Текст книги "Русская война: дилемма Кутузова-Сталина"

Ряд фактов говорит, что уже с середины 1940 года Сталин начинает оценивать обстановку как нетерпимо опасную:

– прекращается строительство Стратегического Большого Флота и все силы и средства бросаются на краткосрочные военные программы;

– принимается неслыханная программа формирования 25 танковых корпусов, и не в старой модели М.Тухачевского, тысячные стада «легкобронных скакунов» без какого-либо сопровождения других родов войск, а как объединения разнородных взаимодействующих на поле боя сил «огонь– броня-мотопехота» со сроком комплектации личным составом к лету 1941 года;

– резко ускоряется формирование стратегических и мобилизационных запасов.

Но сразу следует признать – гигантское взрывное усиление Германии в результате Западной кампании 1940 года, когда англо-французские союзники вместо ожидавшегося военными наблюдателями года были сокрушены за 40 дней, вследствие чего за 2 месяца военный потенциал вермахта более чем удвоился (запасы стратегического сырья, современное вооружение 160 дивизии, военная промышленность всего континента) не могло быть преодолено к лету 1941 года. Только с апреля начиналось массовое поступление новой техники в войска и какого-либо ощутимого результата насыщения армии этими средствами и средне-терпимого уровня владения ими следовало ожидать к октябрю, после проведения летней учебной кампании танковыми и авиационными соединениями. Более того, начальный период переучивания сопровождается падением боеспособности войск, ещё не овладевших новым вооружением, что следовало особо учесть. Самый опасный период этого состояния временного падения боеспособности приходится на первые 2/3 летней военной кампании, которая в условиях Европейской части СССР длится с 10 мая по 20 сентября, т. е. 142 дня – далее знаменитое русское бездорожье, которое немецкие специалисты оценивали хуже африканского по разнице температурных разбросов и воздействию на технику – и с 10 ноября зимняя кампания. Было известно:

– немецкая армия не имеет зимнего обеспечения (обмундирование, ГСМ, средства преодоления бездорожья), одно из следствий «рывка» 1935-39 гг;

– более того, она оснащена только с учётом условий войны в Западной Европе (ширина гусениц бронемашин, транспортные узлы орудий, состав и количество автотранспортных средств, обеспеченность средствами полевого аэродромного базирования).

Т.е. зимняя кампания для неё совершенно недопустима и своих целей она может и должна добиваться только в летней кампании.

Учитывая темпы стратегического наступления на Западе (приблизительно 10 км в сутки при 400-километровом продвижении) по несравненно лучшей дорожной сети, для поражения важнейших центров в Европейской части СССР вермахту требовалось не менее 140–150 дней, т. е. германские планировщики только-только укладывались в рамки отпущенного природой срока.

Таким образом, если решение о нападении на СССР принималось, оно должно было осуществляться не позднее 2-й декады мая – после войны выяснилось, что первый утверждённый вариант плана «Барбаросса» определял срок нападения 12–15 мая 1941 года! Ряд мер Сталина свидетельствуют, что он понимал серьёзность этой угрозы:

– февральский 1941-го года пленум ЦК ВКП(б) прямо ориентирует партию, государство и общество на военную опасность;

– в марте-апреле 1941 года была проведена операция «Туман» – массовая депортация антисоветских и профашистских элементов из западных приграничных районов в глубь СССР, нанесён упреждающий удар по выявленным центрам немецкой разведки; такие «чистки» обычно приурочивают к кануну войны, с тем, чтобы в самый острый момент её начала лишить противника каналов информации (вспомните массовые расстрелы деклассированных элементов в парижских фортах в августе 1914 г. или превентивное заключение в концлагеря германской диаспоры в Англии в 1914 и 1940 годах);

– в апреле начинается выдвижение 4-х армий из внутренних округов в приграничную зону;

– в феврале-мае 800 тысяч военнослужащих запаса 1-й очереди призваны на повторную военную службу;

Но это были ответно-пассивные меры на возраставшую угрозу, которые сами по себе не могли остановить запущенный военный каток – надо было сорвать немцам всю подготовку начала летней кампании каким-то неординарным ударом по самой германской военно-политической машине. И тут возникает крайне интересный Югославский эпизод!

