Текст книги "Мой второй. Моя вторая"

На слове «рыба» мать сделала ударение, чтобы мне ясно было, что сковороду испортили.

– Господи, да куплю я тебе еще одну.

– Миллионерша что ли, каждый месяц сковороды покупать?

Мать забухтела что-то невнятное и отвернулась к мойке.

– Так Маня где?

– Увел он Маню. В ресторан.

– Зачем, она же рыбу любит? Пообедали бы дома.

Мать не ответила.

– Так, что случилось?

– Ничего не случилось. Повел Маню в ресторан. Они у нас богатые, извозчиками работают, им это дело привычное – по ресторациям шастать.

Я взяла телефон.

– Леш, это я. Маня с тобой? Что делаете? Суп едите? А чего дома не поели?

И тут мне стало стыдно. Трубку взяла дочь.

– Бабушка обед в мусор выкинула и начала на папу кричать. Ты, мамочка, не беспокойся, мы уже поели. Если хочешь, приходи к нам.

– Не, доча, пообедаете и домой.

– Папа не пойдет. Он обиделся.

– Может, отойдет, ты его приводи.

Я нажала «отбой».

– Мам, ты совсем рехнулась? Зачем продукты в мусор выкидываешь?

Мать стояла спиной, но по тому, как затряслись ее плечи, я поняла – сейчас начнется истерика.

– Он меня из дома выжива-а-а-ет, – затянула мать и потянула к глазам подол передника.

– Да кто тебя выживает? Пришел муж, решил обед приготовить, тебя же не было…

– Какой он тебе муж? – Мать резко повернулась, голос стал жестким. – Он трем бабам муж.

– Ну, не трем, а двум…

– Господи, как будто не я тебя воспитывала. Никакой гордости в тебе нет. Твой Леха и с первой не развелся, и на тебе жениться никогда не хотел. А теперь у него, наверняка, третья баба есть. Неделями не ночует.

Тут обозлилась и я.

– Это он из-за тебя не ночует. Кому охота твои претензии целыми днями выслушивать? С первой он не живет десять лет, ты это прекрасно знаешь, она сама тебе жаловалась, что только деньги на дочку дает и все. Не знаю, чего ты хочешь? Я переехала к тебе, ты же сама просила. Мы квартиру отремонтировали, тебе новую кровать купили…

– Переехали не потому, что я звала, а вы комнату свою продали, чтоб машину купить. Жадные, все денег не хватает.

Я сбавила натиск – тут мать права, денег мне действительно постоянно не хватает.

– Но ты же знаешь, мы не пьем, не курим, я в секонде одеваюсь…

Вдруг слезы подступили к горлу. Мне стало себя жалко. Это несправедливо. Собственная мать не понимает, как мне тяжело постоянно держаться на плаву. Манечка в элитной школе учится – столько денег уходит. И на одежду приличную, и на всякие поборы. То придумают на каникулы детей в Питер везти, то новую спортивную форму надо, то книги заставляют читать, каких в наших нищих библиотеках нет. И покупаю. Каждая стоит в три раза больше, чем мой свитер.

Это мне еще повезло родить от порядочного мужика. Он и первой семье своей помогает, и мне хоть немного, но дает. И Маню одевает, и на отпуск ссужает деньжат. А то, что не живет постоянно с нами, так мать виновата.

У него ночные смены, он таксистом работает. Ему обедать в три ночи положено. А мать ругалась, что он ее будит, посудой на кухне гремит. Вот он и перестал ездить сначала по ночам, а потом и по три дня может не показаться. А чего ему, собственно, здесь делать? Когда прижмет, мы с ним на квартире его друга холостого встречаемся. Там он, говорит, и ночует.

* * *

Сегодня я на работе ни свет ни заря. Пятница, у нас много заказов на торты. Я люблю печь свадебные. Собственно я только их и пеку в последнее время. Для других заказов взяли недавно новую работницу, она по будням пирожные печет, мне помогает, а в пятницу – заказные торты. Но она придет позже, вместе со всеми, к восьми.

