Каштановые волосы и яркие васильковые глаза, алый рот и великолепные белые зубы, тонкий, чуть вздернутый нос…

Фея, настоящая фея…

Хотела ли я любовников? Тех мужчин, которые ели меня глазами, но боялись подойти, чтобы познакомиться? О, нет! И я радовалась, что мама научила меня королевским манерам.

Расставив посуду, я вышла из угнетающей темноты мрака на ярко освещенный солнцем двор. Алешка поливал цветы. По моему настоянию цветники были везде. Клумбы, большие и маленькие, и совсем крохотные, благоухали райскими ароматами, а разнообразные хвойники величаво смотрели на флоксы и гладиолусы, подрагивая пушистыми иголками.

– Надо завести садовника, – проворчал он, не глядя в мою сторону, – хочу пить.

Если муж чего-то хотел, моей обязанностью было его желание удовлетворить. Развернувшись, я побрела в дом и еще в холле услышала голоса.

«Очередной сериал», – вздохнула я и распахнула дверь в столовую. Телевизор был выключен, а самым страшным было то, что я его и не включала.

А вечером Алешка, как это часто бывает с ним, злился. Он выпил полбутылки вина и бросал быстрые колкие взгляды то на меня, то на стол.

– Правильно мама говорит, – неожиданно изрек он, – плохая ты жена, Ленка. Тебе бы фарфоровой статуэткой стать, цены бы этой статуэтке не было.

– Может, наймем помощницу по хозяйству, – сжимаясь в комок, неуверенно проговорила я, – мы же богаты.

– Потому и богаты, – внезапно закричал муж, – что цену деньгам знаем!

«О голосах ему говорить не стоит, – нервничала между тем я, – иначе»…

Иначе он снова будет негодовать. А мне не хотелось терять драгоценные часы загородной жизни на ссоры.

И я поднялась на третий этаж. Там, перед телевизором, стояло кресло-качалка, и на кресле кто-то раскачивался. Раз-два, раз-два, раз-два.

Вскрикнув, я ринулась вниз, туда, к живому человеку. Мне уже было наплевать, что я его раздражаю. Главное, он такой же, как я, он состоит из плоти и крови.

– Алешенька, – запричитала я, оказавшись рядом со своим мужчиной, за которым должна чувствовать себя как за каменной стеной, – Алешенька, поедем домой! Немедленно поедем домой!

– Снова фокусы, – поморщился мой ненаглядный, – ты и так дома.

– В город! – зарыдала я.

– Надоело! – вспыхнул супруг и, отшвырнув стул, удалился. А я смотрела на этот опрокинутый стул и плакала. От своей неустроенности, от своей зависимости, от своей слабохарактерности.

За окном темнело, поднялся ветер, тяжелые ветки вишни с остервенением захлестали по стеклу. А мне казалось, что хлещут по моим щекам. Все, кому не лень.

Решив не выключать бра, я легла в постель, одинокую постель, никому не нужная, всеми презираемая. И что дала мне эта красота? Богатство? Зависть окружающих?

Подруга детства Наташка, некрасивая Наташка, растит сына и работает, а потому независима. Если ее Васька уйдет из дома, она не пропадет. А я? На что способна я? На то, чтобы услаждать алчущие взоры противоположного пола?

Статуэтка…

Я задремала, и снова кто-то неведомый сел у меня в ногах. Сел осторожно, но матрац прогнулся под весом призрачного существа. Кричать было бесполезно, Алешка не придет, и я плотно сжала зубы, чтобы не выдать страха перед неизвестностью. Где-то я читала, что нельзя паниковать при встрече с привидениями, они питаются отрицательной энергетикой человека.

И на мне был крестик.

Я слышала, как оно встало, я слышала его шаги в сторону столовой. И стук, будто стучали спицами по кастрюле. И стон… надрывный стон потряс меня настолько, что я, кажется, потеряла сознание, а когда пришла в себя, решила, что произошедшее было сном, кошмаром.

С тех пор я не знала, когда сплю, а когда бодрствую. Днем у меня кружилась голова, колотилось сердце, и была такая дикая слабость, что не хотелось двигаться.

Но двигаться было надо, потому что муж хотел есть, потому что муж хотел чистоты в доме, потому что муж не желал нанимать прислугу.

И я двигалась, а вечером валилась в постель, и снова оно приходило ко мне, садилось на кровать и минут через десять удалялось. И снова звякали спицы.

А однажды из-под меня выдернули подушку, которую я укладывала между коленками. Я проснулась и снова заснула, убеждая себя, что это просто кошмары, и они даны мне свыше за грехи. Какие грехи, я и сама не знала. Но все люди грешны, это сказано в Библии.

Отчего я не читала молитв? Например, «Отче наш»? Да я их просто забывала. И все забывала. Только животный страх беспредельно владел мною.