Текст книги "Женщины Парижа"

Глава 5

И вот он наступил, этот день. Первый день работы Солен во Дворце в качестве публичного писателя.

Расписание ее дежурств они составили вместе с директрисой. Она посоветовала Солен делать это вечером по четвергам. Ежедневно в послеобеденное время женщины занимались зумбой[14]14
  Зумба – смесь фитнеса с танцами (упрощенная версия сальсы, меренге, мамбы, румбы и проч.). Автором этого широко распространившегося по всему миру спортивного нововведения является Альберто Перес, фитнес-инструктор из Колумбии.


[Закрыть]. Вечерами в другие дни тоже предлагалось множество мероприятий: уроки живописи, гимнастики, французского языка, пение, йога, компьютерный ликбез или английский. По ее словам, четверг был отличной незанятой нишей.

В первый момент – сработал рефлекс юриста – Солен сказала, что даст согласие после того, как просмотрит свое расписание. Но тут же спохватилась. Да, конечно, четверг ей подходит. Она, правда, удержалась от признания, что все дни теперь ей подходят, поскольку она неделями не знала, чем себя занять. Но ведь каждому известно: чтобы в тебя поверили, очень важно дать понять, что ты – занятой человек.

Этим утром она проснулась очень рано, нервничая от одной мысли, что ей придется осваивать волонтерство в одиночку. Все-таки Леонар совсем ее к этому не подготовил. «Все будет хорошо!» – только и сумел он сказать со свойственной ему восторженностью. И она немного на него сердилась за этот явно притворный оптимизм. Сообщив ему о своем намерении, она, правда, скрыла, что вовсе не уверена, что туда пойдет. Визит в приют, однако, убедил ее в одном: Дворец женщины не имел ничего общего с убогими грязными приютами, которые рисовало ей воображение. Если чего она и боялась, то лишь первого контакта с его обитательницами. Директриса ее предупредила, что не исключено, что сначала к ней отнесутся с недоверием. Нимало не приукрашивая, она набросала ей коллективный портрет приютских женщин. Не для того, чтобы напугать, а чтобы подготовить. У одних имелись серьезные заболевания, проблемы с алкоголем или наркотиками, другие погрязли в долгах. Были среди них бывшие проститутки, правонарушители в процессе реабилитации, были калеки, пострадавшие от тяжелой работы, мигрантки, большую часть своей жизни проведшие в бегах. И абсолютно все на собственной шкуре ощутили, что такое нищета. Всех их коснулись в той или иной мере насилие, безразличие общества. Все они оказались выброшенными на обочину.

Как обычно, Солен явилась вовремя. Нажав кнопку «Для гостей», она переступила порог Дворца. В просторном фойе в конце дня было тихо. Небольшая группа африканок пила чай, сидя в плетеных креслах. Неподалеку от них парочка вела оживленный разговор на непонятном ей языке – волоф или суахили. Возле них, покачиваясь при каждом шажке, по плиточному полу сновал годовалый ребенок в одних носочках.

Солен никак не могла решить, где ей пристроиться. Оглядевшись, она увидела в углу столик с приставленными к нему двумя стульями и уселась на один из них. Она достала из сумки блокнот и свой новехонький ноутбук. Внезапно ей стало стыдно выставлять здесь напоказ свою супермодную технику. Ведь ноутбуки и компьютеры – своего рода показатель обеспеченности. Где-то она читала об исследовании американского ученого, утверждавшего, что только по модели смартфона легко сделать вывод о доходах человека. Разве не было это бестактностью – публично демонстрировать свой уровень жизни? Она прокляла себя за то, что не подумала об этом раньше. У нее мелькнула мысль поскорее убежать отсюда и где-нибудь спрятаться. Но было слишком поздно. Время ее дежурства пошло.

