Текст книги "В бой ради жизни"

Глава 12

Кое-как выбравшись из болота, Лида и Николай упали на траву.

– Коля, ты можешь идти? – тяжело дыша, спросила Лида.

– Я сюда-то еле доплёлся, – со стоном произнёс Николай. – Сильно болит нога, когда наступаю, всё тело прожигает.

– И, тем не менее, надо идти. До Малоросьяновки километра два, там у меня родственники, может, приютят.

– Придётся на одной ноге прыгать.

– Ничего, Коленька, помогу, ты обопрись на меня.

И девушка начала помогать подняться Николаю. Стоная и ругаясь, он всё же встал, однако о каком-либо движении не могло быть и речи, настолько он себя плохо чувствовал.

– Тебя всего трясёт, – произнесла Лида, щупая лоб. – К тому же большая температура. Боже, что же делать, Коленька…

Не в состоянии больше придерживать массивное тело парня Лида медленно опустила его на траву.

– Полежи здесь немного, я что-нибудь придумаю.

И девушка быстро побежала к кустам. Когда она пришла назад с многочисленными сломанными ветками, Николай был уже без сознания. Сказывалось серьёзное ранение. Ловко связав ветки, Лидочка сделала из них подобие волокуши, а затем аккуратно положила на них Николая. День уже клонился к вечеру, когда обессиленная девушка подтащила стонущего Николая к околице деревни. Немного передохнув, она наклонилась к Николаю и произнесла:

– Коля, потерпи, я скоро вернусь.

Хорошо зная деревню, Лида окольными путями, в основном через огороды пробралась к дому родственников. И правильно сделала, поскольку и в этой деревне уже размещалась немецкая часть после длительного марша. Всего одни сутки войны научили молоденькую девушку многому. Она не сразу вошла в дом, а долго пряталась в укрытии, дождавшись, когда из дома вышла её родственница, тётка Прасковья.

– Тётя Пана, – еле слышно проговорила Лида. – Это я, Лидочка.

Тётка остановилась и прислушалась, затем, увидев свою молодую родственницу, подбежала к ней.

– Лидушка, ты чего здесь?! У нас в деревне немцы и в нашем доме тоже.

– Тётя Пана, немцы повесили дедушку, – плача произнесла девушка. – Я сбежала из нашей деревни. Помогите, тётя Пана.

– Ой, Лидушка, родненькая, что делать-то, что делать? – причитая, заговорила тётка, обнимая и утешая Лидочку. – Ладно, пока немцы нас не пересчитывали, представлю тебя своей дочкой. Пойдём, Лидушка, в дом, там у нас только одна комната, остальные заняли солдаты.

Лида уже было пошла в дом, но вдруг резко остановилась и, ухватив родственницу за плечо, еле слышно произнесла:

– Тётя Пана, я не одна, со мной раненый боец. Его нужно спрятать и оказать помощь.

Тётка всплеснула руками и, выругавшись, произнесла:

– Лидка, ты в своём уме! Ты никак без ножа хочешь меня и моих малых деток зарезать. Нет, мы так не договаривались. Приму только тебя.

И тётка Прасковья зашептала:

– Вчера Тимофей, который перекинулся к немцам, всех на сходке предупреждал, что, если кто будет укрывать красных командиров и евреев, сразу же будет повешен. Так что извини, дочка, но я себе не враг.

– А что же тогда делать? – в нерешительности произнесла Лида. – Он там, за околицей, совсем умирает. Жалко парня, ведь он спас мне жизнь. К тому же он не командир, а простой солдат.

– Всё равно это ничего не значит, – тоже шёпотом проговорила тётка. – Никого не пощадят эти сволочи. Так что прости меня, Лидушка, но детки мне дороже какого-то солдата.

– Ну да, конечно, что для вас какой-то незнакомый солдат, который ещё вчера уничтожил несколько десятков этих ваших сволочей, которых вы приютили, – зло прошипела девушка в лицо своей родственнице. – Пусть подыхает, лишь бы вам было спокойно и уютно с этими сволочами. Ладно, живите, обойдусь без вашей помощи.

