Текст книги "Ясновельможный пан Лев Сапега"

Часть 1. Тяжелый путь в гору

Глава 1.1. Лев герба «Лис»

Когда рычит лев – рождается правитель

Пословица

Практически никаких подробностей о рождении Льва Сапеги не известно. Сомнение вызывает даже точная дата его появления на свет. Одни историки называют 2 апреля [71, с. 330], другие, коих значительно больше, – 4-е [18, с. 222; 38; 52, с. 7]. Правда, ни одна из точек зрения не подкрепляется аргументами. Автор, к слову, придерживается последней версии как наиболее распространенной. Неизвестно и точное наименование места его рождения. Например, М. Шкялёнок называет малой родиной Льва Сапеги усадебный двор Островок [75, с. 257]. Однако большинство исследователей сходятся на том, что это все же замок (усадьба) Островно [52, с. 7; 71, с. 330]. Справедливости ради стоит сказать, что на тот момент это событие было слишком незначительным и заурядным, ничего не предвещавшим, подобным десяткам тысяч других, и интереса у летописцев не пробудило. Посему автор в этой главе, опираясь в общих чертах на исторические факты, позволил себе в какой-то мере пофантазировать в отношении того, что исторической важности не имеет.

Итак, шел 1556 год. Стояла изнурительная жара. Воздух был тяжелый и раскаленный. Даже ночью в покоях замка Островно не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Богдана, по прозванию Конопля, из рода князей Друцких-Соколинских, осторожно ворочалась с боку на бок и тихонько вздыхала: ей никак не удавалось заснуть. Под утро посвежело: собрались тучи, вокруг загромыхало, повсюду небо озаряли всполохи молний. После короткого, но сильного дождя сон все же сморил ее. Однако спала она тревожно и прерывисто. Не шла у нее из головы вчерашняя встреча с мужем. Какой он все еще молодой, статный и пригожий! Ей двадцать пять, ему на десять лет больше. Она долго его ждала, и он оправдывал ее надежды, был удивительно ласковый и нежный с ней. Они провели вместе несколько часов, но эти часы пролетели как одно мгновение. Влюбленным всегда не хватает времени! Кажется, она готова быть с ним всегда и везде, скакать рядом в седле, заниматься государственными делами, лишь бы вместе. Жена видела: Иван Сапега очень старается ей угодить, – но сердцем чувствовала какую-то тревогу, и муж подтвердил ее опасения. На восточной границе государства было неспокойно. Ходили слухи, якобы вот-вот начнется война. Правитель московского княжества Иоанн IV, по прозвищу Грозный, собирает силы и не перестает строить козни. «И укроют ли тебя родительские стены, если вдруг московиты совершат нападение, ласковая моя?» – об этом были мысли Ивана Сапеги. Восточная граница Великого княжества слишком близко. А замок в Островно хоть и выглядит внушительно, но построен из дуба. Да и стены замковых укреплений, пусть высокие, обмазанные глиной, которая защищает не только от гниения, но и от огня, увы, не служат порукой неприступности.

Богдане очень не хотелось расставаться с любимым мужем. Однако ему нужно было присутствовать при великокняжеском дворе в Вильно.

Проснулась она поздно. Ивана рядом уже не было. Он не стал ее будить, поцеловал во сне и тихо покинул замок. Рано подниматься с кровати у княжны не было желания. Всему виною тревожная ночь. К тому же Богдану взволновал приснившийся сон. Вероятно, ее очень впечатлили слова мужа о возможной войне. Сон был необычным и таинственным. Ничего подобного она не могла припомнить. Не зная, что он означает и как его истолковать, Богдана позвала в замок старуху-знахарку. Попросив ее держать в тайне их разговор, княжна рассказала свой сон: «Померещилось мне, что беременна я, но ношу во чреве своем не человека, а зверя хищного – льва». Старая ведунья, кажется, вовсе не удивилась: «Ай, матушка моя! Звездочка ясненькая! Из-за этого ты всполошилась? Не тревожься! Все будет хорошохонько! Сказывала мне еще бабка моя, что такое во сне видывали и прежде. И если зверь крепкий – это благо, достойным мужем будет твой сын. Только пока никому не открывайся. Сперва уверься, что зачала, а после и поведаешь». Богдана согласилась, и только задумчиво сказала: «Но все-таки расспроси старух подробнее, чудно это как-то…»

