Текст книги "Эрнест Хемингуэй. Обреченный победитель"

В свои ранние годы Эрнест больше отдавал предпочтение охоте, нежели пению. Однажды осенью, когда ему еще не исполнилось двенадцати, дедушка Хемингуэй подарил ему на день рождения охотничье ружье 20-го калибра. Отец взял его с собой на ферму нашего дяди Фрэнка Хайнса, что недалеко от Карбондейла в штате Иллинойс. Это было замечательное место, и, хотя поездку туда планировали не один месяц, она изобиловала расстройствами, которые ни отец, ни сын не могли предвидеть.

Маленькое ружье Эрнеста стреляло на удивление кучно. Он мог поразить цель, когда его добыча быстро бежала по земле, или птицу в небе с расстояния более пятидесяти ярдов. Отец испытывал невероятную гордость, демонстрируя окружающим, как его сын стреляет по летающим вокруг амбара голубям. Им следовало отходить подальше, ведь это происходило в людном месте. Они вели стрельбу по трудным целям в пределах прямой видимости дома, где находились женщины и подростки.

Эрнест подбил более двадцати голубей, истратив всего одну коробку патронов. Тем вечером ему поручили отнести дюжину птиц для пирога на соседнюю ферму. По дороге Эрнест встретил нескольких деревенских мальчишек. Они спросили его о том, где он взял птиц, и он с гордостью ответил им:

– Я подстрелил их над амбаром Фрэнка Хайнса.

– О, ты дурачишь нас! И ты, чудной ребенок, смог сделать это?

– Конечно!

– Ты молокосос! Ты не мог этого сделать!

– Ты врешь!

– Разберись с ним, Рэд! Ну, давай же! Ты задашь ему! Самый маленький из мальчишек вышел вперед. Эрнест положил голубей на землю и, не успев снять свою куртку, почувствовал жгучий удар. Он собрался дать сдачи, но скоро распластался на земле под всеобщий хохот. Рэд вместе с другими мальчишками удрали, а Эрнест с птицами поплелся дальше. С этого момента он решил обучиться кулачному бою так же хорошо, как умел стрелять.

Эрнест скоро понял, что столь не любимая им комната для занятий музыкой может использоваться с большей пользой. У него были частые споры с одноклассниками.

– Приходи ко мне домой, и мы спокойно сможем это обсудить, – обычно говорил он.

Когда собиралась компания, требовалось всего несколько минут, чтобы узнать, где в данный момент находятся мать и сестры. Если помехи не было, участники пробирались в музыкальную комнату через боковую дверь из сада. Санни тайно приносила боксерские перчатки, ведро с водой и спортивную одежду. Все это было необходимо даже для одного раунда боя, но большинство претендентов проходило три, так что у каждого было достаточно времени показать, на что он способен. Светловолосая худенькая Санни выполняла роль арбитра и присматривала за обстановкой. Вероятно, ее женственность, сочетающаяся с мальчишескими ухватками, помогала не только проводить честные бои, но и вдохновляла каждого участника показать лучшее, на что он способен. Когда ковры скатывались, натертый воском пол из твердого дерева становился идеальным местом для сокрытия любого доказательства разбитого носа. В один из таких матчей Эрнесту повредили глаз шнурком от перчатки. Задолго до того, как заходящее солнце начинало светить в западные окна, в музыкальной комнате наводился порядок.

Соблюдалась величайшая осторожность для сохранения от наших родителей тайны проведения боев. Отца приводило в ужас физическое насилие. Когда он был еще мальчишкой, один хулиган настиг его на кухне и жестоко поколотил прямо на глазах его матери. Бабушка Хемингуэй не позволила ему дать сдачи, настолько строго придерживалась она библейского наставления о подставлении другой щеки. Во время учебы Эрнеста в колледже наш отец лишь однажды потерял лицо, уклонившись от достойного сопротивления обидчику. Это было описано в рассказе «Доктор и его жена».

Музыкальная комната стала для Эрнеста личным решением проблемы хулиганов и многочисленных оппонентов. Должно быть, у наших родителей было легкое подозрение насчет того, что происходит. Но они мудро закрывали на это глаза, зная, что их указы практически всегда нарушались.

