Текст книги "Эра Броуна"

Леонид СМИРНОВ
ЭРА БРОУНА

Он что-то задумал. Прочь! Он не наш, это не ездок по правилам, это хаотический ублюдок из худосочных детей дядюшки Броуна, гнусный племянник подвоха, кузен двусмысленности, неуправляемый и подверженный диким выходкам отщепенец… Не мешай нам! Мы мчимся по трассе с сумасшедшей скоростью, навстречу друг другу каждый по своей полосе…

Александр Васинский. Большое безумие

И ждем чего? Самим известно ли? Какой спасительной руки?

Михаил Кузмин

Глава первая
15 СЕНТЯБРЯ

Шифровка

АХИЛЛ – КРАКОВЯКУ

Ваши подозрения Крота в предательстве несостоятельны. Его репутация безукоризненна, несмотря на происки наших врагов. Категорически запрещаю самостоятельно предпринимать в отношении Крота какие-либо действия.

2

АНДЖЕЙ (1)

И все-таки он довел Крота до самого дома. Пас его на свой страх и риск, хотя даже смотреть косо на этого праведника преступно. Крот вне всяких подозрений – вот только ходы у него почему-то прорыты в очень сомнительных направлениях… И разве тут хватит сил наступить на горло собственной песне? Гораздо легче набраться смелости, зажмурить глаза и-и… нырнуть, то бишь начать партизанские действия. Это ведь дело привычное: какой бы бардак творился в мире, если б все ходили по струнке и свято блюли инструкции и циркуляры, сыплющиеся сверху…

Анджея (кличка Краковяк) больше волновал другой вопрос: что теперь думать о своем доблестном руководстве? То ли на Шефа хорошенько нажали сверху, то ли он панически боится распылять и без того немногочисленные силы, то ли… О последнем варианте и думать не хотелось.

Такое теперь время: если рыльце не в пушку, то это крайне подозрительно. Или ты – совершеннейшее ничтожество, на которое даже самая мелкая рыбешка не клюет, или, участвуешь в каком-нибудь вселенском заговоре и, боясь подставиться по пустякам, вынужден блюсти себя в кристальной чистоте. Нынче за взятки почти и не наказывают – не карать же, например, за насморк или за то, что растут усы…

Крот не только не замечал слежки, но даже и не проверялся, вел себя как любой добропорядочный гражданин, закончивший очередной рабочий день, – словом, наслаждался вновь обретенной свободой, покоем (насколько это возможно в центре Нью-Йорка) и одиночеством (само собой, одиночеством в толпе).

Анджей немало сил тратил на то, чтобы сохранять постоянную дистанцию в этом креветочном супе, из которого выкипела почти вся вода, – в распаренной людской массе, катящейся по тротуару. Приходилось лавировать с виртуозностью карманника, не наступив ни на одну ногу, но и самому при этом ни разу не подставившись (порой охваченный чувством вины прохожий продержит тебя дольше самой скандальной “жертвы” – уцепится за лацкан пиджака и будет рассыпаться в извинениях).

У парадного входа Крот вдруг затормозил и стал вертеть головой, прислушиваясь: никак не мог определить источник заинтересовавших его звуков. Краковяк тоже навострил уши. Респектабельный негр истово распекал свою разбитную подружку-мулатку, та почти и не пыталась оправдываться. Что-то ворчал себе под нос громко шаркающий ногами старик в линялых джинсах, теплой вязаной куртке и круглой шапочке. Оглушительно хохотали подружки-студентки, пихая друг дружку локтями. Всё не то.

– Мама, я тебя люблю! Мама, я тебя хвалю! – раз за разом твердил где-то неподалеку писклявый детский голосок.

Анджей быстро усек эту парочку: маленькая девочка в розовом комбинезончике держала за руку молодую, весьма симпатичную маму в синем плаще и с восторгом повторяла, быть может, впервые в жизни сочиненные ею стихи. Они прошли мимо и скрылись из виду. Крот продолжал вращать головой как локатором.

Краковяк вынужден был пристроиться за газетным киоском и заинтересоваться напарафиненным бюстом красотки, манящей с обложки журнала. Наконец Крот замер и превратился в слух, даже вытянулся весь – этак под углом в двадцать градусов от вертикали, – нацелившись на второе слева окно первого этажа.

