Текст книги "Рыночное общество как игра с нулевой суммой"

5. Альфред Маршалл и «неоклассики»

Так же, как и Адам Смит, и Дж. Ст. Милль, Альфред Маршалл сам не предложил ни одной новой идеи, но он синтезировал в некоторое единство разные и противоположные концепции, развитые до него, и изложил их в пухлом учебнике, освещавшем практически все основные вопросы экономической науки и практики того времени. И в частности, ему удалось объединить классический, трудовой подход к объяснению процессов ценообразования, представленный впервые в работах Рикардо, с потребительным подходом, разработанным представителями теории предельной полезности. При этом, с помощью рикардианского («затратного») подхода Маршалл объяснял предложение товаров на рынке, а с помощью «полезностного» подхода он объяснял поведение рыночного спроса.

Таким образом, основными понятиями в его теории стали понятия Спроса и Предложения (рассматриваемые, впрочем, в самой середине его учебника, который по традиции, начинает с вопросов производства и потребления богатства). И поэтому теория Маршалла, стала первой систематической теорией уже полностью рыночного общества, каковым и действительно стало к тому времени западноевропейское общество в целом и британское общество, в особенности.

Однако в основе теории Маршалла лежит одно очень трудно замечаемое, но очень важное недоразумение, постоянно ускользающее от внимания как ее многочисленных апологетов, так и ее немногочисленных критиков. Это недоразумение состоит в подмене понятий спроса и объема продаж.

Впервые такая подмена была совершена математиками, в частности, французом А. Курно (1801—1877), первым построившим ныне знаменитую кривую спроса. Он изложил свой подход в работе «Математические основы теории богатства» (1838), поначалу не вызвавшей никакого интереса. Там он и принял впервые, как само собой разумеющееся, положение о том, что спрос на товары увеличивается или уменьшается в зависимости от цены на них. При росте цен на те или иные товары спрос на них сокращается, а при снижении – возрастает. Таким образом, спрос у Курно (и в его «кривой спроса») находится в обратно пропорциональной зависимости от цены и является ее функцией.

На самом же деле функцией цены является не спрос, а всего лишь объем продаж тех или иных товаров. Но Курно не был профессиональным экономистом, а был всего лишь хорошим математиком, и ему такая подмена понятий простительна. Математики любят и умеют считать, но не все из них умеют еще и понимать то, что они подсчитывают. Поэтому специалисты-экономисты должны были поправить Курно.

Но они этого не сделали.

Более того, они ухватились двумя руками за его красивую кривую и сегодня мы имеем уже удовольствие любоваться ею практически на каждой странице их учебников, из-за чего их уже почти невозможно читать (и понимать). Таким образом, указанная подмена понятий была не только не замечена экономистами, но и была положена ими в основу всей современной экономической теории. И сделано это было именно благодаря знаменитому учебнику Альфреда Маршалла.

Однако Маршалл не удовлетворился одной только кривой Курно. Подражая последнему, он построил и свою собственную, зеркальную первой кривую предложения, которая, при наложении графиков, красиво пересеклась у него с кривой Курно. В результате этой операции мы и получили знаменитый «крест Маршалла» – красивый график, на котором кривая «спроса» изящно пересекается с кривой предложения в точке, которая показывает нам наглядно и математически некую равновесную цену (то есть цену, при которой объем предложения якобы равен объему «спроса»).

Все это творчество однако не заслуживает того восхищения, которое оно вызывает у современных экономистов. Может быть, оно выглядит и красиво, с математической точки зрения, но с экономической точки зрения оно совершенно ошибочно. Более того, истина состоит как раз в противоположном тому, что утверждает знаменитый «крест Маршалла».

В самом деле.

Очевидное положение, которое может быть названо аксиомой рынка, как известно, гласит, что цены (Ц) на ранке являются функцией спроса (С) и предложения (П). Именно цены являются функцией, а не наоборот.

При этом величина цен – прямо пропорциональна величине спроса и обратно пропорциональна величине предложения. Если, например, спрос начинает повышаться при неизменном предложении, то цены растут. Если же, наоборот, предложение повышается при неизменном спросе, то цены падают. Математически эту аксиому можно выразить с помощью следующей простой формулы.