Сапеги издавна породнились с княжеским домом Друцких-Соколинских. Еще бабка Богданы, Федора Федоровна Друцкая-Соколинская, вышла замуж за Богдана Сапегу и принесла ему в приданое имение Островно. На этих землях уже их сын, воевода витебский Иван Богданович Сапега, в первой четверти XVI века основал замок. Не сказать, чтобы замок Островно мог соперничать с Новогрудским, Лидским или Мирским. Но большие реки всегда начинаются с малого ручья. К строительству Ивана Богдановича подтолкнуло основание частновладельческого замка в Мире. Дед Л. Сапеги понимал, что построить подобный былому столичному (Новогрудскому) замок он не сможет: такое строительство требует больших затрат. Но вот подобный Мирскому ему очень хотелось иметь. Пусть не большой, не государственного значения, зато свой, собственный. Он решил для себя, что нечто похожее на замок Юрия Ильинича возведет на землях, доставшихся в наследство от матери. Этот замок должен будет стать еще одним родовым гнездом Сапег. Здесь будут рождаться наследники, найдут упокоение предки. Изначально замок построили деревянным. Со временем планировалось стены и башни заменить на каменные. После смерти отца усадьба Островно перешла его сыну Ивану Ивановичу Сапеге, мужу Богданы.

Какое имя – такая и жизнь. Эту старую добрую истину наши предки знали хорошо. Поэтому Иван Иванович Сапега, в разное время занимавший должности подстаросты оршанского и старосты дрогичинского, как только заметил, что живот жены начал округляться, решил – надо позаботиться о наречении будущего младенца. Для него это было чрезвычайно важно, и любимая жена Богдана имела такой же взгляд. Они должны подойти к делу основательно и взвешенно. Ошибиться тут никак нельзя. У их потомка должна быть более счастливая судьба. Чтобы он всегда вспоминал родителей добрым словом. Чтобы стал влиятельным лицом в государстве. Чтобы имел достаток и жил лучше, чем пришлось им самим. Чтобы никто и никогда вместо уважительного пане Иван не бросал ему уничижительное Ивашка. Недаром думал об этом Иван Сапега. Вспомнился ему рассказ дядьки по отцовской линии, как тот правил посольство в Московию и услыхал это унизительное обращение к себе из уст Ивана III Московского.

Произошло же вот что. Когда зачитывали письмо королевы польской и великой княгини литовской Eлены к отцу Ивану III33
  Дочь Ивана III в свое время вышла замуж за великого князя литовского Александра, сына короля Казимира IV, внука Ягайлы, который затем стал также королем польским.


[Закрыть], тот пришел в ярость: в письме не упоминался царский титул. Надо сказать, что официально титула царя, а тем более императора (цезаря) Иван III не имел. Но слушать письмо далее не стал, резко прервав чтение. Ясно дело, дочь позволить себе такое неуважение к отцу не могла. И он ничтоже сумняшеся обвинил не только короля польского и великого князя литовского Александра, но и писаря королевы Ивана Семеновича Сапегу в том, что литвины написали так с умыслом, дабы жестоко унизить хозяина Московии: «Почему написала в титуле только великий князь?» Принципиальный ответ Сапеги на этот вопрос московского государя способен был перечеркнуть дальнейшие переговоры и подтолкнуть стороны к войне.

