Текст книги "Фаэрверн навсегда"

Я вернулась к письму и более не отвлекалась, ощущая, как кровь стынет в жилах. Фаэрверн, мой дом, сделавший меня счастливой, моё место в мире, пал жертвой интриг, цена которых оказывалась слишком высока!

Дочитав, я прикрыла глаза и повторила про себя координаты тайника, указанные в письме. Он находился на территории монастыря, но вряд ли пострадал при пожаре, однако прежде, чем вернуться, мне следовало закончить начатое. Подойдя к камину, в котором тлели угли, я бросила на них бумагу и дождалась, пока она не превратится в пепел. Глаза были сухими – цель давала мужество жить дальше!

Обернувшись, посмотрела на отца. Он почти не постарел за эти годы – то же обветренное лицо с крупными чертами, тот же недобрый прищур в глазах, выражение которых могло быть нежным. Лишь седина полностью скрыла черноту в его волосах, черноту, не доставшуюся мне. Пламенный цвет моих волос был материнским, а о ней он никогда не говорил. Не стану вмешивать отца в это!.. Лишь заберу из Тризана то, что принадлежит Фаэрверну, и снова отправлюсь в путь, дабы выполнить последнюю волю мэтрессы. Тёти Клавдии…

– Когда мы сможем попасть в Тризан? – резко спросила я. – Время поджимает!

– Вас ищут? – спокойно уточнил отец.

– Нет, – подал голос Викер, – для паладинов мы оба – мертвецы!

В его голосе прорезалась горечь… Потеряв Фаэрверн, я только сейчас задумалась, а что же потерял он, получив в спину кинжал от близкого человека?

– Вот даже как? – усмехнулся отец. – Что ж… Это нам на руку! Через пару дней будет праздник Великого обретения, и Тризан превратится в проходной двор. Вот тогда мы и нанесём туда визит!

– Мы? – не поняла я.

Отец вперил в меня тяжёлый взгляд. От этого взгляда самые отъявленные мошенники бледнели и молили о пощаде.

– Мы, – повторил он, – ты же не думаешь, что я отпущу тебя одну!

«У меня есть Викер!» – посмотрев на паладина, чуть было не сказала я, но вовремя спохватилась. Ата прав. У меня никого не осталось, кроме него!

* * *

День тянулся невыносимо долго. После разговора рыжей с отцом, её и ар Нирна отвели в соседнее здание, обстановка в котором была не в пример роскошнее. Паладину выделили комнату на втором этаже, а Тами, похоже, целый дом.

– Отдыхайте пока, – сказал громила, целуя вновь обретённую дочь в лоб, – отсыпайтесь! Здесь безопасно.

И ушёл по своим непонятным делам.

Тамарис казалась задумчивой, разговаривать не пожелала, развернула кресло к окну и стала смотреть на улицу.

Викер поднялся в свою комнату, где обнаружил комплект чистой одежды, какую носят простые мастеровые. Недолго поблуждав по дому, нашёл, наконец, купальню и с удовольствием вымылся. Когда вылез из ванной, остановился перед зеркалом, повернулся, пытаясь разглядеть место между лопатками, куда угодил кинжал. На коже уже и следа не осталось, однако он ощущал в этом месте постоянный холодок, будто клинок всё ещё сидел в теле. Да, ведьма славно потрудилась над ним, восстанавливая пробитое лёгкое, порванные жилы и мышцы. Сказал «ведьма» – и задумался. И вдруг понял, как давно этого не делал – не думал! Был приказ – выполнял приказ, не требуя объяснений, не подгоняя мораль под содеянное. Хотя Его Первосвященство Файлинн любил говаривать, что деяния Воина Света не должны вступать в противоречие с совестью. Так в его, ар Нирна, случае, они и не вступали! Ему было сказано, что монахини Великой Матери дурят и калечат народ, а её культ отходит в прошлое, уступая место вере современных людей – и он поверил, поскольку не догадался обдумать услышанное, сравнить с реальным положением вещей! Перед глазами встало видение несчастного обожжённого ребёнка… Не дай бог ещё раз увидеть такое! Воину не положено бояться увечий и трупов, и никто не посмеет упрекнуть Викера ар Нирна в страхе перед ними, но наблюдать беззащитное существо, страдающее от боли, умирающее мучительной смертью он не пожелал бы и врагу!

