Текст книги "Дракон выбирает невесту"

Сжечь живого человека – запретная и желанная забава. Сжечь человека в прямом эфире, с полученным на это разрешением, – я не представляла, что для дракона может быть слаще. Конечно, они иногда сжигают людей. Бездомных, например, – тех, кого точно никто не будет искать. Но чтоб вот так расправиться с конкуренткой, которая тебе и не конкурентка вовсе… Теперь в глазах Амели было лишь предвкушение и наслаждение.

– Замечательно, – улыбнулась она.

Я окинула ее пристальным взглядом и сказала:

– Советую прямо сейчас отправиться к врачу на гименопластику. После начала проекта вам уже не представится такой возможности.

Участницы отбора должны быть девственницами – такова древняя традиция, и никто не собирался ее нарушать. Но невинность Амели давным-давно стала чем-то из области фантастики – стоит хотя бы заглянуть в ее закрытый для посторонних профиль в одном из фотоприложений, где полным-полно снимков в компании обнаженных чернокожих красавцев с такой мужской статью, что даже страшно становится. Это замуж Амели собиралась только за дракона, а для банального секса вполне сойдут и люди.

Амели понимающе кивнула.

– Да, я уже записалась. Будут проверять?

Тут уж я не смогла не улыбнуться.

– Разумеется. Сразу же, как только начнется обустройство на проекте. Согласитесь, неприятно будет вылететь в первый же день.

Амели печально качнула головой и встала. Поправила платье, прикрывая сверкание камешков на стрингах.

– Тогда всего доброго, – сказала она и чуть ли не смущенно добавила: – Извините.

– Ничего страшного, – милостиво махнула я рукой, и Амели ушла. Каблучки процокали к лифту.

Я провела ладонями по лицу, и в этот миг ожил мой ноутбук: включилось приложение для переписки, и в окошке всплыло: «Эдвард Финниган: Фрин Инга, зайдите в переговорную».

Ага, значит, Эдвард уже здесь. Утром Макс написал, что брат на месяц отошел от дел, чтоб полностью посвятить себя отбору. Должно быть, старый Финниган распорядился.

О нашем вчерашнем полете Макс никак не упомянул, в короткой переписке был вежлив чуть ли не до сухости. Я понимала, что задела его, и он, внешне приняв мои извинения, по факту так и не принял их. Ладно. Разберемся.

Перед тем как идти в переговорную к Эдварду, я заглянула в уборную, примыкавшую к моему кабинету. Заперев дверь, некоторое время смотрела на себя в зеркало – да уж, таким видом только кошек пугать в подворотнях. Бледная до синевы, короткие рыжие волосы взлохмачены, темно-карие глаза запали – я сейчас была похожа на привидение.

Провела дрожащей рукой под краном, и в фаянс раковины ударила тугая струя ледяной воды. В кармане брюк лежал крошечный пузырек. Я достала его, осторожно открутила крышечку и вытряхнула на ладонь серебряный шарик пилюли.

На мгновение мир утратил запахи, звуки и цвета. Так всегда бывает, когда глотаешь хортасин, мое проклятие и благословение, которое позволяет вести почти нормальную жизнь. Я оперлась о раковину, постояла несколько минут, приходя в себя. Глотнула ледяной воды. Вот и все, можно жить дальше. Можно быть собой, не думая о том, что за порогом подстерегает безумие и все, что находится рядом, начинает рассыпаться серым пеплом.

Можно даже не бояться высоты.

Переговорная вполне предсказуемо размещалась на верхнем этаже. Чего еще ждать от драконов? Они забираются повыше и в обществе, и в зданиях. А когда-то устраивали гнезда на вершинах гор и камнем бросались оттуда на головы несчастных путников.

После хортасина жизнь казалась прекрасной. Что может быть лучше, чем чувствовать себя здоровой? Я прошла в переговорную, не дожидаясь приглашения, села в одно из кресел за огромным овальным столом и сказала:

– Девица Бланк едва не выцарапала мне глаза.

