Текст книги "Загадки и тайны холодной войны"

– Бомбардировка пусковых установок советских ракет на Кубе, – объяснял Макнамара, – приведет к гибели находящихся там советских специалистов. Это, несомненно, вызовет ответные меры Москвы. Эскалация конфликта приведет к настоящей войне. К тому же бомбардировка с воздуха не гарантирует уничтожения всех ракет. Оставшиеся ракеты могут быть запущены, и они взорвутся над американскими городами…

Но военные призывали Кеннеди к «хирургическому удару» по ракетным позициям на Кубе. Генерал Максвелл Тэйлор сказал, что надо дать кубинцам сутки на эвакуацию населения, а потом уничтожить ракеты.

19 октября на совещании в Белом доме в 9.45 утра командующий стратегической авиацией генерал Кертис Лемей произнес:

– Я согласен со всем, что говорит генерал Тэйлор. Я бы даже сказал сильнее – у нас нет иного выбора помимо прямой военной акции… Я не вижу иного решения. Блокада и политические акции все равно ведут к войне. Повторяю – не вижу иного решения. Это ведет нас прямиком к войне. Это почти так же плохо, как умиротворение в Мюнхене.

Воцарилась мертвая тишина.

В Москву министр Громыко, который не понял, что происходит в Белом доме, благодушно доложил, что напряжение в Вашингтоне спадает и военная акция американцев против Кубы исключена. И тут грянул гром. Пресс-секретарь Кеннеди предупредил, что президент сделает важное заявление:

– Президент Кеннеди сегодня выступит по радио и телевидению с речью, в которой расскажет о той опасности, которая угрожает нашей стране. Это произойдет в семь часов вечера.

22 октября в семь вечера Кеннеди сообщил, что на Кубе обнаружены советские ракеты, и потребовал их убрать. Речь Кеннеди – один и важнейших документов холодной войны, мало известный в нашей стране, поэтому я хотел бы ее процитировать:

«Добрый вечер, мои сограждане.

Наше правительство, как и обещано, пристально наблюдало за советским военным присутствием на острове Куба. На прошлой неделе было неопровержимо доказано, что ряд наступательных ракетных комплексов находится на этом превращенном в тюрьму острове. Целью их развертывания является не что иное, как ядерный шантаж Западного полушария. Мы обязаны сообщить вам об этом новом кризисе. Размещенные на Кубе баллистические ядерные ракеты средней дальности способны достичь Вашингтона, Панамского канала, мыса Канаверал, Мехико, любого города в юго-восточной части Соединенных Штатов, в Центральной Америке или в Карибском бассейне. Еще не собранные баллистические ракеты дальнего радиуса действия способны нанести удар по большинству городов в Западном полушарии от Гудзонова залива в Канаде до Лимы в Перу. Кроме того, реактивные бомбардировщики, способные нести ядерные боеголовки, в это время перебазируются на Кубу, авиабазы для них уже готовы.

Это стремительное превращение Кубы в советскую стратегическую военную базу путем размещения там наступательного оружия дальнего действия и массового поражения представляет собой явную угрозу миру и безопасности обеих Америк. Это действие также противоречит заверениям советских представителей, высказанных как публично, так и конфиденциально, что размещение оружия на Кубе носит оборонительный характер и что Советский Союз не имеет никакой потребности и желания размещать стратегические ракеты на территории любой другой страны.

11 сентября советское правительство заявило, что, я цитирую, «оружие и военное снаряжение, находящиеся на Кубе, предназначены исключительно для обороны, Советский Союз имеет настолько мощные ядерные ракеты, что нет никакой необходимости искать базы для них за пределами Советского Союза». Это была ложь. В прошлый четверг, когда у меня на руках были все доказательства присутствия советских наступательных вооружений на Кубе, министр иностранных дел СССР Громыко сказал мне, что советская помощь Кубе, я цитирую, «ставит перед собой целью внести вклад в обороноспособность Кубы, оружие, поставляемое на Кубу, никоим образом не является наступательным». Господин Громыко сказал, что «советское правительство никогда бы не пошло на развертывание на Кубе оружия массового поражения». Это тоже было ложью.

