Текст книги "Неизменный жребий"

Лесли Ламберт
Неизменный жребий

1

Дождь заливал Эдинбург и его пригороды. Он словно каждой каплей, всеми своими потоками воды напоминал о том, что пришла пора осени.

Сентябрь уже успел раззолотить деревья, пробежаться по траве, сделав ее пожухлой. Утро какое-то время еще начиналось голубым небом, но теперь ему на смену пришла дождевая завеса – прибраться и как следует все отмыть, скрыть следы летнего и беззаботного времяпрепровождения.

В доме из красного кирпича под серой крышей, в небольшой квартире, не слишком обремененной мебелью, вопил и возмущенно подпрыгивал на месте будильник.

Хрупкая рука с тонкой по-детски ладошкой потянулась к нему, зашарила вслепую, начала бить по кнопке выключения.

Будильник не давался. Он верещал все более возмущенно, огрызался, вопил, настаивал, чтобы Корнелия немедленно поднималась.

– Еще чего! – вслух произнесла Корнелия.

Она умудрилась нашарить кнопку будильника, даже не открывая глаз, решительно вдавила ее в пластиковый корпус часов. Будильник беспомощно пискнул и замолчал.

– Так-то лучше, – сонно улыбнулась Корнелия.

С какой стати какой-то механизм будет учить ее жить, указывать, что ей делать? Пора вставать? Она сама решит, когда ей встать.

Корнелия приподнялась на скомканной постели, отдернула занавеску, выглянула в окно.

– У-у-у! – она в расстроенных чувствах покачала головой.

Какое хмурое, дождливое, серое утро!

А, может, это еще не утро? Может быть, пока просто не рассвело?

Хотя… сейчас осень, конечно, но вот на часах уже начало десятого. Непохоже, что за окном хоть сколько-нибудь посветлеет. Сколько бы Корнелия не провалялась в кровати.

– И все равно я вполне могу еще немного поспать, – упрямо произнесла она.

Будильник всем своим видом выражал неодобрение.

Зачем нужно было его заводить, если ты – самая настоящая лежебока?

Спала бы тогда до полудня, а то и до обеда. Вряд ли поднимешься и начнешь заниматься чем-то стоящим…

Корнелия зевнула, не прикрывая ладонью рот.

В самом деле, кого ей было стесняться в пустой квартире? Даже животных не было – кота или собаки. Даже рыбок Корнелия заводить не желала.

С ее темпом и образом жизни любое животное в ее обиталище стало бы глубоко несчастным. Позабытым, позаброшенным, неухоженным. Какие уж тут животные, когда возвращаешься за полночь!

Корнелия продремала еще полчасика. Но будильник все же сделал свое черное дело. Она уже не могла уснуть по-настоящему, провалиться в сон и не думать о хмуром сизом небе за окном. Наконец она вздохнула, потянулась и неохотно свесила ноги с кровати.

Чай или кофе? А, может быть, свежевыжатый сок?

Шлепая босыми ногами по паркету, Корнелия отправилась на кухню, в чем была – в одной длинной футболке.

Краткий обзор полок показал, что сока нет.

Подробная инспекция холодильника подтвердила выдвинутую версию. Не было ни пакетированного сока, ни лежалых апельсинов, чтобы выдавить содержимое мякоти из них.

И, как назло, Корнелии больше всего на свете захотелось именно сейчас ощутить вкус апельсина на языке, почувствовать его прохладу, его бодрящую, щиплющую за язык свежесть.

Корнелия обыскала все полочки над разделочным столом, заглянула даже туда, где лежали пакетики с пряностями: с корицей, кардамоном, петрушкой. Может, хотя бы там завалялся пакетик сухого апельсинового напитка?

Нет, и там ничего не было.

– Значит, меня спасет кофе, – улыбнулась Корнелия, которая было загрустила.

Нужно было смолоть крепкие коричневые зерна, чтобы кухню наполнил головокружительный аромат – аромат соблазнения, уюта, терпкого вкуса и интереса к жизни…

Нужно было…

Нужно, чтобы было что смолоть, для начала.

