Текст книги "60 минут инсайтов. Искусство субъективности"

Нежелезный не дровосек
Как быть лидером, делать хорошую карьеру и не уставать на работе, если часто сомневаешься и теряешь уверенность в себе

Илья работает на высокой позиции в банке, он сделал хорошую карьеру, но есть личностные особенности, которые мешают ему двигаться вперед. Илья считает, что эти особенности – вспыльчивость, чрезмерная эмоциональность и неуверенность. Что за этим стоит, каких качеств Илье не хватает на самом деле, а главное – как чувствовать себя лучше на работе каждый день?

Л: Расскажите, пожалуйста, немножко о себе и о вашем запросе.

И: Меня зовут Илья, мне скоро 32. Работаю в банке на позиции исполнительного директора по ритейлу. С 19-ти лет официально работаю. Занимался семейным бизнесом, потом понял, что это не мое, потому что это все было про торговлю. Женат, есть дочь.

Есть моменты, которые нужно проработать. Это моя эмоциональность, которая порой зашкаливает. Это касается, в основном, работы. О чем-то неважном подолгу думаю, раздражаюсь, зацикливаюсь. Иногда есть страх сдать позиции с точки зрения работы, профессиональной части, карьеры. Хотя я понимаю, что мне это не грозит. И иногда – это тоже, наверное, связано с моей эмоциональной частью – хочется как-то утвердиться. Я стараюсь на месте закрывать эти чувства, эмоции, потому что они мне не сильно нужны. Но иногда бывает так, что они все-таки выходят, и мне как-то нужно ими управлять. Вот это основные моменты, над которыми я хотел бы поработать.

Л: Хорошо. Вы можете привести два-три примера того, что вас смущает? Здесь вам хочется закрыться, а здесь вы чувствуете, что слишком вспылили, а здесь вы недовольны тем, что недостаточно четко сформулировали мысль. Мы попытаемся определить какие-то ваши коммуникативные особенности.

И: Да. Я вспыльчивый. Очень вспыльчивый. Я бы сказал, что сейчас я менее вспыльчив, чем был раньше. Когда я начинал строить карьеру, я был как бычок. Сейчас я более уравновешенный. Но я могу запросто сам себя на пустом месте возбудить, к сожалению, негативными эмоциями. Это самый большой минус, который мне в себе не нравится. Я бы очень хотел это поменять.

Л: Правильно я понимаю, что когда какие-то нюансы вам не нравятся, вы в начале себя сдерживаете, а потом все-таки у вас это раздражение выплескивается?

И: Из десяти случаев в семи я себя сдерживаю, но потом это остается у меня в сознании, и я начинаю себя дрючить. Но бывает так, когда я, к сожалению, не в силах сдержать себя. Это бывает крайне редко, но все же случается. И я хотел бы, чтобы этого не было. Я работал над собой. Есть изменения. Это чувствует и мое окружение. Но все-таки, мне кажется, еще есть над чем поработать. Например, я могу показать свою эмоциональность, если коллега проявляет негативное отношение к моей структуре, к тем функциям, которыми я занимаюсь. Я считаю себя достаточно самокритичным человеком. Но если я вижу, что эта критика является не настоящей, что это делается в связи с какими-то внутренними политическими играми, то я могу вспылить. Хотя, как правило, позже я понимаю, что мне это просто показалось.

Л: Правильно я понимаю, что вы немножко мнительный, иногда вам просто что-то такое про себя кажется, и вы начинаете про себя это крутить?

Я делаю выводы, зная про Илью довольно мало, – видя его идеомоторные реакции и слушая, как он говорит и на чем останавливается. В данном случае я попадаю в цель. Если бы я ошибся – не беда: я посмотрел бы внимательнее, изменил и уточнил свои догадки.

И: Совершенно верно. Я гипермнительный человек. Даже утром я еду на работу и по дороге сразу начинаю вспоминать какие-то негативные моменты, мизерные, которые я просто должен не запоминать.

Л: Правильно я понимаю, что когда вы невольно остановились на чем-то слегка отрицательном, вам потом из этого какое-то время сложно выбраться?

И: Да. Я вам скажу реально, как есть. Во всех компаниях есть внутриполитические игры. Я так понимаю: чем выше позиция, тем их больше становится, масштабы увеличиваются. Есть в команде коллега, который разрывает структуру изнутри. Я понимаю: это опасно и для меня, и для компании, принципам которой я очень верен. Из-за своей мнительности я начинаю думать об этом непрерывно. И выйти из этого очень сложно.

Л: Вы машину водите сами?

И: Да.

Л: Вам нравится водить машину?

И: Нет. Мне нравится, если я куда-то еду отдохнуть за город или если еду ночью. Тогда – да. Но, в целом, я бы с удовольствием этого не делал.

