Текст книги "Хунну в Китае"

ГИБЕЛЬ ЕДИНСТВА

Легкая победа над мятежным министром показала, что обе армии, созданные покойными шаньюями, не имеют равных себе соперников. Но слишком уж они разнились между собой, и ни та, ни другая не имели подлинных традиций.

Лю Яо, принц крови, пропитавшийся китайской культурой, нашел общий язык с хуннскими старейшинами; Ши Лэ, бывший атаман разбойников, оперся на беднейшую массу кулов и деклассированных китайцев, примыкавших к нему. Обе группы были одинаково чужды хуннскому родовому строю и враждебны китайской государственности, но еще более нетерпимы друг к другу. Столкновение между ними было неизбежно.

В начале 319 г. Ши Лэ отправил к Лю Яо посла с поздравлением по случаю вступления на престол, а тот в ответ пожаловал Ши Лэ титул «Царь Чжао». Но один из слуг посла шепнул Лю Яо, что его хозяин имеет задание разведать силу императорской армии. Та была в неважном состоянии: изнурена внезапным походом и беспорядочным снабжением. Вспыльчивый Лю Яо поступил, как было принято в Китае: поверил доносу и казнил посла[122]122
  Wieger. С. 1074.


[Закрыть].

Ши Лэ пришел в ярость и, по обычаю кочевников, порвал все сношения с Лю Яо. Только что восстановленное государство распалось для смертельной войны между бывшими соратниками.

Нет, нельзя сказать, что одна из сторон «окитаилась» больше, чем другая, но воздействие цивилизации на них было разным.

Новая хуннская держава называлась Младшая Чжао[123]123
  Подчеркнута преемственность хуннской традиции при смене династии.


[Закрыть]. Она впитывала китайскую культуру, как губка. Сам Ши Лэ был безграмотен, но уважал науку. Он покровительствовал конфуцианским философам, поэтам и основывал школы[124]124
  Mc. Govern. С. 337.


[Закрыть]. Но военные традиции, унаследованные от хуннов, он хранил свято, и это отвечало интересам народных масс кулов.

Лю Яо сделал своей столицей Чанъань. Там он разрушил китайский Храм предков и взамен соорудил хуннское святилище – курган, посвященный духам-покровителям почвы и растительности, Небу и Земле, считая, что он подражает шаньюю Модэ[125]125
  Wieger. С. 1074; Mailla (С. 305) переводит источник иначе: Лю Яо соорудил новое строение, посвященное церемониям в честь предков, во главе которых был поставлен Модэ. Но у хуннов не было ни культа предков, ни истуканов, им посвященных (Гумилев Л.Н. Хунну. С. 99-101). Видимо, манчжурский текст, с которого переводил Mailla, был пересмотрен маньчжуром-переводчиком в согласии с китайскими воззрениями XVII-XVIII вв.


[Закрыть]. Хуннская знать чтила культурные традиции своего народа, но на практике стала руководствоваться китайскими нормами поведения, хотя всеми силами противилась этому неуклонному процессу. К этому ее вела «логика событий». Возникшая, таким образом, двойственность немедленно отразилась на делах правления.

В 320 г. Лю Яо донесли, что двое придворных замыслили восстание и привлекли к участию в заговоре нескольких офицеров из «страны Ба», т.е. дисцев, или тангутов. Зачинщиков казнили, а прочие, т.е. тангуты, были брошены в тюрьму. Лю Яо осудил на смерть и их, но Ю Цзы-юань, офицер дворцовой стражи, вмешался и сказал своему владыке, что, по закону, за соучастие смертной казни не полагается, и просил отменить несправедливый приговор. Лю Яо в гневе приказал арестовать непрошеного советчика и казнить пятьдесят арестованных, но тут за них вступились их соплеменники. Область Ба восстала против произвола и была поддержана из-за границы тибетцами и табгачами. Количество восставших исчислялось, по слухам, в 300 тыс. человек. Конечно, цифра преувеличена, но так или иначе в столице было введено военное положение и ворота запирались даже днем.

