Текст книги "Вкус «лимона»"

«Через минуту» он плюхнулся на сиденье. Машина тронулась.

– Человек точно знает? – спросил Коля.

– Точно. У него жена – менеджер в банке. Слух по всем городам пошел. Публика за деньгами повалит. У нас не хватит на всех, Колян.

– Придется выворачиваться.

Сашок посмотрел на товарища.

– Будешь решать или мне предоставишь голос? – спросил он глухо.

– Слушаю тебя.

– МММалина закончилась. Я вывернул нас из дела, Коль.

– Каким образом?

– Деньги – позади тебя.

– Ты с ума сошел! – Коля обернулся.

– Да не на сиденье, в багажнике.

– Больше всего я не хотел уголовщины, – испуганно произнес Коля.

– Хотел, не хотел, условия такие всюду. Сегодня мне один придурок скандал устроил. Я понял, что начнется. С завтрашнего дня от народа не отобьешься. К счастью, мешок с мусором не выбрасывали. Я выгреб, что было в сейфе, в другой мешок и оба стащил во двор. То, что в банке, – считай, пропало. Кассиры с утра закроют на переучет. С «крышей» я рассчитался. Менты волну не погонят. У тебя – другое предложение?

Коля молчал.

– Тогда заезжаем за шмотками и по прямой – на хату в Обоянь, к Лизке. В тишине все обдумаем.

…Приятели притаились в стареньком деревянном домике-развалюшке с палисадником на окраине городка. Утром они завтракали и неспешно беседовали за столом, накрытым с провинциальной щедростью: соленья, отварная картошка с луком и укропом, малосольная рыба, буженина, овощные салаты и бутылка водки с экспортной этикеткой.

– А ты не родственник того самого Мавроди? Сдавайся, Колян! – Сашок был в хорошем настроении.

– Нет, Сань. Фамилия эта – не моя. Я свою не знаю. Техничка в детдоме просветила. В церковь меня принесла то ли грузинка, то ли гречанка – меня подбросили на крыльцо ее дома. Поп отнес меня в госпиталь и записал на фамилию этой женщины. Я ездил потом в церковь. Ее закрыли, склад сделали. Концов не нашел.

Вошла хозяйка, женщина в полном расцвете лет, на третьем десятке.

– Что подать?

Сашок обхватил ее за талию, прижал к себе.

– Спасибо, золотце мое. Похмелье получилось – лучше не надо. Разве что бабу какую для Коляна прихвати! – Он чмокнул подругу в бок.

– Еще чего! Стану я вам баб поставлять! Балабол! – запротестовала Лизка, вырываясь из-под руки. – Кушайте на здоровье. Я на работу побежала. К сумеркам буду.

Довольный Сашок улыбнулся во весь рот, сверкая золотым зубом, и затянулся сигаретой.

– Ты, я вижу, не куришь теперь, – сказал он.

– Да еще физрук отучил… Затягиваюсь, когда очень плохо. Когда хорошо, не курю.

На экране телевизора пошли кадры шумных очередей в офисы МММ из разных городов. Крики, гневные интервью и комментарии.

Друзья выпили по рюмке.

– Видишь, что нас ожидало, – показал Сашок на экран. – Братки в Думе друг на друга пошли. В верхах разборка идет. Денег полно, а вложить страшно. Генка даже строительный кооператив закрыл.

– Да, я ему массажный салон открыть предлагал, так он на меня заорал: «Какой салон! Власти тебя целые управления бесплатно обслуживать заставят».

В телевизоре сменилась передача. Запустили фильм про африканское сафари. Сашка потянуло на философский лад:

– Люблю смотреть про животных. Особенно про волков и львов. Все как у людей! Лев отъест от зебры часть, насытится, остальное – другим. У нас хищников в подполье передержали. Теперь они до власти дорвались и нажраться не могут. Мясо в желудок не лезет, а рвут. Вложить боятся. Другая орава летит. Мы сорвали по сто штук и тоже трясемся. – Он затянулся сигаретой. – Конечно, хотелось бы свое дело начать. Я бы ферму завел…

– Будем за кордон двигать, Сань, – неожиданно сказал Коля.

– Хорошо бы. А как? Ни родственников, ни деловых связей.

– Пойду снова матросом, потом тебя вытащу. Ты, главное, деньги береги. Я с собой только треть с доли возьму. Боюсь рисковать. Остальные – под твою охрану.

