Текст книги "Рубикон Теодора Рузвельта"

Аромат географии

Черные, насыщенные электричеством тучи вновь закрыли клонившееся к закату солнце. Мгновение назад атмосфера над рекой Сомнения была спокойна – даже более чем спокойна: тяжелое состояние тропической парной. Монотонное пение бесчисленных цикад умолкло как по команде. Ветер разметал белесые клубы пара – этой нескончаемой обволакивающей горячей ваты – и опрокинул весь мир водным потопом. Посреди бушующей стихии Теодор Рузвельт читал под тентом «Закат и падение Римской империи» Э. Гиббона и находил много сходства между нравами древнего Рима и современного западного общества.

В романе «Затерянный мир», созданном в 1912 году, за два года до путешествия Рузвельта, Артур Конан-Дойл красочно описывал южноамериканский континент: «Не покидая бразильских джунглей, мы с вами могли бы находиться друг от друга на расстоянии, отделяющем Шотландию от Константинополя. Человек только кое-где смог продраться сквозь эту чащу и протоптать в ней тропинки…»

Что влекло Теодора Рузвельта в полные опасностей экваториальные дебри? Знаменитый путешественник, инженер и прусский барон Александр фон Гумбольдт на подобный вопрос ответил: тяга к созерцанию «прекрасных южных созвездий» и предвкушение «наивных удовольствий от проверки правильности форм некоторых континентов».

Географы и путешественники были героями своего времени. Сын юриста Жюль Верн, кабинетный мечтатель из Амьена, за свои научно-фантастические романы стал членом Парижского географического общества и кавалером ордена Почетного легиона. Невероятный жюльверновский полет «С Земли на Луну» предвосхитил реальные события на сто с лишним лет: в романе экспедиция с тремя астронавтами стартовала с площадки во Флориде и по завершении полета успешно приводнилась в указанном районе Атлантики.

Романтический дух исканий и приключений пронизывает литературу викторианской эпохи: «Остров сокровищ» Р. Л. Стивенсона, «Затерянный мир» Конан-Дойла, «Остров доктора Моро» Г. Уэллса, «Книга джунглей» Р. Киплинга. Американская литература того времени совершала «открытие» собственного материка вместе с героями Марка Твена, Брета Гарта, Джека Лондона.

Одна из первых географических карт Южной Америки

В Соединенных Штатах не было недостатка и в реальных героях. Полярный исследователь Роберт Эдвин Пири пять раз пытался достичь Северного полюса – и пять раз был вынужден повернуть обратно: то незамерзающая открытая вода, то непроходимые торосы останавливали его. Еще в молодости во время одной из экспедиций Пири отморозил ноги – восемь пальцев пришлось ампутировать. Но ни этот несчастный случай, ни прочие многочисленные неудачи не могли сломить упорство американца.

Президент США Теодор Рузвельт (как частное лицо) финансировал новую экспедицию. Было выстроено специальное судно, которое Пири назвал в честь друга: «Когда пришла пора крестить корабль, на котором мы рассчитывали идти к самой недоступной точке земного шара, название “Рузвельт” казалось единственно подходящим и напрашивалось само собой. Оно являлось воплощением силы, настойчивости, выносливости и воли к преодолению препятствий».

Теодор Рузвельт встретил в полярном исследователе родственную душу и, принимая Пири у себя в Ойстер-Бей, от души желал ему успеха, «если только это в пределах человеческих возможностей». В книге «Северный полюс» Роберт Пири сказал не только о себе, но и о подобных ему одержимых: «Мне было 53 года… я уже прошел период полного расцвета сил, и мне уже недоставало подвижности и жара юности. Я был в том возрасте, когда большинство людей предоставляют все, требующее напряжения сил, молодому поколению… Но раз за разом я устремлялся вперед, пока наконец не сбылась моя многолетняя мечта». 6 апреля 1909 года Роберт Э. Пири первым в человеческой истории достиг вершины планеты.

«Эта земля всякого подвергает испытанию, и кто его выдержит, тот останется цел, хотя многие и не выдерживают», – писал о Южной Америке немецкий авантюрист XVI века Филипп фон Гуттен. Он отправился на поиски мифических земель амазонок и сказочной страны Эльдорадо, несмотря на то, что доктор Фауст, знаменитый астролог и чернокнижник, напророчил ему печальную судьбу в Новом Свете. В 1540 году фон Гуттен в письме к брату сообщал: «Философ Фауст оказался прав, потому что дела наши идут из рук вон плохо». Проведя много лет в бесплодных скитаниях, пережив голод и лишения, он погиб от рук своих же собратьев-конкистадоров.