Сидевшие почти рядом африканки разглядывали ее с отрешенным видом. Казалось, они задавались вопросом, что делает здесь эта фря со сверкающим новеньким компьютером и фирменной сумкой? Холл пересекли несколько обитательниц приюта, бросив на нее все тот же равнодушный взгляд. Солен не решилась с ними заговорить и представиться. Из лифта вышла женщина с кучей сумок в руке. Солен узнала ту, что спала на креслах приемной в день ее первого посещения. Она была все так же нагружена, как и в прошлый раз. Незнакомка поискала глазами кого-то в зале. Наверное, она ко мне, это моя первая клиентка, подумалось Солен, и пульс у нее участился. Ничуть не бывало. Женщина подошла к свободной банкетке, расставила сумки возле себя и улеглась. Закрыв глаза, она мгновенно уснула.

Солен занервничала. Шли минуты, одна за одной, а к ней никто не обращался. Тогда она принялась разглядывать холл: стены, отделанные барельефами, и пол, керамическая плитка которого была выложена так, что изображала странный символ – огромную букву S, украшенную двумя перекрещенными мечами, расположенными позади креста, и увенчанную короной. Внизу в виде ленты шла надпись: «Армия спасения». Солен продолжила свои наблюдения. За напольным растением в кадке сидела и вязала женщина с короткой стрижкой, настолько тоненькая и невзрачная, что Солен не сразу ее заметила. Сдвинув к кончику носа маленькие очки, женщина, казалось, была настолько поглощена своим занятием – она вязала свитер английской резинкой, – что ничего вокруг не видела. Спицы ее двигались туда-сюда, но лицо словно застыло, оно не меняло выражения. «Какая странная, – подумала Солен, – будто сделана из картона». Вязальщица словно и не находилась посреди приютского холла, а была в полном одиночестве на необитаемом острове.

Солен уже начала задаваться вопросом, зачем, в самом деле, она здесь торчит? Директрисе следовало бы предупредить своих подопечных о ее приходе. Но, разумеется, та не удосужилась. Или женщины решили над ней поиздеваться? Она рассчитывала на более дружественный прием. Какая пустая трата времени! Здесь она абсолютно никому не нужна.

В холл вошла женщина с кожей цвета черного дерева, нагруженная сумками с продуктами. Задержавшись возле африканок, занятых чаепитием, она обменялась с ними парой фраз и продолжила путь. За ней шла пятилетняя девочка с пакетиком жевательного мармелада в руке. Головку девочки покрывали мелкие косички, украшенные разноцветными бусинками. Глаза ее напоминали гагат. Она посмотрела на Солен с удивлением – похоже, только она одна ее и заметила. Подойдя к Солен без приглашения, девочка остановилась и принялась разглядывать ее костюм, пальто, новенький макбук. А потом вдруг протянула ей конфету, уже наполовину изжеванную. Солен не знала, как ей поступить: она была поражена, и в то же время это ее позабавило. Сделав свое подношение, ребенок догнал мать и исчез в направлении лифтов. Пораженная Солен долго оставалась неподвижной, с конфетой в руке. Первым побуждением было немедленно ее выбросить, однако она не двинулась с места. Это же подарок, сказала она себе. Приветственный дар. Она завернула ее в бумажную салфетку и положила в карман пальто.

Настенные часы показывали почти семь. За время ее дежурства к ней так никто и не подошел. Солен вздохнула. Нулевой результат. Разочарованная, она закрыла ноутбук и убрала блокнот. Так вот, оказывается, каково оно, это волонтерство, призванное помочь ей выкарабкаться из депрессии? Ну не насмешка ли?.. Она уже было поднялась, чтобы уйти, как вдруг показалась пожилая женщина, волочившая за собой сумку на колесиках. Направилась она прямиком к Солен. «Так это вы можете прочесть письма?» – бросила она ей без обиняков, как бросают кость собаке. Говорила она с сильным акцентом – славянским или, может, румынским. Солен, захваченная врасплох, ответила: «Я, наоборот, помогаю писать письма, но, наверное, могу и прочесть…» Женщина полезла в сумку и достала оттуда целую кучу самой разной корреспонденции: конверты со штампами организаций, почтовые открытки, листовки, рекламу. Сумка была набита до краев. Вывалив все это на стол перед носом похолодевшей от ужаса Солен, она сказала: «Прочти. Пожалуйста!»