– Зарою в саду за погребом, – пообещал Сашок. – Пять шагов по прямой от задней стенки, запомни на всякий случай.

– Утроимся, не переживай. Я много поездил. Там спокойнее. Откроем дело!

Сверкая зеркальными стеклами, автобус развернулся на причале порта «Неви-Ярд», подрулил под борт сухогруза. Команда моряков сгрудилась на вход.

Коля подавил сексуальную озабоченность, затянул пояса с деньгами вокруг тела, прикрыл поверх майкой, достал из шкафа запакованную в целлофан рубашку. Накинув поверх дешевую ветровку неведомого происхождения, поворошил остальные шмотки, взял из них карту, проверил в кармане морской документ и выглянул в дверь.

Коридор был пуст. Рабочая команда обитателей шестой палубы катила сейчас в город на промысел. Быстрыми шагами Мавроди преодолел пустое пространство и вызвал лифт. Спустившись на грузовую палубу, он, прежде чем выйти, выглянул из двери. Около дежурного, при выходе на аппарель, маячила фигура третьего помощника капитана.

– Черт!

Встречаться с начальством совсем не хотелось. Можно было схлопотать поручение. Он уже протянул руку, чтобы нажать кнопку «вверх», но заметил, что офицер направился вниз, на выход. Переждав минуту, Мавроди покинул лифт и прогулочным шагом пошел на аппарель.

– Далеко? – спросил появившийся откуда-то сбоку матрос.

Коля слегка вздрогнул.

– До сувенирной лавки прогуляюсь.

– Возьми блок «Кента», забыл ребят попросить. – Матрос полез в карман за деньгами.

– Принесу, отдашь. – Коля заспешил на причал, увидев, что начальство село в пикап и уехало.

Неприятные ощущения он испытал на пограничном контрольно-пропускном пункте, где пришлось показывать сумку и документы. Выйти в город позволял паспорт моряка, но пояс с деньгами, обхвативший тело, заставлял нервничать. Сумма была не для декларации.

Он слегка вспотел, пока проверяли. Обыскивать не стали. Коля оказался за воротами.

Все, что он знал об Америке: надо добраться до южного Бруклина, куда стекались разного рода бедолаги и те, кто хотел начать новую жизнь. Впереди остановилось желтое такси со светящимся «гробиком» телефонной компании на крыше. Рванул к машине.

– Брайтон-Бич! – тяжело дыша, сказал он шоферу.

День был солнечным и ветреным. Расплатившись с водителем, Коля развернул карту, нашел Брайтон. На карте район был похож на скелет воблы. Позвоночник – Брайтон-Бич, пересекался пятнадцатью «костями», переулками по номерам. По брюху скелета шла набережная.

В глубине переулка блеснула гладь океана. Коля направился к нему и взошел на широкий дощатый помост, бордвок, тянувшийся вдоль берега, куда хватало глаз. Воздух был прозрачен и свеж. Ощущение свободы в стране неограниченных возможностей нахлынуло на Колю. Некоторое время он наслаждался, смотрел на чаек и на темную полоску острова, синеющего далеко-далеко.

Наконец Коля полез в сумку, достал мятую визитку и набрал на уличном телефоне номер какого-то Едлина, который в Колином «досье» был единственным живым американцем. Автоответчик просил оставить сообщение. Коля повесил трубку телефона на место.

Со стороны города к настилу подступили многоэтажные дома. На уровне второго этажа на одном из зданий крупные русские буквы призывали евреев не верить в Христа.

Коля сел за столик в ресторане «Москва» и заказал еду. Напротив, вжавшись в тень под зонтом, сидел бледный худенький интеллигент средних лет, обмотанный шарфом, сплошь заросший пышной светлой шевелюрой и густой бородой, и отгадывал кроссворд в русской газете.

Коля уставился на отогнутый угол газеты, пытаясь угадать название по видневшейся заглавной букве «П». Кроме слова «Правда», ничего в голову не приходило.

Мужчина поднял на Колю выцветшие глаза и открыл рот с редкими зубами:

– Город в средней полосе России?

– Обоянь.

– Ты смотри! Я такой город не слышал никогда, – сказал волосато-бородатый интеллигент.

– Я из тех мест. – Коля искал контакт для разговора.