Паладин оделся, накинул перевязь с мечом – без неё ощущал себя голым – и, вернувшись в свою комнату, завалился спать. Громила не соврал – в этом странном доме, который мог бы принадлежать богатому торговцу, но стоял в самом небезопасном месте Ховенталя, Викер ощущал себя в безопасности.

Он проснулся с наступлением темноты. Сел на кровати, с силой потёр щёки. Затем спустился вниз и обнаружил рыжую, уснувшую в том самом кресле у окна. Её длинные ресницы подрагивали во сне, глазные яблоки жутковато двигались под закрытыми веками – ей снилось что-то, налагавшее на лицо печать отчаяния. И Викер догадывался – что! Фаэрверн…

Паладин уже начинал ненавидеть это место, не потому, что оно являлось пристанищем для отступников, но потому, что даже уничтоженное, беззастенчиво вмешивалось в его жизнь, столкнув с простого и понятного пути Воина Света на кривую и подозрительную дорожку. И ещё за то, что свёл с этой… монахиней! Чуть было вновь не подумал «ведьма»! На лице Тамарис сон раскатал вуалью светлую печаль, стёршую резкие тени. С уголка её глаза выкатилась одинокая слезинка. Она оплакивала его, свой Фаэрверн! Она оплакивала его даже во сне!

Да будь он проклят!

Викер резко развернулся и направился к выходу. Но был остановлен тенью с кинжалом в руке. Чёрный шарф скрывал лицо, оставляя открытыми глаза, диковато блестевшие белками в темноте коридора.

– Куда собрался, незнакомец?

– Погулять. Или я здесь пленник?

– Ты здесь гость, поэтому я не убью тебя сейчас. Возьми это… – в руку ар Нирна упала серебряная монета с выточенными семиконечной звездой краями, – если остановят в Сонном квартале или прижмут к стене в городе – покажи монету и спокойно пойдёшь дальше.

Викер колебался лишь мгновение, затем взял тяжёлый кругляш.

– Благодарю!

Тень бесшумно отступила в угол, вновь становясь незаметной.

А паладин шагнул на улицы города, который считал родным. Тризан, почитаемый ар Нирном светочем веры, несущим обездоленным пищу, обманутым – правду, немощным – исцеление, отсюда был виден. Он располагался чуть в стороне от королевского дворца, и стенами, облицованными гранитом, напоминал раскрывшийся бутон чёрной розы. «Цветок» пестрел огнями, будто отметинами светляков – цитадель Первосвященника готовилась к празднику. Во дворце было не в пример темнее. Повинуясь непреодолимому желанию оказаться у его стен, Викер решительно зашагал в том направлении. Его останавливали пару раз – неясные тени, вышедшие из подворотни с тускло блестевшими в свете звёзд клинками, полупьяные громилы, вывалившиеся из какого-то сомнительного заведения. Но тайный знак Сонного квартала открывал дорогу лучше грубых слов, звона мечей или денег. Скоро ар Нирн уже касался ладонью шершавого камня дворцовой стены, борясь с желанием проникнуть внутрь. Желание победило. Он воспользовался потайной калиткой в стене, той самой, что показал ему слуга королевы, когда вёл к ней, и очутился в саду. Плотные кроны яблоневых и апельсиновых деревьев казались шарами черноты, повисшими на нитях звёздного света. Ласковый ветер приносил запахи древесных и плодовых соков, цветов с многочисленных клумб, разбитых между стволами. Здесь можно было, гуляя, сорвать зрелый плод и насладиться его вкусом в беседке, увитой девичьим виноградом, что так греховно краснел по осени. Здесь было тихо и спокойно – королева любила сад и не пускала сюда посторонних. В эту ночь здесь должен был царить покой… но вместо него слышались жадные стоны, звуки поцелуев и шлепки тела о тело. Разгорячённого страстью тела о другое, неутомимо принимающее ласки.