Ядерное оружие является настолько разрушительным, а баллистические ракеты настолько быстры, что любая возможность их использования или любое изменение их развертывания может вполне быть расценено как угроза миру. Много лет и Советский Союз, и Соединенные Штаты, признавая этот факт, никогда не нарушали сомнительное статус-кво, которое гарантировало, что это оружие не будет использоваться без жизненно важных причин. Наши собственные стратегические ракеты никогда не передавались на территорию другой страны под покровом тайны и обмана.

Это тайное размещение советских ракет вне советской территории, на Кубе в нарушение советских гарантий является преднамеренно провокационным и необоснованным изменением статус-кво, которое не может быть принято нашей страной.

Тридцатые годы преподали нам урон: агрессивное поведение, если ему не воспрепятствовать, в конечном итоге приводит к войне. Поэтому нашей целью должны стать предотвращение использования ядерных ракет против той или иной страны и обеспечение их демонтажа и вывоза из Западного полушария. В целях защиты нашей собственной безопасности и всего Западного полушария властью, полученной мною в соответствии с конституцией, я распорядился:

первое: осуществлять строгий карантин – все суда, направляющиеся на Кубу из любой страны или порта, перевозящие оружие массового поражения, будут возвращены в порт отправки. Это не относится к грузам, носящим жизненно важный характер;

второе: вести наблюдения за Кубой и ее военными приготовлениями. Если эти наступательные военные приготовления продолжатся, усиливая угрозу Западному полушарию, любые наши дальнейшие действия будут оправданы;

третье: запуск ядерной ракеты с Кубы против любой страны в Западном полушарии мы будем расценивать как нападение Советским Союзом на Соединенные Штаты и нанесем полномасштабный ответный удар по Советскому Союзу;

четвертое: я укрепил нашу базу в Гуантанамо и эвакуировал сегодня оттуда обслуживающий персонал;

пятое: сегодня вечером на заседании Организации американских государств мы вынесем на повестку дня вопрос об этой угрозе, чтобы получить поддержку любых наших действий, направленных на ее нейтрализацию;

шестое: сегодня вечером мы потребуем незамедлительного созыва Совета Безопасности ООН, чтобы принять меры против этой советской угрозы миру. Мы потребуем немедленного демонтажа и изъятия всего наступательного оружия на Кубе под контролем наблюдателей ООН;

седьмое и последнее: я призываю председателя советского правительства Хрущева остановиться и устранить эту угрозу миру и устойчивым отношениям между нашими двумя странами. Он может, чтобы спасти мир от катастрофы, вспомнить свои собственные слова, что нет никакой надобности размещать ракеты вне территории Советского Союза и забрать их с Кубы. Мы готовы обсудить все предложения, направленные на устранение напряженности, включая развитие действительно независимой Кубы, самостоятельно определяющей свою судьбу. Мы не хотим войны с Советским Союзом, мы желаем жить в мире со всеми народами. Но трудно решать или даже обсуждать эти проблемы в атмосфере страха и запугивания. Любая враждебная акция в любой точке мира, направленная против безопасности и свободы народов, наших союзников, в первую очередь это касается мужественных жителей Западного Берлина, вызовет необходимые ответные меры.

Наконец, я хочу сказать несколько слов порабощенным жителям Кубы, которых непосредственно касается мое обращение. Я говорю с вами как друг, как тот, кто знает о вашей глубокой любви к вашей родине, как тот, кто разделяет ваши стремления к свободе и равноправию для всех. Американцы с горечью наблюдали, как ваша революция была предана и как ваша родина попала под иностранное влияние. Теперь ваши лидеры – марионетки и агенты международного заговора, направившего Кубу против ее друзей и соседей в Америке и превратившего ее в первую латиноамериканскую страну, на чьей территории размещено ядерное оружие.