Сей факт вроде бы произвел на интеллигента надлежащее впечатление, но тут к нему подскочила молодая дамочка в костюме, соблазнительно обтягивающем ее впечатляющую фигуру. Она запыхалась от бега.

– Мамочка, – заговорил интеллигент. – Не заставляй меня долго ждать на солнце. Ты же знаешь, у меня по коже пойдут пятна.

Дамочка принялась подробно объяснять причину опоздания. Ее задержал бездомный. Дамочка, как понял Коля, болела душой о бездомных и пыталась улучшить их участь, используя связи с церковью в Бронксе.

Пара поднялась и собралась уходить. Коля успел спросить:

– Не подскажете, как мне комнату снять?

Мужчина расщедрился и протянул газету без последней страницы:

– Вот здесь посмотрите. Здесь должно быть.

Газета называлась «Полезная». Коля нашел в ней много интересного и углубился в объявления, отмечая сдающуюся жилплощадь.

Ближе к вечеру по настилу пошел разнополый пожилой народ. Больных катили в креслах-каталках. Молодая публика заполнила ресторанные столики и дымила «Мальборо» и «Пэл-мэлом».

Коля пересел на лавочку у перил пляжа. С наступлением темноты по бордвоку тихо покатил полицейский патрульный «форд», уважительно разгоняя гуляющих. Мысли Коли освободились от восхищения свободой и сосредоточились на прозе – где провести ночь.

– Так, – пробубнил он самому себе, глядя на патруль. – Ночевать здесь, на лавочке, – лучше не рисковать.

Его мысленные терзания оборвала канонада. В воздухе над океаном расцвели шары салюта.

– В честь чего? – поинтересовался Коля у проходящей пары старичков.

– Не знаем, – сознался мужчина. – Американцы придумали. Каждую пятницу пуляют. Мы, милок, пенсионеры из Харькова. Америка – за углом, но мы туда не ходим. – Он рассмеялся и посмотрел на свою спутницу.

Коля стал рассматривать в небе рассыпающиеся букеты неизвестного праздника.

Фейерверк вскоре закончился. Народ понемногу убывал. Коля сидел один в павильоне под навесом, который опустел.

Вдруг в тишине он услышал тихую русскую речь радиокомментатора, обличающего беспредел, который творил президент Туркмении. Речь шла ниоткуда.

Коля огляделся. Жизнь ресторанов затихала. Одинокий джоггер бежал молча, из наушников на его голове ничего услышать было нельзя.

Наконец Коля обнаружил источник. Радиоголос шел снизу, из-под досок помоста.

Коля нагнулся, посмотрел в щелочку на полу и увидел там человека. Мавроди спустился по лесенке со стороны города и обнаружил дыру в проволочной сетке, затягивающей вход в темное пространство под помостом, слабо освещенное сверху.

У свай, под крытым наверху павильоном, лежали старые матрасы. Группа людей, сидящих на них, отталкивающего впечатления не производила. Неопрятные, но не пьянь. Так, по крайней мере, Коле показалось. Бомжей он не сторонился и чувствовал себя среди них легко.

Мавроди подошел и рявкнул, как обращаются в России проверяющие всех мастей:

– Кто старший по общежитию?!

Народ на матрасах опасливо переглянулся. Любой конфликт под мостом был нежелателен.

– Рая, – ответил небритый человек в голубой шляпе, поля которой были загнуты по бокам вверх, и кивнул на человека в глубоко натянутой на голову черной кепке, похожего на женщину.

Коля принялся ее рассматривать.

– Ты кто? – спросила Рая.

– Мамочку знаете? – спросил Коля, отвечая на вопрос вопросом.

Сидящие снова переглянулись. «Мамочку» не знали.

– Из Бронкса, она тут от имени церкви с вами занимается, – уточнил Коля.

– Софа! – протянули сразу два голоса. – Знаем! Если ты от нее, в Дом Милости мы не пойдем. Мы работаем.

– Я – к ней, – соврал Коля. – Дома беспокоить неудобно. Поздно. Нужно ночь перебиться.

Компания расслабилась и зашевелилась.

– Хозяева выгнали за неуплату или жена? – спросил человек в шляпе.

– Я только приехал. Подработать хочу. Завтра комнату поищу.

Контакт наладился. Колю пригласили располагаться на свободном матрасе.

