Текст книги "Времена лет"

Времена лет
Лариса Найвальт

Фотограф Алина Элияу

© Лариса Найвальт, 2023

© Алина Элияу, фотографии, 2023

ISBN 978-5-0050-3302-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Есть повесть и печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте

Повествование событий, происшедших во времена, когда в Сибири зимы были студёными, люди с чувством собственного достоинства, а обращение: «Девушка!» —

подразумевало первозданную чистоту.

Лана, воспитанная в рамках добрых этических традиций и строгих правил, обладала особыми качествами: терпимостью и душевной тонкостью. С малых лет девочка природной скромности и застенчивости имела определённый внутренний стержень – некую старомодную структуру порядочности, благодаря которой могла стойко противостоять любой пагубной силе.

Личность высокой нравственной одухотворённости с заложенной в генах интеллигентностью и выразительной индивидуальностью в той или иной ситуации относилась с уважением к кому бы то ни было, и прежде, чем что-то позволить себе, всерьёз обдумывала логические последствия действий и поступков, дабы никому не навредить.

Основу презирающей опасность независимой и решительной натуры составляли лучшие человеческие качества с многообразием мощных побуждений и неистощимым взглядом на жизнь, разумным образом сочетавшиеся с упорством и непоколебимой направленностью к достижению намеченной цели.

В характере проявлялись скорее мужские черты, нежели женские, но при этом были присущи шарм, безупречный утончённый вкус, элегантность и завораживающая таинственность. Лана словно излучала магнетическое сияние глубинной чувственности и трогательной первородной чистоты.

Душа её, тяготея к возвышенному с особой проницательностью, отзывалась на всё небезынтересное и любопытное окружающего мира. Она умела открывать диковинное в обычном. Чувствовала запах земли. Слышала дыхание и язык природы. Получала колоссальное наслаждение, любуясь обширной панорамой непрерывно движущихся небесных преображений. Находила красоту даже там, где её никто не замечал. Не случайно эстетическое восприятие стало жизненной философией девушки. Ей нравилось подолгу пребывать и в уединении, причём, довольно часто мысленно странствуя по восхитительным закоулкам взращённого в собственном воображении мироздания, в котором всегда занимательно и не одиноко.

К семнадцати годам она уже давно была обласкана вниманием молодых людей, так как напоминала бутон, скрывающий прелесть вот-вот раскроющегося цветка, представив свету дивное творение природы. Однако, относясь к себе весьма требовательно, критично и иронично, на комплименты, произносимые в её адрес, патологически стеснительная Лана лишь смущённо улыбалась.

Наполненная неутолимой жаждой постижения нового, дерзновенными планами на будущее, нескончаемой вереницей возникающих вопросов в ранее неизученных ею областях, когда сразу зарождается жгучая потребность непременно отыскать ответы, она, заражая окружающих своей энергетикой, настолько уютно чувствовала себя в благодатном времени юности, что мир взрослых отношений до поры оставался за гранью её увлечённостей.

В то лето школьная тропинка сошла на нет у перекрёстка, насчитывающего несметное количество судьбоносных дорог, предоставляя выпускникам осуществимость самостоятельного выбора, чем дальше заниматься и какому направлению отдать предпочтение.

Лана поставила себе целью продолжить образование в одном из высших технических учебных заведений родного города и, основательно относясь к вступительным экзаменам, посещала установочные лекции, проводимые преподавателями одновременно для всех поступающих по каждому из пяти сдаваемых предметов. Последовательно приблизился к старту и финальный день предэкзаменационных встреч.