Корнелия в растерянности подцепила двумя пальцами пустую упаковку из-под кофейных зерен:

– Ума не приложу, когда я успела его прикончить, и даже не заметить этого, – озадаченно произнесла она.

Делать было нечего. На худой конец, сгодился бы и растворимый кофе, который в глубине души Корнелия презирала. От растворимого кофе во рту оставался мерзкий привкус. Не спасали даже три-четыре ложки тростникового сахара.

Коробка из-под чайных пакетиков тоже была пуста…

Корнелия подивилась: какой-то заговор против нее, что ли, здесь осуществляется? Или приходили гости, которые решили подшутить над ней? Как же она позавтракает перед тем, как отправиться на работу? Без завтрака и работа – не работа, а так… мучение сплошное.

Натянув все-таки трусики, Корнелия приступила к поискам всерьез. И они увенчались успехом. В кухонных недрах Корнелия обнаружила непочатую банку какао в гранулах. Обычно Корнелия предпочитала поедать это какао в качестве обычного лакомства – хрусткая и сладкая масса с привкусом шоколада исчезала из посудины в мгновение ока. Но сегодня не следовало разбрасываться единственным напитком, оказавшимся в распоряжении Корнелии.

Корнелия сидела на кухонном столе, болтала ногами (а кто мог сделать ей замечание, если даже будильник находился в спальне!), глядела в окно, догрызала бутерброды с ветчиной и высохшим сыром, запивала их драгоценным горячим какао. Мир постепенно обретал привычные краски, становился лучше.

Да, будильники все-таки нынче пошли слишком наглые. Она – сама себе хозяйка, разве не так?.. Встает, когда хочет. Ложится, когда ей вздумается… Живет по своему усмотрению.

Какое счастье, что теперь у Корнелии есть возможность это делать!

Да, конечно, ей нужно собираться и ехать на работу. Но, во-первых, в салоне все равно люди не появляются так рано. Это раз. А два…

Что же будет вторым? Ах, да! Два – это то, что к Корнелии никто на сегодня не записывался.

Значит, она имела полное право еще часок-другой поваляться в постели. Ее бизнес – ее дело. Разве не так?

«Так, так, только успокойся», – произнес внутренний голос. Он беспокоился о том, чтобы мысли Корнелии не встали на привычные рельсы, не покатились по наезженной колее раздумий. Он знал, что подобные размышления могут испортить Корнелии настроение на весь день…

Приятный завтрак был окончен. Пора было мыть посуду, собираться, выходить из дома.

Корнелия старалась растянуть этот процесс. Она отправилась в душ, пускала попеременно то холодную, то горячую воду, пока, наконец, полностью не почувствовала себя бодрой, свежей и готовой к подвигам.

На очереди была прическа, макияж и выбор одежды.

Корнелия долго расчесывала свои длинные, почти до талии, волосы, абсолютно прямые, с мягким блеском. Светлые. Очень светлые. Сколько людей вокруг (главным образом, конечно, это были женщины) восхищалось природной блондинистостью Корнелии. Ей завидовали, мастера в салонах красоты уговаривали не стричься, собирались вокруг, обсуждали редкий цвет волос девушки.

Если бы они знали, как саму Корнелию утомило… нет, не повышенное внимание со стороны окружающих. Ее внешность, ее вид в зеркале. Корнелию раздражал цвет стопроцентно выгоревшей пшеницы. О, почему эта роскошная грива – не угольно-черного цвета? Почему, в конце концов, она не переливается всеми оттенками меди?

Ладно. Корнелии хватило бы и одного медного оттенка, если бы он принадлежал ее волосам.

Она искренне считала, что ей не хватает природных красок. Что она – бледная, не всегда приметная, ее тип – чересчур пастельный. Если бы природа хотя бы одарила ее черными или карими глазами… Был бы интересный контраст, гипнотизирующее сочетание. Но… увы. И мама, и отец Корнелии не были смуглыми, золотоглазыми, даже не обладали карими глазами – что они могли передать дочери по наследству?

Правильно. Прозрачные, словно колодезная вода, и при этом чистые, словно только что умывшееся весеннее небо, светлые голубые глаза.

Подружки Корнелии, с которыми та училась в колледже, частенько недоумевали – вслух – откуда у нее такая страсть к макияжу?