– Комнату снять можно, но если капитально устраиваться, надо квартиру в многоэтажке подобрать. Дело не быстрое, – продолжил разговор человек в шляпе.

– Дашь десять долларов, дам рекомендацию, – сказал чернявый мужчина, прислонившийся к корзинке на колесиках, загруженной разным барахлом. Поверх барахла обшарпанный двухкассетник развивал идею о злодее, захватившем власть в Туркмении и надругавшемся над свободой.

– Без рекомендации в Америке на хорошее место не попадешь! – поддержала чернявого Рая.

Коля посмотрел на него и усмехнулся:

– Хороша рекомендация, если сам ты тут ночуешь.

– Это ты зря, – сказала шляпа. – У Сэма брат Гоша в «суперах». Смотритель дома, если не знаешь.

– Я пошутил, – пришлось подать назад Коле. – Я ничего плохого не хотел сказать. Извини, Сэм.

Он протянул десятку. Сэм тут же поднялся, ушел и вскоре явился с пластмассовой бутылкой водки «Барнет».

Пока он отсутствовал, Коля узнал, что вся компания работала на сборе пивных банок. Где-то огромный пресс плющит банки и выдает денежки по весу.

Выпив, разоткровенничались.

– Умные люди умудряются обмануть пресс, – рассказывала Рая. – Если придержать язычок специальной проволочкой, пресс впустую брякнет. Можно банки засовывать по нескольку раз. Конечно, надо знать меру.

Коля получил предложение поступить в бригаду, но от этой чести отказался.

Сэм, пока не захмелел, дал Коле инструкцию:

– Я представлю тебя спортсменом. Ты вроде здоровый бугай. У Гоши бзик на спортсменов. Скажешь, приехал поработать в школе Каневского. Знаешь Каневского из киевского «Динамо»? Чемпион! Он тут детскую школу держит.

Сэм собрался бежать за огромным спортивным кубком, который он на соседней улице видел выставленным на выброс. Его убедили, что Гоша Сэму и так поверит.

Первый день в Америке Коля отметил стаканчиком дешевой водки без закуски.

Утром подморозило. Сэм исчез и появился с новостью:

– Иди, вот тебе адрес, Гоша тебя примет часов в двенадцать.

До двенадцати было время, Коля позавтракал в булочной и в витрине магазина «Электроника» увидел шубы и куртки. Подивился. Зашел, купил пиджак тонкой кожи и под тон – кепку. В соседнем магазине выбрал фирменные ботинки и светлые брюки из дорогих. В парфюмерии приобрел полюбившийся одеколон «Данхилл» с кремом для бритья. Переоделся в сквере – захотелось выглядеть перед «супером» солидно.

Прием Гоша оказал в подвале среди ведер, решеток, труб и верстака с инструментами.

– Физкульт-привет! – начал Коля.

– Сэм научил? – немедленно спросил Гоша.

– Почему? Я – мастер спорта, – хвастанул Коля, чтобы поддержать к себе интерес.

– Он ко мне чемпионов мира посылает. Мастер спорта – первый. Хорошо, мастер, тебе повезло. Стоит на первом этаже одна квартира пустая. Ты мне – месячную аренду наличными, я им даю рекомендацию. Домом владеет ассоциация.

…В квартире не было даже стула. Телефон стоял на полу. Коля поднял трубку, выяснил, что телефон работает, и спустился к Гоше узнать номер.

– Я сам не знаю, – ответил супер. – Придет счет, узнаешь и перепишешь на себя. Тебе повезло. Сотню сэкономил на установке.

«Пока действительно везет!» – думал Коля, вернувшись в квартиру и укладываясь на голом полу.

…Гоша разбудил Колю в шесть утра:

– В подвале есть мебель. Хочешь, подбери себе, что надо.

Коля пошел за Гошей в подвал. Мебели, причем почти новой, было квартиры на две. Отобрав двуспальную кровать, тумбочку, кресла на колесиках, диван и стол, Коля заинтересовался железным шкафом с ящиками.

– Файлхолдер, – пояснил Гоша. Он был особо заинтересован сбыть «тяжесть».

Коля решил взять «файлхолдер»: в ящиках он будет хранить белье, а в глубине шкафа есть место, которое можно оборудовать для хранения денег.