– Кэлэрмэнэр апжди. Уркаин кыл мне.

– Сокада кыш. У исы у ка. Тран ко сы у.

– Хаш чеке. Лыс ма, – звучали детские голоса. На сей раз это были два мальчика, скорей всего, дошкольного возраста.

Бред какой-то, – тоскливо подумал Анджей. Ему сейчас только детских игр и не хватало. Он почему-то сразу понял, что это вовсе не какой-то иностранный язык. Дети не так уж редко придумывают несуществующие страны со своими деньгами, войнами, королями и даже языком. Правда, обычно это занятие двенадцатилетних, а не таких сопляков. К тому же в их игре явно чувствовалась некая система. Это не было чистой тарабарщиной: в слова, казалось, вкладывался какой-то смысл.

Крот послушал-послушал, как мальчишки ломают языки, и, на что-то решившись, поднялся по ступеням. Открыл ключом наружную дверь и, судя по всему, позвонил в квартиру этих сорванцов. Сам-то он жил на пятом этаже.

Краковяк на всякий случай включил портативный акустический щуп. Один из мальчиков подошел к двери, он должен был спросить, кто там, но прозвучало вот что:

– Кер ман жи?

– Это мистер Кронерс, ваш сосед сверху, – не совсем уверенно проговорил Крот. Он, похоже, был сбит с толку. – Мистер и миссис Слоу дома?

– Арвер у си у ри са.

– Да прекратите вы кривляться, черт подери! – вдруг взорвался он. – Я все расскажу вашим родителям, когда они вернутся домой. Обязательно спущусь к вам сегодня. – И пошел к лифту. Каблуки Крота громко стучали по плитке, потом этот стук смолк.

Лифт опустился, но в него никто не вошел. Шаги начали удаляться – тихие, почти неслышные – чужие шаги. Был и еще один звук – странное шуршание, будто кто-то сползает по стене.

Черный ход, – думал Анджей, взбегая по ступеням. Отмычка как всегда не подвела. В холле горел тускловатый свет. Дверь в привратницкую была плотно закрыта. Крот сидел скорчившись у стены рядом с лифтом. Краковяк наклонился над ним. “Господин вне всяких подозрений” был безнадежно мертв – инъекция в правую руку чуть выше локтя.

Анджей пошарил по карманам Крота, записной книжки не обнаружил и хотел было ринуться к черному ходу, но вспомнил, какие зигзаги делает проходной двор, прежде чем вывести на улицу, и кинулся назад, на тротуар.

– Эй, кто там?! – раздался вслед хриплый голос привратника.

Из подворотни, метрах в пятидесяти впереди, выскочил высокий черноволосый человек в серой вельветовой рубашке и чуть более темных брюках. Он тут же затормозил, перейдя на быстрый шаг. Теперь Анджей Сметковский мог не опасаться, что упустит убийцу.

Серая спина быстро приближалась, и надо было решать: перейти ли к обычной слежке или брать убийцу сейчас же – по горячим следам. Вдруг Анджей почувствовал (шестым чувством, не иначе): кто-то у него на хвосте. Не попасть бы в клещи!.. Но “серая спина” как будто не догадывался о наличии напарника. Он в ровном темпе направлялся к спуску в сабвэй, хотя внимательному наблюдателю нетрудно было заметить нервозность и даже страх в его походке и движениях рук и головы.

Уйти могу хоть сейчас: рвану через проезжую и оторвусь – раз плюнуть, – думал Краковяк, спиной ощущая приближение Второго. – Но тогда убийца – с концами… Развернуться и пойти на таран – ненамного лучше. Есть шанс получать пулю или ядовитую иглу, а “серая спина” все равно уйдет. Что же делать?

“Спине” до спуска под землю оставалось всего шагов сорок. Лопатки Анджея сверлил тот, Второй. Возможно, это было красное пятнышко лазерного прицела или просто взгляд сквозь мушку.

Краковяк, расталкивая пешеходов, как безумный рванулся вперед, пытаясь преодолеть отделяющие его от убийцы метры. Выстрела в спину не было. Вскоре Анджея загородили чьи-то тела – по крайней мере, он надеялся, что загородили.

