Текст книги "С тобой? Никогда!"

– Даш! – остановил меня Ярик на большой перемене.

Я только привела себя в порядок, но мои волосы все еще прилипали к потному лбу.

– Да? – постаралась я улыбнуться единственному лучику света в моем темном царстве оскорблений и унижений.

– А мы на последнем звонке выступаем, – радостно сообщил он и крепко стиснул мои руки. – Представляешь?

– Правда?

– Да! Нам дали пару минут, но это уже круто. Поможешь выбрать композицию?

– Конечно! – Внутри все сжалось от волнения.

– Тогда после уроков на нашем месте. – Он отпустил мои руки, улыбнулся и, поправив рюкзак на плече, пошел в класс.

В груди снова трепетали волшебные бабочки.

– Ты чего за ним таскаешься, Колбаса? – послышалось рядом.

Янка. Она тоже глядела Ярику вслед.

– Отвали, – буркнула я.

– Как собачонка за ним бегаешь.

– Мы дружим, – бросила я через плечо.

Но она не унималась:

– Дура! Думаешь, ты ему нравишься? Это же смешно!

Я еле сдержалась, чтобы не вернуться и не дать ей по башке.

– Дура! – злобно тявкнула она мне в спину. – Зачем ему такая, как ты? Сама подумай!

Я шла в класс. Мне было все равно. Она ничего не знает. Не понимает. Они все дураки. Они еще увидят.

8

Каждому классу поручили приготовить небольшой номер на последний звонок, чтобы чем-то заполнить положенное для торжественного мероприятия время. Пустая затея, но, слава богу, меня она не касалась.

– Это должно быть как-то связано с нашими достижениями. Спорт, учеба, дополнительные занятия, – говорила Вера Романовна, наш классный руководитель. – Может, кто-то из вас прочтет стихи? Или разыграем сценку?

Я откровенно скучала на задней парте. Сидела и разглядывала завитушки на обложке тетради.

– Яночка, может, поставишь танец? – спросила педагог. – Ты столько лет ходишь в танцевальную студию.

– Я с удовольствием! – вытянулась в струнку Логунова.

Как же она любила быть в центре внимания!

– Тогда собери команду. У вас десять дней для репетиций. Костюмы найдем на складе ТЮЗа или сошьем сами. Только что-то не слишком сложное, хорошо?

Яна закивала, а я подумала, что же она может такое придумать. Номер точно станет парадом тщеславия этой девицы, привыкшей блистать и любые начинания доводить до безупречности. Ее подружки радостно захлопали в ладоши – видимо, были в восторге от предстоящего выступления на мероприятии.

Я зевнула и отвернулась, чтобы не видеть их довольных лиц.

– Постарайся задействовать мальчишек, – попросила Вера Романовна, – или тех, кто вечно отлынивает.

Я вжала голову в плечи, но учительница покосилась не на меня, а на мигом побледневшую Тасю Фролову. Худенькой, мелкой отличнице тоже вечно доставалось от Янки и ее компании. Как правило, ни за что.

Девочка обычно старалась держаться подальше от обидчиков и не пыталась защищаться, что распаляло их еще сильнее. Если издевки Логуновой игнорировали, она только больше злилась, жертвы пытались огрызаться – она заводилась, как бешеная. Похоже, просто еще не нашелся кто-то, кто дал бы ей в репу, вот и все.

После урока я отправилась в туалет. Закрывшись в кабинке, услышала, как кто-то хихикает где-то рядом. Послышались торопливые шаги, громко лязгнула дверь. Я прислушалась: определенно что-то происходило. Кто-то стучал, царапался и тихонько всхлипывал.

Выйдя, я увидела Тасю. Она стояла, прислонившись плечом к двери. Толкала ее, но ничего не выходило. Судя по хохоту в коридоре, ее специально подпирали снаружи.

– Что случилось? – спросила я у нее шепотом.

– Они закрыли нас, – так же тихо ответила Тася.

Еще раз толкнула плечом в дверь и отошла. Бесполезно.

– Ну и пусть! – сказала я и сполоснула руки. – Сейчас прозвенит звонок, и им придется отойти.

За дверью шумели голоса. Зачинщицам травли было так смешно, что они едва не лопались от смеха. Будто то, что они делали, было таким веселым и оригинальным, что невозможно удержаться от хохота.

– Я ведь ничего им плохого не делала, – опустила голову Фролова.