Спорить с Иваном III – только подливать масла в огонь. Невозможно было доказать ему, что, с точки зрения Запада, его попытка объявить самого себя царем просто дикость. Видите ли, он грезит себя потомком цезарей. Конечно, у него богатое воображение и большие амбиции. Он уже давно ни с кем не считается. Что еще хуже, взял за привычку поучать правителей соседних государств, а чуть что не так – сразу угрожать. Иметь такого соседа – о спокойной жизни забыть, всегда приходится ждать подвоха со стороны мошенника с шапкой Мономаха на голове. Ни для кого не секрет, что куда больше, чем спокойствие и мирная жизнь подданных обоих государств, Ивана III Васильевича волновало признание за ним титула государя всея Руси и строительство для его дочери Елены православной церкви. Понятно, что король польский и великий князь литовский Александр не мог согласиться на признание титула Ивана III, ведь под его королевской и великокняжеской властью была большая часть Руси, и Полоцк, и Киев. И с какой стати, он, великий князь литовский и король польский, должен давать Ивану III правовые основания для расширения влияния. Ивану Семеновичу Сапеге очень хотелось дать незамедлительный отпор излишним требованиям и необоснованным заявлениям Ивана III. Однако немал риск – дразнить восточного деспота. Отношения между государствами и так слишком напряженные.

В жизни Сапеги случались разные ситуации. Но он всегда выходил из них достойно, оставаясь верным своему долгу. Одинаково уверенно и добросовестно он исполнял посольства что до великого князя Ивана III Московского, что к римскому первосвященнику Александру VI (Родриго Борджиа).

Как человек, приобщенный к западной культуре, Иван Сапега предпочитал вести себя подобающе. Для него важным было сохранить в неприкосновенности собственную честь и достоинство. Вот и теперь, вдруг услышав пустые обвинения из уст Ивана III, Сапега решил ответить словами одного мудрого флорентийца.

«Господину нужно знать, – говорил писарь королевы Елены Московской ее отцу, – что с врагом возможно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй – зверю». От неожиданности у Ивана III перехватило дыхание. Как так? Приехал к нему какой-то даже не князь, а так себе писарь, какой-то Ивашка Сапега и позволяет себе невесть что, фактически пытается попрать достоинство царя и великого князя в его собственном доме! Это нельзя оставлять безнаказанным! Иван III еле сдерживал гнев, он было подумал действовать незамедлительно, даже с трона привстал. Однако силой воли сдержался, сел обратно и продолжил слушать с нарочитым вниманием. Как только посол Великого княжества Литовского остановился и перевел взгляд на царя, тот, не скрывая гнева, громогласно и устрашающе произнес: «А ты кто такой будешь? И откуда ты взялся? И кто твой отец, позволь спросить? Которыми землями повелеваешь? Чтобы разговаривать со мной на равных?» Этот тон не напугал, а разве что раззадорил посла. Понимая, что камень брошен в его сторону, Иван Сапега не остался в долгу. Его ответ прозвучал достойно, даже несколько возвышенно: «Великий князь упрекает меня безродностью? Согласен: пусть мой род не столь знатный, но не мною он начинается и, надеюсь, не мною закончится. И одному только Богу известно, чей род угаснет ранее». Это был запрещенный ход. Опытный литвин позволил себе недвусмысленный намек на весьма запутанные семейные дела Ивана III. Удар пришелся ниже пояса.

Ярость овладела Иваном, государем Московской Руси. Мало того, что подсунули его дочери в писари униата-безбожника, отступника от православной веры, так он еще вздумал уму-разуму учить защитника православия в его собственном доме?! Сапега не помнил, как и чем закончилась эта официальная аудиенция у хозяина Московии. Но если бы не снисходительность Ивана III, шалость литвина могла бы стоить ему жизни. Однако время бряцания оружием и состязания в острословии подошло к концу, через некоторое время, после долгих увещаний, Иван III успокоился. Состоялась вторая встреча. При переговорах с глазу на глаз Сапега передал хозяину Московской Руси устное послание его дочери Елены. Заботясь о судьбе своей государыни, он подсказал, как возможно дипломатическими средствами укрепить правовое положение Елены на случай смерти Александра. Во-первых, уже сейчас, при жизни великого князя литовского, нужно утвердить и скрепить подписями и печатями архиепископа краковского и епископа виленского королевскую грамоту, которая давала бы Елене свободу на исповедание православной веры. Во-вторых, не откладывая, ввиду преклонных лет королевы-матери, должно подумать о передаче городов, которые обычно обеспечивали материальное благополучие королев, от нее к Елене. Дельные советы были оценены. Но, даже отпуская Ивана Сапегу домой, московский властитель не смог не зацепить его на людях. Он отправил посла с такими словами: «Ивашка! Привез ты к нам грамоту от дочери нашей, да словами нам от нее говорил, но в грамоте иное, не дело написано, и непригоже ей было о том к нам писать» [122, с. 120]. В этом «Ивашке» был весь смысл восточной деспотии как ее понимал грозный повелитель Московии.

