Текст книги "Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X-XV вв.)"

У истоков вермута

В Средние века никогда не пили простую воду. Это легко доказывается тем, что одно из наказаний для строптивых монахов заключалось как раз в том, что их переводили на сухой хлеб и воду. Правда, известно, что Герлуин, основатель аббатства Бек, и его спутники пили одну только «мутную воду», но хронист тут же объясняет: «…ибо во всей округе не было ни одного источника».

Обычно пили воду с добавлением какого-нибудь сока – смородины, малины, тутовых ягод. Иногда довольствовались добавкой просто нескольких капель уксуса. В безвыходном положении пили воду, но кипяченую, чтобы «она портилась не так быстро». Автор этого мудрого совета добавляет: «Лучшая вода – дождевая» (подтверждая недоверие даже к родниковой воде).

Как и все люди Средневековья, монахи любили фрукты, ягоды, всевозможные душистые травы: мирт, чабрец, дикий виноград, шалфей, анис, розмарин, алоэ, пахучий ландыш (который и сегодня можно встретить в метранке, вине Мозеля, ароматизированном «царем лесов», и в зубровке, «бычьей водке»). В праздники монахи аббатства Флёри могли без разрешения пить подслащенный медом абсент. Медом улучшали качество воды, пива и особенно вина. Это, кстати говоря, хороший опыт, предшествующий изготовлению напитка, впоследствии названного вермутом от немецкого слова «Wermut» – «полынь». По-французски «полынь» – «absinthe», так что позже абсентом станет называться полынная водка. Подобные вкусы объясняются различными причинами, в частности тем, что вино, такое, каким его делали тогда в тех регионах, где стремились получить его любой ценой – в Бельгии, Англии, даже в Дании, – видимо, было одновременно кислым и легким, «терпким и слегка зеленым», как говорит Гишарден, упоминая вина Люксембурга. Вино со специями называлось «pigmentium». Лучшими сортами вин с добавлениями пряностей были легкое вино «клере», приготовленное из красного вина и меда, и «гипокрас» – смесь корицы, ориандра, мациса, миндаля, мускуса и иногда измельченного имбиря с вином «пайет», обильно подращенным медом. По воскресеньям и праздникам клюнийцам разрешалось пить такое вино, хотя оно и считалось пагубным для строгих добродетелей, иными словами – возбуждающим средством.

Но это не все превращения, случавшиеся с вином. В Средние века также любили вина, изготовленные путем уваривания сусла на огне, после чего на одну треть получалось вино, подвергнутое термической обработке, а на две трети – виноградное повидло, которое мазали на хлеб.

В холодных стенах средневековых монастырей был распространен обычай пить зимой подогретое вино. Устав VI века уже содержал совет разбавлять вино в трапезной горячей водой. Вино либо просто подогревали на огне, добавляя немного корицы и сахара (если верить Литтре, то такой напиток называли «епископом»), либо добавляли в вино очень горячие гренки, либо погружали в него раскаленную добела кочергу.

Пиво

Долгое время приготовление пива являлось уделом монастырей. Первое письменное сообщение об этом принадлежит приору Санкт-Галленского монастыря в Швейцарии. Слово «хмель» (галлы не знали, как варить пиво из хмеля) впервые появляется в хартии аббатства Сен-Дени в 768 году: cervesia lupulina, буквально «ячменное пиво с хмелем». В Лотарингии это пиво ввели в обиход бенедиктинцы.

Только в одной Бельгии пиво Орваля, Рошфора, Вестмалле, Скурмона, то есть цистерцианцев, и премонстрантов во Флореффе, а также во многих других местах было монастырского происхождения. Знаменитым стало английское пиво из Бартона-на-Тренте, где в 1000 году бенедиктинцы основали аббатство. Даже название города Мюнхен (от слова «монах»), равно как и пиво под названием «францисканское», тоже напоминает нам о своем происхождении.

Ячменное пиво (от латинского «cervesia», хотя это слово, вообще-то, галльского происхождения), собственно говоря, не было тем пивом, какое знаем мы. Это был не осветленный отвар, насыщенный забродившими злаками – овсом, полбой (от латинского названия полбы «braces» произошли французские слова «пивоваренный чан» и «пивная»[17]17
  Может, и русское слово «бражка»? (При. ред.)


