Текст книги "Море остывших желаний"

– А что вы учитываете? – поинтересовался у хозяйки кабинетика Сербин.

Поинтересовался не потому, что ему было интересно, чем занимается Белоусова, а потому, что не мешало хоть немного расслабить этот сгусток отрицательной энергии, настороженности и суетливости. Вся она какая-то нервически-паническая, будто он обвинил ее в убийстве. А ведь следователь еще не сказал ей, почему из всех офисных служащих первой пришел допрашивать именно ее. Дело-то было в том, что звонок в милицию с сообщением о произошедшем убийстве в тот вечер некто сделал как раз из этого кабинета, с ее телефона.

– Я все учитываю, – начала отвечать она. – Например, сколько единиц и какого товара поступило в магазины, сколько осталось, сколько бракованного товара, который вернули покупатели, на что снижены цены…

– Не понимаю, зачем это нужно, – удивился Сербин. – Разве в магазинах нет накладных?

– Есть, но все равно умудряются воровать. У Андрея Тимофеевича не пара магазинов, а сеть, в одних продукты, в других бытовые товары. Есть производство мясной продукции. Я заставила заведующих фиксировать в письменном виде, что и сколько продано.

Ну, теперь ему стало понятно: Гринько создал у себя личную фискальную службу.

– Скажите, ваш кабинет закрывается? – спросил он.

– Разумеется.

– А ключ где хранится?

– Один у меня, второй у нашей технички, которая убирает в офисе. А она хранит все ключи в ящике у себя, там, где держит швабры с вениками.

– Когда приходит убирать техничка?

– Обычно рано утром. Но бывает, что и вечером, после того как все уйдут.

– Скажите, Таисия, вы ключ часто забываете на работе, скажем, в двери, когда закрываете?

– Никогда. Нет-нет, что вы!

Щеки Таисии зарделись, глаза неистово заблестели. По какому поводу она так взвинтилась? Виктор Серафимович успокаивающе сказал:

– Да не волнуйтесь вы так.

– Я не… – опустила она ресницы. Оправдываясь, Белоусова раскручивала и закручивала авторучку. – Просто меня впервые допрашивает следователь. К тому же то, что произошло… непонятно, дико…

– Какие у вас были отношения с Гринько?

– Прекрасные! – поспешно ляпнула она. Тут же подумала, что ее не так поймут, и внесла уточнение: – Я хотела сказать, деловые, на взаимном доверии.

– А где вы были в пятницу около семи вечера?

– Зачем вам? – испуганно пролепетала Таисия.

– Мы всем будем задавать этот вопрос, – подал голос Оленин. – Так положено.

– А-а-а, – понимающе протянула она. – Я заканчиваю раньше всех – в пять. Сначала зашла в магазины… мне нужны обои, ремонт затеяла… потом приехала домой.

– Вас видели соседи?

– Не знаю. Наверное, кто-то видел.

– Что ж, спасибо.

Сербин выяснил, как разыскать техничку, и решил навестить ее. У лифта Оленин полюбопытствовал:

– Больше не будем никого опрашивать?

– Пока нет, – сказал Виктор Серафимович. – Меня интересует ключ. Убийца воспользовался ключом. Но как и где он его взял? Почему именно этот кабинет и телефон использовал, а не другой?

– Белоусова вела себя, будто она сообщница убийцы и страшно боится, что мы о ее роли догадаемся.

– Что делать, на некоторых людей мы действуем, как пугало на ворон. Тем не менее, помотайся по магазинам Гринько, выясни, что она за птица.

Глава 10

Выходя с территории рынка, Сандра приостановилась:

– А я-то думаю: куда это дядя папа делся?

– Так ты думала обо мне? – обрадовался он.

– Еще чего! – фыркнула девушка и двинула своей дорогой.

Бельмас семенил за ней:

– Ты обещала выслушать меня.

– Не помню такого. – Она не остановилась, даже не взглянула на него.

– Обещала. Можно в кафе посидеть, там тебе нечего бояться.

– А кто платить будет?

– Конечно же, я! – слишком громко Бельмас воскликнул. Ко всему прочему вперед забежал, перегородив дочурке дорогу, чем обратил на себя внимание прохожих, которые с опаской обходили их. – Сандра, прошу тебя…

Девушка заносчиво смотрела на папу, явно не имея желания ни разговаривать с ним, ни видеть его. Однако согласилась:

– Ну, пошли, дядя папа.

