Текст книги "Демон, который ошибался"

– Нет, сэр, если не считать его ученика Граха, который… э… стал жертвой недопонимания. А в чем дело?

– Нам нужен колдун. У нас был один, старик Арканиус…

– Я слышал, как вы говорили о нем, сэр. Что же на самом деле погубило его?

– Нечто не слишком далекое от той лжи, которую я о нем рассказывал. Арканиус экспериментировал с заклинаниями, слишком сложными для его ограниченных способностей. Однажды вечером мы увидели, что из его палатки выбивается голубое пламя, и услышали крики. Наутро Арканиуса не было – только брызги крови. Я предлагал работу Мальдивиусу, но он отказался, бормоча что-то насчет Паалуа, дающего ему счастье. В то время он был несколько пьян. Ты случайно не знаешь, что он имел в виду?

– Нет, сэр. Я слышал, что Паалуа – это земля могущественных колдунов за океаном.

– Дульнесса помимо своей работы занимается еще предсказанием счастья, но это совсем не то, что иметь настоящего колдуна. Чей ход?

Багардо отыграл у меня девять пенсов, монету за монетой. Я отметил, что время от времени его ноздри начинали как-то странно вибрировать. Чаще всего это случалось, когда он находился накануне выигрыша очередной части моих денег. Однако я не мог с уверенностью объяснить данное ощущение. Когда я лишался последнего гроша, дверь открылась и вошла миловидная мадам Дульнесса, наездница без седла. Хриплым голосом она крикнула:

– Когда хоть один из вас, белоручек, соизволит мне помочь?

Багардо отмахнулся:

– Возьми Здима. У него все равно больше ничего нет.

– Ты хочешь сказать, что он может?

– Конечно. Демоны подвержены точно таким же чувствам, как и мы. А теперь забирай его и дай нам возможность продолжить игру.

Озадаченный, я последовал за Дульнессой в ее фургон. Когда мы вошли, она повернулась ко мне с улыбкой и полуприкрыла глаза.

– Ну, Здим, – сказала она, – с тобой я, по крайней мере, получу новые ощущения.

Сказав это, она начала подчеркнуто медленно снимать с себя одежду. Освободившись от последнего элемента гардероба, она легла на кровать. Я был искренне заинтересован, ибо впервые видел живую человеческую особь женского рода без одежды. Я с удовлетворением отметил, что иллюстрации учебников родного уровня полностью отвечают действительности, в точности воспроизводя все формы и органы данного экземпляра. Усики уловили вибрацию необычной интенсивности, но я не смог распознать ее природу.

– Ну а теперь приступай, если ты вообще намерен приступать, – сказала она.

– Прошу прощения, мадам, – ответил я, – но я не понимаю. Чего вы от меня желаете?

– О, клянусь сосками Астис! Ты что, не знаешь как… – И она произнесла целый ряд непонятных мне слов, добавив: – Или как это называется на вашей демонической земле?

Я наконец начал понимать:

– Вы имеете в виду половой акт, не так ли, мадам?

– Ха, что за изысканные манеры! Ну да, именно это.

– Прошу прощения, но меня в школе учили литературному новарскому. Вульгаризмы мне предстоит научиться понимать самому.

– Так, извлекай из-под своей чешуи нужную вещицу и… Эй, да ты меняешь цвет!

– Так на нас действуют эмоции, мадам. Уверяю вас, что я наделен соответствующим мужским органом. Только он у нас убирается внутрь, когда в нем нет нужды, а не болтается бесцельно и вульгарно, как у самцов-мужчин. Без сомнения, это и есть причина любопытного обычая, который озадачивал наших философов, заключающегося в ношении на себе различных предметов даже в самую невыносимую жару. Теперь, среди нас, демонов…

Дульнесса была нетерпелива:

– Избавь меня от лекций. Ты можешь это сделать?

– Не знаю. Хотя приложу все свои усилия, чтобы принести удовлетворение, но сейчас не брачный сезон, и, кроме того, женская особь Первой реальности не возбуждает во мне желания.

