Текст книги "Хроники Герода"

Глава вторая. Римский гражданин

Герод, сын Антипатра, стоял возле входа в палатку в центре иудейского лагеря. Вернее, только одного из тех лагерей, которые расположились сразу за могучими стенами Аскелона. В течение недели близь древнего порта вырос новый город. Почти под самыми стенами располагался лагерь двух римских легионов, присланных из Сирии и Азии. Чуть далее, почти у моря, виднелись пестрые палатки наемников из державы Тиграна Великого, друга и союзника Рима. Эллины-гоплиты из Десятиградья держались обособленно; их палатки виднелись между холмами. С другой стороны от римского лагеря, у восточных ворот города стояли три тысячи пехотинцев, которые привел Антипатр, две тысячи всадников-набатеев, тысяча отборных лучников-итурейцев… Больше двадцати тысяч воинов. Столько Герод еще никогда не видел. Двадцать семь мощных боевых галер стояло в порту, готовые в любой момент выйти в море. Люди спешили.

Еще вчера, когда подошли последние отряды, в палатке Митридата Пергамского состоялось совещание командиров. Герод был допущен на него, хотя слова ему никто давать не стал. Но даже само присутствие на совете было для юноши огромной честью и опытом. Герод слушал и учился говорить кратко, по сути, не языком притчи или мудрого сказания, но языком боев, переходов и лагерей. Он помнил длинные речи на собраниях знати Иудеи, сложные и полные тайных смыслов беседы с вождями кочевников и булевтами эллинских полисов. Здесь все было иначе. После чаши вина во славу Великого Рима и его союзников Митридат, высокий мужчина с черной бородой, заплетенной на персидский манер, быстро описал ситуацию.

Покоритель галлов и иберов, победитель при Фарсале, консул и диктатор Рима Гай Юлий Цезарь осажден в цитадели Александрии уже больше трех месяцев. Сложилась нелепое, неустойчивое равновесие. Египтяне не могут взять цитадель. Все их попытки продвинуться в городе отбивают семь тысяч легионеров Цезаря. Взять цитадель со стороны моря не позволяют затопленные в Царской гавани корабли. Но и сам Цезарь не может выйти из укрепления. Египтяне смогли отбить несколько штурмов порта. Для полевого сражения войск не хватает. Город окружен более чем двадцатью пятью тысячами воинов, верных Птолемеям и ненавидящих римлян. Потому Великий Цезарь и отправил своего друга Митридата за помощью к верным друзьям Рима и друзьям Цезаря.

После речи Митридата говорил каждый командир. Уточнял, как именно будут передвигаться его отряды, где будет место общего сбора, кто им будет противостоять, кто обеспечит провиант и воду. Говорили на латыни, иногда переходя на более привычную эллинскую речь.

Герод смотрел на вождя. Ходили слухи, что его отцом был царь Понтийской державы, охватывающей все южное побережье Понта Евксинского, простиравшейся на тысячи стадий по Анатолии, Митридат Евпатор, некогда доставивший римлянам массу хлопот. После того, как одна из его наложниц понесла, он выдал ее замуж за подвластного ему в то время властителя Пергама. Правда то была или ложь, но облик его был поистине царствен и, вместе с тем, прост. Он был рядом и, одновременно, выше, чем все собравшиеся. Но даже этот сильный и большой человек был только одним из приближенных властителя Рима. Каков же Рим, если ему служат такие воины, как Митридат, такие правители, как Антипатр?

Отец на совете рассказал о том, что выяснили отправленные им в Египет лазутчики – с помощью соплеменников, проживающих там. К несчастью, соплеменники не готовы встать рядом с оружием в руках. Тридцать тысяч воинов-иудеев разом решили бы проблему. Но среди Совета иудеев Египта не было единства. Однако глава Совета, этнарх народа в стране Птолемеев склонялся к союзу с римлянами. Он и сообщил немало ценных сведений, которые позволят войску действовать с максимальной эффективностью.

Местом сбора отрядов назначили невысокую горную гряду, за которой начинались болота, обозначавшие начало дельты Нила. Там, у самой кромки болот, в узком коридоре между ними и морем, стояла древняя крепость Сид, или, как называли ее эллины, Пелузий. Она и прикрывала путь из Азии в Александрию. Крепость старая. Стены не очень высоки – локтей до тридцати-пятидесяти. Со стороны дороги – двойные. Со стороны порта вообще стоит только одна стена. Прежде в крепости был гарнизон из гоплитов-иудеев, однако сегодня он заменен. В Пелузии ныне сидит четыре тысячи воинов, верных Птолемею XIII. Уже поэтому разгрызть этот орешек будет непросто. Но нужно. Без этого до цели просто не добраться.