Услышав позади топот и ругань, убийца обернулся и тут же начал валиться, сгибаясь под немыслимым углом. Ноги его еще двигались вперед, верхняя часть туловища клонилась назад, а центр тяжести оставался на месте. Над ухом Анджея что-то почти беззвучно просвистело и вонзилось в багровую шею шагавшего впереди толстяка. Через мгновение он замер, потом покачнулся и начал падать навзничь. Завизжала женщина… Краковяк был уже рядом с “серой спиной”. Тот лежал в этой немыслимой “сломанной” позе. На загорелом лице застыло выражение страха. Сейчас он не успел как следует испугаться – это был его прежний страх.

Анджей склонился над ним подобно всякому доброму самаритянину и, щупая пульс, незаметно пошарил по карманам. В одном обнаружилась записная книжка и что-то похожее на заграничный паспорт, к другому с тыльной стороны был прикреплен какой-то металлический значок. Краковяк больше не боялся, что его убьют, хотя в возникшей суматохе это не было проблемой. Он просто знал, что стрелок убрался восвояси, но потом ни за что не смог бы объяснить, откуда у него возникло это сверхчувственное знание.

Когда к трупу подбежал полицейский, Анджей уже выбрался из тесной толпы зевак. Никто не останавливал его. Теперь надо было провериться и, добравшись до какого-нибудь тихого местечка, хорошенько разглядеть трофеи.

За всей этой стрельбой и беготней он, конечно же, совершенно забыл о мальчишках с первого этажа и об их несусветной тарабарщине, так разозлившей Крота.

3

По сведениям агентства Рейтер, самолет шведского Красного креста с грузом гуманитарной помощи для голодающего населения Республики Белого Нила был сбит сегодня утром ракетой типа “земля-воздух” на подлете к международному аэропорту города Джуба, врезался в горный склон и сгорел. Погибло четыре члена экипажа и шесть сопровождающих лиц. Принадлежность ракеты пока не установлена.

Генерал Майкл Амаюнга выразил соболезнования семьям погибших. В совершении террористического акта он обвинил боевиков ТАР. Само же руководство Территории Африканской Революции к настоящему времени никак не прореагировало на произошедшее.

Мировые средства массовой информации сообщают об очередном поражении международных сил ООН, осуществляющих военную блокаду Территории Африканской Революции. Костариканский, греческий и марокканский батальоны в ночь на 15-е сентября были подвергнуты интенсивному ракетному обстрелу из установок “шквал” и без боя оставили городок Зильмамо. Правительство Коста-Рики заявило об отзыве своих военнослужащих из состава международных сил в связи с “большими потерями и бесперспективностью усилий ООН по поддержанию мира в Восточной Африке”.

Боевики ТАР также провели ряд диверсионных актов в столицах семи стран, чьи представители проголосовали на Генеральной Ассамблее ООН за проведение сверхжесткой политики по отношению к канализаторам агрессии. Террористы-смертники “торпедировали” набитыми взрывчаткой фургонами здания крупнейших универмагов и ресторанов. Имеются многочисленные жертвы…

4

СУВАЕВ (1)

Клошар Петр Суваев прописан под мостом Конституции, однако ночевать предпочитает в другом месте. Вернее, в самых разных местах – имеет этакую тягу к смене обстановки. В тот вечер Сува (такая у Петра была кличка) хотел остановиться на ночлег в шикарном “пансионате” – на Большой Полянке встал на капремонт муниципальный жилой дом. Работы, конечно, еще не начинались – строители, как всегда, ждали зимы.

Но Суве на сей раз не обломилось: он встретил своего давнего обидчика Гогу, тут же разодрался с ним, схлопотал по морде, пришел в ярость – еле растащили. Решено было бросить жребий, кому из драчунов убираться восвояси. Как назло, выпало Суве. Пришлось в промозглую беззвездную полночь искать себе другое пристанище.

Следующим адресом были катакомбы Белого Дома, вернее, их дальний правый рукав, отсеченный от основной сети подземных ходов новой тепломагистралью и кабельной линией “Интер Телефункен”.