– Что же во мне не так, паренек-дракон? Я, конечно, уже не так молода, как когда-то, но…

– Дело не в этом, если вы, мадам, извините мне такие слова… Обилие нежной бледной обнаженной кожи делает вас… как бы это сказать… слишком мясистой. Это все равно что иметь половые отношения с огромной мягкой рыбой… Бр! Вот если бы здесь была моя жена Йез с ее хорошенькими клыками, усиками и очаровательной блестящей чешуей…

– Тогда закрой глаза, представь, что здесь лежит твоя жена, и попытайся взяться за дело.

Что ж, как говорим мы дома, ничего не испытав – ничего не узнаешь. Огромным усилием воли я заставил появиться бесценный мужской орган и наполнил кровью поясницу. Когда ко мне пришла уверенность, что все в порядке, я открыл глаза.

Дульнесса с ужасом уставилась на мой орган.

– Немедленно убери эту мерзость! – закричала она. – О боги! Да он похож на те булавы, которыми крошили друг друга древние рыцари. Ты бы меня просто убил!

– Сожалею, что не могу быть вам полезен, мадам, – сказал я. – Я тоже боялся, что это не покажется вам приятным. Но почему мастер Багардо послал меня с вами? Это похоже на одну из тех бессмысленных шуток, которые так любят изобретать человеческие существа. Если Багардо может удовлетворить большое количество женщин сразу, то, думаю, он должен быть рад любой возможности…

– Этот мошенник так о себе говорит, но на самом деле он куда хуже. Последний раз ему пришлось звать на помощь Сиглара. А человек-обезьяна вообще стоит их двоих.

– Неужели все человеческие особи женского рода испытывают потребность в постоянном наполнении?

– Нет, я особый случай. Проклятый Арканиус наложил на меня заклятие за то, что я не хотела иметь с ним дела, – заклинание ненасытности. Он был грязным старикашкой, и то-то была радость, когда его сцапал демон. Но я так и осталась под действием заклятия, и ни один колдун не может его снять.

– Возможно, со временем его действие пройдет, – сказал я. – С заклинаниями так бывает.

– Может быть, но пока я должна получать свое несколько раз в день, иначе желание сведет меня с ума.

– Но ведь кругом столько жаждущих рабочих…

– Большая часть их никогда не моется, а я предпочитаю, чтобы любовники были чистыми. И все же, если не остается выбора… Но вернемся к твоей игре. Сколько тебе дали?

Я рассказал ей о своей потере.

– Ха! – сказала она. – Это похоже на Багардо: сначала дать деньги, а потом отобрать их во время карточной игры.

– Ты хочешь сказать, что он меня обчистил?

– Конечно. А ты как думал?

– Должно быть, в этом и заключается значение уловленной мною вибрации.

– Можешь читать мысли?

– Нет, но различаю вибрации, которые выдают эмоции других существ.

– Сколько он тебе платит?

– Три пенса в день.

Она хрипло рассмеялась:

– Мой дорогой Здим, тебе нужно немедленно вернуться к Багардо и заставить его удвоить эту сумму: он платит наемным рабочим по шесть пенсов. У тебя снова появятся деньги, а этот бессовестный обманщик получит хороший урок!

Я сделал как было велено. Багардо от души посмеялся над рассказом о неудачном обольщении Дульнессы.

Это привело его в такое хорошее расположение духа, что он даже согласился повысить мне плату, приняв, конечно, во внимание исчезнувшую половину.

Мы возобновили игру. Я был настороже и ловил волны-предупреждения. Вскоре мне удалось несколько раз отыграть первоначальный аванс. Багардо пристально посмотрел на меня и сказал:

– Против прухи интеллект бессилен. Как бы там ни было, пора спать. Нам предстоит ранний подъем – двинемся в Оринкс. Но должен сказать, мастер Здим, что ты овладеваешь искусством игры в скиллет быстрее, чем любой из тех, кого я учил. Ты случайно не читаешь мысли?