Она задумчиво уставилась на белый кафель, словно действительно пыталась вспомнить, чем могла насолить Логуновой и ее компашке.

– Не ищи причину в себе. – Я оглядела ее стройное маленькое тельце и подумала, что, кроме слабости характера, пожалуй, ничто не могло быть причиной для нападок на эту кроху. – Если не будет повода, они его выдумают.

– Я так устала… – По ее щеке покатилась слезинка, за ней другая. – Позавчера они шли за мной по коридору и специально наступали на пятки. Заставили меня же и извиняться. Вчера накидали липких жвачек в капюшон, а сегодня это. Вот за что?

Шорохи за дверью усилились, смех тоже. Происходящее собирало все больше зрителей.

– Только не реви! – попросила я.

Огляделась. Взяла флакон с жидким мылом и подошла к двери. Наклонилась к замочной скважине – в отверстии что-то темнело. Так и есть, они смотрели на двух запертых в туалете школьниц-изгоев и ржали.

«Ну отлично. А как вам это?»

Я подставила к скважине дозатор флакона и с силой надавила. Вырвавшись, густая мыльная струя пулей влетела в дыру. Послышался вскрик. Затем копошение по ту сторону.

Воспользовавшись заминкой, я саданула дверь плечом изо всех сил. Обидчики бросились врассыпную, но не все: Янка присела у стены, закрыв ладонями глаза, и громко заныла. Возле нее, склонившись, уже охали ее прислужницы. Кажется, кому-то из них больно прилетело дверью, другие просто сочувствовали поверженной предводительнице.

Но что самое интересное: эти девочки смотрели на меня как на чудовище – с испугом, с отвращением. Словно это не они только что издевались над нами, а я – само исчадие ада, злодейка – посмела так жестоко поступить с ними.

И, конечно же, классная руководитель тоже была в ужасе от этого происшествия.

– Непостижимо! Бесчеловечно! – Она хваталась за голову, расхаживая туда-сюда по классу. – Они всего лишь пошутили, а ты…

– Да, – хныкала Логунова, потирая покрасневшие глаза, – мы всего на секундочку дверь придержали. Думали, там мальчишки, а она…

– Ты нарочно ударила девочек дверью и стреляла мылом в глаза Яне? – наклонилась над моей партой Вера Романовна.

Мои уши и щеки так сильно горели, что, казалось, из них сейчас повалит дым – со свистом, как из чайника. Я молчала. Не собиралась оправдываться.

– Вот и что мне с тобой делать? И бабушку ведь твою жалко… Будет переживать…

Я покосилась на Янку, и мы обменялись ядовитыми взглядами. На секунду мне показалось, что она что-то задумала. Так оно и было:

– Я ее прощаю, – вдруг заявила она.

Святая Дева Мария, не иначе.

– Не надо меня прощать, – хрипло бросила я в ее сторону.

Но Янка только выше задрала сопливый красный нос:

– Возьмем ее на поруки, ребята? Все-таки праздник скоро. А? Пусть Ласточкина танцует с нами, Вера Романовна? Не нужно ничего говорить ее бабушке. Она исправится, вот увидите.

Мое лицо вытянулось от удивления. С чего такое благородство? Что она задумала?

Но очень скоро я поняла, что в этом-то и было наказание. Сколько ни отказывалась от участия в танце, угрозы вызвать в школу бабулю срабатывали, и в конце концов я сдалась. Уже на первой репетиции стало ясно: ламбаду Яночка выбрала не зря. Она знала, как тяжело мне придется вращать бедрами и крутить попой на фоне стройных, как тростинка, девочек.

И пусть стояла я позади всех, затеряться у меня не получалось: костюмы, которая Логунова придумала для танца, были страшным сном для любого, кто обладал хотя бы ста граммами лишнего веса (а уж для меня и подавно). Узкий короткий топ, открывающий живот, и пышная короткая юбка.

Мне хотелось застрелиться.

Они притащили мне самый большой размер – мой костюм напоминал штору, наспех содранную с карниза, разделенную рывком на две части и обмотанную вокруг тела. Яркая, желтая, дешево блестящая и не поддающаяся глажке гигантская занавеска.

Фроловой повезло еще меньше: ей пришлось ушивать юбку с топом, чтобы те хоть как-то держались на ее костлявом теле. Полагаю, вместе мы смотрелись как Тимон и Пумба из известного мультфильма, и этот факт только подтверждал довольный Янкин взгляд. Она ликовала.

