Текст книги "Буква «Ты»"

Леонид Пантелеев
Буква «ты»

© Нюренберг И. О., ил., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Че́стное сло́во

Мне о́чень жаль, что я не могу́ вам сказа́ть, как зову́т э́того ма́ленького челове́ка, и где он живёт, и кто его́ па́па и ма́ма. В потёмках я да́же не успе́л как сле́дует разгляде́ть его́ лицо́. Я то́лько по́мню, что нос у него́ был в весну́шках и что штани́шки у него́ бы́ли коро́тенькие и держа́лись не на ремешке́, а на таки́х ля́мочках, кото́рые переки́дываются че́рез пле́чи и застёгиваются где́-то на животе́.

Ка́к-то ле́том я зашёл в са́дик, – я не зна́ю, как он называ́ется, на Васи́льевском о́строве, о́коло бе́лой це́ркви. Была́ у меня́ с собо́й интере́сная кни́га, я засиде́лся, зачита́лся и не заме́тил, как наступи́л ве́чер. Когда́ в глаза́х у меня́ заряби́ло и чита́ть ста́ло совсе́м тру́дно, я захло́пнул кни́гу, подня́лся и пошёл к вы́ходу.

Сад уже́ опусте́л, на у́лицах мелька́ли огоньки́, и где́-то за дере́вьями звене́л колоко́льчик сто́рожа.

Я боя́лся, что сад закро́ется, и шёл о́чень бы́стро. Вдруг я останови́лся. Мне послы́шалось, что где́-то в стороне́, за куста́ми, кто́-то пла́чет.

Я сверну́л на бокову́ю доро́жку – там беле́л в темноте́ небольшо́й ка́менный до́мик, каки́е быва́ют во всех городски́х сада́х; кака́я-то бу́дка и́ли сторо́жка. А о́коло её стены́ стоя́л ма́ленький ма́льчик лет семи́ и́ли восьми́ и, опусти́в го́лову, гро́мко и безуте́шно пла́кал.

Я подошёл и окли́кнул его́:

– Эй, что с тобо́й, ма́льчик?

Он сра́зу, как по кома́нде, переста́л пла́кать, по́днял го́лову, посмотре́л на меня́ и сказа́л:

– Ничего́.

– Как э́то ничего́? Тебя́ кто оби́дел?

– Никто́.

– Так чего́ ж ты пла́чешь?

Ему́ ещё тру́дно бы́ло говори́ть, он ещё не проглоти́л всех слёз, ещё всхли́пывал, ика́л, шмы́гал но́сом.

– Пошли́, – сказа́л я ему́. – Смотри́, уже́ по́здно, уже́ сад закрыва́ется.

И я хоте́л взять ма́льчика за́ руку. Но ма́льчик поспе́шно отдёрнул ру́ку и сказа́л:

– Не могу́.

– Что не мо́жешь?

– Идти́ не могу́.

– Как? Почему́? Что с тобо́й?

– Ничего́, – сказа́л ма́льчик.

– Ты что – нездоро́в?

– Нет, – сказа́л он, – здоро́в.

– Так почему́ ж ты идти́ не мо́жешь?

– Я – часово́й, – сказа́л он.

– Как часово́й? Како́й часово́й?

– Ну, что вы – не понима́ете? Мы игра́ем.

– Да с кем же ты игра́ешь?

Ма́льчик помолча́л, вздохну́л и сказа́л:

– Не зна́ю.

Тут я, призна́ться, поду́мал, что, наве́рно, ма́льчик всё-таки бо́лен и что у него́ голова́ не в поря́дке.

– Послу́шай, – сказа́л я ему́. – Что ты говори́шь? Как же э́то так? Игра́ешь и не зна́ешь – с кем?

– Да, – сказа́л ма́льчик. – Не зна́ю. Я на скаме́йке сиде́л, а тут каки́е-то больши́е ребя́та подхо́дят и говоря́т: «Хо́чешь игра́ть в войну́?» Я говорю́: «Хочу́». Ста́ли игра́ть, мне говоря́т: «Ты сержа́нт». Оди́н большо́й ма́льчик… он ма́ршал был… он привёл меня́ сюда́ и говори́т: «Тут у нас порохово́й склад – в э́той бу́дке. А ты бу́дешь часово́й… Стой здесь, пока́ я тебя́ не сменю́». Я говорю́: «Хорошо́». А он говори́т: «Дай че́стное сло́во, что не уйдёшь».

