Текст книги "Беспредел в законе"

Аренда на 49 лет

Из Домодедова до Бронниц, разрезая густые подмосковные леса, идет бетонная трасса. Когда-то она должна была, по идее, служить благородным целям – виртуальной обороне столицы от виртуального нападения виртуального противника.

Чтобы выставить заслон этим супостатам, и была проложена бетонка. Делалось это самоотверженным трудом воинов бригады противоракетной обороны.

Ситуация с вражеским нападением позже, как известно, несколько изменилась, однако усилия военных строителей, к счастью, не пропали даром: подмосковное население получило реальную пользу – добротную бетонку, которая и теперь практически не знает износа. Особенно необходимой становилась она в распутицу, когда бесконечные холодные дожди любую грунтовую дорогу – а таковых тут была большая часть – превращали в труднопроходимое болото, откуда завязшую машину можно было вытащить только трактором.

Населенному пункту Красиково крупно повезло, что он находился на этой самой дороге. С помощью стабильного средства коммуникации городок, во-первых, мог вести оживленную торговлю чем бог послал со многими точками России и даже за ее пределами. Во-вторых, здесь продолжали функционировать, в отличие от множества аналогичных мест, несколько предприятий легкой промышленности, пусть и в захудалом, замедленном режиме. Этому способствовали как подвозка, с помощью дороги, сырья и комплектующих, так и развозка товаров коробейниками по всей Руси великой.

Имелось и еще одно обстоятельство: вокруг Красикова на весьма просторной территории было вольготно разбросано несколько пионерских лагерей.

Во времена блаженной памяти застоя все они в сезонное время бывали переполнены и работали четко по графику. Окрестные производственные предприятия и школы проводили заезды, сюда спешили веселые школьные и фабричные автобусы, звучали песни, шутки, смех, свистки и строгие возгласы дежурных по лагерю.

И повсюду, словно перезрелые помидоры, мелькали красные галстуки пионеров.

Все это, понятное дело, безвозвратно кануло.

Было, правда, одно счастливое исключение, вернее, целых два: парочка пионерлагерей продолжала функционировать. То ли шефы такие упертые у них оказались, то ли спонсоры состоятельные, то ли родители влиятельные – об этом история умалчивает.

Зато уж остальные безнадежно пустовали и стремительно приходили в негодность, как всегда бывает с бесхозным имуществом, – а о сторожах не могло быть и речи ввиду отсутствия средств на их содержание.

…А эти самые лагеря, если уж говорить правду, были в свое время если не образцово-показательными, то далеко не плохими – с добротными постройками, как жилыми, так и хозяйственными, налаженной системой местных коммуникаций, а самое главное – обладали обширным участком, на котором был лес, а иногда и пруд, и речонка с родниками.

Здание поселкового управления выглядело обшарпанным и не ремонтировалось, похоже, со времен царя Гороха. На наружных стенах его торчала дранка, потемневшая от времени и непогоды, крыльцо и ступеньки подгнили, а перила вот-вот готовы были рухнуть.

«Мерседес» в этих краях, да еще «шестисотой» модели, был явно в диковинку.

Машина осторожно съехала с бетонки и двинулась к зданию поссовета.

Видно было, что она проделала немалый путь. Несмотря на относительно сухую погоду, крылья ее и подножка были заляпаны грязью, а на колеса налипли желтые осенние листья. Отдельные капли грязи умудрились даже попасть на лобовое стекло, но водитель почему-то не включал дворники.

За рулем сидел плотный человек в модной кожаной кепке.

На вид он был из тех, которых с некоторых пор в срединных областях России принято именовать «лицом кавказской национальности», хотя на самом деле был он киргизом.

Остановив на пустынной площадке у входа свою шикарную машину и не удосужившись даже запереть ее, словно действие происходило не в российской глубинке, а на Диком Западе, человек раскланялся со старушками, гревшимися на нещедром осеннем солнышке, коснувшись пальцами кепки, и не спеша двинулся к крыльцу.

