Текст книги "Мне с собой хорошо. Книга-маяк для тех, чьи глаза перестали светиться"

Глава 5
Предательские компромиссы

Вопреки хаотичным сборам, перед встречей с ВИ у меня был какой-то особенный трепет. Дело в том, что он и мой покойный папа родились ровно в один день и один год.

В этом я видела тайный знак от вселенной, мол, ты в надежных руках, почти отеческих.

Папа умер, когда мне было 16 лет. Мы не успели сделать многое. Он не был со мной на школьном выпускном, не радовался, когда я сама поступила на журфак в МГУ, никогда не держал в руках мои книги, а я никогда не рассказывала ему о своих переживаниях. В конце концов, он ни разу не видел, как я готовлюсь к свиданию.

Да, мне его сильно не хватало. Иногда, особенно когда в жизни появлялся какой-нибудь мудак, мне был нужен отец, который взял бы его за шкирку и спустил с лестницы.

В общем, ВИ мне напоминал отца, и мне было интересно, смогу ли я расслабиться и прожить опыт общения с папой, уже достигнув зрелого возраста.

Разрушающие компромиссы

ВИ встретил меня, как обычно, в элегантном виде: в светлом поло, темных брюках с идеальными стрелками и с уже знакомым фантастическим перстнем. Я хотела думать, что в этом перстне он хранит мудрость грифона. Не зря же себе выбирают тотемное животное, чтобы присоединиться к его силе. ВИ поднялся с кресла и поприветствовал меня:

– Лариса, я рад, что вы снова пришли ко мне. Присаживайтесь. Полагаю, мы можем перейти на «ты»?

– Вы можете спокойно обращаться ко мне на «ты», но я не буду. Мне так комфортнее, – я устроилась в кресле напротив, чувствуя легкое смущение от мятой рубашки на фоне идеально выглаженного ВИ.

– Хорошо. Как раз сегодня мы поговорим о комфорте. Но сперва вопрос. Знаешь, почему грифонов раньше боялись как монстров?

– Потому что все непонятное вызывает страх? Голова от одного животного, а тело от другого.

– У древних шумеров была мифическая богиня тьмы – Тиамат. Ее изображали в виде странного существа, которое позже стало грифоном. Их боятся, потому что они дети тьмы. Но я не нахожу во тьме ничего плохого. Тьма и свет – это одно и то же. Без одного мы бы не видели другого. Только пережив тьму, мы можем понять, что такое свет. Так что твое нынешнее состояние – сумерки души – это предвестник большого света.

– Хм, я так еще не думала. Тьма – это и правда начало всех начал. Может, поэтому последние пару лет мой любимый цвет – это черный, как символ нового начала?

– А знаешь, какое основное предназначение было у грифонов, согласно преданиям?

– Нет.

– Они всегда были стражниками. Охраняли границы города и страны. Но если мы говорим про наш внутренний мир, то грифоны в нем охраняют наши границы. Они есть у всего – разума, тела, эмоций, состояний. Мы чувствуем себя некомфортно там, где наши границы задвигаются.

– Да, некоторые люди не замечают чужих границ и нарушают их.

– Залог счастья – это знать и охранять свои границы.

За 75 лет я понял важную вещь про счастье. Вот что нас делает счастливыми и несчастными одновременно?

– Что?

– Компромиссы. Наше счастье и создают, и разрушают компромиссы. Главное, в них правильно разобраться. Есть два типа: те, которые тебе доступны. И те, которые недоступны. Например, болит зуб, и тебе нужно найти стоматолога. Находишь, скажем, такие варианты. Первый стоматолог: лучший в городе, но ехать к нему три часа. Второй: лечит хуже, но до него добираться пять минут. Что выберешь?

– В вопросе зубов? Конечно, качество! Я выберу первого.

– Вот именно. Да, ты потратишь три часа, чтобы добраться до стоматолога, но зато будешь доволен и счастлив. И тут критично для себя разобраться: на что ты можешь пойти, с чем согласиться, а с чем категорически нет. Например, человек всегда мечтал заниматься каким-то делом, но выбрал совершенно другую работу – потому что она проще. Все, он себя предал. И это предательство его разрушит: он пошел на разрушающий компромисс. Или мы точно понимаем, какого человека хотим видеть рядом с собой, но при этом соглашаемся на другого, думая: «И так сойдет». И опять – это то, что сделает нас несчастным.