Позже, когда Эрнест увидел объявление об уроках бокса в чикагской гимназии, он получил разрешение отца записаться на занятия. В первый же день Ионг А'Хирн разбил ему нос. Но это не лишило его уверенности в себе.

– Я знал, что он задаст мне жару. Я понял это по его взгляду, – спустя значительное время признался Эрнест своему другу.

– Ты испугался? – спросил друг.

– Конечно. Он мог ударить изо всех сил.

– Так почему ты пошел с ним драться?

– А вот драки я не боялся.

Новый дом находился в пяти приятных, скрытых тенью вязов кварталах от «Скоуилл инститьют», как называлась публичная библиотека Оук-Парк. Эрнест довольно поздно начал читать. Во время учебы он предпочитал сочинять свои собственные рассказы по картинкам в книгах. Но, однажды начав вникать в то, о чем было написано в книгах, он принялся наверстывать упущенное время. Журналы «Сент-Николас» и «Харперс» стали его любимыми с самого начала. В семье их обычно подшивали в тома и хранили в Уиндмере. В них Эрнест прочитал рассказы Ричарда Хардинга Дэвиса и Стивена Крэйна. Он особенно любил произведения Киплинга, Марка Твена и Стивенсона. Когда впервые была издана «Книга знаний», отец купил комплект для Эрнеста и Марселлайн. В этих голубого цвета томах не было полноцветных иллюстраций. Много потрясающих рисунков было выполнено в оранжевом и зеленом цветах. Но в книгах была масса информации на любые темы.

Посещения библиотеки были частыми и приносили пользу. Эрнест полюбил науку и приключенческую фантастику. Даже во время обучения в начальной школе «Оливер Уэндел Холмс», находящейся всего в квартале от дома, он читал постоянно, хотя зрение было неважным. Уже к десяти годам у него развилась сильная близорукость. Зрение нашей матери тоже оставляло желать лучшего. Она понимала, что комбинация наследственности и напряжения при непрерывном чтении была серьезной помехой в обучении. И к тому же он категорически отказывался носить очки. Мать часто заставала его погруженным в чтение.

– Такой прекрасный день! Сходи поиграй в бейсбол с ребятами. Слышишь, как они играют у школы?

– О, мама, из меня никудышный игрок, – отвечал он и продолжал читать.

В школе Оук-Парк и колледже «Ривер форест тауншип» Эрнест учился, не используя очков, щурясь на удаленные объекты и яркий свет. После окончания он попытался записаться в американские экспедиционные силы, но получил отказ из-за испорченного зрения. Через несколько лет после войны, уже всерьез занявшись бумажной работой, он позволил себе пользоваться очками. Но даже тогда не надевал их вне работы. Он продолжал щуриться до 1930-х годов, когда окончательно понял, что нужно преодолеть природное самолюбие.

Мать брала Марселлайн и Эрнеста в поездки в Нантакет, когда они еще учились в начальной школе. Вначале взяли Марси, а на следующий год Эрнест составил матери компанию.

– Ух ты, какой прибой, какие волны! – Мать описывала его впечатления в первые дни купания.

Каждый день, проведенный здесь, означал отсрочку поездки всей семьи на Уоллун-Лейк, поэтому визиты в Нантакет были всегда короткими. Но первый вкус соленой воды возбудил в Эрнесте страсть к большой рыбалке на всю оставшуюся жизнь. Позже у него была возможность жить поближе к океану.

В письме из Нантакета от 13 сентября 1910 года Эрнест сообщил о своем путешествии за четырнадцать миль к Грэйт-Пойнт. Он хвастался, что чувствовал себя прекрасно в отсутствие комфорта, когда, выйдя в открытый океан, лодка прилично набрала воды. У старого морского волка по имени Джудас он приобрел нос огромной меч-рыбы, планируя подарить его возглавляемому отцом обществу «Агассис» по возвращении домой.

