Текст книги "Телефонная будка на краю земли"

Лаура Имай Мессина
Телефонная будка на краю земли

Посвящается Рёсукэ, Сосукэ, Эмилио и голосам, которые всегда будут сопровождать вас

Laura Imai Messina

Quel che Affidiamo al vento

* * *

© 2020 First published in Italy by Piemme

Издание публикуется по согласованию с Grandi & Associati

Иллюстрация © ALE+ALE

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2021

* * *

Этот роман – плод авторского воображения. Все персонажи и события вымышлены, детали служат для придания достоверности повествованию. Любые совпадения с реальными фактами, событиями, местами, людьми – как живыми, так и погибшими – совершенно случайны.

Автор при транскрибировании слов японского языка латиницей использует систему Хэпбёрна. В переводе на русский язык при записи отдельных японских слов (имен собственных и реалий) кириллицей используется система Поливанова, а при записи этикетных выражений, терминологических словосочетаний и целых фраз сохраняется латинская транскрипция и приводятся комментарии.

На написание этого романа меня вдохновило реальное место на северо-востоке Японии, в префектуре Иватэ.

Как-то раз один человек установил телефонную будку возле дома, прямо в своем саду, раскинувшемся у подножия горы Кудзира (Китовой горы) по соседству с Оцути – одним из наиболее пострадавших во время цунами 11 марта 2011 года городов.

Внутри будки – старый черный телефон, но он не подключен к телефонной сети – он передает голоса по ветру.

Тысячи людей посещают это место каждый год.

Это переход из одной формы жизни в другую. Концерт, на котором меняется только оркестр. А музыка остается, она все еще там.

Марианджела Гуальтьери

 
Поднимись, ветер, с севера
и принесись с юга,
повей на сад мой, —
и польются ароматы его! —
Пусть придет возлюбленный мой
в сад свой
и вкушает сладкие плоды его[1]1
  Здесь и далее цитаты из Библии приводятся по Синодальному переводу. – Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть].
 

Песнь песней, 4:16. Приглашение невесты

Не торопи любовь.

Кодзики

Пролог

Лавина воздуха обрушилась на «Белл-Гардиа» – большой сад на крутом склоне – растения припали к земле. Женщина по привычке закрыла лицо локтем, сгорбила спину, чтобы защититься от ветра. Но сразу же опомнилась и выпрямилась.

Она приехала еще до зари, видела, как светало, но солнце так и не показалось. Женщина выгрузила из машины огромные пакеты: пятьдесят метров рулонного листового пластика максимальной толщины, мотки изоленты, десять коробок гвоздей с кольцевой накаткой, которые можно вбивать в землю, и молоток с рукояткой для женской руки. Консультант «Конана», огромного хозяйственного супермаркета, попросил ее показать руку, хотел помочь подобрать размер, но она в испуге отскочила от него.

Женщина быстрым шагом подошла к телефонной будке, будка показалась ей такой хрупкой, будто из сахарной ваты или безе, с которых снимало пробу бессчетное множество пальцев.

Ветер перерастал в настоящий ураган, больше нельзя было терять ни минуты.

Два часа без передышки они работали вместе на склоне Оцути: она покрывала пластиком стены, скамейку, табличку у входа, декоративную арку, от которой начиналась дорожка к будке, а ветер дул, не стихая ни на минуту, и время от времени налетал на нее. Иногда она невольно обхватывала себя руками, как делала всякий раз, когда одолевали эмоции, но вскоре находила силы расправить спину и снова бросала вызов тучам, окружившим гору со всех сторон.

Только ощутив во рту привкус моря, поняв, что его соленое дыхание уже добралось сюда, поднялось так высоко, что вот-вот опрокинет весь мир, она остановилась. Изнуренная, женщина опустилась на скамейку, спрятанную в пластик, как куколка шелкопряда в кокон. Ноги были тяжелые – на подошвы налипли комья земли. Она решила для себя: если мир упадет, она упадет вместе с ним; но, если у него есть хоть малейший шанс удержаться, пусть даже в шатком равновесии, она сделает все возможное, чтобы помочь.

Город внизу еще спал. Кое-где в окнах загорался свет, но большинство хозяев в ожидании тайфуна оставили ставни закрытыми и закрепили их дополнительно деревянными рейками. Некоторые приперли двери снаружи мешками с песком, чтобы не выбил бушующий ветер и дом не залило.