Корнелия частенько захаживала в косметические магазины, прихватив с собой одну из них. Изучала толстые журналы, книги с изобилием красочных иллюстраций, рассказывающие и показывающие, как грамотно и выигрышно наносить косметику.

Корнелия вслух никогда не жаловалась на свою внешность. Если бы она озвучила кому-нибудь свои сомнения, возможно, их развеяли бы доброжелательные окружающие. Никому из них не пришлось бы лукавить. Корнелия была красивой. Красивой бледной девочкой с нежным румянцем, светлокожей и светловолосой. Она никогда не видела себя со стороны. По-настоящему со стороны. Откуда ей было знать?..

Фотоснимки в школьном альбоме, конечно, не в счет. Да и видеосъемки на домашнюю камеру мало что передавали.

Корнелия уставилась в зеркало. Зеркало ничего не отражало, так как было запотевшим. Пришлось краситься на подоконнике, в спальне, водрузив на один его конец большое зеркало, на другой – объемный сундучок с косметикой, и пристроившись между ними аккурат посередине.

Брови, не слишком золотистые, но все же довольно светлые, Корнелия тщательно подштриховывала темно-коричневым карандашиком. Удовлетворившись результатом, она прибегла к помощи расчесочки, чтобы придать бровям завершенную форму.

На подвижное веко легли густые фиолетовые тени. Под брови Корнелия нанесла краску цвета очень молодой листвы. Получилось ярко, но, пожалуй, оригинально.

Ресницы были подчеркнуты двумя слоями коричневой туши. Корнелия, вопреки всем законам грамотного макияжа, выделив глаза, никак не могла успокоиться на достигнутом.

Она обвела губы контурным карандашом терракотового цвета.

– Это у меня сегодня терракотовое настроение. Как раз к осенней бронзе на деревьях.

Матовая помада похожего оттенка; а поверх нее – лакомый сверкающий блеск для губ.

Все вместе, по мнению Корнелии, должно было производить неизгладимое впечатление на окружающих.

Свои длинные и светлые волосы она слегка растрепала, подколола пару прядей заколками и решила, что теперь можно и одеться.

Черт, какая досада. Накануне она забыла в стиральной машине свежевыстиранную одежду. И надо же было так опростоволоситься!

Сырыми оказались практически все более-менее плотные джемперы, кардиганы, пара джинсов.

Не может же она отправляться на работу в летнем сарафане, который еще вчера был таким актуальным, но теперь продувался насквозь промозглым ветром?

В отчаянии Корнелия обшаривала платяной шкаф.

В углу шкафа одиноко гнездился шоколадного цвета твидовый костюм.

У Корнелии с этим костюмом были связаны не самые лучшие воспоминания в жизни…

Что, неужели ей не остается ничего иного, кроме как вырядиться в эту несчастную коричневую тряпку и отправляться ловить такси?

Черт, черт, черт.

Но это была единственная сухая и относительно осенняя одежда в шкафу.

Кучка шифоновых маек, юбок ультракороткой длины и легких шортов никуда не годилась…

Да, но этот шоколадный цвет! Мрачнее, конечно, что-то изобрести можно, но довольно сложно.

Как же маму угораздило преподнести дочери такой вот подарок? Костюм для вручения дипломов в колледже… С ума можно сойти!

И ведь было не отвертеться. Мама основательно подошла к вопросу. Заехала с Корнелией в обувной магазин, присмотрела дочери туфли – правда, на каблучке, с пряжками, но цвет был все тот же – скучный, непраздничный. Корнелия тогда даже и не догадывалась, что туфли покупаются специально под костюм. Еще куда ни шло – надеть эту обувку под веселые синие джинсы, или, скажем, с желтым вискозным платьем.

Но нет…

Незадолго до выпускного мама с торжественным (Корнелия скорее окрестила бы это выражение «похоронным») выражением лица вручила дочери коробку в поблескивающей бежевой оберточной бумаге.

Корнелия радостно распотрошила пакет.

Но вместо предполагаемого невесомого наряда, какого-нибудь серебристого или розового платья, ей в руки скользнула плотная коричневая материя в рубчик…

Пришлось улыбаться, даже делать вид, что пришла в восторг. Одобрило и семейство. Да разве они разбирались в моде? В стиле?