Еще на подходе Сува услышал доносящееся из недр земных монотонное пение. С душераздирающим скрипом распахнув стальную дверь аварийного выхода под названием “Три бубны” и шагнув в коридор, он едва не задохнулся от чада. Нынешние обитатели катакомб явно решили совершить коллективное самоубийство – окуривая помещение, они жгли в жаровнях какой-то чудовищно вонючий жир, а вентиляционная система работала теперь едва на одну десятую плановой мощности.

Если это называется благовонием, то я сойду за балерину Плисецкую, – подумал Сува, продолжая продвигаться вперед. Он хотел узнать, кто же на сей раз оккупировал “лежбище”. Оказывается, Орден судного дня. В Москву уже второй месяц стекались последователи этой фанатичной секты, чтобы достойно встретить сотую годовщину Революции и последующий за ней конец света.

От едкого дыма у Сувы начали слезиться глаза, появился неудержимый кашель и окончательно перехватило дыхание. Он опрометью ринулся к выходу. Хорошей компенсацией за мучения стали первые пять минут на улице – Сува буквально упивался прохладным и относительно чистым ночным воздухом.

А потом с Сувой вышла и вовсе странная история. На чердаке обычной муниципальной десятиэтажки, куда, продолжая поиски ночлега, он забрался через незапертую дверь, никого не было. Слух у Сувы, что называется, от Бога – не раз ему жизнь спасал. По меньшей мере, странная пустота для переполненного людьми города, что кордонами защищается от очередных волн беженцев. Свято место, сами понимаете… А если пусто, значит, не свято. Сува как мог осмотрел прямоугольное помещение чердака. Тратить на такое дело последний десяток спичек ему вовсе не улыбалось. На полу кое-где валялись тряпки непонятного цвета и происхождения – больше ничего. Так что все вроде в порядке…

Но едва он вычислил самое теплое место (где труба под бетоном), улегся на эти самые тряпки, скорчился как эмбрион, пытаясь укрыть полами ветхого пальто мерзнущие в драных полуботинках ступни, как поблизости зашуршало. Крысы, – подумал Сува. – Неужто не уживемся?.. Ужиться ему не удалось: мерзкие твари тут же явились поприветствовать нового соседа и начали бегать кругами, с каждым разом подбираясь все ближе. Одна (наинахальнейшая) явно норовила завязать с клошаром более интимное знакомство и лезла к самому лицу, едва не щекоча его вибриссами.

Но едва Сува вскочил на ноги и размахнулся, чтобы пнуть свою “подружку”, все вмиг смолкло. Никто не убегал от него, никто не прятался в щели или в эти самые тряпки. Тишина – только ветер гудит в трубах и отдушинах.

Странное дело, – подумал Сува и зажег-таки дефицитную спичку. Крыс было не видно. Не могли же они отрастить крылышки и по-голубиному усесться на карниз, пережидая гнев наглого чужака?

Сува снова улегся на ворох тряпок. Кажется, некогда это были почившие в бозе халаты или платья, но никак уж не половые тряпки. Пахло от них скорее воспоминаниями о женском теле, а вовсе не уличной грязью или мочой. Невелика радость, но все же…

И тут – сквозь дрему – Сува почувствовал вдруг, что тряпки под ним начинают шевелиться. Это было уж слишком. Он подскочил как ужаленный, нашарил в кармане коробок, поспешно чиркнул, сломал головку спички, чертыхнулся, следующую сумел зажечь. Сплющенные его телом тряпки начали сами собой сминаться в комок, надуваться пузырем, и вот уже возникла острая крысиная мордочка, повела носом туда-сюда, обнюхивая воздух, блеснули маленькие глазки…

– Не-е-ет!!! – завопил Сува, буквально заставив себя разродиться этим идиотским криком, подсознательно понимая, что иначе просто “съедет с катушек”. И, расшвыряв ногой ненавистные тряпки, бросился наутек.

На улице Сува довольно быстро пришел в себя: холод – лучшее лекарство. И мысли его снова приняли верное направление – сосредоточились на поисках ночлега. Обдумывать увиденное Сува не пытался – хотя бы из инстинкта самосохранения. Впрочем, одна многое объясняющая мысль все же искрой проскочила в его голове: наверняка в горящее масло был подмешан какой-нибудь галлюциноген – иначе зачем вообще огород городить?..