– Ну, то есть счастье в том, чтобы и не предавать себя, но при этом быть гибким там, где нужно?

– Так и есть. Мы всегда знаем, где и с кем нам лучше, слышим шепот нашей души, но не всегда прислушиваемся. Когда появилось состояние, в котором ты сейчас пребываешь?

– Засасывать в «темноту» начало еще в прошлом году. Я незаметно скатилась в яму.

– Значит, год назад… Тогда вот тебе первое задание. На канале Грибоедова есть Банковский мост. Его украшают четыре грифона. Они тебе помогут. Поезжай туда, погуляй и подумай, на какие недоступные компромиссы ты шла в последние пару лет, где себя предавала.

– Спасибо, я подумаю…

ВИ наклонил голову в знак прощания. Я в задумчивости встала с дивана и на выходе из кабинета опять потерлась о лапку грифона.

Мост с грифонами

Уже через полчаса я была на Банковском мосту, который соединял канал Грибоедова. На углах возвышались скульптуры грифонов с туловищем льва темно-графитового цвета и крыльями, покрытыми сусальным золотом.

На улице закружила метель, из-за мельтешивших снежинок казалось будто грифоны подмигивают мне и зовут провалиться в собственную тьму, чтобы узнать нечто новое.

Я ходила по мосту туда и обратно, гоняя в голове один вопрос: «На какие разрущающие компромиссы в своей жизни я шла? Какие лишили меня счастья?»

Через несколько минут ко мне пришли ответы.

1. Компромисс в личной жизни.

Я встала, как вкопанная, посреди моста, когда вдруг поняла – в отношениях мне никогда не было комфортно. Никогда.

Представьте себе, что долго носите ботинки, в один из которых завалился камушек. И ходите с этим камушком всю жизнь. У вас никогда не было опыта существования без него. То есть ощущение дискомфорта становится нормой. Когда кто-то говорит: «Ты только представь свою жизнь без камня в ботинке?», вы отмахиваетесь: «Не надо рассказывать, что бывает по-другому. Все ТАК живут!»

И вы живете так до тех пор, пока либо… не умираете, либо вас не бахнет что-нибудь по башке.

Со мной было так же: мне казалось, что не испытывать радости в отношениях – это норма.

Где-то в глубине души я понимала, что Алекс – это разрушительный компромисс. Два года как варилась в этих отношениях в надежде, что мне станет лучше. Каждый раз думала: «Нам нужно еще немного времени, и он оттает и начнет меня любить, я почувствую настоящую связь между нами». И каждый раз мне было страшно это прервать, потому что… ну знаете, я ведь не заслуживаю лучшего.

2. Компромиссы в работе.

Следующее неприятное открытие: в работе я никогда не делала так, как удобно мне. У меня было несколько подрядчиков, которые работали на мою онлайн-школу и регулярно сдавали проекты сырыми. Они считали, что меня устраивает такой уровень работы, раз я молчу и тихонько доделываю сама. И я каждый раз доделывала и доделывала за ними работу.

Например, есть задача – написать рассылку. Я скидываю максимально понятное ТЗ, объясняя все. Через неделю получаю от них готовую работу, которая при этом максимально сырая. Как будто они даже не видели моего ТЗ. В этот момент я тяжело вздыхаю, беру себя в руки и сама все переписываю.

И так было со многими сферами:

Не провели маркетинговое исследование? Хорошо, я сама.

Не согласовали даты выхода партнерских материалов? Не страшно, поработаю ассистентом.

Я поняла, что мои границы просто продавили внутрь. Ну, то есть в работе их совсем не осталось.

Пока я ходила по мосту, то вспомнила все такие случаи.

Я остановилась и сказала себе: «Все, я так больше не могу».

Иногда с этой фразы начинаются самые большие перемены.

3. Бытовые компромиссы.

И третий неутешительный вывод – это бытовые компромиссы, на которые я соглашалась.