Логунова вообще была подозрительно ласкова со мной все дни репетиций – оно и понятно, на фоне таких неуклюжих танцовщиц она смотрелась просто богиней танца. Чего уж говорить, своим нелепым видом мы очень выгодно оттеняли ее на сцене.

Поэтому мне пришлось немного схитрить. Я купила такой же ткани в ближайшем магазине и, пусть и немного криво, но удлинила топ – прикрыла складки на выступающем животе. Затем ослабила резинку на юбке, впивавшуюся в талию, и тоже добавила ей немного длины. Решила: станцую. Да станцую так, чтобы Янка эта своей злостью подавилась! И вечерами усердно тренировалась в своей комнате у зеркала.

«Да, я большая. Но я большая и сильная», – сказала я себе перед самым выходом. Может, я и смотрелась нелепо с этими кудряшками и цветами в волосах, может, выделялась среди одноклассников полнотой, но не собиралась быть неуклюжей коровой на сцене. Ни за что!

Музыка, движения, улыбка во все лицо.

Мне казалось, что я парила над землей. Даже в глупом паровозике, когда мы танцевали, ухватившись за талии друг друга, я думала, что не зря скинула пять килограммов за последние два месяца – наверное, это было очень заметно. И Ярик, где бы он ни был, видел сейчас меня.

А потом мы дружно сошли со сцены и бросились переодеваться.

– О, ты такая… яркая! – остановил меня его голос в закулисной полутьме.

– Привет… – выдохнула я, затормозив. Смахнула пот со лба.

Ярик тащил свой синтезатор к сцене.

– Жаль, я не видел ваш танец, – с улыбкой сказал он, с интересом разглядывая мой наряд.

– Наверное, кто-нибудь снимал на видео, – ляпнула я, инстинктивно прикрывая руками объемный живот.

– Ага. Ну мне пора, мы выступаем через два номера, – замялся он.

– Беги!

– Ты… придешь?

Мне показалось или я увидела в его глазах надежду?

– Конечно, – засияла я, – только переоденусь.

Продолжая оглядываться на меня, Ярик потащил инструмент в сторону сцены.

– Чего встала? – Янка будто специально врезалась в меня плечом. – Нам нужно переодеться и все собрать, чтобы успеть на торжественную часть со звонком. – Она наморщила носик, взглянув вслед Ярику, затем оглядела меня с ног до головы и разочарованно качнула головой. – Так и знала, что ты испортишь костюм. Не забудь отпороть, что напришивала, а то у меня его не примут в костюмерной!

Я ее не стала слушать. Мне было все равно.

Кроме взгляда Ярика для меня вряд ли что-то имело большее значение. А он смотрел… он так смотрел на меня.

С замиранием сердца я переоделась и примчалась в зал. Музыкальные инструменты уже стояли на сцене рядом с ведущим, который рассказывал что-то веселое в микрофон. Зал реагировал задорным хохотом. Ребята-музыканты выстроились за кулисами, готовые выйти на сцену, как только их объявят.

Я, чтобы не отвлекать их и чтобы меня не погнали в зрительный зал, встала за шторку за их спинами. «Отсюда лучше видно и слышно. Я словно буду с ними рядом. С ним».

– Мне понравилось, как она двигала окорочками, – негромко сказал Левицкий своему приятелю на ухо, – как упругая и румяная курочка гриль. – Он изобразил движение, и я сразу его узнала. Ламбада!

– Только не говори это ему, он обидится, – хрюкнул, смеясь, второй парень.

– Да она же не его девчонка! – толкнул его в бок Тимофей. В полутьме было видно, как скривил он свое лицо. – Я бы держал такую только для того, чтобы она покупала мне сигареты и пиво. Знаешь ведь, что жирные старше смотрятся?

Они тихо заржали, а у меня все внутренности стянуло узлом. Обида ударила жаром в лицо. Самым ужасным было то, что я не хотела, чтобы они повернулись и увидели здесь меня. Это еще хуже, чем слышать про себя такие вещи. Боже, как же это стыдно!

– Эй, Яра, – позвал Левицкий, касаясь его плеча рукой. – Мы тут спорим, эта девица с параметрами водонапорной башни, она твоя подружка или просто приятельница?

– Что?