Ц = С / П

Но у Маршалла, наоборот, сами спрос и предложение оказываются функциями цены. При этом, спрос у него находится в обратной зависимости от величины цен, а предложение – в прямой. Иначе говоря, он исходит из следующей, «перевернутой» как по горизонтали, так и по вертикали неверной (сомнительной) формулы.

П / С = Ц

Как же произошел у него в голове такой переворот?

Влияют ли на самом деле цены на предложение товаров?

Конечно, иногда влияют, – если для этого есть объективная возможность. В случае сильного неурожая зерна, например, в Англии, цены на него там сильно поднимутся, что однако не вызовет никакого роста предложения, если не будет возможности завезти на этот остров зерно откуда-то из других мест (то есть, если неурожай случится одновременно у всех его мировых производителей). Точно так же и при вздорожании каких-нибудь промышленных изделий никакого роста их предложения не произойдет, если для этого в экономике нет необходимых свободных ресурсов.

То есть, иногда и при определенных условиях рост цен, действительно, вызывает рост предложения. Но Маршалл принимает эту закономерность без всяких оговорок – в качестве аксиомы (или постулата) рынка, что является ошибкой.

Но, далее, влияют ли цены и на спрос?

Ответ – нет.

Спрос – абсолютно независимая сущность и величина, которая сама определяет на рынке все, не определяясь ничем.

Цены влияют лишь на объем продаж. Если опустить цены на какие-нибудь товары, то этих товаров будет продано больше при том же самом спросе на них. Если же, наоборот, поднять цены на эти товары, то объем их продаж сократится при том же самом спросе.

Иначе говоря, ценами можно регулировать только объем продаж, но не величину самого спроса.

В отождествлении (подмене) этих фундаментальных понятий и заключается самая большая и принципиальная ошибка теории Маршалла. И эта ошибка делает почти всю ее совершенно негодной.

Но, если, как мы утверждаем, спрос и объем продаж – это совершенно разные вещи, то что же такое спрос?

Спрос – это то количество денег, которое потребители могут и хотят потратить на покупку того или иного товара.

Это количество денег совершенно не зависит от цены товаров, устанавливаемой продавцами. Сначала мы хотим или не хотим сам товар и решаемся потратить на него то или иное количество денег, а уже потом мы интересуемся его ценой, которая может оказаться нам и не по карману. Поэтому от цен зависит только объем продаж, который возможен при данном спросе. Если эти цены вдруг поднимутся при данном спросе, то потребители либо купят меньшее количество этого товара, либо вообще не смогут его купить (то есть, сократится объем продаж). Если же цены упадут, то либо те же самые потребители купят больше этих товаров, либо его смогут теперь купить еще и другие, менее состоятельные потребители (то есть, возрастет объем продаж).

И никакой «точки равновесия» здесь нет. Сумма денег, которая готова обменяться на те или иные товары, в каждый данный момент задана независимо от цен, и никакая манипуляция ценами не способна ни увеличить, ни уменьшить величину этой суммы (величину спроса), потому что потребители хотят или не хотят покупать те или иные товары вовсе не из-за их цен, а из-за их привлекательности или полезности. Колебание цен увеличивает или уменьшает возможности покупателей, но не влияет на само их желание, которое не порождается и не уничтожается возможностью или невозможностью покупать. Человек может, например, хотеть купить дом, даже и не имея возможности это сделать, но он может и иметь такую возможность, и при этом не покупать, так как не имеет желания. Желать и мочь – это совершенно разные и независимые вещи.

В то же время при заданной величине спроса цена может быть подобрана продавцами так, что она позволит им «вычерпать» весь спрос (почти весь), и, естественно, – это будет некоторая минимальная цена. И наоборот, цена может быть «задрана» продавцами настолько, что либо только один из всего множества потенциальных покупателей сможет ее «потянуть» (это будет максимальной ценой), либо же вообще никто из них не сможет осилить покупку даже и единицы данного товара (такую цену можно назвать запредельной).

И, если уж говорить в рамках данной модели о равенстве спроса и предложения, то такое равенство достигается в ней всегда при некоторой минимальной цене, при которой на рынке удовлетворяется («вычерпывается») весь спрос. Цена равновесия, с этой точки зрения, – это не средняя, а именно самая минимальная цена.