Например, ужасная квартира в Питере. Я поняла, что совершенно не могу жить в ней. И неприятнее всего, что это была одна из моих любимых стратегий: в бытовых тратах я не следовала своему «хочу», а искала как сэкономить.

Например, «Да мне идеально подходит это дорогое пальто, я безумно его хочу, но это неразумно. Лучше куплю в два раза дешевле, не такое идеальное, зато так будет целесообразнее».

«Да, мне нравится этот фитнес-клуб, но возьму что-нибудь попроще, зато так будет целесообразнее».

Я рационализировала свою жизнь, чувства и расходы.

Я сдерживала себя, зажимала и поправляла невидимые очки на лице со словами: «Лариса, это нецелесообразные траты».

Вы уже поняли да, какое слово мое любимое?

Иногда завидовала каким-нибудь блогерам, которые писали в соцсетях: «Ой, девочки, я сегодня полностью опустошила свою банковскую карту на всякую фигню, и я та-ак счастлива!»

И пока думала об этом, я с ужасом поняла, что мои последние годы – это один сплошной компромисс в тех вопросах, где не нужно было соглашаться на него.

Эта прогулка меж львов наполнила меня гневом. И пора было действовать.

Глава 6
Время прощаться с иллюзиями (и бывшим)

Было страшно. Я бы даже сказала – было ссыкотно. Мне предстояло разрушить компромиссы, которые делали меня несчастной.

И начала я с Алекса.

Вернувшись в квартиру с тараканами, я прошла в ванную и встала напротив зеркала. Посмотрела на себя и сказала: «Ну что, два года в этих отношениях я, скорее, терплю и жду, что все изменится, а не наслаждаюсь. Выходит, что я терпила?»

В жизни все решают тонкие настройки. Одна из них: понять, а где лично для тебя та самая грань между «быть терпимым» и «быть терпилой»?

Я грустно засмеялась своему отражению и вспомнила племянника. Когда ему было восемь лет, он очень хотел маску Человека-Паука на 1 сентября. За лето родители уже накупили ему разных игрушек, и поэтому в просьбе неоднократно отказывали.

И вот однажды вечером он сидел за столом и рисовал, а мы все ужинали.

Он снова завел свою песенку: «Я хочу маску Человека-Паука». И мы, все взрослые, начали ему говорить: «У тебя и так много игрушек. Тебе надо научиться терпеть. Тот, кто не умеет терпеть, ничего не получает от жизни. Так что сиди и жди. Когда придет время, мы купим тебе новую игрушку».

Племянник что-то продолжал рисовать, а когда мы закончили назидательные речи, повернулся к нам и сказал: «Терпение – это говно».

Сегодня до меня, наконец, дошел смысл этой фразы в полной мере.

Терпение – это говно.

Мам, ты меня любишь?

Мои размышления прервал телефонный звонок. На экране высветилось «Мама».

Маму я уважала и ценила, но мне с детства не хватало контакта с ней. Видимо, я уже тогда была сверхчувствительным ребенком, поэтому мне хотелось больше обнимашек, и я постоянно переспрашивала: «Мам, ты меня любишь?»

Я думаю, это из-за того, что мама родилась через пару лет после войны. Время было суровое, и воспитывали детей, как правило, без особых сантиментов. Люди много работали, страну восстанавливали, времени и сил на обнимашки практически не оставалось. Лишний раз нельзя было высовываться и доверять людям, шла зачистка пособников фашизма, ожидающих, что гитлеровский режим вот-вот «воскреснет».

Кроме этого, мама родилась в деревне в семье учителей, а это определенный статус – не дай Бог случайно опозорить родителей. А когда этого боишься, тогда начинаешь зависеть от чужого мнения и крутить в мыслях: «Как бы люди чего плохого не подумали!»

Короче, вышло так, что я была слишком чувствительной, а мама, учитывая тяжелое время и социальные рамки, была слишком сдержанной.

Мне хотелось фонтана эмоций, объятий и максимального контакта, не получая этого я ощущала себя будто в изоляции.

Я ответила на звонок, в голове мелькнуло: «Эх, сейчас так хочется настоящей поддержки, а будет, как обычно, почти официальный разговор».