– Ну?

– Ну, я и сказа́л: «Че́стное сло́во – не уйду́».

– Ну и что?

– Ну и вот. Стою́-стою́, а они́ не иду́т.

– Так, – улыбну́лся я. – А давно́ они́ тебя́ сюда́ поста́вили?

– Ещё светло́ бы́ло.

– Так где же они́?

Ма́льчик опя́ть тяжело́ вздохну́л и сказа́л:

– Я ду́маю – они́ ушли́.

– Как ушли́?

– Забы́ли.

– Так чего́ ж ты тогда́ стои́шь?

– Я че́стное сло́во сказа́л…

Я уже́ хоте́л засмея́ться, но пото́м спохвати́лся и поду́мал, что смешно́го тут ничего́ нет и что ма́льчик соверше́нно прав. Е́сли дал че́стное сло́во, так на́до стоя́ть, что бы ни случи́лось – хоть ло́пни. А игра́ э́то и́ли не игра́ – всё равно́.

– Вот так исто́рия получи́лась! – сказа́л я ему́. – Что же ты бу́дешь де́лать?

– Не зна́ю, – сказа́л ма́льчик и опя́ть запла́кал.

Мне о́чень хоте́лось ему́ ка́к-нибудь помо́чь. Но что я мог сде́лать? Идти́ иска́ть э́тих глу́пых мальчи́шек, кото́рые поста́вили его́ на карау́л, взя́ли с него́ че́стное сло́во, а са́ми убежа́ли домо́й? Да где ж их сейча́с найдёшь?..

Они́ уже́ небо́сь поу́жинали, и спать легли́, и деся́тые сны ви́дят.

А челове́к на часа́х стои́т. В темноте́. И голо́дный небо́сь…

– Ты, наве́рно, есть хо́чешь? – спроси́л я у него́.

– Да, – сказа́л он, – хочу́.

– Ну, вот что, – сказа́л я, поду́мав. – Ты бе́ги домо́й, поу́жинай, а я пока́ за тебя́ постою́ тут.

– Да, – сказа́л ма́льчик. – А э́то мо́жно ра́зве?

– Почему́ же нельзя́?

– Вы же не вое́нный.

Я почеса́л заты́лок и сказа́л:

– Пра́вильно. Ничего́ не вы́йдет. Я да́же не могу́ тебя́ снять с карау́ла. Э́то мо́жет сде́лать то́лько вое́нный, то́лько нача́льник…

И тут мне вдруг в го́лову пришла́ счастли́вая мысль. Я поду́мал, что е́сли освободи́ть ма́льчика от че́стного сло́ва, снять его́ с карау́ла мо́жет то́лько вое́нный, так в чём же де́ло? На́до, зна́чит, идти́ иска́ть вое́нного.

Я ничего́ не сказа́л ма́льчику, то́лько сказа́л: «Подожди́ мину́тку», – а сам, не теря́я вре́мени, побежа́л к вы́ходу…

Воро́та ещё не́ были закры́ты, ещё сто́рож ходи́л где́-то в са́мых да́льних уголка́х са́да и дозва́нивал там в свой колоко́льчик.

Я стал у воро́т и до́лго поджида́л, не пройдёт ли ми́мо како́й-нибудь лейтена́нт и́ли хотя́ бы рядово́й красноарме́ец. Но, как назло́, ни оди́н вое́нный не пока́зывался на у́лице. Вот бы́ло мелькну́ли на друго́й стороне́ у́лицы каки́е-то чёрные шине́ли, я обра́довался, поду́мал, что э́то вое́нные моря́ки, перебежа́л у́лицу и уви́дел, что э́то не моряки́, а мальчи́шки-реме́сленники. Прошёл высо́кий железнодоро́жник в о́чень краси́вой шине́ли с зелёными наши́вками. Но и железнодоро́жник с его́ замеча́тельной шине́лью мне то́же был в э́ту мину́ту ни к чему́.