Мать взяла его на избирательное собрание женщин, но, по ее словам, он ухитрился проспать во время всего мероприятия. Он надеялся пойти с матерью в историческое общество посмотреть экспозицию о китобойном промысле, после того как окончит письмо домой.

Эрнест никогда не вступал в бойскауты. Когда он был подходящего возраста, это движение еще не было популярным, хотя книги о скаутах хорошо раскупались. Но он основательно сосредоточился на изучении тех вещей, знанием которых так гордились бойскауты. К восьми годам он знал названия всех птиц, деревьев, цветов, рыб и животных, распространенных на Среднем Западе, и много помимо этого. К началу занятий в колледже он уже был прекрасным пловцом. Он проводил часы в школьном бассейне, отрабатывая подводное плавание. Тренировка задержки дыхания сильно развила его грудную клетку.

Эрнест также постиг азы изготовления чучел от своего отца, учившего этому членов общества «Агассис». Эрнест тренировался до тех пор, пока движения его ножа не стали быстрыми и точными. Он многому научился, разделывая форель и другую рыбу. Эти тренировки сослужили ему хорошую службу. Он мог заточить нож до остроты скальпеля. Позже он научился крепить наживку для океанской рыбалки. Это было серьезным достижением. Многие ветераны походов на морских судах не могли освоить искусства закрепления наживки на марлина, чтобы она не спутывала леску.

В ранние годы воскресная стрельба по мишеням была кульминацией недели в Уиндмере. В те времена не было шанса попасть на церковную службу без транспорта. Если приезжал миссионер, совершалось богослужение с песнопением. Детям это очень нравилось. В противном случае воскресенье посвящалось отдыху и развлечениям.

После воскресного обеда каждый с нетерпением ждал, когда отец скажет заветную фразу.

– А как насчет стрельбы по мишеням? – наконец говорил он.

– Ура! – доносился восторженный всеобщий крик.

Стрельба означала переживания и запах сгоревшего пороха. Наш отец отменно стрелял по птицам. Он мог подбить на лету ласточку, хотя, как он показал нам, в них мяса не больше, чем на конце большого пальца, и нужно по крайней мере дюжину, чтобы приготовить пирог. Он никогда не позволял убивать ради спортивного интереса. Мясо всегда должно использоваться. Мы применяли обычные мишени для тира. Сначала вручную, а потом с помощью пружинного приспособления детям разрешили кидать тарелочки в направлении ближайшего холма, на почтительном расстоянии от дома. Наш отец очень гордился своим первым ружьем, винчестером 12-го калибра, стрелявшим очень кучно. Он купил его для геодезической поездки в Северную Калифорнию.

Каждому разрешалось пострелять. Все наши сестры познали приятную тяжесть ружья в руке и силу его отдачи до того, как стали достаточно взрослыми, чтобы самостоятельно обращаться с оружием. К десяти годам Эрнест хорошо стрелял по летающим целям. Каждый ребенок зарабатывал право подержать отцовское ружье и выстрелить из него. Мы все разделили этот триумф до того, как стали взрослыми.

Первым ружьем Эрнеста была одностволка 20-го калибра, подаренная к его десятилетию дедушкой. Оно прекрасно подходило для стрельбы по птицам и зайцам. Этот подарок крепил любовь между дедушкой и Эрнестом, любившим слушать его рассказы о покорении Запада в крытой повозке, когда он сам был мальчишкой. Дедушка Хемингуэй захватывающе говорил о сражениях Гражданской войны. Он воевал добровольцем в иллинойсском пехотном полку, многое понял, изучая военную тактику, и ошутил на себе тяготы войны. Любимый рассказ дедушки Хемингуэя был о том, как он «получил удар пушечного ядра в голову». Пройдя всю войну без единой царапины, однажды он был серьезно ранен. Острый сегмент пушечного снаряда выскользнул из рук, когда он доставал его с верхней полки. Тяжелый кусок металла оставил глубокую рану, и пришлось накладывать несколько швов.