Корнелия могла поручиться, что мама в жизни не держала в руках каких-нибудь симпатичных журналов. Даже если журналы и попадали в ее руки, то это была специализированная литература – аудит, бухгалтерия, юриспруденция…

Карманных денег и вообще сбережений Корнелии на тот момент не хватило бы ни на пару изящных босоножек какого-нибудь пастельного оттенка, ни на сногсшибательное платьице приталенного силуэта.

В результате материнской опеки и заботы фигура Корнелии была прочно скрыта под коричневой тканью. На выпускном она не пользовалась особым успехом. Да, ее, конечно, приглашали на танцы, не позабыли совсем…

Но она и сама чувствовала себя скованно. Жалась, ей было неуютно. В туалете она накрасилась ярко-красной подружкиной помадой. Ей казалось, что это хоть как-то компенсирует недостаток эффектности. Ей так хотелось почувствовать себя более женственной на этом празднике…

Чувствовать себя женщиной получалось плохо.

Давний дружок даже подбросил ее до дома на папином «Лендровере». Но это уже не могло спасти для Корнелии вечер. Она ловко (как ей самой показалось) увернулась от поцелуя. К тому же дружок благоухал пивом. «Сейчас присосется ко мне, перепутав с очередной бутылкой, как пить дать», – с опаской подумала Корнелия, подставила для поцелуя щечку, потом резко открыла дверцу автомобиля и вывалилась из него, едва не поломав правый каблук.

Обещания заехать за ней завтра и отправиться куда-нибудь – на пикник, в боулинг, просто пить кофе – Корнелия уже не слушала, нашаривая в сумочке огромную связку ключей от дома.

Словом, торжество не удалось. Корнелия ощутила себя не прекрасным лебедем (хотя для этого были все основания!), а… нет, и не гадкой замарашкой. Нечто среднее, пожалуй. Хотя это самое «среднее» было ничуть не лучше замарашки.

Замарашка что? Хотя бы привлекает внимание. Да-да. Выделяется из толпы… своей неряшливостью или бедностью. Некоторые с жалостью отворачиваются.

А этот коричневый костюм, эти скучные туфли на один из главных праздников в жизни девушки, почти подростка… Корнелии казалось, что там, в ярко украшенном зале она почти слилась со стенами, была никакой, на нее не обращали того внимания, которое должны были бы обращать.

Злополучный коричневый костюм Корнелия аккуратно повесила на плечики и задвинула в самый дальний и темный угол шкафа. Туфли долгое время валялись в коридоре. Об них спотыкались все, кому не лень. Мать ругалась – прибери, положи в коробку. Корнелия на словах соглашалась, на деле не хотела даже прикасаться к этой обуви.

Дело закончилось тем, что мама сама натерла туфли кремом, убрала их в соответствующую коробку и сунула куда-то среди прочих обувных коробок дочери.

Когда Корнелия переезжала на свою первую съемную квартиру, у нее не было особого времени разбирать все эти вещи. Как было, погрузили в фургон, а в новой квартире Корнелия распихала все по встроенным шкафам и шкафчикам.

И вот теперь костюм неожиданно подвернулся ей под руку.

Он словно издевательски подмигивал своими блестящими, под бронзу, пуговицами.

Мол, хочешь, не хочешь – а придется надеть. Деваться-то тебе некуда. Разве что ты хочешь последовательно высушить феном какие-нибудь брючки или джинсы, а вслед за ними – и джемпер?

Корнелия не хотела. Более того, она опаздывала… Уже было слишком много времени, а стрелки на часах неумолимо тикали, напоминая о себе.

Вот так и вышло, что, когда Корнелия наконец-то вышла из дома, на ней, вопреки обыкновению и против ее желания, был скучный коричневый костюм подчеркнуто делового вида, коричневые туфли, в поисках которых пришлось перетрясти добрую дюжину коробок. Корнелия ловила такси, открывала зонтик, укладывала в объемную сумку ключи – и все это одновременно.

Да, если сегодняшний день соизволил начаться так неприятно, то какого же продолжения от него стоит ожидать?..

