Текст книги "Ранчо одиноких сердец"

– Ну фактически это перерыв, – упорствовала я. – Хотя да. Наверное, я все же поживу здесь. По крайней мере, какое-то время.

Я решила это еще до разговора с братом по телефону, но ему вовсе не за чем об этом знать.

– Тогда ты понимаешь, что тебе придется здесь работать, верно?

– Конечно, – вздохнула я. Кто бы сомневался?

– На ранчо не хватает работника, так что эти обязанности, пока мы не подберем кого-нибудь подходящего, будешь исполнять ты на пару с Бруксом. Договорились?

Мне ничуть не улыбалось работать вместе с Бруксом, но я все же кивнула, зная, как мое согласие обрадует Густа.

– Что ж, ладно. Здорово, что ты дома, – сказал Густ.

Другого от него ждать и не стоило. Работа для Густа всегда была на первом месте. Одна лишь Райли могла отвлечь его мысли от дел на ранчо.

Мы подошли к Большому дому, и Густ открыл заднюю дверь, пропуская меня внутрь. И во второй раз после приезда домой я влетела в твердую, как камень, мужскую грудь.

Ну вот мы и вновь встретились, Брукс.

Я подняла голову, но по его лицу ничего не смогла прочесть. Он поддержал меня, точно так же, как и после первого столкновения. И, несмотря на его пустой взгляд, я ощутила, что могу утонуть в темно-карих глазах.

А вот это уже хреново.

– Привет, Эмми, – прохладно поздоровался он. Почти безучастно.

Признаться, я предпочла бы его обычное высокомерие. Учитывая, что он в последние дни то и дело настойчиво вторгался в мои мысли, подобное холодное безразличие приводило меня в бешенство. Хуже всего, что он настолько привлекательный. Почти на грани дозволенного.

– Привет, – равнодушно поздоровалась я. В игру в холодность можно играть и вдвоем.

– Малышка, это ты? – донесся с кухни папин хриплый голос.

Только он и мог заставить меня сейчас позабыть о Бруксе.

Я со всех ног побежала к отцу, бросилась ему на шею и крепко сжала в объятиях. Он обхватил меня руками и оторвал от пола. Даже несмотря на то, что ему уже исполнилось шестьдесят пять, Амос Райдер по-прежнему был крепким, словно кремень.

Возможно, благодаря занятиям йогой.

Его кожа обветрилась, зеленые глаза с возрастом потемнели. Как всегда, на нем была фланелевая рубашка на пуговицах, закатанные рукава которой позволяли увидеть ласточек, вытатуированных на предплечьях. Отец столько времени проводил на солнце, что они уже поблекли. Я обожала эти татуировки.

Пусть я приехала уже неделю назад, сейчас, рядом с отцом, я по-настоящему почувствовала, что вернулась домой.

Он хрипло рассмеялся, уткнувшись мне в волосы.

– Я тоже скучал по тебе, малышка.

На миг я стиснула его еще крепче, потом разжала объятия. Он опустил меня на пол.

И я окинула отца взглядом. Он постарел с последней нашей встречи. Вокруг глаз появились новые морщинки, в волосах добавилось седины. Теперь уже седые пряди преобладали над темными.

– Как разместили Мэйпл? – спросил он.

– Все хорошо. Она в стойле по соседству с Муншайн.

Мэйпл доставили в «Ребел блю» несколько дней назад; транспортировка заняла немного больше времени, чем ожидалось.

Я ездила на Мэйпл с тех пор, как началась моя профессиональная карьера. До нее я каталась на Муншайн. А в промежутке между ними – пока ждала, когда Мэйпл будет готова к верховой езде, – садилась и на других лошадей, но больше ни одна мне не подошла. Большинство из них по-прежнему находились на ранчо, как и лошадь Густа, Скаут.

Не все лошади созданы для скачек вокруг бочек; Мэйпл годилась отлично. И сама получала от этого радость. Когда мы неслись вместе с ней, я почти не сомневалась, что она полностью разделяет мои чувства.

Во всяком случае, прежние.

– Конечно, они счастливы снова встретиться, – заметил отец.

Он угадал. Муншайн, полная материнских чувств, любила Мэйпл, как родную дочь. Честно говоря, увидев их снова вместе на пастбище, мне почти захотелось прокатиться верхом.