Ядерное оружие, размещенное на Кубе, не приносит вам мир и благосостояние, напротив, оно может только их разрушить. Мы знаем, что народ и земля Кубы используются в качестве заложников теми, кто отрицает свободу и преследует инакомыслие. В прошлом жители Кубы не раз восставали, чтобы сбросить тиранов. И я не сомневаюсь, что большинство кубинцев сегодня с нетерпением ждут того времени, когда они будут свободны от иностранного влияния, свободны в выборе своих лидеров, свободны в выборе своего пути развития, смогут свободно говорить и писать, не опасаясь за собственную безопасность.

Мои сограждане, никто не может с точностью предугадать, какие шаги придется сделать и на какие затраты или жертвы придется пойти, чтобы ликвидировать этот кризис. Но самая большая опасность сейчас состояла бы в том, чтобы не делать ничего. Дорога, которую мы выбрали, полна опасностей, цена свободы всегда высока, но американцы всегда были готовы платить за это. Наша цель – не в мир за счет свободы, а и мир, и свобода. И видит бог, эта цель будет достигнута. Спасибо и доброй ночи…»

Британский посол посоветовал американцам представить фотографии, сделанные самолетом-разведчиком, в Организацию Объединенных Наций. Эта перебранка на заседании Совета Безопасности вошла в историю.

– Разрешите мне задать вам простой вопрос, посол Зорин, – обратился представитель США в ООН Эдлай Стивенсон к советскому коллеге, – вы отрицаете, что СССР установил и устанавливает ракеты средней дальности на Кубе? Да или нет? Не ждите перевода! Ответьте: да или нет?

– Я не в американском суде, – возмутился Валериан Зорин. – И не собираюсь отвечать на вопрос, которой задан мне так, как его задал бы прокурор.

– Вы можете ответить: да или нет? – продолжал наседать Стивенсон. – Или вы станете отрицать, что установили ракеты на Кубе? Я хочу быть уверен, что понял вас правильно!

– Продолжайте вашу речь, господин Стивенсон, – все, что мог ответить Зорин, имевший инструкций из Москвы. – Вы получите ответ на свой вопрос! Не волнуйтесь!

– Я готов ждать вашего ответа до тех пор, пока ад не замерзнет!

Советское руководство не ждало, что история с ракетами всплывет так быстро, и не знало, что говорить. Первая реакция Хрущева и президиума ЦК была агрессивно-возмущенной. На Кубу ушло распоряжение ускорить постановку ракет на боевое дежурство.

23 октября появилось заявление советского правительства:

«В связи с провокационными действиями правительства США Советское правительство заслушало министра обороны СССР Маршала Советского Союза товарища Малиновского о проведенных мероприятиях по повышению боевой готовности в Вооруженных Силах и дало министру обороны необходимые указания:

1. Задержать увольнение в запас из Советской Армии военнослужащих старших возрастов в Ракетных войсках стратегического назначения, в войсках противовоздушной обороны и на подводном флоте.

2. Прекратить отпуска всему личному составу.

3. Повысить боеготовность и бдительность во всех войсках».

23 октября госсекретарь Дин Раск, проснувшись, увидел солнечные лучи.

«Ага, значит я еще в этом мире, – подумал он. – Не все так плохо».

23 октября Кеннеди установил вокруг Кубы карантинную зону и предупредил, что американский флот получил приказ останавливать и досматривать все суда, идущие с грузом на Кубу, дабы не допустить поставки на остров наступательного оружия.

Утром 24 октября советские суда подошли к карантинной зоне. Приказ из Москвы советским капитанам гласил: прорываться. «Я почувствовал, – вспоминал Роберт Кеннеди, – что мы стоим на краю пропасти и обратного пути нет…»

В последний момент Хрущев приказал судам развернуться. Если бы суда попытались прорваться к Кубе, американские боевые корабли открыли бы огонь. И как бы тогда повели себя Хрущев и Кеннеди?