Пустырь на проспекте Ростроповича (тот, что неподалеку от кинотеатра “Красное колесо”) уже пару лет как облюбовали “колуны” – наркоманы последней стадии. А ведь до погрома здесь обитал самый настоящий цыганский табор.

Не слишком-то уютно оказаться в подобной компании, впрочем, Суву здесь знали и ничего страшного ему, в сущности, не угрожало. Большинство старожилов к этому часу уже пребывали в полном отрубе.

Остовы сожженных цыганских автомобилей служили прекрасными отдельными “номерами” для московской и пришлой шантрапы. Конечно, все лучшие места были заняты еще с вечера, но Суве все же удалось найти совершенно раздолбанный и вылущенный пикапчик. На полу салона лежала груда сгнивших подушек. Сидениями там, понятное дело, давно уже не пахло.

Сува только-только угнездился в этом продуваемом всеми ветрами жилище, как его выбил из дремы какой-то подозрительный звук. Вторично клошар, быть может, и не подумал бы вставать – пусть их… Но в эту ночь нервы Сувы были на взводе, и он высунул голову в лишенное стекла окошко.

Соседняя машина при первоначальном осмотре показалась ему совершеннейшим гробом, вросла в землю – даже колес не видно. Багажник украшала уродливая дыра, такая же была и на месте капота. Заглянув внутрь, Сува обнаружил полный голяк, если не считать сапога без подошвы, надетого на обломок руля.

И вот теперь эта развалина делала вид, что собирается в отлучку: кто-то поворачивал ключ зажигания, выжимал сцепление… Приглядевшись, Сува вздрогнул: ближний костерок высветил уродливый силуэт, нависший над несуществующей панелью управления. Вдруг машина, непонятным образом оторвавшись от земли (беззвучно вышла из нее, словно вознесясь) и не касаясь поверхности, устремилась вперед – прямо на проспект. Путь, по счастью, был свободен. Потом клошар потерял этот драндулет из виду – загородили остовы других машин. А через полминуты с проспекта донесся визг тормозов и оглушительный грохот. Вылезать на холод не хотелось, да и где гарантия, что твое лежбище тут же не будет занято? Но потом Сува увидел: к месту аварии бежит все больше народу, и любопытство взяло верх.

На проспекте Ростроповича горел большой костер. Автомобильный труп на полном ходу выехал на проезжую часть и впилился в борт экскурсионного автобуса. Выла сирена “скорой помощи”, и полиция, очевидно, тоже была на подходе. На всякий случай пустырные ребятки начали отваливать – вдруг власти учинят облаву, решив, что в аварии виноваты здешние аборигены. Всякое бывает.

Сува же, вдоволь насмотревшись на огонь (ему хватило на это пары минут), отправился спать: если такое дело нельзя запить, так хотя бы как следует “загрузиться” сонным порошком, чтоб хватило минуток на пятьсот.

5

По сведениям пресс-центра МВД, в первой половине сентября количество дорожно-транспортных происшествий в России выросло по сравнению с аналогичным периодом прошлого года на шесть процентов. Каких-либо объяснений возникновения этой тревожной тенденции приведено не было. Особенно сильный рост (более чем в полтора раза) отмечен у ДТП, произошедших по вине водителей незарегистрированных в органах ГАИ транспортных средств.

6

АНДЖЕЙ (2)

Жена встретила его на пороге. В глазах Джилл горел бесовский огонек. “Что же пришло ей в голову на сей раз?” – подумал Анджей с содроганием.

– Нам нужен электронный кухонный комбайн с ультразвуковой печью, тостером, миксером, мясорубкой, посудомойкой, сушилкой, телевизором и музыкальной приставкой, чтоб не скучно ждать, пока все будет готово.

– Такая штуковина наверняка стоит не меньше двух кусков. И где же я их тебе возьму?.. – с упавшим сердцем вяло сопротивлялся Краковяк. Он понимал, что проиграл еще до начала боя.

– Совсем недорого, милый: всего восемнадцать с половиной сотен…– У Джилл сейчас был взгляд невинного младенца, которого заподозрили в зверском убийстве со взломом.