Почти.

– Само собой.

– Скоро нужно будет вывести их на верховую прогулку. Наверняка Муншайн предпочтет скакать рядом с Мэйпл, а не с Кобальтом.

Кобальт, жеребец моего отца, американский пейнтхорс черно-белой окраски, был самой красивой лошадью на ранчо. У Кобальта с Муншайн сложились непростые отношения. Обе лошади считали себя главными в «Ребел блю».

В ответ на предложение отца о верховой прогулке я не смогла заставить себя вымолвить ни слова. Мы очень любили кататься вместе, по крайней мере раньше, поэтому я просто кивнула.

Вновь открылась входная дверь, и в дом вошел Уэст в рабочей одежде. Обычно в это время дня братья уже обедали, поскольку вставали в несусветную рань.

– Уэстон, ты как раз вовремя. Еда готова.

Я устроилась на своем обычном месте за столом, совсем забыв, что оно находилось прямо напротив Брукса.

Супер.

8

Люк

Мне уже начинало казаться, будто Эмми отправили на эту землю, чтобы меня мучить. И после вчерашнего завтрака в Большом доме я лишний раз в этом убедился.

Я не слышал ни слова из того, что Густ и Амос рассказывали о конференции, и даже без раздумий согласился помочь Густу с кучей дополнительной работы.

Во время всего завтрака я старательно избегал смотреть на Эмми и гнал от себя воспоминания о том, как прикасался к ее нежной коже. Она же делала вид, будто меня вовсе не существует, и это не добавляло мне настроения.

Не желая привлекать ее внимания, я порой лишь украдкой бросал на нее взгляды, когда думал, что она не смотрит. И все же… При виде ее вечно растрепанных волос мне хотелось запустить в них руки и взлохматить еще сильнее.

Вот какие мысли терзали меня, пока я выполнял одно из заданий, на которые вчера согласился, – чистил стойла.

Хотя на территории ранчо Райдеров три конюшни, в настоящее время использовались только две. В этой содержались лошади, принадлежащие членам семьи, а также лошади и пони, которых использовали для занятий, – всего около пятнадцати животных. В другой конюшне, дальше по дороге, работники ранчо держали своих лошадей – если привозили их с собой. Еще там были стойла, которые сдавались в аренду, так что по размеру дальняя конюшня превосходила ближнюю. Ладно хоть меня не отправили выгребать навоз оттуда.

Я начал со стойла моего жеребца Фрайди, моргана золотистой масти, который приехал на ранчо по программе спасения, когда мне было семнадцать. Впервые я увидел его, сидя в своем пикапе и слушая трек группы The Cure «Friday, I’m in Love». Отсюда и произошло его имя.

Фрайди стоял по соседству с Муншайн и Мэйпл, лошадьми Эмми. Но несмотря на то, что она провела дома уже почти неделю, я ни разу не видел ее в конюшнях. Наверное, она все же отводила лошадей на пастбище и обратно, однако ее сбруя так и лежала на прежнем месте.

А значит, Эмми не ездила верхом.

Что было вовсе на нее не похоже. Ничуть.

Обычно Амос чуть ли не силой стаскивал Эмми с лошади. Он чертовски хорошо понимал лошадей и умел с ними общаться, однако Эмми в любой момент могла превзойти отца.

Я вспомнил, как она упала в хижине и с каким видом потом смотрела на кровь. Может, это как-то связано с ее внезапным возвращением домой?

Вчера я видел, как Амос радовался ее приезду. И его не волновали причины. Как и Уэста. А Густ обеспокоился…

Я тоже. Хотя, вообще-то, меня это никак не касалось.

Дверь конюшни открылась, и вошла Эмми. Конечно же, как раз тогда, когда я о ней думал. Что ж, сам виноват. Не возжелай младшую сестру лучшего друга!

Сегодня Эмми надела белую майку, черные легинсы и сапоги, из-под потрепанной бейсболки выглядывали заплетенные в косу волосы. И почему она всегда так чертовски хорошо выглядит?

Эмми явно направлялась к стойлу Мэйпл, но, заметив меня, остановилась.

– Привет, – выдавил я.

– Привет. Чистишь стойла?

– Да. Муншайн на пастбище вместе с Фрайди, если что.