25 октября в Соединенных Штатах провели учебную атомную тревогу. Обычно в воздухе находилось десять-пятнадцать американских стратегических бомбардировщиков Б-52 с ядерным оружием на борту. В дни Кубинского кризиса в небе постоянно кружились одновременно около ста самолетов. Им нужно было всего несколько часов, чтобы через Арктику долететь до Москвы.

В случае если президент не в состоянии отдать приказ, право пустить в ход ядерное оружие переходило к заместителю командующего стратегической авиацией генералу Томасу Пауэрсу, который считал Джона Кеннеди трусом. Кто примет более точное решение, говорил генерал: те, кто готовился к войне всю жизнь, или гражданский человек, который всего несколько месяцев назад переехал в Белый дом?

У Томаса Пауэрса в арсенале было три тысячи ядерных зарядов, и даже товарищи по службе сомневались, можно ли ему их доверять. Даже его собственный начальник Лемэй считал генерала садистом. Генерал принадлежал к той кровожадной породе ковбоев, которых надо силой удерживать от стрельбы всякий раз, когда какой-нибудь подозрительный недруг нахально взглянет на них или на кого-либо из их друзей.

Кеннеди, опасаясь, что у кого-то из военных не выдержат нервы, приказал снять взрыватели с ядерных боезарядов. Приказ применить ядерное оружие будет исходить только из Белого дома, предупредил своих военных президент.

Кризис подтвердил готовность Джона Кеннеди управлять страной. В момент сложнейшего кризиса он придерживался рациональной линии, не позволяя эмоциям взять верх. Он создал условия для своих помощников, которые могли говорить открыто, без страха быть наказанными.

Самым большим голубем оказался министр обороны Макнамара. Он говорил на совещаниях, что русские уже обладают межконтинентальными баллистическими ракетами, которые способны долететь до территории Соединенных Штатов. Поэтому установка советских ракет на Кубе принципиально ничего не меняет, просто Хрущев получает возможность нанести удар на несколько минут быстрее. Макнамара советовал президенту вообще ничего не предпринимать. Кастро и Хрущев не совершили ничего противозаконного, Кастро имел право попросить другую страну установить ему ракеты.

Но для правительства Кеннеди появление ракет на Кубе было смертельным вызовом. В ноябре предстояли выборы в Конгресс. Политические противники не простили бы Кеннеди, если бы он не сумел заставить Хрущева убрать ракеты. Боялись, что ядерное оружие рано или поздно перейдет в руки Фиделя Кастро, который не остановится перед тем, чтобы ударить по ненавистной Америке.

Кеннеди предложил формулу выхода из кризисной ситуации: Советский Союз убирает ракеты, Соединенные Штаты обязуются не нападать на Кубу.

27 октября, в субботу, развернутая на Кубе ракетная дивизия уже была готова нанести удар по территории США двадцатью четырьмя ракетами. Вашингтон они точно могли уничтожить. Теперь любой пустяк мог привести к войне.

Во Флориде раскупали охотничьи ружья и пистолеты. В Лос-Анджелесе руководитель местной гражданской обороны заявил, что магазины будут закрыты в случае начала войны. В одном из магазинов вспыхнула драка из-за мясных консервов.

Вооруженные силы США по всему миру были приведены в состояние боевой готовности. Причем помощник президента по национальной безопасности Макджордж Банди не знал, что генерал Пауэр передает приказ о боевой готовности прямым текстом, не шифруя, так что Москва об этом знает.

Мощный десантный кулак формировался во Флориде – армия вторжения на Кубу. На аэродромы Флориды перебросили тысячу истребителей. Американские войска ждали приказа высадиться на острове. Если бы приказ был отдан, битва была бы жестокой. На Кубе находились сорок две тысячи советских солдат (вдвое больше, чем считали в ЦРУ) и тактическое ядерное оружие, которое местные командиры могли пустить в ход, не запрашивая Москву.

