Текст книги "Свет тысячи звёзд"

Глава 16
Эштон

Тормоз. Бекка сказала мне нажать на тормоз, если я не хочу облажаться с Харпер. И я делаю это. На ста восьмидесяти километрах в час я резко торможу. Такое ощущение, что я врезаюсь в чертову опору моста.

Губы Харпер приоткрыты. Ее глаза закрыты. А ее аромат почти сводит меня с ума. Она думает об этом поцелуе. Как и я.

Так почему, черт возьми, я убираю руку от ее мягкой, теплой кожи и отстраняюсь? Отстраняюсь. Сдавленно рычу и провожу рукой по губам. Как будто это единственный способ удержаться от поцелуя.

Это правильное решение. По крайней мере, я пытаюсь убедить себя в этом, даже если желание, бушующее в моих венах, заставляет чувствовать себя полным идиотом.

Харпер открывает глаза. Она раздражена. Это хорошо. По крайней мере, я надеюсь на это. Она сама сказала, что считает меня парнем, который ничего не воспринимает всерьез и который ищет удовольствия. Я покажу ей полную противоположность.

Она садится прямо и теребит свою бледно-розовую майку. Крайне неуверенный жест, который я обрываю, взяв ее руку в свою. Я переплетаю наши пальцы и нежно поглаживаю ее руку большим пальцем. Прикосновение искрится, хотя оно невыносимо целомудренно и, надеюсь, показывает ей, что мое отступление не было таковым. Я улыбаюсь Харпер, а затем смотрю на экран. Это безопаснее, чем смотреть на ее губы, на ее глаза карамельного цвета, на ее лицо, обрамленное идеально растрепанными, медово-русыми прядями волос, выбившимися из пучка. И красота далеко не самое очаровательное в Харпер. Я тихо смеюсь. Над собой и этими сентиментальными мыслями. Я никогда не сидел в кино, держась за руки. Если бы Уилл сейчас увидел меня, он бы предположил, что я проспорил. Возможно, я проиграл намного больше. И это до смерти пугает меня.

Следующий час мы просто сидим в кино, сосредоточившись на фильме. По крайней мере, Харпер. Моя же сосредоточенность, напротив, ломается от нашей близости. Снова и снова мое внимание устремляется к ней. К блеску в ее глазах, к улыбке, которая сводит меня с ума, к нашим переплетенным пальцам и нежному покалыванию, которое искрится в моем теле, как статические помехи. Время от времени я объясняю ей, что делает эту ленту особенной. Классикой, которая больше сорока лет считается лучшим фильмом всех времен в киноиндустрии. Я наклоняюсь к Харпер, чтобы она могла слышать сквозь звуковую завесу и чтобы быть ближе к ней. Мое дыхание касается ее волос, и мое самообладание близится к тому, чтобы выйти из-под контроля, но я держу себя в руках, в то время как Харпер задает действительно важные вопросы и полностью сосредоточена на художественном аспекте этого фильма.

Уилл и Бекка постоянно подшучивают над моим увлечением этим искусством. Но Харпер разделяет мое восхищение. Она действительно не облегчает мне задачу: не влюбиться в нее окончательно.

Когда во второй трети фильма я выключаю проектор и включаю свет, она разочарованно моргает.

– Почему ты выключил?

Я держу перед ее лицом свой телефон.

– Если ты хочешь вернуться на занятия вовремя, нам пора уезжать.

Очень ответственно. Прямо по-геройски, как я забочусь о том, чтобы она не пропустила семинар. Протягиваю ей руку и подавляю усмешку, которая пытается прокрасться на мое лицо.

Она берет меня за руку и перелезает через стол, пока не останавливается прямо передо мной.

– Очень жаль. Теперь я никогда не узнаю, чем все закончилось.

– Это часть моего коварного плана, – смеюсь я. – Так тебе придется снова встретиться со мной, если ты не посмотришь в гугле, чем закончился фильм. Но в чем тогда веселье? – говорю я и подмигиваю ей.

Она все еще держит мою руку и теперь пожимает ее, как будто мы должны совершить официальное заключение сделки.