Эдвард стоял возле окна. Сегодня он забыл про дресс-код: на нем была белоснежная футболка без рисунков и логотипов и модные узкие джинсы, порванные на коленях. Я отвела взгляд: стоит посмотреть на этого дракона, и в голову лезут совершенно неприличные мысли. Например, о том, как бы снять эту майку и дотронуться до его груди, провести по плечам – осторожно, самыми кончиками пальцев.

– Это было великолепно, – с серьезным видом оценил Эдвард.

Он, похоже, прекрасно понимал, как действует на окружающих, и искренне наслаждался этим. Из динамиков аудиосистемы неслась соната Альтини – фортепиано звучало словно бойкий ручеек, прыгающий по камням, и обстановка в переговорной была далека от официальной. Почти свидание.

– Подсматривали? – с легкой укоризной спросила я.

По красиво очерченным губам Эдварда скользнула улыбка.

– Я думал, она разорвет вас, когда вы заговорили о гименопластике.

Он был прав: в тот момент я в прямом смысле слова играла с огнем. С заносчивой и обидчивой Амели действительно сталось бы испепелить меня. Какая-то человеческая женщина, «быдло внизу», не имеет права говорить ей подобные вещи. Даже намекать.

– Я просто делаю свою работу, – ответила я. – В шоу будет интрига, но не в вопросе девственности участниц.

Эдвард понимающе кивнул. Это было отголоском старой традиции, когда право первых ночей всегда принадлежало только драконам. Правда, со временем они решили, что от этого права больше мороки, чем удовольствия и практического толка, но на отборе традиции необходимо было чтить.

– Впрочем, это не то, о чем я хотел поговорить. – Теперь в голосе Эдварда звучали такие нотки, что хотелось вытянуться во фрунт и внимать, слепо глядя в никуда.

Дракон подошел ко мне и, встав за креслом, неожиданно опустил тяжелую горячую руку на мое плечо. Я хотела этого прикосновения. Хотела, чтобы Эдвард дотронулся до меня. Но сейчас мне стало жутко чуть ли не до колик. Прикосновение оказалось жутким. Давящим. В нем было лишь тяжелое гудение стены огня.

– Я хотел поговорить о вашем вчерашнем полете с Максом, – продолжал Эдвард. – Вы производите впечатление очень умной женщины, фрин Инга. Скажу честно: я в хорошем смысле поражен вами. Оставайтесь такой же умной. Останетесь?

Что я могла ответить?

Я кивнула.

– Дело в том, что мой брат во многом не такой, как все драконы, – продолжал Эдвард. Поддев ногой одно из кресел, он подкатил его поближе и сел рядом. На мгновение запах его одеколона стал резким, словно кто-то перевел до упора невидимый рычажок насыщенности. – Макс очень добрый и во многом наивный. Настолько, что верит: все изначально хорошие. Вы представляете такое в драконьей семье?

– Смутно, – призналась я.

Сейчас следовало говорить спокойно и уверенно. В конце концов, моей вины ни в чем не было.

– И я смутно, – вздохнул Эдвард. – Но вот таков наш Макс. И если вы, фрин Инга, вдруг надумаете разбить ему сердце, то я разобью вам голову. Выброшу из окна.

Это было сказано настолько серьезно, что не оставляло простора для толкований. Эдвард не шутил, он просто говорил о том, что будет. Подведет меня к открытому панорамному окну и толкнет вниз.

– Если я скажу, что не собираюсь крутить роман с вашим братом, то вы мне не поверите, – устало вздохнула я.

Эдвард усмехнулся. Над его головой снова вспыхнули искры, и я удивилась: нервничает? С чего бы сейчас?

– Разумеется, – ответил он. – Я видел, как вы вчера летали. Это всегда производит впечатление.

– Верно, – откликнулась я. – Меня тоже впечатлило. Но я боюсь высоты.

Эдвард пристально посмотрел на меня, словно хотел понять, действительно ли я дура или просто прикидываюсь.

– И я не имею привычки смешивать работу с личной жизнью, – напористо продолжала я. Сейчас надо было как можно уверенней гнуть свою линию, не давая Эдварду опомниться и вставить хоть слово. Тем более у меня в самом деле не было никаких видов на Макса. Он хороший и даже в моем вкусе, но я всегда прекрасно понимала, где именно мое место. Должно быть, поэтому и жива до сих пор. – Ваш брат – замечательный мужчина. Но любое общение с ним никогда не выйдет за определенные рамки. Это только работа, которую я хочу успешно завершить. Не больше. Можете не сомневаться.