На мгновение Солен застыла в нерешительности, не зная, как выбраться из непростой ситуации. «Все я прочесть не смогу… Попробую прочитать вам открытки, если вы так настаиваете». Она извлекла из кучи несколько открыток и пришла в панику… Все они были написаны кириллицей. Посмотрев на почтовый штемпель одной открытки, она поняла, что та пришла из Сербии. Остальные были написаны тем же почерком, наверное, это был кто-то из членов ее семьи или знакомый. «Простите, я не знаю этого языка», – честно призналась она. Без комментариев женщина запихала их обратно в сумку и подала ей официальные письма. Среди них Солен сразу узнала конверт из Фонда семейных пособий, ответственного за выплату финансовой или социальной помощи, семейных пособий и дотаций. Это был запрос на подтверждение данных, необходимых для того, чтобы частное лицо могло воспользоваться льготами. Солен попыталась объяснить женщине, в чем состояла суть запроса, однако та ее почти не слушала и быстро затолкала письмо обратно в сумку. Та же картина повторилась и со счетом на мобильный телефон, где предупреждали, что если в течение месяца он не будет оплачен, то оператор будет вынужден отключить абонента от сети. Впрочем, счет был датирован прошлым годом. Солен предложила своей собеседнице записать, на какие письма следовало срочно ответить, какие счета необходимо оплатить. Но та лишь помотала головой. «Я запомню. Всё тут», – сказала она, постучав себя по лбу, и очередной конверт был отправлен в сумку. Солен тем временем продолжала вскрывать конверты, ей пришлось читать даже рекламу – клиентка на этом особенно настаивала – с предложениями от производителей очков, ставен, смартфонов, DVD-плееров, новейшей сигнализации, одежды, парфюмерии, игрушек, а также сообщения о проведении акций в разных магазинах. Бесчисленные брошюры, похожие одна на другую, абсолютно неинтересные.

Когда Солен вновь посмотрела на стенные часы, оказалось, что прошло два часа. Дольше здесь оставаться она не могла. Холл опустел, чаевницы исчезли, вязальщица тоже. Но сидевшая рядом с ней сербка, похоже, никуда не торопилась. «Закончим в следующий раз, – решительно заявила Солен, – а сейчас я должна уйти». Женщина покорно согласилась. Она снова открыла сумку, запихнула туда всю оставшуюся рекламу и письма, которые они не успели раскрыть, смешав их с уже прочитанными, и ушла, даже не поблагодарив. Немного разочарованная, Солен надела пальто и направилась к выходу. Какой странный день. Не слишком удачное начало… «По крайней мере, я кому-то помогла», – заключила она, стараясь придать смысл своему сегодняшнему, довольно нелепому, сеансу волонтерства.

Выходя из здания, в подъезде она вдруг увидела сербку, которая, наклонившись над урной, вываливала туда содержимое своей сумки. Солен остановилась как вкопанная.

Было девять вечера. Ее первое дежурство во Дворце только что закончилось.

Глава 6

Ну и зачем?

Вернуться туда, чтобы делать что?

Леонар только что позвонил Солен, чтобы узнать, как прошло ее первое дежурство во Дворце. Она ответила ему раздраженным тоном. Она напрасно потеряла там время! Приютским не был нужен никакой публичный писатель. У них полно других неотложных дел – чаи распивать или вязать свитера. Они попросту ее игнорировали. Солен чувствовала себя осмеянной, хуже того, совершенно бесполезной. Это если не считать старухи сербки, которой, как ей сначала показалось, она помогла, прежде чем убедиться в полной нелепости ее просьбы.

Пожертвовать своим временем ради кого-то… Отличная идея, но еще нужно, чтобы кому-нибудь понадобилась ее жертва! Это все равно что вилами по воде писать. Нет, она ни за что не станет повторять этот эксперимент. Ноги ее там больше не будет. Бесполезно настаивать.