Он просто порхал вокруг нее. Со стороны могло показаться, будто плешивенький дяденька пытается соблазнить юное прелестное создание. А Бельмас, не имея опыта общения с детьми, всего-навсего хотел понравиться дочери и делал это не умеючи, излишне рисуясь. В парке, где много тени и естественная прохлада, он выбрал самое приличное кафе, огороженное от посторонних глаз, со скатертями на столиках. Официантка принесла меню, но Сандра в него и не заглянула, а сделала заказ сразу же:

– Мне первое, второе и третье.

Папа утвердил заказ, но велел принести лучшие блюда. Себе он заказал кусок мяса, салат и коньяк, поинтересовавшись у Сандры:

– А ты что будешь пить? Ликер, шампанское, вино?

– Я вообще не пью. Ну, давай, дядя папа, говори, чего тебе надо.

– Скажи, как твое отчество?

– Георгиевна.

– А меня и зовут Георгий. Вот смотри! – Он показал ей свой настоящий паспорт. – Я твой папа, честное слово. А твою бабушку зовут Клавдия Никитична. Год назад она приехала ко мне…

– Знаю, ты говорил.

Принесли салат, коньяк и первое для Сандры, девушка принялась уплетать куриную лапшу с завидным аппетитом.

– А скажи, дядя папа, почему меня мама назвала Сандрой? Ты должен знать.

– Так звали старика-грузина, друга твоего деда, который нам с мамой давал приют. У него был дом с террасой и садом, жил он один. Маме было двадцать лет, она училась в институте, а бабушка ни за что не соглашалась отдать ее за меня, я ей не нравился. Мы сбежали к дяде Сандро, ели хачапури с шашлыками, пили вино и сделали тебя.

– Выходит, меня по пьяни сделали?

– Почему? – изумился Бельмас на столь грубое изречение. – По любви. Мы у дяди Сандро три месяца прожили. И решили: если у нас будет сын, назовем Сандро, если девочка – Сандрой.

– И куда ж ты потом делся?

– Потом? – Папе Бельмасу тяжело давался экскурс в прошлое. Он выпил рюмочку и сказал: – Потом твоя бабушка попала в больницу с сердечным приступом. – А так хотелось ему сказать иначе: «Вредная бабка развернула подлую деятельность, отлучая Нину от меня и симулировала приступ». – Она поставила твоей маме условие, чтоб меня близко возле нее не было. Мама испугалась, что она умрет, и…

– А ты-то почему не доказывал бабушке, что достоин мамы? По-моему, настоящий мужчина должен поступать именно так.

Что тут скажешь? Слаб оказался? Гордыня подвела? Между прочим, когда Нина предпочла его всем парням, он завязал с воровством. До того имел всего одну судимость, совсем небольшую – год, но она как раз и стала преградой. Клавдия Никитична припасла для дочери большого человека, лет на двадцать старше Нины. Кстати, вора. Но вора подпольного, который по-тихому крал у государства бешеные деньги и не попадался. Его-то в отместку и надумал ограбить Бельмас. Причем план свой осуществил, но попался глупо – оставил отпечатки пальцев. В сущности, он и не старался замести следы. Золотые вещицы припрятал у бабки на хуторе, их не нашли. Так что же, родной дочери сказать, что ее папа дурак?

– Понимаешь, Сандра, я тогда был молод и обиделся на маму. Она же так легко отказалась от меня! Но если б я знал, что уже есть ты… Я не знал. Хочешь, покажу тебе фотографию? – Бельмас достал из внутреннего кармана любительскую черно-белую карточку, отдал Сандре. – Это я и мама у фонтана на площади. В фонтане никогда не было воды, он стоял высохший. Узнала?

– Узнала, – отдавая карточку, сказала девушка. – Значит, своим ужасным длинным носом я обязана тебе?

– Что ты! У тебя совсем даже не длинный носик! Длинный у меня.

– Все равно заработаю денег и сделаю пластическую операцию.

Он смотрел на нее с надеждой, как, наверное, смотрят моряки на линию горизонта, мечтая увидеть землю. И сидел присмиревший, ожидая вердикта дочурки. А она доела второе, запила виноградным соком, вытерла салфеткой губы, вздохнула:

– Ну а что ты от меня хочешь?