Фидель Кастро жаждал схватки. Он хотел поставить американцев на место и приказал сбивать американские самолеты. Кубинские зенитчики стреляли, но не попадали. Зато дивизион зенитно-ракетных комплексов С-75 «Десна» сбил американский самолет-разведчик. По иронии судьбы его пилотировал Рудольф Андерсон, который первым увидел ракеты над Кубой.

Наверное, в этот момент Хрущев понял, что ситуация стала настолько опасной, что мир семимильными шагами движется к войне. Что делать, если Соединенные Штаты нанесут удар по Кубе? Ответить ядерным ударом по Америке? То есть начать глобальную ядерную войну? Но во имя чего? Отправив ракеты на Кубу, Хрущев не просчитал возможные варианты развития событий. А теперь получалось, что есть один выход – отступить, вернуть ракеты назад. А чтобы это не выглядело полной капитуляцией, надо получить у американцев хоть что-нибудь взамен.

Хрущев приказал без его личного разрешения по американским самолетам больше не стрелять. Американцы, разумеется, не знали о его приказе. Они исходили из обратного: сбив американский самолет, русские уже пустили в ход оружие.

Федеральное бюро расследований сообщило, что советские дипломаты и сотрудники разведывательной резидентуры в посольстве в Вашингтоне жгут полученные из Москвы телеграммы и уничтожают шифры – процедура, за которой обыкновенно следует объявление войны. Это был худший день.

Кеннеди распорядился подготовить ответные меры для уничтожения советских зенитных установок на Кубе. И тут ему доложили, что еще один У-2 направляется вглубь советской территории.

Военно-воздушное командование продолжало облеты советской территории. Это были рутинные миссии – брались пробы воздуха на большой высоте, чтобы следить за ходом советских ядерных испытаний. Поскольку самолеты держались более чем в ста километрах от советского воздушного пространства, полеты не приостановили. Но в тот день у машины, взлетевшей с Аляски, вышла из строя навигационная система. Пилот сорок минут находился над Чукоткой, не подозревая об этом. А когда понял, что произошло, радировал в панике:

– Я потерялся. Видимо, я над Сибирью. Ради бога, скажите, как мне вернуться?!

С авиабазы в западной части Аляски ему на выручку взлетел перехватчик F-102A. Таким образом, над советской территорией оказались уже два нарушителя. Им на перехват вылетели МиГи.

Когда об этом узнал министр обороны Роберт Макнамара, у него не выдержали нервы. Он воскликнул:

– Это же война с Советским Союзом!

Президент Кеннеди хмыкнул и произнес свою знаменитую фразу:

– Всегда найдется сукин сын, способный испортить все дело.

Поскольку авиация на Аляске находилась в высокой степени боевой готовности, американские самолеты несли на борту ракеты «Фалькон» с ядерными боеголовками. Решение о применении ядерного оружия имел право принять сам пилот.

У заблудившегося самолета У-2 кончалось топливо, он стал снижаться, но, к счастью для всех, над Беринговым проливом его увидел перехватчик и увел за собой потерявшего ориентацию пилота. Они покинули советское воздушное пространство раньше, чем подоспели МиГи. Министр обороны Макнамара запретил полеты. Но приказ не успел вовремя достичь Аляски, и следующий У-2 был уже в воздухе. Его вовремя вернули. Опасность состояла в том, что в Москве могли расценить разведывательные полеты как прелюдию к американской ядерной атаке.

Ситуация уже явно выходила из-под контроля Хрущева и Кеннеди.

В самый разгар кризиса оператор радиолокатора в Нью-Джерси доложил, что ракета запущена с Кубы и летит в сторону Тампы во Флориде. Командование вооруженных сил было предупреждено, что ядерная атака, похоже, началась. Чуть позже стало ясно, что это ложный сигнал – из-за сбоя программного обеспечения.