Едва забрезжил рассвет, как огромный лагерь стал сворачиваться, походные колоны устремились по дороге в Египет. Бесконечный ряд вооруженных людей: смуглые сирийцы, бородатые армянские всадники, закованные с ног до головы в броню, летучие отряды конных кочевников, лучники-итурейцы, иудейские пехотинцы, римские легионы. Пыль на много локтей поднималась над войском. Она проникала в глаза, в горло. Но люди упорно шли вперед. Быстрее. Быстрее. Еще быстрее. Параллельно войску, в некотором удалении от берега, по морю шли галеры с воинами на борту. Быстрее. Быстрее. Еще быстрее.

***

Цезарь изнывал. Уже больше месяца, как он направил Митридата к римским союзникам за помощью. И уже месяц нет никаких изменений. Дворец, занимавший целый район и отделенный от Александрии стеной, осажден. Птолемей XIII Филопатор, клявшийся в верности Цезарю, теперь с яростью науськивает на него александрийцев и прочих египтян. Цезарь уныло смотрел сквозь колоннаду дворца на залив и гавань, на гигантское творение Сострата Книдского фаросский маяк со следами пожара (после недавней попытки Цезаря выбраться из западни; тогда ему пришлось вплавь добираться до дворца, держа в зубах пурпурный плащ римского диктатора).

– Боги, за что мне это? – вздохнул он. После бешеной скачки последних лет, да что там «лет» – всей жизни! – эта тихая западня казалась издевательством. Его не убили суллианцы после того, как диктатор внес его в проскрипционные списки. Впрочем, Цезарь понимал, что иначе Сулла поступить не мог. Врагов нужно уничтожать. Даже если они бывшие друзья. А он, Цезарь, был не только другом, но родственником самых заклятых врагов Суллы. Зять консула и популяра Цинны, племянник знаменитого Гая Мария, победителя тевтонов и кимвров, вечного соперника Суллы. Но ничего. Обошлось. Сулла не казнил римлян, входивших в сословие патрициев, и лично вычеркнул Цезаря из проскрипционных списков. Он мог сгинуть в Азии, попав в плен к пиратам, мог погибнуть в Иберии или Галлии. Боги хранили. В бою при Диррахии смерть уже витала над ним. Но незнакомый (кстати, нужно будет узнать имя) легионер прикрыл его от пики помпеянца. Пережить сто, тысячу приключений, невероятных событий – и сгинуть здесь, на краю мира, в этом дворце, насквозь пропахшем тлением…

В зал проскользнула тень, склонилась над креслом, в котором сидел римлянин.

– Великий Цезарь, радуйся! – промурлыкал нежный девичий голос.

Она. Все сложилось из-за нее. Ведь цель его поездки в Египет (кроме, конечно, погони за ненавистным, но где-то в глубине души родным и понятным Помпеем) была совсем проста: Цезарю нужны деньги. Очень нужны. Да, покорение и усмирение галлов принесло немалую добычу. Но, увы, деньги всегда утекали у Цезаря, как вода сквозь пальцы. Зрелища и раздачи привлекали плебс Рима, зато плодили долги его повелителя. Гражданская война уносила сотни тысяч динариев. Золото приплывало в руки полководца и… уносилось дальше, оставляя его карманы пустыми.

За Птолемеями же числился долг перед Римом. И немалый: семнадцать миллионов динариев. Он даже готов был простить потомкам диадоха семь миллионов. Но десять-то верните. И тут этот проклятый евнух, Потин, фактически правивший от имени молодого монарха Птолемея. Когда прибыли два легиона, он извивался, как аспид. Плакался, что всю золотую посуду велел перелить, чтобы выплатить долг. Врал. Понятно, что врал. Но сделать-то ничего не мог.

Совсем уже накалился воздух в квартале дворца «Бога и царя Птолемея», когда Цезарь пригласил туда, изгнанную Потином же (то есть, конечно, волей монарха и народа Египта) принцессу Клеопатру. И тут было все разумно: на троне Птолемеев должен сидеть человек, полностью от Цезаря зависимый. Но вышло другое. Небывалое.