Некоторое время Эдвард молчал, словно прикидывая, могу ли я нагло врать ему в лицо. Музыка затихла, и в переговорной воцарилась хмурая давящая атмосфера. Так бывает перед грозой: мир застывает и неподвижно ждет, когда разразится буря.

Но на этот раз гроза прошла стороной. Эдвард провел под носом кончиком пальца, стирая выступившие капли пота, и произнес:

– Он вернулся вчера сам не свой. Ничего, конечно, не сказал, но я вижу, когда он взволнован.

– Только работа, – твердо сказала я. – Между нами может быть только работа.

На столе лежала стопка рекламок, запаянная в прозрачный тонкий пластик: мужчина обнимал девицу в свадебном платье на фоне синего вечернего неба и «Финниган тауэр». Я мотнула головой в сторону стопки и добавила:

– Это все, что мне сейчас интересно. – Не хватало еще, чтоб младший Финниган запал на меня, но этого я, конечно, не сказала вслух. – Можете быть спокойны. Я умею переводить любовь в дружбу, а дружбу – в приятельство.

– Я узнал о вас все, – признался Эдвард, – но вы все-таки меня поразили. Разумеется, в хорошем смысле. Как ни крути, вы человеческая женщина, к которой проявил внимание дракон. Не устоять.

Это верно, не устоять, но только если бы на месте Макса оказался бы его старший брат.

– На работе у меня нет ни мужчин, ни драконов, – призналась я. – Только работа.

Эдвард вновь оценивающе посмотрел на меня, и в его глазах мелькнуло странное выражение.

– Что ж, – произнес он и ослепительно улыбнулся. – Так будет интереснее.

Милли приехала ровно в одиннадцать утра. Если Амели добиралась к нам в дерзко-алом кабриолете с открытым верхом, то Милли привез самый заурядный седан с шашечками такси. Похоже, девушка не водила сама. Я мельком видела ее, когда договаривалась с Дварксоном, и тогда Милли мне понравилась. Пожалуй, она была бы прекрасным вариантом для Макса: тихая, спокойная, всем сердцем стремится любить и быть любимой. Если Амели привлекали модные шмотки, блестящие цацки и красавцы с большим мужским достоинством, то Милли интересовалась в первую очередь книгами и крупными выставочными залами. Я знала, что она учится на искусствоведа в Первом гуманитарном университете, и прекрасно понимала, что Эдвард никогда не сделает счастливой эту девушку в стильном деловом костюмчике и круглых очках.

Про гименопластику тем более не стоило упоминать – Милли была невинна. Флер этой нетронутости окружал ее, словно облако дорогих духов.

– Добрый день, – улыбнулась она, протягивая мне маленькую руку. Ногтищ, которые так холила и лелеяла Амели, тут в помине не было: скромный маникюр, который не мешает держать кисть и палитру. – Меня зовут Милли Дварксон, я приехала познакомиться.

– Добрый день, фрин Милли. – Сейчас, глядя на Милли, мне хотелось улыбаться совершенно искренне, а не потому, что это положено делать, когда общаешься с дочерью одного из самых влиятельных людей в стране. – Я Инга Шуман, организатор проекта.

Вопреки ожиданиям, рукопожатие Милли оказалось крепким. Девушка знала себе цену – именно себе, а не отцовским деньгам. Это мне тоже нравилось. Люблю тех, кто не склонен плыть по течению жизни, даже если от этого – одни удовольствия и выгоды. Человек на то и человек, чтоб всегда идти своей дорогой.

– Я вас видела, вы к нам приезжали, – сказала она. – Очень приятно познакомиться, фрин Инга, – и тут же без всякого перехода спросила: – Будет страшно?

В тумбе моего стола, как и во всех рабочих столах, был маленький бар. Пусть пока всего одиннадцать утра, его уже можно открыть. Я вынула две крошечные бутылки севрского красного и протянула одну Милли. Девушка и бровью не повела, молча открутила крышечку и сказала:

– Вижу, что будет.

