Текст книги "Развитие движения при различных формах ДЦП"

Все это делается с помощью подручных предметов: палок, бутылок, полотенец, мячей, веревок, гаечных ключей и т. п.

Второй этап: налаживаем изолированные движения кисти, т. е. движения в запястье при фиксированных пальцах.

• Сгибание и разгибание в запястье.

Пронация-супинация (см. прим. 2 на с. 23 и 1 на с. 24).

• Приведение и отведение кисти (т. е. движения кисти относительно предплечья в плоскости ладони).

На первом этапе эти движения у нас, конечно, в той или иной степени тоже присутствовали, хотя бы в виде напряжений и пассивных движений в рамках больших синергий и синкинезий[23]23
  Синкинезия – рефлекторное содружественное движение конечности (или иной части тела), сопутствующее произвольному движению другой конечности (части тела).


[Закрыть]. Эти синергии и синкинезии мы брали в помощники, в частности, для того, чтобы они помогли нам подготовиться к локальным движениям[24]24
  Двигательная система в общем-то не приспособлена к выполнению локальных, изолированных движений, поскольку функциональными являются в основном сложные, «тотальные» движения вроде бега. Поэтому координаторно локальные движения оказываются более трудными. Попробуйте для примера быстро сжимать-разжимать кулак. Легко? А теперь попробуйте делать то же самое, не допуская движения в запястье. Трудно, и быстро устает рука? Теперь попробуйте наоборот, удерживая пальцы прямыми, сгибать и разгибать руку в запястье. Тоже трудно? Не удивительно, ведь чтобы изолировать движение в кисти, нужны дополнительные усилия для предотвращения естественного движения в запястье, возникающего при сгибании-разгибании пальцев. В реальных движениях сгибание-разгибание пальцев и запястья должны быть точно согласованы. Для налаживания такого согласования и делаются упражнения на изолированное, локальное выполнение того или иного движения.


[Закрыть].

Хотя при всех движениях второго этапа пальцы остаются неподвижными, мышцы пальцев в них активно участвуют, только в скрытом виде (так как они расположены в основном на предплечьях). Поэтому отработка этих движений – лучший способ предварительного согласования движений в пальцах и запястье, а также налаживания координаций, обеспечивающих собственные движения пальцев и их согласование.

Третий этап – согласование всех движений первого и второго этапов.

В описанном случае это достигалось вождением блюдец по столу.

Четвертый этап – дифференциация функций кисти, т. е. переход от кисти примитивной, хватающей[25]25
  При полной реализации пустого примитивного захвата образуется кулак, это хорошо видно у младенцев.


[Закрыть], к кисти манипулирующей[26]26
  Манипуляция – слово, не отражающее сути дела, но им принято обозначать действия, которые обеспечиваются интересующими нас движениями кисти.
  Существует и широко распространен еще один термин – «мелкая моторика», но мне претят его определения, например: «Моторика мелкая – совокупность двигательных возможностей выполнения дифференцированных пальцевых движений, определяющих успешность формирования навыков самообслуживания, различных учебных, трудовых и других операций».


[Закрыть].

Манипулирующая кисть, в отличие от хватающей, дифференцирована: в ней происходят, одновременно в разных ее частях, разные события (в простейшем случае одни пальцы сгибаются, а другие разгибаются), что и обеспечивает возможность совершения сложных действий. Для этого должны быть развиты внутрикистевые координации.

Переход от хватания к манипуляции происходит двумя естественными путями:

– с помощью хватания предметов сложной формы (пальцы при этом принимают различные сложные положения, определяемые формой предмета, хотя напряжение мышц в них одинаковое);

– удержанием больших предметов (которые при изменении их положения относительно тела меняют и форму захвата, и тоническую картину в мышцах кисти).

Пример – размахивание палкой, при котором палка разгибает то указательный палец, то мизинец.

Хотя организация кисти еще может быть примитивной, и кисть стремится к форме кулака, но в ее мышцах при таких действиях развернется сложная тоническая игра.

Остается соединить первое со вторым – способность принимать сложную форму и способность к сложным тоническим картинам – и добавить произвольный выбор того и другого, чтобы получить то, что нам надо.