Правдолюбец Ю Цзы-юань снова обратился к Лю Яо с увещаниями, на этот раз письменными. Лю Яо порвал письмо и велел казнить автора, но придворные хунны отказались выполнить приказ, ссылаясь на искренность придворного и его право давать советы царю.

И вот тут-то встает вопрос: какому царю? В Китае император был самодержцем, а в Хунну олигархия знатных родовичей ограничивала власть шаньюя[126]126
  Гумилев Л.Н. Хунну. С. 75-77.


[Закрыть]. Значит, хотя Лю Яо объявил себя императором династии Чжао, для хуннского окружения он оставался шаньюем, и в праве на произвол ему было отказано. Под прямым давлением своих придворных Лю Яо не только освободил Ю Цзы-юаня, но и принял его совет объявить прощение и арестованным, и восставшим. Совет был мудр: все сразу разошлись по домам, кроме тибетцев и табгачей. Но и тех удовлетворили деньгами, после чего поселили вокруг Чанъани в качестве вспомогательных войск[127]127
  Wieger. С. 1079.


[Закрыть]. Итак, хуннская политика миролюбия к кочевникам принесла настолько большую пользу, что Ю Цзы-юань был повышен в чине: он стал первым советником Лю Яо и главой всех судов (нечто вроде современного министра юстиции)[128]128
  Mailla. Т. IV. С. 305.


[Закрыть].

Ши Лэ не был столь удачлив в первые годы своего самостоятельного правления. Ему портили жизнь завоеванные, но не покоренные юго-восточные провинции, где с 313 г. действовал талантливый китайский полководец Цзу Ти, бывший правитель области Юйчжоу. Стремясь вернуть потерянные Китаем земли и получив от Сыма Жуя немного продовольствия и тканей для обмундирования, Цзу Ти возглавил отряд добровольцев и повел войну на свой страх и риск. Он хорошо обращался с населением, и войско его росло. В 317 г. Цзу Ти нанес в Хэнани поражение лучшему полководцу хуннов, Ши Ху, а в 319 г., воспользовавшись расколом в рядах кочевников, пошел в наступление на север. Но, на счастье Ши Лэ, цзиньский двор прислал сановника инспектировать действия полководца, и тот быстро довел Цзу Ти до разрыва сердца. На этом успехи китайского оружия и закончились (321 г.).

В этой жестокой войне Ши Лэ снова проявил великодушие, некогда привлекавшее на сторону хуннов симпатии подвластных им племен. Например, узнав, что Цзу Ти как истый китаец горюет о невозможности совершить обряд поклонения предкам, похороненным на занятой хуннами территории, Ши Лэ лично посетил могилы, приказал их реставрировать и уведомил об этом своего противника. Когда один из китайских офицеров перешел к хуннам, Ши Лэ послал Цзу Ти его голову с пояснением, что он ничто так не ненавидит, как измену[129]129
  Ibid. С. 310.


[Закрыть]. Но вместе с тем он несколько раз проводил массовое истребление китайского населения в тех областях, которые в данный момент казались ему опасными или чем-либо подозрительными.

Короче говоря, Ши Лэ и Лю Яо были по характеру противоположны друг другу, равно как и сторонники их – традиционалисты-хунны и безродные кулы. Единство этих народов, создавшееся как реакция на китайский гнет, испарилось, и с 319 г. они из союзников превратились в злейших врагов, между которыми не могло быть компромисса.

Раскол среди хуннов спас Южный Китай, но там было также неблагополучно. В 322 г. племена ди на границе Шэньси и Сычуани, и без того неспокойные и мятежные, отложились от Китая, основали царство Уду и встали в вассальные отношения к Лю Яо[130]130
  Бичурин Н.Я. История Тибета... С. 101.