Юи, казалось, дождь совсем не тревожил, как и то, что небо ложилось прямо под ноги. Она придирчиво осматривала свою работу: покрывала из пластика и скотча укутали будку, деревянную скамейку, выложенные в ряд плитки дорожки, арку и табличку с надписью «Телефон ветра».

Все было укрыто: ни земля, ни вода не страшны. Даже если ураган опрокинет что-то или сорвет, она будет рядом и все исправит. Простая истина о том, что вещи не так хрупки, как плоть, что их можно починить или заменить, в отличие от тела, которое хоть и крепче души (та если разобьется, то навсегда), но нежнее дерева, свинца и железа, ей даже в голову не приходила. Она ни на секунду не задумывалась об опасности, которой себя подвергает.

«Уже сентябрь», – прошептала Юи, всматриваясь в черноту на небе, наступающую с востока. Nagatsuki – «месяц длинных ночей», так его называли в древности. Так она встречала каждый месяц: «уже ноябрь», «уже декабрь».

«Уже апрель», – произнесла она когда-то, за ним «уже май» – так начался отсчет времени с 11 марта 2011 года.

Каждая неделя становилась тяжким испытанием, каждый месяц представлялся багажом времени – тяжелым чемоданом из тех, что складывают на чердак на будущее, не зная, настанет ли их день.

У Юи были длинные волосы, черные у корней и светлые на концах: создавалось впечатление, будто они растут в обратном направлении, поднимаются снизу вверх. Со дня катастрофы, когда море поглотило ее мать и дочь, она перестала красить волосы, только подрезала их понемногу, ровно настолько, насколько отросли корни. Цвет волос, а точнее резкий переход от старого светлого к родному черному, отсчитывал срок ее траура – такой своего рода адвент-календарь.

Тем, что Юи выжила, она была обязана в первую очередь этому саду, этой будке с бело-голубой крышей и черному телефону, который пристроился на полке рядом с телефонной книгой. Пальцы набирали случайный номер, трубка касалась уха, и голос падал в нее. Иногда здесь плакали, иногда смеялись, потому что жизнь не теряет чувства юмора, даже когда случается трагедия. И вот тайфун почти добрался до сада, Юи чувствовала, как он подступает.

В том районе ураганы были обычным делом, особенно летом. Они меняли все вокруг: срывали крыши, разбрасывали черепицу по земле, как семена, – и каждый раз Судзуки-сан, смотритель «Белл-Гардиа», с любовью и заботой защищал сад. На этот раз ураган предвещали страшнейший, а Судзуки-сана не было на месте. Больной голос быстро рассеялся. Она не успела понять, насколько все серьезно, но знала, что он в больнице на обследовании. Вот только если он не защитит это место, то кто же тогда защитит?

Юи тайфун представлялся ребенком, который, злобно поглядывая, готовится опрокинуть ведро воды на замок из песка, построенный другим ребенком. Он наблюдает издалека, выбирает самого беззащитного, самого наивного – и вот-вот нападет. Положение туч постоянно менялось, там, вверху, все двигалось, свет смещался к западу. Лишь время от времени он приближался ненадолго, касался холма, как рука касается лба проверить, правда у тебя жар или притворяешься.

Когда яростный вой ветра обрушился на сад, все в нем как будто попряталось и только шептало: «Не трогай меня». Волосы Юи взлетали вверх, распадались на пряди в воздухе, извивались, как змеи на голове горгоны Медузы. Достаточно было посмотреть на ее голову, чтобы представить партитуру ветра, зловещий свист, с которым он вырывал из земли растения: алые хиганбаны – их еще называют «цветы Нирваны» или «цветы мертвых»; увядшие, сеявшие семена гортензии; кардиоспермум, коробочки которого так любят дети, потому что семена в них звенят как колокольчик.

Держаться на ногах было трудно, но она решила еще раз обойти сад и убедиться, что все хорошо защищено. То припадая к земле, то с трудом продвигаясь вперед наперекор воздушной лавине, она добралась по дорожке до последней плитки, проверила крюки, державшие чехол будки. Ветер она рассекала руками, как будто плыла в нем.

Одна из плиток захрустела под ногой, и она вспомнила, что ее дочка называла «печеньками» каменные блоки, которыми была выложена сточная канава неподалеку от дома. Юи с благодарностью улыбнулась этому воспоминанию.