Чтобы это произошло, необходимо освоить локализацию событий в кисти. Это довольно легко, если налажено тоническое удержание формы кисти, только тонус не должен быть жестким, он должен допускать некоторое смещение. Если надо, например, научить сгибать палец, то на напряженной руке нужно его, наоборот, оттянуть, что создаст координацию его сгибания, а потом, уменьшив оттягивание, дать ему вернуться в исходное положение. После этого останется только увеличить амплитуду сгибания, для чего, конечно, уже должно быть отработано конечное положение. А это делается на подходящих захватах.

Вовлеченность в ролевую игру и хорошая сенсорная обеспеченность в таких занятиях необходимы, чтобы не растеряться при выходе за рамки привычных движений и положений. В таких занятиях всегда надо заботиться о смещении центра событий с движения на ощущения и эмоции. Все это возможно только в рамках игр в тщательно выстроенной среде и с правилами, эффективно поддерживающими формирование нового движения и одновременно препятствующими рецидивам прежнего.

Обобщение опыта

Обстоятельства окружающего мира, свойства тела и стимулирующие воображение ролевые игры (в нашем случае – рождение черепах, крабов и паучков) могут образовывать некоторое естественное единство: сочетание правильно подобранных обстоятельств с работой воображения способно провести тело через нужный ему ряд испытаний, в результате которых тело превращается из непослушной и неумелой обузы в успешного и самостоятельного партнера. Поэтому подготовка программы двигательного обучения всегда должна содержать ответы на три вопроса.

1) Что обучаемый должен делать?

2) В каких условиях[27]27
  Под условиями здесь имеются в виду все сопутствующие занятиям обстоятельства, в том числе вспомогательный инвентарь, а также эмоции, которыми занятия сопровождаются.


[Закрыть]?

3) Как подключить к делу его мышление и воображение?

Если все выстроено удачно, на занятиях будут рождаться и развиваться эмоциональные переживания, необходимые для организации нового движения. Появление таких переживаний инициируется триединым путем: они воспринимаются через сюжеты и образы, непосредственно предлагаются в ролевых играх и вызываются через интонирование содружественных движений[28]28
  Интонация движения – это совокупность ритма, темпа, интенсивности, акцентного строя и других элементов, придающих движению выразительность, одушевляющих его.


[Закрыть].

В нашем примере эта схема работала так.

Сначала у нас были черепахи: неуклюжие существа с едва выступающими из панциря конечностями, движущиеся медленно и тяжеловесно, волоча брюхо по земле.

Затем – крабы, поначалу тоже ползавшие медленно, как черепахи, но постепенно поднявшиеся на своих ножках, которыми они делали все более быстрые, хотя и маленькие шажки, в то время как их тела плавно плыли в воздухе.

И наконец, паучки – создания длинноногие, быстрые и непредсказуемые.

Подобные роли полноценно разыгрываются, а соответствия, возникающие между этими ролями, движениями и переживаниями, обсуждаются, подтверждаются или корректируются.

Сильные эмоциональные переживания в течение некоторого времени могут быть совершенно необходимой опорой для формирования желаемого движения, но постепенно, по мере освоения движения, роль воображения снижается, личность постепенно освобождается от функции обеспечения движения, действия становятся все более формальными. В конце концов они автоматизируются[29]29
  Автоматическое, автоматизированное движение – движение, не требующее участия сознания.


[Закрыть], окончательно освобождаясь от эмоций, и превращаются в привычные умения, навыки и способности.

На место эмоций постепенно приходят характерные для осваиваемых движений ощущения, которые становятся привычными, опорными и составляют в конце концов ту основу, которой мы пользуемся для запуска нужных нам координаций.

Формирование багажа таких опорных ощущений – важнейшая часть реабилитационной работы.

Выход – в тупике

Как-то позвали меня посмотреть на мальчика, к которому никак не удавалось найти подхода. Мальчик этот умел только сидеть на полу и возить туда-сюда машинку. Не останавливаясь. До опупения. Замучившись вконец, он выдавал большой скандал, после которого некоторое время мог тихо отдохнуть, а затем опять требовалась машинка. И никаких просветов.