Проснувшись довольно рано, но оставаясь в постели, она прислушивалась к красноречивой тишине ночи. Как вдруг, звончатой побудкой царствующее безмолвие разорвала одинокая пташка. А вскоре, один за другим, на предельной высоте взмыли второй, третий, четвёртый глас…

И вот уже непрестанное птичье щебетание, сопровождающееся вознёй на ветвях, облюбованных с вечера пернатыми для ночлега, превратилось в какофонию. Прошёл какой-то секундный период, многоголосье смолкло на короткую паузу, а затем, словно по мановению волшебной палочки невидимого дирижёра, грянуло серебром триумфальной симфонии, приветствующей зарю восхода в прозрачно янтарном свечении на безмятежной синеве неба, сулившем оставаться безоблачным до вечера. Всё это было настолько поэтично, что чуткие струны души девушки подсознательно настроились на нечто неординарно значимое.

Чтобы не опоздать, Лана вышла заблаговременно. Воздух приятно овевал теплом. Поднебесье украшала невесомая золотистая пыль солнечного света, а его лучи, пробивающие кроны деревьев, выжигали на откидываемых ими тенях живописные узоры. Несмолкающее чириканье воробьёв, устроившихся на проводах высоковольтных линий, сливалось с гулом города. И девушка с нечасто встречающимся сочетанием детской непосредственности, женского изящества, мужского ума и фантастической энергии, лучезарно улыбаясь, скорой походкой уверенно устремилась в непознанное далёко.

Ожидая прибытие трамвая, она потеряла не один десяток минут, поэтому от остановки института, рассчитывая всё-таки уложиться к началу, ускорила шаг.

Невероятно, но казалось, само время намеренно оттягивало её приход к назначенному часу. Так, с ясной, залитой солнцем небесной лазури редко и вразброс посыпались, точно опаловые, крупные и увесистые капли, которые, достигая асфальта, разбивались вдребезги, оставляя водяные кляксы. Поначалу своеобразная дробь даже забавляла. Однако по мере роста числа бойких дождинок, отдельно каждая уже не определялась. Соединяясь ещё вверху, к земле они приближались неистово мчащимися острыми стрелами, радужно сверкающими в солнечном свете.

Не имея зонта и надеясь на кратковременность происходящего, девушка решила переждать дождевую атаку под возникшей на её пути каменной аркой, представлявшей собой широкий свод въезда во внутренний двор впечатляющего архитектурой монументального здания постройки начала двадцатого века, где в конце шестидесятых годов и располагался будущий альма-матер Ланы. В ансамбле с гордо возвышающимся строением, через неширокую дорожку, раскинулся некогда творчески созданный чудесный сквер. Напротив него-то и укрылась пленница непогоды.

Дождь тем временем набирал силу. Торжество света угасло. На всё вокруг опустилась белёсо-сероватая пелена. Асфальт смотрелся бурлящей горной рекой. Стремительно налетевший ливень, попадая в несущиеся потоки, выбивал всплескивающие маленькие фонтанчики, схожие с миниатюрными скоморошьими колпаками, украшенными свисающими бубенцами. Появился аромат свежести, сдобренный душистостью омытых влагой трав, кустарников и хвойных деревьев сквера. Очертания города, будто рисованные акварелью, растворились за пологом воды, обрушившейся на данный уголок земли.

Лана наблюдала за разгулявшейся стихией сквозь полупрозрачную завесу, сотканную вольно струящимися нитями сильнейшего ливня, и, в предвкушении, когда, очистившись от обременённых водяными парами облаков, разверзнувшееся небо сомкнёт свод, с упоением и присущей ей живостью восприятия внимала сонатное аллегро красок и хрустального перезвона резво летящих серпантинов дождя, при этом огорчённо сожалея, о лекции, состоявшейся без её участия. А посему, выждав окончание дождепада, следует вернуться домой. И в этот момент, стремглав приближаясь по дорожке к убежищу Ланы и уловив слабо вырисовывающийся светлый образ, ассоциирующийся с русалкой в дожде, на островок суши влетел юноша с ликом радостно улыбающегося простодушного ребёнка.