С тех пор прошло много лет, а рассказ этот племянник Ивана Семеновича Сапеги помнил. И хотя отец его, Иван Богданович Сапега, гордился своим именем и даже сына так назвал, он, Иван Иванович, грезил о лучшем будущем для своего наследника, который вот-вот должен был прийти в этот чудный мир, только что пробудившийся от зимнего сна.

Солнце, свет и тепло уже спорили за первенство. Начало апреля 1557 года было отмечено потеплением, которого жаждало все живое. Несмотря на поздний час, пан Иван Иванович Сапега не ложился. И тому была серьезная причина. Повитуха сказала ему, что по срокам это должно произойти сегодня. Поэтому в ожидании важной новости он читал «Государя». Распахнув книгу Макиавелли, Сапега вспомнил тот судьбоносный спор двоюродного брата своего отца с Иваном III. «Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лису. Лев боится капканов, а лис – волков, следовательно, надо быть подобным лису, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков» [98, с. 94]. Еще раз перечитав эту мысль Макиавелли, Сапега уверовал: «Пусть будет так! Пусть будет первый лев среди лис! Сочетание необычное, но что с того? Имя громкое, пусть и судьба будет такой же». Так за размышлениями Иван Иванович и уснул. Только под утро его разбудил громкий крик. Наконец-то свершилось! 4 апреля 1557 года Богдана родила ему сына. Замок Островно, где произошло это событие, давно ждал появления на свет Божий маленького хозяина. Так же и Великое княжество Литовское, Русское и Жемойтское, средневековое белорусское государство, раскинувшееся от Балтийского до Черного моря, ждало новых героев…

Одно из самых больших государств Европы с центром в Новогрудке, появившееся в середине XIII века, наибольшего подъема достигло во времена правления Витовта Великого. В 1410 году его войска вместе с поляками разбили под Грюнвальдом крестоносцев. Но опасность представлял восточный сосед – Московия, да и братья-союзники, поляки, то и дело пытались прибрать к рукам часть белорусско-литовских земель, крымский хан время от времени совершал набеги на территорию ВКЛ. Государство нуждалось в талантливых военачальниках и тонких дипломатах, ибо угроза исходила со всех сторон…

После родов Богдане поднесли чашу крепкого напитка с бобровой струей. Она настолько обессилела, что почти сразу уснула. Это были ее первые роды, тяжелые для любой женщины. С рождением мальчика у Ивана Сапеги появился не только первенец, наследник, но продолжатель рода. Отец тому был несказанно рад, Богдана же знала: по старым поверьям, коли рождается больше парней – быть войне. Но сейчас не это главное.

Приметы обещали младенцу долгую жизнь. Если дитя родилось от полуночи до полудня, значит, будет удачное. У ребенка на голове много волос – будет расти. Последнее обстоятельство пана Ивана Сапегу радовало вдвойне: шевелюра сына напоминала ему львиную гриву. Он посчитал, что это знак свыше. Имя напрашивалось само собой. Ну и пускай раньше в роду были в основном Иваны и Богданы, Павлы и Семены. Пускай это имя больше подходит византийским императорам и римским первосвященникам. Что с того? Отступив от традиции, Иван Сапега решил: пусть и на землях Княжества будет хоть один Лев. Лев герба «Лис».