– Договорились.

Я делаю глубокий вдох.

– Когда?

Харпер опускает взгляд и отпускает мою руку.

Ее внезапное отступление похоже на ледяную лавину, обрушившуюся между нами.

– Не знаю, – уклончиво бормочет она.

Что это, черт возьми, значит? Только что она хотела второго свидания и в следующую минуту идет на попятную, только потому, что я становлюсь конкретным.

«Тормоз». Голос Бекки эхом проносится в моей голове. Я надеюсь, она права, и Харпер так сдержанна только потому, что все это происходит слишком быстро. Может быть, ей нужно, чтобы это чувство находилось под контролем? Я указываю на телефон, который выпирает из ее кармана.

– Ты решаешь когда. Я дам тебе свой номер, и ты сообщишь, когда тебе будет удобно, – я сдерживаюсь, чтобы не добавить, что ей не стоит ждать слишком долго, потому что иначе сойду с ума. Я беру ее телефон, который она нерешительно протягивает мне. Набираю свой номер и сохраняю его под именем Эш. Не под своей фамилией Дэвис. Таким образом всякий раз, когда она нажмет на свою телефонную книгу, она увидит запись в верхней части списка. И она не сможет просто смыть номер, как в прошлый раз. Я игнорирую тот факт, что процесс удаления не сложнее мытья рук, и делаю шаг к ней, чтобы вернуть телефон.

Харпер берет его и медленно убирает в карман. Как будто ей приходится чем-то занять себя, чтобы снова не попасть в щекотливую ситуацию.

Я спасаю ее, продолжая:

– Пойдем? – о моем желании не может быть и речи, я придерживаюсь плана Бекки. – Твое занятие не ждет, – напоминаю я и со вздохом толкаю дверь. По-джентльменски пропускаю Харпер и следую за ней через кинотеатр. Больше всего я хотел бы прижать ее к стене в полумраке фойе и получить, наконец, поцелуй, который затуманил мой мозг с момента игры с Вестлейком.

Запах попкорна прячется в старых деревянных стенах, обивках и ковровом покрытии, сопровождает нас до боковых дверей и яркого солнечного света. Нагретый асфальт растворяет запах своей терпкой темной ноткой.

Молча мы садимся на мой мотоцикл, и, как и во время поездки сюда, Харпер обвивает меня руками. Я хотел бы сказать, что привык к такому прикосновению. Что могу справиться с ее присутствием и при этом сдерживать себя. Но дело в том, что я близок к тому, чтобы совершить глупость и послать совет Бекки к черту. Я не хочу отвозить Харпер на это глупое занятие. Прощаться с ней. Не хочу ждать, пока она согласится на второе свидание. Я хочу привести ее в свою квартиру и сделать то, от чего у меня кричит каждая клеточка тела. Я хочу Харпер. И хотя мое глупое сердце бьется все быстрее и быстрее, я переключаю коробку передач и, как и обещал, вовремя возвращаю Харпер на занятие.

Глава 17
Харпер

Мое свидание с Эштоном было четыре дня назад. Четыре дня, в течение которых мы не виделись. Во-первых, потому что я избегала его в кампусе. Мне нужно было время, чтобы привести свои мысли в порядок и вразумить трепещущее сердце. Во-вторых, из-за Бена. Я проводила каждую свободную минуту дома, чтобы исправить свою блинную ошибку, и даже вернулась во Френчтаун к обеду. Заметно, что ему действительно лучше с тех пор, как я снова провожу больше времени дома.

