Текст книги "Не все могут короли"

Лариса Соболева
Не все могут короли

© Л. Соболева

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

Автор предупреждает: данное произведение – вымысел от первого слова до последнего. А всякое сходство с реальными событиями и людьми случайность.

1. Возможно, причина и была…

У сына шок! А папа, откинув полы летнего пиджака и заложив руки в карманы брюк, посмеивался да прохаживался вдоль роскошного спортивного кабриолета – подарка на день рождения. Он был не менее счастлив, чем семнадцатилетний сын, который открывал и закрывал рот, взмахивал руками, словно у него рассеянный склероз и мальчик позабыл, с чего начинать, когда хочешь сделать шаг. Пора привести ребенка в чувство.

– Нравится? – спросил папа.

Ребенок как будто отрицательно покачал головой, но это и был знак одобрения, искреннего восхищения, означавшего: я о такой машине даже не мечтал. Папа рассмеялся, подтолкнул сына:

– Чего стоишь? Садись.

Вито перемахнул через дверцу, упал на водительское кресло и, еще не взявшись за руль, сразу представил, как несется по городу, вдыхая ветер.

– А где ключи? – хрипло спросил юноша.

– Вот сюда пальцем нажми, – показал отец.

– Так просто?

– Да, так просто.

Мотор завелся. Мальчик закричал, вскинув кулаки вверх:

– А-а-а-а! А-а-а!

– Ну, осваивайся. Если пойдет дождь, вот эту кнопку нажмешь – и кабриолет превратится в обычную машину с закрытым верхом, а сейчас верхняя часть в багажнике, учти, места там больше нет. Ну, давай, давай, пробуй. Не торопись только, покатайся вокруг маминой клумбы.

– Папа… Спасибо!

Сын медленно тронулся с места, а отец пошел в дом.

В его паспорте записано имя Арамаис, но друзья нарочно игнорировали одну букву, не желая ломать язык, и Баграмян стал для всех Арамисом. На его внешности не отразились характерные черты армянских предков, всему виной кацапка, как он сам шутил, мама. Правда, от отца достались ему густые черные волосы, смуглая кожа, а также проницательные карие глаза, зато черты лица европейские. С женской точки зрения, Арамис красив, хотя и небольшого роста, с мужской – слегка слащав. Его предприимчивость, умение вести дело, вкус – Арамис не позволял себе дешевки ни в чем – вызывали зависть. Сын похож на него, в то же время унаследовал светлые волосы матери и некоторые ее черты, но по большому счету Вито – сын своего отца.

В гостиной Арамис снял пиджак и кинул его на диван, расположившись в массивном кресле, включил DVD-проигрыватель. Две вещи он считал истинными шедеврами – книгу Пьюзо «Крестный отец» (фильм он тоже обожал) и отечественный фильм «Бригада», к остальным продуктам с маркировкой «Сделано в России» относился более чем пренебрежительно. Книгу перечитывал, а фильмы пересматривал бессчетное количество раз, сына назвал Вито в честь главного героя, а молодежный ночной клуб, который он открыл первым в городе, – «Корлеоне». Между прочим, с итальянской кухней, хотя мальчики и девочки ни черта не понимают в еде.

Раздался звонок, Арамис потянулся к пиджаку, достал один сотовый телефон, потом второй…

– Слушаю.

– Это я, Мальвина… – послышался тусклый голос, какой бывает у людей, перенесших потрясения.

– Какая Мальвина? – озадачился он.

– Ваш тренер. Из спортивного клуба…

– А-а-а, – протянул Арамис радостно. – Мальвина! Рад слышать тебя. Откуда звонишь?

Его тон, то, что он помнит о ней, вселили надежду, Мальвина заговорила быстро, глотая по половине слов:

– Я в Турции. Арамис, мне очень сложно было позвонить вам, поверьте, а вы – моя последняя надежда. Помогите мне, прошу вас…

– А тебя отлично слышно! Нет, правда, будто ты в городе. Прости, так в чем проблема?

– Мне нужны деньги. Немного. На билет и… Я верну, обязательно верну, как только приеду… Прошу вас, вышлите мне… эту сумму… только эту…

И заплакала.

– Без проблем. Называй адрес.

Вперемежку со слезами и счастливым смехом она назвала адрес, а он, в некоторой степени являясь человеком ленивым, перед ее диктовкой второй телефон перевел на диктофонную запись, чтобы не писать авторучкой. Потом бросил обе трубки на соседнее кресло и включил просмотр фильма.