На том конце провода Леонар не сдавался. Конечно, он понимает ее разочарование. Он испытал примерно то же самое в начале, когда ему пришлось работать в мэрии округа, куда его направили. Солен не должна отчаиваться. Обитательницы приюта ее сторонятся, проявляют к ней недоверие? Разве это не повод постараться переломить ситуацию, доказать свои способности! Она обязательно должна завоевать доверие этих женщин, приручить их. На это потребуется время, однако он уверен, что у нее все получится. Он настоятельно просил ее дать Дворцу второй шанс.

Леонару не удалось успокоить Солен, его реакция ее еще больше разозлила. Она не собирается совершать над собой насилие вторично. И не будет она пресмыкаться перед этими женщинами! Не умеет она этого делать. Очень жаль, но это явно была ошибка. Она не тот человек, ее миссия на этом закончится.

С этими словами она повесила трубку, положив конец разговору. Нет, вторично она не попадется в ловушку. Оптимизм Леонара ее раздражал. Раздражала его готовность видеть во всем плюсы, этот особый склад мышления, позволяющий считать, что в любом случае все будет хорошо. Какая наивность! Нет, далеко не все бывает хорошо. Земля вращается вовсе не так, как должна бы. Например, у приютских женщин нет ничего – ни денег, ни привязанностей, ни связей в обществе, ни образования. И хотя она сама живет в прекрасной квартире и у нее есть подушка безопасности в виде трех банковских счетов, разве она не несчастна, как никто другой в жизни?

Да без таблеток она порой не может утром встать с постели. Нет уж, хватит с нее этих разговоров, что все будет хорошо. Мир прогнил насквозь, вот единственная правда жизни.

У нее не было ни малейшего желания идти на поводу у Леонара. Всю жизнь ей приходилось делать то, что от нее ожидали другие. Адвокатом она стала, чтобы удовлетворить чаяния родителей. Ради Джереми она подавила в себе желание иметь ребенка. Самое время вступить на свой собственный путь, думать о своих желаниях. Научиться говорить «нет», наконец.

Только какой он, этот ее путь? В свои сорок лет Солен так и не смогла определить, кто она на самом деле. Она снова пойдет на консультацию к психиатру и скажет, что попробовала себя в волонтерстве, но этот путь ей не подошел. Она попросит дать ей другой совет и – выписать другие лекарства.

Надевая пальто, чтобы выйти из дома, Солен неожиданно нащупала в глубине кармана свернутый бумажный платочек. В нем оказалась начатая жевательная конфета «Харибо», полученная в подарок от маленькой девочки. Так и не решившись ее выбросить, Солен опустила ее в пустую банку из-под варенья. Она вспомнила взгляд ребенка. Что-то в этом взгляде тогда тронуло ее до глубины души. Тронул сам поступок, тронул так, что она не могла бы это выразить словами. На ум ей невольно пришел вопрос, что привело эту девочку в приют для женщин, оказавшихся в трудной ситуации? Как, интересно, протекает ее жизнь в этих стенах? Откуда она приехала? Что пришлось ей пережить? От чего она бежала, чтобы очутиться здесь? Давно ли она живет во Дворце?

Ей вспомнились последние слова Леонара: «дать Дворцу второй шанс». И ее гнев куда-то улетучился. Осталось любопытство. Желание узнать о приюте больше. «Завоевать доверие» – так, кажется, он сказал? В конце концов, на следующий четверг у нее не было никаких планов. Второй шанс – против конфетки «Харибо». Честная сделка. Солен взяла сотовый и послала Леонару сообщение, ограничившись двумя буквами: OK.

На следующей неделе Солен вновь переступила порог Дворца. Группка африканок устроилась в том же месте, что и в прошлый раз. Они пили все тот же чай и бросали на Солен все те же равнодушные взгляды. На этот раз она заколебалась. Немного помедлив, чтобы как следует овладеть собой, она приблизилась к ним, чтобы поздороваться. Голосом, который должен был произвести впечатление уверенного, Солен объяснила, что она публичный писатель и будет приходить к ним раз в неделю. Если кому-то из них понадобится ее помощь в составлении писем или других письменных документов, она будет рада оказать им эту услугу.