Отдышавшись от быстрого бега в лавине, выплёскивающейся с небес воды, всё ещё обильно стекавшей с него, общительный незнакомец с весёлым нравом, вмиг разузнав, что они союзники по несчастью, предложил девушке, с первого взгляда покорившей его, добраться до цели вместе. Она обладала чувством здравого смысла и, сознавая, что ему терять уже нечего, а для неё – это очевидное безрассудство, подумав, всё-таки согласилась, в силу врождённого озорства и мобильности, на авантюрную затею.

Им оставалось преодолеть относительно немалое расстояние вдоль периметра здания. Молодой человек бросился в пучину ливня, увлекая за собой Лану и тщетно пытаясь как-то заслонить девушку от водного извержения. Очутившись у портала первым, он распахнул дверь и удерживал её, находясь под небесным душем, пока его попутчица не выскользнула из зоны дождя.

Женщина-вахтёр, едва заслышав входящих, направилась перекрыть доступ, но, воспринимая зрением, в буквальном смысле, два небольших бурных источника воды, остолбенела с выпученными глазами и раскрытым ртом, сделавшись похожей на жутко удивлённую рыбу, приливом выброшенную на берег. Ребята, которых вид застывшей в онемении тётки здорово рассмешил, воспользовавшись её замешательством, прошли мимо «живой статуи» к центральной лестнице и, даря ступеням падающие каскадами ручейки, поднялись на требуемый этаж. У аудитории, где их уже не ждали, отжали волосы и одежды, а затем, внутренне собравшись, решились на дальнейшие действия.

Предварительно постучав, молодой человек приоткрыл дверь и, спросив разрешение присутствовать, пропустил Лану вперёд. В ожидании вердикта, оставаясь у входа огромного зала с расположенными полукругом длинными рядами амфитеатра, разделёнными ступенчатыми проходами на три сектора, юные создания в прилипших к её гибкому стану платье, демонстрирующему пленительность женственных линий, и к его телу рубашке, подчёркивающей слаженный мужской торс, вызвали интерес у всех присутствующих, повернувших головы с пристальным взглядом в их сторону.

Преподаватель почтенного возраста, сражённый столь дерзким опозданием и отметивший его, как неуважение к себе, что читалось недовольством в выражении его лица, так ничего и не высказал, когда, отойдя от кафедры, приближаясь, оценил облик каждого в плотно прилегающих одеяниях, промокших насквозь. При этом нельзя было не заметить её деликатность и его добродушную улыбчивость на не утративших детскую свежесть восприятия лицах.

Им было позволено присоединиться к остальным. Внизу места не пустовали и только вверху кое-где просматривались незанятые. Молодой человек первым, а девушка следом за ним стали бесшумно подниматься по ближайшей лестнице, пока в предпоследнем ярусе у края скамьи центрального сектора не обнаружились свободные сидения, как бы изначально оберегаемые волей провидения для них двоих.

Аффективное состояние не покидало юношу дольше, чем следовало бы. Эмоционально перевозбудившись, он был не в силах овладеть собой и решил пообщаться с Ланой, но она, несколько раз, тактично поддержав разговор, предложила вспомнить, ради чего они здесь находились. Чуть позже, успокоившись и приняв нарочито серьёзный вид, он, слегка сдерживая улыбку, лукаво поглядывал на соседку, демонстрируя ей своё послушание, и она откликнулась на его беззаботно игривое настроение, одарив светоизлучающим сиянием глаз.

По окончании лекции, спускаясь по проходу, молодой человек попал под радушие направленных со всех сторон приветствий, а с некоторыми товарищами по встрече даже успевал обменяться одной-двумя фразами. Однако в обволакивающей атмосфере дружеского общения ни на секунду не забывал о спутнице. С готовностью уберечь её от натиска толпы он создал некое воздушное пространство за спиной девушки и сохранял его вплоть до выхода из института.

Улица приняла их без дождя. Тучи рассеялись, открыв бесконечность прозрачной бирюзы небесной выси, ниспадая с которой, победоносные лучи знойным танцем в лужах сушили землю под сладкопевные переливы птичьего вокала.