Глава 1.2. Малоизвестное детство: Островно, Несвиж, Лейпциг

Жизнь маленького Левчика в возрасте до шести лет – наиболее таинственная страница для автора этой работы. Кстати, ни один из белорусскоязычных биографов Л. Сапеги не рассказал об этом времени ничего определенного. По всей видимости, особо значимых событий в семье пана подстаросты оршанского в эту пору не происходило. Поэтому, к примеру, И. Саверченко и В. Чаропко сосредоточивают свое внимание на родословной будущего великого канцлера и великого гетмана. Где же еще искать истоки мощи Льва Сапеги, как не среди его предков?

Свое начало Сапеги ведут от самого «родоначальника князей литовских» – Витеня [71, с. 347]. Однако большинство историков не разделяют претензий Сапег на кровное родство с Гедиминовичами. Знатная родословная – это, скорее, дань существовавшей в более поздние времена моде повышать сановитость своего рода [71, с. 348]. Тем не менее реальность личности Сунигайлы, прямыми потомками которого якобы являются Сапеги, у исследователей не вызывает сомнений, так как его подпись стоит под актом Городельской унии. Князь Сунигайло при крещении получил второе имя Симон (Семен). Потому было бы вполне естественным, если б его потомки исповедовали католичество, но в случае с Сапегами этого не наблюдается. Все они, вплоть до Льва Сапеги, были крещены в православии. Об этом свидетельствуют и их имена: Семен, Иван, Богдан, Глеб. Более того, в качестве доказательства, что Сапеги не являлись наследниками Сунигайлы, историки приводят и такой факт: он вообще не имел детей. Может, потому Сапеги не носили вплоть до XVIII века княжеский титул, как, впрочем, и другие впоследствии прославленные фамилии.

По мнению некоторых исследователей, старая кривицко-дриговичская шляхта ВКЛ была почти полностью уничтожена в многочисленных войнах, которые вел Витовт Великий. Поэтому место выбитой на реке Ворксле и под Грюнвальдом кривицко-дриговичской знати заняли литвины: Витовт не мог долго держать земли без хозяев.

По первому Городельскому привилею 1413 года сорок семь польских магнатов наделили гербами сорок семь бояр-католиков ВКЛ. Как пишут историки, гербы знаменитых польских родов получали литвинские бояре, дети боярские и едва ли не случайные лица из свиты Витовта, не имевшие высокого происхождения. Надо сказать, с тем, что невысокого происхождения, согласиться можно, а вот с тем, что случайные, – не совсем… Именно после этого передела власти и вышли на историческую сцену Радзивиллы, Кишки, Скирмунты, Сапеги, Пацы и др. Гербы в Городельском замке получали эти еще малоизвестные, а позднее ставшие великими шляхетские кланы [61, с. 1]. Как раз во время Городельской унии был наделен гербом и Сунигайло.

По мнению доктора исторических наук А. Грицкевича, ссылающегося на польскоязычное издание «Дом Сапежинский» (1995), Сапеги происходили из полоцких бояр, имевших имения в Смоленском, Полоцком и Минском воеводствах [15, с. 2]. А. Мясников утверждает: в документах ВКЛ, прежде всего в его Метрике, зафиксировано, что истоки рода будущего канцлера – на Смоленщине, которая на протяжении многих столетий являлась не только этнографической единицей белорусской земли [42, с. 3], но и частью белорусско-литовского государства. С этим нельзя не согласиться. Уж очень самоотверженно сражался за Смоленский край Лев Сапега в 1609—1618 годах. Так бьются только за свое, за наследство.

Первый из Сапег, кто был запечатлен на скрижалях истории, – великокняжеский писарь Семен [8, с. 646]. Именно он положил начало своего рода династии дипломатов и писарей. Но не только писарское дело хорошо удавалось Сапегам. Они были сильны и в дипломатической службе. Уже упоминаемый двоюродный дед Льва Сапеги Иван Семенович был писарем (канцлером) Елены Ивановны, жены великого князя Александра, родной дед Иван Богданович – воеводой витебским, а после – воеводой подляшским. Его сын Иван, отец Льва Сапеги, тоже начинал службу в великокняжеской канцелярии, получил в управление староство Дрогичинское.