И, резко развернувшись, обозлённая девушка направилась в обратную сторону. Тётка Прасковья что-то прокричала ей вслед, а затем, махнув рукой, вошла в дом. В расстроенных чувствах Лида не заметила, как вышла на центральную деревенскую улицу, нисколько не скрываясь. И сразу же напоролась на вновь избранного голову полицаев Тимофея, местного предателя и пособника оккупационной власти. Вместе с ним были ещё два местных подонка, переметнувшихся на службу к немцам.

– Батюшки! – картинно произнёс Тимофей. – А это что за краля объявилась в наших краях, что-то я таких не припомню.

– Да я, я… – растерянно забормотала девушка, не найдясь, что сразу ответить, и испугавшись человека в форме полицая.

– Что «я, я»? – грубо передразнил Тимофей Лидочку, схватив её за руку. – А ну пошли куда следует, а там разберёмся, какого ляда ты тут ошиваешься и вынюхиваешь.

И новоиспечённый полицай потащил упирающуюся и кричащую девушку. На истошный крик из дома выскочила тётка Прасковья и стремглав бросилась на выручку своей племянницы.

– Да что ж ты, ирод, делаешь, куда ты тащишь мою племянницу? Разве тебе не известно, что она живёт у меня почитай уже целый месяц, как померла её мамка. К тому же она хворая. Неделю, как отлёживается, вот только что встала.

Главный деревенский полицай отпустил Лидочку и заорал на Прасковью:

– Ты глупая дура, Параська, почему вчера на сходке мне не объявила о своей чокнутой племяннице, когда я делал всеобщую перекличку?!

– Дак ты ж сам говорил только о близких родственниках, – прикинулась дурой Прасковья. – Лидка-то мне кто, пятый кисель на воде.

– Дура ты на киселе, – огрызнулся Тимофей и пошёл к комендатуре, ругаясь по дороге. – Вот старая ведьма, ну ничего, я тебя ещё прищучу.

Прасковья обняла трясущуюся Лидочку и быстро повела в дом.

Когда Лида успокоилась тётка присела рядом с ней и тихо произнесла:

– Как стемнеет, покажешь дорогу к твоему бойцу, а там посмотрим, что с ним дальше делать.

После полуночи две женщины и парнишка лет четырнадцати, сын Прасковьи, пришли за околицу, где Лида оставила раненого бойца. Николай лежал на том же месте и сильно бредил, что-то выкрикивая.

– Да, совсем плох твой парень, – тяжело вздохнув, сказала Прасковья, приложив ладонь к горячему лбу Николая. – Ладно, сейчас разотрём самогоном, а потом перетащим в недостроенный свинарник, там есть место, где отлежаться, да и с виду он не заметен, почти под землёй находится.

Прасковья со знанием дела растёрла Николая самогонкой и дала выпить травянистое зелье, после которого Николая перестало трясти, и он понемногу успокоился. Затем Николая посадили в двухколёсную тачку и повезли в недостроенный свинарник недалеко от дома Прасковьи.

Глава 13

Между тем избитый до полусмерти Егор лежал на земляном полу в одном из сараев недалеко от комендатуры, под неусыпной охраной двух немецких солдат. Сознание Егора то выплывало из красно-кровавой пелены, то вновь погружалось в опустошающую бездну. Наконец Егор открыл глаза и долго смотрел в одну точку, как бы соображая, жив он ещё или уже предстал перед Всевышним. Но поскольку обстановка не менялась Егор сделал для себя утешающее заключение, что он всё же жив. Повернувшись со стоном с одного бока на другой, Егор почувствовал, что его руки и ноги связаны и очень сильно затекли. Вернувшееся сознание мгновенно начало работать на то, каким образом можно освободиться. Но, к сожалению, окружающая обстановка не позволяла это сделать. Вокруг было только одно сено и никакого подручного инструмента, с помощью которого можно было бы перерезать верёвку, чтобы затем искать способ, как выбраться из сарая. Неожиданно лязгнул замок, и дверь открылась. Егор замер и притворился без сознания, уткнувшись лицом в сено и приготовившись к очередным пинкам и издевательствам. Широкая полоса света из открывшегося дверного проёма высветила гнетущую обстановку сарая и израненную фигуру человека в кровоподтёках и разорванной форменной одежде. Минуту длилось молчание, затем Егор услышал немецкую речь. О чём говорили немцы, он не понимал, однако по интонации узнал голос медика, майора Фрица Вебера.