У Эрнеста вторым из двух кумиров детства был дядя Тайли Хэнкок. Прекрасный стрелок, он занимался торговлей оружием на Среднем Западе, когда промысловая охота еще была разрешена. Он любил виски, рыбачил, когда позволяли условия, одалживал свои удочки Эрнесту и научил его технике ловли на муху, чего не знал даже наш отец. Но самым замечательным были его отвисшие, как у моржа, усы и то, что к семи годам он уже совершил три кругосветных путешествия. Его старшая сестра, Кэролайн Хэнкок Холл, оставалась на берегу во время этих поездок. Она умерла за год до того, как наши родители поженились. Остался только дядя Тайли с его живыми рассказами. Его отец, наш прадедушка Хэнкок (потомок Джона, короля Англии, как говорили, у которого подпись была крупнее, чем у кого бы то ни было), был владельцем барка «Элизабет», перевозившего пассажиров и грузы между Англией и Австралией. На борту «Элизабет» выходила первая в мире корабельная газета под названием «Тропикл таймс», ее печатали каждые несколько дней. Годы спустя дядя Тайли своими воспоминаниями разжег страсть путешествий в другом мальчишке, у которого личный опыт познания природы ограничивался водами озера Уоллун-Лейк.

В детстве Эрнест часто ночевал не в коттедже, а на открытом воздухе. Поскольку он был занят рутинной работой по дому в течение всего дня, ему разрешалось проводить ночи по своему усмотрению. Отец купил ферму Лонгфилд на другой стороне озера. Из отдаленного района он нанял энергичного фермера по имени Уоррен Самнер, жившего неподалеку и выполнявшего тяжелую работу, требующую наличия оборудования и мулов. Уоррен и Эрнест посадили аллеи калифорнийского и грецкого ореха, целые акры яблонь различных сортов и слив. Это не только надо было взращивать и пересаживать, но и стричь, подрезать и удобрять. Отец считал Эрнеста слишком маленьким для такой работы.

Спокойным, безветренным днем раздавался сигнал горна, который был слышен отчетливо между фермой и Уиндмером. Расстояние было всего в одну с четвертью мили. Идти на веслах через озеро было приятным утренним упражнением. Но к концу тяжелого рабочего дня возвращение домой, особенно при ветре, не доставляло особого удовольствия. Эрнест любил тяжелую работу. Она давала ему возможность развить свои мускулы и соперничать с другими работниками. Но некоторые задания были до боли монотонными. В начале фермерской карьеры его несколько раз заставали развалившимся в тени большого дерева, погруженным в чтение книги о далеких краях и больших приключениях. Как он вспоминал, все, что ему после этого разрешалось, это перевозить на другую сторону озера экземпляры отцовского журнала Американской медицинской ассоциации. Но он приобрел некоторые медицинские знания, развил свои мускулы, и у него было много времени для размышлений в эти долгие жаркие летние дни.

Еще одну разновидность чтения упустила семейная цензура. Обед Эрнеста всегда заворачивали в газету. Доставляя на лодке овощи другим летним работникам, он медленно читал и перечитывал рассказы о спорте, о жестокости людей.

В тот день, когда пришли инспектора по охоте, Эрнест работал на ферме Лонгфилд. Именно его увлечение изготовлением чучел привело к проблемам с законом. Это случилось через неделю после его шестнадцатилетия. Сообщение, которое мать написала отцу 30 июля 1915 года, излагало суть дела и ее предположения.

«Дорогой Кларенс.

Я пишу это особое послание для тебя сразу после того, как ушли инспектора по охоте. Поскольку Леон Рэнсом позвонил позже, чем это произошло, я отсылаю письмо с ним. Вот как все было. Двое странных мужчин вошли в дом и спросили у Санни, Дональда и Кэрол, дома ли доктор. Они сказали, что нет, он в Чикаго и приедет позже этим летом.