– Хочу, чтоб ты узнала меня ближе. Я тебе понравлюсь, честно.

– Видишь ли, дядя папа… В детстве я доставала маму и бабушку вопросами, кто мой отец. Мне лгали, будто он погиб в «горячей точке». Почему-то в таких случаях всем детям врут, что их папа герой, будто он не может быть простым слесарем или учителем. А сейчас я слишком большая, чтобы чужого дядю называть папой. Привыкла жить и выживать с единственным родственником – с самой собой. Спасибо за обед, мне готовить не придется, до вечера хоть посплю всласть.

– Подожди, Сандра! – Он взлетел с места, схватил девушку за руку. Заговорил торопливо, не заботясь, слышат ли его посторонние: – Я понимаю тебя, только и ты пойми… У меня никого нет. Наверное, тут только моя вина, но так случилось. Жизнь проходит, проносится, ты убедишься… а за тобой… то есть за мной пустота. И вдруг все изменилось, стало другим с той минуты, как я узнал о тебе. Я благодарен Клавдии Никитичне, несмотря ни на что. Тебя лишили меня, а меня тебя, поверь, мне точно так же плохо от этого. Но я есть. И ты есть. Я хочу вернуть то, что мы оба недополучили. Но надо, чтоб мое желание стало и твоим. Мы только выиграем, потому что… Ведь мы же семья! Не уходи просто так…

– А как мне уйти? – вытаращилась Сандра. Монолог дяди папы был таким пламенным и, кажется, искренним, что смутил даже ее, не говоря о малочисленных посетителях, открывших рот и переставших жевать.

– Ну, хотя бы… хотя бы оставь свой телефон. А я дам свой.

– Ладно, – сдалась она. – Пиши.

Он нажимал на кнопки трясущимися руками, будто с похмелья, потом позвонил ей. Сандра подумала, как обозначить номер, и написала, занося его в память трубки: «Дядя папа». Затем, повесив сумочку на плечо, бросила:

– Пока.

И ушла. Бельмас рухнул на стул и вытер платком вспотевшее лицо. М-да, не так он представлял воссоединение с дочерью. На место Сандры упал Горбуша.

– Будешь обедать? – механически спросил Бельмас, тот утвердительно кивнул. Непризнанный отец подозвал официантку, Горбуша водил пальцем по меню, показывая ей, что он хочет.

«Как она сказала? – вспоминал Бельмас. – Я должен был доказать, что достоин… Значит, и Сандре доказывать надо? А как?» На этом вопросе он застрял. Однако! При всем том Сандра уделила ему время, дала телефон и записала его номер. Все не так плохо. Он одержал маленькую победу.

За соседним столиком молодой человек допил кофе, расплатился и выбежал из кафе. Идя по аллее, он говорил по телефону:

– Склиф, это его дочь.

– Да ты что! – откликнулся Склиф. – Точно?

– Ага, точно. Зовут Сандра. Бельмо она не хочет за папу признавать, как я понял.

– Да плевать, что она хочет. Нам повезло.

Сербин и Оленин смотрели запись.

– Ну, вот она выходит, – произнес Сербин, указывая Оленину на монитор. – Десять минут шестого. Как мы убедились, Белоусова не возвращалась. Но из ее кабинета звонил мужчина, так?

– Мужчина, – подтвердил Оленин. – Голос был глухой, но мужской.

– Проверим еще раз. Во сколько прибыла группа?

– В шесть минут восьмого. Я выяснил время.

– Офис Гринько пустеет с шести часов. Давай с этого времени посмотрим, кто входил в здание.

– На лице убийцы не написано: иду убивать.

– Естественно, – согласился Сербин. – Тем не менее не исключено, что заметим нечто необычное. Я уверен: Гринько убил не профессионал, это не заказное убийство. Ни один киллер не стал бы подвергать себя случайностям, которые по теории вероятности его подведут. По моей идее, этот человек должен как-то отличаться.

– Не понимаю вас, – озадачился Оленин. – Киллер или не киллер, какая разница? Там побывал Бельмас с компанией. С теми же парнями он отбывал срок в колонии. Один, по кличке Держава, сел за перевозку наркотиков. Второй, Горбуша, за разбойное нападение, повлекшее тяжкие телесные повреждения. Что вам еще нужно?