Викер, пригнувшись, подкрался к беседке, отвёл виноградную плеть… И у него потемнело в глазах, несмотря на лампадку, поставленную на стол и освещавшую обнажённую женщину, лёгшую грудью на скамейку, и мужчину, стоящего на коленях позади и неустанно вбивающего себя всё глубже… в королевское лоно. Ибо Викер узнал её – светловолосую дочь Джонора Великолепного, Её Величество Атерис.

– Ещё… ещё, мой лев! – стонала она, не сдерживая голоса. – Будь сильным, будь смелым… Дай мне всё, как отдал брата…

По подбородку ар Нирна потекла кровавая струйка: он слишком сильно прикусил губу, желая услышать ответ. И он его услышал.

– Для тебя, моя королева, я достал бы звезду с неба… – задыхаясь от страсти, шептал Астор ар Нирн. – Ради тебя я убил Викера… Лишь бы ты была моей… Только моей…

Королева неожиданно схватила его руки, лежащие на её бёдрах, и с силой сомкнула на своём горле.

– Придуши меня, – тяжело дыша, приказала она, – и кончай! Я хочу ощутить смерть и жизнь в одно мгновение!

– Но, моя госпожа… – попытался возразить Астор.

– Заканчивай, я сказала! – в нежном голосе послышался металл. – Двигайся, мой хороший, двигайся, не останавливайся… Твой брат был бы жив, если бы не я!

Астор зарычал и сдавил её шею, двигаясь с мощью парового молота. Королева забилась под ним, замотала головой и захрипела. Лицо её из украшенного приятным румянцем стало красным. «Ну, брат, ещё немного! – поймал себя на мысли Викер. – Чуть дольше подержи пальцы в напряжении!» Однако Астор его не слышал. Отпустив нежное горло, он перехватил королеву за плечи и рывком насадил на свой член. Ар Нирн, разглядывая его напряжённую спину, невольно представил между лопаток тот кинжал, что остался у Тамарис.

Её Величество дождалась, когда утихнут судороги, бившие партнёра, потёрлась о его грудь спиной, и, изгибаясь, как кошка, томно произнесла:

– Ты – мой славный рыцарь, Астор! Я люблю тебя!

– О, моя королева! – прошептал тот, зарываясь лицом в её волосы.

– Не вини себя за смерть брата, он сам был виноват! Вот что случается с теми, кто осмеливается отказывать мне, повелительнице Вирховена! Надеюсь, урок, полученный им, и для тебя даром не пройдёт?

И она, извернувшись, лукаво посмотрела на него, призывно облизываясь. Вместо ответа Автор схватил её за волосы, повернул сильнее и с жаром впился в губы.

А Викер, закрыв глаза, просил кого-то дать ему терпения, чтобы не убить обоих прямо сейчас. Но спустя мгновение он простил брата – мужчина, потерявший голову от страсти к порочной женщине, не ведает, что творит! Вот шлюха, та заслуживает наказания! Проблема заключалась лишь в одном – шлюха была королевой. Его королевой.

* * *

Гроза ушла на запад, оставив после себя упоительную свежесть воздуха начала лета. Сейчас бы выбраться на плоскую крышу монастырской кухни и лечь там, раскинув руки крестом и глядя в медленно вращающийся небесный купол, полный темноты и сияния. Ночной темноты и звездного сияния. В это время суток Фаэрверн уже спал, и мои сестры видели сны, лишь я, да Привратница бдили. Она – по долгу службы, я – просто потому, что любила ночь. В это время Фаэрверн уже спал… но не сегодня. Сегодня мы прощались с сестрами в главном молебном зале, где проходили Великие службы, и куда народ собирался иногда со всех уголков земли Костерн.

Последние из тех, кто хотел или имел необходимость покинуть обитель, уехали еще вечером, едва сдерживая рыдания. Они понимали, что те, кто остается – остается, скорее всего, на смерть. Ибо к утру мы ждали Воинов Света и готовились принять бой. Да, мощные стены Фаэрверна могли защищать нас, укрывшихся за ними, в течение многих дней, но с паладинами Первосвященника шли и маги. Против них шанса у обители не было. Шанса не было и у нас.

После долгой общей молитвы последовали минуты тишины. Каждая из сестер, включая мать-настоятельницу, размышляла о прожитой жизни, подводила итоги или, как я, просто скользила глазами по алтарю Великой Матери, барельефам и росписям на стенах, по остальным.