– Не хочу вас обманывать, – вздохнула я. Запах вина мазнул по ноздрям, это был запах воспоминаний. – Десять дракониц, которые ненавидят вас, человеческих девушек, просто потому, что вы будете с ними в одном помещении. И все – и люди, и драконы – готовы рвать друг друга. Потому что на кону – законный брак с Эдвардом Финниганом.

Милли покосилась куда-то в сторону тем самым взглядом, который появляется тогда, когда люди хотят узнать, есть ли в помещении прослушка.

– Помогите мне покинуть проект, фрин Инга, – негромко попросила Милли. – Я не хочу замуж за Финнигана.

Я опешила. Все девушки испокон веков мечтают выйти замуж за принца – так вот он, самый настоящий принц. Красив, умен, богат. Ну, хам и бабник, конечно, так кто из нас без греха? Сегодня в полдень по всем телеканалам и во всех социальных сетях объявят о проекте, а в пять минут первого возле телестудии уже будет толпа девиц, рвущихся в невесты дракона.

А Милли не хочет.

– У вас уже есть жених? Возлюбленный? – уточнила я, осушив свою бутылочку.

Пожалуй, за такие вещи надо пить не чокаясь. Папаша Дварксон открутит лихую башку этому парню и глазом не моргнет. Милли отрицательно мотнула головой. Заправила под рукав браслет с шармом-совой.

– Нет, конечно. Я просто не хочу, – и добавила шепотом, словно говорила невероятно кощунственную вещь: – Он мне не нравится.

Я вспомнила, как ткань белой футболки нежно охватывала сильное смуглое тело Эдварда, и едва не сказала, что Милли дура. Как такой мужчина может не нравиться?

Хотя у девушек вроде Милли – свои интересы и планы на жизнь. И мужчина, который будет вполне предсказуемо относиться к навязанной жене, вряд ли в них входит. Это не Макс – уж он-то стал бы вести себя иначе. И Милли получила бы любовь, заботу и нежность, о которых всегда мечтала. И ее семейная жизнь была бы счастливой.

Но все получается так, как получается. К тому же как там классик говорил – у каждого свой вкус, не угодить на всякий нрав.

– Это ведь династический брак, по большому счету, – сказала я. – Вы ведь понимаете, фрин Милли, что отец так или иначе выдал бы вас замуж так, как нужно именно ему, а не вам. И пусть это будет молодой и красивый Эдвард Финниган, чем какой-нибудь старый и страшный денежный мешок.

Мы невольно улыбнулись, представив этот самый денежный мешок на коротеньких ножках, и тотчас же снова стали серьезными.

– Понимаю, – кивнула Милли. – Но я не овца, которую ведут на убой. И никогда этой овцой не стану, отцу тоже следует это понимать. Говорят, на шоу собираются кого-то сжигать в прямом эфире?

Разумеется, я не стала в этом признаваться.

– Есть такие слухи, – кивнула я, – но они останутся слухами. Никто из дракониц не захочет отправиться с проекта прямиком в тюрьму. Законы все знают.

И спасибо президенту Сальцхоффу, который их ввел и отстоял, изменив наш мир. Теперь можно жить спокойно, не опасаясь, что тебя испепелят просто ради забавы. Драконы, конечно, недовольны, но люди год от года становятся сильнее, и все это понимают.

– Вам ведь нужно шоу? – не сдавалась Милли. – Вот пусть и будет шоу. Пусть одна из дракониц меня сожжет – можно ведь смонтировать, чтоб все выглядело именно как сожжение.

Так, Милли, кажется, я поняла, что именно ты задумала.

– Решили сбежать от папы? – спросила я, задумчиво водя ручкой по зеленому листку для записей. Вскоре среди каракулей уже были мой номер телефона и слова: «Позвоните в восемь вечера». Милли едва заметно прикрыла глаза: прочла, поняла, запомнила.

Умница-девочка. У такого папаши – и такая умница.

– Нет, конечно, – ответила она и снова прикрыла глаза. «Да», – поняла я. – Просто хочу, чтоб он увидел, что со мной так нельзя.