Со времен бесстрашных и жестоких испанских и португальских завоевателей Амазония с большой неохотой приоткрывала завесу над своими секретами. Все сведения о Южной Америке поначалу были строго засекречены. Ни одна книга не могла быть опубликована без строгой цензуры короля, святейшей инквизиции и колониальных чиновников с Пиренейского полуострова. Огромный континент, напоминающий своими очертаниями рог изобилия, рождал слухи и легенды о затерянных древних городах, богатых рудниках, неизвестных племенах и несметных сокровищах. За каждую из попыток приподнять покрывало Изиды и пройти в потаенные земли приходилось платить жестокую дань человеческими жизнями.

В анналах исследований бескрайних тропиков остался и русский след. В 1812 году российским послом в Рио-де-Жанейро был назначен академик Георг Генрих (Григорий Иванович) Лангсдорф. Помимо выполнения непосредственных дипломатических обязанностей, ученый намеревался исследовать неведомые районы Бразилии. Экспедиция «под Высочайшим покровительством» императора Александра I отправилась к истокам Амазонки. Помимо Г. Лангсдорфа в составе экспедиции были натуралисты, астрономы, художники и даже изобретатель велосипеда Карл Дрез. Встретив неисчислимые трудности и потеряв много людей, международная экспедиция была вынуждена повернуть назад, не выполнив основных задач. Сам академик Лангсдорф от перенапряжения лишился памяти и, хотя остался в живых, психическое здоровье не восстановил.

Полковник Рузвельт признавался, что вся его предшествующая бурная биография была лишь прелюдией к «главному путешествию в моей жизни». В Теодоре словно оживала пассионарность конкистадоров и первооткрывателей Америки. Он совершал собственное покорение Нового Света, но на сей раз «просвещенное»: вместо золота, сокровищ и власти оно должно было принести детальные географические карты, результаты геодезических исследований, образцы неизвестной науке флоры и фауны.

Дни шли за днями на Рио да Дувида, а лес все так же был погружен в странное молчание. Помимо вечного гудения москитов, до ушей путешественников только изредка доносился одиночный вскрик неведомой птицы или резкий треск падающего подгнившего дерева, а затем снова наступало безмолвие. Экспедиция Рондона-Рузвельта все более оказывалась во власти бразильской реки и неподвижного сумрачного леса, сторожившего ее.

Из шести американцев, принявших участие в начале бразильского похода, Теодор Рузвельт оставил для путешествия по реке Сомнения только двух, проявивших в экспедиции самые лучшие качества. Орнитолог Джордж К. Черри был опытным и отважным исследователем, и Рузвельт ценил его способности выше других. Их жизненный опыт заметно различался: Рузвельт был отпрыском родовитой нью-йоркской элиты, Черри происходил из семьи иммигрантов из захолустной Айовы. Когда денди Теодор посещал лекции в Гарварде, подросток Джордж работал по четырнадцать часов в день шесть дней в неделю на текстильной фабрике. Тем не менее Черри смог получить в колледже инженерную специальность, а затем самостоятельно выучился естественным наукам. Он побывал в десятках южноамериканских экспедиций, нередко сопряженных со смертельным риском. Однажды его пытался зарезать уволенный Черри индеец: орнитолог успел застрелить его, но сам был серьезно ранен. В другой раз Джордж был арестован во время одной из столь частых в Латинской Америке «революций» и три месяца просидел в тюрьме в ожидании расстрела.

Перед отплытием

В редкие свободные минуты путешествия по реке Сомнения Теодор с жадностью слушал рассказы орнитолога о великолепной природе Южной и Центральной Америки, особенно о дивном мире пернатых. Черри вспоминал: «Говоря коротко, он хотел знать о птицах все от “A” до “Z”». Рузвельт всегда благоговел перед людьми науки и неоднократно высказывал сожаление, что не стал профессиональным натуралистом. Черри также вспоминал, что во время обсуждения деталей будущей бразильской экспедиции он честно предупредил полковника, что иногда выпивает. Рузвельт, который практически не употреблял алкоголя, спросил, что тот предпочитает. Узнав, что Черри обычно берет в поход бутылку виски, Рузвельт наклонился к нему и серьезно сказал: «Не бросайте пить».