– Нет, хозяин. – Мой ответ был правдивым, если слово «мысли» он употреблял в точном значении этого слова, как способ интеллектуального выражения, но с философской точки зрения это слово можно было рассматривать шире, включив в него эмоции, поэтому я добавил: – Принцип нетруден. Как говорят в моем мире, совершенство достигается практикой.

– Очень жаль, что ты не читаешь мысли, я мог бы использовать это в представлении. И помни: когда появятся посетители, веди себя как настоящий дикарь. Они именно этого и ждут. Рычи, вой, сотрясай прутья решетки, как будто хочешь дорваться до зевак. Сделай вид, что хочешь вырваться из клетки!

Унгах попробовал вклиниться:

– Босс, я думаю…

– Оставь свои мысли при себе, мастер Обезьяна. Я уверен, что демон свое дело знает.

Оринкс, лежащий вверх по Кьямосу от Ира, больше, чем Эвродиум, но меньше, чем Чемнис. Мы планировали провести там два полных дня и дать три представления: два вечером, одно утром. Мы начали с вечернего представления.

Первым «лбом», вошедшим в палатку с чудовищем, был старик с шатающейся походкой. По исходящему от него винному перегару я заподозрил, что нетвердость походки объясняется не одним лишь возрастом. Он неуверенно приблизился к моему фургону и вперился в меня. Я тоже уставился на него, не желая попусту демонстрировать свою ярость, пока не соберется больше публики.

Старик вытащил из пиджака бутылку и отпил из нее. Потом пробормотал:

– Чтоб мне в дерьме потонуть, уже повсюду их вижу. Вон, привидение! Сгинь! Изыди! О боги, дайте мне пить в мире молоко старца, единственное мое утешение!

Он заплакал и побрел прочь, а в палатку хлынули другие зеваки. Когда Багардо произнес свои напыщенные вступительные слова, я покорно взвыл, зарычал, заскрежетал и принялся трясти решетку. Помня наставления, выбрал два прута и тянул их, пока они не согнулись.

Ближайшие «лбы» отпрянули, но те, кто стоял дальше, подались вперед. Багардо одарил меня одобрительной улыбкой. Ободренный, я рванулся вперед, как дракон с болот Кшака, и применил всю свою силу.

Прутья подались, один с громким треском вылетел из нижней впадины. Я вырвал его из верхней и отбросил. Потом, как мне было велено, просунулся в образовавшееся отверстие и выскочил на землю, рыча на ближайших «лбов».

Конечно, я не намеревался причинить вред посетителям. Но передние «лбы» с ужасающими криками подались назад. Через несколько мгновений толпа превратилась в месиво барахтающихся тел. Обитатели Первой реальности боролись, вскакивали и снова падали друг на друга, в ужасе крича:

– Дракон на свободе!

Когда они вывалились на улицу, их паническое состояние передалось остальным, и те рванулись к выходу из главного шатра. За все время моего пребывания в Двенадцатой реальности я никогда не был свидетелем подобного нелепого поведения. Может быть, мы и тугодумы, но подобный сюрприз не сведет нас с ума.

Некоторые пытались взобраться наверх или укрыться в складках ткани шатра. Те, кто был сбит с ног и ранен, ковыляли или ползли к выходу. Борьба разгорелась с новой силой. Некоторые из касс опрокинулись, и горожане начали растаскивать добычу. Шатер затрещал.

Кто-то крикнул:

– Эй, деревенщина!

После этого рабочие обрушились на «лбов» с шестами от палаток и другими подручными средствами.

Оглушительный шум замер лишь тогда, когда все «лбы», еще способные передвигаться, убежали. Многие остались лежать – одни из-за ушибов, другие потому, что были вовсе без сознания. Я поймал взглядом Багардо, безумного и растерянного, который метался, пытаясь навести порядок. Увидев меня, он закричал:

– Ты разорил меня, вшивый ублюдок! Я убью тебя за это!

Бегущие люди разъединили нас, и Багардо потерялся из виду. Я последовал за Унгахом на борьбу с огнем, возникшим в палатке. К тому времени, когда мы одолели пожар, человек в шлеме, кольчуге, со шпагой и верхом на коне появился у входа. За ним следовала пешая толпа местных с ломами, острогами и палками. Тот, кто сидел на лошади, протрубил.