Я видела, как он нахмурил брови, не понимая, о чем речь.

– Ты с ней гуляешь или просто…

Он не успел договорить. Ведущий как раз объявил их выход, и они двинулись на сцену.

Честно, не помню, как они выступали. У меня голова так пульсировала, что, казалось, она лопнет. Слезы безостановочно катились по щекам, я собирала их пальцами и вытирала о штору. А потом убежала в туалет, так и не дождавшись окончания композиции.

Умылась холодной водой, приказывая себе сжать зубы крепче и не реветь. Пыталась выбросить их слова из головы, но они звучали и звучали. С трудом заставила себя вернуться в зал к одноклассникам. Стояла позади толпы, не дыша. С каменным лицом выслушала речи учителей о большом светлом пути, который ждет нас впереди. Мало кто из сверстников уходил из школы после девятого, поэтому эти слова я решила пропустить мимо ушей.

Едва все закончилось, направилась в класс. Накинула плащ, схватила сумку и поплелась домой. Ноги не шли – шаркали по-старушечьи, а сердце, кажется, даже не билось.

Хорошо, плакать больше не хотелось, будто всю душу мне выпотрошили, не оставив внутри ничего.

Он нагнал меня ближе к дому. Немного растерянный и всклокоченный.

– Дашка, ты чего меня не подождала?

– Что? Я… я просто устала.

– Ясно! – Ярик поравнялся со мной. – Видела наше выступление?

– Да. Прекрасно, как всегда. – Желудок скрутило узлом от еще свежих воспоминаний.

– Чуть не забыл тебе отдать. – Он вложил в мою безжизненную ладонь синюю флешку. – Записал тебе немного музыки…

На душе стало теплее. Его голос и светлая улыбка словно растопили во мне льдинки, оставленные злыми словами.

– И вот еще, – он достал из кармана мятый квадратик из тонкого картона, – нашел дома. Этот снимок мама сделала, когда нам с тобой было лет по пять.

Я взяла карточку. Не могла не улыбнуться, глядя на нее. Маленький Ярик в розовых колготках и желтой майке сидел на ковре, сжимая в ручонках деревянный ксилофон. А рядом я в красном платьице – с пластмассовым микрофоном в одной руке и с чем-то съестным в другой.

– Опять баранка? – горько усмехнулась я.

– Или пирожок, – рассмеялся он, – никак не могу понять. Плохо видно.

– Ничего не изменилось…

– Да, ты такая же, – кивнул Ярик и серьезно добавил: – Красивая.

И я заметила, как он сглотнул.

9

Две недели до выпускного выдались необычайно трудными. Днем я что-то зубрила, лежа на кровати с книжками. А вечером, если получалось, мы встречались с Ярославом – тайком, чтобы не травмировать бабушку.

Нет, мы не ходили за ручку. Мы не были парой.

И мы не могли преодолеть этот барьер – когда ты все уже понимаешь, когда все чувства на виду, только дотронься, прикоснись, поцелуй… Но ни один из нас пока не делал этого шага. Не мог решиться. Я – потому, что девочка, потому что толстая и не чувствующая уверенности в себе. А Ярик… Не знаю. Не знаю почему.

А еще не хотелось никуда торопиться. Все эти бабочки в животе, ощущение полета, волнения, сковывающего все тело при виде объекта симпатии, – это было так волшебно, так зыбко и воздушно, что не хотелось нарушать хрупкости того, что происходило тогда между нами.

Дни летели. Если я не занималась, то слушала, как играет за стеной Ярик, если не слушала его, то наслаждалась музыкой, которую он записал специально для меня: никакой классики, немного инди, альтернативного рока, соула и щепотка смежных жанров. Удивительно, но я видела в каждой мелодии его улыбку, ощущала его настроение и мальчишеский задор – эти песни и были самим Яриком: такие же светлые, легкие, точно щедрое летнее солнышко, светившее за окном.

Когда я сдала первый экзамен, мы встретились у школы.

– Ну как? – поинтересовался Ярик. Он шел, опустив голову и спрятав руки в карманы. Так, словно ему почему-то было не по себе.

– Не знаю, – выдохнула я, – математика – это не мое, но мне удалось решить почти все. Надеюсь, какие-то из решений окажутся верными.

– Молодец! Я тоже, кажется, справился.

– На репу сегодня идем? – спросила я жизнерадостно.