Цезарь знал женщин. В его жизни были разные и по длительности, и по официальности связи. Но здесь он встретил Женщину. Не красавица. Смуглая с несколько широковатыми скулами, миндалевыми глазами, тоненькая восемнадцатилетняя девочка. Нет. Не девочка. Богиня, чувствующая каждый импульс его немолодого тела, страстная и покорная, царственная и нежная – такая, какой он ее хотел видеть в этот миг. Цезарь прожил долгую и полную превратностей жизнь, знал людей. Он прекрасно понимал, что для нее он – последняя надежда на то, чтобы выбраться из забвения, взойти на трон Птолемеев. Но это было неважно. Это понимание не спасало. Он тонул в ее бездонных, как море за маяком, глазах, дышал ее дыханием, свежим, как ветер с гор, жил ее жизнью. Впервые победитель и покоритель мира был счастлив, как обычный смертный.

Но Боги завистливы. Пока Цезарь вкушал блаженство в объятиях Клеопатры, Потин действовал. Он отправил тайного гонца к войскам на границах и в метрополиях. И вот уже более двадцати тысяч египетских воинов окружили район дворца. Люди Потина упорно внедряли мысль о том, что все налоги, вызвавшие голод, идут только на покрытие долга жадному римлянину. В результате александрийцы восстали. Весь флот Птолемеев, сорок боевых галер, устремился к александрийскому порту. Цезарь очнулся от чар. Но было поздно. Он был в западне. Он смог блокировать порт от флота Птолемеев, но сам выбраться уже не успевал. Тогда и возникла мысль о посольстве Митридата как единственном серьезном шансе выбраться из западни. И вот уже месяц от него нет вестей.

Руки Клеопатры обхватили голову Цезаря, губы заскользили по волосам. Мудрый Цезарь был и прав, и не прав. Жестокая учительница жизнь быстро дала понять еще совсем юной принцессе, что ее тело, ее искусство любви – это оружие. Смертельное оружие, способное даровать победу там, где бессильны мечи и золото. Именно это толкнуло ее на ложе уже немолодого римлянина. Но потом….

Потом началось наваждение. Могучий воин был наивен, как мальчик. Тот трепет, который в нем вызывали вполне обычные любовные игры, невольно передавался и ей. Она иначе, совсем по-другому, стала осознавать свое тело. Иначе смотреть на усталое и покрытое шрамами тело Цезаря. Она и прежде любила в одиночестве рассматривать себя в зеркало без одежды. Но прежде она видела в отражении кинжалы, по ее воле впивающиеся в горло врага, мечи, сражающие ее противников. Теперь она смотрела на себя, как на изящную вазу, привезенную некогда купцом-персом из далекой страны за морем. Но главным было даже не это. Она впервые за всю свою жизнь почувствовала себя любимой и защищенной. Она не вела бой, но нежилась и растворялась в силе своего мужчины.

Потом все изменилось. Потин перехитрил Цезаря. Александрию осадили войска верного Птолемеям полководца Ахилла. Прежняя Клеопатра уже бежала бы от проигравшего любовника. Но эта не могла. То, что она испытала, было сильнее ее. Она останется с ним, своим мужчиной. Если придется, то и на смерть.

Внезапный шум заставил ее отпрянуть. В зал вошел стражник:

– Господин, к тебе гонец от Митридата.

– Немедля впусти, – диктатор вскочил. Наконец-то. Но с чем он? Смог ли Митридат собрать силы, достаточные для снятия осады?

В зал вошел легионер в запыленном плаще. По его лицу было видно, что он мчался много дней.

– Великий Цезарь! – начал воин официальное приветствие…

Резкое и нетерпеливое движение руки повелителя Рима. Воин осекся.

– Армия Митридата идет к Пелузию.

– Сколько с ним войска?

– Девять тысяч легионеров, две тысячи тяжелых всадников, три тысячи легких, три тысячи иудейской пехоты, тысяча тяжелой пехоты из Десятиградья и лучники. Всего двадцать тысяч воинов.

Цезарь вздохнул и улыбнулся. Вскочил с кресла. По залу прокатился его рык. Он вновь почувствовал себя Цезарем. Победителем десятков сражений, повелителем мира. Девочка с испугом и восторгом смотрела на своего любовника.

– Так, – произнес, наконец, успокоившийся Цезарь. – Смени коня, одежду. Отдохни два часа и назад. Передашь войску, чтобы сходу штурмовали Пелузий и шли на Александрию. А мы приготовимся для их встречи.