– Кто, сорок девять чертей, ты такой?! – вызверился Багардо, пытаясь преградить ему путь.

– Вальто, констебль Оринкса. А это представители горожан. Теперь слушайте! Вы все отправляетесь под арест за оскорбление граждан Оринкса. Вам будет предъявлено обвинение в совершенном преступлении. Поскольку наша тюрьма не вместит столько арестантов, вы останетесь здесь до завтрашнего вечера под стражей… Эй-эй, куда? Остановите его!

Багардо петлял среди палаток. Прежде чем кто-либо успел его схватить, он вскочил на коня, пустил его в галоп и ринулся прямо через толпу.

– Плевать мне на тебя! – крикнул он, обернувшись.

Лошадь перескочила через ограду, и Багардо исчез в ночной темноте. Констебль Вальто выкрикнул приказ своим людям, которые начали рассредоточиваться и окружать стоянку, и бросился в погоню за Багардо. Некоторые из циркачей успели удрать из лагеря раньше, чем замкнулся круг. Я прошептал Унгаху:

– А не лучше ли и нам тоже убежать?

– Зачем? Мы не можем передвигаться в одиночку – против нас будут все до последнего бродяги. Лучшее, на что мы можем надеяться, – это на хороших хозяев. Так что держи хвост морковкой.

Констебль вернулся ни с чем. Лошадь его была вся в мыле. Занялись пострадавшими. За время паники один человек успел скончаться. Это был старый пьяница, затоптанный до смерти у входа в палатку с чудовищами. Было много покалеченных – с переломанными ногами или ребрами. Кроме того, против Багардо Великого ополчились все, кому в свалке намяли бока или насажали пятен на одежду. Даже если бы Багардо был хозяином десяти балаганов, каждый из которых был более прибыльным, чем этот, все равно уже не смог бы изменить общественного мнения, ополчившегося против него. И если бы он не бежал, то кончил бы, возможно, тем, что попал в долговую яму.

Перед магистратом Оринкса я объяснил, что на самом деле не был тем кровожадным чудовищем, за которого меня выдавали, а всего лишь несчастным, работающим по контракту демоном, который покорно следовал велениям своего хозяина.

– Ты не похож на настоящего демона, – объявил член городского магистрата. – С другой стороны, ты не человек. Так что твое уничтожение нельзя считать убийством. Многие граждане требуют этой меры социальной защиты для собственной безопасности.

– Позвольте мне заметить, что они могли бы счесть мое уничтожение трудным делом, ваша честь, – кротко ответил я ему. – Так скажет любой, имеющий отношение к Двенадцатой реальности. Кроме того, я так или иначе мог бы избежать подобной судьбы, вернувшись на родной уровень. – Я приврал, ибо забыл часть нужного для возвращения заклинания. – Но пока ко мне не применят чрезвычайные меры, я готов сотрудничать с добрыми гражданами Оринкса, повинуясь их законам и выполняя свои обязанности.

Член магистрата – один из немногих благоразумных жителей Первой реальности, которых мне приходилось встречать, – согласился с тем, что мне следует предоставить соответствующую возможность. Примерно около половины труппы успело бежать, прежде чем стоянка была окружена. Те артисты, которые были схвачены, имели так мало собственности, что магистрат решил, выгоднее отпустить их, дав соответствующий выговор, чем позволить бездельничать в тюрьме.

Животные, включая Унгаха и меня, а также фургоны, палатки и прочая собственность были собраны, пересчитаны и отправлены в Ир на продажу. Аукцион – малоприятная процедура, но самая подходящая для того, чтобы требования истцов в Оринксе были надлежащим образом удовлетворены. Именно таким образом был куплен мой контракт – на аукционе за городом, и купил его агент мадам Роски из Ира.