[Закрыть]), чечевицей и даже горошком-викой. В Иллирии пиво называлось «sabaja», откуда произошло название известного итальянского десерта «zabaione». Сам факт, что слово могли использовать в таком смысле, хорошо показывает, каковым же на самом деле было «пиво» того времени, пока монахи не занялись изготовлением «неистового пива», более крепкого и лучше сохранявшегося (cervesia violente или lupulina).

Итак, монахи варили пиво, вернее говоря, доверяли варить его специалистам, которые сушили злаки в специальных печах, называвшихся «torra». Тяжкий труд ради того, чтобы получить напиток, который смог бы заменить вино. Различали крепкое «пиво отцов», предназначавшееся для монахов (за исключением конверзов), и «монастырское пиво», более слабое, его пили монахини (бригиттинки пили слабенькое пиво «cervisia debilis»).

Пиво особенно распространилось в северных странах, то есть там, где не рос виноград. По словам Д. Кноулса, пиво было основным напитком английских монахов.

Покровителем пивоваров является св. Арнульд или Арнульф, фламандец, родившийся в Памеле в Брабанте и ушедший в мир иной в 1087 году. Сначала он был епископом Суассонским, а затем аббатом-бенедиктинцем в Уденбурге. Он утверждал, что те, кто пьет пиво, менее подвержены эпидемиям, чем остальные. В этом нет ничего удивительного: в процессе пивоварения в кипящей воде погибают микробы, а благодаря ячменю и хмелю этот напиток насыщен витаминами, декстринами и минеральными солями, очень полезными для здоровья.

В иконографии упомянутый святой изображается погружающим свой епископский посох в пивоваренный чан. На протяжении веков этот образ привлекал к себе симпатии любителей пива.

И все же пиво даже в Германии рассматривалось как напиток на крайний случай, хотя аббат Арнульд и советовал пить его в периоды эпидемий. Мнение о пиве как о неважном напитке было настолько широко распространено, что реформатор бенедиктинского ордена св. Бенедикт Аньянский позволял пить монахам по две гемины пива, то есть вдвое больше, чем вина. В Клюни пиво пили без ограничений. Монахи аббатства Бек пили пиво вечером в Страстную пятницу вопреки монашеским обычаям того времени (еще одно подтверждение их нежелания умерщвлять свою плоть). Сборник обычаев этого аббатства предусматривал, что должны делать монахи, если ночью они захотят пить (в Средние века для сохранения продуктов обычно использовалась соль). Монахи могли утолить жажду водой или пивом в трапезной, но никогда – вином. Показательно также, что столь подробный Эйнсхемский сборник обычаев не уточняет, какое количество пива позволительно, а довольствуется лишь тем, что рекомендует: надо пить только по необходимости, а не ради удовольствия. В бенедиктинском аббатстве в Трире во время поста выдавали по краюхе хлеба с солью и воду или пиво – на выбор.

Сборник обычаев Корби сообщает о раздаче по два стакана пива бедным, садовникам и… келарю.

Людовик Святой, не любивший пива, пил его перед Великим постом в целях умерщвления своей плоти. Он пытался несколько улучшить вкус пива, добавляя в него мед и тмин.

Сикера

Долгое время пиво преобладало в Бретани и Нижней Нормандии. В Нормандии сидр (или сикера, яблочный напиток) заменил собой пиво только в XII веке, а в Бретани – в XIV. Из Нормандии монахи-бенедиктинцы завезли яблоневую культуру для сидра, улучшенную испанскими прививками, и саму технологию изготовления сидра в Южную Англию, где она широко используется до сих пор, а также в Тюрингию (Пфорта). Для приготовления грушовки («piraceum» по-латыни) использовалась груша. Грушовка была напитком бедных и крестьян-вилланов.

Как написано в «Тайная тайных», из вишни, сливы и тутовых ягод тоже приготовлялись напитки, «прохладительные и оказывающие слабительное действие». В житиях святых зачастую особо обращается внимание на то, что они, будучи людьми строгой нравственности, не пили ни вина, ни меда, ни пива, ни хмелевого пива, а «один только горький напиток из воды и сока диких яблок». По правде говоря, учитывая примитивную производственную технологию того времени, этот напиток, должно быть, представлял собой просто терпкое винцо. В целом же все эти напитки практически не ценились как качественные. Поговаривали, что Бог послал их нормандцам как своего рода проклятие, если не кару.