То, что он шагал медленно, дало возможность цепким глазам наблюдательных старушонок внимательно оценить его внешность, а также высказать ряд предположений относительно намерений пришельца.

– Чучмек, – произнесла Клавдия, вокруг которой расселись три подруги.

– А одет красиво, по-городскому.

– Видать, богатенек.

– При галстуке – из Москвы.

Нужно обязательно отметить, что чиновники любого ранга были в этом здании отнюдь не редкость, и старушки к ним успели привыкнуть. Была здесь и мелочь пузатая, и чиновники из Москвы, но любой из них, в сущности, мог повлиять на судьбу подмосковного городка.

Откуда было знать старушкам, сидевшим на лавочке у дома, по-прежнему олицетворявшего власть, что одежда незнакомца была куплена в самом дорогом бутике Москвы, хотя и выглядела неброско, а один только галстук, повязанный не кем-нибудь, а самой владелицей бутика – привилегия самых дорогих и уважаемых гостей магазина, – стоил столько, сколько все старушки, вместе взятые, не получили и за целый год!

В руке незнакомец нес плоский чемоданчик из крокодиловой кожи.

– «Дипломат», – заметила одна старушка, видно, наиболее продвинутая.

– Ты скажешь!

– Да не мужик, а его чемодан так называется, – уточнила Клавдия.

– Может, бригадир шабашников? – с надеждой в голосе произнесла третья из старушек. – Клуб либо свинарник какой-нибудь отгрохать?

– Дай-то бог. Будет работа нашим мужикам…

Человек уверенно протопал к крыльцу и ногой толкнул дверь.

В приемной вдоль стен сидели «семеро по лавкам» – мужички с бору по сосенке, одетые кто во что горазд. Они обреченно и вместе с тем с мимолетной надеждой посмотрели на посетителя и снова опустили глаза.

Посетитель, не обращая внимания на сидящих, подошел к секретарше, которая, как и положено, восседала за столом перед дверью, ведущей в кабинет начальника.

Впрочем, кроме обязанностей секретарши, Маргарита исполняла – ввиду стесненности конторы в финансах – еще ряд смежных функций: она была и счетовод, и бухгалтер, по совместительству занималась «наукой страсти нежной», проще говоря, была любовницей шефа.

Не поднимая красиво подведенных глаз на вошедшего посетителя, она орудовала пилочкой, приводила в порядок ногти, и без того, по мнению Турсункула, бывшие в идеальном порядке. Одновременно секретарша умудрялась поглядывать в круглое зеркальце, стоявшее перед ней на подставке.

– Добрый день, красавица, – произнес посетитель и переложил дипломат из одной руки в другую.

– Вам чего, гражданин? – сухо спросила она, не поднимая глаз.

– Прослышал, что в Красиково живет замечательная красавица, и решил лично убедиться в этом.

Маргарита наконец-то бросила на него заинтересованный взгляд. Немало повидав в этой жизни, она научилась с ходу оценивать человека. Костюмчик на нем был эксклюзивный, галстук – ему под стать, а «дипломат» из настоящей крокодиловой кожи красноречиво говорил сам за себя.

Явно мужик был «при кармане». Впрочем, это ни о чем еще не говорит. Мало ли их развелось в последнее время, фраеров и прощелыг! Обкрутят, надуют, объегорят, последнее заберут – и поминай как звали! Да и потом, что ей-то от его возможного богатства?

– Гражданин, изложите мне ваше дело.

– Я к начальнику вашей администрации.

– Здесь все к нему, – кивнула она на сидящих. – Займите очередь и ждите.

– У меня важное дело.

– У всех важное дело.

– А знаете, вашим агрегатом только дрова рубить, – неожиданно произнес Турсункул.