– Истина. Но пока она размытая. Стоп! – Сербин, вглядываясь в монитор, выпятил губу. – Кажется, один ответ у меня есть. Когда сообщили, что в офисе Гринько произошло убийство? Мне нужно точное время. До секунд.

– Без девяти минут семь. Это точно, я узнавал, как вы просили.

Сербин откинулся на спинку стула, взглянул на Оленина хитро и произнес:

– Посмотри внимательно. Ты ничего не видишь?

– Вижу. Бельмо и шляпы.

– На время посмотри.

– Без девяти… – Оленин недоуменно вытаращил глаза. – Значит, когда он входил в здание, кто-то именно в это время позвонил и сообщил об убийстве. То есть убийство уже было совершено.

– Скажи, заранее кто-нибудь мог знать, что Гринько застрелят?

– Ну, гипотетически мог. Например, Бельмо поделился с кем-нибудь из воровской братии, – упрямо стоял на своем Оленин.

– Полная чушь, – сказал Сербин с оттенком сожаления.

– Но Бельмо заходил пустым, а вылетел из окошка с кейсом, – обиделся Оленин.

– Зачем же ему убивать Гринько, если он получил кейс с деньгами? – давил логикой Сербин. – Кстати, мы не знаем, что в кейсе, а гадать не будем. Теперь слушай мои выкладки. Знаешь, кто звонил?

– Кто? – произнес Оленин так, будто готовился на все доводы Сербина ответить возражениями.

– Звонил убийца Гринько и секретарши. Он знал, что Бельмо придет за деньгами, поэтому позвонил, чтобы вора взяли на месте преступления. Теперь это очевидно. Но почему он звонил из кабинета Белоусовой, а не прямо от Гринько? Как он вообще попал в ее кабинет?

– Или Белоусова отдала ключ убийце, или он выкрал его и сделал дубликат, – предположил Оленин. – Во втором случае он мог тайком взять ключ у технички.

– Почему именно этот ключ? – долбил Сербин.

– Взял первый попавшийся, готовясь к преступлению.

– В таком случае он был хорошо знаком с Гринько, раз знал, где лежат ключи от кабинетов.

– Ну да, – распахнул глаза Оленин, словно сделал открытие. – И подгадал под приход Бельмаса, зная, что тот не единожды отдыхал на зоне, значит…

– Одним словом, решил подставить Бельмо с его дружками.

– А знали о деньгах немногие, только все члены семейства. Но поскольку звонил мужчина, женщины исключаются, так?

– Одну женщину исключать не будем. Белоусову.

– Считаете, она пособница? Вообще-то ее поведение мне тоже показалось странным.

– Дело даже не в поведении. Видишь ли, убийца, а новичок тем более, готовился к убийству. Неспроста он добыл ключ от кабинета Белоусовой – возможно, ему надо было там переждать до того времени, когда придет Бельмас. Или он еще что-то заготовил, а что, мы пока не понимаем. Кстати! Окно кабинета Белоусовой выходит на фасадную часть, значит, он видел, когда Бельмас входил в здание и…

– Тут же позвонил в милицию, – закончил Оленин.

– Точно. Вот и выходит: кабинет учетчицы был у него запланирован. Отсюда следует: ключ он взял тот, который ему был нужен. Надо установить наблюдение за Белоусовой. Вполне вероятно, что она знает убийцу. Итак, у нас на подозрении три человека из семейства Гринько.

– Зять же не был в курсе.

– Говорить можно все что угодно, язык без костей, – усмехнулся Сербин. – Будем крутить троих. Для начала они должны предоставить алиби. А сейчас мы посмотрим, кто выходил из здания около семи или чуть позже, попробуем установить личности выходивших…

Сидя на кухне с кружкой кофе, Таисия набирала один и тот же номер на мобиле, но не дозванивалась. Она разочарованно откладывала трубку, закуривала сигаретку и, не докурив до половины, снова брала телефон, и снова ее ждала неудача.

Ее жизнь на протяжении тридцати трех лет проходила однообразно, серо. Да и сама она серенькая, выдающихся способностей не имела, запросы у нее были предельно скромные. Таисия и не впадала в мечтания о принцах, не верила в сказки о Золушках, ее желания ограничивались одним: мужа бы хоть какого-нибудь заиметь да ребенка.