2

Клиффорд вел свою старенькую «семилетку» – «Тойоту» – вдоль набережной.

Дождь заливал лобовое стекло. Дворники резво бегали туда-сюда, но воды было слишком много, они плохо справлялись.

Хорошо хоть, не было слышно, как дождь барабанит по стеклу. У Клиффорда в машине, как это частенько случалось, играла музыка. Громкая. Пожалуй, даже чересчур громкая.

Но что было делать, если эта песня вдруг так живо напомнила ему о Трейси?

Конечно, он немедленно повернул регулятор громкости почти на полную мощность.

Клиффорд мечтательно прищурился. В памяти всплыли лукавые зеленые глаза Трейси, ее волнистые русые волосы с каким-то необычным, скорее всего, медовым отливом.

И ее танец на барной стойке. Да, такое мужчины забывают нескоро. Из всех тех девчонок, кто умудрился вскарабкаться тогда на стойку, Трейси была, пожалуй, самой гибкой из всех. Самой грациозной. Ее движения были пластичными и неожиданными одновременно. Где-то – дерзкими, а где-то – просто красивыми.

Неудивительно, что после этого маленького импровизированного представления к зеленоглазой красавице немедленно ломанулось полдюжины мужчин – поздороваться, засвидетельствовать одобрение, предложить угощение в виде кружечки темного пива.

К счастью, Клиффорд оказался самым проворным из них.

– Вы позволите? – поинтересовался он.

Лукавые зеленые глаза встретились с такими же зеленоватыми, как бутылочное стекло, глазами.

– Позволю что? – уточнила зеленоглазка.

А вот продолжение своей вступительной речи Клиффорд не подготовил. Он даже немного растерялся, так как сам от себя не ожидал…

– Что позволите? – переспросил он. – Да ничего, думаю.

– То есть как это – ничего? – зеленые глаза прищурились, на этот раз – в недоумении.

– А вот так. Ничего. Думаю, вас и без меня утомили своими просьбами или предложениями.

– Просьбами?

– Да, – Клиффорд кивнул, – например, станцевать еще, скоротать вместе вечер, сообщить номер телефона… Но каждый человек имеет право на отдых. На свободу от назойливого внимания окружающих. Даже если этот человек – такая красивая женщина, как вы…

Она улыбалась.

– Так что, – завершил свою самобичующую речь Клиффорд, – я, пожалуй, извинюсь перед вами и откланяюсь.

– Нет-нет, не стоит, – встрепенулась шатенка, – как раз наоборот: в данный момент вы мне очень помогаете.

– В чем же?

– Как раз в том, о чем сейчас говорили сами – избегать назойливого внимания нежелательных персонажей.

Она махнула рукой в сторону:

– Судите сами: неужели мне должно быть интересно и весело общаться со всей этой нетрезвой толпой?

От зеленоглазки совсем не пахло алкоголем.

– Зачем же вы тогда приходите в подобные места? – поинтересовался Клиффорд, надеясь при этом, что его вопрос не прозвучит слишком бесцеремонно…

– Я люблю танцевать, знаете ли. Дома, перед зеркалом, или даже в гостиной особо не натанцуешься. В клубах своя атмосфера – особенная. Диджеи создают настроение… Мне кажется, что заниматься интересным тебе делом в специально отведенных для этого местах – правильно. А вам так не кажется?

– Кажется, – кивнул Клиффорд, – но то, что вы начинаете пользоваться спросом у других посетителей клуба – оборотная сторона этой медали.

– Может быть, вы подскажете мне, существует ли какой-нибудь цивилизованный способ этой проблемы избежать? – насмешливо спросила любительница танцев.

– Охотно, – кивнул Клиффорд.

– Тогда я с интересом слушаю вас, – девушка неожиданно протянула ему руку, – да, я не представилась. Меня зовут Трейси. Трейси Уилсон.

– Клиффорд Стафф, – он с готовностью пожал руку зеленоглазки. Рука оказалась теплой, мягкой и вообще очень приятной на ощупь.