– Каким агрегатом? – впервые растерялась Маргарита. До сих пор она держалась самоуверенно и неприступно, как и положено секретарю главы администрации.

– Я имею в виду вот эту пилку… Позвольте? – Не дожидаясь разрешения, Турсункул взял пилку для ногтей, лежащую на столе, и повертел перед глазами: – «Уральская рябинушка», отечественное производство. Годится только слону когти чистить, – произнес он безапелляционно.

– Ну и что?

– А то, что, пользуясь такой пилкой, можно в два счета получить заражение крови. Уж не говоря о том, что эта пилка неровно снимает слои эпителия.

– Вы специалист по ногтям?

– Я уже сказал, что я специалист по красивым женщинам. И в знак доказательства этого хочу преподнести вам маленький презент.

Он положил «дипломат» на край стола, щелкнул замком, приподнял крышку и жестом фокусника достал нечто в форме сердца, покрытое алым бархатом.

Сердце Маргариты радостно и тревожно забилось: это был дорогой косметический набор, виденный ею летом в Москве, на Тверской.

Она заходила туда во время командировки вместе с начальником и, посмотрев на умопомрачительную цену, только завистливо вздохнула.

– Позвольте узнать, как ваше имя, красавица? – галантно спросил Турсункул.

– Маргарита… – прошептала секретарша, не в силах отвести зачарованный взгляд от изящной вещицы, которую посетитель открыл.

– Разрешите, милая Маргарита, преподнести эту безделушку в знак внимания.

– Но… Я…

– Берите, берите. Она ваша. Я посижу в очереди, как положено.

– Но… У вас, видимо… важное дело…

– Очень важное, – подтвердил Турсункул – великий знаток женского сердца.

– Кузьма Кузьмич занят… Готовится к докладу… – пробормотала Маргарита. – Пожалуйста, подождите одну минуточку… – Не дожидаясь ответа, она поднялась и впорхнула к шефу.

Секретарша отсутствовала довольно продолжительное время и вышла с пылающим лицом:

– Начальник сейчас не может…

Турсункул мягко надавил ей на плечо:

– Я сам разберусь, с вашего разрешения. – И решительным шагом вошел в кабинет начальника поселковой администрации.

Кабинет был таким же, как и все здание. Правда, картина несколько скрашивалась хорошей мебелью, хотя и разностильной, явно принесенной сюда из разных комнат.

Хозяин, задрав обе ноги на стол на американский манер, довольно бессмысленным взглядом смотрел на телевизионный экран, где разворачивалась рядовая порнуха по местному каналу. Особенность взгляда начальника объяснялась тем, что слева от него на телефонной тумбочке стояла бутылка коньяка, опустошенная более чем наполовину. Рядом стоял пустой стакан и лежал выжатый, обсосанный лимон. Последний, судя по всему, играл роль скромной, но универсальной закуски.

– Ты кто? – поднял шеф глаза на вошедшего.

– Можете звать меня просто Турсункул.

– Тур… Какой Турсункул?! Сказано же, что приема нет.

– Благодарю за гостеприимство. – Турсункулов отодвинул стул и присел за продолговатый стол для заседаний.

В глазах администратора блеснул осмысленный огонек интереса.

– А ты не помрешь от скромности, чудило.

Турсункулов поправил галстук:

– Вы меня, дорогой, собственно, не так поняли. Я пришел с добром. С деньгами. С идеями. Хочу нанять ваших безработных.

Хозяин спустил ноги со стола и с нескрываемым интересом осмотрел посетителя.

– Завод, что ли, хочешь открыть в наших палестинах? – спросил он.

– Лагерь….

– Концентрационный? – неудачно пошутил хозяин кабинета.

– Нет, время концлагерей прошло, – серьезно ответил посетитель. – По крайней мере, на данный момент. Да и рентабельности в них мало.

– Это почему же? – Разговор все больше заинтересовывал хозяина.

Посетитель пояснил:

– Рабский труд низкопроизводителен, – покачал головой гость.