На подлокотник присела жена. Не взглянув на нее, Арамис взял ее руку и поднес к губам.

– Кто звонил? – поинтересовалась она.

– Мальвина. Из Турции. Денег просила.

– Принести кофе или чай?

– Не надо, посиди со мной.

Двух человек он любил, что называется, без оглядки, беззаветно и преданно – жену и сына.

Президент комплекса «Табакерка» Горбанев Анатолий Петрович поднял глаза на вошедших мужчин. Три оглобли, явно безмозглые, отличающиеся от человекообразных обезьян только тем, что умеют произносить членораздельно несколько слов, остановились перед ним, образовав треугольник. У Горбанева подскочило к горлу сердце: не убивать ли пришли? И второе: за что, за что, за что? Да, эти мужланы будто обнаружили портал и перешли из прошлого в настоящее, во всяком случае, именно таких братков времен лихих девяностых показывали в кинофильмах. Показывать-то показывали, а живьем Горбанев их не видел.

– Слушаю вас, – сказал он, а то стоят… Оглобли, одним словом.

– Слух пошел, ты толкаешь эту коробку, – сказал тот, что стоял впереди, два других остановились за его спиной.

– Ну и? – не понял Горбанев. Однако успокоился, ведь заявились покупатели, а не бандиты. Но похожи на бандюков высшей пробы, которым человека завалить – все равно что руку пожать.

– Толкани нам, – сказал тот.

– Если сойдемся в цене… – начал Горбанев, но главная оглобля его перебила:

– Нам кусок отдай. Клуб «Корлеоне».

– Здание продается целиком…

– А нам целиком не нужно, нам клуб «Корлеоне».

Это уже похоже на ультиматум, значит, Горбанев не ошибся, братки пожаловали для устрашения, а прислал их хозяин, на которого работают. В мозгах щелкнул переключатель, перевел извилины в режим калькулятора. Продав им лишь «кусок» здания, оставшаяся часть уйдет за гораздо меньшую сумму, чем если бы продавал его полностью в одни руки. Да, упадет цена, упадет. Невыгодно. Что же делать? Думать долго нельзя, эти уроды непредсказуемы, Горбанев внес уточнение:

– Клуб не мой, поэтому его я не могу продать при всем желании, хозяин арендует у меня помещения, у нас подписан договор и…

– Здание твое?

– Мое. А клуб чужой.

– Мы забираем клуб. Нам он подходит.

– То есть как это – подходит?

– Мы там развлекательный центр забомбим покрупней твоего вшивого клуба. – Говоря, он крутил в воздухе указательным пальцем. – У нас там все будет, понял? Все!

– Ах, вот как! – обрадовался Горбанев. И было чему радоваться, теперь он чувствовал себя на коне. – Ваше желание невозможно. Наш мэр запретил развлекательные заведения с сомнительной деятельностью, так что идите к нему.

– С мэром договоримся…

– Когда договоришься, тогда и приходи.

А за это время он продаст здание целиком!

Как только человекообразные убрались за дверь, Горбанев сделал звонок Арамису:

– Пару минут назад у меня были три урода. Не из наших, наверняка из областной братвы. Честно, я таких лишь в кино видел. Они требовали у меня твой клуб.

– На каком основании? – хохотнул Арамис.

– Развлекательный центр хотят открыть, где будет все. А все – это и нелегальная деятельность. Понимаешь, что это будет за центр?

– Это не основание, а желание. А ты?

– К мэру послал их. Короче говоря, как-нибудь заскочи ко мне в кабинет, Арамис, поговорим тет-а-тет.

– Хорошо, зайду.

Арамис в сердцах кинул трубку, но, поймав на себе недоуменный взгляд сына, улыбнулся ему:

– Это так… кое-какие неприятности. Поехали? Нас ждут в клубе, да и мне необходимо увидеться с Горбаневым сегодня же. Скотина он приличная, а что делать. Как меня достал, о, если бы кто знал.

– Папа, ты обещал сделать мне права, – идя к новенькой, сверкающей лаком машине, напомнил сын.

– Ах да. Прости, Вито, вылетело из головы. Садись за руль.

– А если остановят?

– Забыл, чей ты сын? – приподняв одну бровь, надменно усмехнулся Арамис. – Начальник ГИБДД мой друг, его дорожные шавки меня знают, не посмеют остановить. Привыкай, Вито, к своей исключительности.

В глазах сына мелькнула гордость, он выехал на улицу и, поглядывая на родителя, улыбался ему робко, как улыбаются всесильному божеству.