Вместе с Теодором в экспедиции принимал участие его второй сын Кермит. 24-летний Рузвельт-младший по окончании Гарварда служил инженером в одной из американских железнодорожных компаний в Бразилии и мог сносно объясняться по-португальски. К тому же он, как и отец, был хорошим охотником и опытным путешественником. На реке Сомнения Кермит Рузвельт был впередсмотрящим на самом маленьком и юрком каноэ с двумя бразильскими гребцами – «кома радас».

Члены экспедиции должны были жить по законам джунглей: добывать себе пропитание, находить пути в безбрежном тропическом лабиринте, выживать среди многочисленных ловушек и опасностей. Климат Амазонии недаром называли убийственным. В условиях жары и стопроцентной влажности на металлических поверхностях быстро выступали ярко-оранжевые пятна ржавчины, а обувь, ремни и прочие кожаные изделия становились склизкими от плесени. По выражению Рузвельта-старшего, «что не ржавело, то сгнивало». Остальное, включая белье Теодора, уничтожали вездесущие термиты.

В особенно жаркие дни река Сомнения давала некоторую прохладу, что было спасением от непроходимых удушливых джунглей по берегам. Полковник Рузвельт не отказывал себе в удовольствии залезть в воду, чтобы смыть пот и хоть немного облегчить зуд от бесчисленных укусов москитов. Другие поглядывали на него с тревогой. В реках Южной Америки человека подстерегало слишком много «неприятностей»: от внезапно нападающих ядовитых водяных змей до затаившихся на дне тропических угрей, чей электрический разряд мог парализовать человека.

Однако подобные речные страхи казались сущими пустяками перед ужасом встречи со стаей пираний. Интересно, что американцы впервые узнали об этих безжалостных рыбах-убийцах из бразильских заметок Теодора Рузвельта для журнала «Скрибнерс». Первая из рекомендаций начальника экспедиции Рондона: никогда не опускать руки в воду. В молодости Кандидо Рондон лишился пальца на ноге, ненадолго зайдя в реку. Во время переправ через коварные водные преграды полковник Рондон приказывал своим солдатам оставлять в воде самого слабого мула, дабы отвлечь внимание пираний. Однажды один из его офицеров имел несчастье оступиться и упасть в речной поток – и в считанные минуты от него остался лишь один сапог со ступней внутри.

На четвертый день путешествия, 2 марта 1914 года, экспедиция Рондона-Рузвельта встретилась с серьезной проблемой. Рио да Дувида после очередного поворота неожиданно быстро набрала скорость и сузилась до размеров протоки, чтобы обрушиться сквозь скалистую горловину менее двух метров шириной. «Представлялось абсолютно немыслимым, как такая полноводная река могла столь резко упираться в узкий канал, по которому прорывался весь объем воды», – написал Теодор.

Пришлось причалить к берегу и разбить лагерь. Группа «комарадас» под командованием лейтенанта Ж. Лиры начала топорами и мачете пробивать узкую тропу в непролазных зарослях в обход каньона. Другая группа рубила и укладывала бревна, по которым, подобно древним строителям пирамид, «комарадас» под руководством Кермита Рузвельта начали медленный волок тяжеленных каноэ.

Переход занял два с половиной дня. На рассвете 5 марта экспедиция вновь разместилась в своих загруженных челнах, чтобы отправиться вниз по реке. И не было большей радости для путешественников, чем тихая, сверкающая на солнце водная гладь. «Лес вдоль берегов становился все гуще», – коротко отметил в дневнике полковник Рондон.

«Мы не знали, сто или же восемьсот километров лежат впереди, – писал Теодор Рузвельт. – Мы не знали, будет ли течение плавным или нас встретят стремнины и водопады, или же мы закончим путешествие в болоте или внутреннем озере». Ответа на второй вопрос Рузвельту не пришлось долго ждать. В три часа следующего дня в головной лодке услышали характерный шум приближавшихся порогов. Вновь пришлось причалить к берегу, привязать лодки к деревьям и двинуться на разведку по узенькой тропке, проделанной в мангровых зарослях семейством тапиров.

Погрузка каноэ. Рузвельт справа

То, что увидели путешественники, могло привести в упадок духа кого угодно. Перед ними, растянувшись на более чем полкилометра, лежали две цепи порогов – гладкие красноватые скалы, сквозь которые с диким ревом прорывалась бурлящая вода. Это означало только одно – снова трудный путь в обход через джунгли.