[Закрыть]. В Южном Китае с 322 до 324 г. полыхал мятеж Ван Дуна[131]131
  Cordier. С. 312.


[Закрыть]. Воспользовавшись возникшим замешательством, Ши Лэ овладел Цзинь-чжоу[132]132
  В Хэбэе.


[Закрыть].

В табгачском ханстве происходили очередные убийства ханов и возмущения народа, так что Китай лишился самого важного союзника, ставшего на какое-то время небоеспособным. Сложилась выгодная для хуннов ситуация, но они использовали ее для внутренней войны.

ГИБЕЛЬ АРИСТОКРАТИИ

В 323 г. Ши Лэ настолько укрепился в своих владениях, что объявил войну одновременно двум империям – Цзинь и Чжао[133]133
  Wieger. С. 1082.


[Закрыть]. Таким образом, хунны и китайцы внезапно оказались союзниками. Но южнокитайская империя, обескровленная затянувшимся мятежом Ван Дуна, была не в состоянии защитить свои северные области, как те, что были освобождены доблестным Цзу Ти, так и те, которые еще числились под ее властью. Полководцы Ши Лэ – Ши Шэн и Ши Ху без труда овладели северной половиной бассейна реки Хуай и Шаньдуном, закончив кампанию к 325 г.

Более серьезные операции развернулись под Лояном. Хунны блокировали отряд Ши Шэна. Ши Ху пришел к нему на выручку и нанес осаждавшим тяжелое поражение. Хуннские полководцы пали в бою, а войско их рассеялось. Лю Яо заболел от горя, и контрнаступление хуннов задержалось на три года (с 325 по 328). За это время империя Цзинь пережила еще один мятеж, ослабивший ее настолько, что она уже не представляла опасности для державы Ши Лэ. Поэтому Ши Лэ направил своего полководца и названого брата Ши Ху с 40-тысячным войском против Лю Яо. Последний встретил противника в излучине Хуанхэ, обратил в бегство и преследовал бегущих на протяжении более 200 ли (80 км).

Хунны пленных не брали. Убитых некогда было считать, земля была усеяна гниющими трупами. Вторую армию противника Лю Яо осадил в цитадели Лояна, которую он рассчитывал затопить, подведя каналом воду из реки Ло.

В этих тяжелых обстоятельствах престарелый Ши Лэ принял командование на себя. Он заявил своим приближенным, что «хоть и говорят, будто ничто не может противостоять ярости Лю Яо, но на самом деле Лю Яо стар, а его воины – дрянь», и выступил в поход со всеми имеющимися у него войсками.

Когда Лю Яо узнал от пленных, что сам Ши Лэ идет против него, он снял осаду с крепости и отошел на запад от реки Ло. Ши Лэ вступил в покинутый хуннами Лоян и возблагодарил Небо за спасение. Затем он двинулся на войско Лю Яо, будучи уверен в успехе[134]134
  Ibid. С. 1092.


[Закрыть].

Ши Лэ оказался прав: у Лю Яо не хватило выдержки для основательной подготовки к решительной битве. Вместо того чтобы предугадывать шаги противника, он пил вино в шатре со своими любимцами и под страхом смертной казни запретил себя тревожить неприятными вестями. Потому и позиция была им выбрана непродуманно: в тылу войск оказалась река, а фланги остались неприкрытыми. Ши Ху с пехотой двинулся на центр хуннской армии, прикрывшись латной конницей, которая должна была смягчить ответный удар войск Лю Яо.

В решающий момент боя, когда перестройка для Лю Яо была уже невозможна, из Лояна вышли отборные войска под командой самого Ши Лэ в шлеме и броне, пустившего коня в галоп на врага. А Лю Яо был пьян. Когда 40 тыс. воинов Ши Лэ обрушились на его левый фланг и хуннские всадники рассыпались, избегая массированного удара, полководец упал с коня и был взят в плен. Это решило судьбу битвы. Ши Лэ даже запретил преследование, не считая нужным длить кровопролитие. Он удовлетворился тем, что предложил своему пленнику написать письмо сыновьям с приказом прекратить братоубийственную войну. Это вполне разумное предложение почему-то не было принято Лю Яо. Напротив, он написал своим детям, что требует вести войну до победы, не заботясь о судьбе отца. После такого жестокого поступка Лю Яо был убит.