***

Ночь почти без звезд. С моря нанесло тучи. Громады холмов протянулись от самого берега, теряясь в песках. Отряды римской армии скапливались за холмами. В крепости, конечно, знали, что на них идет войско. Лазутчики сновали вокруг не переставая. Далеко не все они нашли свой конец на пике или под мечом. Гонцы в Александрию уже наверняка посланы. Но одно дело знать, что они идут, а другое, что они уже совсем рядом. В пяти-семи стадиях. Поднявшись на холм, уже можно видеть в темноте стены, силуэты башен и факелы воинов, вышагивающих на стенах. План был прост до наглости: лобовая атака на стены Пелузия ночью. Сразу с марша. Во всяком случае, так объявил воинам Антипатр.

Едва успев отдышаться от пыли и промочить горло кислым вином, воины под покровом темноты побежали к стенам. Только добровольцы. Но таких набралось почти полторы тысячи. В основном, римляне и две сотни из иудеев Антипатра. Следом за ними должна выдвигаться и основная часть армии, пока еще скрытая за холмами. Вел отряд Антипатр. Герод бежал рядом, стараясь не отстать от отца. Фасаэлю и Фераросу Антипатр велел оставаться с основными силами. Юный Иосиф остался дома с матерью и сестрой.

Сзади молча бежали легионеры, неся деревянные и веревочные самбуки, приставные лестницы с крючьями, чтобы взбираться на стены, вязанки, чтобы засыпать ров. Легионер второй когорты первого сирийского легиона Аппий Фульвий бежал, чуть пригнувшись, по полю перед старой греческой крепостью. Сколько было таких крепостей в его жизни, он уже не помнил. Много. Была ли жизнь до того, как он взял в руки гладиус, короткий меч римлян? Наверное, нет. Все, что было в его жизни: лагерь легиона, палатка, строй. Он привык к такому ритму и жил им. Был счастлив. Аппий бросил взгляд на соседей по строю. Эх, ребятки, тяжко вам. Потяните лямку с мое, тогда и полегчает. Вон, молоденький паренек из иудеев вышагивает, как деревянный. Наверное, вспотел уже, как в кальдарии, в бане. Трусит. По всему видно, что трусит. Но старается не показать. Это правильно. В первом бою всем страшно. Попривыкнет. Если, конечно, останется жив.

– Ничего, парень, – шепнул он Героду – прорвемся. Не трусь.

Герод, едва не сбив дыхание, повернул голову и улыбнулся в ответ.

Было ли Героду страшно? Трудно сказать. Для страха не оставалось ни времени, ни сил. Быстро и, главное, тихо переставляем ноги. Не шуметь. Не отстать от отца. Не опустить щит.

Ткань под панцирем пропиталась потом. Крепость все ближе. Там еще не ждут гостей. Часовые перекликаются. Кто-то засмеялся. Хорошо. Уже совсем близко.

Ворота закрыты. Но другого и не ждали. Было бы слишком наивно ожидать гостеприимно распахнутых ворот в крепости, готовящейся к осаде. Быстрее уйти под стены. Все. Их заметили.

Со стен раздались возгласы. Засвистели стрелы. Воины привычно подняли щиты-скутумы, образуя защиту от потока стрел. Успели не все. Из задних рядов донеслись крики, шум падающих тел. Так, бросаем вязанку в ров. Еще одну. За ним бросает следующий легионер. Еще один. По образовавшемуся мостику – к стене. На миг Герод обернулся. За рвом лежали десятки тел легионеров, которые не успели прикрыться от потока стрел. А на стене уже поднялась тревога. Сверху летели не только стрелы. На тех, кому посчастливилось пробраться к самому подножью укреплений, где стрелы не доставали, падали камни, зажженные факелы.

Но и у стены не дремали. Легионеры и иудейские воины, получившие благодаря Антипатру сходную подготовку и вооружение, взобрались на плечи друг к другу и в месте, где стена была чуть ниже, построили из сомкнутых щитов подобие лестницы, по которой уже бежали на стену следующие после ряды воинов. В других местах легионеры приставляли к стене лестницы, бросали вверх веревки с крючьями, пытаясь по ним вскарабкаться наверх. Сверху на них сыпались камни, лился кипяток. Защитники пытались оттолкнуть проклятые крючья, впившиеся в зубцы стен. Но римляне упорно лезли вверх.