– Лешка, мой помощник, освободится, и загрузим тебе мебель, – сказал супер. – Не запирай квартиру, если уйдешь. Считай, сэкономил тысячи две. С файлхолдером тебе в сотни три вся мебель обойдется.

Гоша улыбался и был – вся доброта.

– О, нет! Я – без работы и не могу столько за мебель отдать. Я тебе приличную сумму отвалил, а сейчас еще и за аренду платить! Матрас оттащу да стулья. У тебя тележка есть?

– Ладно, так уж и быть. – Гоша понял, что перебрал с ценой. – Поможем мастеру спорта. Четвертак заплатишь?

– Четвертак осилю.

– Давай сейчас.

От спанья на полу у Коли ломило спину, сидеть в квартире на подоконнике было лихо, Коля набрал номер незнакомого Едлина.

Послышался сонный бас:

– Хто говорит?

– Вы оставили визитку в Петербурге, – объяснил Коля. – Я в Нью-Йорке. Хотелось бы переговорить.

– Приезжай! – обрадовался голос. – Адрес на визитке. Захвати пиво по дороге.

Звонок Коли разбудил тридцатилетнего Едлина, находившегося в глубоком похмелье. Квадратный, с широкой костью, облепленной большой, но рыхлой мышечной массой, он мог бы достичь заметных результатов в тяжелой атлетике. В модном костюме с галстуком, висящем рядом на стуле, он выглядел соблазнителем из мыльной оперы. Очки с толстыми затемненными линзами украшали крупные черты его лица, выступающего под волнами волос, как кусок утеса.

В Красноярске, откуда он был родом, Едлин терся среди спортивных деловых кругов. Круги подгребали под себя бюджетные фонды. Наглядевшись на то, сколь легко делается бизнес, он решил: вот как надо жить, и махнул в Америку.

Но в Штатах не было перестройки. Все лежало на своих местах и имело хозяев. В аппаратах власти капиталы друг у друга не рвали, на казенное имущество не посягали. Этим занимались преступники. Мухи и суп существовали отдельно. Торговые сделки с продажей «воздуха» практиковать было трудно, приходилось по-настоящему вкалывать.

Едлин с трудом поднялся с мягкого дивана, где утопал во множестве подушек, надел очки и зашлепал в кухню. Болела голова, и желудок жгла тошнотворная изжога. Опрокинув чайную ложку соды в разинутый рот, он стал спешно запивать ее водой, преодолевая отрыжку. Закурив, Едлин снова утонул на диване и включил телевизор. На экране замелькали кадры порно.

Коля с пивом появился для него весьма кстати. Расплывшийся верзила в очках махом выпил бутылку. Потом вытер рот салфеткой.

– Хороший бизнес вам предлагал, зря не звонили.

– Про бизнес – потом. Я решил тут остаться. Надо как-то оформляться. Хотел посоветоваться.

– Ты, значит, – перебежчик. Это хорошо! Хорошо!

– Почему хорошо?

– Потому что перебежчикам сразу политическое убежище дают. Без всякой канители. Пойдешь к моему приятелю, Алабышеву. Он контору «Помощь иммигранту» держит. Вот тут где-то визитка… – Едлин пошарил на столе и нашел зеленую карточку. – У тебя деньги есть? – спросил он, протягивая визитку.

Коля не ожидал вопроса в упор. Но в любом случае расставаться с деньгами он не желал.

– Есть долларов двести, – соврал Мавроди и названной суммой сразу притупил интерес к своей личности.

– Передай деньги Алабышеву, – сказал Едлин, снова укладываясь на диван. – Я ему должен. Будет хороший повод начать разговор. Деньги, они сближают. Деньги – хорошая рекомендация. В Америке без рекомендации – никуда! Долг отдам через недельку. О’кей?

– О’кей.

– Жалко, что у тебя денег нет. Жена на три дня в отъезде. Бабы есть, закачаешься!

С шумного Брайтона Коля повернул в переулок и вошел в тишину «одноэтажной Америки». Вереницу двух-трехэтажных особняков украшали выносные таблички врачей, юристов, налоговых спецов.

«Помощь иммигранту» была прибита на боковой двери добротного владения психиатра. Коля нажал кнопку интеркома. Не дождавшись ответа, тронул дверь. Та открылась, и Мавроди увидел узкую штольню с лестницей. Поднявшись вверх, Коля обнаружил приемную с двумя табуретками для ожидающих. Дальше, сквозь арку, светлел кабинет.