Таким образом, Левчик родился в семье, представители которой время от времени входили в узкий круг панов-рады (правительства ВКЛ). Безусловная заслуга его предков в том, что они сумели приблизиться к великокняжескому престолу и даже попытались закрепиться у него. Но достичь большего они не смогли: в это время почти все высшие должности на просторах ВКЛ удерживали в своих руках представители рода Радзивиллов – двоюродные братья Николай Радзивилл Черный и его тезка Николай Радзивилл Рыжий. Они радели о полной самостоятельности ВКЛ – без всяких союзов, личных и государственных уний. Достаточно сказать, что Николай Радзивилл Рыжий, занимая должности воеводы виленского и канцлера великого литовского, фактически являлся первым должностным лицом ВКЛ. Он принципиально не поехал на Люблинский сейм и не подписал акт унии 1569 года. Рост влияния Радзивиллов на государственные дела был обусловлен в том числе и родственными связями с великокняжеским и королевскими домами. В 1547 году Барбара Радзивилл стала женой великого князя литовского Сигизмунда Августа.

Поэтому тот, кто хотел служить родине, в первую очередь должен был служить Радзивилам. И Сапеги тому не исключение. Они прислушивались к мнению своих патронов, согласовывали с ними все сколь-нибудь значимые шаги.

Маленького Левчика с детства начали готовить к военной службе. Спустя время ему придется продолжать семейное дело. Только решать он будет более сложные вопросы.

Левчик, как и все мальчишки, с большим интересом относился к жизни своих предков. Его глаза загорались восторгом и гордостью, когда слышал он о славных делах прошлых лет. Умный и внимательный Иван Сапега понимал: девушки есть девушки, а парней надо учить. Особенно если есть у них к этому способности и устремления. У старшего из сыновей они были, более того, обнаружились еще в детстве. Сапеги были воспитаны на просветительских гуманистических идеях и главный родительский долг видели в том, чтобы дать своим детям… хорошее образование. По этой причине родители приняли решение отдать сына в несвижскую протестантскую школу – к великому магнату Николаю Радзивиллу Черному [43, с. 2]. Подобный шаг требовал определенного мужества, ведь Сапеги испокон веков исповедовали православие. Но лишенные религиозного фанатизма, они без колебаний направили свое чадо обучаться к протестантам, не опасаясь всякой «ереси».

Впрочем, другая и, возможно, гораздо более существенная причина такой скорой отправки Льва Сапеги на обучение в несвижскую школу – военные действия восточного соседа. Шла война за Инфлянты (Прибалтику). В начале 1562 года воеводы Ивана Грозного напали на Дубровно, Копысь, Шклов, Оршу, Витебск. О походе царского воеводы Андрея Курбского на Витебщину записано в московской летописи: «Острог взяли и пожгли, и посады у города Витебска все пожгли, и наряд в остроге поймали, и людей в остроге многих побили, и села и деревни вокруг Витебска сожгли, и повоевали места многие» [56, с. 62] (пер. наш – Л. Д.). Наверное, такая же судьба постигла и замок в Островно, который находился примерно в двадцати пяти километрах от Витебска. Во всяком случае, на карте, изданной Т. Маковским в 1613 году, его изображения нет.

Радзивиловская школа в то время была одним из лучших учебных заведений на территории нынешней Беларуси [52, с. 8]. Несвиж, куда привезли Левочку, еще не именовали маленьким Парижем, которым он станет при Николае Радзивилле Сиротке. Но уже возвышался деревянный замок, работала типография, где местные уроженцы Сымон Будный, Лаврентий Крышковский и Матвей Кавячинский в 1562 году издали на старобелорусском «Катехизис», который использовался как учебник в начальных протестантских школах. Как раз «Катехизис» 1562 года и был первой книгой, по которой Лев Сапега учился читать на родном языке, из нее он черпал начальные знания о вселенной и о Боге [52]. Кстати, именно здесь, в Несвиже, в 1563 году была подготовлена к печати знаменитая Брестская Библия. Несвижский кружок гуманистов, среди которых воспитывался Л. Сапега, очень сильно повлиял на становление его личности. Увлеченность гуманистов наукой, их культура, эрудиция – все это оставило неизгладимый след в сознании юноши. Эти ученые, поэты, художники владели едва ли не всеми европейскими языками. Они создали при дворе Радзивиллов настоящий культ филологии, преданным сторонником которого стал и Лев [52].

