Текст книги "Кто-то новый"

Лаура Кнайдль
Кто-то новый

Laura Kneidl

Someone New

© 2019 by Bastei Lubbe AG, Koln

© Перминова А., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Всем, кто отыщет себя на страницах этой книги.

Имей мужество быть самим собой.

Это процесс, начать который можно когда угодно.

Анабель Штель

Плейлист

Hozier – Someone New

Selena Gomez feat. Marshmello – Wolves

Taylor Swift – Dress

Raleigh Ritchie – Stronger Than Ever

Demi Lovato – Sorry Not Sorry

Beyoncé – Hold Up

MIKA – Grace Kelly

Selena Gomez – Bad Liar

Linkin Park – Waiting for the End

The Darkness – I Believe in a Thing Called Love

Five Hundredth Year – I Did Something Bad

Shinedown – DEVIL

Harry Styles – Sign of the Times

Jennifer Rostock – Kaleidoskop

Nightwish – Ever Dream

A Great Big World feat. Christina Aguilera – Say Something

Keiynan Lonsdale – Preach

Selena Gomez feat. Gucci Mane – Fetish

Hozier – Take Me to Church

Casper – Flackern, Flimmern

Snow Patrol – What If This Is All the Love You Ever Get?

Глава 1

«Ну и долго еще их терпеть?» – в очередной раз задалась я вопросом, когда Гвендолин Финн, лучшая подруга мамы, разглядывала меня. Оценивающим взглядом она скользнула по моим черным волосам и короткой челке, по платью Louis Vuitton, по стареньким туфлям Jimmy Choo из позапрошлой весенней коллекции. Гвендолин сморщила нос, однако на ее окаменевшем от ботокса лице это выглядело как тик.

Но я же с ранних лет живу в высшем свете и со временем научилась читать неподвижные выражения лиц его представителей.

– До меня дошли слухи, что вы, юная леди, не будете поступать в Йель, – заявила миссис Финн. Ее тон показался мне слишком любезным и в то же время формальным, будто она не знает меня с самого рождения. Гвендолин была свидетельницей еще того, как я пачкала пеленки и «поедала» песочные куличики.

– Это правда, – откликнулась я. Теперь понимаю, что чувствовал Сэм Винчестер из «Сверхъестественного», обреченный бесконечно наблюдать за смертями своего брата. А мое проклятье состояло в том, чтобы весь вечер вести один и тот же разговор. Беседы различались подбором слов, но заканчивались одинаково: непониманием и презрением.

– И вы в самом деле собираетесь учиться в местном колледже?

Я с тоской посмотрела на выход и кивнула.

Миссис Финн ошеломленно уставилась на меня. В ее взгляде читался намек на отвращение: можно подумать, она боялась, что я подхвачу заразную болезнь в Мэйфилдском колледже.

Мне хотелось рассказать Гвендолин о безупречной репутации Мэйфилда, но она бы не поняла. Все, что не Йель, Браун, Дартмут, Гарвард или Принстон, считалось ниже достоинства людей из высшего общества. Только семестр учебы по обмену в Европе они находили еще более-менее приемлемым.

– Но вы все равно планируете изучать юриспруденцию, не так ли?

– Само собой, – ответила я с фальшивой улыбкой, стараясь не думать о том, как сильно буду ненавидеть годы учебы в колледже. Дело в том, что меня не интересовали ни политика, ни право, ни государственное устройство. В теории профессия юриста должна способствовать справедливости в мире (разумеется, замечательная идея), на практике же богатые люди становятся еще богаче, а бедные – еще беднее. По крайней мере, именно это я наблюдала в последние годы.

– Это, конечно, порадует ваших родителей, – заметила миссис Финн, но на самом деле имела в виду другое: во всяком случае, ты не идешь изучать искусство и не втаптываешь имя своей семьи в грязь.

– А ваш брат? Он же сейчас по Европе путешествует?