4
Мадам Роска

Ир – необычный город, лежащий среди нескольких холмов за маленьким притоком Кьямоса Вомантиконом. Если не считать высокой цилиндрической формы башни, обрамляющей входные ворота, можно было сказать, что весь город находится под землей. Он был задуман как крепость Ардиманом Ужасным в период борьбы за освобождение всех двенадцати новарианских народов. Найдя на холмах Ира огромное количество крепкого гранита, он приказал заложить город внутри горных склонов, чтобы туннели и пещеры служили основой улиц и домов.

Спрятав удостоверяющий мою личность контракт в камзол, Нойтинген, агент мадам Роски, сказал:

– Пошли, о Здим, моя хозяйка ждет тебя.

Мастер Нойтинген подвел меня к башне. То было сооружение из хорошо обработанных гранитных плит, более ста футов[6]6
  100 футов – 30,48 метра.


[Закрыть] в ширину и в три раза больше в диаметре. Площадка-пандус, достаточно широкая для того, чтобы по ней проехал груженый фургон, спиралью вилась вокруг башни. Она была устроена с таким расчетом, чтобы правый, незащищенный бок поднимающегося был обращен к стене.

Треть подъема оканчивалась массивными воротами, створки которых сделаны из цельных стволов, соединенных медными скобами. Сейчас ворота были открыты. От площадки, на которую они выходили, уходила вверх узкая спиральная лестница. Она делала вокруг башни один полный оборот и заканчивалась дверью, более высокой, но и более узкой.

Зубчатая верхняя кромка башни находилась еще выше. Она была испещрена отверстиями для катапульт. Крыша также защищала сложное сооружение, назначение которого я не мог понять до тех пор, пока не подошел к нему поближе. Нойтинген провел меня через главные ворота мимо высоких светловолосых охранников.

– Кто эти парни? – спросил я Нойтингена. – Они не похожи на новариан.

– Наемники из Швена. Мы не вояки, а народ миролюбивых фермеров и купцов. Поэтому и нанимаем швенцев делать для нас всю кровавую работу. В мирное время, такое как нынешнее, они служат в гражданской охране и полиции.

За воротами находился круглый открытый двор. Он занимал центральную часть башни, вдоль стен шла цепь вместительных казематов, соединенных между собой, это было место для защитников города и их складов. Над самым верхним рядом возвышалась крыша в форме кольца, где стояли катапульты.

Здесь находилось некое сооружение, которое я заметил раньше. Это было большое зеркало, установленное на часовом механизме, так что его движение в течение дня соответствовало движению солнца. Планируя город, Ардиман пренебрег вентиляцией. Для того чтобы видеть в своих подземных помещениях, ириане вынуждены были пользоваться лампами и свечами, а для того чтобы готовить пищу – использовать горючее. Дым и гарь, испускаемые всем этим хозяйством, действовали на людей самым неблагоприятным образом. Более того, по мере того как город рос, а его галереи все дальше углублялись в гору Ир, положение все сильнее ухудшилось.

Наконец один изобретательный синдик убедил людей установить систему освещения, основанную на отражении солнечного света. Таким образом лампы становились ненужными в солнечные дни. Главное зеркало на верхушке башни Ардимана отражало солнечные лучи вниз, во двор, откуда другое зеркало перегоняло их на главную улицу Ира – проспект Ардимана. Зеркала меньшего размера отражали свет в боковые улицы и частные жилища.

Говоря о жилых подземельях, не следует представлять естественные пещеры, украшенные сталактитами и населенные первобытными существами в волосатых шкурах. Город Ир был вырублен в скале искуснейшими новарианскими каменщиками. По своим качествам, если не считать того, что вместо неба над городом стелился каменный потолок, он не отличался от любого другого богатого города Первой реальности. Фронтоны домов, достигающие каменной крыши, были похожи на фронтоны других городов. Каменщики даже испещрили камень черточками, имитируя кирпич, из которого строились дома в обычных условиях. Поскольку стены строений являлись единой каменной глыбой, то цель подобной резьбы заключалась только в том, чтобы сделать картину более привычной для глаз.

Большая часть жилых домов находилась на том же уровне, что и двор башни Ардимана. Существовали и другие уровни, выше или ниже, чем главный, но этот считался основным. Когда мы прокладывали себе путь через толпу на проспекте Ардимана, Нойтинген спросил:

– Контракт на тебя первым заключил колдун Мальдивиус?