Впрочем, упорство Лю Яо мало что изменило. Его дело было обречено. В его собственной державе у него не было сторонников, кроме немногочисленных хуннских ветеранов, окруженных толпами себялюбцев и предателей. Впрочем, китайское население Шэньси нельзя считать изменниками. Им была просто безразлична судьба деспота, их завоевавшего. Но, страшась того, что война, как не раз бывало, опустошит их села и города, они восстали против побежденных и подчинились победителям[135]135
  Ibid. С. 1094.


[Закрыть]. В 329 г. Ши Шэн вступил в Чанъань, а Ши Ху разбил войска сыновей Лю Яо, пытавшихся отбить город.

После этого в стране хуннов возникла паника. Они рассеялись, не оказывая врагу сопротивления. Последняя оставшаяся верной сыну Лю Яо, Лю Си, армия, насчитывавшая всего 3 тыс. человек, сдалась на милость победителя. Все пленные были казнены. Северный Китай был объединен заново. В 330 г. Ши Лэ был провозглашен императором Младшей Чжао, наложница бывшего раба и разбойника стала императрицей, его сыновья – наследным принцем и маршалом, а названый брат Ши Ху – главным судьей, чем он остался весьма недоволен, так как тоже хотел стать по меньшей мере маршалом. И самое любопытное, что китайская историография относится к Ши Лэ с нескрываемой симпатией[136]136
  Ibid. С. 1095.


[Закрыть]. Что здесь: справедливость или пристрастие?

Несомненно, Ши Лэ был человек способный и, вероятно, обаятельный, но зла он причинил немало. Однако его расправы с китайским населением в источнике затушеваны, а благородные поступки даны выпукло. Это не может быть случайным. Зато с Лю Яо историографы поступили как раз наоборот, и думается, что разгадка кроется именно здесь.

Этнические особенности хуннов, ненавистные китайцам, были естественны для степных аристократов, пусть даже воспитанных в китайском духе. Но, сменив тюркские имена на китайские, члены фамилии Лю оставались хуннами и для китайцев оставались чужими. Зато отсутствие традиций в Младшей Чжао роднило ее сторонников со столь же деградировавшим, т.е. потерявшим традиции, населением Северного Китая; они были близки социально, и эта близость была важнее, чем языковые различия кулов и китайцев. Общаясь постоянно, они научились понимать друг друга, и поскольку Ши Лэ ничего не противопоставлял вкусам и взглядам большинства своих подданных, то те отнеслись к нему терпимо. А по своим качествам правителя Ши Лэ был даже лучше, чем глупые императоры династии Цзинь и их свирепые временщики. Поэтому порядок, установленный Ши Лэ, оказался относительно прочным. Во всяком случае его хватило на двадцать лет.

ГИБЕЛЬ ДЕМОКРАТИИ

Торжество демократического вождя хуннов и кулов Ши Лэ продолжалось всего четыре года. За это время он успел только соорудить для себя роскошный дворец в городе Е, который сделал своей столицей. В 333 г. Ши Лэ тяжело заболел, и Ши Ху, приняв командование дворцовой стражей, запретил входить к больному всем, даже министрам и родственникам. Сыновья основателя династии, Ши Хун и Ши Кан, командовали войсками в провинциях. Этим воспользовался Ши Ху. Не дожидаясь последнего вздоха своего государя и названого брата, он арестовал сановников империи и верных советников умирающего императора. Видя, к чему клонится дело, наследный принц отрекся от престола, но Ши Ху не принял его добровольного отречения, а низложил принца как «недостойного престола».