В сарае находились трое. Два офицера-эсэсовца, которые принимали участие в поимке Егора, и майор Вебер. Разговор их был следующего содержания:

– Ну что, господин майор, эта большевистская свинья в состоянии давать показания на данный момент или пусть ещё погниёт на сене?

– Полагаю, вы можете его допросить, но, как медик, вынужден констатировать, что вразумительных ответов вы от него вряд ли получите. Видите, он даже ещё не пришёл в сознание, что тогда говорить о каком-то членораздельном разговоре. Ему необходимо ещё некоторое время, чтобы прийти в себя, и…

– Оставьте, майор, ваши гуманистические взгляды, – резко произнёс один из эсэсовцев, – вы совсем не знаете жизнь. Если бы мы чикались с каждым, ожидая их поправки, то очень и очень долго топтались бы на месте. С того света поднимали и развязывали языки. А чего этих скотов жалеть, подохнет – значит подохнет. Готовьте его к дознанию.

– Извините, господа, но это не в моей компетенции, – сжав челюсти, проговорил майор Вебер. – Каждый должен заниматься своим делом. Я лечить, вы пытать.

– Ишь какой чистоплюй, – скривившись, ехидно проговорил второй эсэсовец. – Мы должны делать черновую работу на благо Германии, а такие, как вы, пожинать успехи этой рутинной работы и получать награды и незаслуженные привилегии.

И грубо толкнув вперёд Вебера, эсэсовец прокричал:

– Быстро приведи его в чувство, а не то как бы тебе не пришлось быть на его месте. Ты думаешь, тебе сойдёт с рук твоё позорное пленение русскими? Когда они тебя, как жирную свинью, таскали по своим болотам, забыл уже?!

Вебер развернул к себе Егора и начал осматривать его. Конечно, как медик, он сразу установил, что Егор отошёл от побоев и находится в сознании, умело это скрывая. Тем не менее Вебер, проведя ряд медицинских манипуляций, на полном серьёзе констатировал факт невменяемости пленного. Матерно выругавшись, старший эсэсовец развернулся и вышел из сарая, прокричав по пути:

– Чтобы завтра же эта скотина уже мычала, а иначе ты, майор, будешь невменяемым.

Не успел Вебер покинуть сарай, как к нему подбежал солдат и выпалил:

– Господин майор, вас срочно вызывает командование части.

Когда Вебер прибыл в штаб, ему объявили, чтобы он срочно присоединялся к поисковой команде, которая вновь выдвигается на поиски беглецов.

– Значит так, майор, – проговорил полковник, не вставая из-за стола. – Высшее командование не удовлетворено поисками бандитов, подорвавших комендатуру позапрошлой ночью. Так что собрана новая группа преследования, которая направится в близлежащие деревни и в первую очередь в Малоросьяновку, поскольку, вероятнее всего, бандиты находятся там. Ты включаешься в группу с целью опознания этих негодяев. Всё, свободен.

Когда Вебер вышел, полковник обратился к присутствующим офицерам:

– А вам, господа, предстоит поработать с главами деревенских полицаев, которые к полудню соберутся здесь. Особое внимание обратить на жёсткость их работы к малейшим нарушениям дисциплины со стороны жителей оккупированных деревень и посёлков. Калёным железом выжигать любую лояльность к Советам и большевикам. А именно – расстреливать и вешать всех неугодных германским законам.