Я услышала разговор и вышла на крыльцо. Я поздоровалась, и они немедленно спросили меня, дома ли доктор. Я повторила то, что сказали дети, и спросила старшего из них его имя. Он сказал, что его имя Смит, и ухмыльнулся. Я спросила, хотели ли они видеть доктора по профессиональным вопросам, и они злобно ответили, что нет. Они пришли по делам. Тот, который был помоложе, повернулся спиной, а Смит сел на ступеньки и спросил меня, когда я ожидаю возвращения доктора и есть ли еще мужчины в семье. Здесь я подумала, что они грабители или что-то в этом духе. Они вели себя настолько отвратительно, говорили вкрадчиво и насмешливо и не рассказывали о цели своего прихода. Они задавали вопрос за вопросом.

– А как насчет того молодого человека, лет восемнадцати? Он здесь ночует? Где он сейчас?

Я сказала им, что он работает на ферме по другую сторону озера.

– Он придет на гребной шлюпке или на моторной лодке? Ходил он вверх по озеру между 20-м и 25-м числами этого месяца и буксировал тросом шлюпку под названием «Юз-а-ла» из Уалдмейера? (Их коверканье имен Урсулы и Уиндмера раздражало.)

– Да, он был там.

Теперь они сказали, что могут его опознать. У них есть два свидетеля, что он подстрелил крупную птицу и погрузил ее в лодку. Они сообщили, что у него было оружие, короткое ружье. И одет он был в красный свитер. Я сказала им, что, если они так много знают обо мне и моей семье, нет необходимости говорить со мной таким наглым тоном. Это наседание на одинокую женщину и ее маленьких детей без пояснения причины и своих полномочий, а также все эти наглые вопросы говорят о недостойном поведении, и им следует помнить об этом в следующий раз.

Один из них отступил назад и встал с глуповатым выражением.

– Мадам, это мне урок на будущее, – сказал он.

Да, я забыла сказать, это он первый попросил у меня лодку, чтобы добраться до Эрнеста. Но я ему отказала. Я не даю лодок незнакомцам. Как только они ушли, я сказала Рут и Марси, чтобы они немедленно садились в лодку, на всех парах мчались на ферму и предупредили Эрнеста. Он должен был пойти к Дилвортам и оставаться пока там. Они встретили его на моторной лодке, дали весельную шлюпку, а сами вернулись на моторке. После ужина Рут прибралась, забрала молоко и заперла ферму. Я отправилась к Бэконам узнать, как обстоят дела. Они знали этих людей и направили их ко мне. Мистер Бэкон говорил с ними, и они сказали, зачем пришли, но были огорчены тем, что ему не исполнилось еще восемнадцати лет. Иначе ему грозило судебное разбирательство. Они сказали мистеру Бэкону, что на этот раз они закрывают на это глаза. Это единственный луч надежды.

Но после того, как они пришли сюда и состоялся разговор, который я цитирую с самого начала, они удалились сердитые, сказав, что займутся этим делом с другой стороны. А сейчас расскажу о том, что произошло. Он подстрелил цаплю, когда Уэйберны переходили на озеро Минч. Он завернул ее и оставил в поставленной на якорь моторной лодке. Когда он вернулся к лодке после пикника, он обнаружил, что ее нет на месте, а один мальчик, представившись сыном инспектора по охоте, сказал, что пришел спросить его насчет птицы. Эрнест сказал, что его знакомый дал ему эту птицу, а он собирался забрать ее домой и сделать чучело.

Мальчик ответил, что он должен забрать эту птицу, поскольку для Эрнеста иметь ее противозаконно, а он всего лишь помогает своему отцу. Вот что из этого получилось. Я предчувствую худшее, поскольку Эрнест заявил, что не убивал эту птицу, но, по его словам, он испугался и сказал первое, что пришло в голову. Я не могу утверждать, что знаю все об этом, ведь если не знаешь, то лучше молчать. Мисс Хансен и мисс Уэйберн заявили мистеру Бэкону, что они ничего не знают об убийстве птицы. Так что ты понимаешь, как все запуталось. Я думаю, что лучше всего будет послать Марси завтра к Дилвортам. Она встретится с ним и поговорит с мистером Дилвортом обо всем этом. Я не знаю, стоит ли ему возвращаться в Уиндмер или нет. Мистер Бэкон говорит, что они инспектора по крупному зверю и рыбе округов Эммет и Шарлево. А в остальном у нас все хорошо.