Л: А вы далеко живете от работы?

И: Нет. Минут 15–20 максимум.

Л: Если бы вы ездили на такси, это вас разгрузило бы?

И: Дело не в том, что это как-то нагружает меня. Не так далеко ехать. Я не против водить, я просто отметил, что когда я за рулем, то начинаю думать об этих негативных вещах. А само вождение для меня не гиперважный вопрос.

Л: Я понимаю, что он не гиперважный. Но когда вы решаете очень маленькие логистические задачи во время езды, то вы немножко возбуждаетесь, и на это возбуждение надеваются какие-то неприятные мысли. У вас просто хорошая чувствительность, у вас хорошая способность решать задачи аналитически, но, при этом, эта возбудимость легко выходит из управления. Она начинает жить своей жизнью.

Мы начинаем связывать «маленькие вещи жизни», конкретику и чувства, с рабочей проблемой, которую заявляет Илья. Переводим внимание с содержания на внутренние обстоятельства.

И: Так и есть.

Л: Вопрос не в том, что трудно водить, а в том, что у вас вспышку возбудимости может вызвать буквально все. Маленькое раздражение, когда кто-то не так поехал или не так перестроился, у вас уже вызывает чувство некоего небольшого напряжения.

И: Да. Которое плавно потом может перейти на работу. Я начинаю думать о работе, начинаю вспоминать вот эти несправедливые, по моему мнению, вещи.

Л: В данном случае мы говорим не столько о содержании – тяжело ехать на работу и так далее – сколько о том, что вы легко сбиваетесь с плавности. Когда вы находитесь в некоторой плавности, не спеша гуляете, что-то приятное нюхаете, расправляете плечи, вы более расслаблены. А когда что-то возникает наперекор, случайная мелочь, вы становитесь как ежик, у вас иглы высовываются, вы начинаете фырчать. И из этого не так легко выйти.

И: Да, так и есть.

Л: Нам нужно понять, как для себя внутренне организовать вот такие короткие периоды плавности, во время которых мы бы сжигали этот маленький мусор, накопившийся за прошлые 1015 минут.

И: Ок.

Л: Мы хотим, чтобы в вашей душевной жизни было чище, чем в среднем. Потому что если у вас, условно говоря, появляется какой-то окурок, или какое-то раздражение, или приходит какая-то встряска мысли, то на уборку этого уходит больше сил, чем хотелось бы.

И: Согласен.

Илья устроен так, что ему приходится постоянно тратить энергию на фоновую переработку накопившегося негатива, мелкого «мусора». Он все время находится в двух сферах внимания: основной своей деятельности и этой переработки. От этого непрерывного переключения он и устает сильнее всего.

И: Все правильно. И я устаю порой оттого, что я просто думаю.

Л: Проблема в данном случае не в том, что вы думаете, а в том, что это думает вами.

И: Да. Это больше думает мною. Совершенно верно.

Л: Да. Об этом и речь. И нас еще интересует вот какая вещь: когда вас что-то раздражило, вы невольно становитесь более серьезным. Вы интеллектуально понимаете, что это, может быть, пустяк, но это вас захватывает.

И: Правильно.

Л: Важно научиться относиться к этому более иронически. Например, вы увидели, что этот злой человек, условно, он опять скорчил гримасу. Если вы мысленно или в блокнотике нарисуете карикатуру на него, как в мультфильме, – эта злыдня куда-то крадется – вы тем самым это выведете наружу, «отреагируете», как говорят в психологии, и это перестанет вас мучить. Как нефть, которая бьет из скважины. Появляющиеся негативные впечатления мы должны не зажимать, а стараться на них тут же отреагировать. Щелкнуть пальцами, глубоко выдохнуть. Нам важно в ответ на неприятную реакцию давать в течение двух-трех секунд какой-то короткий выход. Например, можно про себя, шутя, произнести такую мантру: «Злыдня, уходи». Фактически, как только у вас в ответ на ваше действие появляется улыбка, и вы понимаете, что спазм серьезности прошел, вам сразу становится легче.

И: Я понял.

Л: И получается, что мы просто переучиваем свои реакции. Сейчас, когда что-то неприятное произошло, как будто втыкается колышек, а вы, словно на веревке, вокруг этого колышка ходите и что-то про себя бурчите, огорчаетесь. И это вопрос не интеллектуальный. Нужно научиться давать быстрые реакции на каждый такой приход.

И: Мы, к сожалению, не управляем этими негативными моментами, когда они наступают во время встречи, звонка. Здесь, как я понимаю, я могу перейти на какую-то внутреннюю эмоциональность. В этом случае я должен дать ответную реакцию?

Л: Незаметно для других.

И: Совершенно верно. Эта реакция для меня.