– Да, – ответила я, едва не зевнув от скуки. Зачем эта женщина достает меня вопросами, если ответы ей известны? Ну у нее хотя бы лживые сведения, которые старательно распространяли родители. В их глазах правда была слишком позорной, чтобы делиться ею с общественностью. Хотя стыдиться следовало им.

– Мой старший, Картер, провел несколько месяцев в Италии. Замечательный опыт! – Миссис Финн подняла руку и махнула официантке.

Тут же из другого угла комнаты подошла молодая женщина в белой рубашке и черных брюках с подтяжками в тон. Волосы у нее были стянуты в тугой пучок, а глаза – несмотря на улыбку – ничего не выражали. Она не больше меня хотела находиться здесь. Но не моргнув глазом официантка протянула миссис Финн поднос, а та поставила на него пустой фужер и взяла полный бокал шампанского.

– Остались еще канапе с омаром?

– Узнаю на кухне. – Официантка протянула поднос и мне. Покачав головой, я отказалась, хотя немного алкоголя точно сделало бы вечер терпимее. Но я же дочь двух юристов, неразумно грешить против алкогольной политики, тем более в присутствии клиентов, доверивших свои миллионы моим родителям.

– Михаэлла, вот ты где!

Услышав голос моей мамы, мы с миссис Финн тут же повернулись к ней: она направлялась к нам. На маме был темный костюм с плиссированной юбкой, а шпильки ее туфель стучали по полированному мраморному полу. В отличие от подруг, она еще не колола ботокс, но многослойный макияж скрывал морщинки и прятал веснушки. Веснушки, кстати, – это у нас семейное, и я унаследовала их от мамы.

– Битый час ищу тебя, чтобы кое-кого представить. Знакома уже с Маршаллом Миллингтоном? – Мама многозначительно указала на молодого человека, которого тянула за собой. На вид он казался моего возраста – восемнадцать или девятнадцать, зато серый костюм прямо как у моего отца.

– Очень приятно наконец познакомиться с вами, – произнес Маршалл, протягивая руку. Ну до чего приятная у него улыбка!

Я пожала ему руку.

– Маршалл Миллингтон. Славная аллитерация. Ты что, супергерой?

– О чем ты?

– Ну, знаешь, как Питер Паркер или Уэйд Уилсон.

– Кто все эти люди? – поинтересовался Маршалл и озадаченно посмотрел на маму в ожидании помощи. Она бросила на меня предостерегающий взгляд и едва заметно покачала головой. Неприлично молодой женщине рассуждать о комиксах и супергероях. Это удел детей, и притом лишь мальчишек, по крайней мере, в средневековом мире, в котором жили мои родители.

– Человек-паук? Дедпул? Или Халк? Ну который Брюс Беннер.

Замешательство в глазах Маршалла только усилилось. И как им только это удается? Быть такими якобы искушенными в светских делах и в то же время оторванными от реальности? А ведь заведи я разговор про Уолл-стрит, Маршалл наверняка выдаст целый монолог на тему акций, валютного курса и мирового рынка.

– Не волнуйся. – Мама пришла ему на помощь. – Мне тоже эти имена ни о чем не говорят. У Михаэллы специфические вкусы. Безумно очаровательные, я бы сказала.

Она погладила Маршалла по плечу, ее браслеты при этом звякнули.

– Миссис Финн? – вернулась официантка. Вместо шампанского она несла на подносе закуски. Миссис Финн, Маршалл и мама взяли по маленькой фарфоровой тарелочке и угостились лакомством.

– А ты не хочешь перекусить? – обратилась ко мне мама.

– Нет, спасибо, совсем не голодна, – соврала я. По правде говоря, я едва не падала в голодный обморок, но так не хотелось в очередной раз объяснять, что омары и икра не вписываются в мою вегетарианскую диету, поэтому я предпочла промолчать.