– Я пришла к Мэйпл. Стойло Муншайн не трогай, я сама его уберу.

– Как скажешь. Хочешь покататься?

Повисла долгая пауза. Эмми казалась почти испуганной. Но чего ей бояться? Мэйпл? Верховой езды?

– Да-да, покататься, – в конце концов неуверенно кивнула она.

Продолжая чистить стойло Фрайди, я все же украдкой поглядывал на Эмми. Осторожно, чтобы не привлекать внимания. Она взяла недоуздок и направилась к стойлу Мэйпл; ее руки заметно дрожали.

«Какого хрена?»

Эмми вывела Мэйпл из стойла, поставила на развязки[5]5
  Развязки – две цепочки или два кольца, прикрепленные к стенам конюшни, которые используются для закрепления лошади на одном месте.


[Закрыть] и сняла со стены скребницу. Когда она начала чистить Мэйпл, руки у нее по-прежнему дрожали. Но ведь Эмми лучше всех знала, что нельзя ухаживать за лошадью в состоянии страха или тревоги.

Она стояла ко мне спиной, водя скребком по боку Мэйпл. Постепенно ее рука стала дрожать меньше, однако Эмми все равно была натянута, как струна.

– Эмми, – тихо произнес я, подходя ближе. Она не ответила, продолжая чистить лошадь. Я вдруг заметил, что у нее слегка подрагивают плечи. – Эмми, – уже более твердо позвал я.

Она по-прежнему молчала. Встав у нее за спиной, я протянул руку и накрыл ее ладонь своей, чтобы остановить скребок. Эмми неподвижно застыла, лишь руки и плечи у нее все еще дрожали.

Я взял скребницу из руки Эмми, а после обхватил ее ладонь и отвел в сторону от лошади. Затем развернул Эмми лицом к себе, положил руки ей на плечи. И увидел слезы в ее глазах.

«Черт».

Только ее слез мне и не хватало.

– Поговори со мной. Что происходит?

– Все хорошо.

По щеке Эмми скатилась слезинка. Я машинально стер ее, даже не задумываясь.

– С тобой явно что-то не так. – Я никогда ее такой не видел. И мне было не по себе. – Что случилось?

На миг Эмми застыла неподвижно, потом медленно кивнула. Я провел ладонями вверх и вниз по ее рукам, чтобы успокоить.

– Мне можешь смело рассказать.

– Все хорошо. – Она по-прежнему плакала, но в голосе теперь звучала злость.

– Эмми…

– Не надо. Хочу побыть одной.

Уходить я не собирался, однако давить на нее не стал, а вместо этого позволил выплакаться. Я смотрел, как по ее щекам катятся слезы, и чувствовал, будто кто-то сжимает мне горло, не давая дышать.

С Эмми явно что-то произошло. Не зря она нагрянула сюда, словно снег на голову, никому ничего не сказав. Густ говорил, что сестра практически не выходила из хижины. И, как оказалось, не ездила верхом.

Что, черт возьми, случилось в Денвере? Нужно это выяснить.

– Эмми, почему ты вернулась домой? – как можно мягче спросил я. Хотя сейчас при взгляде на нее внутри просыпались странные чувства, и это чертовски меня нервировало.

– А тебе что за дело?

– Ну, ты мне не безразлична, – признался я.

Так было всегда. Но сейчас эти слова приобретали несколько иной смысл.

Эмми усмехнулась в ответ. И я решил попробовать зайти с другой стороны.

– Давай, Эмми, вижу, тебе надо с кем-нибудь поговорить. Не волнуйся, даже если я решу рассказать о нашем разговоре Густу, он ни за что не поверит, что ты со мной откровенничала. Ты ведь меня не выносишь. – Последнюю фразу я постарался произнести как можно более равнодушно. – Так что случилось, Эмми?

Глубоко вздохнув, она призналась:

– Я… поранилась. Слетела с лошади. Прямо на забор… – Слова лились из нее как из пожарного шланга; голос дрожал, по щекам катились слезы. – Я потеряла сознание, а когда очнулась, глаза заливала кровь. Я ударилась головой. Не знаю, что произошло. Я сидела в седле, выполняла упражнения на другой лошади… И вдруг меня отбросило так далеко, что я с силой ударилась о забор. Наверное, меня хорошо приложило…

– Мне жаль, Эмми. Правда жаль.