В Вашингтоне этот день запомнился как «черная суббота». Министерство обороны представило президенту план удара по позициям советских ракет на Кубе.

«Мы ожидали, – вспоминал Роберт Кеннеди, – что вот-вот начнется война». Министр Макнамара вышел вечером из кабинета на свежий воздух (был чудный вечер) и подумал, что это последняя суббота в его жизни.

Президент Кеннеди отправил своего брата поговорить с советским послом Анатолием Добрыниным. Роберт сказал простым языком: «Если вы не ликвидируете свои базы на Кубе, то мы сделаем это за вас».

«Сегодня поздно вечером меня, – телеграфировал в Москву советский посол, – пригласил к себе Роберт Кеннеди. Разговор шел наедине.

Кубинский кризис, начал Р. Кеннеди, продолжает быстро усугубляться. Только что получено сообщение о том, что сбит американский вооруженный самолет, осуществлявший наблюдательный полет над Кубой. Военные требуют от президента вооружить такие самолеты и отвечать огнем на огонь. Правительству США придется это сделать…

Нынешняя серьезная ситуация, к сожалению, складывается таким образом, что времени для решения этого вопроса остается весьма мало. К несчастью, события развиваются слишком быстро…

Нужно сказать, что в течение нашей встречи Р. Кеннеди был весьма взволнован, во всяком случае я его видел в таком состоянии впервые. Он, правда, раза два пытался вернуться к теме «об обмане» (о чем он так настойчиво говорил во время нашей предыдущей встречи), но делал он это вскользь и без какого-либо задира. Он даже не пытался вступать, как ему обычно свойственно, в спор по тому или иному вопросу, а лишь настойчиво возвращался к одной теме: время не терпит, нельзя его упускать.

После встречи со мной он сразу же поехал к президенту, с которым, как сказал Р. Кеннеди, он сейчас, по существу, проводит вместе почти все время».

В тот же день в Гавану командующему советскими войсками генералу армии Плиеву пошла шифротелеграмма от Хрущева:

«Категорически подтверждается, что применять ядерное оружие без санкции из Москвы запрещается».

На следующий день, 28 октября, на Кубу ушла другая телеграмма:

«Мы считаем, что вы поторопились сбить разведывательный самолет США У-2, в то время как наметилось уже соглашение мирным путем отвратить нападение на Кубу. Мы приняли решение демонтировать ракеты Р-12 и их эвакуировать – приступайте к исполнению этого мероприятия».

Вслед еще одна шифровка:

«В дополнение к приказанию не применять зенитноракетный комплекс С-75 – не поднимать истребительную авиацию во избежание столкновения с разведывательными самолетами США».

Историки полагают, что очень полезную роль сыграла информация, полученная американцами от своего агента – полковника советской военной разведки Олега Пеньковского. В Вашингтоне более реалистично представляли себе советский военный потенциал и настроения в Москве. Начальник британской разведки Дик Уайт считал, что во время Карибского кризиса США не нанесли ядерного удара именно потому, что Пеньковский их правильно информировал.

Но те, кто сидел рядом с президентом Джоном Кеннеди на заседаниях исполнительного комитета Совета национальной безопасности в мрачные дни октября 1962 года, помнят, что использовалась информация самого общего характера. Точные данные о состоянии советского ракетного потенциала давали У-2, а потом спутники-шпионы. Главная ценность сведений, полученных от Пеньковского, состояла в том, что она помогала понять настроения советской элиты, механизмы принятия решений.

Холодные головы в этой истории взяли верх.

Никита Сергеевич Хрущев представляется человеком неуравновешенным, неспособным справиться с эмоциями, но это поверхностное впечатление. Его ближайшие помощники знали, что Хрущев почти всегда держал себя в руках, а если и выходил из себя, то это было актерство. Он обещал вывести ракеты с Кубы, но просил в ответ убрать американские ракеты из Турции.