– Так вы ничего ему не докажете.

Интересно, о чем думает Эдвард, слушая нашу беседу? Может, хочет лично спалить эту девчонку и разом избавиться от всех проблем? А может, он вообще не слушает, и тогда я напрасно рву листок, убедившись, что Милли все запомнила. – Только дискредитируете свою семью вместе с Финниганами. Этого вам никогда не простят. И я уверена, что отец заберет вас из университета и посадит под замок.

Милли побледнела. Учеба была ее слабым местом, и она прекрасно понимала, что отец запретит учиться, если дочь вздумает оказывать сопротивление. Жены драконов никогда не выходили дальше ворот замков. Пусть традиция давно забыта, ее можно и возродить.

– Я вам сочувствую, фрин Милли, – призналась я. – Искренне, по-женски, сочувствую. Я понимаю, что чувствуешь, когда тобой манипулируют. Но, сопротивляясь, вы можете потерять все, чего с таким трудом достигли. Так что я вам также искренне советую: смиритесь. И в этой ситуации есть свои плюсы.

Правильные вещи говорить очень легко.

– Например? – Милли шмыгнула носом. Я ободряюще улыбнулась.

– Например, лучший мужчина страны в вашей постели.

Видит бог, я бы очень хотела оказаться на ее месте хотя бы на одну ночь. Но, конечно, об этом я говорить не стала.

Я немного ошиблась в расчетах.

Первые претендентки прибежали на кастинг ровно в двенадцать часов две минуты. Причесанные и накрашенные на скорую руку, они выглядели так, что Эдвард должен был спасаться бегством. Одного взгляда на них хватало, чтоб понять: такие пойдут по головам и добьются своего.

На кастинг Эдвард не явился. Наверняка сидел в кабинете, закинув ноги на стол, лениво перелистывал какой-то журнал и смотрел на огромный монитор, периодически отпуская ядовитые комментарии по поводу желающих выйти за него замуж. Уверена, что ему сейчас хотелось совсем другого: отдельный кабинет в дорогом клубе, игристое вино по десять тысяч за бутылку и податливая девица с умелыми руками.

Не знаю, почему мне так думалось. Я не видела Эдварда. Мы с Максом и двумя людьми, входящими в состав жюри, сидели в студии, смотрели, как девочки в форменных золотых костюмчиках записывают желающих принять участие в кастинге, и было ясно, что уйдем мы отсюда за полночь.

– Надо будет заказать обед, – заметил Макс. Одна из девушек принесла ему планшет со списком первых участниц, и Макс удивленно вскинул брови. Похоже, такой наплыв девушек был для него сюрпризом.

– Еще и ужин придется заказывать, – вздохнула я. – Будем лопать спагетти с осьминогами и задавать вопросы.

Макс посмотрел на меня и мягко улыбнулся. У меня, честно говоря, от сердца отлегло. Я не хотела, чтоб он досадовал или сердился.

– Любите осьминогов, фрин Инга? – поинтересовался он.

– Честно? Ненавижу. Я жареное мясо люблю и пиво.

В глазах Макса появились веселые искорки. Пусть уж лучше смеется надо мной, чем думает о том, что у нас возможны какие-то отношения, кроме дружеских. Потому что я непременно разобью ему сердце. А его брат разобьет мне голову – он не из тех, кто бросает слова на ветер.

– Странный выбор для молодой женщины, – заметил Макс.

– Вот давайте лучше спросим, что любит эта девушка, – сказала я негромко и тотчас же включила микрофон. – Добрый день, фрин… Агнесса. Любите спагетти с осьминогами?

Жюри было скрыто во мраке, и девушки наверняка думали, что среди темных фигур сидит и Эдвард. Агнесса, пухлая блондинка в леопардовых лосинах, вздрогнула от неожиданности. Круг света, в котором она стояла, делал девушку беззащитной.

– А? Спагетти? – Она быстро сориентировалась. – Люблю. Я люблю все, что нравится Эдварду.

Чего-то в этом роде я и ожидала. Милли становилась все более симпатичной. Она шла своей дорогой, а не плелась в кильватере чужой жизни и чужих желаний.