С наигранным интересом я слушала рассказ Маршалла о стажировке в газете и о том, как он смог взять интервью у Дональда Трампа. Разумеется, Маршалл тоже республиканец, а как иначе? До этого я еще терпела, но как только разговор зашел о нашем президенте, не смогла выдержать больше ни секунды. Под предлогом того, что мне нужно отойти, я поспешила удалиться, пока до меня не добрались клиенты и деловые партнеры родителей.

Я вышла из гостиной, даже не обратив внимания на высокие потолки, темную мебель и огромный эркер, выходящий в сад. Но вместо ванной я сбежала в кухню. Громкие голоса и смех стихли позади, и впервые за весь вечер я вздохнула с облегчением.

В кухне родители появлялись редко, и тем не менее размером она была с однокомнатную квартиру, да еще и оснащена профессиональной плитой, какой позавидовал бы любой первоклассный шеф-повар. Готовила же здесь только домработница Рита. Но закуски, которые сегодня на вечеринке разносили официанты, были сделаны не на этой кухне. Повсюду громоздились покрытые фольгой лотки и контейнеры для хранения.

Один только холодильник чего стоил – монстр из нержавеющей стали с двумя дверцами. В него вместилось бы еды на семью из десяти человек. Я открыла этого монстра, но внутри зияла пустота, если не считать смузи и горстки закусок. Закрыв холодильник и сбросив свои Jimmy Choo, я забралась на сервировочный столик – в облегающем платье это оказалось той еще задачей. Родители не допускали дома промышленных сладостей, поэтому Рита всегда прятала для меня шоколадные батончики в дальнем углу шкафа. Но сегодня тайник оказался пуст.

– Изумительно, – в досаде пробормотала я и уже собиралась слезать со столика, как вдруг дверь позади меня отворилась. Вздрогнув, я вцепилась в кухонный шкаф, чтобы не упасть. Вот черт. Я медленно обернулась, решив, что это мама проследила за мной. После того инцидента два года назад она редко выпускает меня из поля зрения на подобных мероприятиях. Но в кухню зашла не мама, а официант.

Он застыл как громом пораженный и уставился на меня широко распахнутыми глазами. Из-за попытки слезть со столика платье у меня вздернулось вверх, и парень теперь мог беспрепятственно смотреть на мое красное кружевное белье. Он бесцеремонно разглядывал меня.

– Видом любуешься? – сказала я с вызовом.

Он соизволил поднять взгляд от моей задницы к лицу и равнодушно пожал плечами.

– Честно говоря, черное мне бы больше понравилось, но и красное ничего.

Бестактный ответ совершенно сбил меня с толку. Большинство людей, которые работали на родителей, обращались со мной как с фарфоровой куклой. То ли принимали за наивную дурочку, то ли боялись, что эта избалованная дерзкая девчонка может вышвырнуть вон. Вот и говорили в моем присутствии только то, что, по их мнению, я хотела услышать.

Спрыгнув со столика и натянув платье на бедра, я внимательно осмотрела парня. Уверена, он еще не пытался сегодня всучить мне шампанское. Я бы запомнила эти угловатые черты лица и полные губы, изогнутые теперь в кривую улыбку. Нос у него острый и, пожалуй, великоват, но любой согласится, что этот официант, бесспорно, самый привлекательный мужчина на вечере. Его каштановые, оттенка темной карамели, волосы чуточку длинноваты, как будто давно не стрижены, беспорядочно зачесаны назад – маме такое бы не понравилось.

– Черный – это очень скучно, – наконец возразила я.

– Черный – это очень элегантно.

– А у тебя белье черное? – Я наклонила голову, пытаясь издали разглядеть цвет его глаз, но из-за искусственного света верхних ламп это сделать не получилось. Уверена только в том, что они голубые либо зеленые, но точно не карие, как мои.

В глазах официанта заиграли озорные огоньки, а на его чисто выбритых щеках образовались ямочки. Совершенно спокойно он поставил поднос на стол, как будто полуголые женщины, лазающие по кухне, для него привычное дело.

– А кто сказал, что на мне вообще есть белье?

– Ты же в курсе, что ты здесь еду разносишь?