Кеннеди легко согласился.

Американские ракеты были размещены в Турции при Эйзенхауэре. Это были устаревшие ракеты на жидком топливе – ненадежные, неточные и уязвимые. Они потеряли свое значение после того, как США обзавелись ракетами на твердом топливе. Когда Кеннеди стал президентом, он сам сказал, что ракеты из Турции надо убрать. Но государственный департамент уговорил его отложить этот вопрос, чтобы не раздражать турок, которые считали американские ракеты гарантией безопасности.

28 октября Хрущев сообщил американцам, что приказал демонтировать ракеты и вернуть их домой. Все кончилось. Кризис миновал. В нашей стране многие вообще даже и не узнали о том, что произошло.

Кеннеди обещал не нападать на Кубу и убрать из Турции ракеты «Юпитер». Это была победа Хрущева, но об этом знали только посвященные. В обмен Хрущев обещал забрать с Кубы ракеты. И весь мир увидел, как советские корабли разворачиваются и уходят. Это было зримое свидетельство поражения. Карибский кризис подточил власть Никиты Сергеевича. Товарищи по партийному руководству видели, как он признал свою ошибку и пошел на попятную. Советские военные были крайне недовольны тем, что им пришлось отступить, считали это унижением и полагали, что Хрущев просто струсил.

Через три недели Хрущев сорвался на выставке работ столичных живописцев в Манеже, кричал:

– Такое искусство народу не нужно! У меня внук лучше рисует.

17 декабря в Доме приемов на Ленинских горах устроили встречу руководителей страны с деятелями литературы и искусства. Разгромный доклад прочитал секретарь ЦК по идеологии Леонид Федорович Ильичев.

Хрущева несло, туалетная тематика захватила его воображение. Скульптору Эрнсту Неизвестному (который со временем поставит памятник на могиле Никиты Сергеевича) первый секретарь ЦК говорил:

– Ваше искусство похоже вот на что: вот если бы человек забрался в уборную, залез бы внутрь стульчака и оттуда, из стульчака, взирал бы на то, что над ним, ежели на стульчак кто-то сядет… Вот что такое ваше искусство. И вот ваша позиция, товарищ Неизвестный, вы в стульчаке сидите.

Так же по-хамски Хрущев говорил о других талантливых писателях и художниках, словно доказывая после Карибского кризиса свою идеологическую непримиримость. С нескрываемым раздражением он откликнулся на вполне невинную инициативу нескольких писателей.

На сессии Верховного Совета СССР три видных писателя (и депутата) – Алексей Александрович Сурков, Николай Семенович Тихонов и Илья Григорьевич Эренбург решили обратиться к коллегам по Союзу писателей с предложением прекратить внутренние конфликты и обвинения. Сурков сказал Эренбургу, что письмо подпишут также вполне правоверные писатели – Леонид Сергеевич Соболев и Максим Фадеевич Рыльский, с которыми он разговаривал, и попросил составить черновик.

«Мы считаем, – говорилось в письме, – что пришла пора покончить с холодной войной в писательской среде и установить в ней мирное сосуществование».

Слова о прекращении холодной войны и мирном сосуществовании вызвали приступ озлобления в партийном аппарате: такие мысли даже в голову не должны приходить советскому человеку!

Сначала письмо осудил секретарь ЦК Ильичев. Этого показалось мало. В первых числах марта в Кремле устроили встречу с писателями. Вновь вспомнили злополучное письмо. В первый день Ильичев критиковал Эренбурга, на следующий день Хрущев:

– Прошлый раз товарищ Эренбург говорил, что идея сосуществования высказана в письме в виде шутки. Допустим, что так. Тогда это злая шутка… Товарищ Эренбург совершает грубую идеологическую ошибку, и наша обязанность помочь ему это понять.