Однако сегодня мама с Беном у педиатра, поэтому я впервые на этой неделе обедаю с Дженной и некоторыми ее друзьями на лужайке перед столовой. Мы лежим на мягкой траве. Совсем рядом спорит парочка, используя для этого кампус в качестве сцены. Некоторые зрители вмешиваются бесполезными комментариями, и Кайл, один из друзей Дженны, с которым мы посещаем несколько занятий, принимает ставки на то, может ли бедняга еще все изменить и спасти отношения. Музыка смешивается со смехом и голосами всех тех, кто восполняет уровень витамина D. Солнце пробивается сквозь листья огромного бука и рисует теплые пятна света на моей коже. Я прикрываю глаза, когда у меня внезапно звонит телефон. Роюсь в сумке в поисках телефона и нахожу его среди начатой пачки жевательной резинки, кошелька и потрепанного выпуска «Холо», канадского журнала по дизайну. Имя Лизы и начало ее сообщения мигают на дисплее: «SOS, позвони мне…»

Я даже не дочитываю сообщение, а сразу открываю список контактов. Понятно, что у Лизы чрезвычайная ситуация, и я должна связаться с ней. Точно так же понятно, что ее чрезвычайная ситуация связана с парнем. Подробности она мне расскажет сразу же. Мой взгляд падает на начало списка контактов, где номер Эштона тут же бросается мне в глаза. Как будто он окантовал его неоновым маркером. На секунду мой палец зависает над номером, пока я не вспоминаю, что у моей лучшей подруги ЧС и мне нужно срочно позвонить ей, а не погружаться в мысли об Эштоне.

Через несколько секунд раздаются гудки, и уже после первого Лиза берет трубку. Она говорит так, как будто между делом бежит марафон.

– Харпс, – ревет она в трубку. – Харпс, мне нужна твоя помощь.

Я извиняюсь перед Дженной и жестом прошу ее присмотреть за моей сумкой. Затем я немного отхожу от компании, чтобы спокойно поговорить с Лизой.

– Что, черт возьми, ты делаешь?

– Сейчас? Или ты спрашиваешь про чрезвычайную ситуацию? – тяжело дышит Лиза, а затем продолжает: – И то и то хороший вопрос.

– Тогда ответь на оба, – я прохожу еще немного, а затем прислоняюсь к спинке одной из деревянных скамеек, расставленных по всему кампусу. Она наполовину в тени и, вероятно, только поэтому не занята. Люди в такую погоду предпочитают лежать в траве и наслаждаться солнцем.

– Я бегу, – жалуется Лиза. – Ты можешь в это поверить? Я как чокнутая бегаю по окрестностям. Я. При том, что я ненавижу спорт.

– Ты ненавидишь спорт, – соглашаюсь я.

– Но Уорд любит бегать. Он бегает, бегает и бегает. И когда я думаю, что мы, наконец, закончили с этим, для него все только начинается.

– Что за Уорд? – растерянно спрашиваю я. До сих пор Лиза никогда не рассказывала об Уорде, а что касается ее романтических историй, то она с постоянством держит меня в курсе. Даже если это означает, что она разбудит меня в три часа ночи, чтобы сообщить мне о неудачном свидании.

– Уорд начинающий профессор колумбийского университета, – она снова вздыхает, но на этот раз это восхищенный вздох.

– Ты с ума сошла? – пойти на отношения с профессором – это самое наиглупейшее, что можно было сделать. Именно это я и говорю Лизе.

– Я знаю, – соглашается она. – Но де-факто он не профессор. Только начинающий. И вообще он не седой, элитарный или что-то в этом роде. Он молодой, умный, смешной. И, Харпс, ты бы видела его пресс.

– Наверное, потому что он постоянно бегает.

– Возможно.

– Ты ненавидишь спорт, – напоминаю я ей еще раз.

Я буквально вижу, как раскачивается темный хвост Лизы, когда она кивает.

– Но с ним это даже как-то весело.

– Значит, ты нашла бегающего парня мечты. Зачем тогда SOS?

Фоновый шум становится тише. Я слышу, как открывается дверь.

– Он хочет прийти сегодня. В мою крошечную квартиру, что само по себе уже катастрофа. Но чем мне его накормить? Я думала над пиццей и начос с сырным соусом. Но вряд ли ему это понравится, – она произносит это действительно с отчаянием.

Я с этим особо не помогу. Мой план питания составляет десятилетний ребенок с аутизмом.