Похоронив прах Ши Лэ не в роскошной гробнице, которую тот соорудил для себя, а в соседней долине, Ши Ху объединил в своих руках все высшие должности и уволил всех старых соратников Ши Лэ, заменив их своими приверженцами. Императрица обратилась к своему сыну Ши Кану с вопросом, что ждет ее и его. Тот ответил: «Гибель!» и просил разрешения матери на восстание. Однако они ничего не успели, так как оба были схвачены и казнены. В ответ на зверства и произвол восстали царевичи: Ши Шэн – а Чанъани, и Ши Лян – в Лояне. Ши Ху, разбив Ши Ляна, казнил его, а доблестный Ши Шэн был убит своими же воинами, доставившими его голову Ши Ху. Воины без традиций предпочитали военного вождя законным наследникам, ибо само понятие закона заменилось категориями силы и выгоды.

Вскоре был казнен отрекшийся наследник, принц Ши Хун, после чего Ши Ху объявил себя временным правителем[137]137
  Ibid. С. 1096.


[Закрыть], а затем просто императором Младшей Чжао. Опорой его власти была армия, и только армия. На трупах аристократии и военной демократии установилась омерзительная, беспринципная тирания, возглавленная свирепым дикарем. Однако с комплектованием армии у Ши Ху было неблагополучно. Главная военная сила страны – хуннские всадники – наполовину погибла в гражданской войне, и армию пришлось пополнять китайцами. Эти последние были отнюдь не трусы, но меньше всего стремились положить свою жизнь ради хуннского завоевателя. Отсюда понятно, что боеспособность огромных армий была ничтожна. Повелитель Северного Китая не смог покорить не только Южный Китай, но даже небольшое княжество Лян в современной провинции Ганьсу. На его счастье, табгачское ханство переживало очередной период цареубийств (отцеубийств и братоубийств), причем уцелевшие князья искали помощи и спасения в Младшей Чжао. Благодаря этому Ши Ху мог быть спокоен за свою северную границу, но на востоке росла мощь Муюнов, и борьба с ними представлялась весьма нелегкой задачей. А при дворе южнокитайской империи Восточная Цзинь шла подготовка к освобождению захваченных хуннами территорий. Сразу же после переворота Ши Ху, в 334 г., южнокитайская армия напала на Младшую Чжао. Однако грабежи южнокитайских войск, укомплектованных, кроме природных китайцев, южными инородцами мань (народ тайской группы), юэ (народ малайской группы), лоло (народ бирманской группы) и т.д., вызвали возмущение населения освобождаемых областей. Лишенная поддержки народа, китайская армия в 339 г. потерпела поражение при Чжучэне (Хубэй) и откатилась на юг[138]138
  Шан Юэ. Очерки... С. 144.


[Закрыть].

Но с другим китайским соседом, княжеством Лян, образовавшимся в Ганьсу в 313 г., Ши Ху не смог справиться, тем более что ему приходилось держать большие силы при дворе ради собственной безопасности. Их надо было откуда-то почерпнуть.

Ши Ху нашел выход. Китайские обычаи предписывали мобилизацию девушек для службы во дворце императора. Чем пышнее был двор, тем больше дочерей отрывалось от родителей и привлекалось во дворец, где им было по существу нечего делать. Ши Ху имел 10 тыс. таких девиц. Из них выбрали тысячу, обучили стрелять из лука с земли и с седла, одели в форму из шелка и бархата и создали полк амазонок – личную стражу царя[139]139
  Wieger. С. 1097.


[Закрыть]. В верности женской гвардии сомнений не возникало, но китайцев такое необычное войско шокировало. Им показалось, что это оскорбление Неба, т.е. естественного порядка вещей. Поэтому засуху, поразившую Северный Китай, они рассматривали как проявление справедливого гнева Неба.