Вторая поисковая группа уже через час прибыла на машинах в Малоросьяновку. Местные полицаи быстро согнали всё население деревни для осмотра. При этом особо не церемонились с жителями, выволакивая из домов даже больных и неходящих в угоду новым хозяевам. Среди полицаев отсутствовал только Тимофей, их старшина. Он убыл на сборы глав полицаев. Жителей выстроили в одну шеренгу и осмотр начался. Всё те же два эсэсовца и Вебер медленно двигались вдоль строя, тщательно вглядываясь в лица селян. Люди откровенно были напуганы столь стремительным сбором, поскольку это ничего хорошего не сулило. Иногда эсэсовцы толкали Вебера в плечо, ехидно спрашивая:

– Ну и когда же ты найдёшь этих бандитов? Учти, если сфальшивишь, расстреляем на месте и не посмотрим, что ты майор.

Надо отметить, что эсэсовские офицеры пользовались большими полномочиями по сравнению с общевойсковыми офицерами, даже будучи в меньшем звании.

И Веберу приходилось подолгу рассматривать каждого, тем более что у него было плохое зрение и разбито левое стёклышко на очках. Когда Вебер остановился возле худющего длинного паренька, в строю завязалась потасовка. Это полицаи начали выволакивать двух женщин, вставших за спины передней шеренги.

– А ну, курицы, выходь вперёд строя, – орал на перепуганных женщин полицай. – Ишь спрятались, сволочи, видать, есть грешок.

Вебер невольно повернулся в сторону перепуганных женщин и сразу узнал среди них Лидочку. Невольно к полному лицу Вебера прильнула кровь, и оно стало почти пунцовым. Это сразу же заметили два эсэсовца. И они решили, что стоящий в строю молодой парень и есть тот самый беглец и что Вебер его узнал, но не подаёт вида. Эсэсовцы сразу выволокли из строя перепуганного ни в чём не повинного парня и начали избивать.

– Что молчишь?! Этот, да?! – орали эсэсовцы на остолбеневшего Вебера.

– Нет, господин офицер, тот был покрепче и пониже ростом, – выйдя из ступора, произнёс Вебер.

Но его уже никто не слушал. Эсэсовцы махнули на него рукой и поволокли несчастного парня к машине. Вернувшись назад, они продолжили «смотрины». Теперь уже, подойдя к Лидочке, Вебер был спокоен. Он, как и остальных, долго рассматривал девушку, а затем перешёл к её тётке. Осмотрев всех, Вебер доложил, что разыскиваемой девушки в строю нет.

– Ладно, хоть этого взяли, – зло проговорил эсэсовец, имея в виду задержанного паренька. – В комендатуре из него быстро вышибут показания. А сейчас поедем в следующую деревню, возможно, там кого найдём.

Неожиданно к старшему группы подскочил немецкий офицер расквартированной части и попросил, чтобы Вебер срочно оказал медицинскую помощь умирающему солдату. Старший поисковой группы сначала упрямился, но затем согласился подождать, пока Вебер будет оказывать помощь. Зайдя в дом Прасковьи, где лежал умирающий солдат, Вебер сразу определил, что у того аппендицит, и сразу начал готовиться к операции, благо, что у него всегда при себе был медицинский ящичек с инструментами. В дом заскочил старший поисковой группы и осведомился насчёт солдата.

– Давай отправим его на мотоцикле в район комендатуры в стационарный госпиталь, а то мы теряем время.

– Его нельзя трогать с места, у него перитонит, и, если сейчас не провести операцию, он умрёт от заражения.

– Ох, – зло проговорил старший группы и махнул рукой. – Ладно, оперируй. Поиски продолжим завтра, тем более что уже вечереет. Мы уезжаем, а тебе оставляем мотоцикл с двумя солдатами. Как закончишь, возвращайся. Веберу взялись помочь две женщины, которые разыскали чистые полотенца, принесли тазы и вскипятили воду. Во время кропотливой и непростой операции Вебер взглянул на помогавшую молоденькую девушку и вновь узнал Лидочку. Он проговорил:

– Лида?