– Я… Нет… – Его лицо стало мрачным, будто он вдруг подумал о чем-то плохом. – Я отменил их до выпускного. Нужно готовиться, а еще музыкалка… Ну ты знаешь…

– Да, – кивнула я, – не до репетиций пока. Кстати! Бабуля вчера на даче нашла старые пластинки. Вроде у тебя был проигрыватель. Может, послушаем их?

Его лицо смягчилось, на нем проступило заметное облегчение:

– Конечно!

А через полчаса мы уже были у него дома. Лежа на полу, слушали на виниле Высоцкого, битлов и все, что не успела выкинуть бабушка, убираясь в садовом домике. До прихода родителей Ярика оставался целый час, и у нас был миллион возможностей, чтобы поцеловаться, и никто бы нам не помешал. Но мы… почему-то не делали этого.

Я кивала в такт музыке, делая вид, что мне жутко нравится эта композиция, а сама украдкой смотрела на него – на крепкие руки, на загоревшую на летнем солнце кожу, на мягкие черные волосы, в которые очень хотелось зарыться лицом, – и с трудом сдерживала улыбку.

Он уже не был мальчиком, но и мужчиной тоже не был – об этом говорили нежная, детская прелесть его лица, гладкость и мягкость кожи. Искренность и невинность его улыбки только подтверждали мои наблюдения.

Я больше не спрашивала себя, что со мной не так. Ко мне наконец пришло понимание: я влюбилась. Да, и поэтому трепетала всякий раз, увидев его.

А еще я хотела, чтобы он сам сделал первый шаг, ведь наше сближение было таким очевидным, таким явным, и каждый из нас понимал, к чему все идет.

Тогда я еще не знала, что он меня обманул.

Обычно люди создают образ человека, основываясь на том, как они общаются с ним наедине. Часто они даже не подозревают, что этот самый человек в компании друзей, сослуживцев, знакомых может вести себя совершенно по-иному.

Наверное, я тогда попала именно в эту ловушку. Была настолько уверена в происходящем между нами, что не оглядывалась по сторонам. Была слишком юной и наивной, поэтому верила, что действительно значу для него хоть что-то.

– Ты была вчера на их репетиции?

– Да, потрясно!

– Я сидела совсем рядом, а он так играл!

– Да, а этот мальчик на барабанах?

– Красивый, но, говорят, он скоро уедет. Зато гитарист свободен. Ни с кем не встречается.

– Нет, клавишник симпатичнее! Он из параллельного класса, помнишь? Я давно его заметила.

Я услышала этот разговор после очередного экзамена. Логунова шепталась с подружками. Хотя почему «шепталась»? Она делала это так громко, чтобы я могла расслышать каждое слово.

«Репетиция? Вчера? Но он же вроде сказал…»

– Завтра опять пойду, меня пригласили. Пойдешь со мной?

Не выдержав, я обернулась. И тут же получила полный брезгливости взгляд:

– Не подслушивай, Колбаса!

Такие, как Янка, всегда впереди. Весь мир для них. Они берут от жизни самое лучшее, самых красивых парней в том числе. А в Ярика после выступления на последнем звонке были влюблены почти все девушки нашей параллели, и для Янки было чем-то вроде вызова – заполучить его, чтобы доказать всем и самой себе, что она лучшая.

– Как экзамен? – Ярик дожидался меня за школой.

– Нормально. – Я улыбнулась уголками губ.

– У меня тоже.

– Скучаешь по репетициям? – спросила я и взглянула ему в глаза.

Ярик пожал плечами, медля с ответом. Спрятал руки в карманы, прочистил горло.

– Да, – на его лице отразилась неловкость, – есть немного.

– Я тоже…

На секунду мне стало так больно, будто мне опять швырнули мяч в лицо. А потом меня осенило: все это для меня! Он скрывает, что ходит на репетиции, потому что готовит мне сюрприз. Наверняка написал новую песню и не хочет, чтобы я услышала.

И снова все было как всегда.

Мы гуляли, слушали музыку, долго разговаривали, смеялись. Виделись почти каждый день. И если бы я тогда была хоть чуточку умнее, то сложила бы два и два: этот мальчик хотел дружить со мной, но только когда никто нас не видит.

– Ну как? – спросила бабушка.