На протяжении последних трех лет она постоянно встречалась с молодым человеком, но тот не рвался в мужья, мало того, предпочитал не афишировать их отношения, а она его любила. Только если б появился еще кто-то, который все же позвал бы ее в загс, Таисия задавила б в себе любовь и стала бы ему верной, преданной женой. О таких женах в книжках не пишут, потому что они никому неинтересны, всем подавай кипящие страсти, авантюры, неординарность, а она стала бы обычной женой, каких миллионы. Наглаживала бы мужу рубашки, торчала бы у плиты, нянчилась бы с малышом… Это называлось бы у нее полным счастьем. Только не идет оно в руки, то счастье. Хоть расшибись, не идет.

Таисия нервничала: почему он не берет трубку? Наверное, она полюбила в нем ребенка – он такой непосредственный, любит манную кашу, обожает мультики, особенно про Винни Пуха. Тая стала ласково называть его Винник.

Глянув на часы, она снова схватила трубку. Где он может быть в девять вечера, если не может говорить? Впрочем, это ей некуда пойти. Вернее, есть куда, да незачем. Многие люди живут наполненно, весело, имеют кучу друзей, времени у них не хватает – таков Винник. А у Таисии никого, кроме Винника, который в отличие от остальных, считающих ее пресной, нашел в ней массу достоинств. Правда, этим и ограничился.

– Слушаю, Тая.

Наконец-то! Она разволновалась, язык почему-то стал заплетаться.

– Привет. Я сто раз звонила! Почему не брал трубку?

– Был занят, отключил трубу.

– Ты не мог бы сейчас приехать ко мне?

– Не могу, правда. Не ревнуй, я не с женщиной.

– Я не ревную, – заверила она, боясь рассердить его. – Винник, мне срочно надо с тобой поговорить. Очень срочно!

– О чем? – со смешком спросил он. Ему кажется, все ее «срочно» лишь для того, чтоб заманить его лишний раз в постель.

– У меня был сегодня следователь.

– Ну и что? Он всех будет допрашивать.

– Но он был только у меня, к другим не заходил.

– А что его привлекло в тебе?

Другая бы оскорбилась на фразу, произнесенную с явным сарказмом. Другая бы парировала: тебя же я привлекла, почему другие не могут увидеть во мне ничего привлекательного? Другая, но не Тая, которая принялась бубнить:

– Он осматривал кабинет, а потом… потом спрашивал про ключ…

– Про ключ? – Кажется, Винника насторожил вопрос следователя. – В смысле?

– Сначала спросил, закрывается ли дверь, потом – где я храню ключ, не забываю ли его в замочной скважине… Еще спросил, где я находилась в семь вечера в прошлую пятницу, когда…

– Я понял-понял, – перебил он. – И что?

– Винник… это, конечно, глупость, но мне показалось… он меня подозревает…

– Успокойся! Ты-то тут при чем?

– Да, я ни при чем, а все равно… неспокойно мне. У меня впечатление, будто с моим ключом связано то, что случилось у нас в офисе. Так противно…

– Брось переживать, они всех подозревают.

– Ну да, наверное, но… Винник, почему он прицепился к ключу, к моему кабинету? Это не случайно. Нет-нет, просто так милиция не интересуется пустяками. Мой кабинет как-то связан с… с тем, что было в пятницу. Я боюсь.

– Как связан? Черт! Тая, успокойся. Кабинет никак не может быть связан. Это всего лишь окно, дверь и четыре стены.

– Тогда зачем они спрашивали про ключ? Нет, что-то там было с моим кабинетом. Винник, ты же брал ключ в среду… Винник, это не ты? Скажи мне, это не ты?

– Офонарела? – взвинтился он. – Совсем ополоумела? Придет же такое в голову! Я брал ключ, потому что забыл у тебя бумажник, а в нем водительское удостоверение…

– Да, да, я помню, – торопливо заговорила Таисия. – Прости, прости меня, я не хотела тебя обидеть, просто мне… не по себе… Прости, милый…

– Ладно, успокойся. Я приеду, тогда и поговорим. Но освобожусь часа через два. Приготовь мне ванну с мятой, я устал чертовски.