Понятно, почему она не садилась на лошадь. Подобное происшествие подействует на кого угодно. А в случае с Эмми все обстояло еще хуже, учитывая, как погибла ее мама. Даже если сама она не связывала эти события друг с другом, на подсознательном уровне они уже слились для нее воедино.

– Я очнулась и вновь попыталась сесть в седло. Правда попыталась… но не смогла. Не сумела. И до сих пор не могу. – Эмми по-прежнему дышала слишком часто. – Я не знаю, что делать. Не знаю. Не понимаю, что теперь делать.

– Эмми, эй, все хорошо. Успокойся.

Я продолжал растирать ей руки. Теперь Эмми уже дрожала всем телом. А потом принялась царапать себе горло, как будто хотела выбраться из собственной кожи.

– Эмми, скажи, что тебе нужно. Что я должен сделать.

– Мне нужно… – пробормотала она между судорожными вздохами. – Ты можешь…

– Что угодно, сладкая.

– Сожми. Пожалуйста. – Эмми закрыла глаза и обхватила себя руками, словно норовя сама себя обнять.

Я притянул Эмми к себе и осторожно вместе с ней опустился на пол конюшни. Затем крепко прижал ее к груди и начал мягко покачивать взад-вперед. Рубашка уже становилась мокрой от ее слез.

– Дыши вместе со мной, хорошо? – Я начал с шумом вдыхать и выдыхать воздух, чтобы она уловила ритм. – Ты в безопасности, Эмми.

Мы так и сидели с ней на полу конюшни. Дыхание Эмми постепенно замедлялось. Почувствовав, что она успокаивается, я немного ослабил объятия, хотя сам по-прежнему дышал медленно и размеренно.

Несколько минут спустя Эмми подняла голову. Ее лицо покраснело от слез, взгляд казался пустым.

– Прости, – пробормотала она.

– Эмми, не надо извиняться. Такое уже случалось раньше? – спросил я. Она молча кивнула. – Давно это началось? После падения?

– Несколько раз. Приступы повторяются чаще.

– Каждый раз, как ты пытаешься сесть на лошадь?

– Почти каждый раз.

Черт возьми. Все вокруг знали, как Эмми любила верховую езду. Не только скачки, но и обычные прогулки верхом. Наверное, она единственная изъездила все тропы в «Ребел блю», даже самые незначительные. Множество раз. И теперь, понимая, что она не может сесть на лошадь, я неожиданно почувствовал себя опустошенным.

Вообще все мои чувства к ней казались неожиданными.

– Ты каждый день пыталась сесть в седло? – спросил я. Она кивнула. – Эмми, зачем ты так себя мучаешь?

У нее в глазах вновь появились слезы. Черт.

– Я думала, что постепенно станет лучше. Верила, что все пройдет.

– Тебе станет лучше, – пообещал я. – Но совет вновь садиться на лошадь сразу после падения не поможет, если эти попытки вызывают у тебя приступы паники.

– Не знаю, что мне делать, Брукс.

При виде мучений Эмми у меня разрывалось сердце. И я очень хотел ей как-нибудь помочь.

Внезапно у меня возникла идея. Вдруг получится?

– У тебя стоит чертовски сильный ментальный блок, Эмми. Ты ведь великолепная наездница. Тебе нужно опять поверить в свои силы.

– Как?

– Мы с тобой начнем с самого начала.

– Мы с тобой? – склонив голову, переспросила она.

– Да, Эмми. Я ведь учу людей ездить верхом, – осторожно напомнил я, стараясь не пошатнуть установившееся между нами хрупкое равновесие.

Сейчас я был готов на все, лишь бы находиться рядом с ней. Однако мною двигало не только желание сблизиться с Эмми. Я хотел, чтобы она снова села на лошадь, и именно благодаря моим стараниям.

Ни в коем случае нельзя лишать ее любимого занятия.

– Предлагаешь научить меня ездить верхом? – дрожащим голосом пробормотала она.

– Почему бы и нет?

– Мы ведь не друзья, Брукс.

Да, это проблема.

– Так давай начнем дружить.

Вообще-то мне хотелось стать для нее больше, чем другом, но ей об этом знать ни к чему. Как и всем прочим.