Герод разглядел в утреннем полумраке фигуру отца, уже почти добежавшего до вершины пирамиды из щитов. За ним! Легко запрыгнув на «первую ступень» живой лестницы, он побежал по неровным щитам туда, где уже звенели сшибающиеся клинки.

Вот и стена. Герод спрыгнул с парапета. К нему кинулся египтянин с коротким мечом в руках. Тело, наученное многолетними упражнениями и десятками схваток на караванных тропах, действовало само. Щитом отвел удар, показал вниз и со всей силы ткнул в самое горло. Враг захрипел и завалился. На стене еще темно. Но было понятно, что легионеров становится все больше, а египтян оттесняют к башням, из которых продолжают лететь стрелы. Герод бросается в копошащуюся на стене толпу. Опять удар на щит и выпад мечом. Краешек солнца уже угадывался на горизонте. Темнота отступала. Враги тоже. Кажется, можно перевести дух. Стена наша. Но крепость держится. Пусть здесь нет трех рядов стен, как Ерушалаиме. Но даже два ряда – это серьезное укрепление. А взято только первое кольцо. Но где же армия? Совсем небольшой отряд – менее тысячи воинов – вошел в уже распахнутые ворота крепости.

Герод вопросительно посмотрел на отца, стирающего обильный пот после закончившейся стычки.

– Все поймешь позже. А сейчас – в бой. Нужно, чтобы сюда стянули все силы. Сражайся как тысяча духов пустыни!

Антипатр с сыном, а за ними и остальные воины бросились по перемычке на вторую стену, где скапливались свежие силы защитников крепости. Сражение закипело с новой силой под светом уже разгоравшегося утра. Через час бой шел уже на улицах Пелузия. Но постепенно наступательный порыв римлян стал затухать. Масса защитников просто давила все более редеющий строй легионеров. Они накатывали, как волны, разбиваясь о железный строй щитов. Но каждый накат забирал несколько десятков жизней. И заменить их в строю было некем.

Герод рубился рядом с отцом, временами поражаясь его спокойствию. Его меч поднимался так же сосредоточено и уверенно, как на занятиях с деревянными мечами во внутреннем дворе ерушалаимского дворца. Голос звучал так же громогласно, как и в те минуты, когда он разговаривал со старцами из Синедриона.

– Держать строй. Держать строй, звери! Еще миг, и они дрогнут! – командовал Антипатр.

Но египтяне не побежали. Легионеров, которых становилось все меньше, уже начали обходить с флангов. На соседних улицах, где Антипатр смог оставить лишь немногочисленные заслоны, уже слышался шум схватки, исход которой, казалось, был предрешен.

Внезапно все изменилось. Издали, со стороны порта уже давно слышались крики, шум и лязг металла. Сначала едва различимый, шум этот становился все ближе. И вот из переулков домов, примыкающих ко второй стене крепости, вместо гоплитов Птолемеев хлынули войска Рима. Сражение превратилось в резню, крепость пала.

Митридат, понимая насколько сложно сходу взять Пелузий, зная, что самое слабое место в крепости – это укрепления в порту, а галеры, которые должны его защищать, ушли в Александрию, основной удар решил нанести с моря. Пока крепость сражалась с отрядами, штурмующими стены, главные силы были переброшены римской эскадрой в порт, разбили слабый заслон и ударили в тыл египтянам.

Больше полутора тысяч воинов римской армии погибло в этой схватке. Египтян – вдвое больше. Но самое важное – путь в Александрию теперь свободен. Войска вышли из города, где уже разгорался гигантский пожар. Воины располагались, кто где мог, чтобы немного перевести дух перед новым маршем.

Герод задержался на стене. Ему нравилось с высоты смотреть на огромное скопление вооруженных людей, каждый из которых был его другом и союзником, а все они – частью Великого Рима. Герод думал об отце. Он правитель? Да, безусловно, правитель. Но это – второе. Он воин? Конечно, он великий воин. Он первым взобрался сегодня на стену. Он смог связать боем почти весь гарнизон крепости. Но и это не главное. Что же главное? Молодой воин чувствовал, что вот-вот, совсем немного, и он поймет что-то очень важное. Про отца, про свою семью, про свою Судьбу.

Внезапно его взгляд упал на дорогу, что выходила из зарослей дельты Нила. Там что-то не то. Откуда эти люди? Чьи они? Их много. Их очень много.