Мед

Также как напиток, был известен мед (medo по-латыни, mead по-английски). Он, как и вино, приберегался для праздников. (Drambuie – это виски, искусно подслащенное медом.)

«Отцы живой воды»

Монахи стояли у истоков производства многих ликеров, водки из виноградных выжимок и прочих спиртных напитков. Объяснение здесь простое: монахи долгое время были единственными, кто имел в своем распоряжении аптекарские снадобья, запасы вина, финансовые средства и технологии производства, а также обладал духом новаторства и чувством традиции, смелостью нововведений и способностью дать им устояться. Кроме того, из Египта они привозили перегонные аппараты (так что не случайно среди первых дистилляторов Средневековья мы находим францисканца Раймонда Люлля и доминиканца Альберта Леграна). Прибыв в Ирландию, они основали там самые могущественные и деятельные монастыри, какие когда-либо знавала история. Климат зеленого Эрина едва ли благоприятен для разведения винограда, поэтому монахи придумали спиртной напиток, который обойдет весь мир: виски. Первое упоминание о нем восходит к 1494 году, и оно касается поставки определенного количества ячменя некоему брату Джону Кору: «Для производства аквавиты» («acqua vitae» – «живая вода» по-латыни, а от слов «uisce-batha» и произошло название «виски»).

Так что легенда, приписывающая изобретение виски св. Патрику, содержит долю правды: действительно, три из четырех производств по перегонке, действующих в современной Ирландии, находятся в городах, где раньше были знаменитые аббатства.

Монахи-ирландцы, новаторы и великие путешественники, потомки св. Патрика, отправлялись с проповедью Евангелия в Северную Европу. И следом за ними в этих местах разливались потоки джина, шнапса, водки, шотландского виски, голдвассера. К этому внушительному списку Раймон Дюме добавляет две водки из виноградных выжимок – кальвадос и граппу. Они производились для богатых… «Утверждение, что между монастырем и перегонным аппаратом существует прямая связь, а не пропасть, – пишет он, – отнюдь не кощунственно».

Белые спиртные напитки: мирабелевая настойка, вишневая водка, сливянка, эликсир Спа, беккерс вписывались в обширный четырехугольник – Виттель, Спа, Эмс, Карлсбад, то есть в те места, где процветали бенедиктинские и ирландские аббатства Люксей, Санкт-Галлен, Зальцбург, Фульда… В итоге все наши современные спиртные напитки пережили монастырский период в начале своего существования. Цистерцианцы Орваля изготовляли ликер-траппистин, цистерцианцы Эгбелля – аркебюзад, премонстранты – эликсир отца Гоше, монахи Сенанки – сенанколь, монахи Гранд-Шартрез – шартрез, бенедиктинцы Фонгомбо – вишневую водку «кирш». Суровые камальдолийцы, монахи Казамари, изобрели свой особый ликер, а иезуитов в XV веке венецианцы прозвали «отцами живой воды» (I padri dell' Acquavita), то есть водки. Мелиссовая вода изобретена босоногими кармелитами Италии: все началось с их садов в Париже на улице Вожирар. Похоже, что появлением флёрдоранжевой воды мы обязаны… военному ордену госпитальеров Родоса, ставшего позднее Мальтийским орденом. И только один бенедиктин – мирского происхождения, однако этот ликер производился в старинном аббатстве Фекана.

Торговля вином

Элио рассказывает, как оливетанцы, решив вести необычайно строгую жизнь, выкорчевали свои виноградники и разбили бочки монастырского винного погреба. Они пили только воду, но начали болеть и были вынуждены вернуться к вину. «Но вино их было таким слабым, таким разбавленным, что не могло поправить их здоровья». Тогда они оставили для себя лучшее вино, а… плохое вино пустили в продажу, называя его «вином, разбавленным водой».