– Так точно, сэр, он эвокировал меня со своей планеты, а позже продал мой контракт циркачу Багардо.

– Пришлось ли Мальдивиусу понести потери, когда ты находился у него?

– Именно так, сэр. Вор унес магический камень, который он называл Сибиллианским сапфиром. Он винил за эту потерю меня, что и стало причиной продажи моего контракта.

– Кто взял камень?

– Это был… сейчас вспомню… Мальдивиус сказал, что вором был один фариец, которого он когда-то знал. А в чем дело, сэр?

– Узнаешь, когда познакомишься со своей новой хозяйкой, мадам Роской сар-Бликснес.

– Мастер Нойтинген, ради всего святого, объясните мне вашу систему имен и титулов. Я всего лишь бедный невежественный демон…

– Она вдова синдика Бликснеса и теперь сама хочет стать синдиком.

Нойтинген свернул на боковую улицу и остановился перед одним из наиболее помпезных сооружений. Слуга, маленький смуглый человек с крючковатым носом, впустил нас. Одеяние и головная повязка выдавали в нем жителя Федирана. Он провел меня в кабинет моей новой хозяйки, меблировка которого отличалась от меблировки кабинета Мальдивиуса или фургона Багардо, как вино от воды. Хотя день был солнечный, горожане не должны были пользоваться искусственным освещением, а только зеркальным отражением, здесь горели три свечи, вставленные в розовые подсвечники.

Мадам Роска сидела за письменным столом. На ней было длинное платье из прозрачной, как паутина, материи, через которое просвечивало ее тело. Подобный облик женщин завораживает и волнует мужчин – еще одна из странностей в репродуктивном поведении человеческого рода.

Роска была высокой стройной женщиной с белыми волосами, аккуратно собранными в изящную прическу. У нее было узкое, с тонкими чертами лицо, которое, как мне говорили, считается в Новарии образцом красоты. (Сам я не могу судить о таких вещах, поскольку все обитатели Первой реальности кажутся мне на одно лицо.) Хотя она уже давно миновала пору юности, ей удалось сохранить большую часть качеств, свойственных этому периоду жизни.

Когда федиранин ввел нас, она улыбнулась:

– Вижу, ты привел его, мой добрый Нойтинген.

– Ваша воля выполнена, – кивнул Нойтинген, опускаясь на одно колено и снова вставая.

– Дорогой Нойтинген, какая преданность! Покажи мастеру Здиму мое жилище. Представь остальным слугам и объясни обязанности… Нет, я передумала. Подойди поближе, о Здим.

Мне польстило обращение «мастер» – как правило, этот титул не употребляется при обращении к слугам. Я подошел.

– Ты тот, кто служил у доктора Мальдивиуса в его логове неподалеку от Чемниса?

– Да, мадам.

– Ты слышал, как он говорил об опасности, нависшей над Иром?

– Да, хозяйка. Он договаривался с синдиком Джиммоном о цене за открытие этой опасности.

– И он продал твой контракт за то, что ты позволил фарийцу из Хендау украсть волшебный камень?

– Да.

– Ты когда-нибудь наблюдал за тем, как он смотрел в магическое стекло?

– Что касается этого, мадам, то он настаивал на том, чтобы я стоял на страже во время его озарений. Так что я хорошо познакомился с его методами.

– А, вот как! Посмотрим. Пройдем же в одну из молелен и попробуем использовать твои знания. Я тоже знакома с его методами. Ты можешь идти, Нойтинген.

Нойтинген было запротестовал:

– Если ваша светлость считает, что для вас безопасно оставаться наедине с этим…

– Мой маленький человек-дракон – образец верности. О, не бойся за меня. Идем, Здим.

Молельня была маленькой восьмистенной комнатой, расположенной в угловой части дома. Как и кабинет Мальдивиуса, она была полна всяческих магических приспособлений. В центре стола стоял сосуд, в котором покоился драгоценный камень, похожий на Сибиллианский сапфир.