Ребенок воспринимает счастье как вещь. Как игрушечный паровозик, выглядывающий из корзины, или пленку, оборачивающую кусок торта. Или фотографию, на которой он стоит на сцене, в самом центре, так что все взгляды направлены на него.

У взрослых все сложнее. Счастье для них – это успех, работа, мужчина или женщина; вещи абстрактные, трудные. Когда счастье есть (да и когда его нет тоже), оно превращается просто в слово, оно нематериально. «Но детство, – думала Юи, – учит совсем другому – тому, что достаточно протянуть руку в правильном направлении – и счастье окажется в ней».

Под серым месивом неба женщина лет тридцати стояла прямо, вопреки всему. Она думала о том, как материально может быть счастье, она погрузилась в эту мысль, как когда-то погружалась в книги, в чужие истории, которые с самого детства, все без исключения, казались ей интереснее ее собственной. Она спрашивала себя, не потому ли она выбрала работу на радио. Ей так нравилось слушать о жизни других, она рада была затеряться в этих рассказах.

Для Юи вот уже несколько лет счастье зарождалось в этом черном тяжелом предмете, в этом круге с цифрами от единицы до ноля. Здесь можно было поднести трубку к уху и затеряться в окружающем пейзаже: в этом саду, на этом отрезанном от мира холме на северо-востоке Японии. Вдали, между горами, виднелся треугольник моря, она ощущала его соленый запах. Здесь Юи представляла, как разговаривает со своей дочкой, навсегда застывшей в возрасте трех лет, и с матерью, которая обнимала девочку до самого конца. А когда счастье становится вещью, любая другая вещь, которая представляет для нее угрозу, становится врагом. Даже такая неосязаемая, как ветер или как дождь, обрушившийся с небес на землю.

И никогда ради сохранения своей никчемной жизни Юи не позволила бы причинить вред этой вещи и этому месту, хранившему ее голос.

Часть I

1

Впервые она услышала о нем на радио. В конце передачи в эфир дозвонился слушатель и рассказал, что принесло ему облегчение после смерти жены. В редакции долго обсуждали, стоит ли назначать эту тему выпуска. Все знали о Юи, о ее горе. Но она настаивала: что бы она ни услышала, ей все равно. Она столько выстрадала, что никакие новые терзания ей не грозят.

«Что помогло вам встать с кровати утром и лечь спать вечером после трагедии? От чего вам становится легче, когда подступает скорбь?»

Передача прошла совсем не так мрачно, как ожидалось. Женщина из Аомори рассказала, что, когда ей становилось грустно, она готовила: готовила сладкие и сытные пироги, пирожные макарон, джемы, маленькие порции блюд для бэнто – крокеты, обжаренную с сахаром и соевым соусом рыбу, вареные овощи; она даже купила отдельный морозильник, чтобы готовить, когда хочется, и замораживать еду. К третьему марта – хинамацури, празднику девочек, который раньше отмечала с дочерью, – она заботливо размораживала его. Женщина не сомневалась в том, что, увидев в гостиной выставленных на специальной подставке-лестнице кукол, символизирующих императорскую семью, испытает непреодолимое желание чистить, резать и бланшировать. Готовка приносила ей радость и, как она выразилась, возвращала ее руки в этот мир.

Молодая служащая из Аити ходила в специальные кафе гладить собак, кошек и хорьков, да, особенно хорьков. Стоило им уткнуться маленькими мордочками в руки, как к ней возвращалась радость жизни. Пожилой мужчина шепотом, чтобы жена не услышала из спальни, сознался, что играет в патинко; сарариман, который пережил разрыв с невестой как трагедию, чашку за чашкой пил горький горячий шоколад и грыз рисовые крекеры – сэмбэй.

Все с улыбкой слушали рассказ токийской домохозяйки лет пятидесяти, которая, после того как ее лучшая подруга погибла в аварии, начала учить французский. Чужая интонация, эти горловые «р» и эти сложные ударения создавали иллюзию, будто она сама становится другим человеком. «Я никогда не выучу язык, у меня совершенно нет способностей, но вы не представляете, с каким удовольствием я произношу „bonjuuurrrrrrr“».