Сначала я спрашивала, как дела у мамы, а мама спрашивала, как я устроилась в Питере. Но потом она вдруг задала вопрос «У тебя все нормально?»

В этот момент внутри меня прорвало плотину, и я не смогла сдержать слез.

– Не очень.

– Почему?

– Да мои отношения – просто дрянь. На работе тоже полная фигня с некоторыми подрядчиками, все делаю сама. Расслабляться не умею. И плюс ко всему даже деньги боюсь тратить на себя.

– М-м, жаль…

Это «жаль» меня больно ударило. Слезы полились ручьем.

– Просто «жаль» и все? Мам, ну можно как-нибудь более развернуто меня поддержать? – плотину окончательно прорвало и меня понесло слезным потоком, – мне и так все детство тебя не хватало! Я, может, и толстеть начала из-за этого, чтобы заесть стресс. И пошло-поехало: комплексы, нелюбовь к своему телу. Иногда мне кажется, что я до сих пор выбираю не тех мужчин, потому что не верю, что достойна лучшего.

Я замолчала. И она тоже. Я впервые вот так высказала ей что-то. После паузы мама, наконец, сказала:

– Я не знала, что ты так переживала в детстве. Для меня ты всегда была красивой.

– Переживала, – я всхлипнула, река мелела, стало легче, – и мне всегда не хватало разговоров с тобой и открытого проявления чувств.

Мама вздохнула.

– Знаешь, доченька. Я, может, и не умела их проявлять. Что ты хочешь от человека, которого учили громко не смеяться?

– В смысле?

– Когда я была ребенком, время было такое – неприлично было чувства проявлять. Нам всем говорили: «Громко не разговаривай и не смейся, а то люди подумают не то».

– И как тогда смеяться?

– Внутри себя.

Повисла тишина, я даже шмыгнуть не могла, так была ошарашена. Мамина фраза звенела в голове. Как это – жить, когда смеяться можно только внутри себя?

До меня дошло: я ведь, по сути, тоже всю жизнь запрещала себе «громко смеяться». Не проявляю эмоции, не могу расслабиться, не позволяю себе жить на полную. Я все делаю «внутри себя».

Я ощутила бескрайнюю жалость к двум маленьким девочкам, возникшим в голове – к маме и себе.

Мы обе недополучили того тепла, которого заслуживает ребенок.

Захотелось вернуться в детство и сказать себе: «Когда ты вырастешь, все будет по-другому».

Внезапно жалость отступила, накатило желание врезать по зеркалу, меня душил гнев от бессилия изменить свое прошлое. Я подумала: а что, если прошлое – это вращающиеся двери в магазине. И мы каждый день встаем и начинаем крутиться в них, бесконечно перебирая события в своей памяти. Но однажды для нас всех приходит время выйти из этих дверей.

Комната Гнева

Я чувствовала, что меня волнами накрывает эмоция, которая была мне не свойственна. Сердце забилось часто-часто, давление скакнуло вверх, и да – в кровь хлынул норадреналин.

Гормон гнева.

Обида ушла, ей на смену пришла ярость.

Все сильнее и сильнее. Я всегда сдерживала гнев, не позволяла себе его проявлять. Но что-то внутри распечаталось. Мне хотелось разорвать все старые связи, все устаревшие представления о себе, вырваться из плена собственных тайн и игнорирования себя. Как тогда, со свечками. Я хищно осмотрела ванную. Стоп. Это не моя квартира.

Мне срочно нужно выпустить пар. Я зашла в поисковик, чтобы узнать способы быстро выплеснуть эмоции. Он выдал «Уникальная комната Злости в Санкт-Петербурге». Вау, оказывается, есть специальная комната, где можно освободиться от ярости? Дайте две!

Зашуганный внутренний голос заблеял: «И что, ты сейчас приедешь в комнату и будешь там орать? А если тебя услышат другие люди, что они скажут? Не-е, давай пойдем на улицу и лучше прогуляемся».

«Хватит!» – рявкнула я на него. Я так долго себя сдерживала, так долго была удобной, комфортной, милой. Я не разрешала себе злиться. Пришло время освободить гнев, который накопился за всю жизнь. Решено.