Мне нравится работать, когда никого нет. В такие часы я хозяйка. Сразу от входа, еще в одежде, включаю духовки, затем иду в раздевалку. Сегодня хозяина не будет, можно не слишком соблюдать инструкцию. Ну, халат я так и так надену. Это рабочая одежда. А вот косынку на голову можно повязать, как удобно. Обычно заставляют или колпаки дурацкие напяливать, или завязывать косынку на лбу, как у Стряпухи. У меня виски сразу ломить начинает, если сильно сжать голову. Поэтому сегодня я косыночку надену свободненько. И останусь в чулках, тогда носки можно не надевать, ногам легче будет.

На доске объявлений болтается большой листок, исписанный аккуратным почерком нашей секретарши. Этот индент для меня, это заказы на сегодня. Так, посмотрим, что там? Пять тортов, один на пятнадцать килограммов. Господи, во сколько надо сдать их?

Самый большой в восемнадцать часов, это хорошо. Еще два двухъярусных – также, а небольшие по четыре килограмма к часу дня. Они что, прямо в загсе решили торты есть? Ну да ладно, успею.

Я по-хозяйски иду в кладовку. Там для меня на стеллажах и в холодильнике должны быть оставлены все необходимые продукты. Я несколько раз курсирую туда-обратно из кладовки в цех, выношу яйца, муку, сахар, молоко. Затем несу банки с компотами – позже я возьму из них фрукты. Сами компоты мы выпьем в обед. Потом иду за корзиной с пакетами и пакетиками, в которых наполнители и украшения.

Вообще-то я обычно леплю фигурки на торты сама. Но, бывает, заказчики просят поставить фабричных жениха и невесту, а то и сами принесут лебедей и ангелочков.

Надо посмотреть в заказе, как будет украшаться верх большого торта… Замечательно, фигурки леплю сама. Значит, мне должны оставить миндаль. Вот он.

Начинаю в таком случае с марципана, так как он должен вылежаться в холодильнике. По идее, нужны сутки, но у меня будет в два раза меньше времени. Это ничего, марципан и так будет нормальным. К тому же, скорее всего, фигурки все равно никто есть не будет. Сохранят на память. Поэтому не важно – сутки марципановая масса выстаивалась на холоде или меньше.

Беру пакет орехов, открываю, обязательно одну в рот. На счастье. Люблю миндаль. И раннее утро в цехе, когда никто не контролирует каждый шаг. Еще ликерчик где-то должен быть. Марципан без ликера не марципан. Наливаю немножко в пластиковый стаканчик, который по пути к разделочному столу беру с кулера. Нормально день начинается.

Включаю радио, размалываю миндаль и начинаю вымешивать его с сахарной пудрой. Если кому-то кажется, что это работа нудная, то совсем не так. Мне нравится месить в такт музыки. Я даже могу пританцовывать, если мелодия располагает к активным движениям. Думаю, может от того и тесто для пирогов у меня всегда получается вкусным, пышным, что я его после электромешалки всегда руками домешиваю, и обязательно под музыку. Ну вот, марципан сделан, отправляю его в холодильник.

Теперь займусь бисквитом, потом приготовлю суфле. Я не очень жалую ярусные торты из суфле, хотя готовить их проще. Но людям нравится некая воздушность сооружения. И они заказывают. Вот сегодня два таких. «Нежность» называются. Нижний ярус у них из суфле, верхний, на котором стоят фигурки, – из взбитых сливок с бисквитом. Простенький в изготовлении тортик, но стоит полторы тысячи. Я получу из этих денег триста. Неплохо.

А за большой заплатят полторы штуки. Этот торт стоит по четыреста рублей за килограмм, т. е., если помножить на пятнадцать, выходит шесть тысяч. Дороговато, но я же душу вкладываю. Я так тщательно за полторы-то штуки взобью белки, вымешу тесто, с такой любовью украшу – это же произведение искусства будет внутри и снаружи. Ясно, что простые тортики по семьсот рублей за экземпляр уже не такие вкусные получаются. Я их, конечно, тоже украшу нормально, но фигурки будут фабричные, да и другие украшения тоже. Цена определяет вкус. И это, на мой взгляд, правильно.