Вот сестра Нифа – неразговорчивая «серая мышка». Поговаривали, что она ушла от мужа, который бил ее, после того, как потеряла ребенка из-за побоев. К сожалению, детей иметь она больше не могла, но с удовольствием и какой-то тихой радостью лечила ребятню и возилась с ними. Я почти ничего не знала о ней, но когда видела, как она уговаривает какого-нибудь малыша выпить лечебный, и зачастую, невкусный травяной отвар – мне казалось, я знаю ее уже много-много лет.

Повинуясь внутреннему порыву, я сошла со своего места и подошла к Нифе. Та вскинула на меня глаза… Кажется, она побаивалась таких, как я – видных, резких, острых на язык.

Сморгнув слезы, положила руки ей на плечи.

– Сестра Нифа, я благодарна Великой Матери за возможность узнать тебя. Для меня было честью исцелять людей бок о бок с тобой! Прощай, сестра! Да пребудут с тобой бирюза и мед ЕЕ глаз!

Она неожиданно всхлипнула и обняла меня. Сердце пронзило острым сожалением – почему мы не были подругами, как с Вельшей? Почему не поверяли друг другу секреты и тайны, не делились болью? Почему я не рассказала ей об отце, а она мне – о муже? И этого не вернуть, не исправить!

Мои слова будто разбудили остальных, до того стоявших неподвижно, смотрящих вглубь себя. Мы обнимались, прощались и плакали, и с каждой истекшей слезой крепли в сердцах твердость и мужество противостоять паладинам Файлинна.

– Прости меня, сестра Тамарис, – услышала я.

Обернулась – передо мной стояла сестра Раниль, прямая как палка, с лошадиным лицом. Она слыла среди сестер гордячкой и молчальницей.

– За что, сестра? – удивилась я.

– Это я сказала мэтрессе, что ты регулярно посещаешь винные погреба, пьешь сама и спаиваешь послушниц.

А я-то ломала голову, кто из тех, с кем мы пили и болтали по ночам, донес об этом матери-настоятельнице?

– Я считаю, что поступила правильно, – немного высокомерно добавила Раниль, – негоже монахине Сашаиссы вести себя подобным образом!

– Тогда отчего ты сейчас просишь прощения? – изумилась я.

Несмотря на ситуацию, признание не разозлило меня, а скорее насмешило. Все это было в прошлом, которое нам с сестрами только и осталось, ибо настоящее вот-вот кончится, а будущее не предвещает ничего хорошего!

– Я… – она запнулась, подбирая слова, – я знаю, что уже сегодня мы умрем, и думаю… пусть люди совершают ошибки. Пока они живы – у них будет возможность их исправить!

Наверное, она очень удивилась, когда я обняла ее.

– От всего сердца прощаю тебя, сестра Раниль, – сказала я, и голос мой дрогнул. – Для меня было честью бок о бок с тобой служить Сашаиссе!

– Бирюза и мед ЕЕ глаз да пребудут с тобой! – прошептала она в ответ.

Вельши среди сестер не было – она совершала паломничество по стране, исцеляя людей там, куда приводил ее путь. Я искренне надеялась, что она осторожна, и ничего плохого с ней не случится.

Неожиданно передо мной остановилась мать-настоятельница. Мы смотрели друг на друга без слов – она не очень их любила, я – не знала, как выразить свою благодарность. Всему, что я умела – была обязана ей. Выросла над той обиженной девчонкой, которой казалось, что мир идет на нее войной, не сломалась, не сошла на кривую дорожку – стала той, что я есть, боевой монахиней Великой Матери – из-за нее, мэтрессы Клавдии. Как оценить то, что она сделала для меня? То, что она каждодневно делала для всех нас?

Повинуясь порыву, шагнула и обняла ее, крепко-крепко. Она судорожно вздохнула, чуть отстранила меня, заглядывая в лицо, будто искала там чьи-то знакомые черты. На мгновение мне показалось, что она скажет сейчас нечто важное, но она только улыбнулась – знакомой, спокойной и чуть отстраненной улыбкой, и произнесла:

– Бирюза и мед ЕЕ глаз да пребудут с тобой, дитя! Ты стала хорошей монахиней!