– Можно? – подал голос Коля.

Никто не ответил.

Он прошел в кабинет. Помещение украшали полотна с кущами и лужайками, изображенными в округлых формах. Те же формы имели и садовые постройки, выступающие среди растительности.

На столе сидел кот – крупное мохнатое создание с плоской мордой и вмятым носом, как в спущенной резиновой игрушке, отчего морда выражала застывшее неудовольствие. «Вечно недовольный» кот посмотрел на вошедшего и не шелохнулся.

Сквозь приоткрытую дверь из кабинета виднелся внутренний коридорчик. Коля подошел к коридорчику и громко спросил:

– Есть кто-нибудь?

Ответа не последовало. Но где-то в глубине слышался шум душа.

Коля вернулся в кабинет и стал рассматривать картины. В лужайках и садах он теперь заметил разноразмерных людей и животных. Особенно понравилась Коле, похоже, что-то поющая в кустах женщина в розовом костюме.

Чернявый, невысокий, слегка сутуловатый, со шкиперской бородкой, владелец фирмы «Помощь иммигранту» Алабышев стоял в это время под козырьком входа в невзрачный дом и раздраженно оглядывался. Короткая лесенка спускалась к запертой двери в полуподвальное помещение. От руки написанная вывеска на двери сообщала русскими буквами: «Восстановление документов».

Вдруг лицо Алабышева просветлело. Он увидев полную даму, вылезшую из машины с кейсом в руке. Дама была затянута в синий с золочеными пуговицами брючный костюм, на голове несла синюю шляпку канотье с желтой лентой, на лице, под очками в форме бабочки, – килограммы пудры, помады и других красителей.

– Солдат спит, служба идет, – подмигнул Алабышев, когда дама оказалась рядом.

Доставая ключи, она протянула кейс:

– Подержи, пожалуйста.

Алабышев взял кейс и чуть не уронил:

– Ого! Что у тебя в нем, кирпичи?

– Бумага из Киева прилетела. Тут другой формат листа, не напасусь никак.

– Мама, я летчика люблю! – пропел-сострил Алабышев и пошел за дамой в подвал.

– Не ерничай, новобрачный! Чего тебе не валяется в субботу с молодой-то бабой? И между прочим, нехорошо уводить жену у своего приятеля! Японец столько для тебя сделал.

– Уже болтают, – сказал Алабышев самодовольно. – Японца не поймешь. То сама любезность, то «я – занят, потом!».

– Ревнует, значит!

Длинное помещение занимало два стола, беспорядочно загруженных кипами бумаг. На одном из столов ютилась отодвинутая к стене, старая русская машинка «Москва».

Хозяйка офиса, не стесняясь, принялась переодеваться.

– Уф! – выдохнула она, освобождаясь от брюк и каблуков, накидывая потертый халат и превращаясь из дамы в расплывшуюся тетку. Тетка выбрала из стопки голубую папку и протянула Алабышеву: – Держи! Эти готовы.

Алабышев достал из сумки скоросшиватель и передал ей. Тетка листанула документы.

– Солидный клиент, – сказал Алабышев, глядя на непроницаемое крашеное лицо.

– Провинциальные российские загсы по три месяца не отвечают, архивы – и того дольше, – проворчала женщина.

– Полин, мы ведь всегда понимали друг друга, – произнес он многозначительно.

– Дорогой мой, так то стоит…

– Само собой разумеется. – Алабышев протянул конверт.

Полина пересчитала деньги.

– В любом случае пару недель надо.

– Подходит.

Коле тем временем надоело ждать. Услышав, что шум душа затих, он шагнул в коридорчик и остановился перед дверкой в маленькую комнатку, не предназначенную для служебного пользования. Все пространство комнатки занимала широкая кровать, на которой вздыбилось колом цветное одеяло. Подушки валялись на полу. Вместо тумбочки между окном и кроватью втиснулся мольберт с недописанной картиной.

Перед мольбертом на раскладной табуретке разместился соблазнительный для Коли объект – распаренная, завернутая в простыню дебелая русая молодуха. Под тонкой простыней угадывались легкая полнота тела и тяжелые груди. Крутое белое бедро было выставлено словно напоказ. Молодуха водила по картине кисточкой.

Коля оценил представшую перед глазами «живопись», и как-то сразу исчезла усталость от ожидания.