Лана направилась домой, и юноша, не желая расстаться с девушкой очаровывающе притягательной магии, обретённой им в посланном свыше сильнейшем водопаде, оставался рядом.

Через месяц каждый стал студентом выбранного факультета. Но молодой человек, изучив расписание избранницы, забегал, практически, ежедневно увидеться с ней и не только в начале дня, но и в перерывах между парами.

Новый знакомый очень скоро всем вокруг дал понять – там, где она, территория принадлежит только ему. И вчерашние мальчики, подметив сколь сильное чувство охватило этого парня, кто с осознанием, а кто и с завистью, отступили от обворожительной блондинки, выделявшейся в кругу сокурсниц светозарным свечением аристократической белизны лица, шикарной волной золотисто-русых волос, дивными глазами и яркой харизмой.

С первого мгновения, как юноша заметил Лану, он относился к ней с чуткостью, галантностью и нежной заботой. Если учебные занятия подходили к концу одновременно, они встречались в холе института и после уже не расставались. Заходя в общественный транспорт, у раскрывшихся дверей он оттеснял стремящихся попасть внутрь, предоставляя возможность вначале войти его девушке. В салоне, как правило, переполненном пассажирами, умудрялся встать так, чтобы её никто не задел, а весь прессинг приходился только на него. В конце маршрута проторял беспрепятственность к выходу и, будучи снаружи, учтиво подавал руку, а она, с приветной признательностью вверяя ему ладонь, спускалась навстречу. И двое, не замечая окружающей суеты, шли дальше…

Он и она… Совершенно разные – разная среда обитания, разное воспитание, разная духовная зрелость. Лане были присущи удивительная простота и не менее удивительная возвышенность, внутренняя стойкость и способность держать удар, соседствующие с ранимостью и в чём-то незащищённостью. И именно к этой девушке, благопристойной барышне девятнадцатого века, загадочным стечением обстоятельств объявившейся в середине века двадцатого из неизвестного ему мира, юношу влекло неодолимой силой.

Он с пиететом самозабвенно служил ей, инстинктивно предугадывая, как поступать, опекая, оберегая и делая всё для того, чтобы Лана ощущала себя счастливой. Когда позволяла занятость, находился с ней и смотрел, смотрел, лелея взором, а порой – просто надолго задерживал чувственно-пламенный взгляд в её по-колдовски притягивающих серо-синих омутах глаз.

Обаятельный юноша изрядно отличался от представлявших близкое окружение Ланы молодых людей, умных, талантливых, созидательных. Это был ошеломляюще жизнерадостный и позитивный человек, в котором неистребимо жил бесхитростный ребёнок, доверчивый и откровенный, с солнечной, обезоруживающей улыбкой. Он был симпатичен и внешне, но пока не вызревшей мужской красотой. Брюнет со светлыми глазами под густыми дугами чёрных бровей и розовым румянцем на щеках. Почти всегда на его лице бывало столько детского удовольствия, освещённого особенным магнетизмом, что он часто оказывался в центре внимания.

С ним было и хорошо, и необъяснимо тревожно. Он почему-то избегал разговоров о семье и домочадцах. Даже на простые ненавязчивые вопросы, касающиеся только его, она получала скупые ответы или бессвязное бормотание чего-то невнятного. Его скрытность для Ланы выглядела с одной стороны, по крайней мере, странно, а с другой стороны – полностью не совпадало с тем, что она примечала в юноше. Однако его заботливость о ней повергала в изумление, и молодой человек стал желанным.

Обычно, проводив Лану домой, он оставался у неё до позднего вечера. Уютно расположившись в комнате девушки, они готовились по учебной программе следующего дня, говорили и дурачились на всевозможные темы.