– Но я делаю это руками, а не… – он осекся и сомкнул губы, удерживая слово, которое, похоже, вертелось на языке, а затем вздохнул, указывая на открытый шкаф. – Что ты тут делаешь? Ищешь что-то?

– Еду.

– Этого добра тут хватает.

Я фыркнула.

– Это я вижу, но найдется ли хоть что-нибудь без икры, омаров или других мертвых животных?

– Боюсь, нет.

– Черт! – Со стоном я прислонилась к столику и обхватила себя руками, но это не помогло сдержать нетерпеливое урчание в животе. Ну почему я не догадалась по дороге на вечеринку заехать в магазин органической еды?

– Возможно, я смогу тебе помочь. – Официант подошел ближе, и я увидела, что глаза у него зеленые. Но не светлые, как молодая зелень, а темные, цвета осенних листьев, перед тем как они становятся коричневыми и опадают. Не останавливаясь, официант прошел мимо меня в кладовку, где обычно хранились только консервы и сухие продукты. Но сегодня там лежали сумки и куртки. Официант опустился на колени и принялся копаться в сваленных в кучу вещах. Я не видела, что именно он там выискивал, но скоро он встал и подошел ко мне с сэндвичем в руке. Не произнеся ни слова, протянул его мне.

Колебаться я не стала.

– Спасибо, я у тебя в долгу.

– С радостью приму чаевые.

– Обязательно. – Я развернула фольгу на сэндвиче и, убедившись, что мяса в нем нет, жадно откусила кусок – и застонала. На вкус он оказался великолепен, и не только потому, что я ужасно проголодалась. Пышный, свежеиспеченный хлеб, да не просто с сыром и майонезом – но с салатом, огурцами и помидорами, сдобренный капелькой горчицы и чего-то сладкого, что я не смогла определить.

Официант наблюдал за мной. Медленно и придирчиво его взгляд блуждал по моему телу, словно ему была доступна не только внешняя привлекательность, но и моя личность. В этот вечер на меня часто смотрели мужчины, но их любопытство оставляло меня равнодушной. Теперь же сердце забилось быстрее.

– Как тебя зовут? – спросила я с набитым ртом. – Про себя я называю тебя «официант».

– Меня еще и не так называли. – Эти слова легко сорвались с его губ, но, едва он произнес их, в глазах вспыхнуло что-то темное, не соответствовавшее тону.

В раздражении я ждала, когда же официант назовет свое имя, но он молчал.

– Отвечай же, – настойчиво потребовала я.

Не представляю, зачем мне так понадобилось его имя, ведь вряд ли мы еще когда-то увидимся. В этих предприятиях по выездному обслуживанию текучка кадров. Студенты приходили и уходили, как позволяла учеба. Но я сомневаюсь, что мой собеседник был одним из них. Казалось, он немного старше, около двадцати пяти, но, может, он изучал что-то особенно сложное, например медицину, или получал докторскую степень в какой-то другой области.

– Джулиан, – наконец ответил официант, и ничего больше: Джулиан. Ни титула, ни фамилии, чтобы выделиться и показать, сколько денег у его семьи.

Я улыбнулась и уселась на стол. Мои ноги болтались в воздухе.

– А я Мика.

– Я знаю. Михаэлла Розали Оуэнс.

– Звучит жутковато. Откуда такая осведомленность? Преследуешь меня?

– И в мыслях не было. Всего лишь официант с хорошим слухом. Люди сплетничают о тебе.

– И что говорят?

– То и это. В основном судачат, почему ты не поступаешь в Йель. Все думают, ты беременна, как случилось с малышкой Лилли Салливан. Полагают, что отец – сын домработницы, с которым у тебя случился роман некоторое время назад.

Джулиан покачал головой – можно подумать, я его разочаровала.