Я как-то по молодости колечко себе золотое покупала. Пришла в магазин и удивилась, что золото одной пробы на разных изделиях стоило за грамм по-разному. Время было советское, конкуренции не было, все изделия одной фабрики. Я тогда спросила, почему цена разная? Ответ поразил простотой – чем сложнее изделие в изготовлении, тем дороже его золотой грамм.

Так и у нас. Чем дороже торт, тем он вкуснее. Закономерно: кто платит, тот и удовольствие получает. И мне от этого удовольствия тоже перепадает. Вот я сегодня заработаю две с половиной тысячи – молодец, столько за день у нас никто не зарабатывает.

Ну, где мои замоченные в дизрастворе яйца? Выбираю самые крупные – на большой торт. Взбивать буду на каждый корж отдельно. Платят же! Желтки должны превратиться в белую пену. Фокус состоит в том, что вместе с сахаром я добавляю немного теплой воды и тогда все получается быстрее. Я пальцем со стенки миски пробую гоголь-моголь. Вкусно. Прямо готовый десерт.

Помню, в детстве, когда мы гостили на даче у бабушки, она часто предлагала нам на полдник самостоятельно сделать десерт. Так вот, моя двоюродная сестра, в семье которой бабушка жила зимой, всегда пользовалась правом выбора. Она забирала белки и взбивала себе, как она говорила, мусс. А мне доставались желтки. Их взбить было труднее, но я назло тщательно с ними возилась, зато мой гоголь-моголь был таким же пышным как у нее мусс. Я усаживалась где-нибудь в тенечке и долго ела угощение собственного приготовления. С тех пор я люблю взбитые желтки, а белки не очень. Мне даже запах их не нравится.

Муку просею сразу на все торты – из непросеянной ничего толкового не получится. Я перехожу от одного участка стола к другому, и ощущаю себя работником конвейера. Если честно, я действительно делаю все как заведенная. Спроси меня, сколько сахара сейчас положила конкретно в миску, не вспомню. Скажу только, что точно по рецепту. На автомате работаю. Это уж потом, после обеда, я начну торты собирать, украшать – тогда автоматизм только мешает. Я всегда что-нибудь придумываю новое. Чтобы не скучно было ни мне делать, ни людям пробовать. Ставлю коржи в духовки, надо выпить кофе, потом можно приступить к суфле.

* * *

Суббота, мы с Лариской устраиваем шопинг. Встречаемся у ее дома и по пути к заветному подвалу заходим в нормальные магазины. Примеряю сапожки в одном из самых шикарных в городе отделов.

Плохо верится, что это настоящая «МАТА». Я как-то покупала для работы удобные туфли «от мата», к ним была приложена прокламация. Так вот, мне врезалось в память, что эта фирма вручную собирает обувь, причем использует труд только португальцев, потомственных сапожников.

Я была очень горда, когда надевала туфли – мне так и виделось, как в маленьком португальском городке в полутемной мастерской старенький сапожник стачал мои тапочки. Я просто чувствовала тепло его рук. И те туфли так приятно пахли хорошо выделанной кожей.

А тут сапоги на «манке», да еще и каблук сантиметров шесть. Я понюхала голенище – ну, запах приличный. Наверное, стоят дорого.

– Ты что, за такую цену сапоги купишь? – шипит Лариска. – Смотри, двести баксов. А сделаны где-нибудь в Китае, наверное.

Но я надеваю оба сапога и сразу понимаю – это сделано не в Китае. Хотя года три назад у меня были китайские сапожки на шпильке и с молнией сзади. Очень были удобные, я их две зимы с большой любовью относила, и ноги ни разу не мерзли. Но те были по виду как-то прозаичнее. А тут такая кожа! Ну, чистый португальский вариант – красновато-коричневая, как бы неровно окрашенная. И прошитые крупными стежками швы. Украшение такое. Поверху нормального шва только стежки и все. Красотища. Скромненько, но со вкусом. И сидят так славно. У меня прямо засвербило вытащить кошелек.

Но Лариска уже совала в руки другие сапоги.

– На, померяй, вот это настоящие португальские. Venezia.

– Ларка, Венеция – это, наверное, итальянская обувь. Не хочу итальянскую, она холодная.

– Умная очень. Я в Португалии когда была, мы на фабрику ездили. Это настоящие.