Население роптало, но Ши Ху не обращал на это внимания. На восстановление роскошных дворцов в столицах и на службу в армейских обозах мобилизовали три пятых всех мужчин-крестьян, причем каждый мобилизованный должен был внести 15 ху риса и 10 кусков шелка. Для развлечения командиров хуннской армии поля, сады и пастбища обращали в охотничьи угодья, причем браконьерство со стороны китайцев каралось смертью. Произвол судей не имел ограничений. «Если чиновник требовал у простолюдина красавицу-дочь, или хорошего быка, или лошадь и не добивался успеха, он стряпал против него ложное обвинение в браконьерстве... Ни один человек не был спокоен за свою жизнь и жизнь близких»[140]140
  Шан Юэ. Очерки... С. 141.


[Закрыть].

Да, китайцам под владычеством варваров было так же скверно, как хуннам под властью Китая. Видимо, этим народам, столь различным по определяющим этническим признакам, лучше было жить отдельно друг от друга. Но ведь ситуация, приведшая хуннов в Китай, сложилась за 300 лет до описываемой трагической эпохи по инициативе китайцев[141]141
  Гумилев Л.Н. Хунну. С. 203.


[Закрыть].

Итак, обе ветви хуннского народа, проникшие в Китай и победоносно в нем утвердившиеся, оказались нежизнеспособными. Трудно считать это случайностью. Даже если гибель хуннской аристократии рассматривать как следствие военного поражения, то ведь и оно было чем-то вызвано и обусловлено. Еще удивительнее то, что победившие хуннские кулы оказались на положении подневольной военной стражи, удерживая многомиллионный китайский народ от расправы с ними. Это было изнурительное состояние постоянной готовности к неизвестной опасности, которая не могла не быть грозной. Весело было только во дворце царя, да и то, как мы увидим, не очень. Победа не принесла хуннам счастья.

А вместе с тем за пределами империи Младшая Чжао, в Ордосе, кочевали хунны, не перешедшие границу Китая. Во времена Лю Юаня эти хунны участвовали в освободительной войне, и даже есть предположение, что основатель этого княжества, Гао Шэн-юань, на самом деле не кто иной, как Лю Сюань, друг и вдохновитель Лю Юаня[142]142
  Boodberg P. Two notes... С. 298-299.


[Закрыть]. Они сохранили кочевой быт и свои природные качества. Недаром китайцы пишут о них: «Все были люди смелые, храбрые и любили бунтовать»[143]143
  «Цзиньши» (цит. по: Бернштам А.Н. Очерки истории гуннов. С. 222).


[Закрыть]. А вот хунны, покинувшие родные степи, уже во втором поколении изменили свой этнический облик.

Но прежде чем обратиться к анализу глубоких причин этнического метаморфизма, посмотрим, чем была богата эпоха Ши Ху, начатая столь кроваво. Тогда у нас будет достаточно данных, а поставленный ныне вопрос, оживив интерес к проблеме, поможет их собрать воедино.

А КТО ВЫИГРАЛ?

Никогда не бывает так, чтобы при азартной игре все оказывались в проигрыше. Этим обстоятельством объясняется явление, имевшее огромное последствия не только для хуннов, но и для всей культуры Дальнего Востока. В царствование Ши Ху блистательную победу одержала буддийская община[144]144
  Grousset. L'Empire... С. 98.


[Закрыть].