За спиной Клиффорда «очередь» из страждущих – желающих урвать толику внимания со стороны Трейси – потихоньку рассасывалась. Видимо, парни поняли, что сегодня удача не на их стороне и им мало что светит…

С досадой покряхтывая, возвращался за свой столик обрюзгший парень с тройным подбородком и обвислым животом. Даже за милю от него несло потом. Клиффорд заметил, как передернуло Трейси.

Также в числе неудачников оказались два худых паренька, с виду – совсем подростки, одетые в бестолковом улично-рэперском стиле. Неподалеку от Трейси с Клиффордом какое-то время еще мялся с ноги на ногу парень в очках с внушительной роговой оправой на переносице, одетый в темный свитер и рубашку с белым воротничком. Незадачливый кавалер почесывал усики, пробивающиеся над верхней губой, и с надеждой поглядывал на Клиффорда. Но через какое-то время и он сдался окончательно и растворился в полумраке дискотечного помещения.

Трейси немедленно вздохнула с облегчением.

– Спасибо вам, мистер Стафф! Вы, можно сказать, спасли меня от нашествия недоумков. Какой-то сегодня плодовитый вечер для них. И откуда их столько берется? Неужели вылавливают по всему Эдинбургу?

Клиффорд с готовностью засмеялся:

– Во-первых, абсолютно не за что! Всегда рад помочь человеку в затруднительной ситуации. – Он какое-то мгновение колебался, стоит ли сказать «человек» или все же произнести «очаровательная девушка», но решил не слишком напирать. – А, во-вторых, не нужно звать меня Стафф. Лучше зовите меня Клифф, и давайте перейдем на «ты».

– Ну что вы, мистер Стафф… У вас такое мужественное имя. Зачем же его сокращать и тем самым портить?

– Портить?

– Да, – кивнула Трейси, – лишать звучности.

– Согласен, – рассмеялся он, – давай остановимся на Клиффорде.

– Я хочу взять коктейль, может быть, тебе тоже принести? – неожиданно предложила Трейси.

– Вообще-то если кто-то и должен предложить угощение, так это я, – запротестовал Клиффорд. – Мохито, пина-коладу, дайкири?

– Но я настаиваю. Ты практически спас мой вечер. Не пришлось отбрыкиваться от уймы жаждущих познакомиться. А я к тому же сегодня была без подружки, как назло. Пришлось бы нелегко, а, может, и вовсе пришлось бы уехать раньше намеченного времени.

– Тогда просто содовую воду, спасибо, – решился Клиффорд.

Трейси с удивлением взглянула на него:

– Не пьете?

– Пью. То есть… Иногда бывает, конечно. Просто я за рулем.

– О, – уважительно вздохнула Трейси, – я вот пока что еще не обзавелась собственной. Приходится ждать открытия метро или ловить такси, это не всегда легко в четыре часа утра…

– Если ты разрешишь, я отвезу тебя.

Трейси захлопала в ладоши, радостно, как ребенок:

– Это было бы замечательно! Ты словно какой-то ангел-хранитель! Ну, я пойду за содовой.

Она исчезла в направлении бара.

Клиффорду было невдомек, что Трейси подкупила его представительная внешность. Даже сегодня и сейчас, в ночном клубе, он был в одном из своих любимых костюмов – сером, в тонкую полоску. Узел галстука был ослаблен, а пиджак – расстегнут. Это делало импозантную внешность Клиффа чуть менее официальной. Но от этого она не делалась менее представительной.

Клиффорд редко разъезжал по ночным клубам. И сегодняшний его визит был скорее случайностью. Понадобилось передать документы приятелю. Самым простым способом пересечься с приятелем как можно скорее, не дожидаясь нового рабочего дня, оказалось заехать в этот клуб, заодно и переговорить над чашечкой-другой ристретто с лимоном.

Приятель давно уже уехал. А Клиффорд как зацепился глазами за тонкую фигуру рыжей девушки, извивающейся в самозабвенном танце на барной стойке, так и отмер только тогда, когда диджей сменил музыку на что-то более медленное, мелодичное и не столь сильно пульсирующее в воздухе и в висках.

…Они с Трейси провели милый вечер, потягивая содовую, мохито, капучино и другие напитки. Клиффорд любезно предложил оплатить итоговый счет, и Трейси, для вида повозмущавшись, в конце концов, согласилась.