Женщины никак не отреагировали. Солен не была уверена даже, что они услышали, что она им сказала. Потом они обменялись несколькими словами между собой на незнакомом языке и кивнули. Затем продолжили свой разговор как ни в чем не бывало.

Солен постояла возле них еще какое-то время. Дело сделано. Она представилась. Потом она направилась к свободным столикам. На этот раз Солен не стала забиваться в угол, а села за стол посреди холла. Так любой ее сможет увидеть. «Нужно застолбить себе место, – советовал Леонар, – создать собственное пространство. Уметь себя правильно подать».

Солен много раз слышала подобные мудрствования, еще когда работала в адвокатской конторе. Быть убедительной с клиентами, держать голову высоко. Что-что, а это она хорошо усвоила. Но весь ее опыт совершенно бесполезен в этой обстановке. Стоило сменить один Дворец на другой, как правила поменялись. Наверное, придется их изобретать заново.

Пока Солен усаживалась на новом месте, она увидела боковым зрением хрупкую фигурку вязальщицы за кадкой с растением. Пальцы ее так и ходили в бешеном темпе. Теперь она занялась другим свитером – можно было подумать, что это будущая детская кофточка. Солен не решилась с ней заговорить. Женщина даже не подняла глаз, когда она подошла ближе. Лицо ее было настолько бесстрастным, что казалось почти нечеловеческим. Солен подумала, что она только что «пролетела» с африканками, так стоило ли напрашиваться на новое унижение?

Отказавшись от своего намерения подойти к вязальщице, Солен устроилась за своим столом. В тот же момент в другом конце большого фойе поднялась с места одна из женщин, пивших чай. Подойдя к Солен, она достала из кармана помятый кассовый чек. На прекрасном французском языке она объяснила, что постоянно ходит за покупками в ближайший супермаркет. Накануне кассирша ошиблась на два евро, пробивая ей йогурты – они шли по акции, и цена на них была ниже. В кассу стояло много народу, и кассирша отказалась вернуть положенную ей сумму. Она хотела бы написать жалобу руководству этого магазина.

Солен молча смотрела нее, задаваясь вопросом, не шутка ли это? Не хотят ли любительницы чая испытать ее на прочность? Заставить пройти боевое крещение? Нет ли во всем этом своего рода дедовщины, как в армии? Писать жалобу из-за двух евро… За вычетом стоимости почтовой марки, бумаги и чернил, не слишком-то много удастся им возместить…

Она уже собралась изложить женщине свои доводы, как вдруг та, словно прочтя ее мысли, добавила: «Мое пособие – пятьсот пятьдесят евро в месяц. С арендой за здешнее жилье и оплатой счетов на еду мне остается совсем мало». Солен внутренне напряглась. Положение этой женщины сводилось к трем буквам аббревиатуры, которая больно ударила ее, как пощечина. RSA[15]15
  Одно из минимальных социальных пособий, которые выплачивают неимущим или неспособным работать гражданам.


[Закрыть]. Абстрактный прежде символ внезапно обрел реальное воплощение. С ее шестизначным годовым доходом Солен не была к этому готова. Ей вдруг стало стыдно, что она опустилась до такого гнусного предположения, что женщина хотела ее испытать. Вот оно, настоящее лицо нищеты. Оно не в газетах, не на телевизионном экране, а здесь, совсем рядом, стоит перед ней. В образе двух евро в кошельке этой женщины.

Молча Солен взяла у нее чек. Она обязательно этим займется. Включив компьютер, Солен принялась составлять жалобу.

Вечером, возвращаясь домой, Солен вспомнила о том, как ее охватил гнев, когда она принялась стучать пальцами по клавиатуре. Кассирша спешила, она не стала терять время, чтобы переделать чек и вернуть мелочь. Честно говоря, не настолько уж она и виновата. Скорее всего, она получает минимальную оплату труда, работает в отвратительных условиях. А всегда нужно работать быстрее, нельзя останавливаться. Куда уж там задумываться о двух евро, куда уж там задумываться о чаевнице-африканке.