Последний звонок поступил из Иватэ – одного из эпицентров катастрофы 2011 года. Редактор программы красноречиво посмотрела на звукорежиссера, который, в свою очередь, впился взглядом в ведущую, прежде чем опустить глаза на сценарий программы и не поднимать их до конца звонка.

Слушатель потерял жену во время цу нами, как и Юи своих родных; дом снесло потоком воды, тело уволокло в океан вместе с руинами, имя значилось в списке пропавших без вести:  – «yukue fumei» – «местонахождение неизвестно». Сам он теперь жил у сына, в глубине острова, откуда море казалось лишь плодом воображения.

«В общем, – начал голос, прерывавшийся время от времени звуком вдыхания сигаретного дыма, – есть такая телефонная будка посреди сада, на горе, отрезанной от всего остального мира. Телефон не подключен, но голоса уносит ветер. Я говорю в трубку: „Алло, йоко? Как дела?“ – и мне кажется, будто я возвращаюсь в старые добрые времена, когда жена вечно хлопотала на кухне то над завтраком, то над ужином и слушала, как я ворчу, что кофе горячий и что язык обжег. Вчера вечером я читал внуку сказку о Питере Пэне – летающем мальчике, который потерял свою тень, – и о девочке, которая пришила тень к его пяткам. Мне кажется, затем мы и идем на эту гору – пытаемся вернуть свою тень».

В редакции все онемели, как будто что-то чужеродное и огромное вдруг упало посреди студии. Даже Юи, которая всегда умела прервать затянувшуюся речь слушателя парой метких слов, затаила дыхание и молчала. Только когда звонивший закашлялся и режиссер отключил звук, Юи как будто очнулась ото сна. Она поспешно объявила очередную музыкальную композицию и поразилась совпадению: Макс Рихтер, Mrs. Dalloway: In the Garden[2]2
  «Миссис Дэллоуэй. В саду» (англ.).


[Закрыть].

Тем вечером поступило еще много сообщений, они продолжали приходить, даже когда Юи села в предпоследний поезд до Сибуи и в последний до Китидзёдзи. Она закрыла глаза, хотя спать не хотелось. Она снова и снова прокручивала в голове слова слушателя, как будто ездила туда-сюда по одной и той же дороге, каждый раз замечая новые детали: дорожный знак, вывеску, здание. Юи уснула, только когда была уверена, что запомнила маршрут.

На следующий день, в первый раз с момента смерти матери и дочери, Юи попросила двухдневный отпуск. Она снова завела двигатель автомобиля, заправилась, включила спутниковый навигатор, выдававший чередой короткие указания, и направилась к саду Судзуки-сана. Если не счастье, так хоть утешение могло воплотиться в конкретной вещи.

2

Плейлист радиопередачи Юи в тот вечер

1. Fakear, Jonnhae Pt. 2

2. Hans Zimmer, Time

3. Plaid, Melifer

4. Agnes Obel, Stone

5. Sakamoto Ryū, Ue wo mite arukō

6. The Cinematic Orchestra, Arrival of the birds & Transformation

7. Max Richter, Mrs. Dalloway: In the Garden

8. Vance Joy, Call if you need me

3

Пока Юи возилась с навигатором, ее чуть не стошнило. Первые десять минут вид моря вызывал тот же эффект, и так каждый раз: стоило посмотреть на него, и рот как будто заполняло морской водой, словно кто-то силой, через воронку, вливал ее, заставлял глотать. Тогда она спешила положить в рот дольку шоколада или леденец. Через несколько минут сердце привыкало и рвотные позывы стихали.

Месяц после цунами она провела в эвакуации, на покрывале два на три метра, в спортзале начальной школы. С ней было еще сто двадцать человек, но такого одиночества, как там, она не испытывала никогда в жизни.

Несмотря на сильный, небывалый для марта снегопад, она выходила из здания каждый раз, когда появлялась возможность: протискивалась в трещину в стене, ограждавшей школьный двор, обнимала дерево, которое, как ей казалось, крепко держалось за землю, и смотрела сверху на вернувшийся на место океан и руины, которые он оставил за собой.

Юи сосредоточенно вглядывалась в воду, несколько недель не смотрела ни на что другое.

Она была уверена, что ответ именно там. Каждое утро и каждый вечер она обращалась в Информационный центр с одним и тем же вопросом: два имени, косички, седые волосы средней длины, цвет юбки, родинка на животе.