Около трех часов ночи он отвез Трейси домой. Наградой ему послужил номер телефона. А Трейси сунула визитку, которую ей дал Клиффорд, в объемный карман своего зеленоватого тренчкота. Они договорились созвониться в ближайший уик-энд, после чего расстались.

Песня в «Тойоте», которая так внезапно и так живо напомнила Клиффорду о Трейси, давно уже смолкла, сменившись каким-то бодрым мотивчиком в духе регги. Но на губах Клиффа все еще бродила мечтательная улыбка, которая даже и не думала покидать его лицо.

Если бы музыка в салоне автомобиля Клиффорда не играла так громко, наверное, ему удалось бы отследить подозрительный звук. Может быть, он даже успел бы зарулить в какой-нибудь автосервис, где неполадка его автомобиля была бы оперативно устранена.

Но… что произошло, то произошло.

Мотор внезапно чихнул, заскрежетал и заглох.

– Тьфу ты, черт, – среагировал Клиффорд.

Хорошо, что он ехал близко к обочине. Никто не влетел в него сзади. Правда, автомобилистам приходилось объезжать его, они выставляли в окно недовольные лица и время от времени коротко, но звучно сигналили.

Клиффорд включил аварийные сигналы.

Затем на секунду задумался.

Стоило пораньше отправиться домой, чтобы вот так дурацки заглохнуть по пути. Он вообще-то планировал посидеть над документами, основательно поразмыслить над проектом, продумать все детали и мелочи. Это ничего, что голова заболела… Кажется, давление повышается. А может, и нет…

И что теперь делать? Выходить из автомобиля и возиться над распахнутым капотом?

Отличная идея. Это поможет ему вымокнуть до нитки и заработать не только головную боль, но и легкую простуду.

Есть вариант позвонить в какую-нибудь техническую службу и вызвать эвакуатор.

Да, но под таким ливнем его машину, может, и эвакуируют в ремонтную мастерскую, но при этом еще и хорошенько перепачкают в грязи.

Тут Клиффорду в голову пришла блестящая мысль – он додумался взглянуть на индикатор топлива в баке.

Этого следовало ожидать… Да, бензин в машине Клиффорда был на нуле.

Конечно! Он ведь отвозил Трейси домой, а это оказался не ближний свет.

А потом его словно окутывала легкая дымка, затуманившая разум и заставившая позабыть о таких бренных земных мелочах, как заправка автомобиля.

Не догадался он подзаправиться и с утра… Вот результат: заглох в пятнадцати минутах езды от дома.

Что ж, как-нибудь он отсюда до дома доберется. Пробежится, может быть, даже не слишком вымокнет. А завтра, когда обстоятельства и погода будут больше располагать к реанимации машины, он вернется сюда на такси с канистрой топлива.

Вот и отлично. Клиффорд потянулся к заднему сиденью, захватил лежащий там дипломат с бумагами. Теперь короткая перебежка до дома – и он в тепле, сухости и комфорте.

Он выскочил из машины, нажал кнопку включения сигнализации, для верности даже подергал дверцы. Все было в порядке. Клиффорд припустил в сторону дома: свернул с набережной, углубился во дворы.

Настоящий ливень застиг Клиффорда, когда он торопливо шагал по маленькой улочке. Волосы давно уже промокли, с кончика носа капала вода, но только теперь Клифф почувствовал, как холодные струи дождя льются за шиворот его дорогого кашемирового пальто.

Нужно было срочно предпринимать какие-то решительные меры, чтобы не пропитаться дождем окончательно. В противном случае через пару минут Клиффорда можно будет отжимать в сушилке вместе со всеми его вещами, включая ботинки.

И дипломат.

Он, конечно, кожаный, но… Черт его знает, там ведь важные бумаги. А что, если смажутся и поплывут чернила?

Клиффорд в отчаянии заметался по переулку. Как назло, на глаза ему не попадались ни магазины, ни какие-нибудь кофейни. Ему срочно было необходимо укрытие, где он мог бы переждать хлещущий по лицу и по лацканам пальто дождь.