– Это нереально. По крайней мере, пока, – пробубнил он, мучительно размышляя, у кого бы занять недостающие сотни.

– Ну, тогда пошли ужинать, – неожиданно легко смирилась она с временным поражением.

Анджей переоделся, вымыл руки и пришел на кухню. Хоть он и спешил поскорее разобраться с захваченными трофеями, но все же ужин – дело святое. И какая работа на голодный желудок? Ведь с самого утра маковой росинки во рту не было.

Но… на ужин ему достался только привет от Матки Боски. В духовке при невыясненных обстоятельствах сгорел и яблочный пирог, и тушеное мясо с овощным рагу. Такое “чудо” можно сотворить лишь будучи большим специалистом по диверсионным действиям. Впрочем, Джилл никогда нельзя было обвинить в отсутствии талантов…

– Теперь ты понимаешь, что я права? – торжествующе, почти с гордостью за содеянное, заявила жена, уперев руки в боки.

Пришлось довольствоваться кофе и банальными бутербродами – стоило ли жениться ради такой “роскоши”?..

– Я поработаю часок. – Анджей чмокнул ее в холодную щеку, и ему вдруг показалось, что он целует рыбу.

– Знаю я, какой это часок…– ехидным голосом ответствовала Джилл. – Если не засну к тому времени, приходи порезвиться.

Краковяк уединился в своем закутке, заменявшем ему разом и рабочий кабинет, и фотолабораторию. Документ, взятый у мертвого убийцы, оказался заграничным паспортом, выписанным на имя гражданина не существующего ныне государства Бардуслей. Однако сей географический труп по-прежнему признает ООН, и в Лондоне, кажется, все еще существует его правительство в изгнании.

Анджею это очень не понравилось, ведь Бардуслей входит в состав ТАР. От всего, что связано с Африканской Революцией, Краковяку становилось не по себе, меж лопаток прокатывалась волна холода.

В записной книжке Крота Анджей довольно быстро обнаружил интересующую его страницу, но закодированные записи так и не смог расшифровать без посторонней помощи. Придется идти на поклон к Ван Куо. А еще в книжке он наткнулся на три очень любопытных нью-йоркских телефонных номера. Во-первых, Очкарика, крупной шишки в аппарате ООН, к которому Крот по службе не имел никакого отношения и даже никогда не здоровался при встрече. Поблизости фигурировала фамилия небезызвестного Липкина – оч-чень примечательной личности, юридического консультанта нескольких главарей русской мафии. Высветился тут и еще один любопытный персонаж – Рихард Ортезе, бывший вербовщик “солдат удачи” из агентства “Дети Редьярда”. У него была сложная тирольская генеалогия, весьма темное прошлое и свежие кровавые воспоминания об африканских саваннах. Итак, Очкарик, Липкин и Ортезе – поразительное соседство… Краковяк не долго думая позвонил на квартиру своему давнему приятелю Серджио Пьяческе. Тот далеко не сразу подошел к видеофону.

– Ну, что тебе?.. – буркнул недовольно. Его раскатистый голос зазвучал львиным рыком. – Я смотрю бейсбол.

– Надо поговорить. Устроим небольшой мальчишник… Они никогда не устраивали мальчишников – это было их кодовое слово.

– Поня-ятно, – еще более недовольно выдавил из себя Пьяческа и едва не пережег телефонную линию порцией сочных выражений. – Где?

– На старом месте, под “Тремя игроками”.

Была такая гравюра в небольшом, уютном и довольно демократичном кафе “Зеленое сукно”.

Анджей повесил трубку, надел джинсы, неприметный серый плащ и вышел в гостиную. Джилл не было слышно. Неужели успела лечь?

– Опять крадешься? – вдруг раздался из спальни ее громкий голос. В нем не было ни обиды, ни даже простого разочарования – один лишь холод.

– Извини, дорогая. Я на часок отлучусь…

– Тогда спокойной ночи. Не буди меня.

Краковяк опять почувствовал себя виноватым. И все же, оказавшись на улице, облегченно вздохнул. Домашняя атмосфера в последнее время все больше угнетала его.