– Не знаю, – я начинаю покусывать нижнюю губу, когда кто-то окликает меня. Не кто-то. Эштон. Именно сейчас. Я поворачиваюсь и чуть не налетаю на него. Я в извинительном жесте поднимаю палец, указываю на телефон и отхожу. Эштон либо не понимает намеков, либо ему все равно. В любом случае, он не позволяет мне находиться на безопасном расстоянии и улыбается.

– Я говорю по телефону, – шепчу я.

– Да, со своей лучшей подругой, – бормочет Лиза в мое ухо. Ее голос становится каким-то приглушенным. Возможно, она придерживает плечом телефон, чтобы снять спортивный костюм. – Которая хочет знать, с кем ты прямо сейчас разговариваешь.

– Ни с кем, – быстро отвечаю я, потирая лоб, когда брови Эштона взлетают наверх.

– Ты не позвонила, – он прислонился к скамейке, приблизившись ко мне.

– Да, почему ты до сих пор не позвонила ему? – мужской радар Лизы бьет тревогу. И когда ее любопытство по поводу сексуальных парней активизируется, меня не отпустят без подробного отчета. Я качаю головой. Я не должна использовать имя Эштона и слово «сексуальный» в одном предложении.

– Его голос чертовски горяч.

Это не помогает.

– Лиза, подожди немного, пожалуйста, – я опускаю телефон и прикрываю динамик рукой, надеясь, что Лиза услышит как можно меньше. Сама не знаю почему. Может быть, потому, что я еще не готова с кем-то поделиться тем, что происходит между мной и Эштоном.

– Почему ты не позвонила? – он повторяет свой вопрос, и искреннее огорчение сквозит в его словах.

– Мне… – я хочу произнести свое стандартное извинение, но Эштон останавливает меня.

– Не говори, что тебе жаль, – он собирается с духом. – Это расстраивает, – он ухмыляется и кладет DVD-диск на скамейку. – Тебе обязательно нужно досмотреть «Гражданина Кейна».

Неважно, с ним или без него. Напряжение в моей груди показывает мне, как сильно я хочу посмотреть фильм с ним. Он берет меня за руку и умудряется крошечным движением большого пальца создать торнадо в моем теле, прежде чем медленно снова оторваться от меня. Эштон постукивает по футляру двумя пальцами, а затем отталкивается от лавочки.

У меня появляется чувство, что я должна ему что-то сказать. Что-то, что покажет, как сильно я этого хочу, даже если моя жизнь делает это, в принципе, невозможным.

– Что можно приготовить спортсмену, не сорвав его строгий план питания? – я задаю ему единственный вопрос, который не касается нас и, надеюсь, все-таки остановит его. Даже если это прозвучит для него так, словно я прошу у него советов для другого свидания. Я поднимаю телефон. – Чрезвычайная Ситуация. У моей лучшей подруги свидание с фанатом фитнеса.

Эштон действительно останавливается и начинает смеяться.

– Спортсмен, да? – его усмешка становится еще шире. – И ты спрашиваешь меня?

– Ты играешь в футбол.

– И ем все, что попадается мне на пути. Включая маленьких детей, все мыслимые калорийные извращения и фанатов фитнеса. Хотя они крайне жесткие, – смеется он. Звук, который увлекает меня за собой и заставляет уголки моих губ приподняться. Я почти забыла, что Лиза все еще ждет ответа. Эштон напоминает мне об этом, указывая на телефон. – Скажи ей, что белое мясо, рис и рыба отлично подходят таким парням. По крайней мере наши фанаты фитнеса постоянно едят это, – он закатывает глаза и становится совершенно серьезным, когда его взгляд падает на меня. – В пятницу будет вечеринка в студенческом общежитии. Если ты захочешь поговорить о концовке фильма, – он на мгновение останавливается. – Я в любом случае буду там с Уиллом и Беккой.

У мамы в пятницу выходной. Обычно мы вместе заботимся о Бене, а потом уютно устраиваемся перед телевизором. Мы уплетаем огромное количество мороженого и другую вредную еду и смотрим фильмы. Мама обычно засыпает после половины первого фильма, но она любит эти вечера мамы и дочери. Я люблю их. Потому что в такие моменты все так восхитительно нормально. И мы так близки друг другу, как редко позволяет наша повседневная жизнь.