Лана, в основном, слушала, время от времени вставляя по ходу беседы несколько слов или суждений. Обладая блестящим чувством юмора, тонким и искромётным, иной раз вплетала и смысловой иронический подтекст, правда, эпизодически и только в самом начале знакомства. Быстро сориентировавшись, что вводит собеседника в состояние ступора из-за отсутствующей склонности к постижению иносказательных выражений, впоследствии излагала свои соображения и идеи с бережным отношением к его неспособности понимать данный жанр разговора.

Иногда, покоряя красотой сильного голоса, юноша негромко, для неё одной, напевал какую-нибудь популярную песню, что было чарующе прекрасно. А широкий кругозор и творческий настрой его подруги являлись неиссякаемым источником для посещения притягивающих к себе очагов культуры, где окунаешься в захватывающий мир художественных полотен, музыкальных произведений, сценического мастерства, искусства кино или циркового бесстрашия. Он же положительно реагировал на все предложения, так как в эти часы их ничто не разлучит, и он сможет видеть безупречную естественность её лица, озарённого невероятной проникновенностью глаз.

Постепенно невинные и нерешительные прикосновения, перерастали в нечто более глубокое и волнующее. Робкая и чудодейственная юношеская любовь подвела их к вратам познания не испытываемой ранее новизны мира ощущений и чувств. Они шагнули туда с первым поцелуем, окутываемые волшебством таинства любви.

Очень быстро и как-то незаметно пролетели три сезона года, и заканчивался четвёртый.

В конце весны Лане исполнялось восемнадцать лет. Был заурядный академический день. Обыденность его, превратив в неповторимый праздник, взорвал взволнованно экзальтированный приятель именинницы, появившийся в её аудитории до занятий. Он преподнёс сверстнице огромнейший букет свежесрезанных веток благоухающей черёмухи и почти метровой высоты белого медведя, воплощая давнюю мечту иметь подобное пушистое чудо. Она, теряясь в догадках, каких усилий стоило юноше, накануне исчезнувшем на несколько суток, организовать такой подарок, ликовала. Впрочем, омрачало маленькое «но». Находясь не наедине, вившиеся роем эмоции и проникновенные слова благодарности, адресованные ему, единственному, могла передать исключительно взглядом.

Они становились старше. Между тем юноша оставался забавно наивным подростком, воспринимающим проблемы непринуждённо, как дитя природы. Казалось, ему всё даётся легко.

Летом, уже второкурсником, он в составе студенческого строительного отряда уехал на восток страны. Когда же по завершению работ возвращались домой, поезд остановился в каком-то произвольном месте, где вдоль железнодорожного полотна неспешно текла река. Воспользовавшись длительной стоянкой, группа ребят, а к ним примкнул и друг Ланы, спустилась к берегу. Погода в этих местах стояла довольно холодная и для купания однозначно непригодная. Но, заинтересовавшись кувшинками на зеркальной глади задумчивой воды, как показалось юноше, недалеко от берега, он, бесшабашный, бросился набрать их, представляя, восхищение любимой, которое этим ей доставит. Да только ледяная вода, сковав движения, не дала ему вырвать и одного растения. От неминуемой гибели неудачливого пловца спасли вовремя подоспевшие сотоварищи. А позже Лане он поведал о случившемся, сконфуженно досадуя лишь о том, что не смог привести ей дивные цветы.

Но ему не дано было узнать… Несобранные когда-то им дорогие ей белые водяные лилии Лана, до скончания века, хранила в тайниках своей души.

Осенью исступлённо томящийся по предмету вожделения молодой человек резко изменился, проявляя неуёмно бушующую и всепоглощающую одержимость. Желание, чтобы девушка безраздельно принадлежала ему, переродилось в мальчишеское безумствование, и это стало нетерпимо. Он безапелляционно предъявлял требования, ни в малейшей степени не задумываясь, что между ним и ею должно иметь место согласие, а не игнорирование мнения другого.