Эта история содержит три познавательных факта: для здоровья полезнее вино, а не вода; если пить вино, то уж лучших сортов; и, наконец, наши оливетанцы, хоть и аскеты, понимали значение торговли. Они были не одиноки: цистерцианцы, клюнийцы, картезианцы занимались развитием торговли еще активнее. Торговые пути по реке Луаре почти целиком находились в руках прибрежных монастырей: Сент-Эньян, Флёри, Сен-Месмен, Сен-Мартен, Коммери и пр. Аббат Сен-Филибера из Нуармутье мог свободно возить товар по Гаронне и Дордони; а аббат Сен-Жермен-де-Пре пользовался аналогичной привилегией на реке Сене и ее притоках – Марне, Йонне, Уазе и Эн. Эвербах имел целую флотилию судов на Рейне. Монахи преуспевали в торговле, так как были свободны от пошлин на перевозимые товары. Часть монастырей, не производивших вина, занималась виноторговлей, например аббатства Гента и Сен-Тронда в Бельгии.

Торговля вином шла хорошо: в XII веке ежегодное потребление вина на душу населения достигало почти 40 литров в Генте, 50 литров – в Льеже. (Сегодня оно составляет от 12 до 15 литров.) Можно вообразить, каким было потребление вина в местах, где росли виноградники. Торговали главным образом винами лучших сортов, они этого стоили. Вина Парижского бассейна, в особенности Сюрена, Гутт-д'Ор близ Монмартра или Во-де-Серне, ценились столь высоко, что аббатство Сен-Жермен-де-Пре отправляло их даже в Анжу. Впрочем, вкусы могли меняться. В Средние века сен-пурсен стоил 2 су, а гранаш – 20 су, в то время как бургундское вино продавалось не намного дороже (13 денье), чем кислое вино и уксус (12 денье)… Анжуйские вина стоили 10 фунтов за бочку, а вина из Нормандии – 60 су (в 1338 году).

Вина из Бордо продавались в основном в Северной Европе, Англии, Фландрии, Гамбурге и редко доходили до Парижа. Торговцы из Бордо практиковали разбавление вин из Медока и Либурна. Белые вина ценились дороже красных.

Св. Бернар негодовал по поводу тех изысков, каким предавались клюнийцы при дегустации и сравнении вин. Действительно, Франция уже тогда была страной «разборчивых любителей выпить», и реклама новых сортов на улицах не уступала тому, что мы можем наблюдать сегодня. Судите сами:

«Достойное, изысканное, крепленое вино, текущее, как белка по стволу дерева, без привкуса тухлого или кислого, сухое, живое, светлое, как слеза грешника, это вино так и просится в рот. Взгляните, как оно пенится, как искрится и рвется наружу (это frizzante некоторых итальянских вин, пена натуральных шампанских вин. – Л. М); попробуйте это вино, и вы почувствуете его вкус, проникающий глубоко в сердце».

В странах виноградарства, где вина в изобилии, его продажей занимались все, во главе с аббатами и приорами. Аббатство Сен-Бенинь в Дижоне имело свой «пункт реализации» уже в IX веке. Цистерцианское аббатство Рена, основанное в 1129 году, открыло магазин по продаже вин в розницу с вывеской, не лишенной юмора: «Веселый капюшон». Суда Эбербаха ежегодно перевозили в Кёльн около 2000 галлонов вина. В 1213 году епископ Пек из Венгрии жаловался папе Иннокентию III на то, что соседнее аббатство Сикадор скупает многочисленные виноградники и, отказываясь платить десятину, производит вино исключительно на продаж). В 1204 году аббатство Пфорта в Саксонии предложило в уплату за покупку собственности 200 фудер (около 2000 галлонов) вина, таким образом заменив деньги вином.

Монастырская виноторговля причиняла ущерб местным торговцам. Возможно, существовала серьезная конкуренция со стороны продавцов иностранных вин. Виноградари Беза в Бургундии жаловались на это аббату. Им никак не удавалось сбыть свои вина в таверны. Аббат согласился с ними и заключил договор, ограничив право продажи иностранных вин одним месяцем. Для обеспечения реализации принятых мер матрикулярные списки были доверены аббату и местному судье, и каждый год эти «меры» перепроверялись «из опасения, чтобы они не уменьшились или, наоборот, не слишком расширились» (Монтене).