Я взяла пару в руки. Нет, такие сапоги мне не нравятся. Во-первых, черные, во-вторых, как будто на фабрике «Северянка» сшиты для среднего класса. Сделаны, конечно, аккуратно, и каблук наборный, и подошва толстая. Как раз по нашей зиме. Но не нравятся.

Я враз чувствую, какая обувь с удовольствием носиться будет, а какая нет. Та, что в любимые метит, она как бы сразу на тебя похожа.

Как же это объяснить? Вот беру в руки сапог или туфель. Поворачиваю, чтобы взгляд падал на него сверху вниз, так, как если бы я обувь уже надела. То есть представляю, что вот так выглядит моя нога. И тут уж мозг сам исключает то, что не подойдет.

Я в обувных магазинах редко обувь меряю. Просто беру ее и поворачиваю носком вперед, пяткой к груди. Посмотрю минуту-другую и без примерки знаю, хорошо я буду себя в этих башмаках ощущать или нет.

То, что подала Ларка, на мою ногу похоже не было.

– Лар, эти сапоги похожи на тетку в длинной очереди.

– Как это?

– Э, долго объяснять, мне они не нравятся. Я куплю МАТА.

Ларка надулась. Потом подошла к продавщице и, показывая в мою сторону, попросила пару тридцать седьмого размера. Я разозлилась. В коем веке мне понравилась обувь, нет, ей обязательно надо такие же сапоги. Я переоделась в свои ботинки и подошла к кассе.

Сказала громко, чтобы Ларка, которая уже на топчане в углу натягивала МАТА, слышала – я не передумала:

– Я покупаю. Сколько я вам должна?

Девушка принесла мою коробку и начала проверять молнии у сапог, затем выписала гарантийный талон. Хороший отдел. Мне очень нравится гарантия на обувь, она дает право в течение сезона сдать покупку. Конечно, это достаточно проблематично – надо доказать, что брак заводской. Ларка, та постоянно сдает, а мне удалось только один раз. И то она научила.

Я как-то купила на каблуке полуботинки. Может, действительно, в них брак был, но думаю, что сама виновата. Ботинки мне чуть маловаты были, и я запросто могла выдавить задник так, что он стал нависать над каблуком. Сбоку достаточно некрасиво получалось, да и нога стала неустойчиво себя чувствовать.

Пожаловалась я Ларке, она посмотрела и говорит:

– Да это раз плюнуть доказать, что брак заводской.

И даже со мной в обувной сходила, и даже поругалась немного. В общем, через две недели мне деньги вернули. Было очень приятно. Ну, как после этого на Ларку обижаться?

Я рассчиталась, взяла большой пакет с коробкой и подошла к ней молча. Она, задравши брюки, крутилась перед зеркалом.

– Нет, определенно сделаны в Китае.

Я молчала.

– Не буду же я в таких же, как у тебя, ходить? К тому же, красные мне к чему? У меня голубая норка, да и дубленка синяя. Мне нужны черные.

– Ну, и купи «Венецию».

– Конечно, сама их раскритиковала, а я купи. Ты будешь за двести баков ходить, а я за сто? Ну, уж нетушки.

Она сняла сапоги, крикнула девушке «заберите, пожалуйста», и мы вышли из отдела.

Понемногу я отошла от стычки в магазине, и, когда подходили к «секонд-хэнду», в душе осталось только чувство радости от покупки сапог. Мне, по сути, подвал был уже не интересен, но это было бы несправедливо по отношению к Лариске. Она-то ничего не купила, значит, у нее пока не было положительного заряда от шопинга, а у меня был. Я решила просто поковырять в кучах чего-нибудь для виду. И обязательно похвалить любой ларискин выбор. Все-таки она тоже хотела сапоги, но мне повезло больше.

Когда мы вошли в магазин, я поняла, что мне точно повезло. На мою коробку так все смотрели! А я подошла к девушке на кассе и попросила:

– Вы не оставите у себя этот пакет?

Конечно, она тут же согласилась. Обязательно заглянет в коробку, пока мы будем копаться в корзинах в другом зале. Ну, да ладно, я бы тоже заглянула. Интересно же, какие сапоги могут быть в таком клевом пакете. И с такими лейбами.