– Это камень Мальдивиуса, мадам? – спросил я.

Она усмехнулась:

– Ты угадал, демон. Мне дорого обошлась его покупка Нойтингеном у известного скупщика краденого, но безопасность наших земель требует того, чтобы камень находился в надежных руках. Кроме того, у Мальдивиуса слишком много серьезных врагов в Ире, чтобы он мог вернуться сюда и начать меня преследовать. А теперь расскажи мне, что именно говорил Мальдивиус перед своими озарениями.

– Прежде всего, моя госпожа, он молился. Потом…

– Какую именно молитву он произносил?

– Ту, которая обращается к Зеватасу, начинающуюся словами: «Отец Зеватас, царь богов, создатель Вселенной, господин всех, да славится в веках имя твое…»

– Да-да, я ее знаю. А что потом?

– Потом он готовил смесь из трав…

– Из каких трав?

– Я не знаю всех, но думаю, что одной из них был базилик, судя по запаху и цвету.

Дама достала книгу по магии и стала изучать рецепты. С помощью этой книги и того, что я смог вспомнить из процедуры, через которую проходил Мальдивиус, мы восстановили большую часть заклинания, погружавшего Мальдивиуса в состояние транса.

Но в конце концов наша работа застопорилась.

– Очень гадко с твоей стороны, дорогой Здим, действительно очень гадко не быть повнимательнее и не запомнить все точнее, – сказала она, зевая.

Меня смутило обращение «дорогой», и я уже стал подумывать, не повторится ли сейчас то, что произошло у меня с Дульнессой, наездницей без седла. Однако усики не уловили ничего, что могло бы говорить о чувственных эмоциях, а вскоре я узнал, что это был обычный для Роски стиль обращения. Для того чтобы с успехом иметь дело с обитателями Первой реальности, нужно как следует уяснить, что в половине случаев они вовсе не имеют в виду того, что говорят.

Дама продолжала:

– Но я так устала от этого занятия, и к тому же искусство ждет меня. Авад!

С поклоном появился федиранин.

– Уведи мастера Здима, – велела Роска, – пусть до завтрашнего утра выполняет какую-нибудь несложную работу по хозяйству. И… что еще… вели Филигору взять его с платой в девять пенсов. Благодарствую.

Пока Авад вел меня, я спросил:

– Что представляет собой искусство ее светлости?

– В этом году – живопись.

– А что было раньше?

– В прошлом году – украшения из перьев, в позапрошлом – игра на цитре. В новом году, думаю, будет что-нибудь другое.

В течение следующих нескольких дней я узнал, что мадам Роска очень талантливая и энергичная женщина. Тем не менее она меняла пристрастия и планы чаще, чем кто-либо другой из известных мне обитателей Первой реальности, хотя все они не отличались постоянством. Помня слова Джиммона, я удивился тому, что такая легкомысленная особа не только сохранила, но и приумножила унаследованное состояние. Я заключил, что за ее внешней легкомысленностью скрывается острый ум или что она являет собой редкий случай удивительного везения.

С другой стороны, дама всегда была уравновешенна, вежлива, изящна – даже в обращении с самыми незначительными существами из тех, кем ей приходилось командовать. Когда она доводила их до бешенства свойственными ей внезапными изменениями планов, слуги ворчали и ругали ее в своих комнатах, непременно находился кто-нибудь вступавшийся за нее, говоря:

– Но все же она – настоящая госпожа.

Подобные сборища среди двадцати слуг были частыми – Роска не требовала от них строгой дисциплины. Кроме того, прислуга любила поболтать. Среди прочего я узнал от них, что половина свободных мужчин высших кругов города Ира являются поклонниками Роски и претендентами на ее руку или, по крайней мере, на состояние Бликснена; значительная же часть тех, кто был несвободен, с удовольствием бы заменили Роской своих жен. Слуги строили догадки по поводу того, кто же сможет достичь заветной цели, но пока не было никаких свидетельств того, что кому-то это удалось.