– Да-да! Да! Я все сделаю! И ужин! Жду! Целую!

Она радовалась. Ее Винник приедет, она еще раз попросит прощения. Нет, заподозрить его… Фу, у нее просто мозги рассохлись!

Таисия принялась за уборку и одновременно за приготовление ужина. А ближе к одиннадцати часам открутила краны в ванной комнате, вылила в ванну мятный настой – до одиннадцати вода как раз нальется и успеет остыть до нужной температуры. После этого надела лучшее свое белье – фривольное донельзя. Винник подарил гарнитур, подвязки – все красного цвета, а чулки, разумеется, черные. Став перед зеркалом, Таисия придирчиво осмотрела себя. Наряд для проститутки всегда смущал ее, однако в нем она выглядела сексуально, фигура-то у нее неплохая.

Раздался звонок. Он приехал раньше! Обычно Винник появлялся минута в минуту или вообще запаздывал. Таисия накинула пеньюар, тоже подаренный ненаглядным Винником, запахивая его на ходу, побежала к двери с радостным вскриком:

– Иду-иду!

Глава 11

Крепкий сон в возрасте Сербина роскошь, и остаток ночи после изучения видеозаписей прошел у него в видениях все тех же записей. Входящие и выходящие люди превратились в навязчивый кошмар. Так ведь работа была проделана адова! Всех, кто выходил из здания в промежутке от без десяти семь и до закрытия, брали на заметку, потом, по одежде и по индивидуальным признакам, искали, когда эти же люди входили, чтобы получить их физиономии. После того как получат снимки, надо будет установить, кто из них контактировал с Гринько, что не столь уж сложно.

Вопреки ожиданиям, из семейства Гринько ни один из подозреваемых не заходил в здание. Сыночки, сопроводив папашу, вышли одновременно. Однако вряд ли убийца пришел задолго до кровавого акта, ему не нужно было, чтоб его увидели в офисе. Значит, он явился после шести. Переждать мог где угодно, ведь места там полно.

Интересная штука: камеры должны были, по идее, облегчить задачу, а на деле эффект получился обратный. Кто же это мог быть? Ни в одном человеке признаков убийцы не обнаружено. Неужели все же нанятый киллер проник в офис? Но такое предположение противоречит всему тому, что стало известно. Есть мотив – деньги, мотив солидный для всех. Но где они, деньги? Взял ли их убийца, или они попали к Бельмасу? Пока не выяснено, не следует упираться только в них, а поискать еще мотивы. В конце концов, деньги могут быть всего лишь поводом к осуществлению более серьезного плана.

Сербин встал утром с помятым, опухшим лицом и обвислыми кругами под глазами. Выпив крепкого чаю, поехал в прокуратуру. Оленин уже ждал его и был свеж, как фрукт на дереве.

– Через час будут готовы фотки всех подозреваемых, выходивших…

– Ну, ты хватил! – опуская на стул свое истерзанное беспокойной ночью тело, проворчал Сербин. – Всех записал в подозреваемые? Не круто ли?

– Ничего, в процессе отсеются.

– Давай определимся, – предложил Сербин. – Подозреваемые есть, но мы застряли на деньгах. А надо поискать другие мотивы. Первое – узнать, что за человек был Гринько, как шли его дела, с кем он был на ножах. Этим займешься ты после того, как посетим офис. Поспрашивай народ, полагаю, не всех работников шеф устраивал. Беседуй наедине, мягко, как с детьми…

– Обижаете, – надулся Оленин. – Вы думаете, не из-за денег его шлепнули? Считаете, случайное стечение обстоятельств?

– Почему нет? Мы должны во все стороны смотреть, а не в одну. Далее, давай подумаем, кому из семейства было наиболее выгодно устранить Гринько…

– Первый Артур. Он занял место папаши. Как раз перед смертью Андрей Тимофеевич взял сына на руководящую должность, то есть он второй после папы. Таким образом, Артур до вступления в права наследства, когда все члены семейства получат равные доли, имеет право продолжать дело.

– Итак, у одного мотив помимо денег Бельмаса есть.

– Ой, да их всех копни – найдешь не один мотив!

– Я тут вот что подумал… Будем копать все семейство, без исключений. Только они знали, что Бельмо придет за деньгами, а нашего вора грубо подставили. Пока других версий нет. Кстати, кто-нибудь за Белоусовой ведет наблюдение?