Этот выпуск радзивилловской школы был одним из лучших за все времена ее существования. Наиболее способными из учеников были сыновья Радзивилла Черного – Станислав и Юрий, а также Лев Сапега. Станислав в более зрелом возрасте знал двенадцать языков, что являлось предметом гордости его отца и зависти Льва, который был на два года моложе Станислава. Юрий тоже показывал большие успехи в учебе. Позднее он сделал головокружительную карьеру: стал епископом виленским, а потом занял пост архиепископа краковского, получил должность кардинала.

Николай Радзивилл Черный не упускал случая, чтобы усилить соперничество между своими сыновьями и Сапегой. В соревновании они набирались ума и приобретали необходимый опыт.

Юному дарованию удалось снискать личное расположение Николая Радзивилла Черного. Некоторое время, как пишут осведомленные историки, он считался лучшим другом младших братьев Николая Радзивилла Сиротки [101, с. 90]. Почти ровесники, они вместе росли, дружили, ссорились, мирились. Иногда между ними случались настоящие поединки. Радзивиллов двое – Сапега один. А у тех, кто в большинстве, порой возникает желание обидеть тех, кто в меньшинстве. Однажды, в одной из стычек, чувствуя, что поражение близко, Сапега, чтобы не потерять равновесие, сильно схватил зубами руку противника и чуть не насквозь прокусил ее. Старший Радзивилл вынужден был остановить дерущихся. Он крикнул: «Сапега! Ты борешься по-бабьи». «Да нет, – ответил тот с ухмылкой. – Я сражаюсь как лев, а если не могу как лев, тогда сражаюсь, как могу». Этот несколько комичный эпизод ярко характеризует юношу. Внимательно наблюдавший за этой сценой Николай Радзивилл Черный попытался прекратить спор. «Эй, господа рыцари, успокойтесь, – крикнул он, стоя на балконе. – Ишь какой упрямый: сопит, пыхтит, с трудом дышит, но держится, поражения не признает, да и не уступает, видимо, не зря дали вам эту фамилию – Сапе-ги». Похоже, и вправду эта фамилия происходит от глагола «сопеть» [109, с. 114]. Поздно вечером, перед сном, он снова вспомнил этот момент. Улыбка удовлетворения не сходила с его лица. «Надо будет каким-то образом поощрить Левчика, – подумал Николай Радзивилл Черный. – Он настоящий потомок рода Сапег, достойный своего двоюродного деда – талантливого дипломата, честно работавшего на благо Отечества и раскрывшего заговор, который готовил Михаил Глинский против великого князя литовского и короля польского Сигизмунда Старого. Хорошая смена подрастает. Придется моим сыновьям держать ухо востро с этим львенком. Ишь какой зубастый попался. Ни в чем не хочет уступать Радзивиллам. Уже сейчас старается насквозь прокусить руки. А что будет дальше? Подрастет – начнет отвоевывать и должности, и имения. Без сомнения, начнет, если только мы допустим его до настоящей власти…»

Но не только упрямство отличало Льва. Много времени юноша проводил в радзивилловской библиотеке, в которой было собрано немало древних рукописей и европейских книжных изданий… Мальчик стремительно накапливал знания. Уникальная, даже на сегодня, методика преподавания в школе, ежедневное общение с высокообразованными людьми способствовали невероятно быстрому изучению языков. Уже в юности Л. Сапега, кроме родного, овладел польским, немецким, латинским и греческим. Врожденные способности Л. Сапеги и его увлеченность науками обнаружились очень рано. Быстрому умственному развитию юноши чрезвычайно способствовала атмосфера духовности, царившая в доме Радзивиллов. Многое он черпал из творческих вечеров и научных диспутов, которые проходили в радзивилловском замке едва ли не каждую неделю. Для Льва они стали отличной школой в овладении искусством полемики, своеобразным жизненным ориентиром и образцом человеческих взаимоотношений [52, с. 9]. Окончив курс Несвижской протестантской школы, юноша был полностью готов к обучению в университете. Однако Николай Радзивилл Черный не смог выполнить свое обещание, данное им вскоре после знаменитой драки между Сапегой и его сыновьями: в 1565 году он умер.