– С этого бы и начал, чудак-человек. Наш регион очень нуждается в этих… как их… инвестициях, – с трудом выговорил хозяин сложное слово и предложил: – Выпить хочешь?

– Не откажусь.

Хозяин нажал селектор и бросил:

– Маргоша… Никого не пускать. И не соединять. У меня совещание.

Ожидания Турсункулова, что появится второй стакан и хоть какая-то закуска, не оправдались.

Кузьмич налил более половины стакана и протянул Турсункулу:

– Не брезгуешь?

– Давай, – мысленно перекрестившись – он был православным – Турсункул залпом осушил коньяк. Это оказалась дешевка, сильно отдававшая кофе.

Хозяин щедро протянул ему остатки лимона:

– Закуси.

– Не закусываю, – выдавил Турсункул, с трудом переводя дух.

– Мудро, – одобрил хозяин, снова вперяя взор в телевизионный экран, где как раз разворачивалась захватывающая сцена, именуемая в просторечии групповухой.

– Кузьма Кузьмич, я хотел у вас… – начал Турсункул, положив ногу на ногу.

– На «ты»! Мы теперь на «ты», раз выпили, – прохрипел хозяин, не отрываясь от захватывающей сцены.

– Хочу купить у тебя кой-чего.

– Ну, чего? Говори. Все выведал, черная твоя морда? Магазин? Автогараж? Овощной цех? Или, может быть, ясельки?

– Ясельки оставь себе. Мне нужен пионерлагерь.

– Земля… земля не продается, – уставился Кузьмич на гостя. – Нету такого закона. Не знаешь, что ли?

– Знаю, знаю, – успокоил его гость. – И что земля не продается, и что всю Россию продали.

– Так какого ляда…

– Земля не продается, но ее можно получить в аренду, – спокойно перебил Турсункул, – скажем, на сорок девять лет. Годится?

– Гм, а ты не глуп. Губа не дура. Ну, лагерь так лагерь. Хрен с тобой. – Кузьмич немного пришел в себя и вернулся на прежнее место. – А сколько дашь за него?

– Вот это деловой разговор. Не обижу, – Турсункул похлопал по «дипломату».

– Я, знаешь, не люблю всякую бухгалтерию, сальдо-бульдо, – доверительно произнес Кузьма Кузьмич. – Бумаги – по закону, а я предпочитаю в таких случаях наличные.

– Можно и налом.

– Хорошо, оформим все чин чинарем, – засуетился Кузьмич. – И договор о долгосрочной аренде, и все прочие бумаги. О цене поговорим отдельно. Ну а какой лагерь ты хочешь? У меня два действующих. Их сдать не могу, и не проси.

– Мне действующий не нужен.

– А какой?

– Листвянский.

– Самый дальний, что ли?

– Ну.

– Там же нет ни хрена… Природа, правда, хорошая, – поправился Кузьмич.

– Вот природа мне и нужна. Ну как, лады?

– Лады. Природа так природа. Спрыснем сделку? – потянулся он к бутылке.

– Барахло твой коньяк.

– Сам ты барахло, – обиделся Кузьмич. – Сейчас всюду подделка…

– Я заплачу тебе столько, что ты сможешь ванны из коньяка принимать. Из французского.

Кузьмич пожевал губами, мысленно представляя себе сладостную картину.

– Слушай, на что тебе листвянский лагерь?

– Детей беспризорных буду воспитывать. Видел, сколько их развелось по дворам да по вокзалам? Аж два миллиона. Работать заставлю. Мастерские открою. Дороги проложу. Назовем лагерь так: база труда и отдыха «Странник».

Кузьмич и на миг не поверил в альтруизм гостя, несмотря на его постную рожу. Подумав, он подмигнул:

– Может, бардак загородный хочешь оборудовать?

– Бардак мне противопоказан, – строго произнес Турсункул.