Глава IV
Одежда делает монаха

Монашеская мода

Достоверно не известно, была ли действительно у Аристотеля глава о шляпах, зато нет сомнений, что рано или поздно глава о монашеском облачении должна появиться в труде любого историка. Это одна из самых ярких и сложных страниц истории моды, хотя сами монахи всегда подчеркивали свою волю к неизменности, независимости от настроений времени, свою скрупулезную верность той одежде, какую завещал носить основатель ордена, приверженность к этой однообразной одежде-униформе, а также желание соответствовать требованиям жизни с идеалами бедности, простоты и строгости, подчинения тела духу. Но как жить в миру и без экстравагантности показывать свое стремление к иной жизни, которая, если не отделена от мира, то, по крайней мере, стоит в стороне от него? Как жить, не подчиняясь велению своего времени, но вместе с тем не выглядеть человеком из другой эпохи?

Проблемы одежды, белья, обуви, перчаток на протяжении столетий занимали умы монахов, как, впрочем, и военных, ибо костюм как таковой всегда имеет богатый символический смысл. Одежда – знак принадлежности к определенной группе, свидетельство единства во времени и пространстве. Она подтверждает это единство, и потому – силу той или иной группы в целом.

Для примера возьмем сборник обычаев Эйнсхема. Сначала описывается, какой должна быть жизнь монаха – «всегда воспламененной любовью к Богу», преображенной, по словам Иисуса Христа, в «обитель Царствия Небесного»; затем подчеркивается, что одеяние и тонзура должны постоянно напоминать монаху о его целях в жизни. «Вот почему монах носит дешевые, темные одежды, дабы показать, что он сам смотрит на себя как на последнего грешника. Он одет с головы до ног и тем самым учит себя соблюдать заповеди с самого начала и до самого конца своей жизни». И далее в том же духе.

Текст Жильбера Криспена, аббата Вестминстера (скончался в 1119 году), весьма убедительно выражает главное назначение монашеской одежды как свидетельства того, чем является человек внутри себя. Ношение монашеской одежды представляет собой торжественный акт, ибо он подтверждает желание монаха изменить свою жизнь и отныне исповедовать целомудрие и смирение.

У каноников Марбаха старший в монастыре произносит молитву об освящении одеяния и призывает Духа Святого совершить над человеком внутреннее преображение, символ которого заключается в монашеском одеянии. И наоборот, в ордене Артиж, если монах нес наказание, ему подрезали капюшон «спереди и сзади… дабы показать его бесчестие». Цистерцианцы заставляли провинившегося конверза работать в мирской одежде.

В облачении монаха заключена невероятная священная сила. Считалось, что человек, поцеловавший полу рясы странствующего монаха, обретал отпущение грехов на пять лет, чего можно было бы добиться, только неукоснительно соблюдая сорокадневные посты в течение этого срока. Недаром некоторые миряне желали быть погребенными в монашеской рясе. Так, герцог Бургундии Филипп Смелый похоронен в белом облачении картезианца (1404), послужившем ему саваном. Какова бы ни была вся предшествующая жизнь умирающего (а Средние века изобиловали невероятными приключениями), все равно, в монашеском облачении, смирившийся и раскаявшийся, он мог, по крайней мере, надеяться на помилование Богом. Облачение называлось в таком случае «спасительным». Этот обычай, зародившийся IX веке, широко распространился со временем. Желающим поступить подобным образом монахи более или менее охотно соглашались предоставить эту «услугу». Они дорожили своей латынью, но монашеское облачение обесценивалось.

В Средние века, столь богатые символикой, общество имело четкую структуру: социальные классы, братства, ремесленные цехи и корпорации, четко разграниченные между собой, поэтому понятно, что монахи тоже стремились подчеркнуть свою принадлежность к определенному ордену. Главную роль здесь играла одежда – исключительная «собственность» каждого монашеского ордена. Отсюда и бесконечные споры, возобновлявшиеся от века к веку, уточнявшие замысел и воплощение. Все становилось предметом дискуссии: цвет одежды, ее покрой, длина туники, размеры капюшона, пояс, обувь… Каждая реформа одежды влекла за собой какое-нибудь новшество, когда, разумеется, все требовали возврата к первоистокам.

Однако по одному вопросу разногласий не возникало (по крайней мере, вначале): имеется в виду требование бедности и простоты. Какой бы ни была ткань: пенька, овечья шерсть, козья или верблюжья, лен (лен, скорее, предназначался для белого духовенства в воспоминание о плате св. Вероники), все равно эта одежда описывалась как грубая, жесткая, колючая. Монашеское облачение походило на платье крестьян и пастухов, так одевались картезианцы, францисканцы, авелланиты.