Я столько хотела сказать ей в эту минуту, однако язык словно прирос к небу. Молча кивнула и лишь смотрела вслед – как она идет по залу, раздавая благословения, обнимая сестер, прощаясь с ними. Мне хотелось бы стать такой же, как она! Спокойной, выдержанной, цельной… но во мне и до сих пор оставалось слишком много страсти.

Звук колокола тронул стены и крышу обители, густо разнесся в предрассветном воздухе. Они уже были здесь, Воины Света. Да будет проклят такой свет!

* * *

Я проснулась незадолго до рассвета в кресле у окна, за которым струился по мостовой тонкий пласт тумана. И не сразу поняла, где очутилась – перед глазами всё ещё стоял охваченный огнём Фаэрверн, и кровавые розы расцветали на телах моих сестёр, пронзённых клинками паладинов. Внутреннее убранство дома сильно изменилось. Роскошь и комфорт теперь не бросались в глаза, как когда-то. Отец старел и становился с годами мудрее, хотелось бы и мне однажды поймать себя на мудрости вместо недальновидных порывов сердца. Поднявшись, я потянулась и ощутила голод. И отправилась на кухню, где обнаружила кладовку, забитую продуктами, свежеиспечённый пирог с мясом, прикрытый полотенцем, и крынку с молоком. Поколебавшись, накрыла на стол на двоих и отправилась искать паладина. Он должен был быть где-то в доме.

– Он ушёл, – раздался тихий голос из-под лестницы, когда я собиралась подняться на второй этаж, где располагались гостевые комнаты.

Обернувшись, увидела человека в чёрном. Так, скрывая лицо, предпочитали одеваться наёмные убийцы. Ну конечно! Кому ещё доверили бы охранять дом главы их гильдии и всего преступного мира Вирховена? Были у отца и громилы, одним своим видом наводившие ужас на простых обывателей, однако самыми эффективными являлись именно эти, невысокие, гибкие как змеи, люди «без лиц».

– Куда? – сорвалось невольно с языка.

Ответом мне был тихий смешок:

– Не могу знать…

И действительно, откуда ему?

Я вернулась на кухню, налила себе молока и взяла кусок пирога. Покидая обитель, не предполагала, что мне придётся вернуться туда так скоро! Однако после прочтения письма мэтрессы, нет, тёти Клавдии, сделать это было необходимо!

Мне всегда казалось, что Фаэрверн стоит на краю зримого мира… Нет, конечно, монастырь был центром земли Костерн и известной религиозной величиной Вирховена, но когда я забиралась на крышу кухни и смотрела в небо, меня охватывало потрясающе комфортное чувство одиночества. Только я и небо. Только я – и звезды. Только я – и вселенная! До гонений Первосвященника нас обходили стороной политические интриги, приграничные конфликты, иные потрясения. Лишь неурожай, случившийся несколько лет назад и вызвавший ужасный голод и мор среди людей Костерн, нас не миновал. И все равно, то были рядовые хлопоты и заурядные тяготы жизни. Однако описанное мэтрессой Клавдией выбивалось из этого ряда, придавая происходящему зловещий оттенок. Мне все сильнее хотелось вернуться и убедиться в том, что сказанное в письме – правда. Какой бы страшной она ни была!

В прихожей послышался шум, шаги. Мой спутник застыл в дверях, и мне показалось вначале, что он ранен, так замедлены и неверны были его движения. Тяжело ступая, он прошёл на кухню и сел напротив, сцепив перед собой руки. Костяшки пальцев побелели от усилия. Под прокушенной нижней губой запеклась плохо стёртая кровь.

Я молча смотрела на него, не желая спрашивать: скажет сам, ежели ему это нужно! Но на сердце было тяжело. Этому человеку сейчас было плохо, очень плохо. Ему следовало помочь, однако букет из кровавых роз надёжно перекрыл путь моей доброте.

– Брат… – наконец, с трудом выговорил он и запнулся, отведя глаза. – Это был мой младший брат Астор!

Как бы ни хотела я оставаться равнодушной от его слов, признание ударило под дых. Как жить после такого?

– Почему? – разлепив губы, спросила я.

– Он выполнял приказ.

Мужской голос звучал безжизненно, будто принадлежал призраку.