Я крутилась перед зеркалом в сшитом ею на выпускной платье. Оно было темно-синим, с пайетками на лифе. Скрывало толщину моих рук и делало акцент на груди, чтобы замаскировать талию. Но особенную гордость у меня вызывал тот факт, что за день до этого, на финальной примерке, бабуле пришлось немного ушивать его, ведь я скинула еще пару килограммов.

– Просто нереально!

У меня даже дух захватывало.

Представляла, как приду в школу и буду кружиться в танце с Ярославом. Все будут смотреть на нас, а я буду счастлива рядом с высоким и красивым юношей, который считает меня красивой. Одноклассники станут шептаться, но он утрет всем им нос. Мы будем вместе, и никто уже не посмеет меня обзывать.

– Спасибо, бабуль! – Обняла крепко-крепко, прижалась к ее теплой груди и замерла.

– Ладно! – Она погладила меня по спине. – Ступай, а то и так уже опаздываешь. И смотри, поздно не возвращайся!

– Конечно!

Поправив прическу, я улыбнулась и радостно выпорхнула наружу. Когда дверь закрылась, подошла к квартире Ярика. Замерла. Наверное, он уже в школе. Да мы и не договаривались идти вместе. Пританцовывая, спустилась по ступенькам и вышла на улицу. Помахала бабуле – та хмурым стражником наблюдала за мной из окна – и с легким сердцем пошла в школу.

Интересно, как он отреагирует, когда увидит меня? Все-таки я сделала укладку, накрасила ресницы и даже… Чуть не забыла! Достала из сумочки флакончик духов и нанесла по капельке на запястья и за уши. Вот теперь точно все, я во всеоружии.

Торжественная часть была недолгой. Нас поздравили, быстро вручили аттестаты и пригласили за столы. Пришлось садиться со своим классом. Желудок при виде еды призывно заурчал, но тут же успокоился: Ярик приветственно махнул мне рукой и показал большой палец. Теперь мне было не до поглощения пищи. Что это значит? Он оценил то, как я выгляжу? Ему понравилось?

Но он был занят разговорами с одноклассниками и на меня больше не смотрел. Начались дурацкие конкурсы: одни участвовали, другие смеялись, а учителя всех подбадривали. Салат на моей тарелке остался нетронутым: есть совершенно расхотелось.

И вот свет окончательно погас, зажглись огни цветомузыки, под потолком заискрился зеркальный шар, и все бросились на танцпол. Я вышла из-за стола и встала у стены. Танцевать мне почему-то не хотелось, ждала, что Ярик ко мне подойдет, но его нигде не было видно.

На танцы после девяти вечера стали пускать всех желающих, и зал быстро заполнился. Тут я заметила Ярослава – он стоял в окружении своих одноклассников и парней из старших классов, среди которых был и Левицкий с друзьями. Его присутствие почему-то заставило меня содрогнуться, неприятное предчувствие пробежало мурашками по спине.

Мне было одиноко. Все вокруг веселились, смеялись, танцевали, а я подпирала спиной стену и не решалась подойти к Ярику. «Хотел бы, сам подошел», – уговаривала себя. А потом включили медленный танец. Все разбились на парочки, и на танцполе стало заметно свободнее.

Янка уселась обратно за стол, чтобы обсудить с подружками танцующих. Они показывали пальцами на более удачливых девочек и тихо смеялись. Я сделала вид, что мне и дела нет до этих медляков, потому что заметила, что ко мне направлялся один из одноклассников – Витя, мелкий ботаник в очках. Не хватало еще, чтобы над нами ржали, да и не хотелось, чтобы Ярик видел меня с другим.

А Ярик даже не оборачивался. Стоял поодаль, никак не реагируя на происходящее. Что-то оживленно обсуждал с друзьями, а позже и вовсе вышел. Тогда мне и стало все равно. Воспользовавшись тем, что толпа вновь оккупировала танцпол, просочилась в самую гущу и немного потанцевала вместе с Тасей Фроловой. Там никто не видел нас и некого было стесняться.

Настроение заметно поднялось. Вечер, который я так долго ждала и на который возлагала большие надежды, теперь не казался таким уж дрянным. «Да, мальчишки, они такие. Танцы – это не для них. Им бы постоять в сторонке. Так что все нормально. Сейчас, когда все разогрелись, смущение отойдет на задний план, и Ярик подойдет ко мне».

– А сейчас, – диджей хохотнул в микрофон, – белый танец. Девушки наконец-то смогут пригласить на танец парней. Дерзайте!