То же самое требование бедности приводило к тому, что монахи без всякого стеснения, а скорее даже с гордостью, носили изношенную, латаную одежду (за исключением тамплиеров – монахов-воинов). Св. Бенедикт Аньянский смирения ради латал свой куколь заплатами из ткани другого цвета, дабы, по словам Элио, «навлечь на себя насмешки других монахов, которые оскорбляли его и считали безумным»…

Из этого можно сделать несколько выводов. Во-первых, любая группа, даже если в ней одни святые (что маловероятно), всегда прореагирует на отклонение от нормы. Во-вторых, уважение к иерархии было не столь развито в ту эпоху: оскорбить Бенедикта Аньянского не стоило ничего. В-третьих, даже святые отцы могли доходить до крайностей. Нет ничего страшного в том, что Бенедикт Аньянский за неимением лучшего носил пестрый от заплат куколь. Но то, что он добровольно, ради умерщвления плоти выступил предшественником наших хиппующих юнцов, доказывает, что можно быть великим человеком и в то же время не ведать, как далеко зайдешь. Во всяком случае, Церковь, проявляя терпимость, никогда не поощряла разного рода экстравагантность, придерживаясь мнения, что сам Христос одевался хорошо, если стража у креста бросала жребий, деля его ризы; и что не следует выставлять себя большим католиком, чем папа римский.

Другое следствие монашеского обета бедности: шерсть никогда не красили, ибо красить ткань означало вводить в заблуждение.

Генеральный капитул цистерцианцев в 1181 году принял решение исключить окрашенные и привлекающие к себе внимание (tincti et curiosi) ткани. Такого же правила придерживались гумилиаты и все приверженцы идеала бедности.

Однако, вопреки воле законоучителей, в одном и том же ордене появляются значительные различия цветов одежды. Отныне возникает проблема: следует ли афишировать бедность и пренебрежение одеждой, допуская тем самым известную долю анархии, или же предпочтительнее, пожертвовав малым, сохранять главное – однородность своей группы? В конце концов, все ордена приняли второе решение.

Новые вопросы возникали в связи со сменой времен года. Нужно ли доводить умерщвление плоти до такой степени, чтобы и зимой, и летом ходить в одном и том же, отказаться от обуви, от нижнего белья, или же, следуя принципу дискретности, поступать более мудро, принимая во внимание климат и обычаи страны? И если принять более разумное решение (не все монахи сделали это, некоторые из них добровольно выносили невероятные испытания зимой на севере), то как следует поступать в конкретной ситуации? Можно ли носить пелиссоны?[18]18
  Пелиссон – свободная длинная или полудлинная одежда на меху с длинными рукавами. Мужские пелиссоны иногда делали с капюшоном. В XIV веке пелиссоном называли также плащ на меховой подкладке с прорезями для рук. (Прим. ред.)


[Закрыть] Перчатки? Обувь на меху?[19]19
  В данном случае в оригинале речь идет о башмаках на деревянной подошве, подбитых мехом. (Прим. ред.)


[Закрыть] Петр Достопочтенный запрещал своим монахам надевать шкуры ягненка, но это не распространялось на немцев и на монахов из «соседних» регионов. Но до каких же пределов простирается «соседство»?

Следует ли монаху носить одну и ту же одежду для работы, богослужения, сна, трапезы, путешествия? Различные требования заставляли быстро принимать решения в зависимости от обстоятельств, и здесь проявлялась неистощимая изобретательность монахов.

В одежде соблюдалась тщательная регламентация. Небрежный или отчасти «цыганский» вид свидетельствовал о ненормальности. В качестве примера приведем отрывок из Элио с описанием одежды бригиттинов:

«Монахам выдаются… две нижние рубашки[20]20
  Шемиз – нижняя рубашка (мужская – без рукавов) существовала еще у франков и в мужском костюме сохранилась до 30-х годов XX века. (Прим. ред.)


[Закрыть] из белой ткани, туника из серого буре[21]21
  Буре – грубая шерстяная ткань. (Прим. ред.)