– Чей?

– Её Величества…

– Атерис? – моему изумлению не было предела. – Зачем ей твоя смерть?

От гримасы, на миг промелькнувшей на его лице, мне захотелось отшатнуться. Всё в ней было – ненависть, боль, презрение, отчаяние, но больше всего… стыда.

– Я отказал ей… в близости!

Сказал, и покраснел. И отвернулся. Вообще встал и отошёл к окну, повернувшись ко мне спиной. Развернувшись на стуле, я разглядывала его: тёмные волосы до плеч, мощную фигуру, меч у пояса с рукоятью, перевитой старым ремешком. Физически ощущая ту боль, что бушевала пожаром в его душе, я видела двух мальчишек, старшего и младшего, которые почти не расставались, вместе ели, учились драться и охотиться. Вместе слушали сказки о прекрасных принцессах и рыцарях, спасавших их от бед… Не все принцессы однажды становятся королевами, и не все рыцари остаются ими с течением лет.

Тихо поднялась и подошла к нему. Кровавые бутоны никуда не делись из моей памяти, но рядом со мной находился человек, страдающий от боли.

Мои ладони легли на его плечи, слегка массируя. Он весь был как валун – твёрдый, холодный, безответный. Тепло, что источала моя кожа, проникало внутрь, расплетая тугой клубок отчаяния, отравляющий его душу. Нет, я не смогла бы заставить его забыть и не желала этого! Однако, разделяя одну боль на двоих, позволяла ему вздохнуть свободнее, взять себя в руки.

Викер вздрогнул, начиная вновь ощущать жизнь жизнью, а не бездной отчаяния.

В последний раз провела ладонями по широким плечам. Уже отмечала мужскую силу и привлекательность ар Нирна, потому не удержалась… Монахини Великой Матери не стремились к воздержанию, любя жизнь во всех проявлениях и почитая отношения между мужчиной и женщиной её венцом.

Осознав это, резко отдёрнула руки и отошла. С момента падения Фаэрверна я впервые подумала о чём-то, не связанном со смертью!

– Спасибо, Тамарис! – Викер повернулся ко мне. – Ты помогаешь всем…

– Великая Мать учит нас не проходить мимо чужих бед, тем самым умножая их, – тихо ответила я, садясь. – Благодари её!

Паладин сел напротив и, посмотрев мне прямо в глаза, сказал открыто:

– Я пока не могу…

* * *

Глядя на Тризан, он вспоминал, как любил видеть его таким – источающим сияние. В честь Великого праздника стены и башни были украшены светильниками, и ни одно кольцо для факела не пустовало. От обители Первосвященника в небо поднимался мощный столп света, который должен был перекрыть даже восход солнца. Но до рассвета было ещё далеко.

– Спускайся, не медли! – послышался хриплый шёпот отца Тамарис.

Викер подтянул повыше сапоги и спрыгнул в дыру, обнаружившуюся под одним из бочонков на каком-то складе неподалёку от центрального рынка.

Хлюпнула вода. Здесь она доходила до колен и пахла, слава богу, не нечистотами, а болотной тиной. Десять человек, одетых в чёрное, среди которых паладин узнавал Стама Могильщика лишь по мощным плечам, уверенно двинулись в темноту, взяв чужака в кольцо, чтобы не потерялся. Викер никак не мог угадать среди фигур с лицами, укутанными тканью по самые глаза, Тамарис, и отчего-то это его нервировало. Дорогу освещали специальными магическими браслетами, закреплёнными на запястьях, которые можно было погасить или включить в любой момент, просто подув на них.

– Куда, говоришь, должны были подогнать телеги с барахлом из монастыря? – поинтересовался Стам, и Викер увидел, как одна из закутанных в чёрное фигур резко обернулась, укоризненно взглянув на него ореховыми глазами.

– Пятый уровень, тринадцатый внутренний двор, – машинально ответил ар Нирн, более не выпуская гибкую фигурку из поля зрения.

– Пятый – предпоследний! – присвистнул кто-то из сопровождающих головорезов.