Серджио работал в другом секторе, занимаясь местными мафиозными кланами, и редко взаимодействовал с Анджеем, который “героически” боролся с антиооновскими террористами.

Ни для кого в их комитете давно уже не было тайной, что секретариат ООН вынужден платить дань одной из группировок нью-йоркской мафии, в результате чего безопасность его сотрудников, зданий и имущества обеспечивалась с высокой гарантией. Неизбежное зло в сегодняшнем положении. Ведь полиция по разным причинам не способна эффективно защищать “Спичечный коробок”, а собственная служба безопасности слишком слаба. Так что по джентльменскому соглашению, нью-йоркские копы охраняют Генеральное представительство ООН лишь от ретивых демонстрантов и всякого рода маньяков-одиночек, которых в последнее время хоть пруд пруди.

Поэтому Пьяческа на самом деле занимался вовсе не войной с рэкетирами, а обеспечением безопасных и тайных (не дай бог, пресса пронюхает!) контактов с ними, а также тщательным изучением деятельности соперничающих и дружественных кланов. Ни один из работников сектора никогда не забывал о сверхзадаче – вовремя определить более благоприятного (сильного и дешевого) “партнера” и быстро и без больших потерь переменить ставку. Впрочем, это время пока не пришло…

Серджио Пьяческа пришел минут через десять после Анджея. Тот уже успел заказать пиво, гамбургеры, на которые после “домашнего” ужина и смотреть не мог, а также две порции соленой кукурузы. В кафе в этот час было довольно многолюдно, но свободные места еще оставались. Краковяк терпеть не мог, когда народу – как сельдей в бочке.

Пьяческа имел недовольное выражение лица, был взлохмачен, и не все пуговицы его были застегнуты. Он больше походил на потерявшего форму и начавшего опускаться тяжелоатлета, чем на ищейку из контрразведки.

– Добрый вечер, милый друг-сицилиец, – улыбнулся Анджей.

Серджио привычно оскалился.

– Сколько можно повторять, что мои предки не с Сицилии, а из Бриндизи?! – Сегодня у него явно отказало чувство юмора, и на сей раз Пьяческа разозлился почти всерьез. Честно говоря, Краковяк никогда не понимал любителей бейсбола…

– Ну извини, извини…– поспешил пробормотать он, приглашающе похлопав по кожаной обивке соседнего стула. – Конечно, я помню: твои корни в Пьемонте.

– Да ты!.. – Серджио так резко отодвинул стул, что пиво выплеснулось из кружек на зеленую скатерть, символизирующую ломберное сукно. Потом стул жалобно скрипнул, приняв на себя рекордный вес.

– А теперь можно и к делу, – снова улыбнулся Анджей. В последнее время Пьяческа, впрочем, как и остальные работники аппарата ООН, все сильнее раздражал его своей заторможенностью и примитивностью мышления. И он никак не мог сдержаться – старался уколоть любого, попавшего под руку, даже если рисковал при этом получить по шее. – Ты готов ответить на мои вопросы?

Серджио шумно глотал пиво, сильно запрокинув голову и упираясь затылком в высокую спинку стула. Несколько струек текли по его мощной шее, но он даже не чувствовал этого.

Краковяк переждал немного и повторил вопрос. Собеседник кинул в рот горсть кукурузных зернышек, аппетитно захрустел ими, потом щелчком пальца подозвал официанта:

– Еще два пива, пожалуйста. – И только тогда снизошел до ответа: – Давай, только побыстрее – моя жена, в отличие, от некоторых все-таки ждет меня в постель.

– О'кей, – печально кивнул Анджей. – Тебе ни о чем не говорит такая цепочка: Очкарик, Липкин и Ортезе?

Пьяческа – крупный, красный, уже успевший вспотеть от выпитого и принявшийся теперь за нетронутое пиво Краковяка – вдруг поперхнулся.

– Т-ты… Уфф! Как… как ты это раскопал? – прокашлявшись, спросил он. – Веселенькая компашка получается…

– Они все обнаружились в записной книжке Крота. Серджио помрачнел, буркнул:

– Даже в горле пересохло. – Третья кружка пива пришлась ему как нельзя кстати. – С чего это ты залез к Кроту?