Людей он не замечал. Никаких других объектов, кроме машинок определенного размера, тоже. Но и машинки эти его, по существу, не интересовали: если ему предлагали несколько разных на выбор, он хватал первую попавшуюся. Или начинал большой скандал, когда подходящую не обнаруживал. Находил он машинку только в полуметровом круге перед собой. Если поставить чуть дальше – он ее не замечал. И было ему уже года четыре, из которых два он возил машинку.

В таких случаях в первую очередь нужен человек, который готов просто быть рядом. Человек такой имелся, и он уже попробовал по-разному вписаться в мир мальчика, но единственное, что ему удавалось, – сидеть рядом с ребенком на полу и иногда служить для него опорой. Вот и все. Убираешь опору – отлично обходится без нее.

Посмотрел я на это и поинтересовался:

– Поперек дороги пробовал оказываться?

– Да, пробовал.

– И что?

– Или скандал, или поменяет положение так, чтобы я не мешался, – и все.

– А попробуй сам поиграть в помеху. Не просто становись на дороге, а пробуй по-разному, как хочешь, ты же много вариантов поведения найдешь.

– Конечно, найду. Могу, например, появляться «на дороге» и исчезать, когда машинка подъезжает, могу встать совсем рядом с трассой, медленно пододвигаться и убираться в последний момент, когда он уже будет готов сменить маршрут. Что ж я, в детстве не хулиганил?

Стали пробовать, и вскоре мальчик нашел себе новую, вторую в жизни игру: врезаться в плохо предсказуемого дядю, который то давал в себя врезаться, то нет. Немного позже мальчик стал играть в третью игру: может, я в тебя врежусь, а может, не буду – угадай.

Потом удалось научить его перемещаться вслед за дядей-мишенью, потом открылась возможность усложнять обстоятельства игры и, наконец, превратить ее в настоящую маршрутную игру с некоторым сценарием, развитием событий и, самое главное, – общением с другими людьми.

Комментарии

Ребенок, погруженный в подобное состояние, находится в совершенно безвыходном положении: он заперт в стереотипе[30]30
  Патологический поведенческий стереотип – это единообразный, жесткий, четко очерченный поведенческий комплекс, требующий для своей реализации наличия определенных обстоятельств (зачастую их обеспечивает собственное тело: например, ребенок может быстро махать пальцами перед глазами, чтобы наблюдать мелькание, сосать собственный язык и т. п.), во взаимодействии с которыми он разворачивается, являясь (в тяжелых случаях, вроде описываемого) единственно доступной человеку формой активности.


[Закрыть]. Причины тому бывают самые разные, зачастую это невыносимые для ребенка обстоятельства, от которых он таким образом прячется. Но в данном случае причина была другая: отсутствие произвольной деятельности.

Я имею в виду произвольность в буквальном смысле слова. Человек не может жить без произвольности, и надо помнить, что именно она обеспечивает возможность поведения как такового. Иными словами, речь идет о свободе воли, для которой нужно поле возможного. Без него дети не могут развиваться.

Что же делать?

Поле возможного, с которым тяжелый стереотипный ребенок может быть не знаком с рождения, просто организуется рядом с ним.

Это обычный второй, после просто быть рядом и благожелательно наблюдать, этап работы с такими детьми, называемый параллельная деятельность, пробуя разные варианты которой педагог подбирает, зачастую далеко не сразу, вид своей активности, подходящий для данного ребенка.

Такой подходящей активностью может оказаться и пение, и рисование светофоров, и переливание воды из одной баночки в другую.

От такой активности требуются только три вещи: педагог должен находить в ней что-то интересное для себя, не скрывать свое удовольствие от ребенка, приглашая его к сопереживанию, и хоть какая-то вариативность в игре педагога должна быть открыта и доступна для ребенка, чтобы эту активность можно было ему подарить.

Случай с машинкой, конечно, крайний, но зато показательный. Оказывается, достаточно обеспечить хотя бы две возможности, в данном случае – врезаться или нет, чтобы создать условия для произвольности и взаимодействия с другим человеком – двух основ развития.

Обобщение опыта

У произвольности есть не один, а два антипода: стереотипы и реагирование. Стереотипы обеспечивают однозначность, а реагирование – безусловность взаимодействия с миром. Каждого из антиподов достаточно, чтобы сделать произвольность невозможной. Выступая вместе и поврозь, они перекрывают возможность поведения как такового (сами по себе стереотипы и реакции – это не поведение), замыкая всю доступную активность в принудительные рамки вынужденного, навязанного. В подобных случаях необходимо искусственно моделировать такие ситуации, которые не принуждают человека к тому или иному действию, а создают необходимые условия для произвольности, без которой нет поведения и, стало быть, нет развития.

Лицо своими руками

Как-то попался мне взрослый гиперкинезник, который, как и большинство из них, был амимичен[31]31
  Амимия – ослабление или полное отсутствие мимики вследствие поражения нервной системы.


[Закрыть], но имел при этом совершенно холерический темперамент. Однако эмоциональная регуляция связана с системой проявления эмоций, и оттого, что та не функционировала – ни мимика, ни жесты не были ему доступны, – возникали эмоциональные проблемы, которые вовсе не украшали его жизнь. Мы решили попробовать что-нибудь с этим сделать.

Проявление эмоций невозможно без интонирования движения[32]32
  Интонация движения – это совокупность ритма, темпа, интенсивности, акцентного строя и других элементов, придающих движению выразительность, одушевляющих его.


[Закрыть], в котором очень большую роль играет управление движением во времени: движение как минимум должно вовремя начинаться и вовремя заканчиваться.

У гиперкинезников с этим всегда плохо. Представьте себе оркестр, в котором нет дирижера, а у музыкантов заткнуты уши. Движение гиперкинезника похоже на такой оркестр, в котором каждый музыкант честно играет свою партию, но в результате выходит какофония.

Мы первым делом занялись проблемой согласованности мышечных напряжений через регуляцию дыхания, которое было и парадоксальным[33]33
  Парадоксальным называют дыхание в тех случаях, когда часть дыхательной мускулатуры осуществляет выдох, в то время как другая – вдох, и наоборот.


[Закрыть], и неритмичным[34]34
  Соответствующая проблематика и система упражнений описаны в тексте «Гиперкинезы» (см. с. 81).


[Закрыть]. И лишь после того как человеку стали доступны хотя бы некоторые своевременные действия[35]35
  Состояние гиперкинезника можно представить себе как глубокое, вплоть до напряжений отдельных мышц, нарушение чувства ритма. Если представить, что он пытается подпевать певцу, то окажется, что он не может ни начать синхронно вместе с певцом, ни закончить. Все у него будет получаться раньше или позже, чем он хочет или чем надо, и только иногда и случайно – вовремя.


[Закрыть] (например, он научился начинать вдох и выдох в ожидаемый момент и так же, в ожидаемый момент, стал издавать звуки), когда он приобрел некоторый опыт «успешной своевременности», мы занялись лицом.

Я в первую очередь поинтересовался, помнит ли он зрительно различные выражения лица. Оказалось, нет! То есть он не мог подумать и сказать, что, например, удивление выражается подъемом бровей и т. п.[36]36
  Такое положение дел характерно скорее для аутистов, которые могут не только не знать, как выражается та или иная эмоция, но и вообще не осознавать их наличия. Им зачастую приходится знакомиться с эмоциями абстрактно, на примерах, и заучивать, что есть что. В данном случае эмоции отлично осознавались, но не усваивались визуально.


[Закрыть] Поэтому мы занялись построением представлений о том, как устроено выражение лица. Понадобилось разбить его на составляющие. Для этого я сам стал строить разные гримасы, которые мы потом вместе анализировали. Для каждой гримасы я подбирал соответствующие речевые интонации, которые, как оказалось, и были в нашем случае индикаторами для распознавания эмоционального состояния собеседника.

Потом мы изучили анатомическую картину мимической мускулатуры и разобрались в направлениях деформации лица при сокращении основных мимических мышц. Затем подобрали схематические картинки ярких эмоций, которые достаточно легко запомнить. Так, в процессе заучивания этих картинок и анализа мышечных напряжений, создающих изображенные на них выражения лица, мы перешли к лицу.

Нам нужно было создать с нуля произвольные движения. Как их запустить? Как обычно в таких случаях, методом «от противного».

Амимичное лицо у гиперкинезников не висит, это не вялый парез, который мы наблюдаем, например, при неврите лицевого нерва, наоборот, оно сковано привычным напряжением. Это куда более удобная стартовая точка, чем при вялом парезе. Там нужно запускать тонус, на котором затем выстраивается движение, а здесь тонус уже есть, поэтому нужен только один прием – натяжение.

Я показал, как это делается, своими руками. Техника примитивна. Накладываешь на лицо в нужном месте основания ладоней в нужном положении и тянешь в нужном направлении, вторгаясь таким образом в привычную «позу» лица, которое весьма активно на это вторжение реагирует, сопротивляясь нарушению привычного положения. Пытается вернуться к нему, тонус растягиваемой мышцы повышается и… мы даем ей победить и сократиться. Удовлетворенная мышца расслабляется, мы снова ее растягиваем, и так несколько циклов. Много нельзя: мышцы эти нежные и быстро устают, да и ощущение лица нарушается. Делается все это медленно и плавно.

По ходу этих игр стал постепенно проясняться следующий слой проблем. Какие-то мышцы охотно расслаблялись, но неохотно напрягались, какие-то – наоборот. Но тут подоспели представления об основных гримасах, сложились их зрительные образы, и мы пустили эти представления в дело. Помогло.

На деле упражнения выглядели так.

Приходилось садиться перед зеркалом и класть рядом бумажку с нарисованными рожицами, потому что довольно долго они никак не хотели запоминаться.

Затем выбирать одну, например удивление с поднятыми бровями, широко раскрытыми глазами, отвисшей челюстью и полуоткрытым ртом.

Глядя на картинку, нужно было с помощью рук выстроить по очереди разные элементы гримасы, а остальные просто пытаться делать параллельно. Например, сначала класть руки над бровями и помогать бровям подняться, затем класть руки под нижними веками и помогать им опускаться, и при этом опускать челюсть и приоткрывать рот.

Довольно долго ни рот, ни челюсть не хотели оставаться в нужном положении, поэтому некоторое время приходилось еще высовывать язык. Между попытками изображать удивление отрабатывалась противоположная гримаса оскомины: глаза плотно зажмурены, челюсти плотно сжаты, губы стянуты в куриную гузку.

Для каждого элемента гримасы нужно было нащупывать правильные формы помощи. Например, для зажмуривания оказались нужны тяги над висками снаружи-сверху-внутрь-вниз и на скулах снаружи-снизу-внутрь-вверх, а чтобы научиться плотно сжимать губы, приходилось сначала зажимать ими подходящие предметы. Мы пользовались суставом большого пальца, который в дополнение еще пытался вырваться, чтобы губы не забывали его держать. Понарошку, конечно, не слишком настойчиво.

Оказалось, что игра в пару гримас требует долгой отработки: выстраивания четкой последовательности действий и приобретения необходимых навыков. Естественно, это было непросто, и нельзя было ставить никаких сроков. В подобных играх добиться серьезных результатов удается только в том случае, если эти игры оказываются интересны человеку сами по себе. На одной воле, с настроем «буду делать, пока не получится» ничего не выходит. Тут нужны реальные эмоции, а не вымучивание «потому что надо».

К счастью, с этим у нас не было проблем. Доказывать, что заниматься интересно, не приходилось. Более того, у нас всегда получался живой обмен мнениями и наблюдениями. Оказалось, например, что подобная игра в медленное, постепенное, пошаговое освоение одной гримасы с последующей заменой ее на другую и циклическим повторением этого процесса – очень неплохое снотворное, способное отвлечь от накопившихся за день проблем.

Постепенно отлаживались процедуры построения гримас, сами гримасы тоже запоминались, и через некоторое время уже не требовалось подглядывать в шпаргалку, да и зеркало тоже стало ненужным. Поскольку помочь руками можно только одному элементу гримасы за раз, гримасы сами собой становились все более независимыми от рук, однако переходы между ними оставались очень медленными, и к эмоциям все это не имело никакого отношения. Всего лишь обезьянничание, гимнастика для лица. Но это был необходимый этап первичного освоения координаций, после которого мы перешли к следующему, куда более интересному.

Сестра моего подопечного села за пианино и подобрала музыкальные темы и переходы между ними к выставленному перед ней ряду картинок с гримасами, после чего мы начали выстраивать эти гримасы под музыку, пусть очень медленно, но ритмически.

Играть одно и то же нашей пианистке быстро надоело, и довольно скоро она стала понемногу импровизировать. В соответствии с этим пришлось учиться на ходу менять построение гримас, пошла их автоматизация, и для ее ускорения мы добавили всяческие соответствующие гримасам вокализации.

Наш артист стал сопровождать свое гримасничание подходящими, на его взгляд, звуками, для начала намеренно нечленораздельными[37]37
  С речью у него были большие затруднения: она была очень медленной, неразборчивой, невыразительной и, естественно, несвоевременной в вышеописанном смысле. Поэтому было решено держаться от привычных речевых конструкций подальше, чтобы они не мешали. Изначально были поставлены три задачи. Первая – начинать и заканчивать звучать в желаемый момент (это стало в принципе возможно после ритмизации дыхания). Музыкальная опора и увлеченность ролью этому очень помогали. Вторая – звучать громко. И третья – звучать сколь угодно динамично, главное – не монотонно, стараясь передать интонациями и тембром характер гримасы.


[Закрыть]. На этом этапе приходилось радоваться любым тембрам и интонациям, которые поначалу имели мало общего с желаемыми. Но нам годились любые сильные и громкие завывания, лишь бы в них проглядывали попытки согласования с музыкой и мимикой, опираясь на которые можно было учиться интонировать голосом, ведь с ним тоже все было не просто.

Наша пианистка постепенно тоже вошла во вкус и начала устраивать диалоги, отвечая на эти вопли и завывания звуками пианино, после чего дело пошло гораздо быстрее: была преодолена искусственность ситуации, эмоции, изображавшиеся по согласованной схеме, стали незаметно превращаться в настоящие, и вскоре мы получили то, к чему стремились: мимика начала становиться реальной частью эмоций, и из-под гримас стало проступать выражение лица.

Комментарии

Мне представляется, что эмоции гармоничны, если они разворачиваются не только в душе, но и в теле. Изменения позы, жестов, выражения лица нужны не только для отображения эмоций, они их неотъемлемая часть. Но все это – высококоординированные движения, невозможные при гиперкинезах, более-менее полно захватывающих тело (бывают и локальные гиперкинезы, например тики). Видимо, мы воспринимаем эмоции в значительной мере через собственные эмоционально-телесные реакции. Это позволяет понять, почему даже хорошо рисующие гиперкинезники (такие бывают) рисуют амимичные лица, хотя им нельзя отказать в отличной зрительной памяти.

Любопытный нюанс. Если вы помогаете запустить сокращения мимических мышц другому человеку, то можно использовать для их натяжения любые части кисти, а вот если надо заниматься с собственным лицом, то надо пользоваться, достаточно долго, только основаниями ладоней. Потому что они гораздо «глупее», чем пальцы, и, в отличие от пальцев, не перетягивают на себя внимание с лица. Попробуйте.

Подробности постановок рук я здесь не привожу, так как описывать их долго, а выстроить самостоятельно легко сможет любой желающий. Для этого достаточно вспоминать различные гримасы и ставить на лицо основания ладоней так, чтобы препятствовать или, наоборот, способствовать какому-нибудь «гримасообразующему» движению. Для реальных занятий, конечно, понадобится собрать комплект таких постановок, но их немного. При желании можно найти их описания: они используются в рамках актерских тренингов и у косметологов.

Если вы собираетесь с кем-то заниматься, такую работу сначала нужно проделать со своим лицом, иначе вам не удастся правильно интерпретировать ни нарушения мимики, ни проблемы, возникающие в процессе занятий.

Амимичное лицо спастично практически всегда, за исключением, конечно, вялых парезов. Но надо помнить, что при ДЦП за этой спастикой могут скрываться гораздо большие неприятности в виде высоких тонусов, автономных движений или, наоборот, полного их отсутствия. Поэтому с самого начала упражнений надо пытаться не только добиваться расслабления, но и налаживать управление сокращением мышц, которыми вы занялись, и в случае проблем с этим семь раз подумать, прежде чем решаться раскачивать лодку. Могут быть очень локальные проблемы с конкретными мелкими мышцами, поэтому, даже если у вас все получается, не надо терять бдительность до самого конца.

На занятиях обязательно надо двигаться по группам мышц-антагонистов, так как если вы просто уберете спастическую скованность с мышцы, которая не поддается управлению (т. е. ее парез достаточно глубок), ее могут перетянуть вполне здоровые антагонисты. Лицо так устроено, что его «поза» гораздо менее устойчива, чем поза тела в целом (видимо, из-за того, что мимические мышцы работают «мимо» костей и их положение не определяется суставным чувством). Поэтому здоровые мышечные группы легко могут создавать в лице деформации, если их антагонисты не имеют достаточного тонуса, впрочем, и высокий тонус одной маленькой мышцы тоже может перекосить лицо. Спастичные мышцы не только неохотно удлиняются, но и плохо сокращаются, и если перестараться со снятием спастичности, например, с мышцы, поднимающей угол рта, до того как она приобретет достаточную сократительную способность, чтобы удерживать тонический баланс с мышцей, опускающей уголок рта, то этот угол рта съедет вниз. Возможна и обратная ситуация – тогда ваш пациент останется с постоянной саркастической улыбкой, приподнимающей один уголок рта.

Над уровнем локальных сокращений мышц лежит уровень групповых сокращений, иными словами – синергии. На этом уровне существует не только схема напряжений, но и некоторая регуляция, способная исправить конечный результат, если, например, одна из мышц группы устала больше, чем другие, и в данный момент сокращается слабее, чем обычно. Чтобы контроль конечного результата заработал нормально, надо предварительно, до обращения к нему, усвоить конечные положения мышц (наши гримасы).

Идея о том, что конечный результат необходимо освоить заранее, до его получения, выглядит достаточно странно, но, тем не менее, она реализуется во всех культурных практиках обучения движению. Например, обучая человека делать сальто, его сначала обучают тому положению, в котором он окажется после завершения сальто. Затем он стремится в это положение попасть, выполняя все более сложные поэтапные упражнения, в каждом из которых содержатся те или иные элементы сальто.

Причина неэффективности распространенных попыток получить «то, не знаю что» через простое требование «сделай!» кроется в том, что обучаемый просто не знает, чего от него хотят. До тех пор пока не освоено конечное положение, соответствующих ему координаций нет и быть не может.

Конечное положение существует в разных видах. Простейший – это реальное физическое положение тела, но гораздо интереснее тот, при котором человек внутренне осознает конечное положение как возможное и стремится его достичь, т. е. опирается на некое внутреннее знание о возможном взаиморасположении частей тела, которое, может быть, еще никогда в жизни им не достигалось[38]38
  Это знание о том, чего нет, но что возможно, допустимо и желательно, лежит, например, в основе техники растяжки.


[Закрыть].

Обобщение опыта

Выражение лица относится не только к эмоциональной сфере. Мы ведь угадываем в мимике благородство и низость, ум и глупость, хитрость и прямодушие и множество других, не эмоциональных категорий. Но формируются такие выражения постепенно, как мимический отпечаток множества эмоциональных событий.

В норме у человека существует некоторый индивидуальный эмоциональный баланс между множеством испытываемых им эмоциональных состояний, ведь эмоции по природе своей подвижны и изменчивы.

Мы все периодически мечтаем о стабильности и покое, о балансе, уравновешенности и простой предсказуемости наших душевных движений, о том, что в обычной жизни совершенно недостижимо.

Этот баланс, тем не менее, может существовать как след основных установок личности и суммы ею пережитого в выражении лица. Это выражение не только помогает нам понять, какого человека мы видим перед собой и что он испытывает в данный момент, но и помогает самому человеку осознавать свое состояние и регулировать его.