[Закрыть], такого же цвета прикрепляющийся к ней капюшон с пелериной[22]22
  Капуччо по-итальянски, шаперон по-французски – средневековый капюшон, закрывающий плечи, с длинным «хвостом» от затылка. В XIV веке мужчины стали носить его с жестким бортом, «хвост» удлинился, его драпировали над бортом различным образом, спуская конец на плечо. (Прим. ред.)


[Закрыть] и манто[23]23
  Манто – накидка, плащ без рукавов, королевская мантия имеет форму круга или полукруга, позднее – одежда некоторых должностных лиц, но уже с рукавами. (Прим. ред.)


[Закрыть], на котором священники с левой стороны носят Красный Крест в память о Страстях Господних, а в середине Креста – кусочек белого сукна в форме облатки в память о Святом Причастии, ради которого совершаются ежедневные литургии»…

Также описывались детали облачения для диаконов, конверзов и сестер (у них манто застегивалось «деревянным узлом», головной убор крепился на голове «иголкой», а поверх него – покрывало из черного полотна, которое «прикалывалось тремя иголками»).

Как и в армии, малейшие детали одежды монахов были важны и имели свой собственный смысл. Цвет одежды был близок к естественному цвету ткани. Опытный глаз мог сразу же различить тот или иной важный знак: кожаный пояс у доминиканцев, веревку вместо пояса у бриктинцев и францисканцев, пояс изо льна или оленьей кожи у бенедиктинцев Бурсфельда и т. д.

Апостолики носили рясу и скапулир[24]24
  буквально «наплечник», головной убор, закрывающий плечи, сшитый из двух прямоугольных кусков ткани с оставленным в одном шве отверстием для лица. Разновидность куколя. (Прим. ред.)


[Закрыть], а сверху – большой камай[25]25
  первоначально кольчужный подшлемник, закрывавший шею и плечи, позже короткая пелерина, соединенная с капюшоном. (Прим. ред.)


[Закрыть] из серого сукна, к которому прикреплялся маленький капуччо. У иезуатов была белая ряса, кожаный пояс, манто коричневого цвета, большой белый квадратный капюшон, спадающий складками на плечи. Келлиты или алексиане выделялись своими роб[26]26
  первоначально в XIII веке обобщающее понятие мужской и женской верхней одежды с распашными полами и застежкой, если она есть, по центру; в отношении католических монахов ее смело можно назвать рясой. (Прим. ред.)


[Закрыть] из черной саржи и скапулирами из того же материала, к которому прикреплялся капюшон. Бониты носили тунику, кап[27]27
  длинный широкий плащ из любой ткани в форме полукруга с небольшим отложным воротником, если его делали с капюшоном, то называли «кап по-испански».


[Закрыть] и куколь с «хвостом» из прочных тканей, шерсти или пеньки, и подпоясывались поясом. Одежда доминиканцев, первоначально уставных каноников, была из белой шерсти, а пояс – кожаный. Поверх туники и под куколем также белый шерстяной скапулир, но короче туники. Кап черный, без рукавов, с черным же куколем. Облачение францисканцев-кордельеров (буквально «веревочников») – маленький куколь, шаперон, манто из сурового сукна коричневого, серого или черного цвета (в разные эпохи), пояс из веревки с тремя узлами. Изначально францисканская одежда кроилась в форме креста: в разложенном виде рукава и капюшон верхнего облачения монаха образовывали крест.

Были и иные признаки, позволявшие определить, к какому именно ордену относится тот или иной монах. Красный Крест из шерсти на левой стороне манто? Это тамплиер. Красная пятиконечная звезда с маленьким голубым кругом посередине? Это вифлеемиты. Крест и две лилии? Целестинцы Франции. Мальтийский крест из красного шелка с шестиконечной звездой? Крестоносцы Красной Звезды. Камальдолийцы Мурано носили «белый головной убор на подкладке из черного шелка и такой же оторочкой», гумилиаты – берет[28]28
  мягкий мужской головной убор, состоящий из широкого круга ткани, сосборенного по объему головы на узкий околыш с небольшими отогнутыми полями, слегка расширенными в верхней части.