Самую первую рыночную теорию спроса и предложения, из которой уже исходил Альфред Маршалл, создал еще в начале XIX века остроумный, но часто легкомысленный, как и подобает французам, Ж.-Б. Сэй (1767—1832), впервые переложивший туманные и путаные воззрения Адама Смита на ясный французский язык. При этом Сэй оказался случайно и автором так называемого «Закона Сэя», над которым он даже не задумывался. Суть этого «закона» состояла (и состоит) в том, что рынок, по представлениям Сэя, – это такая саморегулирующаяся «машина» (организм), в которой никогда не может произойти никаких остановок в ее работе. Самое неприятное, что может случиться с рынком – это некоторые временные перекосы в предложении того или иного продукта (товара). Но эти перекосы тут же автоматически устраняются самим рынком за счет колебания цен. На избыточную продукцию цены автоматически снижаются, а на дефицитную – повышаются. На это изменение цен сразу же реагируют потребители и производители, и равновесие снова восстанавливается. Таким образом, рыночная экономика якобы просто не может выйти из равновесия на длительный срок и всегда достаточно быстро к нему возвращается.

Но этот «закон» Сэя был, скорее, его подспудной идеей, априорной предпосылкой, из которой Сэй в своих писаниях всегда исходил, но которую он никогда явно не осознавал. Поэтому и самой первой формулировкой этого закона у Сэя была случайно оброненная им красивая фраза о том, что на рынке «все продукты покупаются на продукты».

Этим он хотел сказать, что любое предложение само порождает свой спрос. Поскольку любой спрос образуется из денег, получаемых всеми участниками производства за выпускаемую ими продукцию, то и любой рост этой продукции происходит при параллельном и автоматическом росте денежных выплат за нее и, следовательно, – при синхронном росте доходов. Чем больше объем производства, тем больше объем доходов, тем выше спрос. И никакого перепроизводства товаров в принципе произойти не может. Просто невозможно, чтобы было произведено что-то без того, чтобы одновременно не была создана и адекватная возможность его купить.

Однако возможность купить и действительные покупки – разные вещи.

В своих неоднократных и весьма туманных разъяснениях своей идеи (а Сэй вынужден был потом неоднократно возвращаться к ней, так как на него обрушились критики) он в конце концов стал осторожно допускать, что «частичное» перепроизводство все-таки «временно» возможно. К этому его вынуждала уже и сама действительность, а именно то, что кризисы перепроизводства стали возникать в европейской экономике начала XIX века с заметной регулярностью – в 1810, 1814, 1818 и 1825 годах. Сэй умер в 1832 году и кризисов 1836, 1847 и 1857 годов он уже не увидел. Но Маршалл мог уже задуматься над причинами этого феномена, как это сделал, например, Маркс, и мог бы вразумительно высказаться по этому вопросу. Однако он предпочел обойти его молчанием.

Между тем, кризисы перепроизводства во второй половине XIX века стали происходить уже регулярно с периодичностью примерно в 7—10 лет, и при этом они становились все более глубокими и все более разрушительными, пока, наконец, в конце 1920-х годов во всех западных странах одновременно не разразилась самая настоящая экономическая катастрофа, получившая название «Великой депрессии».

Этот кризис, начавшийся в 1929 году (а, возможно, и годом ранее) в США, продолжался, фактически, в течение целых 10 лет и «прекратился» только в результате еще более страшного бедствия – Второй мировой войны, которая вынудила правительства воюющих стран перейти от свободного рынка к директивной экономике. При этом в европейских странах мировой кризис разразился еще раньше, чем в США, но там его связывали с последствиями Первой мировой войны, не до конца преодоленными европейскими странами и к концу 1920-х годов.

США же, не пострадавшие, а даже выигравшие от той войны, не могли списать Великую депрессию на ее счет, и были вынуждены искать причины этого небывалого кризиса внутри собственной экономики.

Поскольку господствовавшая в тот период «неоклассическая» экономическая теория, исходившая из закона Сэя и учебника Маршалла, считала столь глубокий и длительный экономический кризис невозможным, то все происходившее тогда в США казалось каким-то фантастическим бредом.