– Почему Эдвард должен жениться именно на вас? – поинтересовался Макс.

Блондинка растерянно замолчала. Она знала, почему хочет выйти замуж за дракона, и понятия не имела, что может дать сама.

– Ну… потому что я его люблю, – наконец сказала она, и на ее щеках появился нервный румянец.

Казалось, девушка готова расплакаться. Я заметила, что Макс смотрел на нее без улыбки. Над его головой вспыхнула искра и погасла.

– Спасибо, фрин Агнесса. – Я решила взять дело в свои руки и не доводить девушку до истерики. – Мы позвоним вам.

Второй была тоже блондинка, но настолько худая, что мне стало жутко. Торчащие колени и локти, острые черты лица и темные горящие глаза – то ли больна, то ли сидит на диете, что, впрочем, почти одно и то же.

– Фрин Берта. – Макс посмотрел в планшет и попросил: – Расскажите о себе.

– Что именно? – В отличие от внешности, голос у Берты оказался приятный. Мягкий и очень женственный. И жест, которым она откинула волосы на спину, тоже был женственным и плавным.

– Что любите, – вступила я в разговор. – Чего хотите добиться.

– Я учусь в медицинском, на пятом курсе, – с достоинством ответила Берта. – Буду детским психиатром, считаю, что это очень важная и нужная работа. Люблю детей и животных, немного рисую. Два года работала санитаркой в клинике неврозов.

Я представила себе лицо Амели. Она, девушка из драконьей семьи, в одном проекте с той, которая выносила судна из-под психов. Впрочем, Берта наверняка ее спросит: «Хотите об этом поговорить?»

И драконица облила бы ее пламенем. Я в этом не сомневалась.

– Почему Эдвард Финниган должен жениться на вас? – поинтересовался Макс. Интересно, о чем он думал, глядя на все это?

– Потому что я помогу ему понять, кто он, – четко ответила Берта, и я вдруг подумала, что она мне нравится. Выделила ее имя в своем планшете, и Макс сделал то же самое.

– Спасибо, фрин Берта, – улыбнулся он. – Мы вам позвоним. Спасибо.

Мне вдруг подумалось, что у Макса есть свой психиатр. По вечерам он приходит в кабинет с картинами и дипломами на стенах, ложится на удобную кушетку и говорит, говорит, а над его головой кружится красное золото огня.

– И вам спасибо, – с достоинством ответила Берта, и я подумала, что эта костлявая девчонка мне нравится.

– Берем, – твердо сказал Макс, когда Берта вышла. – Обязательно берем. Психиатр на площадке – это просто находка.

С ним, конечно, все согласились.

Девушка номер три была жгучей брюнеткой с такой большой грудью, что Ральф, один из владельцев телестудии, сидевший со мной рядом, издал восхищенный вздох. На щеке девушки я заметила какие-то блестки и спросила:

– Что у вас с лицом?

– Танцами занимаюсь, – беспечно сообщила она. – Вечером выступление. А тут девки новости включили. Мать моя ведьма, я побежала, как была.

Ральф томно прикрыл глаза. Видимо, представил, как выглядит эта грудь во время танцев. Я посмотрела на экран планшета и продолжила:

– Чем еще занимаетесь, фрин Марта?

– Я уже не фрин, – призналась кандидатка. Лямки бюстгальтера под футболкой врезались в ее мягкие плечи, и я подумала, что это, должно быть, очень больно – иметь такую грудь. – Я два раза замужем была. Один раз за хореографом, второй – за таксистом.

Макс вздохнул и закрыл лицо ладонью. Мне захотелось сделать то же самое.

– В кастинге принимают участие только девственницы, – довольно рассмеялся Ральф. – Это первое требование.

Марта махнула рукой.

– Подумаешь, – сказала она. – Какой в этом прок?

– Всего доброго, фра Марта, – произнес Макс так, что не оставалось простора для толкований.

Марта скорчила презрительную гримасу и пошла к выходу, бормоча что-то нецензурное.

– Офигительные буфера, конечно, – оценил Петер, четвертый член жюри, который до этого молчал, делая вид, что его здесь нет.

Все с ним согласились.