С любовью Г.Х.»

Однако Эрнест отправился в Айронтон, где в летнее время проживал наш дядя Джордж. Он считал, что в другом округе будет в безопасности, находясь под юрисдикцией местных законов. Он рассказал дяде Джорджу обо всем этом. К его ужасу, дядя Джордж не выразил и капли сочувствия. Он посоветовал Эрнесту вернуться и уплатить штраф. Это было сделано, и весь инцидент был исчерпан. Но после этого зародились особые отношения между двумя семьями. И это помогло Эрнесту сформировать свой кодекс поведения. Нужно дорожить людьми, которые помогли вам в затруднительном положении. Все остальные бесполезны.

Хотя Эрнест усердно работал на летней ферме, он никогда не убегал из дому и не позволял своим домашним гадать о том, что с ним случилось. Такие инциденты впоследствии вольно излагались биографами и журналистами. Эрнест всегда посылал почтовые открытки, рассказывая об увиденных им птицах и зверях, даже о ночных походах вниз по реке Иллинойс до озера Цюрих в штате Висконсин.

Отец был самым серьезным покровителем Эрнеста всю свою жизнь. В детские годы Эрнест обучился всему, что умел отец, и глубоко любил его. Кроме того, что они проводили вместе все летние каникулы, они вместе ходили на охоту осенью, когда открывался охотничий сезон. У нашего отца была большая коллекция ружей. Он относился к ним с большим уважением, хотя однажды чуть не ослеп, когда ружье разорвалось рядом с его лицом во время работы в геодезической партии в Грейт-Смоукиз.

Познания Эрнеста в области оружия помогали ему во время учебы в колледже. Он испытал истинное удовольствие, организовав юношеский ружейный клуб. Эта идея родилась в момент, когда Эрнест редактировал выпуск еженедельной газеты «Трэпез».

– Надо заполнить эту пустоту, – решил он.

И вскоре он придумал новое исключительное сообщество. Подобная организация для девушек реально существовала, и ей всегда отводилось много места на страницах газеты и уделялось много внимания.

Включив в списки себя и еще полдюжину друзей, Эрнест начал обдумывать те великие деяния, которые можно было бы совершить. Амбиции юношеского стрелкового клуба были столь высоки, что могли заставить побледнеть большинство стрелков-любителей. Члены клуба имели внутренний устав и поклялись сохранять тайну. Деятельность клуба никогда не интересовала посторонних. Не было проблем вплоть до конца года, когда членов правления попросили представить на рассмотрение фотографии для «Табулы», ежегодного школьного издания. По этому случаю Эрнест устроил свой финальный розыгрыш. Он собрал членов своего клуба для фотографирования и занял видную позицию с левого края. Каждый из выдающихся стрелков держал ружье. Этот факт проскользнул мимо редакторов и оказывающих финансовую поддержку учителей. Это остается по сей день подобающим финалом фрагмента легенды о Хемингуэе.

В колледже Эрнест написал сочинение на английском языке, где постарался рассказать как можно лучше о том, что стимулировало его в жизни. В начальные годы обучения он написал четыре пьесы, которые были рассмотрены преподавателями и сочтены подходящим материалом для «Табулы». Затем он работал корреспондентом в «Трэпез». В середине учебы его избрали одним из шести редакторов «Трэпез», среди которых была и Марселлайн.

Эрнест вел раздел юмора, составленный в духе статей Ринга Ларднера, признанного лучшим корреспондента чикагских газет. Приняв взгляды на жизнь и жаргон Ларднера, Эрнест сумел оживить изначально скучные материалы колонок. Прищуренный глаз Эрнеста подмечал потрясающие комедийные ситуации в жизни колледжа вплоть до высших его членов. Марселлайн казалась ему олицетворением ханжеской светской красавицы, и он особенно любил отпускать шпильки в ее адрес. Он придумал вечеринку под названием «против всех запретов» и однажды сообщил, что фамильное серебро, принадлежащее члену клуба «Трэп шутинг клаб», сменило владельца в результате какого-то пари. В типичной газетной колонке, озаглавленной «Ринг Ларднер-младший пишет о соревнованиях по плаванию, Оук-Парк состязается с прибрежным районом», Эрнест тонко насмехается над лицами, занимающими высокие посты в колледже.