Вернувшись с улицы, она торопливо забегала в крошечный школьный туалет, в нормальной жизни предназначавшийся для детей от шести до одиннадцати лет, затем проходила по коридорам, увешанным детскими рисунками и поделками из бумаги, и возвращалась на свой прямоугольный островок жизни, онемевшая от всего этого абсурда.

Некоторые охотно переговаривались между собой, сидя каждый на своем покрывале, постеленном прямо на линолеум. Им нужны были слова, чтобы знать, что все это происходит на самом деле. Другие, наоборот, молчали, как будто боялись открыть следующую страницу, зная, что именно на ней разыграется трагедия: не переворачивай страницу – и того, что написано, не случится, уверяли они себя. Третьи уже все знали, поэтому им нечего было сказать. Но большинство ждали, и Юи была среди них. В зависимости от новостей из Информационного центра люди примыкали или к одной, или к другой группе. Время от времени кого-то переправляли в другое убежище, где их ждали те, кого ждали они.

Происходили сотни невероятных историй. Во всем, что ни вспомни, виделись совпадения («если бы я не заболела и не осталась в постели», «если бы я в тот день поехал направо, а не налево», «если бы я не вышел из машины», «если бы мы не пошли домой на обед»).

Все слышали голос молодой сотрудницы муниципалитета, находившегося в сотне метров от моря, которая по громкоговорителю, не умолкая, передавала предупреждение о приближающемся цунами, советовала бежать в горы и подниматься на верхние этажи железобетонных зданий. И все знали, что сама она не спаслась.

Снимки с мобильных телефонов (теперь, чтобы зарядить телефон, приходилось стоять в очереди по нескольку часов) рисовали безумное зрелище: люди цеплялись за крыши домов, машины смывало в море, дома после мужественного сопротивления срывались с места следом за людьми, их затягивало в водоворот, как мыльную пену в сливное отверстие раковины.

А потом пришел огонь. Никто и представить себе не мог, что он может оказаться сильнее воды: мы с детства привыкли, что ножницы выигрывают у бумаги, бумага – у камня, а вода у огня, потому что она зальет огонь – и все спасены. В этой детской уверенности никто и не думал о том, что время решает все и что дым быстро заполняет легкие. Что во время цунами умирают и вовсе не касаясь воды.

В тот день после сильнейшего подземного толчка Юи укрылась на одной из гор, окружавших город, и оттуда смотрела, как приближался океан. Ей казалось, что он двигается очень медленно, но уверенно, как будто так и должно быть. И правда, что еще делать морю, если не двигаться вперед?

Юи стихия застала далеко от дома; мать по эсэмэс заверила ее, что и она, и ее дочка в безопасности, что они совсем рядом с убежищем их района. Мать была так убедительна, что Юи поверила и решила укрыться в горах вместе со всеми. Она помогала пожилой женщине, которой было тяжело идти, пыталась быть полезной, насколько это возможно, и в глубине души была уверена, что они все спасутся. На какое-то мгновение ее даже охватило чувство вины за то, что ей так повезло.

Они добрались до площадки на склоне и оттуда наблюдали за происходящим, как с театрального балкона. В руках у всех были мобильные телефоны: сакрализация технологий делала их предметами едва ли не одушевленными. Казалось, все они вернулись в детство, в тот возраст, когда не существует границы между возбуждением и страхом. Но когда море накрыло землю, когда докатилось, и не думая останавливаться, до самого подножья горы, воцарилось молчание.

Зрелище показалось Юи настолько сюрреалистичным, что она еще долго не могла поверить, что увиденное произошло на самом деле. Цунами поднялось гораздо выше, чем предполагалось, и слово «убежище» оказалось какой-то странной ошибкой, размытым понятием, из тех, которыми называют вещи, в реальности к ним не имеющие никакого отношения. Там были дочь и мать Юи: в убежище они нашли свою смерть.

Месяц Юи ждала на покрывале два на три метра, сама не зная точно, чего ждет. Немногие вещи, которые были при ней во время землетрясения, гирляндой лежали вокруг нее. К ним добавились бутылки воды, полотенца, упаковки сухой лапши рамэн, онигири, энергетические батончики, гигиенические прокладки, напитки-энергетики.

Потом тела наконец нашли, и Юи перестала смотреть на море.