Вот как описывал это один из современников: «Если бы за Америкой следил житель с другой планеты, то в сентябре 1929 года он видел бы деятельную страну, где рабочие стоят у станка, а фермеры убирают богатый урожай. Но вот проходит несколько месяцев, и тот же наблюдатель не может поверить своим глазам. Ему кажется, что американцы сошли с ума. Миллионы людей бросили работу, покинули заводы и поля и бродят по улицам, ничего не делая. Урожай, собранный с таким трудом, гниет на складах, масса товаров выкидывается в море или сжигается, фабрики и заводы закрываются, шахты заполняются водой, суда остаются на приколе. Люди тысячами выселяются из домов, огромные армии бездомных и безработных шатаются по стране. Длинные очереди людей плетутся медленно и уныло к зданиям с вывесками „Суповые кухни“. Неудивительно, что наблюдатель с другой планеты пришел бы к выводу: американцы сошли с ума. Ведь не было никаких видимых причин для этих бедствий. Не было неурожая, засухи или ураганов, не было вторжения туземных завоевателей. Фабрики, фермы, транспорт, энергетические центры по-прежнему готовы производить так же много продукции, как и раньше, а население по-прежнему нуждается в средствах потребления. Рынок полон товаров, а покупать их некому»33
  Цит. по: Дибиров А.-Н.З., Пронский Л. М., Бобков А. Н. Всеобщая история мировоззрения. Хронологическая энциклопедия человеческой мысли. В 2-х т. Т. II. Махачкала. 2009. С. 641.


[Закрыть].

К 1933 году промышленное производство сократилось в США, по сравнению с 1929 годом, на 46%, валовой продукт сократился на 34%, производство стали упало на 76% (в четыре раза), из 280 доменных печей работало всего 44 (15%), производство автомобилей снизилось на 81% (в пять раз), сбор пшеницы снизился на 36%, кукурузы – на 45%. Обанкротились 135 тысяч фирм, один миллион фермерских хозяйств (15% их общего числа). По уровню экономического развития страна была отброшена на 20 лет назад – к уровню 1911 года. При этом, инвестиции в производство в США к 1933 году, по сравнению с 1929 годом, упали в 50 раз44
  Березин И. С. Краткая история экономического развития. М., 1998. С. 174.


[Закрыть].

Производители, отчаявшись сбыть свой товар по приемлемым ценам, стали уничтожать продукцию, особенно – фермеры. Зерно сжигали в паровозных топках, перерабатывали на спирт, заливали мазутом. А в этот момент многие миллионы безработных искали куска хлеба.

Огромному опустошению подверглась и кредитно-финансовая сфера. Обанкротилось шесть тысяч банков (почти четверть их общего количества). Банковская система рухнула в 47 из 48 штатов США. Банки не только прекратили выплату процентов по вкладам, но и брали за хранение денег плату в размере 0,5—1% годовых. Ставки по коммерческим кредитам не превышали 3% годовых, но мало кто решался их брать, поскольку эффективность промышленного производства стала отрицательной. В глубокой депрессии находился и фондовый рынок. От резкого падения курса акций пострадало от 15 до 25 миллионов американцев55
  Березин И. С. Краткая история экономического развития. М., 1998. С. 174—175.


[Закрыть].

Реальная и номинальная заработная плата рабочих сократилась на 30—35% – в среднем до 20—22 долларов в неделю. Но хуже всего была разразившаяся в связи с закрытием производства безработица. В пик кризиса без работы был каждый четвертый трудоспособный американец (около 13 миллионов человек), при этом, в число трудоспособных тогда не включались домашние хозяйки. Около трех миллионов городских жителей переселилось к своим сельским родственникам. Многие американцы лишились своих домов, купленных в кредит. Образовались целые поселки, состоящие из картонных шалашей и ведущие натуральное хозяйство. Резко возросла преступность, особенно в городских трущобах, контролируемых мафией. Участились самоубийства66
  Березин И. С. Краткая история экономического развития. М., 1998. С. 175—176.


[Закрыть].