Лида в ответ только кивнула и продолжала помогать врачу. Через два часа операция закончилась. С тучного Вебера пот катился градом. Медик немного отдохнул, затем засобирался уезжать. Лида попросила тётку выйти из комнаты и подошла к Веберу.

– Спасибо, данке, данке вам за всё, что не выдали.

Вебер тяжело вздохнул и грустно проговорил:

– Майн гот, аллес гут.

Неожиданно Лидочка упала перед ним на колени и плача произнесла:

– Доктор, Николай умирает, помогите, он здесь рядом, только вы можете его спасти.

– Нихт ферштейн. Я не понимайт, – на корявом русском произнёс Вебер.

Неожиданно Лидочка вскочила и принесла спрятанное удостоверение личности Николая Петренко. Она его быстро развернула и показала фотографию. Вебер узнал Николая. К тому же девушка на руках начала объяснять, куда ранен солдат и что он умирает. Конечно же, Вебер всё понял, но он медленно встал со стула и тихо произнёс:

– Найн, найн, найн. Нет, Лида, я бояться.

Лида вытерла слёзы, взгляд её был суров. Она указала пальцем на прооперированного немецкого солдата и на фотографию русского солдата.

– Это солдат и это солдат, а вы – доктор. Вы должны помогать раненым людям.

Речь Лиды Вебер не понял. Он понял только одно, что в этом доме находится не инженер, не токарь и не пекарь, а врач. А, стало быть, от него на данный момент просят только помощи и больше ничего.

– Гут. Ком, – произнёс он на немецком, что означало «Ладно, идём».

К счастью, стемнело, и они незаметно прошли дворами к недостроенному свинарнику, где прятали Николая Петренко, бойца Красной Армии. Взглянув на измученного Николая, Вебер ужаснулся, удивившись еле теплящейся жизни. Он понял, что воспалительному процессу способствует пуля в паховой области, которую он быстро удалил. Затем произвёл специфическую обработку раны и перебинтовал. Лидочке он передал некоторые лекарства и на пальцах объяснил, когда и как их применять. Затем так же незаметно они вернулись в дом, после чего майор уехал на мотоцикле в расположение части.

Глава 14

По прибытии старших полицаев из прилегающих деревень с ними незамедлительно была проведена разъяснительная работа по ужесточению дисциплинарных мер в духе немецкого железного порядка на оккупированной территории. Через полтора дня занятий и практических работ с полицаями им были розданы инструкции и приметы по задержанию бандитов, взорвавших прежнюю комендатуру. После чего к руководителю разъяснительной работы подошёл старший полицай из деревни Малоросьяновки и доложил, что по указанным приметам видел у себя в деревне похожую девушку. И сразу же незамедлительно он был отправлен с группой захвата на двух мотоциклах в свою деревню, чтобы немедленно ее доставить. По приезду в Малоросьяновку раздираемый злостью Тимофей буквально влетел в дом к Прасковье и в бешенстве заорал на неё:

– Тварь, иуда, где эта сучка, твоя родственница?! Немедленно гони её сюда!!!

Растерявшаяся Прасковья рухнула на колени перед рассвирепевшим извергом и запричитала:

– Тимофеюшка, я не знаю, куда она ушла, ещё вчера. Родненький мой, пожалей моих детушек. Если что-то не так, так ведь я не знала и не догадывалась.

– Всё ты знала, старая ведьма, только прикидывалась овцой.

И ухватив женщину за волосы, Тимофей стал таскать её по полу, в бешенстве приговаривая:

– Говори, где она прячется, иначе никого не пощажу из твоих ублюдков.