Лариска пошла в брючный отдел, а я по традиции начала с трикотажа. Я на автомате перебирала свитера: подняла, оценила взглядом, бросила налево. Как все-таки замечательно, что у меня время от времени появляются приличные деньги. Это ничего, что ночь получается на пятницу бессонной, зато я могу заработать сразу на сапоги.

Кстати, уже в четверг можно ими, как говорится, всенародно похвастаться. У моего Лешки день рождения. Мать, конечно, дома отмечать не позволит. Да он и не подумает напрашиваться. Что это за свитер: поднимаю, задерживаю на две секунды – нет, мрачный, и резинка по низу, такие уже не носят.

Значит, пойдем куда-нибудь в кафе. Будут его друзья с женами и подружками. А я надену юбочку покороче, тогда сапоги мои тоже в поле внимания попадут. У меня есть такой бордовый велюровый костюмчик от KingField. Юбка, как сейчас помню, всего сорок восемь сантиметров. Я заказывала по каталогу года два назад, мне очень понравился жилет, а на длину юбки я внимания не обратила. Хотя обычно очень тщательно разбираюсь с описанием.

Я зашла тогда в салон заказов «Отто» – было очень холодно, и я решила там согреться, а заодно и журналы полистать. К тому же, постоянным клиентам всегда чай предлагают. А мне в тот момент очень нужно было просто чье-то участие. Не то, чтобы пожаловаться или поболтать, – нет, достаточно, когда приветливые консультанты спокойно что-то спрашивают у тебя, предлагают товар, объясняют.

Знаю, есть у них такие клиентки, которые ходят смотреть журналы как на работу. Это, скорее всего, одинокие тетки, которым просто нужно пообщаться. Вот и я тогда заскочила за теплом и вниманием. И так разнежилась, растеклась душой, что не очень вчитывалась в текст описания, и цифру «сорок восемь» просто пропустила. Так-то я ношу юбки не короче пятидесяти шести сантиметров. Но костюм мне понравился, да и цена была со скидкой.

Обычно я беру журналы домой. Хоть с немецким языком у меня никак, но все, что написано в сносках о товаре, читаю без переводчика.

Люблю, знаете ли, рассматривать каталоги с чувством и толком. Режу предварительно какую-нибудь плотненькую рекламную бумажку на полоски, усаживаюсь на диван, желательно в одиночестве, и начинаю рассматривать модели. Первый прогон – просто рассматриваю картинки и закладываю странички, на которых интересные модели. Затем по второму кругу отбираю все, что подошло бы мне или Манечке. И окончательно принимаю решение, исходя из суммы, которую могу потратить в данный момент на заказ. Обычно остается две-три вещи, и они каждая стоят не больше, чем по семьдесят евро. А доче дороже тридцати ничего не заказываю. Мала еще.

Стоп, вот ничего свитерок. Бежевый с аппликацией. Померить, что ли? Нет, так не охота идти в примерочную. Я поворачиваюсь и вижу, что занавеска на кабинке откинута и зеркало далеко, но прямо по курсу. Я прикладываю свитер к себе и всматриваюсь в далекое отражение. Нет, определенно меня этот цвет бледнит.

Вдруг чувствую какую-то неловкость, как будто за мной кто-то наблюдает. Точно, компания розовощеких мужиков со спортивными баулами остановилась сбоку примерочной: то ли ждут товарища, то ли просто беседуют. Один, который стоит ко мне спиной, постоянно оглядывается. Где я видела это лицо?

Приятный такой мужчинка. И одет прилично. Да, ладно. Приличные мужики в сэконд не ходят.

Я опускаю свитер и поворачиваюсь к куче. Однако теперь уже отчетливо слышу их голоса. Говорят о чем-то смешном, подначивают друг друга. Мысли о наряде на лешкин день рождение куда-то испаряются. Я пытаюсь их вернуть и не думать о симпатичном парне с красной спортивной сумкой. Заставляю себя подумать о том, что можно было бы одеть с короткой бордовой юбкой не блузку с жилетом, а тот свитер, который я вырыла недавно в этой куче. Нет, меня так и тянет повернуться.