В том, что в одной компании с ним идут воры и убийцы, паладин больше не сомневался. Тогда, на кухне, за куском пирога и кружкой молока, они с Тами впервые открылись друг другу. Он рассказал ей о брате, она ему – об отце и давнишней ссоре. Да, Фаэрверн ещё стоял между ними, но пересказывая друг другу сцены из прошлого, они более не скрытничали и не стеснялись откровенности. Частичка тепла, которую один случайный попутчик мог подарить другому, была поделена на двоих.

– Файлинн, видать, ценит эти сокровища, раз пустил обозы во внутренний круг! Может, и мы найдём, чем поживиться!

Тамарис дала говорившему нехилую затрещину.

– Ой! – шёпотом завопил тот. – Простите, сестра, я имел в виду сокровищницы Первосвященника, а не награбленное паладинами в Фаэрверне!

Викер тихонько скрипнул зубами. Одна и та же ситуация выглядела совершенно по-разному с двух точек зрения. С его – и его теперь уже бывших братьев, – спасением человечества от скверны. С точки зрения этих простых, но опасных людей – то ли карательной операцией, то ли обычным разбоем. Он размышлял над этой странностью всю дорогу, занявшую около часа, махнув рукой на попытки запомнить многочисленные повороты и развилки. Ясно, что одному ему никогда не выбраться из этого подземного царства.

– Мы на месте, – констатировал один из сопровождающих, и все, остановившись, задрали головы, разглядывая люк, ведущий наружу.

– Где мы окажемся? – поинтересовался Стам.

– Там, куда стремились, – в голосе говорившего слышалась насмешка, – в закромах Его Первосвященства!

Тамарис сделала движение, будто желала что-то сказать. Но промолчала.

Люк оказалось непросто сдвинуть, однако совместными усилиями Стама и одного из взломщиков, чуть менее широкого в плечах, чем он, это, наконец, удалось. Один за другим все поднялись по металлическим скобам, ведущим наверх. Викер крутил головой, оглядываясь, ладонь лежала на рукояти меча. Прошли времена, когда он мог ходить в Тризане, как у себя дома. Нынче он был ничем не лучше своих спутников – воров и убийц, таким же, как и они, – вне закона.

– Вот это дело! – тихо сказала одна из «чёрных фигур». – Берём всё!

Они оказались в помещении, вдоль стен которого стояли сундуки, набитые мехами, богатыми тканями, свитками пергаментов с заклинаниями, магическими артефактами.

Тамарис резко подняла обе ладони:

– Стойте! Это – не то, что мне нужно!

– А что ты ищешь, дочка? Может, скажешь нам, наконец? – задал вопрос Стам.

– Нам следует разбиться на пары и обыскать этот уровень. И искать мы будем… маленькую девочку, вывезенную из Фаэрверна!

– Что?! – изумился Викер, а остальные взломщики зароптали глухо, удивляясь и негодуя.

Ар Нирну даже в голову не приходило, что она следовала за отрядом из-за ребёнка! Впрочем, он только теперь понял, что находилось в закрытой кибитке в обозе, под постоянной охраной нескольких, особо приближенных к Его Первосвященству паладинов! Он-то думал – это сокровища Фаэрверна!

– Молчать! – Стаму удалось рявкнуть шёпотом. – Раз путь проверен – сюда мы всегда сможем вернуться! А сейчас ищем то, что нужно Тами! Ничего не предпринимать, найти девчонку и сообщить мне. Мы будем ждать вас здесь!

Одна за другой пары начали растворяться в темноте. Послышался скрежет вскрываемого замка, и всё затихло.

– Мы с Викером не будем ждать! – парировала Тамарис.

– Ты останешься! – прошипел отец.

– И не подумаю! – рыжая стянула с лица повязку, неожиданно задрала голову и поцеловала отца в подбородок. – Я уже взрослая, ата! И могу постоять за себя!

– Боевая монахиня Сашаиссы, – насмешливо протянул он, – ну конечно, как же я забыл!

Но взгляд был тревожным – свет браслета не смог этого скрыть.

– Иди, егоза! – тяжело вздохнув, Стам оттолкнул от себя дочь и повернулся к Викеру: – Защищай её! Вижу, с мечом ты умеешь управляться. Но лучше бы не пришлось…

– Я сама заинтересована в том, чтобы уйти тихо, ата!

Тамарис вновь скрыла лицо, оставив лишь прорезь для глаз. Посмотрела на Викера.