– Его сегодня шлепнули. Похоже, кто-то из африканских друзей. Книжка сейчас у меня.

– Мне бы очень хотелось на нее глянуть.

– Нет проблем, но услуга – за услугу.

– Да-да… Вот посмотрю и все скажу. Слово чести. – В устах Пьячески эта фраза звучала довольно странно.

Анджей достал из кармана коричневую книжицу. Серджио начал сосредоточенно листать ее, иногда что-то выписывая на салфетку. Он совершенно забыл о гамбургерах и пиве, и это было просто поразительно.

Краковяк даже осмелился куснуть гамбургер – нет, эта пища явно не для его желудка. Она, собственно, и планировалась-то исключительно на прокорм Пьяческе, чей мозг может функционировать лишь при непрерывной подпитке организма калориями.

Наконец Серджио закончил работу. Он был явно доволен.

– Много наковырял?

– Да не без этого… Итак, ты выстроил любопытную цепочку. Очкарик – по моим сведениям… Только упаси тебя бог ссылаться на меня! – Он грозно поглядел на Анджея: – Поклянись Девой Марией! Ты ведь все-таки католик!

Краковяк поспешно перекрестился.

– Чтоб мне было пусто и никакой благодати не видать, – отбарабанил он свою традиционную клятву, которая, кажется, удовлетворила Пьяческу.

– По-моему, Очкарик ведет двойную игру, работая на ту самую Семью, что нас доит. И Липкин может служить ему легальным связником. Дальше…– Он перевел дух и в секунду сжевал последний гамбургер – они исчезали у него во рту как-то совершенно незаметно. Пришлось заказать еще парочку. – Липкина видели вместе с Ортезе. Это факт. А сам Ортезе больше не работает на мафию. Только старые связи остались. Стал солидным человеком, занимается неизвестно чем, но деньги гребет лопатой, и они тут же непонятно куда исчезают. Поговаривают, уж не работает ли он на иностранную разведку.

– А если ТАР?

– Вопрос без ответа…– Пьяческа вздохнул; – Ох, женушка моя… истосковалась уж наверно вся… Но дело прежде всего. – Взгляд его снова стал цепким, и повлажневшие было глаза вмиг просохли и воспылали служебной страстью. – Скажу тебе под большим секретом: Ортезе однажды оказал какую-то важную услугу нашему… ну ты понимаешь…

– Самому?!

– Ну ты тупой! – разозлился Серджио. – Именно ему!

– А ты-то чего на весь зал орешь? – осведомился Анджей. Пьяческа не прореагировал на его слова.

– Так что Ортезе теперь что-то вроде священной коровы. О нем в отделе или хорошо, или ничего… Но я все же кое-что вынюхал. В ФБР, кстати, на него огромное досье, но оно по неизвестным причинам год назад засекречено. Глянуть бы хоть одним глазком… Ну, это уже лирика. Так вот… в прошлом году ездил наш дорогой Рихард в Кению, а там, как известно, рукой подать… А еще раньше видали его ребята из ЮНЕП не где-нибудь, а в Бардуслее, ну, когда тот еще числился независимым. А что Ортезе там делал – один бог знает.

– Спасибо, – совершенно искренне благодарил Анджей Пьяческу, когда они расставались на пороге кафе – идти им было в разные стороны. – Ты мне очень помог. Вот только как мне выйти на этого Ортезе?

– Попытай счастья в агентстве, если только еще не успел засветиться у этих парней. А не то рискуешь раньше меня встретиться с Девой Марией.

Он ошибся, прожорливый, громогласный великан Серджио. Синий “седан” на полной скорости влетел на тротуар и на глазах Краковяка отшвырнул Пьяческу метров на десять, шмякнув прямо о фонарный столб.

Стекла в машине были поляризованные, так что ее содержимого Краковяк не видел. Он выхватил пистолет, отпрыгнул за угол дома. “Седан” с визгом развернулся и помчался прямо по тротуару – вплотную к витринам. Прохожие чудом успевали отскакивать в стороны. Анджей так и не решился стрелять – рядом у стены торговал газетами мальчишка-негр, спешила домой старуха, с натугой волоча тележку с покупками…