О, боже, он тоже повернулся. Ну, прям как в песне: «я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она» – банально, но нервишки дергает.

Я сваливаю вытащенные вещи в образовавшуюся на столе амбразуру и, уже не оглядываясь, иду к кассе. Лариска рассчитывается за детские джинсы. Я прошу кассиршу нарочито громко:

– Я не взяла ничего, подайте мне, пожалуйста, мой пакет.

Она протягивает коробку с сапогами в тот момент, когда компания со спортивными сумками движется к выходу. И я нутром чувствую, что тот парень видит мою коробку. Вот так, дорогой, мы не только в сэкондах отовариваемся. МАТА – это не слабо. И вообще я с подругой сюда случайно зашла. Правда, могла же я случайно зайти. Ларке вон джинсы были нужны для сына. Не на рынок же идти покупать. А сколько мальчишке джинсов надо, это же прорва. То порвет, то травой испачкает, то мазутом.

Да что я оправдываюсь? Хожу по тем магазинам, по которым хочу. Он же тоже что-то тут делает. Может, у него куртка тоже из этого магазина, уж больно приличная, явно не из провинциального бутика.

Когда мы с Лариской выходим, компания дружно садится в ландкрузер серого цвета.

– Батюшки, и такие мужики по секондам ходят? – в сердцах охаю я.

– Вот дура, – мгновенно поясняет Лариска. – Они же в сауну сюда ходят.

– В секонде есть сауна?

– В бассейне есть сауна. А черный ход через секонд.

– А ты откуда знаешь?

– Мой Толик рассказывал. Они через парадный ход идут, когда по одиночке или семьями. А когда с девками или когда не хотят, чтобы их видели в определенном обществе, то через подвал. Поняла? Чего застыла, пошли. Кофе выпьем?

– Ну, пойдем. Обмоем мои сапоги.

– И мои легинсы.

– Ты легинсы купила?

– Сперла.

– Ларка, опять за свое?

– Ну, еще учить будешь!

– Опять в рукав запихала?

– У тебя совсем воображения нет. Легинсы – это же штаны. Я набрала кучу брюк и велосипедок. И когда мерила, одни на себе оставила. Случайно.

Ларка засмеялась. А я непроизвольно оглянулась, не бежит ли за нами директор магазина или продавщица. Но, если честно, вторым зрением прощупала и тот квадрат, на котором только что стоял серый ландкрузер. Глупо было надеяться, что он еще там, а этот черноглазый парень провожает меня взглядом. А вдруг? Нет, машины не было. Ну и ладно, хотя какая-то мимолетная ниточка протянулась между нами, и так приятно засосало под ложечкой, когда взглянула на него там в подвале. Надо бы походить в бассейн. Может, встретимся.

* * *

Лешке на день рождение дарю часы. Хотела сначала новый мобильник, но, смотрю, у него неделю назад появился новенький Samsung. Я даже надулась поначалу – за такие деньги я, конечно, телефон ему купить не могу. Он же истолковал по-своему: что я обиделась, потому что он мне дал в прошлом месяце всего две тысячи, а сам дорогой мобильник приобрел. Но оказалось, что аппарат кто-то из пассажиров оставил в его машине. Вроде, он даже объявление разместил в газете. Но кто из новорусских читает газеты? Понятно, телефон теперь его. Я успокоилась и попросила, в случае, если кто-то опять забудет в такси телефон, подарить его мне. А то у моего уже батарея сдает.

Кстати, я даже не обращала внимания на такую простую вещь, как потери в такси. Наверняка, не только мобильники оставляют. Что-то он мне об этом никогда не рассказывал. Надо бы спросить под рюмочку. Черт! Он же не пьет. Только на Новый год полбокала шампанского и все. У него аллергия на спиртное.

Именно поэтому мы сегодня идем не в ресторан, как мне хотелось, а в бар. Это заведение достаточно приличное, но очень маленькое. Столов на десять. Да и темновато там. Кто же мои сапоги будет оценивать? Но обсуждать это с Лешкой бесполезно. Тем более, он уже друзей пригласил и из-за меня ничего менять не будет. Ему друзья дороже жены. Правда, какая я ему жена? Мать его ребенка – это точно. Но он такой стал независимый после ухода из нашей квартиры, что диктовать что-то ему я просто боюсь. Обидится и перестанет добровольно деньги на Манечку давать. Я же судиться с ним не буду.