Вместе с Роской мы восстановили цепочку заклинаний Мальдивиуса. И уже готовились приступить к сути дела, когда она сказала:

– Ох, нет, Здим, дорогой, меня вдруг обуял страх при мысли о том, что я могу увидеть. Лучше займи мое место. Ты умеешь гадать по стеклу?

– Не знаю, мадам, никогда не пробовал это делать.

– Так попытайся сейчас. Начни с молитвы Зеватасу.

– Я постараюсь угодить вам, – сказал я и занял ее место.

Прочитал молитву, но не испытал религиозного чувства, ибо боги Нинга не имеют ничего общего с богами Новарии. Втянул в себя дым и начал произносить заклинание Мальдивиуса.

Довольно скоро мерцающий в сапфире свет начал приобретать форму. Вначале появилась затянутая тучами сцена: часть неба и облако, земля и море, все смешанное и изменяющееся. В одно мгновение мне показалось, будто я смотрю вниз, на землю, с высоты, сделавшись птицей; в следующее мгновение почудилось, словно лежу на лугу, глядя сквозь стебли травы. Потом я как будто погрузился в море, где пугливые, снабженные плавниками живые существа сновали в голубоватом свете. Через некоторое время я научился управлять этими эффектами, так что видимость сделалась лучше.

– Что мне следует искать? – спросил я. Говорить во время состояния транса – все равно что пытаться произносить слова, когда голова твоя обернута одеялом.

– Угрозу, которую Мальдивиус предсказал Иру, – ответила она.

– Я слышал об этой угрозе, но Мальдивиус ничего не сказал о ее природе.

– Давай подумаем. Что если какая-то из соседних наций замышляет зло?

– Я ни о чем подобном не слышал. Находится ли кто-то из соседей во враждебных отношениях с Иром?

– Мы в мире со всеми, но мир этот тревожнее, чем обычно. Тонио из Ксилара настроен недружелюбно. Он находится в союзе с гованнианами, заключенном против нашего друга Метуро. Но все это не так страшно. Кроме того, Тонио должен потерять свою голову в течение года…

– Мадам, что такого сделал этот человек, что вы так спокойно говорите о потере его головы?

– Таков обычай Ксилара – каждые пять лет отрезать головы своим королям и использовать как метательное орудие при выборах нового короля. Но хватит об этом, вернемся к нашей угрозе. Не может ли она быть опасностью, идущей из какой-нибудь более отдаленной земли – например, из Швена, находящегося за Эллорной, или из Паалуа, лежащего за морем?

– Вспомнил! – сказал я. – Багардо ссылался на слова Мальдивиуса о том, что паалуанцы должны сделать ему состояние.

– Тогда лети… имею в виду, пусть твое магическое зрение летит в Паалуа посмотреть, что замышляет этот город.

– В каком направлении, госпожа?

– В западном.

За время беседы то, что я видел в сапфире, вновь стало расплывчатым, и понадобилось некоторое время, чтобы навести фокус. Я заставил зрение подняться, мысленно переместил его к западу, ориентируясь по солнцу. Контроль над картинкой все еще оставлял желать лучшего – один раз я наткнулся на холм, в результате чего все погрузилось во тьму и оставалось таким, пока я не прошел сквозь него на другую сторону.

Холмы Ира проплыли подо мной, а затем появились прибрежная равнина и долина Кьямоса. Я пролетел над Чемнисом с его кораблями, над эстуарием и над широким голубым морем. Здесь уже тянулись миля за милей, не являя взору ничего, кроме морских птиц да один раз кита. Потом в поле зрения появилось скопление черных точек. Вскоре они превратились в парусный флот. То были длинные, с острыми концами корабли с квадратными парусами, надутыми попутным ветром.

Я опустился ниже, чтобы лучше их разглядеть. На палубе виднелись фигуры, весьма отличные от фигур новарцев. Большинство людей были обнажены, на некоторых были небрежно накинуты плащи. Чернокожие, имеющие копны курчавых волос на головах и с черными бородами. У некоторых цвет волос и бород был не иссиня-черный, а рыжевато-коричневый. Темные глаза смотрели из-под мохнатых бровей, а носы этих существ были широкими и плоскими, без переносиц.