Л: Да. Ответная реакция – это значит, что вы не беззащитны. Что вы можете, предположим, сунуть руку в карман и скорчить дулю. Ее никто не видит. Или вы можете пересесть с одной ягодицы на другую, главное – что вы сделали активное движение. Опять же, никто этого не видит. Или вы глубоко выдохнули. Причем, лучше, когда вы в ответ на этот пришедший негативный образ сделали не одно, а три маленьких движения: глубоко выдохнули, расправили плечи и скорчили дулю. Например. Или вы откинулись немножко на спинку стула и написали в своем блокнотике какое-то шутливое ругательство.

И: Я понял.

Л: Или вы нарисовали маленькую карикатурку в блокнотике. Может быть, вы ее сделали в каком-то своем гаджете, начертили буквально несколько палочек, закорючку. Но важно, чтобы это были не зажатые реакции.

И: Для себя. Да.

У нас есть идеомоторные реакции, которые внешне почти не видны, но очень нужны нам. Мы высвобождаем дыхание, плечи, шевелим пальцами, чуть-чуть меняем выражение лица и так далее. Малозаметные действия, но мы, тем самым, показываем себе, что мы не очень серьезны, что нападение нас не задело. Главное – эти реакции гибкие, произвольные, не вынужденные. Это момент нашего освобождения, когда привычные эмоции не дергают нас за ниточки.

Л: Второе – вам стоит договориться с собой о том, что, скажем, каждые полчаса, для начала, я трачу две минуты на то, чтобы сесть спокойно, расслабиться и повспоминать, а что тут у меня, какой мусор накопился. Здесь коллега употребил «не ту» интонацию, а здесь какой-то дурак посигналил, когда я куда-то ехал. Мы очищаем свое сознание от накопившегося мусора, слегка его просматриваем. Мы хотим создать вокруг себя безопасный узкий контур, которым как бы говорим: чур-чур-чур, меня не достали. И как только мы делаем такие простые вещи, у нас уходит высокая чувствительность.

И: Понятно. Знаете, какие моменты бывают? Иногда, когда я эмоционирую, это отражается на том, что я начинаю меньше доверять себе, пропадает уверенность. А если я потом об этом размышляю, то понимаю, что все не совсем так. Эта эмоциональность приходит только потому, что, видимо, самооценка немножко упала, я не уверен в себе. Это начинает меня дрючить, я начинаю сразу тревожиться. Как вы отметили, негативные мысли остаются, и все. Это продолжительный процесс.

Л: Есть хорошая уверенность, вы хорошо решаете задачи. Потом возникает спад уверенности, и очень важно – поймать себя в момент этого спада. Вообще нужно, когда вы решаете задачу, ввести в привычку себя хвалить. Отмечать, ставить себе хорошие отметки. Когда вы себя не хвалите, у вас накапливается сомнение.

И: А это не приведет к тому, что моя самооценка и зазнайство увеличатся?

Л: Не приведет, потому что все равно вы время от времени как бы падаете куда-то в ямку.

И: И это неизбежно.

Л: Да. Это привычная история. И важно, чтобы мы знали, что да, я в ямку могу упасть, но, раз я об этом знаю, это будет не глубоко. Это можно нарисовать на полях: вот опять свалился. Шло животное, лисичка, и свалилось в ямку. В целом, хорошей альтернативой вот такому бормотанию и избыточному проговариванию было бы рисование. Я – маленький зайчик, а рядом стоит огромный Бармалей. Быстро нарисовал и получил образ. То есть научиться думать иероглифически, в картинках. Потому что иначе – умственная жвачка. Она вас утомляет.

И: Да, она очень сильно утомляет.

Л: Поэтому мы стараемся ее прервать как можно раньше.

И: Хорошо.

Л: Как только она на нас нападает, мы стараемся ее нарисовать. Мы ходим и рисуем какие-то картиночки. И успокаиваем себя. Когда вы в детстве пугались, кто вас успокаивал?

Илье нужно в этот момент, чтобы он себя уговаривал, как какая-то хорошая, взрослая тетя уговаривает испугавшегося мальчика. «Ну, миленький, ну, хорошенький, ну, не бойся, давай я тебя поглажу, давай я тебя поцелую». В момент испуга он становится маленьким щеночком. Нужно, чтобы была связь между ним как принимающим взрослым и этим маленьким щеночком.

И: По-разному. Бывало, что мама, бывало, что отец, бывало – бабушка.

Л: Немножко расскажите про бабушку.

И: Бабушка жила не в городе, в деревне. В один переломный момент, когда были некоторые сложности семейные, финансовые и так далее, я какое-то время жил с ней. И потом, когда все нормализовалось, я все лето проводил у нее. Бабушка – это лучшая забота.