Новый переход занял три полных дня. Каноэ, которые должны были стать надежным средством передвижения по воде, оказались на суше непосильной ношей, адовым трудом с натруженными до крови руками, натертыми от канатов спинами и растянутыми сухожилиями. Люди нервничали не только из-за потери времени и сокращавшихся запасов провизии, но и возможных повреждений челнов: во время первого же перетаскивания лодок волоком каноэ Теодора дало трещину, которая стала предметом постоянного беспокойства. Люди тогда жили одной надеждой: что преодолевают последние пороги на этой реке.

Кермит Рузвельт периодически отправлялся на разведку и однажды вернулся с охотничьими трофеями: крупной диковинной птицей и мелкой обезьянкой. Теодор распорядился отдать «тропическую индейку» на обед членам экспедиции, а сам удовлетворился мартышкой. «В первый раз за время пути я наелся», – отметил он в дневнике.

К несчастью, была и дурная весть: Кермит сообщил, что через милю их ждут новые, не менее опасные пороги. На совещании 10 марта 1914 года было принято трудное решение: выгрузить всю провизию на берег и попытаться провести пустые лодки через пороги. На эту операцию вызвались самые сильные и опытные из «комарадас». Бурная река вертела массивные каноэ как спички. Четырем из пяти лодок удалось благополучно пройти пороги, но последняя лодка разбились о камни. Управлявший ею гребец сильно поранил лицо об острую скалу, однако сумел выбраться на берег.

Проведя двенадцать дней на реке, экспедиция прошла всего семьдесят пять миль – в среднем менее семи миль в день. Преодоление последних порогов отняло столько сил, что полковник Рондон решил устроить привал сразу же после переправы. Продукты и снаряжение, перенесенные на спинах, благоразумно сгрузили подальше от берега. Но случившееся в ту же ночь не могло привидеться и в страшном сне. Далеко за полночь река Сомнения неожиданно вышла из берегов, а уставшие люди ничего не слышали из-за рокота порогов. Бурное и резкое течение сорвало с привязи и унесло две лодки.

Почти неделя ушла у экспедиции на сизифов труд переправы каноэ волоком. Каждая лодка представляла собой драгоценную часть снаряжения. За последнюю ночь экспедиция потеряла сразу две. В надежде отыскать хотя бы одну из оторвавшихся лодок была снаряжена группа индейцев. «Вскоре они увидели большое количество щепы и фрагментов, плавающих вокруг новой гряды порогов и разбросанных на берегу, – писал Теодор Рузвельт. – Дальше искать не имело смысла».

Оставшихся пяти каноэ было недостаточно не только для того, чтобы погрузить провиант, но даже для того, чтобы разместить всех людей. Вернуться назад они уже не могли, но и двигаться вперед не было возможности. Они застряли посреди бескрайнего тропического леса на скользких и коварных берегах неведомой реки.

Восхождение

13 сентября 1901 года гонец со срочной телеграммой нашел адресата в альпинистском лагере у подножия горы Марси, высочайшей вершины штата Нью-Йорк. Рузвельт с семьей проводил отпуск в глухих местах плато Адирондак, самого большого заповедника на территории Соединенных Штатов.

Горный массив Адирондак был одним из любимых мест отдыха молодого Теодора. Он восхищался его полноводными чистейшими озерами, изучал редкие растения, вел дневник полевых наблюдений. Но главной страстью его жизни были птицы. Не случайно первая научная публикация Теодора Рузвельта называлась «Летние гнездовья Адирондак». В ту пору автор был студентом второго курса Гарвардского университета.

Во время президентской компании осенью 1900 года случился очередной крутой поворот в рузвельтовской судьбе. Уильям Мак-Кинли боролся за второй срок пребывания в Белом доме. Конкуренцию ему в собственной республиканской вотчине мог составить не скрывавший политических амбиций популярный в стране губернатор штата Нью-Йорк, герой недавней кубинской войны.

«Ручной» Мак-Кинли полностью устраивал американскую политическую элиту. Рузвельт был непредсказуем и опасен своей склонностью к реформам. Председатель Национального комитета Республиканской партии, крупный горнопромышленник, банкир и личный друг президента сенатор Маркус Ханна предложил изящный вариант: Рузвельт должен идти в связке с Мак-Кинли. Старый сенатор («Дядюшка Марк») терпеть не мог «чертова ковбоя» и узрел возможность вывести его из игры, но в качестве вице-президента США.