Не добившись ничего избиением, старший полицай приказал обыскать дом и прилегающую территорию. И уже через несколько минут его сатрапы доложили ему, что в недостроенном подземном свинарнике было место, где, по всей вероятности, укрывали раненого бойца, поскольку была масса свидетельств. Окончательно взбешённый фашистский прихвостень приказал полицаям тащить Прасковью на центральную деревенскую площадь для показательной казни за укрывательство бандитов. Наспех собрав большинство людей, Тимофей обратился с речью:

– Селяне, немецкое командование и я много раз предупреждали всех вас о суровой каре для любого, кто посмеет укрывать большевистских палачей и их прихвостней. И что же, вот эта женщина грубо и вероломно нарушила этот суровый, но справедливый закон теперешней нашей власти, с которой нам с вами долго и долго жить. А посему, чтобы впредь подобного не повторялось, сейчас будет произведена справедливая показательная казнь, которая остудит некоторым пыл и отрезвит мозги.

Тимофей немного помялся, затем менее пафосно продолжил своё звериное выступление:

– Но я полагаю, что благоразумнее будет признаться этой женщине, где она скрывает бандитов, которые уничтожили комендатуру в соседней деревне и намеревались сделать то же самое и у нас. Не возбраняется признаться и селянам, если кто что-либо знает об этих бандитах.

И, посмотрев на немецкого офицера, добавил:

– Только в этом случае казнь через повешение будет заменена на принудительные работы по плану германского командования. Я жду.

Воцарилась мёртвая тишина, затем раздался душераздирающий крик Прасковьи, которая почувствовала запах смерти. Она упала на колени и, скрестив руки на груди, поползла к стоящим селянам с мольбой о помощи. В толпе селян, состоявшей преимущественно из женщин, детей и стариков, раздался плач и причитания. Видя, что это не укладывается в разыгранный Тимофеем сценарий, он подал знак полицаям, и те быстро накинули Прасковье на шею верёвку уже заранее приготовленной виселицы. Обмякшее тело Прасковьи согнулось под собственной тяжестью, и голова стала выскальзывать из петли. Заметив это, один из полицаев услужливо и заботливо затянул петлю на шее. Вновь воцарилась тишина. Неожиданно из толпы выскочила седая женщина и хрипловатым голосом закричала:

– Ироды проклятые, куда вы увезли моего Ванечку вчера?! Он никакой не бандит и ничего плохого никому не делал. Что вы творите, гады!!! Подожди, Тимка, отольются тебе и твоим собакам наши слёзы, отольются.

Это была мать того молодого парнишки, которого ошибочно забрали эсэсовцы.

– Молчать!!! – рявкнул Тимофей, искоса глянув на недовольного немецкого офицера, которому, похоже, это стало надоедать. – Закон есть закон! И сколько бы вы не лили крокодиловых слёз, это вам не поможет. Лучше с уважением и любовью примите новую власть, и она вам ответит тем же. Ну а сейчас свершится то, что по праву и закону должно свершится.

И главный палач поднял руку, а затем резко опустил. Услужливый полицай выбил табуретку из-под ног Прасковьи. Раздался женский и детский плач. А мать увезённого Ивана с кулаками набросилась на Тимофея.

– Убийцы!!! И вы хотите, чтобы вас уважали?! Да вас убивать надо, как бешеных собак, твари!!!

Тимофей со всей злобы ударил женщину и, сверкнув глазами на своих кровавых подельников, что было мочи закричал:

– Эту свинью тоже повесить и немедленно!!!

Полицаи, обезумевшие от увиденного, стояли на месте, опустив головы. Обстановку разрядил немецкий офицер. На ломаном русском он прокричал:

– Всё, всё, конец, заканчивайт. Все по домам.

И для большей аргументированности он несколько раз выстрелил вверх из своего пистолета. Только после этого народ начал потихоньку расходиться, украдкой оглядываясь на виселицу и качая головой. А офицер похлопал по плечу Тимофея и дружелюбно произнёс:

– Ви настоящий герой. Только таких будут уважать, любить и бояться. А значит, всё будет хорош. Я вас буду ставить в пример нашему командований. Сейчас я уезжайт, а ви отдыхайт.

И, сев на мотоцикл, немец укатил со своими солдатами.

Тимофей ещё долго стоял, сжав кулаки, затем, сплюнув, крикнул своим подельникам:

– Братва, можете расслабится самогонкой, однако дежурство с дома Прасковьи не снимать. Наверняка её племянница туда явится.