Эмми опустила глаза, ее взгляд метался взад-вперед по полу конюшни. Так было всегда, когда она о чем-то размышляла. Прошла целая вечность, прежде чем она подняла голову и кивнула.

– Хорошо. С одним условием: ты не расскажешь о моей проблеме ни Густу, ни Уэсту.

Само собой. Я бы и словом не заикнулся о том, что так или иначе связывало нас с Эмми.

– Договорились. Начнем завтра после того, как ты закончишь с поручениями Уэста. В восемь утра?

– Пойдет, – согласилась она.

И я вдруг осознал, что мы до сих пор сидим, прижавшись друг к другу, на полу конюшни, а Мэйпл – по-видимому, лучшая лошадь в мире – спокойно стоит на развязках. Очевидно, Эмми поняла происходящее одновременно со мной и практически отпрыгнула от меня в сторону.

Я тоже встал.

– Спасибо. За это, – проговорила она, указывая на пол. – Впервые в такой момент кто-то оказался со мной рядом. Это… помогло. Спасибо.

Я улыбнулся ей и почти готов был поклясться, что Эмми покраснела.

Хотя, наверное, во всем виновата игра света.

Эмми повернулась к Мэйпл и начала ее отвязывать.

– Иди, – предложил я. – Я выведу ее размяться и вычищу стойло.

– Ты не обязан…

– Все нормально, Эмми. Иди.

– Спасибо, Брукс. За все. Я очень ценю твою помощь, – произнесла она и направилась к двери конюшни.

– Эй, Эмми…

Она обернулась. Сейчас, когда солнце светило ей в спину, Эмми чертовски походила на ангела.

– Да?

– Значит, мы теперь друзья? – уточнил я.

Она немного подумала над ответом, потом согласно кивнула.

– Друзья.

Когда дело касалось Эмми, я играл с огнем, но ради нее я бы без раздумий шагнул в пламя. С широкой улыбкой на лице.

9

Эмми

Признаться, уроки верховой езды с Бруксом проходили совершенно нормально. Он до сих пор не просил меня сесть на лошадь, но вчера я смогла полностью оседлать Мэйпл, не поддавшись живущему внутри меня маленькому монстру паники.

Наверное, мне бы стоило по-настоящему смутиться, поскольку Брукс увидел меня в столь неприглядном состоянии. Только я отчего-то вовсе не тревожилась на этот счет. Напротив, всякий раз, когда я вспоминала о том случае, перед мысленным взором мелькал отнюдь не приступ паники, а то, как Брукс утешал меня без лишних вопросов или возражений.

«Что угодно, сладкая», – сказал он тогда мне. Никогда не слышала, чтобы Брукс говорил с такой нежностью. И я вновь и вновь твердила в голове эти слова, которые в тот момент помогли мне взять себя в руки.

Он принял на себя заботу обо мне совершенно естественным образом, и именно это осознание – а вовсе не приступ паники – терзало меня сильнее всего.

Никто из нас не заговаривал о случившемся, и вряд ли Брукс или я в дальнейшем станем поднимать эту тему, однако я была благодарна ему уже за то, что в тот день мне не пришлось бороться с приступом в одиночку.

Тот факт, что кто-то еще узнал о моем падении с лошади, странным образом успокаивал. Теперь это происшествие существовало не только у меня в голове; оно стало реальностью, причинило настоящую боль и действительно имело последствия.

И раз уж падение превратилось в непреложный факт, реальным мог стать и подъем.

До сих пор на занятиях с Бруксом мы седлали лошадей, а после выводили их в загон для прогулки. По возвращении в конюшни мы расседлывали их и выпускали Мэйпл и Фрайди на пастбище. Наверняка Люку Бруксу все это уже наскучило. Странно, что у него хватало терпения полностью готовить лошадей к верховой прогулке лишь для того, чтобы выгулять их, словно собак вокруг квартала, а после привести обратно. Складывалось впечатление, что он зря тратит на меня свое время. И все же я была благодарна ему за неспешность. За то, что пока не заставлял меня садиться верхом на Мэйпл.

Впрочем, я понимала: рано или поздно этот день придет.

Выполняя вместе работу на ранчо и выгуливая лошадей, мы с Бруксом разговаривали. Этот парень, сколько я себя помнила, вечно околачивался у нас в доме, однако вот так наедине мы с ним общались впервые. И впервые по-настоящему вели беседы. Во время которых я не вспоминала ни о несчастном случае, ни о его последствиях.