Горбанев успел слинять, это вызвало досаду, но, войдя в зал клуба – а сегодняшний день посвящен сыну и его друзьям, посторонних здесь не будет, – у Арамиса невольно потеплело на душе. Ребята, человек тридцать, и ни одной девочки, встретили его дружным ревом. И особенно приятно – любовь сына, мальчишка просто светился. Арамис поднял руку, рев смолк, он тихо, но его слышали все, сказал:

– Отдыхайте. У нас чисто мужская компания, но девочки придут, будьте вежливы с дамами.

Он хлопнул в ладоши – к шестам выбежали четыре девчонки. И в зале появились молоденькие официантки с подносами, на которых стояли бокалы с коктейлями.

Калерия Олеговна прибежала из кухни, схватила трубку, да так и ахнула, услышав родной голос:

– Мама… Мама, это я…

– Мальвина, солнышко… – Ноги подкосились, она присела на пуфик. – Как!.. Господи, ты так долго молчала! – Но живущая как на иголках мать в течение долгого времени вдруг наехала на дочь: – Почему не звонила? Ты хоть чуточку думаешь обо мне? Я тут места себе не нахожу!

– Мама! – отчаянно крикнула дочь. – Мама, у меня мало времени.

– Как это – мало? Год ни одного звонка, а сейчас говоришь, мало времени?

– Мама, выслушай! Я в тяжелом положении, не перебивай! Если приеду домой, все расскажу.

– Что? Если приедешь? Что значит – если?

– Я звонила Баграмяну, просила прислать денег… взаймы… чтобы вернуться домой, он обещал, но… Не могла бы ты сходить к нему и напомнить? Запиши адрес…

Карандаш под рукой, как и блокнот для подобных записей. Калерия, поверив, что действительно случилось нечто серьезное, приготовилась писать:

– Диктуй.

Мальвина продиктовала адрес и еще раз напомнила:

– Не забудь, сходи.

– А сколько надо?

– Тысячу долларов. На авиабилет и по мелочам… долги отдать. У тебя таких денег нет.

– Мальвина… я… я попробую найти…

Связь прервалась.

Это средний российский город, но успешно соединивший в себе градообразующие предприятия и другие виды деятельности, потому здесь довольно благополучная обстановка, пресловутых народных волнений с флагами и плакатами не бывает. Но дело не в этом. Подобные города как один большой многоквартирный дом. В таком доме, хочешь не хочешь, а встретишься с недругами в самых неподходящих местах, так ведь дом-то один на всех.

Пришли развлечься на крестины, а уперлись носами друг в друга! Конечно, сначала в глаза бросается Маймурин, он огромен – что в рост, что вширь удался, полностью лысый, с белесыми глазами и влажными губами, короче говоря, вылитый Шрэк, только не зелененький. Практически не найдешь в городе человека, который отозвался бы о Маймурине положительно, в лучшем случае предпочтут промолчать на его счет или перевести разговор в другое русло.

Киселев пониже и поуже, ему полтинник, как и его недругу Маймурину, правда, второй выглядит значительно старше, но исключительно из-за жировых запасов. В сущности, Киселев – человек, не лишенный обаяния, правда, с внешностью номенклатурного работника того незабываемого времени, когда вся власть принадлежала Советам, зато с чувством юмора. Материального благополучия он достиг самостоятельно (знал, как его достигнуть, в отличие от большинства), достиг, работая как вол, чем был горд, но последние несколько месяцев бедняге пришлось несладко, отказало ему и чувство юмора. Виною всему вражда с Маймуриным. Досадно, что так изменчива судьба, пожалуй, это самая неверная и коварная женщина на свете.

Сошлись и разошлись, свирепо сверкнув глазами. А стол один. Но оба сели в разных концах. Если смеялся один, не смеялся второй, если говорил один, второй демонстративно разговаривал с соседом. Да, вели себя как дети, но когда «детки» разменяли по полтиннику, возникает закономерный вопрос: не пора ли им обратиться к психиатру?

Через пару часов Киселев вышел покурить на воздух и задержался, наслаждаясь весенним вечером перед началом лета, застывшим безмолвием и пограничным состоянием воздуха между теплом и ночной свежестью. Сигарета выкурена, а Киселев не рвался в дом под стрекот кондиционеров с искусственной прохладой, в шум и гам, иногда наступают минуты слабости, когда душа просит: я утомилась, дай отдохнуть хоть чуточку. Как назло, подгадав или нарочно задавшись целью испортить настроение недругу, появился Маймурин, замер. Нет, все-таки на Киселева наткнулся он невзначай, ибо уголки его губ повело в стороны и немного вниз, получилось кисло-страдальческое выражение. Оба готовы были наговорить друг другу гадостей, да не случилось – появился Арамис. Маймурин с ним не контачил, потому сделал вид, будто кого-то увидел, и поспешил к тому человеку.