Я стремительно вызвала такси и уже через тридцать минут уткнулась в дверь красивого розового дома, надпись на табличке гласила «Следуй за своей злостью». Я улыбнулась почти злодейской улыбкой и нажала на кнопку звонка. Дверь отворилась.

Приглушенный свет, бархатная черная штора, за ней длинный коридор. На стенах светильники в виде огненных факелов отбрасывали теплые пятна. Я сделала решительный шаг вперед и заметила, что под потолком множество мелких колонок.

Из динамиков послышался приятный мужской баритон:

– Здравствуй, дорогой друг! Я – хранитель этой комнаты. Сегодня ты познакомишься с одним их самых важных спутников жизни – с ГНЕВОМ! Если ты уже чувствуешь его внутри, это значит, что ты слишком долго терпел. И кто-то или что-то слишком долго нарушало твой покой. Но с сегодняшнего дня ты хочешь освободиться от прошлого. Тебя ждет не просто опыт: это будет событие, которое изменит твою жизнь.

Любые большие перемены начинаются с того, что человек высвобождает свою злость.

Готов к путешествию? Добро пожаловать!

Я слушала как завороженная и кивала. Голос был прав: если мы хотим что-то изменить, лучше всего начать со злости. Она – наш дорожный знак. Она показывает, куда нам больше не стоит ходить, где нам не хорошо, где наши границы нарушаются, где мы чувствуем себя несчастными.

Я прошла дальше по коридору и вышла в небольшую комнату, посередине стояли большой стол и два кресла. Из-за стола встала девушка-администратор. Она поприветствовала меня:

– Добрый день! Рады, что вы до нас добрались. Вам нужно подписать бумаги и надеть специальный костюм, очки и перчатки. В комнате есть стеклянные предметы. Мы должны быть уверены, что вы полностью защищены. Используйте все, что есть внутри помещения. Разрушайте все, что хотите и каким угодно способом. По времени вы не ограничены. Как почувствуете, что готовы закончить, просто нажмите на красную кнопку. Костюм защищает от всего полностью, это безопасно. Однако предупреждаем вас, что если нанести себе увечья, то вы берете весь риск на себя».

Я хмыкнула про себя: «Хм, я уже нанесла себе увечья тем, что не научилась злиться как следует. Разрушала себя внутренней агрессий. Так что вряд ли меня испугает какой-то порез, даже если он и появится».

Девушка принесла костюм из плотного материала – чем-то похожий на костюм космонавта. На лицо надела защитные очки, маску, как у хоккеистов, и на руки перчатки.

– Это для того, чтобы не натереть себе больших мозолей, – кивнула администратор на перчатки, – а они у вас будут, поверьте.

– Честно, не уверена, что мозоли будут, – пожала плечами я, – скорее всего мне будет сложно с первого раза расслабиться.

– И еще один вопрос. Мы подбираем предметы в комнате индивидуально из вашего запроса. Чего бы вы хотели?

– Я бы хотела разрушить что-нибудь… м-м… дорогое. У меня проблемы с тем, чтобы позволить себе дорогие вещи. Это будет иронично, если я куплю что-то дорогое и сразу разрушу это. По сути, вся наша жизнь состоит из «исчезающего» – вещи, люди.

– Тогда вам подойдет сервиз из премиального немецкого фарфора. Очень дорогой.

Когда все было готово, она повела меня к черной двери, на которой висела табличка «Твое освобождение внутри».

Я открыла дверь и вошла в большое помещение с выкрашенными темной краской стенами и приглушенным светом. Здесь было все, чтобы устроить дестрой: обычная деревянная бита, бита с надписью «Сегодня будет хороший день», булава, молоток, подушки для битья, два телевизора, манекен, ряд бутылок с водой, банки с вареньем, боксерская груша.

А посередине комнаты стоял красивый набор из немецкого фарфора – моя вишенка на торте.

Что ж, приступим.

Взяв биту, я подошла к боксерской груше, замахнулась и сказала: «Получай!» Удар был слабый, груша почти не пошатнулась, а продолжила безразлично висеть.

«Да что ж такое, где моя ярость?» – прошипела я.