Это помогало. Возможно, даже больше, чем хотелось бы признавать.

За последние несколько дней мне многое стало известно о Бруксе. Весьма неожиданно для меня среди его любимых фильмов оказались «Общество мертвых поэтов» и «Сокровище нации». Я-то думала, он скорее предпочитает нечто вроде «Старикам тут не место».

Любимой музыкальной группой Брукс называл Bread, но если бы ему пришлось выбрать еще одну, то он назвал бы Brooks & Dunn или The Highwaymen.

Обсуждали мы и другие темы. Порой какие-то подробности всплывали в разговорах сами собой. К примеру, я узнала, что его сводные братья с ним больше вообще не разговаривали. А маму из-за отчима Джона он давно уже не видел. Несколько лет назад кто-то в «Сапоге дьявола» выразил ему соболезнования по поводу здоровья его матери. Лишь тогда он узнал, что она проходила курс лечения от рака пищевода.

Хотя сейчас мать чувствовала себя хорошо, Бруксу так и не удалось с ней встретиться. Он пытался несколько раз – сразу после того, как у нее началась ремиссия, – но Джон попросту не пустил его на порог.

Еще подростком я понимала, что у Брукса дома проблемы. Именно поэтому он проводил все свое время на ранчо. Сейчас, во взрослом возрасте, я иначе воспринимала его сложности в отношениях с родными. Они трогали меня гораздо сильнее.

Признаюсь, даже просто слушать о них было тяжело. И я представить не могла, каково пришлось Бруксу. Ведь он все это испытал на собственной шкуре.

Этот парень заслуживал лучшего.

Мы были знакомы с ним почти всю жизнь, однако на самом деле я его совсем не знала. И наши нынешние разговоры рождали во мне странные чувства. До недавнего времени я воспринимала Брукса просто как парня, вечно зависающего у нас на ранчо. И с ревностью относилась к тому, что он вместе с моими братьями и отцом стал частью мужского клуба семейства Райдер. Ведь Брукс не принадлежал к нашей семье.

Жаль, что тогда я не представляла, как много значила для него принадлежность к чему-то подобному, возможность стать одним из нас.

Сегодня нам предстоял еще один урок, только не с раннего утра. Густ загрузил Брукса какой-то работой – раз уж тот согласился помогать на ранчо. И я, пользуясь возможностью, решила позавтракать с папой, поскольку после возвращения домой отец был вечно чем-то занят и мы практически не виделись.

Мы устроились за столом на кухне. Передо мной стояла тарелка с домашними блинчиками с шоколадной крошкой, отец пил зеленый смузи. Уэст явно не шутил насчет здорового образа жизни.

Мне вдруг захотелось поговорить с ним о Бруксе.

– Папа, – осторожно, даже робко начала я.

– Да, малышка, – отозвался он, не отрывая взгляда от утренней газеты.

– Что ты думаешь о Бруксе?

Мой вопрос мог вызвать у отца какие-либо подозрения, но мне нужно было знать.

– О Люке? Он хороший парень. А что?

«Да просто на днях мы целый час просидели с ним в обнимку на полу конюшни, и мне хотелось бы понять, насколько это нормально», – мысленно ответила я, а вслух пояснила:

– Ничего. Интересно, почему ты практически усыновил его, когда мы были детьми.

Отец снял очки для чтения и отложил газету в сторону.

– С чего такой внезапный интерес?

Ну вот, он уже что-то заподозрил.

– Не знаю. Любопытно.

Отец, кажется, не слишком поверил в мои объяснения, но все же ответил.

– Люк бесстрашен. Когда Густ в детстве привел его домой из школы, я понял, что он либо добьется многого в жизни, либо сам себя загубит, как его отец. В свое время я неплохо знал Джимми. Он тоже был бесстрашным. Но никто и никогда не возлагал на него никаких надежд. И с возрастом его бесстрашие превратилось в обычное безрассудство.

Да, слова отца имели смысл. Джимми Брукса нельзя было назвать ни ответственным, ни стойким.

– Брукс тоже вел себя безрассудно, – заметила я.