Со временем его поведение, обуреваемого страстью, лишь усугублялось. Раздражительность достигла темпераментных сцен. Вероятнее всего, в той обстановке, где проходило его взросление, и в зародыше не было понимания, что отличающаяся высоконравственной шкалой ценностей и умеющая управлять своими чувствами целомудренная девушка до замужества не позволит интимной близости с мужчиной. Но он ни разу не говорил с Ланой о готовности просить её руки у родителей, и не предлагал стать его женой. Только всё чаще и чаще с его уст срывалось, о чём относительно неё высказывался Федя, с коим столкнувшись ранее всего один раз на новогоднем вечере в институте, она получила потрясающе негативное наблюдение.

Тогда Федя с подстать ему прихвостнем внезапно возник возле их пары, вульгарно подтрунивая над партнёром. В мгновение ока юноша преобразился в раболепное существо с холуйской улыбкой на лице, воспринимавшее происходящее как подобающее, что обескуражило Лану.

На этот раз ей удалось добиться ответа, кому так бесцеремонно позволено унижать парня, причём, не взирая на её присутствие.

Когда музыка смолкла, он, стыдливо расстроившись и предупредительно переговорив с Ланой, ненадолго удалился восстановиться. Наглые же насмешники, вызвавшие в ней негодование, остались и придумали новое уничижение.

Федя, воспользовавшись отлучкой кавалера, буквально заставил поначалу сопротивлявшегося напарника, то есть брата-прислужника, ангажировать партнёршу младшего из них на следующий танец. Тактичная девушка, хорошее воспитание которой, к сожалению, дало о себе знать, не смела отказать, как бы ей этого ни хотелось, родному человеку того, кто ей дорог. Войдя в зал, юноша спешно направился к Лане и остановился с бездонной растерянностью на лице. А заметив ухмыляющегося Федю, и вовсе сник, став похожим на побитую, но подобострастно преданную хозяину, собачонку.

Инцидент отчётливо продемонстрировал социальный слой, в котором непосредственно рос юноша, и объяснил его нежелание упоминать о родных.

Семейный очаг братьев основывался на примитивной бездуховности, сформировавшейся задолго до появления на свет третьего из них. И, возвращаясь домой в быт по-своему любящих его людей, юноша воспринимался ими неразумным, обязанным беспрекословно слушаться, как считали они, башковитого Федю, опекавшего братишку с младенчества. Таким образом, замечательный малыш невольно превращался в бесхребетную игрушку, посредством крепких кровных уз зависимую от немилосердного кукловода, насыщавшегося удовлетворением, лицедействуя с людьми-марионетками, подпавшими под его влияние различными путями.

Юноша стал частью жизни Ланы. Но от внутренней свободы, дарованной природой, девушка никогда бы не отреклась. О чём бы ни шла речь, она всегда стремилась в высь, где много воздуха и света, где ощущение космоса и вечности, а в его ауре наступило удушье. Поэтому в ней, борясь, как-то уживались и потребность расстаться, и потрясающее предвидение – недопустимо уходить от человека, когда он на грани срыва. А подмечая надломленность и проявившееся отчаяние, крайне серьёзно боялась за него, так как этот парень в поступках был непредсказуем. К сожалению, на диалог, дающий возможность разобраться во всём, что привело к ненормальному развитию действительности, и унять муки Танталовы, разъедающие его изнутри, юноша не выходил, из-за чего Лана не предпринимала никаких дальнейших шагов. Выжидая, надеялась – неглупый, а в чём-то и одарённый, он сможет справиться с хаосом, его уничтожающим, и начнёт совершать мужские поступки. Однако она ошиблась…

Неконтролирующий немыслимой силы душевные переживания он начал стремительно крушить, создавая руины из того, что было ценно для обоих. Лана же с врождённым чувством вины судила лишь себя. Смышлёная и рассудительная, выросшая в атмосфере добра, уважения и помощи не только ближнему, она даже представить не могла, сколь разрушающее давление на неокрепшее сознание юноши оказывал старший брат, изо дня в день твердивший, развращая и растлевая, что тому нужна девица доступная и податливая.