В ней поднялась волна возмущения: это чувство удивило саму Солен. Вернее, не совсем возмущения, ей даже трудно было подобрать ему название. И вдруг она подумала, что этот гнев направлен далеко не только на руководство супермаркета. Он был направлен и на нее саму. Замкнувшись в своей маленькой жизни и своих маленьких проблемах, она не видела ничего вокруг, как на самом деле вращалась Земля. А ведь некоторые голодали, и у них были только пара евро на пропитание. Если бы Солен имела представление, хотя бы умозрительно, о таком положении вещей, она бы схлестнулась врукопашную с этой реальностью сегодня же, в самом центре Дворца.

Окончательно стемнело. Выйдя из метро, Солен прошла мимо булочной. Нищенка была тут, на своем обычном месте. Впервые за все время Солен замедлила шаг. Остановившись перед молоденькой бездомной, Солен вынула кошелек и полностью вывернула его содержимое в жестяную кружку.

Глава 7

Париж, 1925 г.

Бланш только что вышла в пронизывающую ноябрьскую стужу, несмотря на протесты Альбена. Он беспомощно вздохнул, глядя на черно-белую фотографию, висевшую над буфетом. Снимок, сделанный весенним днем почти сорок лет назад. Бланш и Альбен стояли рядышком в униформе Армии спасения. На ней – ни белого платья, ни кружев, ни муслиновой фаты. Бланш настояла, чтобы они поженились в форме. Как истинные солдаты. Ее гордый взгляд был устремлен в объектив, она стояла прямая, как ружейный ствол. Разглядывая черты жены, Альбен подумал, что она нисколько не изменилась. Годы и болезнь никак не повлияли на ее силу и характер. Его Бланш ни на йоту не утратила ту неиссякаемую энергию, которая ее переполняла в первые дни их знакомства.

С момента вступления в Армию спасения «маленькая светская львица» сразу же была замечена начальством. Оно высоко оценило ее усердие, решительность и находчивость. Защищая обездоленных, Бланш ни перед чем не останавливалась. Чего только она не изобретала: превращалась в журналистку, уличную певичку, публичного оратора. Переодевалась в женщину-сандвич и торговала журналами Армии, в создании которых сама принимала участие. Играла на гитаре или била в бубен, привлекая внимание людей на улицах. Она призывала парижан делать пожертвования в пользу бедных, собирала для них белье, одежду, продукты питания и обувь. «Нам нужно все, и немедленно!» Она всегда выступала на летучках и общих собраниях, обращалась к отдельным прохожим, совершала рейды по ресторанам и кафе.

Маршальша, встретившая ее несколькими годами раньше в Глазго и зажегшая в ней огонь веры в Армию спасения, предложила Бланш вступить в ряды ее ближайшего окружения. Вскоре девушка стала ее штабной помощницей и секретарем. Произведенная в капитаны в день своего двадцатиоднолетия, отныне она сопровождала своего командира во время всех ее перемещений. Благодаря одной из таких командировок в Швейцарию и пересеклись их пути с Альбеном.

В те времена Альбен Пейрон был еще курсантом Военной школы в Женеве. Призвание к общественному служению у него обнаружилось рано, почти с детских лет, и он встал под знамена «трех S», как говорили о тех, кто вступил в Армию спасения, в четырнадцатилетнем возрасте. В один из декабрьских дней 1888 года он вместе с другими учащимися его курса присутствовал на конференции с участием Маршальши. На сцене он сразу заметил молоденькую девушку в офицерской форме. Завороженная пламенной речью своей начальницы, она не видела ничего и никого вокруг.

Альбен же не спускал с нее глаз. Бланш была красива той особенной красотой – неброской, но неисчерпаемой. Он наслаждался созерцанием ее темных волос, матовой кожи, горящего взгляда из-под широкополой «Аллилуйи». Курсанты охотно посмеивались над этим претенциозным головным убором, Альбен же находил в нем изящество, особенно если он обрамлял личико со столь совершенными чертами. «Кто это?» – спросил он у своего соседа. Тот ответил, что эта девушка – штабс-капитан Руссель.