Согласно буддийской доктрине, люди делятся на две неравные части: монахи буддийской общины и все остальные. Солью земли признаются монахи, так как они стали на «путь», выводящий их из мира суетного (сансары) к вечному покою (нирване). Монахи не должны действовать, так как действие есть порождение страсти и ведет к греху. Кормить, одевать и защищать монахов обязаны миряне, приобретающие тем самым «заслугу», которая поможет им в следующем «перевоплощении» стать монахами и вступить на «путь». Естественно, что чрезмерное увеличение общины монахов противоречило ее интересам, так как если бы все стали монахами, то кормить их было бы некому. Но эта опасность китайским буддистам не грозила. Ни ученые, гордые своими знаниями и привилегиями, ни князья, увлеченные роскошью, войнами и почестями, ни крестьяне, кормившие свои семьи и возделывающие поля, не стремились бросить все привычные занятия во имя «пустоты», к которой должен стремиться буддийский монах. В буддийскую общину шли люди, не нашедшие себе места в жизни. Становясь буддистами, они отвергали жизнь, обидевшую их, и страсти, обманувшие их; во имя провозглашенной пассивности они развивали бешеную активность и таким образом находили применение своим силам[145]145
  См.: Гумилев Л.Н. Легенда и действительность в древней истории Тибета // Вестник истории мировой культуры. I960, N3. С. 103-114.


[Закрыть].

Буддийские монахи впервые появились в Китае в конце I века. Бритоголовые и босые, они произносили никому не понятные слова о загробном мире, нирване и самоусовершенствовании. Слова эти были чужды трезвым, реалистическим китайцам, и вначале успех буддийской пропаганды был ничтожен[146]146
  Ср.: Чаттерджи С. и Датта Д. Введение в индийскую философию. М., 1955. С. 114.


[Закрыть]. Но буддийские монахи проповедовали пассивность весьма активно и настойчиво. Они склоняли на свою сторону людей разочарованных, обиженных судьбой, и в частности женщин, положение которых в древнем Китае было незавидно. При этом к буддизму обращались как раз те юноши, которые должны были умножить ряды чиновников, т.е. наиболее талантливая и горячая молодежь, способная воспринимать новые идеи и увлекаться ими.

Конфуцианская проповедь морали, долга и этикета бледнела перед буйной фантазией буддистов. Конфуцианцы после вековой борьбы признали себя не в состоянии путем спора и убеждений победить буддизм и обратились к правительству за помощью. В результате их усилий (146-167 гг.) буддисты к политической жизни страны доступа не получили, несмотря на то, что в буддизм обратился император Хуан-ди.

При Младшей Чжао положение изменилось коренным образом. Буддизм давал выход к высокой культуре, позволяя не прибегать к услугам китайцев. Монахи-буддисты, индусы и согдийцы, не уступали китайцам в блеске интеллекта, и для «варваров» были не завоеванными врагами, а приятными гостями. Поэтому индийский монах Будда Жанга был приближен ко двору Ши Ху и легко добился от него привилегий для строящихся монастырей и разрешения на свободную пропаганду буддизма среди подданных империи Чжао, хотя сам монарх и его сподвижники в буддийскую общину не вступали, предоставляя это своим обездоленным подданным.

Конфуцианцы попробовали протестовать, но Ши Ху встал на сторону буддистов, и множество молодых китайцев, вместо того чтобы служить и платить налоги, заполнили буддийские монастыри, строящиеся по всей стране[147]147
  Mc Govern. С. 340.


[Закрыть]. Будда Жанга окончательно упрочил свое положение тем, что своевременным советом спас жизнь императора от заговора, устроенного наследником престола. С тех пор хунны связали свою судьбу с буддийской общиной, которая благодаря этому вступила в период расцвета. Когда же кровавая звезда хуннской славы склонилась к закату, буддийские монахи укрыли свое учение в пещерах Дуньхуана, где расцвело их великое искусство. Но и в самом Китае буддийская община утвердилась на 1500 лет. Этим она обязана эдикту о веротерпимости, изданному Ши Ху специально для того, чтобы обеспечить ей безопасность[148]148
  «Рожденный в варварской стране, только благодаря добродетели я стал государем Китая. Я приношу жертвы по обычаям моего народа. Пусть знают люди народа Чжао, что, если они хотят служить Фо (буддизму), я им это позволю» (см.: Wieger. С. 1100). Это прямой выпад против национальных традиций Китая, стремление ослабить их поборников, поставив лицом к лицу с умным и энергичным соперником.


[Закрыть].