Мне вдруг вспомнились все те случаи, когда он творил глупости или тем или иным образом калечился. К примеру, однажды Брукс купил дерьмовый мотоцикл и начал гонять по городу без шлема. В тот же день он врезался в дерево. Отец с Густом тогда жутко перепугались. И я, вернувшись домой из школы, услышала, как Амос Райдер читает окровавленному, покрытому синяками Бруксу одну из своих знаменитых лекций.

Теперь, зная о его отношениях с семьей, я гадала, волновала ли хоть кого-нибудь судьба Брукса настолько, чтобы устроить ему головомойку, как в тот день сделал мой отец.

На поверку этот парень оказался гораздо более заботливым и деятельным, чем я когда-либо представляла, и с самого возвращения домой я постоянно пыталась его понять.

– Люк не безрассуден, – возразил отец. – И никогда не был. Да, порой он вел себя неосторожно, стремительно, импульсивно. Вероятно, именно поэтому бесчисленное множество раз и попадал в переделки. Но, знаешь, трудно переживать об этом, когда твоя судьба никого вокруг не волнует.

Я не могла себе представить, на что это похоже. Меня-то всегда любили.

– Люк чем-то похож на бездомную собаку, – продолжил отец. «Милую собаку», – мысленно добавила я. – Несколько грубоват. Его бы пообтесать. Ну и конечно любить. Я чертовски рад, – отец прищелкнул языком, – что мне уже несколько лет не приходилось вытаскивать его под залог из тюрьмы.

Я помнила, как папа трижды за него вступался, когда Брукса забирали в полицейский участок за драку. Хотя вряд ли я знала обо всех таких случаях.

К счастью, мы жили в маленьком городке, и Амос Райдер когда-то учился в школе вместе с местным шерифом.

– Люк далеко не сразу поверил, когда и я, и Густ с Уэстом говорили, что ему здесь рады. Но мы всегда его поддерживали, и в конце концов Люк стал поддерживать нас. С тех пор он постоянно нам помогает.

Я вспомнила, как однажды Бруксу поручили забрать меня с тренировки по родео, потому что и отец, и братья были чем-то заняты. Я бы, конечно, дошла до дома и пешком, но Густ настаивал, что так будет лучше. Так вот, Брукс тогда опоздал. А поскольку выпил несколько кружек пива, не мог вести машину. Поэтому, когда пикап завернул за угол, за рулем сидела девушка, с которой он в то время трахался. Меня это взбесило, особенно учитывая, что мне пришлось втиснуться на сиденье между Бруксом и его подружкой. И он всю дорогу высовывал голову из окна, чтобы подышать свежим воздухом. А сейчас я вдруг осознала, что он в тот день, несмотря на обстоятельства, все равно за мной приехал. Пусть даже навеселе и с опозданием. Вряд ли на свете есть много людей, ради которых двадцатилетний Брукс стал бы так утруждаться.

Лишь представив, как Люк Брукс просил ту девушку подвезти его, чтобы забрать младшую сестру лучшего друга, я не смогла сдержаться и улыбнулась краешками губ.

– Я никогда не задумывалась, что он чувствовал, живя в доме, где был никому не нужен, – призналась я. Мне стало стыдно, что я так плохо с ним обращалась. – Как считаешь, если бы он не познакомился с Густом, то вырос бы другим?

– Вряд ли нам стоит приписывать себе все заслуги. У этого парня сердце размером со Скалистые горы. Ему нравится, когда есть о ком заботиться, и сам он тоже нуждается в заботе. Наверное, в конце концов он все равно нашел бы свой путь, возможно, только чаще влипая во всякое дерьмо.

На миг я задумалась о словах отца, все еще пытаясь мысленно соединить для себя два образа Брукса: легкомысленного подростка, который выводил меня из себя, и мужчины, целый час просидевшего рядом со мной на полу конюшни, пока я боролась с приступом паники. С трудом верилось, что речь об одном и том же человеке. Похоже, за эти годы он сильно изменился. Или же я просто раньше к нему не приглядывалась.

– Полагаю, с ним все хорошо, – проговорила я, стараясь ничем не выдать перед отцом своих чувств.

– Так и есть, – улыбнулся он со странным выражением на лице, которое я не смогла понять. – Спасибо, малышка, что позавтракала со мной.

– Тебе пора?