Он знает, что от слова «суд» меня трясти начинает. Это все потому, что я как-то столкнулась с нашим правосудием, а потом не могла отойти от этого общения неделю.

Мама моя к сестре своей в Питер ездила. И та ей, продвинутая, подсказала, что можно деньги за проезд к месту отдыха вернуть. Закон такой вышел, по которому пенсионеру с Крайнего Севера положено возмещать раз в два года расходы на дорогу.

Однако, когда мы обратились в наш Пенсионный фонд, нам в компенсации отказали и направили в суд. Мол, суд присудит – выплатим, иного механизма пока нет.

Ну, и пошли мы в суд. Таких страждущих, как мама, оказалось в тот день человек пятьдесят. Мы очень волновались, так как на прием исков отводился только час. Второй час в неделю иски принимались по утрам. Но я же не могу смену бросить, да и что начальнику сказать. И тут оказалось, что очередь течет очень быстро: пенсионеры входили и выходили как в игре «ручеек» – друг за другом по паре. Через двадцать минут и мы зашли. Может, если бы мать одна была, все вышло по-другому. Но меня сразу взбесило то, что нам даже присесть не предложили. Просто вырвали из рук документы, бросили в уже приличную стопку на столе.

«Следующий» – тут же крикнула девушка-приемщица.

– Простите, а вы не хотите мне расписку выдать? Ведь билеты – это финансовые документы.

– Вы что лучше других? Никто не просит.

– А если потеряете?

– Не потеряем.

– А вдруг? Может, копии возьмете, я вот тут сделала. А на суд я принесу оригиналы.

– А вас никто на суд и не пригласит. Иск не ваш, я так понимаю. Выйдите, не задерживайте очередь.

Ух, ты, я еле сдержалась, чтобы не нахамить. У матери же два дня давление держалось. И потом столько же, когда повестка из суда пришла. Я уж ее и уговаривала, и поругала даже: чего трястись, идем не оправдываться, а свое получить. По закону положенное.

В день суда я ее еле до зала заседаний дотащила, она так волновалась, что ноги не слушались. Как будто не две тысячи, а два миллиона ей должны были присудить.

В зал меня не пустили, конечно. А ей отказали, так как она не представила справку из Питера, что она там действительно была. А нам кто-то об этом сказал раньше? «Касса справок не дает» – примерно так заявила матери судья.

Вот тут я с ней и поговорила «по душам». Да-да, я под дверью стояла и весь разговор слышала. А когда мать ойкнула и на скамейку присела, я ворвалась и с судьей сцепилась. Словесно, конечно. Разве можно измываться над пожилым человеком, тем более налогоплательщиком, с ладони которого весь ваш суд кормится. Примерно так я сказала. Нет, не кричала, а наоборот, низким таким голосом говорила. Но очень зло. Не помню, чтобы я в жизни еще с кем так зло разговаривала. А судья меня, просто можно сказать, из зала вытолкала. И мать мою, несмотря на то, что та ее «миленькой» и всяко разно приветливо называла.

Потом, правда, мы снова в Пенсионный фонд сходили, к той девушке, с которой в первый раз очень мило общались. Она нам и объяснила, что надо хоть какую, хоть из парикмахерской, квитанцию привезти, только чтобы имя там значилось. И мы вспомнили, что мама билет обратный меняла, ей квитанцию в кассе на возврат выдали. Принесли мы эту квитанцию, и деньги ей без суда выплатили.

Но свой «базар» с судьей этой мировой я на всю жизнь запомнила – как она нас взглядом надменным мерила: сядьте-встаньте, пойдите вон. Что, не могла по-человечески объяснить, мы бы сразу сообразили, что у нас есть квитанция.

Зазвонил телефон:

– Ир, я подъеду через десять минут. Одевайся и выходи.

* * *

Я, когда пьяненькая, Лешка заводится с полоборота. Вот и сегодня, в баре, только я развеселилась, он начал предлагать закругляться. А я только разошлась, мне уже и анекдоты их сальные начали смешными казаться, и караоке я уже согласна была петь. Все меня поддержали, кроме Лешки – он-то один трезвый в нашей компании был.