Но что должно было случиться, то случилось. Едва минуло Льву тринадцать лет, как его вместе с сыновьями Николая Радзивилла Черного направили за счет великокняжеского двора на обучение в знаменитый Лейпцигский университет. Точная дата поездки в Германию неизвестна, но приблизительно это произошло где-то на рубеже 1569—1570 годов. Это были очень сложные годы для ВКЛ. Шла Полоцкая война с Иваном Грозным, была подписана позорная Люблинская уния, согласно которой ВКЛ понесло значительные территориальные потери. К Польскому королевству отошли не только украинские просторы, но и Подляшье – исконная земля ВКЛ…

Находясь в Германии, Сапега несколько лет изучает историю римского и церковного права, анализирует произведения античных философов, прежде всего Платона и Аристотеля, внимательно прочитывает хроники средневековых историков, трактаты теологов-схоластов, знакомится с произведениями искусства ренессанса, наслаждается гравюрами А. Дюрера, наконец, увлекается идеями Лютера, Кальвина, Цвингли [52]. Там, в протестантской Германии, совсем молодым Сапега, как свидетельствует его завещание, принимает протестантство.

Некоторые биографы Льва Сапеги считают, что почва для его перехода из православия в протестантство была подготовлена еще в период обучения в Несвиже. Именно тогда, как считает А. Мясников, Лев Сапега не только познакомился с реформаторскими вероучениями, но и сменил веру. По словам исследователя, в атмосфере религиозных новинок юный Лев вскоре оставил старую религию своего рода и принял кальвинизм, а толерантность, царившая при дворе магната, заложила в его душу глубокие основы религиозной вольности и не позволила ему стать фанатиком новой веры, что случалось в то время с очень и очень многими [43, с. 2].

Надо сказать, Лев Сапега был не первым в своем роду, кто решился на такой шаг. Нечто подобное совершил упоминавшийся ранее двоюродный дед Льва Иван Семенович, тот самый, что бесстрашно вступил в спор с Иваном III Московским и правил посольства в Рим и Флоренцию. Будучи православным, он принял унию.

Навряд ли решение изменить вероисповедание было принято Львом Сапегой под давлением. Николай Радзивилл Черный – человек умный и хитрый – не стал бы так прямолинейно и грубо умножать приверженцев новой веры. А вот повлиять на молодого Сапегу личным примером и примером своих сыновей мог. Что, собственно, и сделал, воспользовавшись дружескими отношениями молодых людей. Как-то на Святую Пасху то ли Юрий, то ли Станислав спросил у Льва: «А что не было тебя вместе с нами на праздничном богослужении? Если уж ты связал свою судьбу с нашей, то должен везде и всегда быть рядом с Радзивиллами». Конечно же юный Лев рассказал об этом отцу. Смысл этой фразы для старшего Сапеги был очевиден. Радзивилл Черный недвусмысленно намекал: если родитель хочет, чтобы его сын получил протекцию могущественного клана Радзивиллов и университетское образование, он должен позволить Льву перейти в кальвинизм, тем более что учиться предстояло в протестантской Германии. «Готовься к переходу в кальвинизм, но, кажется, это лишь начало, только первый шаг. Сколько их еще будет на твоем пути? Но ты должен знать: в политике надо быть гибким. Если твой друг или враг сильнее тебя, его нужно крепче обнимать, чтобы были заняты его руки, а не сражаться с ним. С сегодняшнего дня можешь считать себя маленьким человеком в большой политике», – это были напутственные слова отца взрослеющему сыну.