– Само собой, но сообщений о ней не поступало.

Получив фотографии, оба двинули в офис Гринько. По пути Виктор Серафимович остановился у магазина купить сигарет, воды и чего-нибудь пожевать. Оленин врубил музыку, устроился поудобней и прикрыл веки.

В кассу очередь была небольшая, продвигалась быстро, Сербин приготовил деньги и вдруг напротив, у соседней кассы, увидел…

– Бельмас?! – вырвалось у Сербина.

Тот поднял на него глаза, они вмиг расширились. Бельмас вежливо кивнул головой, приветствуя следователя, и бросил кассирше:

– Сдачи не надо.

Да как помчался к выходу вместе с пакетами! Сербин кинул покупки на стол и рванул за ним.

Выскочив из магазина, Бельмас сказал курившим Державе с Горбушей:

– Атас! Уносим ноги!

Тройка быстро, насколько возможно, двинула по тротуару.

– Бельмас! Постой!

Оклика достаточно было, чтобы троица, не сговариваясь, понеслась бегом от опасного, судя по интонации, голоса.

– Кто это? – на бегу поинтересовался Держава. Надо же знать, от кого убегаешь.

– Следак, – отозвался Бельмо, оглянулся. – Вот гад, быстро бегает, а ведь пожилой человек. Ну-ка, поддать пару!

– Стой, тебе говорю! – кричал Сербин. – Остановись!

Слава богу, он не орал: милиция, задержите и прочее. Троица припустила шибче. Переход. Несмотря на «зебру», следует весьма осмотрительно переходить дорогу, ибо водители частенько забывают притормозить или считают, что много чести уступать дорогу безлошадникам. Но Бельмас с парнями помчались по переходу, рискуя попасть под колеса. Внезапно с визгом затормозил автомобиль, едва не врезавшись в троицу, и тонкий голос из салона радостно взвизгнул:

– Господин Синдар!

– Джулия? – приостановился Бельмас.

А Сербин уже подбежал к переходу. Бельмас кинулся к автомобилю, дернул за ручку дверцы:

– Джулия, вас послал нам бог. Да откройте же! Пацаны, лезьте!

Едва уселись, а Сербин тут как тут, застучал по стеклу:

– Бельмас, постой! Ответь мне на один вопрос… всего на один…

– Джулия, умоляю, вперед! – взвыл Бельмас.

– Это мы запросто, – откликнулась дамочка, нажимая на газ.

Сзади сигналили машины. Бельмас и Держава оглянулись. Посреди дороги стоял Сербин, из-за него образовался затор.

Ему сигналили, мол, пошел вон с дороги, а Сербин взмахнул руками раз-другой и поплелся назад. В его возрасте бегать без постоянной тренировки опасно – сердце сейчас надрывно ударяло в грудную клетку, все расплывалось у следователя перед глазами. Сербин добрел до автомобиля, упал на сиденье и выключил музыку.

– Что так долго? – сонно спросил Оленин.

– За Бельмом гнался, – тяжело дыша, буркнул Сербин.

– За Бель… За нашим?

– За вашим. Курить надо бросать.

– И что?

– Убежал. Сел в машину к тумбе… то есть к той женщине, которую мы встретили в отделении. Ну, теперь хоть адрес ее у нас есть. А ты! Если б не музыка у тебя, услышал бы, как я на улице орал.

– Извините, я ж не знал…

– Ладно, поехали в офис Гринько.

– От кого вы убегали? – осведомилась Джульетта, кося лукавые щелочки глаз на Державу, который сидел рядом с ней.

– От одного чокнутого папаши, – отозвался сзади Бельмас, вытирая лицо платком. – Он мечтает женить нас на своей дочери.

– Всех сразу? – рассмеялась она. – Так не бывает. Где-то я этого мужчину видела… В милиции! Да-да, там. Он говорил со мной.

– У него же в друзьях одни менты, – нашелся Бельмас и вдруг вытаращился: – В мили… А что вы там делали?

– Я же потеряла колье, – сообщила она. Бельмаса перекосило. – Пришла в милицию и написала заявление. Если его найдут, то вернут мне. Не хотели брать заявление, говорили: если б его у вас украли… Так этот, что гнался за вами, велел принять мое заявление. Его послушались. А куда вам ехать? Я подброшу.