Укрытия не было… Почему, ну почему здесь нет какого-нибудь ресторанчика, книжного магазина или даже салона дамских аксессуаров?

Ответ пришел сам собой: потому что все они сосредоточены на улицах с гораздо большим скоплением народа.

Казалось, будто положение было безвыходным.

Взгляд мужчины упал на небольшую вывеску, полускрытую пожухлой листвой куста сирени. Четыре ступеньки, высокие, продолговатые, вели на крылечко под лиловым навесом. Вывеска гласила:

«Салон ТАРО».

И надпись витиеватыми буковками чуть ниже: «Узнай все о своей жизни».

Смысл вывески заставил Клиффорда расхохотаться.

Но…

Кажется, это было единственное место, куда можно было заскочить в поисках убежища.

Что, собственно, Клиффорд и сделал.

Он взбежал по ступенькам, потянул за дверную ручку…

Было заперто.

Клиффорд постучал. Потом приметил крохотную серебряную кнопку звонка и нажал на нее. Словно гулкий колокольный звон разнесся за дверью. Клиффорд приготовился к ожиданию.

Внезапно дверь распахнулась перед его носом…

Взору Клиффорда предстала тонкая, как тростинка, девочка. Чуть ли не подросток.

Этот самый подросток был густо накрашен, глядел на него серьезными голубыми глазами. Подросток вопросительно улыбался.

– Можно… войти? – выдавил из себя Клиффорд.

Она секунду размышляла, сомнения были практически написаны на ее тонком личике.

– А что вы хотели? – наконец поинтересовалась она.

«Черт побери, да просто впусти меня!»

Клиффорд вынужденно улыбнулся:

– У вас ведь тарологический салон?

– Да, – подтвердила девушка-подросток, все еще с печатью удивления на лице, – именно так. Гадание на картах таро. А что именно вы хотели?

«Действительно, и какого рожна мне бы тут понадобилось? Не сказать же этому прелестному ребенку, что я пришел раскинуть карты. Но, кажется, ничего другого мне и не остается…»

– Мне нужно гадание на таро, – решительно объявил он, – да, именно это мне и нужно.

Она немного посторонилась, словно размышляя, стоит ли ему верить и впускать его. Клиффорд ловко разместился в освободившемся пространстве возле двери.

– Здесь ведь по предварительной записи, – задумчиво сказала она, – вы разве записывались? В сегодняшней графе нет ни одной записи…

– Разве это важно? – Клиффорд силился улыбнуться замерзшими губами. – Мне понадобился совет, и вот я здесь.

Блондинка отступила еще на шаг.

– О, конечно! Простите, пожалуйста! Проходите. Ваше пальто вы можете повесить сюда. Проходите…

Клиффорд вешал пальто, незаметно пытался отряхнуть с волос капли воды, осматривался в помещении.

Прихожая, где он очутился, была, казалось, стерильной.

То есть она была пустой. Это было небольшое прямоугольное помещение без окон, зато с двумя дверьми – одна была входной, другая, по всей видимости, вела в тарологический салон.

На белом потолке горела ровно и ясно маленькая лампочка в светильнике, очень напоминающем по форме лотос или лилию. В углу стояла растопырившаяся черная вешалка. Возле вешалки было несколько пар белых тапочек, наподобие тех, что выдают в гостиницах.

Золотистые обои с мягкими разводами украшали стены, спускались к темному деревянному, чисто вымытому полу.

– Прошу!

Перед лишенным мокрого пальто Клиффордом гостеприимно распахнулась вторая дверь.

Из этой двери было два пути: на крошечную кухоньку и в круглый зал, вход в который был отгорожен шуршащей занавеской.

– Проходите туда, – блондинка откинула перед Клиффом занавеску, – присаживайтесь. Пожалуйста, подождите одну минуту…

Сейчас подойдет хозяйка салона, понял Клиффорд.

На кухне чем-то загремели, звякнули, что-то шлепнуло.

Наконец на пороге зала снова показалась эта тоненькая девочка.

Клиффорд прекратил озираться (он уже успел изучить потертый коврик с восточным узором, обои, такие же, как и в прихожей, обивку мягкого и низкого дивана, на котором сидел, глухо задернутые темно-синие шторы со звездочками).