«Дорогой Пэшли (это редактор еженедельного издания).

Ну, Пэш, раз ты куда-то удалился и оставил меня писать рассказ о соревнованиях по плаванию, что ж, я займусь этим, поскольку в противном случае ты уволишь меня из редакции. А затем мне, возможно, захотелось бы развеять ту чушь, которую высказали в адрес нового пилота самолета Перкинса. Я должен буду уйти и стать военным лектором или кем-то еще.

Понимаешь, Пэшли, каждый раз, когда я пишу что-нибудь для твоей газеты, много парней хотят разорвать меня в клочья, так что на этот раз я буду очень осторожен в выражениях. Я буду писать только о себе и тех ребятах, которых я вовсе не хочу зацепить.

В этих состязаниях команда «Эванстон» не представляла для нас никакого интереса. Если бы мы набрали на двадцать очков больше, мы победили бы их. А если я проплыл бы на пятнадцать футов дальше, я был бы недосягаем в подводном плавании, ну и если б Хьюис привлек на свою сторону еще четыре штата, это обеспечило бы ему победу на выборах.

Но, как говорится в Библии, нечего рыдать над разорванной рубахой, или что-то в этом духе, я не помню, что именно. В команде «Эванстон» был подводный ныряльщик по имени Коулер. Ведь эта птичка шлепнулась в воду и всплыла на другом конце бассейна в лучезарном сиянии славы. Но этому парню больше не одолеть нас, потому что мы с Джеком Пентекостом разработали гениальный план.

На дне бассейна, от одного конца до другого, нарисована черная полоса. Мы проложим приводимый в движение ремень вдоль этой линии, затем мы с Крафтом ныряем и хватаем его руками, а он тащит нас до конца бассейна. Это великолепная схема, Пэш, так что держи ее в тайне, чтобы никто об этом не пронюхал.

Но есть еще один вариант, и мы можем победить в соревнованиях по плаванию без участия Гэйл в нашей команде. Мы организуем особые этапы в соревнованиях. Они будут называться так:

1. Мелем чушь (вольный стиль).

2. Мелем чушь (на время).

3. Разделяем неопределенное.

4. Катаем шарики (на время).

5. Кидаемся пеной (гандикап).

На первый этап мы можем поставить Гарри Макнамару, тебя и меня. Во втором, без всякого сомнения, будет первым Лерой Хаксхэм. В третьем я готов поставить последний цент, что победит Микки Кэнни, а в последних двух всем даст фору Кокси Мур.

Эти дополнительные этапы принесут нам кучу дополнительных очков, так что мы выиграем соревнование без проблем! На этом, Пэш, кажется, пора закругляться. Иначе, если я открою что-нибудь еще из наших планов, ты, возможно, запустишь эту информацию в другие колледжи. Кроме того, на завтра я должен изучить производство дамских шляп, потому что мы должны спасти наш округ любой ценой.

С уважением

Эрнест Хемингуэй.

P.S. Пожалуйста, пусть печатник изготовит дополнительно несколько копий газеты. Мне хотелось бы отослать их своим друзьям в старом городе.

Ваш Э.Х.

P.P.S. На соревнованиях я взял интервью у многих известных людей, и вот что они сказали.

Тренер Рейнольдс:________!!

Капитан Уайт: ____________!!!!!

Стью Стэндиш: ___________!!!!!!!

Гарри Макнамара: Я проиграл выборы!

Де Вев Джордж: Славьтесь, братья, славьтесь!

Марселлайн Хемингуэй: Да, он какой-то очень дальний мой родственник!

Капитан Стивер: Это мужская игра!

Э.Х.»

За тот последний год обучения в колледже Эрнест написал много литературных материалов, которые были оценены руководителями факультета как подходящие для издания в «Табуле». В одном из этих очерков Бог был представлен «с большой ниспадающей бородой и очень напоминал графа Толстого». Эрнест написал два рассказа об индейцах, основанных на его знаниях о племени оджибуэев в штате Мичиган. Это также было опубликовано в «Табуле».