Четвертой оказалась дебелая девица с толстой косой – сегодня, похоже, был день блондинок с томными коровьими глазами. В руке девица держала книжку с кричаще яркой обложкой, и Макс тотчас же спросил:

– Любите читать?

– Я филолог, – сообщила девушка и представилась: – Фрин Ксана. Я пишу книги.

Ральф ухмыльнулся и заерзал в кресле, предвкушая веселье. Я тоже сдержанно улыбнулась. Доморощенные сочинители, уверенные в своей гениальности, – что может быть веселее?

– Как интересно, – сказала я, стараясь, чтоб мой голос звучал очень серьезно. – И о чем они?

– Это большая литература, – так же серьезно ответила писательница. Я, конечно, сомневалась, что книги современных классиков издают с такими обложками, но ведь все может быть? – Роман о маге, который работал против президента Сальцхоффа. Написала три тома, издала один.

А ведь умный ход – взять на кастинг книжку о противниках врага всех драконов государства. Драконы ненавидят Сальцхоффа и память о нем, но тут наверняка заинтересуются. Впрочем, я посмотрела на Макса и увидела, что он смотрит на девушку равнодушно.

Вряд ли она думала о том, что книга польстит драконам. Ее занимало только собственное творчество.

– Почему Эдвард Финниган должен жениться именно на вас? – осведомился Макс. Мне вдруг подумалось, что он представляет, как фрин Ксана горит вместе со своей книгой.

– Потому что я талантлива, – ответила она. – И хочу замуж.

Кто бы сомневался. Ведь, будучи женой Эдварда Финнигана, можно издать все свои книги.

– Спасибо, – сухо сказал Ральф. – Мы вам перезвоним.

Когда графоманка вышла из студии, Макс откинулся на спинку кресла и сказал:

– Давайте все-таки закажем обед. Чувствую, мы тут надолго.

Первый день кастинга завершился в половине второго ночи, и толпа желающих возле телестудии оставалась такой же, как и днем. Ральф предполагал, что девиц, рвущихся в драконьи жены, придется разгонять с помощью конной полиции, но обошлось: претендентки записали номера в завтрашней очереди на руках и принялись расходиться. Какие-то особо упрямые остались ночевать возле здания, расстелив туристические спальники прямо на земле.

Завидую людям, которые готовы ко всему. Хоть к отбору невест, хоть к войне. В их карманах и сумках всегда найдутся необходимые вещи.

У меня началась изжога от острой восточной еды, которую заказал Макс, а от обилия красавиц стало рябить в глазах. Впрочем, девушки во многом были похожи друг на друга – в моде сейчас одинаково длинные выпрямленные волосы, длинные ноги на высоченных каблуках, имплантаты в груди и штампованная форма подбородков и носов. Макс смотрел на них с ленивым равнодушием, впервые напомнив мне дракона, выбирающего самородки, или спокойного варана с островов, лежащего на камнях, нагретых солнцем.

Интересно, драконы – родственники варанов? Конечно, я никогда не буду об этом спрашивать.

Среди девушек были не только точеные красотки: серых мышек, почему-то уверенных в том, что они смогут покорить дракона, оказалось не меньше. Я смотрела, как они мнутся в луче света, не зная, что рассказать о себе, и думала, что моя жизнь могла бы быть такой же скучной. Никаких интересов, кроме желания пристроиться получше, никаких увлечений, кроме сериалов и еды.

И они были уверены, что дракон увидит их и влюбится по уши. С чего бы, интересно?

Впрочем, Макс отобрал одну из этих серых курочек – полненькую девушку, которая отчаянно стеснялась своей по-сельски большой груди, круглых коленок и длинных кос какого-то мышиного цвета.

– Сгорит первой? – предположила я, когда девушка вышла.

Макс неопределенно пожал плечами.

– Это шоу, фрин Инга. И смотреть его будут такие, как она. Смотреть, болеть за нее, повышать нам рейтинги.

– Доведем ее почти до финала, – поддакнул Ральф, и я устало подумала, что не имею никакого представления о том, по каким законам строится шоу-бизнес. Макс сделал какие-то пометки в планшете и сказал:

– Первой сгорит фрин Ксана. Не люблю графоманов.