Закатив глаза, я вцепилась зубами в сэндвич в тщетной попытке проглотить чувства вместе с куском хлеба. Стоило лишь отказаться от колледжа Лиги плюща, и все вокруг начали вести себя так, будто мир рухнул. Но не могу же я с чистой совестью уехать в Йель, не узнав, что происходит с братом? Моя беременность – правда не больше, чем пребывание Эдриана в Европе. Застав своего сына в постели с парнем, родители выгнали его из дома. Гомосексуальность не вписывалась в чопорную идеологию родителей и их партнеров. Конечно, ни один клиент не осмелится открыто выступить против сексуальной ориентации Эдриана: никто ведь не хочет прослыть невежественным. Но со временем многие, скорее всего, нашли бы оправдания, чтобы отказаться от услуг юридической фирмы моих родителей. Из страха запятнать свои фамилии какими-либо слухами.

Эдриана я с тех пор не видела. Как-то раз он тайком пробрался в дом, чтобы забрать вещи и оставить ключи. Всю неделю после «инцидента» я и словом не обмолвилась с родителями, зато бросила все силы на поиски своего близнеца. Безуспешно. Эдриан как сквозь землю провалился. Я не нашла брата ни у друзей, ни в его любимом кафе. Даже в Музее современной архитектуры, который Эдриан называл своим островком безопасности. Где бы ни скрывался мой брат, он не хотел, чтобы его кто-то нашел. В том числе и я. Но родители заморозили все его счета, и уйти далеко он не мог. Эдриан наверняка остался в городе, и это причина, почему я не хочу уезжать из Мэйфилда в Йель. Эдриан не стал поступать в университет, хотя он мечтал учиться в элитном колледже, в отличие от меня. Не собираюсь следовать за мечтой брата без него и тем более бросать его в беде. Хочу быть рядом, если он решит вернуться, а не за тысячи километров. Эдриану нужна моя поддержка, раз от родителей он ее не дождется.

Я никогда не пойму, почему родители прогнали Эдриана, и в глубине души, наверное, никогда им этого не прощу, но в целом мама и папа неплохие люди. Они дали нам все необходимое: одежду, еду, крышу над головой и любовь. Родители много работали и все же проводили с нами хотя бы один вечер в неделю. До недавних событий. Я не оставляла надежду, что однажды все вернется на круги своя и родители примут Эдриана таким, какой он есть. Потому что я стану всем, чего они всегда хотели: студенткой юридического факультета, адвокатом, деловым партнером и наследницей.

– Не нравится сэндвич?

Голос Джулиана вырвал меня из раздумий.

– Напротив, он очень вкусный. С чего ты взял?

– Потому что лицо ты скорчила такое, будто тебя заставили есть грязь.

– Ой, прости, это не из-за сэндвича. – Я улыбнулась, но улыбка вышла натянутая и судорожная. Это все из-за мыслей об Эдриане и моем будущем. Неплохо бы отвлечься: возвращаться в гостиную в таком состоянии ну никак нельзя.

– Где спрятано шампанское?

Джулиан откинул крышку пенопластового ящика. Изнутри сразу поднялись клубы тумана от холодильных элементов. Он достал бутылку и проворно открыл ее с громким хлопком.

Как-то само собой получилось, что я стала разглядывать его руки и изгибы мышц под белой рубашкой. На фитнесе Джулиан, похоже, не помешан, но он следит за собой. Тело у него стройное, но жилистое.

Джулиан заметил мой взгляд, но никак не отреагировал и даже не принял к сведению, а лишь отвернулся с самодовольной ухмылкой и взял бокал. Затем наполнил его до краев шампанским и протянул мне.

– Спасибо.

– Всего лишь выполняю свою работу.

Однако же в его обязанности не входило кормить меня сэндвичем, который он принес для себя, или составлять мне компанию, пока я пряталась от гостей. Но я это оценила.

– Возьми и себе бокал. Поднимем тост.

– Мне нельзя.

Я нахмурилась. Неужели я все-таки ошиблась насчет его возраста?

– Давай. Всего бокальчик. – Я вытянула ногу и требовательно ткнула Джулиана кончиком пальца, окрашенного красным лаком. – Вообще-то мне тоже пока нельзя.