Подлинная любовь – это возвышенные отношения между мужчиной и женщиной. В такой любви нет места недопониманию, оскорблению, измене или предательству. Для неё важны и нежное прикосновение, и взаимное уважение, и всепрощающий взгляд, и духовная близость, и чувственный поцелуй. И, день за днём поднимаясь по святым ступеням, двое, в сокровенные минуты высшего обоюдного влечения, достигают божественной вершины, где величавая нагота их, отданная в дар друг другу, рождает сплетённый воедино силуэт, летящий в новую жизнь.

Истинная любовь не способна опуститься до «высоты», на которой комфортно пребывали Федя и ему подобные. В их клоаке, всё опошляющей, за неё принимали флирт, любовный роман и необузданную страсть, обладание женщиной и культ секса. Поэтому порочный, уверенный первозданной тупостью кукловод считал вправе вершить судьбы других.

А в один из первых дней зимы юноша неожиданно пропал. Не понимая происходящего, Лана находилась в неутихающей тревоге за него. Кроме того, зная о неадекватном состоянии молодого человека, опасалась, не натворит ли он что-то непоправимое.

Телефона у него не было. Жил в одном из самых удалённых районов города, куда ходили лишь автобусы, да и то довольно редко. С друзьями не знакомил. Оставался институт.

Искала много дней подряд по всем аудиториям и кабинетам, где по учебному расписанию находилась его группа. Студенты заверяли, что юноша присутствует на занятиях, однако найти его так и не смогла. Скорее всего, он, постыдно прячась, мгновенно скрывался из её поля зрения.

Поверить в то, что его отношение к Лане – это просто охваченная пламенем сумасшедшей страстности влюблённость, не сумев совладать с которой, он отдал нестойкую душу на испепеление её огню, девушка, жившая без фальши, не могла, так как ведала от корней рода своего, что бы ни было между людьми, обязательно наличие порядочности.

Кристально честная, с тонкой психикой, восприимчивая Лана, достойная несравнимой ни с чем нетленной любви, уже любила самоотверженно и глубоко.

Не допуская безжалостной жестокости от преданного человека, она изводилась неизвестностью, претерпевая поистине адские физические и нравственные страдания, разрывавшие нутро. В груди невыносимая кручина образовала некую воронку, в недра которой затягивало всё сильнее. Мозг от непрекращающейся томящей жажды видеть юношу готов был взорваться. Тело рассекали хаотично бьющие мощные огненные молнии боли. Ноющая боль проникла и в переполненное горем душераздирающей тоски и непередаваемой печали сердце, отзываясь терзающими, изматывающими импульсами и на вдох, и на выдох. Уже казалось – оно не выдержит, остановится.

Более месяца из пропасти, куда втянула беда, измождённую ужасающим недугом девушку возвращали к жизни в больнице, созывая консилиумы во главе с профессором. И плоть очнулась, ожила. Однако эмоционально Лана омертвела. Израненная душа тяжело переживала неукротимое чувство утраты.

Такую девушку возможно встретить один раз в жизни, если очень повезёт. Даже после тягостных переживаний, уготованных для неё сторонней волей, она не озлобилась и никого не винила, не разучилась удивляться и доверять, с полной самоотдачей сохранила участливость и дружелюбность. А будучи человеком, добивающимся справедливости, не терпящим неопределённости или недосказанности, воспрянув, устремилась с настойчивой надеждой выяснить причину событий последних месяцев, повлиявших на неопытность и простосердечную легковерность юноши.