– По виду не скажешь.

– Здоровье не позволяет. Вот сироток воспитывать – это будет в самый раз.

– Сироток так сироток, – согласился хозяин. – Ну что, поедем объект посмотрим? Правда, машина у меня, черт, в ремонте…

– Я был уже там. И все детально посмотрел.

– Наш пострел везде поспел. А чего ты там, Турсункул, насчет занятости говорил?

– Работы понадобятся большие, так что твоих орлов поднапрягу… Не знаю, справятся ли.

– Справятся, – заверил Кузьмич. – У меня безработные всех мастей, от каменщика до инженера. Все кусок хлеба ищут.

– Годится.

– А что за работы?

– У меня есть подробный план. Но пока могу рассказать в общих чертах. Ну, прежде всего всю территорию обнести трехметровым каменным забором.

– Трехметровым?

– Никак не ниже.

– Ну, понятно. Сиротки – они прыгучие, вроде блох, – заметил собеседник, сощурив глаза.

– Сверху колючку пустить, – продолжал Турсункулов, пропуская мимо ушей реплику собеседника. – У тебя, как, найдется колючка?

– Колючая проволока, что ли? Найдется. Этого добра на складах со старых времен – завались.

– Слушай дальше. Забор с проволокой – это так, мелочи. Основное – внутренние работы. Под зданиями нужно построить несколько подвальных помещений. Для гаража, ремонтных работ, склада.

– Подземные гаражи? – осенило хозяина.

– Вот-вот, вроде того.

– Так бы и сказал. Это хорошо, дашь людям какую-никакую работенку. Теперь о цене поговорим. Забота о сиротах – похвально. Но пора и о хлебе насущном подумать.

И они приступили к яростному торгу.

Наташа. Удары судьбы

Поздний вечер тянулся нудно и монотонно. Наташа сидела в стареньком кресле и смотрела то на окно, то на экран такого же старого, заслуженного телевизора, где шла очередная серия мексиканского любовно-эротического сериала. Стыдно признаться, но она любила смотреть эти сериалы, насквозь наивные, где-то примитивные, но зато, по ее убеждению, показывающие подлинные чувства и переживания героев. И потом – нет этого изобилия трупов, отсутствуют реки крови и зубодробительные удары.

А что неправда – так, боже мой, да кому она нужна, эта правда?

В жизни каждый день ею так нахлебаешься, что тошнит, с души воротит и очень хочется посмотреть хоть одним глазком на то, чего, может быть, и нет на белом свете.

Она сидела давно, бок затек, но лень было переменить позу. А может быть, просто сказалась скопившаяся за день свинцовая усталость.

Но вот по экрану побежали титры, серия пришла к благополучному концу. Наташа потянулась, встала, выключила телевизор. Он был старый, выключался кнопкой, новомодной панели с дистанционным управлением не было.

Саша обещал купить новый аппарат, да, видно, забыл или не счел нужным.

Она глянула на часы – было поздно. Светка уже давно спит. Наташа постелила себе на узкой тахте, легла калачиком, укрылась пледом. Но сон не шел. Одолевали мысли, и все как одна невеселые.

Александр и сегодня опять не пришел, хотя обещал. Наташа втайне ждала его, надеялась, что хоть на этот раз не обманет. Но внутреннее чувство говорило, что ждет его напрасно.

Уже не первую ночь он где-то пропадает. Оправдываясь, говорит, что в регионе идет предвыборная борьба, он мотается по городам и весям Подмосковья.

Звучит правдоподобно.

Но она знает – у нее свои каналы информации, – что это не так. Саша вновь стал похаживать в прежнюю семью. Вернее сказать, в законную семью, где у него и жена Алевтина, и сын Николай, названный в честь деда.

А Наташа – что? Гражданская жена. И к Свете он относится с прохладцей, правда, ни в чем ей не отказывает. Но ребенок – чуткий барометр.