– Картина продается?! – нарочито гаркнул он.

Молодуха завизжала от испуга, будто ее режут, прикрывая простыню на груди руками. Но, рассмотрев незнакомца и осознав суть вопроса, она кокетливо заулыбалась.

– Напугали как! Вы живописью интересуетесь?

– Я люблю именно такие вот сексуальные сюжеты.

– Что вы видите в моем творчестве сексуального?! – неестественно рассердилась девица. – Это же романтизм. Томление чувств.

– Вы слишком откровенно их томите, – сказал Коля, изображая знатока.

– Как это?

– Что вот там? – Коля указал на два розовых дерева у беседки.

– Яблони в утреннем свете.

– Не-ет, – Коля отрицательно замотал головой и уставился на ее грудь.

– Ах, прекратите! У вас воспаленное воображение. – Молодуха заерзала на своем сиденье.

– Что тут плохого? – интриговал Коля. – Ваша чувственная натура самый обыденный объект делает нежным и привлекательным!

«Натура» сообразила, что обличать потенциального покупателя невыгодно, – надо, наоборот, его очаровывать.

– Конечно, ничего плохого тут нет. Скажу вам честно, я рада, что существуют такие ценители живописи, как вы. – И она призывно сощурилась.

«Ценитель» оправдал ее надежды.

– Сколько стоит полотно? – деловито спросил он.

– На экспозицию я выставлю за пятьсот, но если берете по готовности, отдам за триста.

– Я, пожалуй, сначала возьму ту, поменьше, за двести, прямо сейчас, – указал он пальцем в угол. – В ней больше соблазна. Можно посмотреть поближе?

– Проберитесь по стене и смотрите.

Коля полез вдоль кровати, перешагивая через подушки.

– На той, что вы пишете, хотелось бы увидеть что-нибудь мужское, – добравшись в угол, словоблудил он. – Вы, вероятно, слишком молоды, мало опыта.

Художница, как застенчивая дева, потупилась в пол, переваривая комплимент. Затем подняла глаза, оценивая достоинства Колиной фигуры, и отвернулась со вздохом.

– Вы ведь еще не заселяли вашу недвижимость. Так? – продолжал в том же духе Коля. – Мне бы хотелось на той лавочке под сиренью у беседки оказаться.

– Вообще-то это пейзаж.

– Ну и что? Пусть пейзажем остается! Хотите, я буду позировать вам? – сымпровизировал он, доставая деньги.

Дева напрягла мышцы бровей.

– Возможно, но надо искать композицию, – авансировала она Колины надежды и добавила, изобразив презрение ко всему материальному: – А деньги моему любимому мужу передайте.

Любимый муж с пакетом продуктов вбежал по узкой лесенке офиса, вошел в комнатку, бросил сумку на кровать и выставил из пакета на подоконник бутылку водки.

– Веруньчик! – пропел он слащавым голосом и игриво притиснулся к женщине сзади. – Я вернулся. А ты все работаешь! Хотели же субботу и воскресенье поваляться.

Молодуха сладко потянулась и промурлыкала:

– Тут у тебя клиент.

Алабышев выпрямился и увидел Колю. Игривое настроение сменилось на раздраженное.

– Тебя пригласили на какой день? – спросил он грубо.

– Меня никто не приглашал, – огрызнулся Коля. – Я – по рекомендации Едлина.

– Он картину купил, – сладко пропела Веруньчик. – Второй интересуется.

Раздражение на лице Алабышева преобразовалось в хищную гримасу.

– Умно поступил. После выставки картины резко поднимутся в цене.

Он схватил сумку и махнул Коле рукой следовать за ним. В офисе Алабышев согнал со стола кота и деловито спросил:

– Давно Едлина видел?

– Вчера. Он просил долг тебе передать. Двести долларов. – Коля протянул деньги.

Алабышев взял и пошелестел двумя бумажками:

– Только двести?

– У меня больше не было.

– Так он у тебя одолжил! Ну, жук! Он что, дома?

– Дома, – ответил Коля, не понимая удивления собеседника.

Хозяин кабинета взял телефон, набрал номер.

– Остальные когда? – спросил, не здороваясь.

– Я тебе клиента послал, – сказала трубка. – Из моего процента возьмешь остальные.

– Ладно.