Я не уверена, что она скажет, если я всерьез задумаюсь променять наш вечер на свидание с Эштоном.

Я не должна еще больше ввязываться в это. Но я все же киваю. Я хочу сходить на эту вечеринку. Я хочу снова увидеть его. Я хочу поговорить с ним. Быть с ним рядом. Неважно как. Не важно, к чему это приведет.

Он тоже кивает.

– Ладно, – медленно отходит он, не спуская с меня взгляда, и искренняя радость плещется в его глазах. – Ладно, – повторяет он, усмехнувшись, и в следующее мгновение спотыкается о лежащую на земле сумку. Ему удается удержаться на ногах. Он извиняется перед владельцем препятствия, еще раз поворачивается, поднимает руку и затем исчезает за зданием столовой.

Медленно я подношу телефон к уху.

– Харпс! – кричит Лиза мне в ухо. – Хааарпс!

– Я здесь, – бормочу я.

– Что это, прости, было? – ее голос буквально срывается. – Или скорее, кто?

– Белое мясо, рис и овощи, – кричу я советы по меню от Эштона.

– А теперь забудь на секунду о чертовой еде.

Поглощенная мыслями, я поправляю хвост на голове, зажав телефон между плечом и ухом.

– Это было самым главным, – напоминаю я лучшей подруге. – Это было причиной твоего SOS.

– Было! Пока ты не договорилась о свидании с мистером-секусальный-голос.

Лиза права. У нас с Эштоном будет настоящее свидание. В животе тысячи бабочек поднимаются со взлетной полосы и падают над обрывом, когда я думаю о том, что все может пойти наперекосяк к вечеру пятницы.

* * *

Когда я возвращаюсь домой, мама стоит на кухне и упаковывает аккуратно нарезанные треугольники сэндвичей без корочки в контейнер, который затем ставит в холодильник.

Когда наши взгляды встречаются, она закрывает дверцу и берет меня за руку для приветствия.

– Привет, милая, – мама отрывается от меня и прислоняется к холодильнику. – Как дела в университете?

– Бен не голоден? – отвечаю я встречным вопросом. Я пришла вовремя. Сейчас он, по идее, должен был сидеть за столом и есть. Мое сердцебиение учащается. Он должен был поесть, если все в порядке. – Все хорошо?

Мама кивает.

– Только небольшая температура от прививки. Он весь день нервничал из-за этого, и к полудню ему стало плохо.

Это значит, что у него случился один из приступов, который не заканчивается до тех пор, пока Бен не будет обессилен, чтобы реветь еще дольше.

– Сейчас он спит, – улыбается мама, но я вижу истощение, которое скрывается за этими морщинками вокруг глаз. Положительные следы, которые остались после жизни с папой и которые теперь медленно исчезают.

Я киваю и направляюсь в свою комнату. Быстро бросаю сумку на кровать, пересекаю коридор и тихонько открываю дверь комнаты Бена. Он лежит одетый на кровати. Свернулся калачиком, уткнувшись носом в рукав свитера. Запах кондиционера для белья всегда успокаивает его. Лицо мокрое от слез, а дыхание сбивчивое, как будто рыдания преследуют его и в самом сне.

Я убираю со лба локоны и нежно целую его в макушку. Мне больно видеть его таким. Больным. Растерянным. Рассерженным. Грустным. Он должен быть счастливым.

Он заслуживает быть счастливым. Мы заслуживаем этого. Но часто мы с мамой крадемся вокруг наших собственных жизней, чтобы не дестабилизировать состояние Бена. Чтобы, по крайней мере, он не был несчастен.

Я еще раз целую Бена, а потом оглядываю разрушенную комнату. Он проделал большую работу. Вздохнув, я начинаю собирать разбросанные повсюду машины и размещать их по цвету и в алфавитном порядке на нужной полке.

Мама появляется в дверях и подходит ко мне. Она целует меня, гладит по щеке, а затем молча помогает привести мир Бена в порядок. По крайней мере, ту часть, к которой у нас есть доступ.