– Речь не о возрасте, а о том, что сейчас я работаю.

– На моих родителей.

– Все равно нельзя.

– Ну пожалуйста. – Я выпятила вперед нижнюю губу. – Никакого удовольствия пить в одиночку.

Джулиан колебался и задумчиво смотрел на меня, размышляя, стоит ли моя просьба нарушения правил.

И в ту же секунду я пожалела о своих словах. Джулиан не обязан из-за меня рисковать работой. Просить об этом было высокомерно и бессовестно, так поступила бы моя мать, но не я. Я хотела сказать Джулиану забыть об этом, но не успела: он вздохнул, взял бокал и налил в него шампанское до половины.

– Хватит и столько, – произнес Джулиан, – за что пьем?

– За то, чтобы этот вечер поскорее закончился, – заявила я, горячо надеясь, что мама не нагрянет на кухню. – Чин-чин!

– Чин-чин! – подхватил Джулиан и протянул ко мне руку с бокалом, при этом рукав его рубашки немного опустился.

Мне показалось, что я увидела шрам на оголившемся предплечье, но ткань быстро скользнула назад, и я засомневалась. Может, почудилось? Не желая показаться еще более бесчувственной, я решила попридержать язык и принялась за напиток. Шампанское покалывало в горле, словно бенгальский огонек, как вдруг раздался громкий звук. Инстинктивно я напряглась, но это оказался всего лишь мобильник Джулиана.

Он отставил бокал, достал смартфон из кармана брюк и, уставившись на экран, нахмурился. И только потом ответил на звонок.

– Привет, что нового? – Джулиан повернулся ко мне спиной и отошел немного в сторону, пока звонивший отвечал ему.

Я деловито жевала сэндвич, чтобы не подслушивать разговор.

– Ну так возьми и выкинь в туалет.

Я нахмурилась. С кем, черт возьми, он общался?

– Сейчас я ничего не могу сделать.

– …

Джулиан вздохнул.

– Кэсси все уберет.

– …

– Тогда жди, когда я вернусь, – Джулиан принялся складывать грязные бокалы в пенопластовый ящик, который кто-то из официантов неосмотрительно оставил на стойке. – Часа через два-три.

– …

Джулиан аж зарычал от раздражения, ударил в стену кулаком, а человек на другом конце линии, очевидно, продолжал что-то говорить. Наконец он опустил руку.

– Спасибо, до скорого.

Джулиан завершил звонок и засунул телефон обратно в карман брюк, так что на черной ткани образовалась выпуклость. Он медленно повернулся ко мне, наткнулся на вопросительный взгляд, но ничего не сказал.

Понятно: объяснять что-то Джулиан не собирается, значит, придется самой расспрашивать.

– Кто звонил?

– Сосед по квартире.

– Тебе обязательно идти? – спросила я и сама удивилась тому, как сильно хотелось, чтобы ответ был «нет».

Джулиан покачал головой, и прядь каштановых волос упала ему на лицо.

– Мой кот нагадил под диваном. Сосед не хочет ничего убирать, но и оставлять не желает. Он у меня всего неделю.

– Кот или сосед?

Джулиан усмехнулся.

– Кот.

– Как его зовут?

– Лоуренс.

Я откусила еще кусочек сэндвича и протянула оставшуюся половину Джулиану. Не хотелось бы, чтобы из-за меня он работал голодным весь оставшийся вечер.

– Я всегда хотела завести кошку, но родители не разрешали.

– Почему нет?

– Они боятся, что все их дорогие костюмы покроются шерстью.

– Так ведь существуют специальные липкие ролики.

Я пожала плечами, и пока Джулиан доедал сэндвич, я рассказала ему об аквариуме, который родители подарили мне на день рождения в семь лет. Но слишком быстро Джулиан доел хлеб, а наши бокалы с шампанским опустели. И теперь причина не уходить с кухни осталась только одна: я просто этого не хотела. Но мама наверняка скоро заметит мое отсутствие.