Бланш. Его Бланш.

Но та, кому предстояло стать его женой, не обращала на него ни малейшего внимания. Ни в тот самый день, ни в последующие. Альбен из кожи лез, чтобы попасться ей на пути, когда она куда-нибудь отправлялась по делам. Но безуспешно: Бланш интереса к нему не проявляла. А между тем он был хорош собой, этот высокий блондин с карими глазами. Альбен заразительно смеялся, и кровь в нем кипела. Темперамент у него был бурный, он распевал во все горло песни, устроившись на империале омнибуса, гонял во весь опор по пересеченной местности на «пенни-фартинге»[16]16
  Велосипед с огромным передним колесом и маленьким задним.


[Закрыть], который отец подарил ему на восемнадцатилетие.

«Выбрось из головы, – посоветовал ему друг. – Она – не для тебя. Кажется, она уже разорвала одну помолвку с офицером. Никто ей не нужен – ни дети, ни муж. Она выбрала безбрачие».

Но вместо того чтобы отвратить от нее Альбена, слухи о девушке только разожгли его любопытство, как это бывает, когда ты все ближе и ближе подходишь к двери, которая остается закрытой. Бланш одержимая? Что ж, тем лучше. Он и сам из таких. И однажды вечером он осмелился с ней заговорить во время конференции, на которую пришел с единственной целью – с ней встретиться. «Мы сможем увидеться вновь?» – спросил он с бьющимся сердцем. Как ни удивительно, Бланш дала ему адрес, где он сможет ее найти поздно вечером. Альбен ушел, лицо его пылало. Ему хотелось петь. Каково же было его разочарование, когда выяснилось, что он приглашен не на частное свидание, а на митинг, на который она приглашала всех, с кем встречалась в тот день.

После митинга он вышел из зала мрачнее тучи. Бланш нагнала его на улице: у нее не было намерения его обидеть. Но она не из тех женщин, что играют с мужчинами, как кошки с мышками. Просто дело в том, что она не может ответить его надеждам. Всю свою жизнь она решила посвятить делу Армии спасения. И ничто не должно ее от этого отвлекать. Она никогда не станет матерью семейства, никогда не будет хранительницей домашнего очага. Она никогда не выйдет замуж.

Альбен был сильно разочарован, но понял. С уважением воспринял он ее решимость. Раз уж нельзя по-другому, Бланш предложила ему свою дружбу.

Дружба? Друзья у него уже есть. Нет уж, он благодарит покорно. Это его не устраивает.

Бланш смотрела, как он уходил. Что-то в нем ее тронуло, больше, чем она того бы хотела. Может, статная фигура, упорство, а может, улыбка? За силой его темперамента пряталась доброта, она это чувствовала. В другой жизни, может быть, в другом мире, между ними все было бы по-другому.

В этом, увы, для него места не было.

Она уже собиралась повернуть назад, когда заметила «пенни-фартинг», на котором ехал Альбен. Бланш замерла от восхищения. Она пока только слышала о таких технических новинках. Она немедленно догнала его.

Постойте!

Он казался удивленным. Подойдя поближе, Бланш стала рассматривать машину, забросав его вопросами: чей это велосипед, неужели его? Хорошо ли он умеет на нем кататься? Кто его научил? Она с любопытством осматривала непропорционально большое переднее колесо. До сиденья – полтора метра, попробуй влезь! Нужно много тренироваться, чтобы научиться садиться, объяснил он. Непросто и сохранять равновесие. Это чудовище крайне неустойчиво, нужно обладать акробатической ловкостью, чтоб им управлять. В глазах Бланш вспыхнули искорки. Ей много приходилось ходить пешком при почти полном отсутствии пассажирского транспорта. Ей не помешало бы обзавестись таким агрегатом! Сколько времени можно сэкономить… Времени, столь ценного для Армии спасения.