Замахнувшись, я ударила еще раз, а потом еще и еще. Наконец-то я почувствовала, как настоящая злость, которая проснулась в ванной, снова возвращается.

«На, получай, как же меня все бесит!», – рычала я и била, била, била.

Через пять минут моего спарринга с грушей выступил пот, пальцы заболели, я выдохлась и решила сменить жертву. Я подошла к банкам с вареньем. Взяла одну – м-м, клубничное. И со всего размаху запустила ее в стену со словами: «Я больше никогда не буду встречаться с мудаками!» Банка ударилась и разлетелась на кучу осколков, клубничное варенье медленно поползло по стене.

Я злорадствовала: «Ха-ха, получайте, мудаки!»

Следующей была банка с апельсиновым вареньем. Я так сильно размахнулась, что потянула мышцу. По комнате разнеслось: «Я больше никогда не буду работать как проклятая! Как же меня задолбало быть ломовой лошадью, как же меня задолбало отвечать за всех. Как же меня задолбало, что я не могу расслабиться! Вот так!» И банка размазалась о стену, а апельсиновые липкие комочки дополнили узор малинового пятна.

Теперь телевизор. Я взяла знакомую биту (скучала, подруга?) и без раздумий треснула по экрану, там тут же образовалась вмятина и поползли трещины. «Ка-айф!» – я вошла в исступление и начала крушить, мне хотелось раздолбать его до последнего провода.

«Все, хватит, хватит отказывать себе во всем! Хватит говорить “это нецелесообразно”.

Ты можешь брать все, что захочешь. Все принадлежит тебе».

Навешивая удар за ударом, я испытывала облегчение. «Ненавижу, как я все ненавижу», – кричала я, перекрикивая звуки разрушения.

Наконец, я добралась, до чайного сервиза. Для него идеально подходила бита с надписью «Сегодня будет хороший день». Я почти с любовью погладила ее.

Через секунду бита пошла в дело и расколола, прежде всего, чайник. Я испытала какую-то неимоверную радость: осколки с тонким дзинем отпрыгивали во все стороны, как будто разлетелось на кусочки мое прошлое. Я уничтожала чашку за чашкой, блюдце за блюдцем.

Перед глазами проносилось прошлое.

Я вспоминала того ребенка, который не чувствовал любви.

Ту отверженную девочку, которой казалось, что ее не выбирают.

То, как я не принимала свое тело.

То, как пыталась заслужить любовь.

Все невыговоренные слова, непрожитые чувства.

Все бессонные ночи в слезах.

Все свое внутреннее уродство, которое я регулярно чувствовала.

Все моменты, когда я предавала себя и обманывала.

Все те годы, когда я бесконечно терпела и сдерживала себя.

Я раздолбала сервиз до состояния мельчайших крошек, до стеклянной пыли. Господи, как я была счастлива. Руки гудели, я сняла перчатки и увидела, что пальцы и ладони усыпаны лопнувшими мозолями. Я даже не чувствовала боли. Вокруг валялись осколки, стены заляпаны вареньем, под ногами хрустят куски телевизора, а посреди всего этого останки дорогущего немецкого фарфора.

Я легла на подушки посреди комнаты, свернулась в позу эмбриона и разрыдалась. Вместе со слезами уходили остатки злости, и все, что мешало жить.

Умиротворение и расслабление было таким сильным, будто я отдыхала целый год. И в какой-то момент в душе, уже несколько месяцев бывшей в темноте, проскочил вдруг лучик радости.

Пролежав так полчаса, я поднялась и вышла из комнаты. Администратор встретила меня с улыбкой и вручила подарок – орхидею в горшке: «Орхидея на языке цветов означает великолепие и роскошь. Поздравляем вас с тем, что вы выплеснули злость и освободили свою жизнь для… великолепия и роскоши».

Я поблагодарила, наклонилась к цветку и увидела самые нежные на свете бело-желтые лепестки с розовой сердцевиной. Это ведь правда. Сегодня день, когда я посажу свою внутреннюю орхидею.

Совершенно довольная, я вышла на улицу и поняла, что готова. У меня появилась энергия, чтобы начать освобождаться от компромиссов.