– Да, было бы неплохо, – возрадовался Бельмас. – Мы как раз намеревались купить железного коня.

Машину продавал пенсионер, заверяя, что бегает она не хуже «Феррари». Круглое личико Джульетты вытянулось, когда увидела ободранную колымагу, явно не подходящую медиуму с экзотической фамилией. Однако она лишь пожала плечами и переключилась на Державу, сунувшего голову под капот:

– Что вы там ищете?

– Ничего, – буркнул тот. – Смотрю, чтоб не подсунули фуфло.

– За такие деньги только то самое, что вы сказали, и продается.

– Нам сойдет.

Держава выпрямился и, вытирая руки о грязную тряпку, с неприличным откровением разглядывал Джульетту. А привлекли его явно не ювелирные изделия. Ее это нисколько не оскорбило, совсем наоборот – она плавилась в его глазах, подавая однозначный импульс. У нее и грудь выдвинулась вперед (кстати, было чему выдвигаться), и голос приобрел воркующий оттенок.

– У меня мотор барахлит. Может, вы посмотрите?

– Посмотрю. Когда?

– Да хоть сегодня. Прямо сейчас.

Держава подошел к Бельмасу, сидевшему в салоне, наклонился:

– Поезжайте на хутор без меня. Я мотор посмотрю в ее тачке.

– А-а… – понимающе протянул Бельмас. – И как тебя найти? Мы сегодня же и вернемся, только продукты завезем Ксюше.

Джульетта, слышавшая диалог, подплыла ближе:

– Сейчас напишу адрес, а то в визитке, которую я вам дала, только телефоны. Он подождет вас у меня.

Машины разъехались в разные стороны. Джульетта всю дорогу рассказывала о неполадках: иногда мотор стучит, иногда плохо заводится, иногда глохнет без причины. Парковка располагалась под домом. Держава прямо там открыл капот, долго копался во внутренностях авто, тогда как Джульетта, облокотившись о машину, нетерпеливо постукивала носком туфли.

– Все в порядке, – сказал Держава, не обнаружив ни одной неполадки. Захлопнул крышку капота, спросил: – Где руки помыть?

– У меня дома, – ответила она.

Поднявшись в квартиру, Держава вымыл руки и пошел искать Джульетту. Она переодевалась в спальне, ойкнула, когда он вошел без стука, но замечание не сделала. Она вообще не способна была слово молвить при виде движущейся на нее махины. Но когда из вертикального положения он переместил ее в горизонтальное, Джульетта вспомнила, что хотя бы для виду надо оказывать сопротивление, и выразила слабый протест:

– Ты что? Прекрати сейчас же…

– Да ладно тебе, – сказал Держава, оседлав ее и снимая рубашку. – Мотор в порядке, а ты нет. Я тебя починю. Давай не будем терять время?

А действительно, кому нужно притворство? Джульетта отбросила условности, обхватила пятернями голову Державы и потянула на себя. Да таким припечатала поцелуем, что тот аж взревел от нетерпения.

– Это Зарецкая, – передавая снимок Сербину, сказал Артур. Оставшиеся из пяти фотографий он просмотрел за считаные секунды, покачал головой. – Больше нет знакомых.

– Кто такая Зарецкая? – поинтересовался Сербин, укладывая стопку фото в папку.

– Портниха. У нее одно ателье по пошиву одежды, а во втором шьют шторы, чехлы на автомобильные сиденья и что-то еще.

– А какие у нее были отношения с вашим отцом?

– Не любовные, – усмехнулся Артур. – Отец предпочитал более доступных женщин, которым заплатил и никаких проблем. Думал, мы об этом не знали.

– И часто он пользовался услугами подобных женщин?

– Да бывало. Как часто – не могу сказать, он конспирировался.

– И ваша мать знала о его походах?

– Понятия не имею. Во всяком случае, тема с нами не обсуждалась, скандалов будто бы не было.

– Вернемся к Зарецкой. Что же связывало ее с вашим отцом?

– Я, честно сказать, не в курсе. Случалось, отец не ставил меня в известность о том, что он затеял. Одно могу сказать: в последнее время между ними пробежала кошка. Когда Ксения звонила, отец просил нас врать, будто его нет дома.