– Я помешал? – спросил Арамис.

– Ты вовремя, а то здесь случилась бы бойня.

– Вы же вроде были в хороших отношениях, как дошли до такой обоюдной «любви»?

– Ну, этого… так называемого гражданина Маймурина есть за что «любить». К нему не только я дышу неровно. Он, когда работал в ОБЭП, всех подминал, кроме меня. В бизнес лез, в долю. Иначе, как он грозился, нарисует штрафов… – и Киселев взялся ладонью за щеку, вдобавок прищурился, словно у него зуб заболел. – После оплаты на паперть пойдешь. Но эта гнида до сих пор мне мстит.

– Знакомо. И меня пытался подмять.

– Да что ты! И как, удалось ему?

– Щас! На таких умных у меня разработана своя метода, он теперь икает, когда видит меня.

Оба громко расхохотались и заговорили на отвлеченные темы.

С утра она ждала его у входа в клуб, ждала уже два часа в тревоге, прислушиваясь к биению своего сердца, а оно отстукивало: беда, беда с Мальвиной… Но Калерия не принимала беду и не понимала, почему она стряслась с ее дочерью. Этого не должно было быть… А чего – этого? Вопрос она отпихивала от себя, боясь не только ответить, но и предположить, что именно случилось с дочерью в чужой стране. Стоило появиться Баграмяну, Калерия кинулась ему наперерез:

– Извините, Арамис Левонович…

Неожиданно ее оттеснили молодые мальчики, довольно агрессивно настроенные, бесцеремонно и грубо оттащили в сторону, как тряпку.

– Вы напугали меня, – произнес Арамис.

– Простите, – осторожно высвобождаясь, извинилась она, но у мальчиков дури много, держали они ее крепко. Калерия перестала барахтаться. – Не узнаете меня? Однажды нас познакомила Мальвина…

Он соединил брови в одну линию, что, должно быть, означало умственные затраты на воспоминания, а Калерия опустила глаза, не желая видеть ложь. Почему-то всегда становится стыдно, когда человек лжет, не мог Арамис не помнить, кто она, да делать нечего, надо напомнить:

– Я мать Мальвины, она звонила из Турции, просила…

– А… – Ну, наконец вспомнил. – Мальвина…

– Вы обещали выслать ей деньги…

– Да-да, обещал… Видите ли, у меня сейчас проблемы… Через недельку-другую зайдите и напомните… я вышлю.

– Но ей сейчас нужны…

– Сейчас ничем не могу помочь.

Арамис сделал мальчикам кивок головой в сторону клуба и в сопровождении четырех юношей, распухших от собственной значимости и ответственности, вошел внутрь. Калерия едва не расплакалась, только слезы еще никому не помогли выйти из ситуации со стопроцентной победой. Она медленно побрела по улице, высчитывая, что можно продать и на какую сумму.

Горбанев, развалившись в кресле и упершись подбородком в свою грудь, отчего казалось, будто смотрит он исподлобья, наблюдал за ритуалом вхождения. А входил Арамис – фараон, ей-богу! Точнее, не только он, вместе с ним вошли два сопляка, которые стали по обеим сторонам двери. Не смех ли? Но этого мало. Такие же два сопляка, явно не умеющие грамотно писать слово «еще», – они обязательно сделают четыре ошибки, написав «исчо», – остались в приемной, что было понятно по фразе, брошенной Баграмяном:

– Вы двое – здесь, а вы – со мной.

Арамис уселся в кресло, переплел пальцы рук и уложил их на плоском животе, ногу закинул на ногу, в то время как Горбанев не знал, как ему на этот парад-алле реагировать. Люди одной орбиты понимают и уважают друг друга, это и при том, если они находятся в конфронтации, а уважающие партнеров бизнесмены не позволяют себе делать дешевые выпады. Горбанев имел полное право поставить Арамиса на место, а то и послать, невзирая на его самолюбие и обидчивость.

– Это что? – раздраженно кинул он вопрос.

– М-м? – не понял Арамис.

– Я спрашиваю, что делают эти два недоноска в моем кабинете?

Недоноски побагровели, выстреливая злобным огнем из глазенок.

– Это мои телохранители, – сказал Арамис.