[Закрыть] из грубой шерсти серого цвета, иезуаты – «согреватель или белый шаперон», который они обычно сдвигали на плечо, когда хотели обнажить голову. Кармелиты конгрегации Мантовы отличались от прочих кармелитов белой шапочкой, под которую надевался куаф[29]29
  женский чепец из полотна, поверх которого надевали все головные уборы в эпоху Средневековья. IX—XIV века.


[Закрыть] из черного холста, из такого же холста были сделаны окантовка по краю и подкладка…

Итак, скажете вы, теперь все ясно. Монах одет соответственно тому, в каком ордене или конгрегации он состоит, поэтому определить его принадлежность можно без труда.

Однако считать так – значит плохо понимать человеческую природу. Монах носит капюшон, но какой длины?[30]30
  Речь идет о длине «хвоста» шаперона. (Прим. ред.)


[Закрыть] Основатель ордена и его последователи никогда и не думали уточнять такие детали. Отсюда и бесконечные споры о том, каким должен быть настоящий капюшон. Надлежало определить не только длину, но и форму. Например, в конце XV века босоногие минориты носили квадратный капюшон, но придавали ему остроконечный вид наподобие капуччо св. Франциска. Затем, неведомо как (очевидно, везде по-своему толковали устав и традиции), различия появляются даже внутри одного и того же ордена в зависимости от его местонахождения. Французские камальдолийцы носили остроконечный капуччо и скапулир, доходивший до колен, тогда как камальдолийцы Сен-Мишеля и Мурано – круглый капуччо и скапулир такой же длины, как ряса. Когда говорят о больших и малых августинцах или больших и малых кармелитах, чаще всего имеется в виду размер их одежды – широкой или узкой.

Разумеется, между братьями не утихали споры, и каждый стремился доказать свою правоту. В частности, капуцины, наиболее пылкие из всех монахов, доходили до того, что начинали судиться с другими францисканскими конгрегациями по поводу цвета их одежды, фасона кожаных сандалий, капюшона, бороды, белой веревки, служившей им поясом… Приверженность монахов определенному виду одежды поразительна. Бедный папа Геласий II, монах из Монте-Кассино, занимавший престол св. Петра чуть больше года (с 24 января 1118 года по 28 января 1119-го) и ставший объектом бесчисленных нападок и угроз со стороны могущественного семейства Франжипани и императора Генриха V, предчувствуя приближение смерти, вернулся во Францию и скончался в Клюни в своей монашеской рясе, расстелив ее на земле.

Одежда столь точно характеризовала монаха, что зачастую он получал от нее свое название. Францисканцы носили пояс из веревки, их стали называть «кордельерами» – «веревочниками» от французского слова «corde» – «веревка»; валломброзанцам их серая «униформа» дала название «серых монахов»; «бежевые братья» – братья милосердия в своих бежевых одеждах, а форма их скапулиров повлекла за собой прозвище «брусочки», намекая на соответствующий геральдический элемент; кармелитов за их смешное примитивное манто прозвали братьями-сороками; скапулир из мешковины кающихся братьев объяснял, почему их величают «мешками»; сервитов Пресвятой Девы за их одеяния прозвали «белоризцами»…

Были и другие отличительные признаки: одни монахи путешествовали только пешком, другим разрешалось ездить верхом, однако, как у госпитальеров Сент-Антуана из Вьеннуа, при условии, что на шее лошади будет привязан колокольчик. Другим (в частности, тринитариям) позволялось, в знак смирения, садиться только на осла, из-за чего их и прозвали матюренами («матросиками»). В 1252 году папа Иннокентий IV разрешил бонитам отменить ношение посоха, «высотой в пять ладоней в форме костыля», который отличал их от миноритов. В 1255 году папа Александр IV повелел носить точно такой же посох августинцам, но уже на следующий год это решение было отменено…

С одеждой монахов происходило то же самое, что и со всеми людскими одеяниями: некоторые монахи впадали в крайности (францисканцы Кануччиола были осуждены за это в 1434 году, причем среди прочих!). Бог ведает, по какой причине, но клюнийцы прятали свой узкий скапулир, хотя едва ли из опасения быть узнанными. Наиболее неразумные из монахов надевали узкие туфли и широкие манто под названием huque по мирской моде, наряжались в яркие цвета на манер фламандских девушек и носили рогатые капюшоны coqueluch, напоминавшие петушиный гребень, а также осмеливались разъезжать верхом с клинком на боку.