Пост у Саши солидный.

Александр Николаевич Ромашов руководит сетью бензо– и газозаправок во всем обширном Подмосковье. Работы много, постоянно на нервах, много проблем. И вообще, что может быть тяжелее работы с людьми?

Наташа познакомилась с Александром Николаевичем два года назад, когда Ильин сидел в тюрьме. Поначалу показалось – наконец-то счастье и ей улыбнулось.

Увы…

Повертевшись на тахте и убедившись, что сна нет как нет, она встала, прошла в темную комнату, которую они со Светочкой называли чуланом. Включила тихонько свет – Светлану не разбудить, достала с верхней полки стеллажа фотоальбом, который сто лет не раскрывала.

Затем осторожно открыла первый лист… Вот она с Васильком – так называла она Васильева. Оба юные, счастливые. Как давно это было, тысячу лет назад, а может, и не было вовсе, а только приснилось?

Он в лейтенантской форме, подтянутый, молодцеватый. Она – в сарафанчике, расшитом легкомысленными ромашками. Действие происходит в военном городке, затерявшемся на просторах Средней Азии.

Нет же, было это, было. И они были по-настоящему счастливы.

Ну а потом… Печальная история. Внезапный укус кобры, и Васильев умирает. По сути дела, это был для Наташи первый жизненный удар.

Но помог его выдержать Игорь Чернов. Вот он, на следующей фотографии. Это был их однокашник, рубаха-парень, открытая книга. Чуть улыбчивый, чуть застенчивый…

В трудную минуту он не бросил, протянул руку помощи. Он любил Наташу. Да что там, сказать правду, и она была неравнодушна к нему.

Вел он себя в беде деликатно, поддерживал, не настырничал, понимал, как несладко на душе у молодой женщины. Потом, чин по чину, предложил руку и сердце.

Между прочим, ради Наташи он бросил Москву, приехал в пустынный военный городок, чтобы связать с ней судьбу.

Но, видно, не суждено им было быть вместе.

Не доезжая до городка, он повстречал в каком-то населенном пункте банду местных мерзавцев и уголовников. Дело было в ресторане, куда он зашел перекусить.

Завязалась драка, но ею дело не кончилось. Чуть позже у автовокзала Игорь из табельного оружия – пистолета – убил двух бандитов, которые, подкараулив, напали на него, чтобы отомстить за унизительное поражение в ресторанной драке.

Местная Фемида оказалась не только слепа, как ей положено по штату, но и пристрастна. В результате Игорь Чернов оказался за решеткой, не доехав до Наташи каких-то пятидесяти километров.

Это был второй удар судьбы.

Через десять месяцев после этого трагического инцидента Наташа вышла замуж за Алексея Ильина – тоже старшего лейтенанта. Тоже их однокашника.

Что касается Ильина, то он давно домогался ее.

Наташа слыла в гарнизоне красавицей – озорная, белозубая, да и поведения скромного – не пускалась вразнос, как иные-прочие…

Она задумчиво листала альбом – страницу за страницей, и все они проходили перед ней.

Произошло очередное сокращение армии, и она с Алексеем Ильиным уехала в Москву.

Отец Алексея – вот он на фотографии – руководил крупным заводом, он устроил сына директором дочерней фирмы, одной из тех, которые словно грибы-поганки облепили завод.

В молодой семье появились деньги, материально стало много легче. Соответственно и жизнь наладилась – что ни говори, деньги в наше время помогают решать многие проблемы и создают некую защиту от неприятностей.

Увы, и это счастье оказалось недолгим.

До Наташи дошли слухи, что Ильин сожительствует со своей секретаршей Юлей.

Наташа под разными предлогами ходила специально смотреть на нее – хорошенькая. На вид надменная и неприступная, как это бывает.

Она и верила и не верила, но спросить у Алексея напрямую не решалась.