Я уже́ хоте́л несо́лоно хлеба́вши возвраща́ться в сад, как вдруг уви́дел – за угло́м, на трамва́йной остано́вке – защи́тную команди́рскую фура́жку с си́ним кавалери́йским око́лышем. Ка́жется, ещё никогда́ в жи́зни я так не ра́довался, как обра́довался в э́ту мину́ту. Сломя́ го́лову я побежа́л к остано́вке. И вдруг, не успе́л добежа́ть, ви́жу – к остано́вке подхо́дит трамва́й, и команди́р, молодо́й кавалери́йский майо́р, вме́сте с остально́й пу́бликой собира́ется проти́скиваться в ваго́н.

Запыха́вшись, я подбежа́л к нему́, схвати́л за́ руку и закрича́л:

– Това́рищ майо́р! Мину́точку! Подожди́те! Това́рищ майо́р!

Он огляну́лся, с удивле́нием на меня́ посмотре́л и сказа́л:

– В чём де́ло?

– Ви́дите ли, в чём де́ло, – сказа́л я. – Тут, в саду́, о́коло ка́менной бу́дки, на часа́х стои́т ма́льчик… Он не мо́жет уйти́, он дал че́стное сло́во… Он о́чень ма́ленький… Он пла́чет…

Команди́р захло́пал глаза́ми и посмотре́л на меня́ с испу́гом. Наве́рное, он то́же поду́мал, что я бо́лен и что у меня́ голова́ не в поря́дке.

– При чём же тут я? – сказа́л он.

Трамва́й его́ ушёл, и он смотре́л на меня́ о́чень серди́то.

Но когда́ я немно́жко подро́бнее объясни́л ему́, в чём де́ло, он не стал разду́мывать, а сра́зу сказа́л:

– Идёмте, идёмте. Коне́чно. Что же вы мне сра́зу не сказа́ли?

Когда́ мы подошли́ к са́ду, сто́рож как раз ве́шал на воро́тах замо́к. Я попроси́л его́ не́сколько мину́т подожда́ть, сказа́л, что в саду́ у меня́ оста́лся ма́льчик, и мы с майо́ром побежа́ли в глубину́ са́да.

В темноте́ мы с трудо́м отыска́ли бе́лый до́мик. Ма́льчик стоя́л на том же ме́сте, где я его́ оста́вил, и опя́ть – но на э́тот раз о́чень ти́хо – пла́кал. Я окли́кнул его́. Он обра́довался, да́же вскри́кнул от ра́дости, а я сказа́л:

– Ну, вот, я привёл нача́льника.

Уви́дев команди́ра, ма́льчик ка́к-то весь вы́прямился, вы́тянулся и стал на не́сколько сантиме́тров вы́ше.

– Това́рищ карау́льный, – сказа́л команди́р, – како́е вы но́сите зва́ние?

– Я – сержа́нт, – сказа́л ма́льчик.

– Това́рищ сержа́нт, прика́зываю оста́вить вве́ренный вам пост.

Ма́льчик помолча́л, посопе́л но́сом и сказа́л:

– А у вас како́е зва́ние? Я не ви́жу, ско́лько у вас звёздочек…

– Я – майо́р, – сказа́л команди́р.

И тогда́ ма́льчик приложи́л ру́ку к широ́кому козырьку́ свое́й се́ренькой ке́пки и сказа́л:

– Есть, това́рищ майо́р. Прика́зано оста́вить пост.

И сказа́л э́то он так зво́нко и так ло́вко, что мы о́ба не вы́держали и расхохота́лись.

И ма́льчик то́же ве́село и с облегче́нием засмея́лся.

Не успе́ли мы втроём вы́йти из са́да, как за на́ми хло́пнули воро́та, и сто́рож не́сколько раз поверну́л в сква́жине ключ.

Майо́р протяну́л ма́льчику ру́ку.

– Молоде́ц, това́рищ сержа́нт, – сказа́л он. – Из тебя́ вы́йдет настоя́щий во́ин. До свида́ния.

Ма́льчик что́-то пробормота́л и сказа́л: «До свида́нья».

А майо́р о́тдал нам обо́им честь и, уви́дев, что опя́ть подхо́дит его́ трамва́й, побежа́л к остано́вке.

Я то́же попроща́лся с ма́льчиком и пожа́л ему́ ру́ку.

– Мо́жет быть, тебя́ проводи́ть? – спроси́л я у него́.

– Нет, я бли́зко живу́. Я не бою́сь, – сказа́л ма́льчик.