Похоже, все это время я совершала большую ошибку, недооценивая этого дракона. Но Макс тотчас же посмотрел на меня с обезоруживающей наивностью, словно сожалел о своих словах, и я решила не делать никаких выводов.

Выйдя в просторный холл на первом этаже здания, я миновала расстеленные спальные мешки и коврики претенденток и спустилась на улицу. Ночь была свежей и прохладной, в воздухе разливался запах экзотических цветов – неподалеку находился большой ботанический сад, откуда-то доносились легкие трели ночных птиц. Надо же, здесь, в Верхнем городе, живут птицы, вьют гнезда… А вот такси тут, похоже, не поймать: я по-босяцки сунула руки в карманы измятых брюк и несколько минут смотрела по сторонам – зеленых огоньков такси не было.

И что, придется идти домой пешком? Как раз к утру доберусь.

Над спящим городом мелькнула красно-золотая огненная комета. Макс отправился домой в драконьем обличье. А если бы я вчера пригласила его зайти на чашечку кофе – какой дурак пьет кофе среди ночи? – то сейчас бы не стояла тут в одиночестве.

И Эдвард разбил бы мне голову. Не за сердце брата – просто потому, что лезу не в свое дело.

Большой спорткар, похожий на крадущееся животное, бесшумно остановился передо мной. Дверь со стороны пассажира с легким шелестом открылась, и я услышала голос Эдварда:

– Садитесь, фрин Инга.

Меня не надо было приглашать дважды. Я скользнула в царство хрома, натуральной кожи и невиданной роскоши – кресло было настолько мягким, что казалось, будто ты не сидишь в нем, а паришь. Эдвард довольно улыбнулся, и машина рванула с места с такой скоростью, что мир за окном превратился в длинные размытые полосы.

– Я знаю, где вы живете, – сказал Эдвард без улыбки. Руки, лежащие на руле, казались напряженными, словно он хотел что-то сделать и изо всех сил, до вздувшихся посиневших вен, сдерживал себя.

– Спасибо, – ответила я. – Такси тут не поймать, похоже.

– Сегодня слишком много желающих. – Эдвард усмехнулся уголком рта.

Машина вылетела на пустой Большой проспект и стремительно помчалась к Нижнему городу. Там уже нет таких ровных дорог и таких роскошных зданий, там все намного проще, грязнее и тоскливей.

– Все девушки хотят за вас замуж, – сказала я. – Это неудивительно.

На приборной панели вспыхнула золотистая звездочка: заработал автопилот. Эдвард выключил его и в ту же минуту, не выпуская руля, обхватил меня за шею и отработанным уверенным движением притянул к себе.

Его губы оказались неожиданно мягкими и чуть солоноватыми на вкус, а сам Эдвард – почти окаменевшим. В поцелуе не было ни любви, ни страсти – только желание присвоить себе еще одного человека. Автомобиль летел сквозь ночь, над головой Эдварда кружились искры, грозя слиться в огненное облако и спалить нас, а я прекрасно понимала, сколько таких, как я, сидело в этом кресле, – и не могла не откликаться на этот поцелуй, не могла не чувствовать, как по телу разливается предательское тепло, делая меня покорной и мягкой, готовой на все.

В этот миг я не принадлежала себе. Я сделала бы все, что он приказал, – и была бы счастлива, что делаю. Чужие пальцы, лежащие на шее, были твердыми и сильными, чувство нарастающей опасности скулило где-то в глубине, и мы целовались с такой отчаянной яростью, словно это был наш последний поцелуй в жизни.

Это было почти больно.

А потом Эдвард почти оттолкнул меня в сторону и крутанул руль, выравнивая машину. Спорткар влетел в Нижний город, как стрела, и помчался дальше, пронзая улицы, переулки и дороги.

– Ну что, фрин Инга? – спросил Эдвард: по-прежнему без улыбки, почти сурово. – Вам именно этого хотелось?

Губы горели, во рту стоял вкус крови. Я откинулась на спинку кресла и подумала, что это просто обязано быть сном. Наследник драконьей империи не мог меня целовать. Ему бы и в голову не пришло такое.