Как писал Василий Верещагин, сенатор Ханна состоял «в должностях и виночерпия, и хлебодара республиканцев при избрании нового президента». Формально Марк Ханна предложил Рузвельту «повышение» – второй по значению в табели о рангах пост. При этом Теодор покидал губернаторское кресло в Олбани, чем порадовал консервативное лобби Нью-Йорка. Такая рокировка – со штатного уровня на федеральный – поначалу смутила Рузвельта. Впрочем, существовала партийная дисциплина, подкрепленная закулисной мощью отлаженной кадровой машины «партии власти». На республиканском съезде в июне 1900 года «герой Сан-Хуана» легко получил номинацию, а затем – все сто процентов голосов за свою кандидатуру. Газеты написали о триумфе полковника на съезде.

Очень скоро Теодор Рузвельт осознал допущенную им политическую ошибку. Пост вице-президента совершенно не соответствовал его темпераменту. На протяжении всего XIX столетия в этой должности перебывали столь заурядные политические фигуры, что их прозвали «забытыми людьми». У вице-президента не было определенных государственных обязанностей, и в ходу была циничная вашингтонская поговорка: «Вице-президент главенствует в Сенате и ждет смерти президента». На Капитолийском холме единственная прерогатива вице-президента весьма ограничена: формальный глава верхней палаты обладает правом голоса лишь в одном случае – если голоса сенаторов разделятся поровну. Текущими же делами управляет выборный председатель Сената pro tempore.

Мавр сделал свое дело: за время шумной президентской компании Теодор произнес более шестисот речей в пятистах городах и поселках в двадцати четырех штатах. Он сыграл отведенную ему роль «имиджевого дополнения» президента Мак-Кинли и должен был отправиться на почетную церемониальную должность. Еще в XVIII веке Бенджамин Франклин придумал ироническую форму обращения к вице-президенту: «Ваше излишнее превосходительство».

В американской конституции нет ограничений на количество сроков, которые может занимать вице-президент (в отличие от введенных в 1948 году двух сроков для президента США). Хозяин Белого дома Мак-Кинли с прохладой относился к чересчур энергичному и честолюбивому полковнику и держал его на расстоянии.

Конституционное служение Рузвельта длилось всего четыре мартовских дня 1901 года, после чего Сенат был распущен на каникулы до декабря. Вице-президент отложил деревянный молоточек председателя и мог заниматься чем угодно. Все чаще Теодор оставался в Ойстер-Бей в кругу семьи, учил дочерей истории и верховой езде. Близкие стали замечать в нем признаки ипохондрии, которую не могли излечить любимые книги и охота, орнитология и альпинизм. Этот полный сил «необъезженный мустанг» остановился на полном скаку. Мчаться было некуда. Писатель Марк Твен однажды пошутил, что потерял двух друзей: один ушел в море, другой стал вице-президентом.

Весной 1901 года открылась Панамериканская выставка в городе Буффало, штат Нью-Йорк. Рузвельт участвовал в церемонии открытия этой самой большой и помпезной экспозиции Западного полушария. Президент Мак-Кинли посетил выставку 6 сентября и вопреки предостережениям охраны встретился с публикой в павильоне «Храм музыки». В очередь желавших приветствовать главу государства встал 28-летний безработный Леон Чолгош, потомок польских иммигрантов из Детройта. Он был радикальным сторонником анархизма и находился под сильным впечатлением от личного знакомства с известной русской анархисткой Эммой Голдман. Чолгош уже неделю как жил в Буффало, надеясь увидеть и убить президента, «врага всех трудящихся».

Поляк встречал президента на вокзале в Буффало и слушал его выступление в городе, но не смог приблизиться на расстояние выстрела. Теперь настал его час. Правая рука стоявшего в очереди в «Храме музыки» Чолгоша была обмотана белым платком, скрывавшим короткоствольный пистолет «Айвер-Джонсон» 32-го калибра. Позднее охранник Мак-Кинли говорил, что не увидел пистолета из-за плотной толпы, а сам он пристально следил за двухметровым чернокожим официантом, стоявшим позади Чолгоша.