Заранее узнав адрес и надеясь только на себя, не поставив кого-либо в известность, утром воскресного дня, чтобы застать наверняка, направилась к Владу. Постучала в окно, как было принято возвещать о приходе в частных домах и, заметив через колыхнувшуюся занавеску, что кто-то есть, отошла к калитке. Ждала долго. Вышел глава семьи. На вопрос о сыне сказал, что тот у соседа, но скоро вернётся. Пригласив пройти, провёл в просторную гостиную, где остался и сам.

Ожидание, к её удивлению, оказалось процедурой довольно длительной, но ей не предложили ни снять пальто, ни присесть. Лана, ощущая напряжённое, обострённо настороженное молчание, медленно передвигаясь вдоль стен, занялась рассматриванием мебели и многочисленных предметов, расставленных и развешенных в комнате. Затем обратилась с просьбой всё-таки сообщить о её визите Владу, но последовал ответ, что надо ещё немного подождать. Происходящее предстало невразумительным и искажённым. Пришлось, вслушиваясь в беспокойную тишину, остановиться у окна и неприкаянно бездействовать на одном месте.

Наконец, держа руки в карманах брюк, что ранее ему было не свойственно, на пороге появился тот, кого ждала. Странно, они не общались около года, но удивление абсолютно отсутствовало. Судя по всему, когда она заявила о себе с улицы, её увидел не только хозяин дома.

Продолжая стоять неподвижно и лишь мельком коснувшись неё взглядом, Влад безразлично произнёс:

– Я тебя провожу.

Они шли по безлюдной ухабистой дороге под нависшим свинцовой пустыней осенним небом, которое покинуло солнце. Он впереди, не оглядываясь. Она, отстав от него, чуть в стороне и, сдержанно наблюдая, выжидала, чтобы первым заговорил Влад. И вот, развернувшись рывком с взором в никуда, молодой человек, подобно разбуженному хищному зверю, издал разъярённый громогласный рёв:

– Не подходи ко мне!

Нечто, что довелось лицезреть в плоти Влада, являло чёрного ангела, сошедшего вниз. На очень близком расстоянии, прямо перед ней оказалось вселенское зло. Ошеломлённая, она почувствовала, как внутри всё сковало. На лице появилась мертвенно белая маска, сосредоточившая в себе потрясение, сострадание и бессилие.

Похоже, на сцене жизни разыгрывался новый спектакль омерзительного кукольника, в очередной раз не пощадившего младшего брата. И пока её обманом удерживали под присмотром, Федя, режиссируя семейной труппой, провёл генеральную репетицию действа с деградировавшей живой куклой, исполнявшей незавидную роль по сценарию, задуманному кукловодом к показу персональному зрителю.

Воспринимавшая себя частицей природы и в стойкости соответствующая ей, в отличие от Влада, она не могла смириться с тем, что сотворили с юношей.

Превозмогая усилием воли онемение и помогая ослабевшими губами безжизненному голосу, еле слышно мягко спросила:

– Что произошло?

Он направил глаза на неё… Остекленевшие и бесцветные, сквозившие безграничной духовной пустотой, они принадлежали уродливому исчадию ада, находящемуся в высшей степени агрессивности с эпицентром кружащего смерча отрицательных эмоций в недрах его. Девушка содрогнулась от жуткой, искрой вспыхнувшей мысли: «Руки прячет, как приковал, чтобы уберечься от телесной расправы». И в эту минуту монстр-марионетка, управляемый из кромешного мрака невидимой повелевающей силой, задыхаясь от лютой ненависти, испустил угрожающе зычный и дикий рык:

– Убирайся!!!

Неожиданный, да и неожидаемый, удар устрашающей интенсивности в буквальном смысле прибил к земле. Наступила полная опустошённость, оцепенение и ощущение потери себя. Дьявольского вида чудовище, запрограммированное растерзать её, ни в чём не повинную, обращалось с ней, как с особо ненавистным личным врагом. Понадобилось какое-то время, прежде чем, выйдя из полной неподвижности и с большим трудом заставив окаменевшее тело двигаться, она смогла покинуть чуждое ей место.