– Точно. Хочу съездить в город, забрать кое-какой инвентарь и новую деталь для сенного пресса. Тебе что-нибудь нужно?

Он поднялся и начал убирать за собой со стола, потом отнес посуду в раковину.

– Нет, все хорошо. Я пойду в конюшню.

– Хорошего дня, малышка, – пожелал он, снимая с крючка на стене кухни свою ковбойскую шляпу. – Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – ответила я.

В прошлые годы, когда я приезжала домой на праздники или в свободное между состязаниями время, отец специально планировал свои дела так, чтобы мы могли как можно больше времени проводить вместе. Сейчас же все изменилось, и с тех пор, как он вернулся с конференции, я была благодарна за любую возможность хоть немного побыть с ним вдвоем.

Живя дома, я стала больше ценить моменты нашего общения. Здорово, что теперь не приходилось под кого-нибудь подстраиваться. Впервые с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, мы просто сосуществовали рядом друг с другом, и впереди не маячил четко означенный момент расставания.

Минуты, проведенные рядом с отцом, заставили меня осознать, как сильно я по нему скучала. И как он был мне нужен.

Несмотря на столь неожиданное возвращение, я радовалась, что сейчас нахожусь дома.

Когда я направилась к конюшням, в заднем кармане зазвонил телефон. Достав его, я увидела на экране имя Кенни. В тот вечер, столкнувшись в «Сапоге дьявола», мы поболтали о всяких пустяках. Приятно было встретить его спустя столько времени. Да, я немного с ним пофлиртовала, и он оказался столь любезен, что подвез нас с Тедди домой – иначе ночевать нам в кузове пикапа возле бара, – но Кенни меня ничуть не интересовал.

Хотя тот, к кому я шла сейчас на встречу, был здесь вовсе ни при чем.

Конечно, ни при чем.

Заметив несколько сообщений от Стоктона, я не стала их читать – потом удалю, не открывая.

Так и не ответив на звонок Кенни, я со вздохом сунула телефон обратно в карман.

Вскоре я заметила Брукса. Он стоял в дверях конюшни с инструментами в руках и чинил петлю, из-за которой Густ уже на стенку лез. Впервые после возвращения домой я видела Брукса в одной из его знаменитых маек. Судя по всему, когда-то это была полноценная футболка – пока он не взял в руки ножницы.

И как я ни досадовала на себя, приходилось признать, что Люк Брукс выглядит чертовски сексуально, как и его майка. Боже, что со мной? Ведь я терпеть не могла эти майки, а теперь пускала слюни, глядя на Брукса с обнаженными руками. Впрочем, при виде его напряженных, вздувшихся мышц возбудился бы кто угодно.

А уж эта гребаная бейсболка задом наперед, в которой он щеголял сегодня…

Черт. Черт. Черт.

«Ты слабачка, Клементина Райдер», – мысленно укорила я себя. Стоило увидеть надетую задом наперед бейсболку, и все мои принципиальные взгляды насчет маек кардинально поменялись.

Как и мнение о Люке Бруксе.

Он, наверное, услышал чавканье ботинок по грязи, потому что поднял голову и широко улыбнулся. С зажатым в зубах гвоздем – на всякий случай, если тот понадобится.

Почему даже это так на меня действует?

– Привет! – крикнула я.

Брукс вытащил изо рта гвоздь и бросил его в банку, стоящую у ног.

– Доброе утро, – протянул он.

Раньше я ненавидела его манеру растягивать слова, свойственную жителям предгорий; теперь мне хотелось в нее завернуться. Он окинул меня взглядом с ног до головы и быстро отвел глаза, как будто не хотел, чтобы я заметила. У меня вспыхнули щеки, но я усилием воли попыталась взять себя в руки.

– Ну что, готова сегодня проехаться верхом?

Если в его словах и крылась какая-то шутка, то я пропустила ее мимо ушей. Меньше всего мне хотелось шутить с Люком Бруксом на тему верховой езды. Однако при мысли о том, чтобы сесть на Мэйпл, сердце слегка ускорило свой бег. Хотя, конечно, еще несколько недель назад я отреагировала бы намного более бурно.

– Думаю, можно попробовать, – кивнула я.

Брукс снова улыбнулся, и вокруг его глаз появились морщинки. По-дурацки милые, как мне показалось.