И медленная композиция плавно сменила быструю. В зале наметилась общая растерянность. Кто-то спешил вернуться за стол, другие оставались, чтобы их кто-то пригласил, третьи без стеснения хватали того, кто рядом, и уже танцевали.

Я одна не двигалась с места. Борясь со смущением, оглядывала темный зал в поисках Ярика. И нашла его. Сейчас или никогда, решила я, нужно расставить точки над «i». Мы потанцуем, и все встанет на свои места даже без слов, потому что слова нам не нужны – и так ясно: я хочу быть с ним, а он со мной. Пришло время переступить через неловкость и просто быть вместе. Я медленно двинулась сквозь толпу.

А дальше как в замедленной съемке. Случайный поворот головы. Нет, не случайный: он ищет меня глазами и находит. Смотрит. Понимает, что я иду к нему. На мгновение я закрываю глаза и представляю, что расстояние между нами всего шаг – раз, и мы в объятиях друг друга. Открываю веки: он все еще передо мной. Иду.

Ни на кого не обращаю внимания. Все для меня исчезли, остался лишь Ярик. И он это понимает. Я напрягаюсь всем телом и ищу в его глазах одобрения… но его взгляд пуст.

Нет! В нем неловкость, страх, он вовсе не хочет, чтобы я подошла к нему сейчас.

Ярик на секунду отворачивается, а потом поворачивается снова – проверяет, не передумала ли я, не растворилась ли в воздухе, как мираж. Я вижу это, но уже не могу остановиться.

– Дамы приглашают кавалеров! – засмеялся кто-то.

Я вижу, что Ярослав теряется. Он паникует, переминаясь с ноги на ногу и бросая короткие взгляды на приятелей. А потом… вцепляется в подошедшую к нему Янку, точно в спасательный круг. Она даже не успевает сказать ему, что хочет пригласить на танец: он хватает ее и прижимает к себе.

Спасается от меня. Мое сердце с треском падает вниз и разбивается об пол, а ноги все еще идут. Господи, останови меня! Зачем я это делаю? Зачем продолжаю идти к нему? Стой!

Янка смеется. Она готова танцевать, но Ярик не двигается. Смотрит на меня. В его взгляде мольба о прощении. Он бледен как никогда.

– Даш, ты что-то… ты хотела? – бормочет он, забывая порядок слов в предложении. И нервно дергает головой. – Я пока з-з-занят…

Его слова растворяются в шуме.

– Думала, ты потанцуешь со мной, – зачем-то говорю я.

Заткните меня кто-нибудь! Не может же это унижение продолжаться бесконечно! Руки у меня дрожат, сердце сильно-сильно бьется. Я вижу, как все на меня смотрят и как внутренне борется с собой Ярик.

Поворачивается и Янка. Глядит на меня, наморщив лоб:

– С тобой? Потанцевать? – смеется она. И дальше по слогам, отчетливо: – Да ни-ког-да!

Я растворяюсь в пространстве вместе с услышанным. Чей-то смех пощечиной бьет меня по лицу. Кажется, смеются уже все. А Ярик молчит. Он так растерян, что мне его жаль.

– Иди, пока горячее не остыло, – говорит кто-то из парней, – пусть потанцует с нормальной девчонкой.

– Эй, заткни пасть! – рявкает Левицкий. Он подходит ближе и улыбается мне в лицо: – Можешь со мной потанцевать, крошка. Я люблю фигуристых.

Они ржут. А я смотрю Ярику в глаза. И жду. Чего – сама не знаю, но жду. А потом вижу, как Яна ведет его в танце, и пячусь назад. Ноги дрожат, в гудящей голове звоном разбитого стекла отдаются чужие насмешки, пот застывает на моей шее ледяным дождем.

– Даша… – читаю по его губам.

Он сожалеет. Да, он сожалеет… но продолжает с ней танцевать. Не верю!

Он с ней танцует, глядя, как я отхожу. Это помогает мне очнуться и в полной мере почувствовать боль, которая рвет душу напополам. Мы смотрим друг на друга в последний раз.

Никаких первых поцелуев, никакого романтического дерьма, которое я успела себе напридумывать. Я просто жирная девочка-подросток, которую в очередной раз унизили при всех. Я просто неудачница, которая мчится в темноту ночи, захлебываясь слезами и спотыкаясь о собственное сердце.