В политической сфере начались невиданные в истории Америки акции гражданского протеста – походы безработных на Вашингтон, пикетирование государственных учреждений, компании неповиновения властям, в которых приняли участие миллионы человек, включая ветеранов Первой мировой войны. В подкрепление полицейским силам были брошены войска регулярной армии77
  Березин И. С. Краткая история экономического развития. М., 1998. С. 176.


[Закрыть].

Руководствуясь господствующей экономической доктриной того времени, утверждавшей, что вмешательство государства нежелательно и даже чревато усугублением кризиса, президент Гувер почти ничего не делал, пассивно ожидая включения автоматических механизмов саморегуляции рынка (впоследствии к нему за это прилепится кличка «президента-бездельника»88
  Иванян Э. А. Белый дом: президенты и политика. М., 1979. С. 108.


[Закрыть]).

В прессе же США уже всерьез обсуждались два возможных варианта преодоления кризиса: либо социализм, как в Советской России, либо фашизм, как в Италии или Германии. Назревала настоящая социальная революция. Так, в статье, опубликованной в марте 1933 г. в журнале «The World Tomorrow» под характерным заголовком «После капитализма – что?», Рейнгольд Нибур писал: «Капитализм умирает… потому что его экономическая основа пришла в противоречие с индустриальным строем, основанным на массовом производстве… И он должен умереть, ибо он показал полную неспособность сделать богатства, творимые современной технологией, доступными тем, кто их создает»99
  The World Tomorrow. 1 March. 1933. P. 203.


[Закрыть]. Если бы Маркс дожил до того времени, ему, наверное, дали бы Нобелевскую премию (и не ее одну). Вместо этого в 1939 году «Нью-Йорк таймс» признала «человеком года» канцлера Германии Адольфа Гитлера, сумевшего пойти против мнения экономистов и вывести свою страну из кризиса «неклассическими методами».

Ф. Д. Рузвельт, сменивший Г. Гувера на посту президента США 4 марта 1933 года, считал русский и немецко-итальянский варианты выхода из кризиса «не соответствующими традициям» Соединенных Штатов и хотел найти свой собственный путь выхода из этого кошмара, ставший известным в истории под названием «Нового курса». Однако в своей политике Рузвельт руководствовался не новыми теоретическими представлениями, которых к тому времени никто и не предлагал, а лишь «обычным здравым смыслом» и подражанием тому, что предпринималось в тот период его коллегами в Италии, Германии и России. «Только не говорите, что это химера, – указывал он своим советникам в 1939 году, – не говорите, что это выдумка. Мог ли кто-нибудь из вас шесть лет назад помыслить, когда Гитлер пришел к власти, а Германия была полнейшим банкротом, страна, задолжавшая всем, дезорганизованная, которую вообще нельзя было рассматривать как силу в мире, мог ли кто-нибудь вообразить, что через шесть лет она будет безраздельно доминировать в Европе?»1010
  Цит. по: Дибиров А.-Н.З., Пронский Л. М., Бобков А. Н. Всеобщая история мировоззрения. Хронологическая энциклопедия человеческой мысли. В 2-х т. Т. II. Махачкала. 2009. С. 694.


[Закрыть].

В основе мероприятий «Нового курса» лежали две простых идеи: 1) «обеспечение вопреки экономической конъюнктуре всех желающих полезной работой (в основном – в сферах, непривлекательных для бизнеса и за самую мизерную плату) и 2) по возможности равномерное распределение тягот кризиса между всеми слоями американского общества (помощь бездомным и нищим за счет богатых)»1111
  Богачев В. Н. Прибыль?!… (О рыночной экономике и эффективности капитала). М.: Финансы и статистика, 1993. С. 104.


[Закрыть]. То есть, Рузвельт пошел против рынка и стал лечить его почти «социалистическими» методами. В чем его впоследствии и обвинили его политические конкуренты и недоброжелатели. Простые же американцы считали, что Рузвельт сделал для Америки больше, чем Христос. Он буквально спас ее от погибели.

Именно в этот период, в 1936 году и было опубликовано главное произведение англичанина Дж. М. Кейнса (1883—1946), «Общая теория занятости, процента и денег»1212
  См. Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег // Кейнс Дж. М. Избранные произведения. М., 1993.


[Закрыть], в котором были заложены основы новой экономической теории, тут же признанной «неклассической».