– Ир, ты становишься похожей на девку. Не надо петь, поехали домой.

А куда домой-то? На съемную квартиру, это домом называется? Встречаемся как любовники, которые от семей прячутся. Нам-то чего прятаться, мы можем открыто закрыться в спальне и делать, что хотим. Но где эта спальня? В маминой квартире. Расслабиться невозможно, знаю, мать, если не под дверью, так у стенки стоит, прислушивается. Может, поэтому у нас с Лешкой все наспех. Никакой романтики.

А так хотелось бы приготовить однажды ужин при свечах. Выпить немного, так, только для раскрепощения. Музычку поставить лирическую. Даже, может, и классику. Здорово, наверное, раз в книжках пишут, что под классику весь мир обольщается. И чтобы он меня на руках в постель унес.

Да, я обязательно была бы в таком прозрачном пеньюаре со страусиными перьями. Где я такой видела? Наверное, в Турции, в магазине нижнего белья. У нас попроще в магазинах. Даже в Cosmo такого не видела. Представляю, как бы он на мне сидел. Трусики в цвет, танкетки с таким же пушком. Волосы распустить, совсем мужик обалдеет.

Смотрю, он, кажется, и без пеньюара уже готов. Я только песенку закончила петь, еще баллы на экране не выскочили. Зато он из-за стола выскочил, микрофон у меня вырвал и настойчиво так за стол усадил.

– Ир, пошли домой.

– А друзья?

– Они поймут.

Квартира, которую Лешка теперь снимает, почти в центре города. Дом новый, в подъезде чисто, домофон стоит. Этот дом на излете перестройки строился, тут одни состоятельные живут. Лешка говорит, что квартира моряку принадлежит, он под флагом плавает, поэтому дома живет от силы месяца два в году. Лешка квартиру хорошо содержит. Хоть из обстановки только диван да телевизор, но мне кажется, что здесь уютно. Шторы богатые, тяжелые, вишневого цвета. Как раз к сексу располагают. А диван всегда разобран, и на нем мягкий-мягкий плед брошен.

Сегодня в кухне был и стол накрыт. Только уж если мыла в голове нет, так и свечей с цветами он не сообразил поставить.

Мы только вошли, он прямо в коридоре начал меня раздевать. Я немного сопротивлялась, хотелось в ванну. Но, с другой стороны, приятно, когда мужчина нетерпелив.

Все, как обычно, получилось быстро, я даже протрезветь не успела, чтобы что-то начать чувствовать. Зато, когда я в ванну залегла, Лешка мне шампанское принес. И большое мягкое полотенце. Оно так приятно пахло.

– Какое полотенце… Можно я домой заберу?

– Ир, я тебе другое такое же куплю. Это не мое.

– Да ладно, мне просто хотелось унести с собой запах этого дома.

– Какой запах?

– Пахнет здесь вкусно. Мне казалось, что это тобой пахнет. Ты ведь здесь давно живешь.

– Да я набегами, ты же знаешь. Ночую только.

– Девок водишь, небось…

– Ир, да после тебя мне никто не нужен.

– Это после, а между?

Я рассмеялась, чтобы показать, что не сержусь. Я его совершенно не ревновала.

* * *

Купила абонемент в бассейн. Будем с Манечкой ходить по воскресеньям плавать. Можно было выбрать дорожку в детском спортцентре – это к дому ближе, да и стоимость ниже. Но я купила абонемент в большой бассейн, тот, в подвале которого был «секонд-хэнд».

Мать, конечно, долго пытала меня, почему я собираюсь таскать ребенка на транспорте за тридевять земель, тратить лишние деньги, когда есть более выгодный вариант.

Я бубнила что-то насчет хорошей очистки воды. А себя убеждала, что выбор свой сделала исключительно потому, что мне нравится из каждого семейного мероприятия делать событие. Ну, не хватает мне атрибутов семьи, это действительно. И когда мы с утра начинаем с Манькой собирать купальники, рыться на стеллажах в ванной в поисках шапочек и пляжных тапочек – в душе приятно поднимается ожидание какого-то чуда.