Я посмотре́л на его́ ма́ленький весну́шчатый нос и поду́мал, что ему́, действи́тельно, не́чего боя́ться. Ма́льчик, у кото́рого така́я си́льная во́ля и тако́е кре́пкое сло́во, не испуга́ется темноты́, не испуга́ется хулига́нов, не испуга́ется и бо́лее стра́шных веще́й.

А когда́ он вы́растет… Ещё не изве́стно, кем он бу́дет, когда́ вы́растет, но кем бы он ни́ был, мо́жно руча́ться, что э́то бу́дет настоя́щий челове́к.

Я поду́мал так, и мне ста́ло о́чень прия́тно, что я познако́мился с э́тим ма́льчиком.

И я ещё раз кре́пко и с удово́льствием пожа́л ему́ ру́ку.

Бу́ква «ты»

Учи́л я когда́-то одну́ ма́ленькую де́вочку чита́ть и писа́ть. Де́вочку зва́ли Ири́нушка, бы́ло ей четы́ре го́да пять ме́сяцев, и была́ она́ больша́я у́мница. За каки́х-нибудь де́сять дней мы одоле́ли с ней всю ру́сскую а́збуку, могли́ уже́ свобо́дно чита́ть и «па́па», и «ма́ма», и «Са́ша», и «Ма́ша», и остава́лась у нас невы́ученной одна́ то́лько, са́мая после́дняя бу́ква – «я». И тут вот, на э́той после́дней бу́ковке, мы вдруг с Ири́нушкой и споткну́лись.

Я, как всегда́, показа́л ей бу́кву, дал ей как сле́дует её рассмотре́ть и сказа́л:

– А э́то вот, Ири́нушка, бу́ква «я».

Ири́нушка с удивле́нием на меня́ посмотре́ла и говори́т:

– Ты?

– Почему́ «ты»? Что за «ты»? Я же сказа́л тебе́: э́то бу́ква «я»!

– Бу́ква ты?

– Да не «ты», а «я»!

Она́ ещё бо́льше удиви́лась и говори́т:

– Я и говорю́: ты.

– Да не я, а бу́ква «я»!

– Не ты, а бу́ква ты?

– Ох, Ири́нушка, Ири́нушка! Наве́рное, мы, голу́бушка, с тобо́й немно́го переучи́лись. Неуже́ли ты в са́мом де́ле не понима́ешь, что э́то не я, а что э́то бу́ква так называ́ется: «я»?

– Нет, – говори́т, – почему́ не понима́ю? Я понима́ю.

– Что ты понима́ешь?

– Э́то не ты, а э́то бу́ква так называ́ется: «ты».

Фу! Ну в са́мом де́ле, ну что ты с ней поде́лаешь? Как же, скажи́те на ми́лость, ей объясни́ть, что я – э́то не я, ты – не ты, она́ – не она́ и что вообще́ «я» – э́то то́лько бу́ква.

– Ну, вот что, – сказа́л я наконе́ц, – ну, дава́й, скажи́ как бу́дто про себя́: я! Понима́ешь? Про себя́. Как ты про себя́ говори́шь.

Она́ поняла́ как бу́дто. Кивну́ла. Пото́м спра́шивает:

– Говори́ть?

– Ну, ну… Коне́чно.

Ви́жу – молчи́т. Опусти́ла го́лову. Губа́ми шевели́т.

Я говорю́:

– Ну, что же ты?

– Я сказа́ла.

– А я не слы́шал, что ты сказа́ла.

– Ты же мне веле́л про себя́ говори́ть. Вот я потихо́ньку и говорю́.

– Что же ты говори́шь?

Она́ огляну́лась и шёпотом – на у́хо мне:

– Ты!..

Я не вы́держал, вскочи́л, схвати́лся за го́лову и забе́гал по ко́мнате. Внутри́ у меня́ уже́ всё кипе́ло, как вода́ в ча́йнике. А бе́дная Ири́нушка сиде́ла, склони́вшись над букварём, и́скоса посма́тривала на меня́ и жа́лобно сопе́ла. Ей, наве́рно, бы́ло сты́дно, что она́ така́я бестолко́вая. Но и мне то́же бы́ло сты́дно, что я – большо́й челове́к – не могу́ н

...

конец ознакомительного фрагмента