Я спрыгнула со стола и надела туфли.

– Думаю, мне пора возвращаться, – горько вздохнула я, но не двинулась с места.

– Зачем идти на вечеринку, с которой тебе хочется сбежать? – спросил Джулиан, отмывая бокалы. И делал это как нечто само собой разумеющееся, как будто он всю жизнь только мытьем посуды и занимается.

– Потому что у меня нет выбора.

Джулиан озадаченно сдвинул брови.

– Хочу съехать и как раз ищу квартиру. Но в одиночку я не могу себе этого позволить, поэтому договорилась с родителями. Они оплатят квартиру и учебу в университете, в обмен на это я буду ужинать с ними раз в неделю и периодически мелькать на важных светских мероприятиях.

– Звучит как честная сделка.

– Знаю. – Более чем справедливо. Несколько часов моего времени в обмен на тысячи долларов. И все равно я ненавидела каждую секунду этих встреч.

– Ну а ты здесь зачем? – поинтересовалась я. Не похоже, чтобы энтузиазма у Джулиана было больше, чем у меня: он не сделал ни шага в сторону гостиной.

– А разве и так непонятно? Зарабатывать деньги. Лоуренс, конечно, еще маленький, но на него уходит целое состояние.

– И сколько тебе платят?

– Семьдесят пять долларов.

– В час?

Он засмеялся.

– За целый вечер.

– Но это же очень мало.

– Больше, чем в других местах.

– Не знала. – Да и откуда мне знать? Я же ни секунды в жизни не работала. Но при этом догадывалась, что семьдесят пять долларов – чертовски мало за то, что приходится целый вечер терпеть таких людей, как Гвендолин Финн. Я поманила Джулиана за собой.

– Пойдем.

– Куда?

– Увидишь.

Джулиан помедлил, но колебался недолго. Уже через секунду мы покинули кухню, по коридору прошли мимо гостиной к гардеробной. Маленькая комнатка пахла дорогой кожей новых сумок и духами, шлейфы которых остались на пальто гостей. Я отыскала свою фиолетовую парку – подарок от мамы на день рождения, который был три месяца назад. На соседнем крючке висела маленькая сумочка, трещавшая по швам из-за блокнота, который я запихнула в нее.

– Подержи-ка. – Я протянула Джулиану блокнот.

Он взял его, и я захлопнула дверь гардеробной.

Тусклый свет и тесная, по сравнению с кухней, гардеробная. Примостившись между пальто и куртками, мы с Джулианом стояли вплотную друг к другу. Я почувствовала, какой приятный запах еловой хвои и земли исходил от него. А ведь Джулиан весь вечер таскал подносы с едой.

– Что это? – спросил он.

Подняв голову, я с удивлением обнаружила, что глаза у нас на одной высоте. Со своим «метр шестьдесят» я привыкла на всех смотреть снизу вверх, даже если надевала каблуки, но с Джулианом вышло иначе.

Он пролистал блокнот и рассмотрел мои наброски.

– Просто работаю кое над чем.

– Выглядит неплохо. – Он открыл страницу с первым черновиком «Леди из ночных кошмаров». – Это что, комикс?

– Все может быть, – отрезала я и, чтобы избежать необходимости отвечать на вопрос, сделала вид, что ужасно занята извлечением кошелька из сумочки. Люблю я комиксы, графические романы и мангу. Это искусство для меня как дом родной, но объяснить свое увлечение окружающим, заставить их его понять – та еще задачка. Моя страсть вызывала у большинства людей лишь усталую улыбку, особенно в тех кругах, где вращалась моя семья.

Открыв кошелек, я вытащила несколько купюр и протянула Джулиану.

– Держи.

Он оторвался от блокнота и уставился на деньги. Глаза у парня едва не полезли на лоб.

– Это слишком много.

– Вовсе нет. – Я протягивала двести тридцать долларов. Моя сумочка стоила больше. – Бери же.

– Так не пойдет, – покачал он головой.