Отключившись, он посмотрел на Колю. Тот указал взглядом на деньги:

– Эти двести я заплатил твоей жене за картину. Ты включи долг в гонорар.

Алабышев наморщил брови, запутавшись в калькуляции:

– Ну и бухгалтерию ты развел!

– Нет с собой больше. Хочешь, я ей потом занесу?

– Не надо! – сразу же отрезал Алабышев и скрыл всплеск ревности под участливым вопросом: – Рассказывай, в чем проблема?

Остановленный на полпути к вожделенной подруге, он не мог сосредоточиться. Клиент был сейчас некстати, Алабышев слушал его с нетерпением.

– Хочу на политическое убежище подать, – сказал Коля, протягивая паспорт. – Я с корабля бежал. В России бандиты преследуют. Едлин говорит, перебежчикам убежище сразу дают.

Алабышев мрачно рассматривал документ.

– Малина кончилась. Тухлое твое дело. Как тебя?.. – Он посмотрел в паспорт. – Николай. Россия и Америка – теперь дружественные страны. – Алабышев выдержал паузу, выкладывая из сумки на стол папки. Упускать деньги все-таки не хотелось, и он спросил: – Ты уверен, что преследуют бандиты?

– Не только уверен, я это испытал на собственной шкуре.

– Надо забыть. Надо говорить, что преследуют – власти. Тебя вызывали на допросы, били. Понял? Нужен хоть один протокол, хотя бы повестка в милицию. Доказательства какие ни на есть. И преследовали тебя… – Алабышев задумался, – за веру. За то, что ты – баптист, например!

– Какой я баптист! – встревожился Коля.

Алабышев молча посмотрел на голубую папку, взятую у Полины.

– Попробуем что-нибудь сделать! – многообещающе произнес он. – Работа будет стоить шесть тысяч.

– Долг ты включил? – уточнил Коля.

Алабышев понял, что сплоховал, но поднимать сумму не стал – она была и так завышена.

– Включил. Как принесешь половину денег, начнем оформлять. Но ничего гарантировать я не могу.

– Как – не можешь!? – почти вскрикнул Коля.

– Дорогой мой, я всего лишь готовлю документы. Решают в госдепартаменте.

Музыка исполнялась на пианино. Служитель в черном одеянии и сестры в белом хором выводили незнакомую мелодию. Коля с осознанием торжественности момента крутил головой, разглядывая незнакомую обстановку. Баптисты – народ скромный. Ничего особенного он не отметил. На него надели белый халат и указали место у края купели, большого квадратного чана.

Служитель поднял правую руку:

– Согласны ли вы креститься, сын мой?

Коля кивнул, хотел ответить, но поскользнулся в купель с головой. Вынырнул, виновато улыбаясь.

Певчие давились улыбками. Коля забегал глазами по сторонам. Поймал чей-то взгляд.

– Я с головой ухнул! – залепетал тихо.

– С головой – положено, – шепнули. – Ритуал ты не нарушил. Когда позовут, встанешь на колени.

Служитель прославил Христа, и две теплые руки легли на голову коленопреклоненного Коли. Слова проповеди, как музыка, погружали его в неведомый и значительный мир, из которого, помимо воли, выталкивала совершенно противная мысль: «У кого тут получать справку?» И он исподтишка оглядывался.

Дома, бросив на кровать брошюры, выданные баптистами, Коля настойчиво пытался докричаться до Родины.

– Сашок, ты меня слышишь?.. Не уходи, я еще раз наберу. Теперь слышишь?! – кричал он в трубку. – Как ты?

– Жуть, Колян, – заговорил далекий голос. – В Курске большой шмон идет. Я отмазался, а на тебя уголовное дело завели. Ребята прикрывают, как могут. Надо ждать. Боюсь, что деньги потребуется малость разорить… Ты как?! Устроился?! – орал Сашок.

– Не так все просто. Надо несколько месяцев ждать, прежде чем что-то решат. Пригласить тебя пока не могу.

– Знаешь, ты не терзай себя сильно. Мы с Лизкой пожениться решили. Свое хозяйство образовалось. Я уж думаю, надо ли мне…

– Как? Ты передумал, что ли?! – Коля вскочил со стула, разволновавшись.

– Не то чтоб передумал, но Лизавету я не оставлю. Соображаем, как и что… – Голос Сашки стал исчезать в шуме эфира.