Слова первого секретаря ЦК относительно «грубой идеологической ошибки» были равносильны обвинительному приговору, за которым должно было последовать серьезное наказание.

27 апреля 1963 года Илья Эренбург отправил Хрущеву письмо с просьбой его принять. Уже немолодой писатель принужден был каяться за преступление, которого не совершал, и хотел оправдаться:

«Одно недоразумение я должен выяснить – вопрос о письме, в котором были слова «мирное сосуществование».

Говоря о «мирном сосуществовании», мы думали о товарищеских отношениях между советскими писателями, о ликвидации «групповщины», подписи показывали, что на этом положении сошлись очень разные люди. Жалею, что мы составили это письмо…

Должен прямо сказать – я никогда не придерживался идеи мирного сосуществования идеологий и не раз писал, что всеобщее разоружение не будет ни в коем случае означать идеологического разоружения, напротив, конец холодной войны поможет нам доказать превосходство нашей системы, наших идей над капиталистическим Западом. Да если бы я стоял за отказ от борьбы против идеологии капитализма, я был бы попросту изменником. Таким я себя не считаю. Я верю, что и Вы, Никита Сергеевич, относитесь ко мне как к товарищу и поможете мне выйти из создавшегося положения».

В Москве не подозревали, что американские военные тоже винили своего президента в слабости. Командующий стратегической авиацией генерал Куртис Лемэй говорил Кеннеди:

– Это самое крупное поражение в нашей истории, господин президент. Мы должны ударить по Кубе.

Этой ракетной историей Хрущев причинил Соединенным Штатам массу неудобств, но не добился никаких выгод для собственной страны. Он умел начинать кризисы, но не знал, как их разрешить. Результатом такой внешней политики была растрата ресурсов без всякой компенсации.

«Что ж Хрущев? – писал знаменитый режиссер Михаил Ромм. – Что-то было в нем очень человечное и даже приятное. Но вот в качестве хозяина страны он был, пожалуй, чересчур широк. Эдак, пожалуй, ведь и разорить целую Россию можно. В какой-то момент отказали у него все тормоза, все решительно. Такая у него свобода наступила, такое отсутствие каких бы то ни было стеснений, что, очевидно, это состояние стало опасным – опасным для всего человечества…»

Советские военные получили компенсацию за отступление с Кубы: началось ускоренное развитие ядерного потенциала с задачей – догнать и перегнать Америку.

В ноябре 1962 года министр иностранных дел Громыко говорил своим дипломатам:

– Необходим был шок, чтобы Соединенные Штаты почувствовали запах ядерной войны.

Его заместитель Василий Васильевич Кузнецов сказал своему партнеру на переговорах американцу Джону Макк-Лою:

– Вы, американцы, никогда больше не сможете поступить с нами подобным образом.

Тем не менее из Карибского кризиса были извлечены уроки. Выступая в Американском университете, Джон Кеннеди заговорил о необходимости сотрудничать с коммунистическими странами, призвал к созданию системы контроля над гонкой вооружений и объявил односторонний мораторий на надземные ядерные испытания.

Мировая общественность давно требовала прекратить испытания. В 1958 году в Советском Союзе провели серию взрывов и объявили о моратории на ядерные испытания. Мораторий объявили и Англия, и Соединенные Штаты. Когда Хрущев на сессии Верховного Совета СССР предложил прекратить ядерные испытания, президент Эйзенхауэр ответил:

– Если Советский Союз готов к переговорам, Соединенные Штаты могут остановить испытания атомной и водородной бомбы на один год.

Начались переговоры о полном запрещении испытаний. Но не договорились из-за разногласий относительно системы контроля. Ни Советский Союз, ни Соединенные Штаты всерьез не хотели отказываться от испытаний. Ядерщики в обеих странах разрабатывали новые взрывные устройства для разделяющихся головных частей индивидуального наведения, их надо было проверить. Поэтому от моратория отказались.