Когда Мак-Кинли протянул руку своему убийце, тот выстрелил в президента дважды. Первая пуля попала в пуговицу на животе Мак-Кинли и прошла по касательной, но вторая достигла цели. Президент устоял, его подхватили под руки. Пуля пробила желудок и почку и застряла в мягких тканях. Чолгош пытался выстрелить в третий раз, но стоявший сзади чернокожий официант Паркер сбил его кулаком с ног. Мак-Кинли, видя, что охрана избивает пойманного на месте террориста, тихим голосом успел сказать: «Полегче с ним, ребята».

Рузвельт в этот день находился в штате Вермонт на слете охотников и рыболовов. По получении телеграммы о покушении он немедленно приехал в Буффало, где собрались члены президентского кабинета. Мак-Кинли спешно прооперировали на месте, в медпункте-времянке, где не было электричества, так что ассистенту хирурга пришлось зеркалом направлять солнечный луч в оперируемую зону. Из раны извлекли обрывки одежды и зашили найденное прободение желудка, но пулю отыскать не смогли. Примечательно, что на той же Панамериканской выставке впервые демонстрировался рентгеновский аппарат для медицинских целей, однако хирурги не доверились новейшей технологии.

Уильям Мак-Кинли

Поначалу казалось, что Мак-Кинли пошел на поправку. Он был в сознании, самостоятельно принимал жидкую пищу. Президента перевели из больницы в дом Джона Милберна, президента Панамериканской выставки. Публикуемые врачебные бюллетени были полны оптимизма: «Состояние здоровья президента становится все более удовлетворительным», «Вероятность неблагоприятных изменений неуклонно снижается».

10 сентября, ввиду явного улучшения состояния Уильяма Мак-Кинли и после благоприятных прогнозов врачей, отпала необходимость в круглосуточном дежурстве вице-президента. Рузвельт отбыл к семье в горный Адирондак. Во второй половине дня 13 сентября, когда его нашла новая телеграмма из Буффало, Теодор был на полпути к вершине горы Марси. Рузвельт позднее вспоминал: «Я интуитивно понял, что проводник принес печальные новости… Я хотел стать президентом, но не таким путем».

Мак-Кинли был еще жив, хотя гангрена внутренних органов стремительно развивалась. Президенту назначили кислород и адреналин, чтобы стабилизировать пульс. Ненадолго пришедший в сознание больной сказал врачам: «Бесполезно, господа – я думаю, мы должны позвать священника».

В надвигавшихся сумерках Рузвельт за два часа прошел шестнадцать километров по горной тропе до ближайшего населенного пункта, где смог найти подводу. В горах Адирондак уже наступила ранняя осень, с обильными дождями и густыми туманами. Дорога раскисла, ночное путешествие становилось опасным. Почти в полной темноте подвода со взмыленной лошадью и Рузвельтом остановилась у порога небольшой гостиницы для туристов. Вице-президент попросил хозяина гостиницы Майка Кронина доставить его на ближайшую железнодорожную станцию Норт-Крик, находившуюся в двадцати километрах от гостиницы. Гонка до станции запомнилась Кронину на всю жизнь. В кромешной тьме, на узкой и скользкой горной дороге, где то и дело камни из-под колес экипажа срывались в невидимый обрыв, даже хорошо знавший дорогу возница натягивал поводья. Рузвельт же требовал мчать во весь опор.

Майк Кронин вспоминал своего пассажира как совершенно спокойного, немногословного человека, который, придерживая сползающие от тряски очки, время от времени произносил: «Если ты не боишься, то гони быстрее». Никогда за свою жизнь, даже в погожие летние дни, Майк Кронин не смог повторить за такое же время бешеную полуночную скачку в распутицу.

Еще до рассвета Теодор появился на станции Норт-Крик. Личный секретарь Рузвельта Уильям Лоуб, ожидавший его с официальным печальным сообщением и со специальным курьерским поездом, с тревогой взирал на босса. Перед ним, в чужом плаще на два размера больше, заляпанный дорожной грязью, стоял новый американский президент.

Курьерский состав развил максимальную скорость. В окне мелькнула непокоренная вершина Марси. У Рузвельта было несколько часов, чтобы привести себя в порядок после бессонной ночи и осмыслить происходящее. Он стал двадцать шестым по счету и самым молодым в американской истории главой государства. Предыдущие сорок два года жизни воспитали в нем немало лидерских качеств. Но какие стратегические задачи должен поставить перед страной новый президент? Что необходимо сделать в первую очередь? Кто из политической элиты может стать его союзником? Какова международная роль Америки в обещавшем быть драматичным ХХ столетии?