Вдохнув морозный воздух и придерживая одной рукой укутанную от мороза орхидею, второй рукой я достала телефон и набрала Алекса. Он откликнулся после третьего гудка:

– Привет, Ларис!

– Алекс, позволь я сразу к делу. Я приняла решение расстаться с тобой.

– Э-э… Как неожиданно. А почему?

– Не хочу сейчас никаких выяснений и никаких обид. Я просто поняла, что мне нужно другое. И ты, и я занимаем чужие места.

– Очень жаль. Тогда успехов тебе.

Я отключилась фыркнув: «Что? “Очень жаль”? Успехов?»

Как же мне надоело, что он всегда замороженный. И какая же я молодец, что освободилась от этого. Я, в конце концов, женщина, а не микроволновка, чтобы тратить жизнь на разморозку кого-то.

Слезы опять подкатили к горлу. Как будто треснула плотина, которая держала два года эти отношения. Я стояла у стены розового дома и плакала. Это были не просто слезы – это был манифест для мира. Я больше не буду выбирать тех, кто мне не подходит.

В тот момент мне хотелось верить, что кто-то сверху смотрел на меня и думал: «Какая упрямая женщина! Не готова брать то, что придется. А хочет то, что подходит именно ей. Ну хорошо, мы что-нибудь придумаем».

Неприлично опухшая и неприлично свободная девушка

На следующее утро я проснулась в полдень с совершенно опухшим лицом и решила отправиться в кафе на завтрак, рассудив, что мне нужно отметить новый статус – «неприлично прекрасная, неприлично опухшая и неприлично свободная девушка».

К столику подошла милая официантка Юля. Я познакомилась с ней в мой прошлый приезд, когда завтракала в этом кафе каждое утро.

– Как у вас дела, Лариса?

– Прекрасно! Вчера рассталась со своими молодым человеком.

– Вижу, что вы рады, значит и я рада за вас. Это надо отметить. Не хотите ли наши новые оладьи со сгущенкой и черникой? Очень вкусные, подходят для особого случая.

– А сколько в них калорий?

– 1500.

– Что? Это же мой дневной калораж! Хотя… несите. Не хочу считать калории. И сгущенки побольше.

– Будет сделано, – улыбнулась Юля.

Через десять минут я отправила первый кусочек оладушка в рот… М-м, боже, как же это вкусно. Мне так надоело вечно держать себя в руках и куда-то бежать, что я просто смаковала чернику, плавающую на каноэ из оладьи по сгущенной реке у меня во рту.

«Я это заслужила, – промелькнуло в голове, а потом всплыло возмущение, – неужели тебе все надо заслуживать в этой жизни?»

После такого чудесного завтрака я опять приуныла. Через час нужно было поговорить с подрядчиками, которые регулярно подводили в работе. Было страшно. Казалось, что если с ними попрощаюсь, то не найду людей лучше.

В голове пульсировала мысль: «Что ты творишь? Зачем рушишь все опоры своими же руками, а вдруг не выдержишь? Переехала в другой город. Поговорила с мамой на высоких тонах. Рассталась с мужчиной. Сейчас еще планируешь реорганизацию в работе провести? Ты в своем уме? Сколько можно разрушать. Хочешь остаться ни с чем?»

Мне стало так тревожно, что появилась дрожь. Я попросила Юлю принести плед.

За пять минут до совещания я открыла список «Разрушающие компромиссы» и сказала себе: «Решение сложное. В бизнесе так всегда: чтобы найти новых людей, придется попотеть. Но если продолжать за некоторыми постоянно доделывать, то меня как бизнесмена вскоре отправят на остров Всех Выгоревших».

Наконец мы созвонились с подрядчиками, чтобы обсудить рабочие задачи. Они предлагали какие-то решения, шутили, а я по ходу вспоминала, как каждый раз мне приходилось брать всю ответственность на себя и вечно что-то переделывать за них.

Я вспомнила героя сериала «Миллиарды» Бобби Аксельрода, который, не колеблясь, увольнял людей. Я сказала себе: «Бобби, мне нужна твоя сила».