– Готов?

Он молча кивнул. Сделка есть сделка – свою часть он выполнит. А потом она поможет ему поймать Астора!

* * *

Мы с паладином, подобные теням, бесшумно следовали круговыми коридорами цитадели, скрываясь, едва слышали шаги охраны. Нам везло – патрули были редки, а патрульные разговаривали громко, цокали подкованными сапогами по каменным плитам. В Тризане Файлинн ощущал себя в полной безопасности. Наверняка, узнай он, что монахиня Сашаиссы идёт по его владениям, счёл бы это самым кошмарным из кошмарных снов!

По мере осмотра помещений, моё разочарование усиливалось. Здесь было полно книг, одежд, предметов роскоши и тому подобного хлама, но ни следа, ни звука белокурой сестрички Асси Костерн, которой о ту пору едва исполнилось шесть.

Тогда, в Фаэрверне, я сразу обратила внимание на группу из пяти паладинов Первосвященника. Они почти не участвовали в бойне, устраняя лишь явные опасности в лице моих сестер, но методично и внимательно осматривали внутренние помещения монастыря. Мне очень хотелось пойти за ними и перебить поодиночке, однако силы Воинов Света нас превосходили, и мы приняли бой там, где встретили их, после того как боевые маги взорвали ворота – в главном внутреннем дворе.

Ужа падая тяжелораненой, сквозь туман, заволакивающий сознание, сквозь усилие собственной воли, не дающей мне действительно отключиться, я наблюдала, как один из них несет Асси на руках, а остальные – охраняют их. Уйти в целительную медитацию я позволила себе лишь после того, как они покинули пределы монастырских стен. Теперь-то я понимала, зачем дитя понадобилось Первосвященнику, а тогда была изумлена, перебирая в мыслях возможные причины, и ни в одной из них не ища милосердия: паладины убивали всех – и пожилых монахинь, и юных послушниц, должны были убить и Асси Костерн! Однако предпочли забрать с собой…

Каждый коридор цитадели заканчивался винтовой лестницей. Около одной из них Викер предостерегающе поднял сжатый кулак – знак, во все времена призывающий затаится и прекратить движение. Но за мгновение до этого я услышала голоса с лестницы:

– Давно не видел тебя, ар Тарин, где демоны носили?

– Устраивали рейд по приказу Его Первосвященства.

– Славно развлеклись?

– Славно, Дакер! Десятка четыре отступниц уже каются у порога Единого в том, что предали его, и с воплями и плачем отправляются в Преисподнюю!

– Хорошая работа, ар Тарин! Моё почтение!

– Моё почтение, Дакер!

Судя по звукам, собеседники разошлись – один поднимался вверх, другой спускался.

В сердце будто провернули ледяное шило.

«Славно развлеклись?»

«Хорошая работа!»

Они говорили о моих сёстрах. О тех, кому я открывала сердце, с кем делила пищу и кров… спасала людей!

Воин Света, обернувшись, молча смотрел на меня. Выражение его лица было сумрачным, непонятным. Сердито отвернувшись, смахнула непрошеные слёзы и вдруг ощутила его руки на своих плечах. Прикосновение было мимолётным – он сжал меня и отпустил. То ли пытался поддержать, то ли… просил прощения?

Не солоно хлебавши, мы вернулись к отцу. Другие уже были там. Асси нигде не обнаружили.

– Нам нужно обыскать остальные уровни Тризана, – сказал отец. – Но сегодня наше время вышло – пора убираться. Если тебе это так важно, Тами, мы вернёмся завтра.

– Что же делать? – прошептала я, глядя в темноту, расцвеченную блеклым светом магических браслетов.

Знание о том, что время для Асси уходит бесследно, будто пришло свыше. Завтра можно было не успеть!

Один из сопровождающих отца ответил, явно усмехаясь:

– Только молиться…

Молча опустилась на колени, отмахнулась от пытающихся удержать рук. Вопрос мной был задан и ответ получен! Неисповедимы пути божественного провидения!

Зашептала молитву Великой Матери, загоняя слова внутрь сознания, свивала их плотной сетью, текучей дорогой огней, за которыми следовала глубже… глубже… глубже…