– Тело… что-что? – покривился Горбанев. – Ах, эти недоноски охраняют тебя? От кого? От меня, что ли? Или от Люды в приемной? – Вытянув шею, он адресовал мальчикам: – А ну-ка, пошли вон отсюда.

Те недобро зыркали на Горбанева и не двигались, пришлось Анатолию Петровичу воздействовать на них через Арамиса:

– Скажи своим щенкам, чтобы немедленно убрались.

Арамис лишь развернулся, слов не произносил, но, видимо, глазами парнишкам указал на выход, те нехотя удалились, оставив открытой дверь. Один из них плюхнулся на диван в приемной, Горбанев это заметил и выскочил из-за стола. Секунда – он уже сжимал дверную ручку, гневно бросив четырем паренькам:

– Из приемной ушли! Я кому сказал! Шефа подождете в коридоре, а моей секретарше нечего мешать работать. – Захлопнув дверь, он вернулся в кресло, по пути отчитав Арамиса на правах старшего товарища: – Если хочешь иметь со мной дело, то понтярство брось, я этого терпеть не могу. Кого ты корчишь из себя, Арамис? И перед кем? Передо мной? Знаешь, я о тебе был лучшего мнения до сегодняшнего дня.

По большому счету Горбанев уронил авторитет Арамиса в глазах «хранителей тела», не заметить этого тот не мог, очевидно, потому и спрятал глаза, уткнув их в пол, но осведомившись:

– Что по клубу? Кто покупатели?

Вот! Если до инцидента с недоносками Горбанев собирался выработать общую стратегию, то теперь его решение переменилось:

– Я говорил тебе, что они хотят открыть развлекательный центр именно в твоем клубе, поэтому намерены биться за него. А в этом центре наверняка будут подпольное казино, кабинки для секса, наркотики для кайфа.

– Но казино и… все остальное под запретом.

– Ой, Арамис! – отмахнулся Горбанев, вставив шпильку партнеру: – У тебя что, не так? В твой клуб приезжают со всех городов области, чтобы понюхать цветочки на подоконнике? Или только полюбоваться искусством благородного танца у шеста? Я не продал потому, что хочу целиком все здание загнать. Отправил их к мэру за разрешением, он же у нас большой противник молодежных тусовок, ему нравится, когда дети сажают деревья под духовой оркестр. Так что, Арамис, если мэра они уломают, а эти уломают даже президента, то… сам понимаешь.

– Подожди, подожди, Толик! Мы же с тобой столько лет вместе… фактически партнеры! И ты хочешь кинуть меня?

– Я бы не кинул. Но кинуть придется. Мне, Арамис, жить хочется, тем более сейчас, когда средств с головой хватит до гробовой доски, когда полностью сформировалось желание отойти от дел. Но у меня есть для тебя предложение: срочно, пока уроды не добрались до мэра, покупай ты. И тогда на правах полного хозяина ты вправе отказать им, поставить условия и т. д.

– Здание, говоришь? – усмехнулся Арамис. – Видишь ли, здание, насколько я в курсе, не продается, оно принадлежит государству, как и земля под ним. Но почему-то об этом никогда не идет речи. Получается, я куплю у тебя только бизнес – кровати, перины, ложки, тарелки и прочее, а по цене – куплю и здание. Дороговато. Но государство в любой момент может отнять у меня здание, куда я тогда с твоим барахлом денусь?

– Где ты это взял? Здание я купил (!) на аукционе, оно мое целиком и полностью, каждый кирпич здесь мой. Земля – да, государственная, но и тут мой юрист подсуетился, у меня бессрочная аренда!

– И как тебе это удалось?

– Хочешь жить – умей вертеться, а хорошо хочешь жить – вертись волчком. Короче, я имею право делать со своей собственностью все, что хочу. Я ее продаю. Покупай.

– В принципе, если ты согласен на разумную цену и на рассрочку, я согласен подумать…

– Есть покупатели, которые не торгуются и купят без рассрочек. Я лишь жду, кто больше даст. Извини, Арамис, это бизнес.

– Здание полностью мне, в общем-то, не нужно, тем более все, чем оно напичкано.

– Неправильно рассуждаешь. Как думаешь, есть разница: ты снимаешь комнатку в чужом доме или у тебя ее снимают? Я одной арендой набираю суммы – мама не горюй. Но раз не понимаешь… Как твой приятель и партнер, я должен был предложить комплекс тебе, я предложил.

– С кондачка такие вопросы не решаются, мне надо подумать.

– Думай. Не опоздай только.

Он озадачил Баграмяна.