Но случилось так, что в порыве любовной страсти, – а такие порывы случались у них в последнее время все реже, можно сказать, сходили на нет, – Алексей ей признался, что случайно был свидетелем той давней драки в ресторане, когда трое бандитов первыми напали и зверски избили Игоря Чернова.

– Ну а ты? – Наташа отбросила простыню, приподнялась на локте и в упор посмотрела на Алексея.

Тот замялся.

– Понимаешь, Наташа, ничего нельзя было сделать… – промямлил он.

– То есть как? – повысила голос Наташа. – Ведь ты был свидетелем.

– Был.

– Почему же промолчал, не выступил в суде в защиту товарища?

– Это бы ничего не изменило.

– Не понимаю.

– Что тут понимать? – раздраженно бросил супруг. – Суд был заранее подкуплен, судьи чуть ли не в родстве находились с преступниками.

– Бабские сказки.

– Это не сказки, а жизнь.

Они долго спорили, в ту ночь в их отношениях обозначилась трещина.

Наташа тогда всю ночь не спала, муж предстал перед ней в другом свете.

Ну а потом… Много чего было потом. Было, например, похищение Светы, которое, как потом выяснилось, организовала его секретарша Юля.

Это был третий удар судьбы.

Она долистала альбом до конца и, захлопнув его, положила на место.

Мысли вернулись к дню сегодняшнему. Александр Ромашов, с которым она связывала такие большие планы, оказалось, обманывает ее.

Пару дней назад, набравшись решимости, она прямо спросила Сашу:

– Ты с кем? Сделай наконец выбор: со мной или с прежней женой?

Прямого ответа она добиться не смогла, Ромашов изворачивался, словно уж:

– Пойми, идет предвыборная гонка…

– Это я уже слышала.

– Здесь очень важно, что я – семьянин, что у меня на этом фронте все нормально. Ты же знаешь, как у нас избиратели относятся к так называемому «моральному облику». Им только зацепка нужна. Дай палец – оттяпают всю руку. Тут же конкуренты зароют. Дай, Наталья, мне срок, – попросил он.

– Будет мне и белка, будет и свисток?

– Белку и свисток не обещаю, – улыбнулся Александр. – Но обещаю другое.

– Что же?

– Как только добьюсь победы на выборах, стану депутатом – так вернусь к тебе.

– Навсегда?

– Навсегда.

Но по взгляду, который Ромашов во время этого нелегкого разговора отводил в сторону, по фальшивым ноткам, которые нет-нет и проскальзывали в его речи, она многое поняла.

Многочисленные удары судьбы, как из рога изобилия сыпавшиеся на нее, превратили сердце Натальи в чуткий барометр. Женщина поняла, что, как ни верти, семья перетянула Сашу.

Рядом с массивным фотоальбомом лежала любимая книжка – это был «Рой» Сергея Алексеева. В отличие от фотоальбома, пыли на ней не было.

Наталья представляла себя одним из «героев» книги – огромным медведем, израненным и умирающим, который в последнюю минуту все еще надеется, что на помощь ему придет благородный Дог – собака.

С книгой в руках так и не уснула она на жесткой, скрипучей тахте.

Вставала пить воду. Несколько раз подходила к Светлане. Девочка спала беспокойно, волосы ее разметались. Пару раз она принималась горячо и сбивчиво о чем-то говорить. Как ни старалась Наташа – ни словечка не поняла.

Будить не решилась, подоткнула одеяло и тихонько, чтобы не скрипнула половица, отошла.

После дикой истории с похищением дочери что-то сместилось в психике ребенка. Света часто капризничала без всякого повода, швырялась вещами. В иные дни с ней не было никакого сладу, да и Александр своим поведением невольно масла в огонь подливал: он никак не мог добиться, чтобы девочка звала его отцом.

Наташа чувствовала себя зрелой, полноценной женщиной. Она готова была полюбить и быть верной до конца искреннему, преданному человеку.