Местные власти перекрыли все железнодорожное сообщение по ходу литерного поезда, но гонка сквозь утренний туман при отсутствии сигнализации на путях была по-прежнему опасной. Через два часа езды раздался жуткий визг тормозов, вещи попадали со своих мест, охрана схватилась за оружие. Поезд столкнулся на разъезде с фермерским фургоном. К счастью, обошлось без жертв, но полчаса ушло на расчистку путей. Мнительные люди расценили бы это происшествие как дурное предзнаменование. Главный пассажир снова погрузился в раздумья. Рузвельт понимал, что у него не так много политического времени: новые президентские выборы должны были состояться через три года. Что он сможет оставить стране, если проиграет на следующих выборах?

В Буффало Теодор остановился в доме давнего знакомого Энсли Вилкокса. Квартал был оцеплен полицией. Предполагали, что у террориста Чолгоша могли быть сообщники. Рузвельт посетил особняк Джона Милберна, где покоилось тело Мак-Кинли, переговорил с членами кабинета. Церемонию президентской присяги решили провести в доме Вилкокса. Прибыл федеральный судья Джон Хэйзел. Хозяин дома одолжил президенту приличествующие случаю смокинг, брюки и крахмальную манишку – по счастью, хозяин и гость были одной комплекции. Некоторые аксессуары, в том числе большой черный цилиндр (у Теодора была очень крупная голова), позаимствовали у соседей Вилкокса.

Инаугурация Рузвельта была самой короткой в американской истории. Помимо членов администрации Мак-Кинли и хозяев дома, присутствовали несколько репортеров. Фотографировать им не разрешили. В библиотеке дома Вилкокса Теодор Рузвельт повторил за судьей слова президентской присяги, а затем произнес очень краткую речь, пообещав выполнять свои обязанности «с честью и достоинством».

Когда с формальностями было покончено, новый президент решил выйти на свежий воздух. Его немедленно окружили четверо полицейских. Рузвельт оскалился: «Я не желаю создавать прецедент прогулок под охраной!» Полицейские отошли на некоторое расстояние. Президент не стал проводить никакого особого расследования действий полиции и телохранителей Мак-Кинли. Рузвельт был фаталистом. «Я не боюсь, что меня застрелят. Это профессиональный риск, который для любого публичного человека является нормальным и естественным. Я одиннадцать лет каждый день был готов к тому, что в меня будут стрелять», – написал Рузвельт другу Сесилу Спринг-Райсу в декабре 1912 года, после того, как сам получил пулю в грудь.

Дом Вилкокса в Буффало, где Рузвельт принял президентскую присягу

29 октября 1901 года анархиста Леона Чолгоша казнили на электрическом стуле тремя разрядами по 1800 вольт. Его тело растворили в кислоте. Позднее Теодор Рузвельт издаст указ, запрещающий анархистам и другим радикалам въезд в страну. В честь двадцать пятого президента США назвали гору Мак-Кинли на Аляске, высочайшую вершину Северной Америки (в 2015 году ей вернут историческое индейское название Денали).

Роберт Тодд Линкольн, бывший военный министр и посол США в Великобритании, написал Рузвельту: «Я не поздравляю вас, ибо видел изнанку президентской мантии и не думаю о ней как о завидном одеянии». Роберт, старший сын президента Авраама Линкольна, повидал «изнанку мантии», как никто другой. 15 апреля 1865 года он сидел у постели отца, получившего смертельное ранение в вашингтонском театре. Спустя шестнадцать лет, летом 1881 года, он стоял рядом с президентом Дж. Гарфилдом, когда того настигла пуля на столичном вокзале. В день покушения на Мак-Кинли Роберт Тодд Линкольн посетил Панамериканскую выставку, но находился в другом павильоне. После трех президентских смертей сын Линкольна считал, что отмечен неким историческим проклятием, поэтому более не участвовал в политической жизни и избегал личных встреч с новыми хозяевами Белого дома.

Библиотека в доме, где прошла церемония инаугурации

Из притихшего Буффало поезд с гробом Мак-Кинли и членами президентского кабинета отправился в столицу. На вашингтонском вокзале их встречали черный креп, белые венки, конный кортеж с траурными плюмажами, сверкающие позументы гвардейцев. Вслед за лакированным черным катафалком новый президент въехал в Белый дом.