Решено: Бланш хочет научиться кататься. Она попыталась убедить Альбена стать ее тренером. Хватит всего нескольких уроков, пообещала она. Ведь она привычна к спорту: с детства каталась верхом, на коньках, занималась греблей.

Странная девица, подумал про себя Альбен. Но сколько в ней решимости! Он стал возражать, что ездить на такой машине не совсем прилично для женщины. Бланш в ответ расхохоталась. Если бы ее интересовало различие полов, разве пошла бы она в Армию спасения? Она не весенняя роза, которой требуется стеклянный колпак, как любила повторять Маршальша. Да, она слышала про эти вздорные теории, утверждающие, что езда на велосипеде наносит вред женскому здоровью. Доктор Тиссье, например, говорил, что велосипед можно называть «машиной бесплодия». Он недавно опубликовал свой труд «Гигиена велосипедистов», в котором говорилось, что регулярная езда может привести к эрозиям, кровотечениям, различным женским заболеваниям и воспалительному процессу у тех, кого он называл «тяжелоранеными дамами».

«Раненой» Бланш не стала. Она не видела в себе ничего от пола, который принято именовать «слабым». А единственной целью всех этих пустых разговоров она считала стремление оставить женщину пребывать до конца ее дней в подчиненном, унизительном положении, убежденности в собственной неполноценности. Она не хуже мужчины способна управлять велосипедом и обязательно докажет ему это. Альбен не знал, что ему делать. Он был наслышан об опасностях этого типа машин, широко разрекламированных в прессе, – огромный размер переднего колеса, высокая скорость, приводящая к частым авариям. Но он не знал о том, насколько Бланш упряма, упрямее его самого – это подтвердит вся их дальнейшая совместная жизнь, – и в конце концов, исчерпав все аргументы, он сдался.

Однако осталась проблема: в юбке Бланш не сможет крутить педали должным образом. В брюках было бы куда проще, но вот досада, брюки для женщин были запрещены. Закон запрещал все, что могло быть воспринято обществом как одна из форм извращения. Все заявки такого рода подлежали обязательному рассмотрению и, как правило, отклонялись префектурой полиции. Но Альбен еще не знал, в том 1888 году, что к голосованию уже готовился указ о частичном устранении этого запрета – в том случае, если женщина управляла велосипедом или поводом лошади. Так, вскоре предстояло совершиться мини-революции, небольшой эмансипации по части велосипедов и брюк.

Но пусть это пока и не так, Бланш найдет себе подходящую одежду! К дьяволу все их законы и преграды! Встреча была назначена.

На следующий же день Бланш присоединилась к Альбену на пустынной грунтовке городской окраины. Имеющая пологий спуск, она могла стать идеальной тренировочной площадкой. Девушка оделась в тунику, которую вполне можно было использовать для верховой езды. Он смотрел на нее недоверчивым, но в то же время веселым взглядом. Она его поприветствовала, приподняв шляпу «Аллилуйя», а затем аккуратно положила ее под дерево, чтобы та не помялась в процессе тренировки. Подойдя ближе, она с опаской взглянула на велосипед.

Альбен подал ей руку, помогая влезть на «гран-би»[17]17
  «Гран-би», «кенгуру» – другие названия велосипеда «пенни-фартинг».


[Закрыть]. Бланш приняла ее, не догадываясь, что эту руку она берет на всю жизнь. В этот миг между ними произошло нечто большее, чем урок езды на велосипеде. Это было начало их союза, единения.

Закрутились педали. До чего же трудно сохранять равновесие! Бланш качается из стороны в сторону и, проехав метр-другой, валится набок. Альбен бросается к ней. Пустые хлопоты. Она уже поднялась. Курточка ее порвана, руки расцарапаны, но какое это имеет значение, она готова начать сначала. Еще раз, второй, третий. Бланш падает, встает, снова падает, снова встает, ничуть не отчаиваясь. Она хочет научиться.

И она научится. Упорство девушки поражало Альбена. После часа неудачных попыток Бланш наконец-то научилась вертеть педали. Поддав скорости, она впервые поехала, испустив победный клич.