– Почему?

Он хотел было ответить, но я опередила.

– Даже не вздумай отказываться.

– Я… – начал Джулиан, но дверь в гардеробную распахнулась, и он не успел договорить. Он застыл, а я непроизвольно сунула купюры обратно в сумочку.

– Михаэлла! – Никто, кроме моей матери, не мог выразить столько возмущения, гнева и разочарования в одном-единственном слове. – Что, серьезно? Опять?

Она смотрела то на меня, то на Джулиана, и презрение в ее взгляде усилилось, когда она осознала, что стояли мы с ним почти вплотную друг к другу. Не обязательно уметь читать мысли, чтобы догадаться, что сейчас мама себе нафантазировала; стоявшие так близко, мы с Джулианом создавали недвусмысленную картину. Вдвоем в закрытой гардеробной, при тусклом свете, да еще и с виноватыми лицами.

– Я всего лишь хотела дать ему чаевые, – объяснила я.

– Чаевые. – Мама буквально выплюнула это слово. – Лучше оставь при себе такие «чаевые», Михаэлла. Мы уже обсуждали эту тему, или ты забыла?

– Нет, но я действительно просто хотела… – я схватила сумочку, чтобы снова достать деньги.

Но мама уже переключила внимание на Джулиана. Накрашенные красной помадой губы искривились в свирепой улыбке, которой она обычно одаривала только адвокатов противной стороны.

Джулиан заметно напрягся, но на его лице это не отразилось. Он смотрел на мою мать почти равнодушно. Реакция ей явно не понравилась.

– А вы… уволены. Убирайтесь.

Я едва не задохнулась.

– Но, мама! Нельзя просто взять и уволить человека!

– Можно и нужно, – отрезала она. – Чем бы вы тут ни занимались, мы платим этим людям не за прятки с тобой в шкафу. Ему следует быть в гостиной и обслуживать.

– Он и не хотел сюда идти. Это я…

– Просто забудь, Мика, – перебил Джулиан. С пустотой в глазах он отдал мне блокнот и сделал шаг назад.

На сердце стало тяжко. Я вдруг подумала о Лоуренсе. Как Джулиану теперь его обеспечивать?

Джулиан уже собирался уходить, как вдруг мама резко остановила его, выбросив вперед руку. Она схватила его за плечо и наклонилась, сморщив нос.

– Вы пили?

– Ну… да, – тихим голосом признался Джулиан. – Полбокала.

Мама брезгливо покачала головой. Да она сама выпила не меньше четырех!

– Я сообщу вашему начальнику. И никто в этом городе больше не примет вас на работу в сферу обслуживания.

Джулиан сжал кулаки и прикусил язык.

Хотела бы я помочь ему, но слишком хорошо знала свою мать. Она упряма, у нее железная воля, а ее решения не подлежали обсуждению – качества, которые и делали ее блестящим адвокатом. Что бы я ни сказала в защиту Джулиана, это лишь ухудшило бы ситуацию. Оставалось только молчать и надеяться, что работа расстроит ее планы и она забудет донести на Джулиана.

Джулиан отвернулся и вышел из гардеробной, не удостоив меня и взглядом. Но я его не винила. Как-никак, это из-за меня он оказался в таком положении и даже не взял деньги, которые я предлагала. Возможно, он уже пожалел о своей ложной скромности.

С тяжелым сердцем я молча наблюдала, как Джулиан уходил на кухню за вещами. Сейчас он, вероятнее всего, исчезнет через служебный выход, и я больше никогда его не увижу.

– Пошли! – велела мама. Не просьба, а приказ. Она требовательно держала открытой дверь гардеробной. Я прикусила язык и послушалась, как делала каждый раз за последний месяц – ради Эдриана.

Повесив сумочку на крючок, я прошла мимо мамы в направлении гостиной. Она следовала за мной по пятам, будто боялась, что я побегу за Джулианом, и всю дорогу я ощущала на спине ее укоризненный взгляд.