Он переработал несколько ранних своих сочинений, не имевших ничего общего с заданиями в колледже. Когда я разбирал семейный архив после смерти матери, в мои руки попал блокнот с его серьезными ранними фантазиями. Я передал его нашей сестре Санни. В то время Эрнест назначил ее официальным представителем семьи.

Хотя во время учебы Эрнеста в колледже состояние финансов семьи Хемингуэй было вполне приличным, отсутствие у него свободных карманных денег было социальной проблемой. Нашего отца с детства приучили к бережливости. Он верил в то, что дорога в ад устлана легкими деньгами. Так что он давал деньги в руки своих отпрысков только при выполнении ими определенных заданий по низким, изначально установленным расценкам. Никогда доход Эрнеста от семейной работы во время учебы в колледже не превышал двадцати пяти центов в неделю, а эта сумма даже в те дни была скудной. Требовалось особое проворство, чтобы позволить себе редкие свидания с девушками, такими, как красотка Кэролайн Бэйли и Люсил Дик.

Но Эрнест испытывал муки и от другой проблемы, которая была для него похуже отсутствия денег. Это не понравилось бы даже деревенскому мужлану, а тем более блестящему молодому репортеру и атлету. В те времена наши родители в духе строгой викторианской морали заставляли Эрнеста сопровождать Марселлайн на светские сборища. Это было неприемлемо для каждого из них, как посягательство на право свободы выбора.

Эрнесту удалось сберечь некоторую сумму денег после его летней работы на Уоллун-Лейк. На ферме отец организовывал весь труд Эрнеста на контрактной основе. Для завершения каждого особого задания приходилось основательно попотеть и убить кучу времени. Он не настаивал на беспрестанном тяжелом труде. Отец слишком ценил летние каникулы сына, так что у Эрнеста были долгие уик-энды в перерывах между работой, а иногда и целые дни, проведенные на ловле форели на Хортонс-Крик, в трех милях от фермы. Там, уже в сумерках, он поймал рекордную радужную форель около старого дока на западной стороне залива, где Хортонс-Крик впадает в озеро Шарлево. Он принял участие в соревнованиях на лучший улов и впервые ощутил великое чувство победы.

Он знал каждый фут устья реки, от болота, переходящего в бухту Хортонс-Бэй на Пайн-Лейк, через глубокие омуты мимо лесных вырубок к плотине, вдоль открытых полей, под мостом. И наконец, далее шел очень трудный участок потока вдоль болотистого места с растущими там американскими лиственницами, где большая часть рыбаков в течение получаса потерпела неудачу.

Друг Эрнеста Джим Дилворт жил на берегу Хортонс-Бэй. Его дом стал вторым удобным пристанищем для Эрнеста. Это было одним из нескольких его убежищ, где живое, шумное, но подавляюще женское общество в Уиндмере доставало его окончательно. В то время Марселлайн и Урсула энергично помогали по дому. Санни примкнула к ним позже, участвуя в приготовлении пищи, вышивании, изготовлении одежды и общем веселье. Тем же занималась и Кэрол, которая была на четыре года старше меня. Меня, как совершенно незапланированного ребенка мужского пола, вначале рассматривали как очередную помеху, а не желанное избавление от женского засилья в семье. Я родился, когда Эрнест только начал учебу в колледже. В тот день, когда я появился на свет, его отправили в ночной поход на озеро Цюрих.

Походы в лес, чтение, длительные прогулки и рыбалка доставляли Эрнесту особое удовольствие в перерывах между работой на ферме. Он любил устраивать привал на мысе Мерфис-Пойнт, менее чем в полумиле от Уиндмера. Там у него были все условия для спокойного чтения. Часто из этих походов он возвращался с промокшими от дождя книгами. Наши родители строго относились к сохранности семейной библиотеки. Они не знали о том, как он часто был обеспокоен тем, чтобы заменить испорченную книгу на качественную.