* * *

– Как прошел твой день? – спрашивает мама, когда мы опускаемся на диван после уборки. Я слегка сдвигаюсь вправо. Диван засиженный. Вообще-то мы уже давно должны были купить новый, но такая инвестиция не является крайне необходимой, и мы можем потратить деньги на более важные вещи. Кроме того, мне до сих пор нравится чувствовать в обивке, как называл их папа, ямки, которые остались на том месте, где он долго сидел. Я закрываю глаза и думаю, что хочу рассказать маме о сегодняшнем дне.

– Мы обедали с Дженной и ее друзьями в кампусе.

Как будто в этом была суть дня. Я мысленно закатываю глаза.

– Ты поладила с ней? – мама смотрит на меня этим теплым взглядом, который говорит мне: она ужасно рада, что у меня все идет гладко и ей, по крайней мере, не нужно беспокоиться обо мне. – Ты находишь новых друзей. И учеба…?

– Приносит мне удовольствие, – заканчиваю я предложение. Потому что это правда. Даже если педагогика была только вторым вариантом. – Все в самом деле отлично. Я уже кое-где преуспела, – таким образом, возможные вынужденные паузы со стороны Бена не выбьют меня из колеи. – Профессора действительно замечательные. Темы занятий интересные. И я думаю, Дженна в самом деле могла бы стать моей подругой, – с той разницей, что она не Лиза. Я замолкаю и проглатываю эту информацию. Мама не должна беспокоиться. Вот почему я до сих пор не рассказала ей об Эштоне, который заставляет в моем животе сходить с ума не только бабочек, но и все проклятое биоразнообразие. Он из другого мира. Того, что принадлежит только мне. Университетской вселенной. Я не уверена, что готова смешать их. Во всяком случае пока.

– Все в порядке? – мама пристально смотрит на меня и касается морщинки на лбу, как всегда раньше делал папа.

Я киваю и затем выдыхаю.

– Просто… – я медлю. – В пятницу вечером пара человек устраивают вечеринку. Я думала сходить, но это глупая идея. Это плохо повлияет на Бена, и я пропущу наш вечер фильмов.

Самое глупое в этой идее то, что я хочу этого только из-за одного человека. Не из-за вечеринки. Не из-за приятелей или чтобы завести новых друзей.

– Я думаю, это просто чудесная идея, – кивает мама. – Тебе стоит чаще выходить из дома, а не проводить вечера со своей старушкой. И Бену наверняка завтра станет лучше.

Она говорит это только потому, что не знает, на какую сердечную пытку я пойду.

– Уверена, что на таких тусовках нет вкусного мороженого, – я прижимаюсь к маминой руке и вздыхаю. – И там вполовину не так уютно.

– Но тебе будет весело, – шепчет она мне на ухо и целует. – Ты должна жить, когда наша повседневность позволяет это. И кроме того, мне достанется больше мороженого, – тихо смеется она.

Я пойду на вечеринку и увижусь с Эштоном. В моих венах взрываются шипучие пузырьки, выигрывая битву с чувством вины и сомнениями, которые снуют где-то в груди.

Тесно прижавшись друг к другу, мы лежим, пока маме не надо идти на работу. Когда она закрывает за собой дверь, я, сделав над собой усилие, поднимаюсь с дивана и убираюсь в гостиной, а затем на кухне. Только когда все лежит на своих местах, я отправляюсь в свою комнату и падаю на кровать. На тумбочке лежат блокнот для рисования и угольные карандаши. Когда я так взволнована, рисование обычно помогает мне прийти в себя и успокоиться. Другие пьют ромашковый чай или принимают ванну, чтобы хорошо выспаться, а я переношу на бумагу то, что не дает покоя моему мозгу. Потом выкидываю картины в мусорную корзину. Однако сегодня я оставляю принадлежности для рисования нетронутыми, раздеваюсь, оставаясь только в рубашке и трусиках, и проскальзываю под одеяло. Потому что мне ясно, кого я нарисую. Эштона. И я не готова отдать ему еще и эту часть своей жизни.