И в этот момент дух Бобби явился. Он буквально вошел в меня и принес с собой смелость. Я резко прервала совещание и высказалась:

– Коллеги, в последнее время мне очень часто приходилось за вами что-то дописывать, самостоятельно вести переговоры с партнерами, делать маркетинговые исследования, поэтому я решила не продлевать с вами контракты.

– Это что, шутка? – в голосах слышалось недоверие и шок.

– Нет, это мое решение.

– А можно каких-то объяснений?

– Я же только что вам объяснила, что не довольна вашей работой.

Повисла неловкая пауза, через пару секунд подрядчики стали прощаться и покидать конференцию. Вскоре я осталась одна и в отражении ноутбука увидела свое довольное лицо. Мне почему-то захотелось дико рассмеяться. Но не все сразу, и я тихонько захихикала от этого давно забытого (а может, и неизвестного) чувства, когда я выбираю себя.

– Юля, – закричала я, – несите шампанского. Сегодня мне есть что отметить еще.

Через пять минут на столе появился бокал с игривыми пузырьками. Юля спросила:

– Что отмечаете?

– Отмечаю выбор себя в работе! Рассталась с некоторыми контрагентами.

– Ого, и что вы будете делать дальше?

– Позволила себе не знать этого.

– А вчера вы еще расстались с мужчиной?

– Да. И мне очень хочется пообещать, что однажды я приду сюда с тем, кого люблю по-настоящему. Но… боюсь, что это нереально.

– А почему?

– Думаю, к этому моменту этого кафе уже может не быть. Да и вообще, пока я найду любовь, солнце потухнет.

Мы обе засмеялись. Я пила шампанское и думала о том, что произошло. Мне хотелось, чтобы мой манифест звучал так «Правильно по-моему!», но пока почва под ногами была еще не так тверда, и мое духоподъемное заявление оставалось с вопросительным знаком в конце «Правильно по-моему?»

Да купи ты себе эту сумку, наконец!

Я была слегка под шофе и уже «измучена нарзаном». Моя внутренняя Коко Шанель требовала продолжения банкета. Нет, даже не Коко, а, скорее, Эльза Скиапарелли. Если Шанель – это люкс, то Скиапарелли – это искусство.

Был еще и третий компромисс, который мне предстояло сломать. Внешне казалось, что ЭТО было сделать гораздо легче, чем два предыдущих дела. Но нет. Надо признать, он был сложный. Почти до боли.

Вот мой компромисс № 3: я крайне редко покупала себе то, что хотела по-настоящему. Когда я видела красивые и дорогие вещи, мой внутренний голос говорил: «Нет, нам это ни к чему!»

Уже давно доказанный факт: расставаясь с деньгами, мы испытываем некоторое страдание. В момент траты активируется та же часть мозга, которая отвечает за физическую боль.

Я не хотела стать транжирой или обвешиваться брендами, я планировала сделать рокировку: объяснить себе и мозгу, что могу тратить столько денег, сколько захочу, научиться от этого кайфовать и не испытывать вины.

А сломать привычный шаблон можно только действием.

Я вышла из кафе и пошла прогуливаться по вечернему зимнему Питеру. Кругом была волшебная иллюминация: сани Деда Мороза, морские корабли, елочные шары, елки всех видов. Все переливалось и блестело. Сверху сыпались снежинки, звучала новогодняя музыка, вкусно пахло выпечкой с корицей.

Не заметив, я подошла к Конюшенному переулку, где располагался самый главный модный магазин Питера. Возле него стояли большие деревянные фигурки из Щелкунчика. Я вспомнила цитату из одноименной книги: «Царица Радости всегда готова дарить людям счастье. Но не все принимают ее дары, не всем они доступны».

Сегодня я, подкрепившись шампанским, готова была принять дары. «А фиг ли бы нет? Царица Радости и Шальная императрица – они обе во мне», – сказала я себе и шагнула в магазин.

Я бродила по этажам и присматривалась к вещам. В одном из корнеров набрела на нее – сумку моей мечты. Это была сумка красно-коричневого цвета прямоугольной формы от довольно известного бренда. Именно такая, на которую я смотрела уже лет семь, но все время отговаривала себя. Потому что «нецелесообразно».

Посмотрела на ценник, и внутри тут же заспорили голоса: