Текст книги "Дневники"

Разве все это было со мной? И как могут эти страницы из жизни девочки, девушки, молодой женщины сравниться с тем непостижимым, что ждало меня на этом берегу?

Но, кажется, я увлеклась, пора спать.

26 сентября

Вчера взбунтовалась и потребовала два дня отдыха. В конце концов, имею я право провести нормальные выходные с мужем? На викингов, дневники и язычество был наложен запрет.

Олег на удивление легко согласился. Подозреваю, правда, что причиной «капитуляции» были последние несколько страниц дневника, на которых ничего необычного не описывается.

Так что мы погуляли, заказали пиццу и посмотрели несколько фильмов о Гарри Поттере. Олег, правда, предлагал сходить на «Дьявола», но я отказалась. Хватит с меня той мистики, которую я перевожу.

Выходные были отличными до позднего вечера воскресенья, когда Олежку озарило: внезапно ему в голову пришла мысль, что 22 октября, когда Кэтрин увидела поселение, викинги отмечали Ветрнэтр (вроде так) или Зимние ночи.

Не знаю, было ли это совпадением, но у Олега, кажется, появилась какая-то теория. Вроде бы это связано еще и со словами старика-крестьянина о Самайне.

Теперь от меня требуют продолжения перевода. Придется с утра засесть.

Из дневника Кэтрин Стоунер

31 октября, днем

Снова метель. Сегодня день всех святых, но вряд ли мне удастся разглядеть то непознанное, что поселилось в здешних краях, даже если оно соблаговолит появиться: пелена снега отгородила меня от всего, так что даже стоящий рядом маяк виден лишь как смутная громада.

1 ноября, вечер

Впредь буду более высокого мнения о непознанном: если оно желает дать о себе знать, то стихии его не остановить. Как впрочем и человеческой воле.

Вчера ночью, когда я оторвала взгляд от страниц Клариссы (нужно же воспользоваться случаем и прочесть заветный том, запретный для юных девушек и женщин), поселение соседей как никогда походило на картину волшебного фонаря: буря словно раздвинула завесу между моим домиком и деревней неизвестных, но продолжала бушевать в небе, над покрытым льдом заливом, над лесом. Двери домов были приоткрыты, несмотря на снег, лежавший у стен, но жители не показывались. Изредка казалось, что какие-то серебристые облака сгущались у входов и проникали внутрь, но может то была лишь игра света или моя фантазия.

Я потянулась за карандашами и бумагой, чтобы набросать этот пейзаж – мирный и загадочный одновременно: дома с крышами, засыпанными снегом, огромный костер в центре; дав волю фантазии, я наметила даже несколько облаков у дверей и темные тени, пляшущие в снежной пелене за гранью света.

Случившееся далее я не рискнула бы описывать вслух, боясь вызвать подозрения в безумии: мое уединение было прервано криками и громовым топотом копыт. Я резко вскочила, опрокинув стул и всматриваясь в небо над поселением. Пелена бури была разорвана кавалькадой всадников. Раздались звуки рогов, и ехавший первым потряс над головой копьем, а восьминогий конь его поднялся на дыбы, заржал, и звук этот сотряс берег. По небу пронеслись воительницы в крылатых шлемах, сжимавшие в руках мечи, окутанные бледным сиянием. Когда предводитель осадил своего коня и, окидывая взглядом берег, обернулся в сторону маяка, мне показалось, что лицо его пересекает повязка, закрывая один глаз. Пришпоренный скакун снова поднялся на дыбы, а на плечо всадника опустился огромный ворон. Через мгновение вся кавалькада растворилась в буре.

27 сентября

Кажется, теория насчет праздников подтвердилась. Теперь Олег строит предположения о том, когда таинственное поселение появится в следующий раз, и что за всадников видела Кэтрин.

Женщины в шлемах, насколько я поняла, – это валькирии. Они собирали и доставляли в Вальхаллу (тамошний брутальный аналог рая) души воинов, павших на поле боя. Ничего себе работа у девочек.

Тогда, если верить моему «аналитику», вся эта скачущая толпа – участники Дикой охоты, а их предводитель, соответственно, Один.

Надо будет попозже поймать Олега и заставить его рассказать обо всем подробнее.

Теперь мужа больше всего занимает вопрос, действительно ли Кэтрин видела что-то сверхъестественное, или же это чья-то шутка. Мало ли было мистификаторов во все времена. Один Калиостро чего стоил.

Странно, что Олегу еще не пришла в голову мысль проверить, действительно ли эти бумаги относятся к началу 19го века. Должны же быть какие-то эксперты в этой области? Если даты настоящие, то я уверена, что все описанное – правда. Какой смысл в том, чтобы создать поддельные документы – и никому их не показать? Нет, все подделки создаются для того, чтобы получить какую-то выгоду, ну или хотя бы подкинуть такую фальшивку в прессу и посмеяться, наблюдая за тем, как доверчивые люди поверили в вашу выдумку. А дневник и письма Кэтрин почти двести лет тихо пылились на какой-то полке.

Разве что это розыгрыш француза, подарившего Олегу дневник и письма. Но зачем это Ретиньи? Ладно бы в начале или в середине переговоров, чтобы, не знаю, рассеять внимание, отвлечь, в виде «взятки». Но договор-то уже подписан. Бессмысленно.

28 сентября

Посоветовала Олегу отдать бумаги на экспертизу. В конце концов, не все же могут похвастаться, что у них в библиотеке завалялись такие древности.

30 сентября

Вовсю наслаждаюсь заслуженным отдыхом. Через общих знакомых Олег нашел реставратора, занимающегося печатными изданиями, так что дневник и письма отданы специалисту. Не знаю, сколько времени займет эта процедура, поэтому буду пользоваться случаем.

1 октября

Сегодня сбежала из дому. Нет, не насовсем, конечно, только на вечер. Муж все равно занят тем, что перечитывает перевод и пытается решить, стоит ли говорить о дневнике и прочем кому-то из друзей.

Так что я созвонилась с Иркой и Яной, и мы вместе засели в нашем любимом кафе. Место там замечательное, вот только расположено не совсем удачно. С одной стороны, центр города, напротив парка, и все замечательно, а с другой, владельцы, когда выкупали помещение на первом этаже, не учли, что здание старое и с перепланировкой будут сложности. В итоге вид из окон отличный, а вот вход оказался во дворе.

Нам это, конечно, только на руку: когда не приди, всегда найдется свободное место.

С Яной и Ирой мы не то чтобы близкие подруги, просто когда-то работали вместе, но приятно бывает посидеть, поболтать и поделиться рассказами на тему «а вот мой недавно», и не важно, что я рассказываю о муже, Ира о муже и трехлетнем сынишке, а Яна о коте.

Вернулась я не поздно, часов в десять. Подозреваю, что Олег моего отсутствия толком и не заметил.

И как теперь оторвать его от этих тайн и загадок? Хотя есть у меня одна идея…

4 октября

Лучшим названием для этих выходных было бы «в гостях у сказки». Я потребовала, чтобы Олег подробнее рассказал мне обо всех этих праздниках, охотах и прочем. Сослалась на то, что перевод получится более точным, если я буду лучше разбираться в теме.

Женское коварство не знает границ: теперь мне оставалось лишь поудобнее устроиться на диване и слушать «мрачные сказки севера». (Откуда же эта фраза-то? Да, точно! Из «Призрака оперы»). Олег даже готовил сам, лишь бы я не отвлекалась.

Кое-что я знала и раньше, про драккары, например. Но большая часть того, что я услышала, была открытием.

Ветрнэтр, из-за которого Олег поднял столько шума и развил целую теорию, был праздником начала зимы. Хотя праздновать, насколько я поняла, было особо нечего. Зима в скандинавских странах – явление суровое, а в то время – тем более. Холодно, очень короткие дни, дороги засыпаны снегом. (Представляю. Брррр!) Короче, «Зима близко» из «Игры престолов».

Самайн по времени совпадает с Хэллоуином. Только если в американском варианте по округе шастают злые духи, то викинги верили, что в эту ночь умершие могут навестить своих близких.

С Дикой охотой все вообще интересно. Во-первых, рассказывают о ней не только в Исландии, Норвегии и Швеции. В Англии, Ирландии и Германии это тоже распространенная легенда. Во-вторых, рассказчики никак не решат, кто эти всадники. Вариантов уйма: Один с валькириями, король или королева эльфов со свитой, Геката в компании ведьм.

Мне больше всего понравился вариант с сэром Френсисом Дрейком. И правда, чем еще заняться старому адмиралу и пирату после смерти? Олегу, правда, эта версия не подходит: сэра Френсиса, говорят, видели едущим в карете, сопровождаемой безголовыми собаками. Чего не было – того не было.

5 октября

Олег вернулся домой довольный, как объевшийся сметаны кот. Пару месяцев назад я решила бы, что ему предложили повышение или подняли зарплату.

Мне повторно вручили дневник и письма, но теперь уже в качестве подлинных исторических документов. Понятия не имею, как можно определить возраст таких бумаг, но реставратор подтвердил, что они и в самом деле были написаны в тридцатых годах 19го века. Их лаборатория может даже выдать соответствующие справки.

Все, теперь Олег окончательно лишился покоя. С трудом убедила его пока ничего не говорить единомышленникам по «теории взаимодействия». Нужно сперва закончить перевод. Мало ли, вдруг где-то ближе к концу дневника выяснится, что Кэтрин страдала каким-то расстройством. Или сочиняла сказки для племянников.

Сама я так не думаю. По-моему эта англичанка была на редкость уравновешенным и здравомыслящим человеком. Меня бы после первой же ночи нашли как минимум поседевшей.

Но сама идея о том, что Тор или Один вообще существовали, многим кажется сомнительной, что уж говорить обо всем остальном. А у Олега нет сейчас никаких подтверждений, кроме записей в дневнике.

Из дневника Кэтрин Стоунер

2 ноября

Скоро должен приехать господин Ольсен. Я и с нетерпением жду его визита и слегка досадую. Приятно будет поговорить с кем-то (пантомима со стариком-крестьянином не в счет), на время отвлечься от здешних тайн. Но то, что я точно не знаю день его приезда, – крайне неудобно: я не могу заняться вышивкой или рисованием, не рискуя быть застигнутой врасплох. А мне весьма не хотелось бы метаться по дому подобно испуганному кролику, стараясь спрятать свое рукоделье.

3 ноября

Метель. Не думаю, что сегодня стоит ждать гостей.

Тропинка, ведущая от домика смотрителя к двери маяка, из-за сугробов по обе ее стороны все больше напоминает рвы вокруг тех королевских замков, что были нарисованы в книгах сказок. А нетронутое покрывало снега как будто говорит, что никого больше не осталось на всем свете.

В такую погоду хочется видеть у очага всю семью, слушать долгие рассказы, вспоминать былое, пока не закончатся зимние песни ветра и в мир не вернется тепло. Самое время для уютных историй о том «как тетушка Мэри, бывшая в те годы юной девушкой, отвергла своего воздыхателя», о том «как дядюшка Арти повздорил со своим приятелем», или «как дедушка Теодор потерял очки» – историй домашних и всем известных, знакомых до последнего слова и рассказываемых не для того, чтобы поразить слушателей необычайными приключениями, вовсе нет, но чтобы напомнить старшим о годах юности, поведать молодым о ждущей их жизни, сплотить и сблизить всех собравшихся. И когда вдали от дома вы заговорите о семье, то вспомните не фамильные портреты, не то, какие подвиги совершили ваши предки, и даже не герб, если таковой имеется. Нет, вспомнятся именно эти тихие вечера у камина.

К сожалению, в моей жизни их было мало, а вместо большого дружного семейства в этих воспоминаниях только Джейн, я и гувернантка. А позже Гарольд. Но это счастье было слишком коротким.

5 ноября

Мой работодатель еще не приезжал, но, думаю, никто не стал бы винить его в этой задержке: отправляться в дорогу в такой снегопад – безрассудство.

8 ноября

Наконец приехал господин Ольсен. Привез продукты, новости о городке, который я видела мельком, и сплетни о людях, которых я вовсе не встречала. А также – в качестве знака благоволения со стороны госпожи Ольсен и извинения за задержку – пучок зелени, лично выращенный в теплице почтенной супругой моего работодателя. И, разумеется, ту часть жалования, что полагалась мне за эти две недели.

Когда все мешочки и свертки были выгружены, господин Ольсен осмотрел маяк, проверил лебедку и, по-видимому, остался доволен. Пока мы пили кофе – еще один знак заботы и одобрения – он высказал похвалу моим стараниям, пообещал вернуться через две недели – увы, точнее сказать нельзя, эти снегопады! – и отметил, что домик смотрителя никогда ранее не содержался в таком образцовом порядке.

Задерживаться он не стал: благоразумие и знание здешнего климата требовали вернуться в город до того, как стемнеет.

Проводив господина Ольсена, я вернулась в свой домик и с улыбкой осмотрела его. Разумеется, в нем царил порядок: нравы в пансионе были строгими, а неряшливость считалась одним из смертных грехов. Я слышала, что в дорогих школах уставы были гораздо мягче, а наказывали девочек только в исключительных случаях, но наши с Джейн родители не считали возможным или нужным тратить значительные суммы на наше образование. Беспорядок в вещах, опоздания, неопрятность во внешнем виде или платье – все это были прегрешения, требовавшие немедленной кары в виде лишения обеда или нескольких ударов розгами.

Может еще и поэтому я не задумываясь приняла предложение Гарольда: в нем не было и следа присущей светским молодым чопорности, он обладал живым и любознательным умом и ценил во мне те же качества. По его мнению леди, разумеется, должна быть образованной и воспитанной, но при этом оставаться живым человеком, а не превращаться в марионетку, движимую лишь соображениями благопристойности.

7 октября

И забавно, и вместе с тем логично то, что интерес у меня и Олега вызывают разные фрагменты дневника. Муж с нетерпением ждет эпизодов, которые подтвердят или опровергнут его теории, так что последний переведенный мной кусок ему кажется скучным. Да и вообще… Не любит Олежек мелодрамы. И шарахается от подобных фильмов и книг, даже если они современные. Мне пары попыток хватило: сидит, вздыхает, глаз несчастные… А тут целый набор воспоминаний и рассуждений «лирического свойства». И деваться некуда! Прям месть за то, что отказался со мной «Гордость и предубеждение» смотреть.

А мне нравится. И еще, Кэтрин права. Когда Олег надолго уезжает, и мне приходится в одиночестве проводить вечера, память в первую очередь подбрасывает тихие и теплые воспоминания.

Самое любимое, пожалуй, то, как муж ухаживал за мной, когда я болела гриппом. Смотрелись мы просто замечательно: здоровенный широкоплечий верзила, которому для полноты картины не хватало только секиры и шлема, сидел рядом со мной на диване, по-турецки скрестив ноги, и вслух читал отрывки из «Мемуаров папы Муми-тролля». И время от времени ворчал, чтобы я не забывала пить чай, а то остынет.

9 ноября

Из дневника Кэтрин Стоунер

Идет снег. Немец сказал бы, что фрау Метелица, вероятно, ждет прихода гостей, и поэтому так тщательно взбивает все свои перины. Когда я просыпаюсь, в комнате царит полумрак из-за серых облаков, затянувших небо, и бесконечного танца снежных хлопьев. Самые светлые часы я непременно посвящаю маяку и ведущей к нему дорожке, а по возвращении приходится зажигать лампу, чтобы ее мягкий желтый свет разогнал полумрак раннего вечера. Царство сумерек.

Самой большой отрадой стали краски: красные яблоки в золотистых крапинках, солнечные букеты нарциссов и фиолетовые – ирисов, густая синева июльского неба и пестрые крылья бабочек – я пытаюсь перенести на бумагу все яркие воспоминания, чтобы не поддаться печали полумрака этих мест.

Иногда мне хочется расписать стены моей комнаты. Одна стала бы залитым светом и окаймленным зеленью маленьким двориком, другая – берегом моря, но моря теплого, лазурного, невиданного здесь. На третьей я, пожалуй, изобразила бы летнюю поляну с колышущимися под ветром травами и пляшущими мотыльками. Четвертая… Но мне не хватит красок, да и господин Ольсен весьма удивился бы. Разумеется, я не задержусь в этом городке, но считаться «чуднЫм молодым господином» даже на протяжении нескольких дней мне не хочется.

12 ноября, вечер

Если бы меня попросили описать свою жизнь этой зимой, я сказала бы, что более всего я похожа на оглохшего завзятого театрала: увлеченно наблюдаю за пьесой, которую действие за действием играют передо мной актеры, но могу лишь догадываться, кто герои и какие побуждения движут ими.

Вчера мои соседи предложили новую главу своей жизни, на этот раз наполненную печалью.

Собравшиеся на берегу жители селения провожали взглядами уносимую волнами ладью с покоящимся в ней телом воина. Горящая стрела прочертила небо – и лодка стала погребальным костром. Помню стоявшую у самой воды женщину; может она и плакала, но ни разу не опустила гордо поднятую голову. Рядом с ней двое мальчишек: старший – подросток – старался сдерживать свои чувства, но плечи его вздрагивали, а младший прятал лицо и не мог справиться со слезами.

На другой стороне залива удерживала за узду коня юная девушка в крылатом шлеме и кольчуге. Не сразу я заметила дрожавшее рядом с ней серебристое облако, то расплывавшееся туманом, то сгущавшееся, и тогда рядом с воительницей вставал высокий мужчина. Когда ладья отплыла так далеко, что стала казаться огоньком свечи на темной воде, жители селения разошлись, а девушка вскочила на коня, сделала знак своему спутнику последовать ее примеру.

Двое всадников уносились в сторону моря. Не сразу я поняла, что дорогой им стала водная гладь залива.

8 октября

Олег озадачен: что-то у него там с праздниками не клеится. Если ничего не надумает, то выходные пройдут мимо.

9 октября

Бурное общение на форуме дало, наконец, результат: кто-то из знакомых подсказал Олегу, что 11е ноября – Эйнхериар, день, когда отдавали дань почтения погибшим соратникам. Мировая гармония восстановлена, и муж снова воспрянул духом.

Интересно, действительно ли сцена, которую увидела Кэтрин, происходила в тот же день, одиннадцатого числа, пусть и на много лет (или даже десятилетий) раньше, или смотрительнице просто показали картину, которая отображала смысл праздника? Вопрос, конечно, риторический. У призраков не спросишь.

15 ноября

Из дневника Кэтрин Стоунер

Сегодня мой праздник – вышло солнце.

Провела несколько часов, расчищая площадку – готовлюсь к новым снегопадам. Правда, теперь болят глаза. Но какое же наслаждение этот яркий солнечный свет!

22 ноября.

Глаза побаливали несколько дней. К тому же я, кажется, слегка обморозила лицо.

С обычными делами – приготовлением еды, уборкой, даже со смазыванием лебедки – я справлялась без труда, но вот о вышивании, книгах и рисовании пришлось на время забыть. Как и о дневнике. Хорошо хоть в последние несколько дней не было снегопада, и посещения маяка превратились в прогулку.

Затем мне оставалось лишь устроиться в углу постели, завернувшись в теплый плед и закрыв глаза, пить чай (мой работодатель не забыл об английском происхождении молодого господина Стоунера, за что я весьма признательна) и вспоминать, размышлять, строить планы.

Скука, по-моему, даже хуже царящих здесь сумерек. Да и мысли, приносимые завывающим ветром, оказываются печальными и серыми. Пришлось придумывать себе занятия впрок: нужно будет написать подробное письмо Луизе, посоветоваться с ней насчет места (может кому-либо из знакомых ее хозяйки нужна компаньонка); сделать наброски увиденных здесь людей и картин, а потом попробовать перенести их на канву (возможно, экзотические гобелены придутся кому-то по вкусу); найти удовлетворительные аргументы для родных по поводу моего нежелания возвращаться в наш особняк.

23 ноября

Приезжал господин Ольсен. Последние дни с их скукой заставили меня сбиться со счета.

Я рассказала о болевших глазах, посетовала на однообразие и мельком выразила желание ознакомиться с местными преданиями: фигуры людей и корабль на вышивках привлекли мое внимание. К тому же досадно будет вернуться домой и не иметь возможности развлечь семью диковинными рассказами о дальних краях. Господин Ольсен покивал, пообещал, что подумает над моей просьбой, и вскоре отбыл.

После его отъезда я испытала невольную досаду: мне предстояли еще две недели одиночества. Возможно, мне стоило взять с собой на маяк котенка или щенка, которые не дали бы мне скучать, отвлекли от ночных шорохов и завывания ветра.

Хотя… вряд ли бы малышу понравилось мое меню: вяленая или соленая рыба, каша, картофель. А потом мне придется уехать отсюда. Оставить питомца здесь было бы больно, везти с собой – неимоверно трудно. Видимо, придется смириться с одиночеством.

17 октября

Всю неделю Олег допоздна засиживался на работе, а на выходные зарылся в дневник Кэтрин. Будь она жива, я бы уже ревновала, ведь все наши разговоры с Олегом, так или иначе, заканчиваются обсуждением этих документов.

Устав любоваться спиной мужа я даже применила запрещенный прием: начала рассказывать о парне, который пытался со мной флиртовать. Честно говоря, по-настоящему это и флиртом-то не назвать: Павел просто предложил принести мне кофе, но дело-то в другом! Олег никак не отреагировал. Совсем никак. Пробормотал что-то вроде «Вот и замечательно» и продолжил копаться в переводе. Не уверена, что он вообще меня слышал.

20 октября

Муж по-прежнему пропадает на работе. Девчонки уже начали спрашивать, почему я постоянно такая унылая. Вот что я им скажу?

Рада, что в свое время не согласилась сидеть дома, хотя Олег и уверял, что его дохода хватит с головой. Если честно, ты мы все равно живем на те деньги, которые он зарабатывает, потому что моя работа в библиотеке – это скорее хобби. Все равно зарплаты здесь смешные. Просто мне нравится тут находиться, нравится работать с книгами, помогать людям найти нужную информацию там, где они сами не догадались бы искать, нравятся мои коллеги. И, что самое главное, тут мне некогда скучать и накручивать себя.

24 октября

Сегодня в магазине столкнулась с Татьяной. Она работает в Олежкиной компании, кажется, занимается рекламой. Я ее и узнала-то не сразу: мы до этого встречались всего пару раз, на корпоративах.

Поболтали немного. Она говорила о том, скольких усилий стоил тот договор, и какой умница Олег, что смог настоять на их условиях.

Слушать, как хвалят мужа, было приятно, да и сама Татьяна милая женщина, но вот одна ее фраза никак не дает мне покоя: «Хорошо, что договор, наконец, подписан. Можно хоть передохнуть немного, а то пахали все, как рабы на плантации».

Если сотрудники компании сейчас, как она сказала, «могут передохнуть», то почему Олег возвращается домой не раньше девяти вечера?

Из дневника Кэтрин Стоунер

26 ноября

Проснулась в слезах. Мне снилось, что я в саду, на качелях. Яркие солнечные лучи пронизывают густую листву, разбрызгивают светлые пятнышки на траву и мое платье. Гарольд стоит за моей спиной, раскачивает меня, его руки заставляют качели взлетать все выше. Все было как в тот день, когда он сделал мне предложение.

До окончания курса оставался всего месяц, Гарольду предстояли экзамены, и он отчаянно переживал, ведь от результата зависело, получит ли он место, и насколько хорошим оно окажется. Той весной мы могли встречаться только на выходных. Он выглядел усталым и бледным, был немного рассеянным.

Все произошло в субботу. Я была в пригороде, в гостях у Луизы – подруги, с которой мы вместе учились в пансионе. Мой будущий муж приходился ей не то двоюродным, не то троюродным братом; этому обстоятельству мы и были обязаны своим знакомством. Гарольд был в приподнятом настроении, взволнованно рассказывал, что появилась вакансия помощника главного инженера, и если он с отличием окончит курс, то должность почти наверняка достанется ему. Он что-то говорил о новом способе освещения, будущих перспективах, необычной конструкции сооружения, и так увлекся, что с его губ слетела фраза «мы отправимся туда после нашей свадьбы». Сообразив, что он сказал (предложения он мне еще не делал, а прозвучало все так, будто я уже дала согласие), Гарольд осекся, неловко задержал качели, и они сбились, так что мне пришлось спрыгнуть. Я обернулась – и рассмеялась, сдержаться было выше моих сил. Так, наверное, выглядел бы закат солнца, случись ему принять человеческий облик; причем краской залилось не только лицо Гарольда, но и щеки, шея. Смех совершил маленькое чудо: мой собеседник стал пунцовым, а ведь я была уверена, что сильнее покраснеть невозможно.

На мгновение мне показалось, что юноша сейчас убежит, но ему удалось справиться со смущением – и мое согласие было получено.

Я ни слова не сказала родным. Многие осудят меня, но моя семья не одобрила бы этот брак, нам с Гарольдом запретили бы встречаться, а вскоре родители сами нашли бы мне жениха – вероятно, гораздо старше меня, зато представляющего собой «выгодную партию».

После того, как мой будущий муж окончил курс и получил обещанную должность (Гарольд сам настоял на том, чтобы подождать со свадьбой до того момента, когда он будет уверен, что сможет обеспечить семью), я снова отправилась на несколько дней к подруге. Ни подозрений, ни возражений у моих родных это не вызвало, ведь мне не раз случалось проводить у Луизы выходные, а то и задерживаться там на неделю. Таким же безобидным выглядело и мое желание посетить местную церквушку, вошла в которую Кэтрин Эббот, а покинула уже миссис Стоунер.

Дома меня встретили новостью о том, что погостить к нам приезжает один из партнеров моего отца, весьма уважаемый и состоятельный джентльмен, который, возможно, сделает мне весьма лестное предложение. Скандал был ужасный. Я в полной мере оценила предусмотрительность и рассудительность моего мужа, который заранее снял для нас небольшую квартиру, а теперь ждал меня в экипаже у ворот нашего особняка.

Мне пришлось учиться самой вести хозяйство, и я впервые порадовалась, что родители выбрали для моего обучения школу, больше внимания уделявшую познаниям в рукоделье, чем музыке или языкам.

А через два месяца мы с Гарольдом вместе сели на поезд, начиная наш путь в далекую страну, где моему мужу суждено было остаться навсегда.

29 октября

Сегодня обшарила все карманы Олежкиного костюма, оправдываясь про себя тем, что все равно сейчас отправлю вещи в стирку. Обычно я выгребаю все накопившиеся записки и чеки и складываю кучкой на столе, рядом с ноутбуком мужа. У Олега привычка записывать идеи и планы на первом попавшемся клочке бумаги. Я несколько раз покупала ему ежедневники, но они так и не прижились. По словам самого Олега, пока он достает блокнот и ищет нужную страницу, мысль успевает скрыться. Когда мы только поженились, он переживал, что я могу случайно выбросить что-то нужное, вот и появилась эта традиция. Вечером Олежек сам просматривает эти листки.

В этот раз я изучила каждую бумажку, стараясь найти хоть какое-то объяснение задержкам мужа. Ничего. Самый большой грех Олега согласно этим уликам, это то, что он ел пиццу без меня. И ту, судя по чеку, они заказали с коллегами на работу.

Теперь мне противно от самой себя. Решила, что в его телефон я не полезу. Ни за что. Если у Олега кто-то есть, это все равно всплывет, а на роль шпионки я не гожусь.

Из дневника Кэтрин Стоунер

30 ноября

И снова однообразные дни без всяких происшествий: временами идет снег, не так часто и не настолько сильный как в начале месяца, но гостей в такую погоду ждать не приходится; подолгу вожусь с набросками, вышиванием, пишу подробные письма сестре и Луизе, которые я вряд ли отошлю. После смерти Гарольда я ограничилась лишь двумя посланиями. Первое, составленное сухо и почти официально, было адресовано родным: я сообщила им о смерти мужа и решении провести зиму здесь, в Норвегии, у знакомых. Второе предназначалось Луизе, и было гораздо более пространным: она была единственной, кому я могла довериться и спросить совета. Пришлось очень постараться, чтобы сделать инициалы (а на первом письме – и обратный адрес) неразборчивыми. Разумеется, я сомневалась, что кто-то из родных отправится в такую даль, чтобы оказать мне поддержку, поскольку после моего вступления в брак семья почти отреклась от меня, но я предпочла чрезмерную осторожность риску визита кого-либо из них.

Оба письма были переданы господину Ольсену в его первый приезд, и он клятвенно пообещал, что отошлет их.

3 ноября

Собралась с духом и спросила у Олега, есть ли у него кто-то кроме меня. Пожал плечами и попросил не выдумывать.

Может у меня действительно слишком богатая фантазия?

5 ноября

Олег позвонил и предупредил, что задержится на работе. Снова.

Хорошее начало выходных.

Возможно, это и неправильно, но по дороге домой я зашла в магазин, купила бутылку белого вина и шоколад.

Моей любимой комнатой в квартире с первого дня стала кухня: маленькая, но очень уютная. Не то чтобы я была хорошей хозяйкой или любила готовить, но там мне удалось найти место для всего, что я люблю: ароматических масел и лампы для них, полки с несколькими книгами, которые сейчас читаю или собираюсь прочесть в ближайшее время, коробки со спицами, крючками и клубками пряжи (мастерица из меня не очень, и, кажется, я чаще распускаю связанное, чем вяжу, но процесс мне нравится).

Именно на кухне я и устраиваюсь, когда мне нужно что-то обдумать.

Я уже говорила, что мне провезло, что Олег обратил на меня внимание. Некоторые из девчонок, бывших в его компании, пытались подколоть меня, заявляя, что он обратил не меня внимание только из-за моего имени – Инга. Очень уж оно созвучно имени Ингвар, как звали родоначальника их семьи (легенду об обрусевшем варяге все в компании слышали ни один раз).

Вообще-то мне мое имя совсем не подходит. Инга должна быть высокой, голубоглазой, с длинными светлыми волосами. А я… Если мой муж мог бы послужить моделью для Тора, Ахиллеса и прочих ребят, то с меня можно было разве что нарисовать Питера Пэна: худая, уши торчат и чуть заострены на кончиках, нос немного вздернут. Длинные волосы не делали меня женственнее, а в платьях я вообще смотрелась нелепо, как будто позаимствовала наряд у матери или старшей сестры. Моя внешность была поводом для огорчений все то время, пока я училась в школе, да и на первых курсах университета тоже.

Изменилось все в день моего двадцатилетия. Мама разбудила меня, чтобы поздравить, но вместо обычных пожеланий счастья и здоровья сказала: «Тебе нужно научиться принимать и любить себя такой, какая ты есть. Некрасиво и бессмысленно ждать этого от других, если сама не умеешь».

Процесс преображения начался в парикмахерской с короткой стрижки (пикси, так кажется) и нескольких красных прядей, добавленных в мои темные волосы. А потом был поход по магазинам. Нет, не поход. Экспедиция, путешествие, паломничество. Я не знаю, сколько мама потратила в тот день, но для врача и учительницы, которыми по сей день работают мои родители, эта сумма наверняка была значительной. Спрашивать оказалось бесполезно. Мама пожимала плечами, скатывала в шарик очередной чек и повторяла: «Раз в двадцать лет можно».