27 марта группа патриотических офицеров во главе с Душаном Симовичем свергает профашистское правительство Цветковича-Мачека. С неслыханной быстротой 5 апреля 1941 года Советский Союз подписывает договор о дружбе, ненападении и дружеском сотрудничестве в случае нападения 3-х стран с Югославией. Возникает то ли видимость, то ли реальность двухфронтовой, Советско-Балканской коалиции, в которой кроме Югославии просматривается Греция, уже ведущая войну против Италии; насторожившаяся против немцев и итальянцев Турция; обиженные на итоги Венского арбитража королевские круги Румынии; английский экспедиционный корпус; болгаро-русские симпатии…

Гитлер, которого со времён 1-й мировой войны преследует кошмар 2-го фронта, реагирует предельно остро и истерично – 6-го апреля вторжением в Югославию начинается Балканская кампания вермахта, завершившаяся 2 июня штурмом Крита. Таким образом, лучшее время удара по главному стратегическому противнику Гитлер разменял на второстепенный в стратегическом плане блестящий частный успех. Но был ли Югославский вариант единственным? Что полагал Сталин, если Гитлер пренебрежёт Балканами как второстепенной целью и обрушится на Союз?…Только в 20-х числах мая началась переброска немецких танковых и мотомеханизированных соединений в Польшу и лишь в начале июня, после тяжёлой Критской кампании, началось перемещение авиационных частей, что означало достижение полной готовности вермахта в третьей декаде июня и, таким образом, потерю Германией 40–50 дней летней кампании (о чём немецкие офицеры будут так жалеть в октябре-ноябре под Москвой) – а само нападение делало стратегически безрассудным.

Сталин не мог представить, что его противник, отбросив все «излишние» доводы разума, будет планировать завершение кампании, требующей 140 дней, не в 80-дневный, как давала природа, а в 40-дневный срок! Правда, подозревая за А.Гитлером нечто авантюрно-подобное, он в мае, выступая перед выпускниками военных академий, подробно объяснил германскому фюреру разницу между военной организацией Балканских стран, имевших в совокупности 80 дивизий без современного тяжёлого вооружения или западными союзниками, с их 140 современными дивизиями – и СССР, располагающим 266 дивизиями при 7–8 тысячах танков и самолётов первой линии, а также различие между четырьмястами и тысячей двумястами километров, отделяющими, например, Париж и Москву от госграницы, отличие грунтовых дорог от автострад…

Увы, последующие действия советского руководства более соответствовали логике природы, нежели мистике Берлина – повышенная боевая готовность снималась, войска разводились на учебные сборы на стрельбища и полигоны.

Надо ли было это делать?

– к 20 июня налёт пилотов на новых самолётах вырос до средней цифры 1015 часов от апрельского нуля; как бы они взлетели без этого 22 июня?

– пехота прошла начальный курс обстрела артиллерией и обкатки танками (на Халхин-Голе 84 Пермская стрелковая дивизия побежала не вследствие японских атак, а просто впервые попав под артобстрел);

– осуществлялось сколачивание танковых и механизированных соединений, они начинают обретать грозную реальность.

Что лучше – необученные, но сосредоточенные соединения или полуобученные, но рассыпанные? Судить крайне трудно, но это положение усугубилось ещё двумя обстоятельствами:

– немецкий удар пришёлся по войскам в момент перехода на новую технику, когда современное оружие ещё не освоили, а старым уже пренебрегали, особенно в отношении ремонта, что резко сказалось на боевой эффективности его использования;

– А. Гитлер оказался замечательным метеорологом, в ответ на осторожные замечания своего генералитета о позднем сроке начала кампании и возможности плохой погоды вначале сентября заявив, что погода в сентябре будет отличная и как в воду глядел – погода в 1941 году была необыкновенно хороша до начала октября!

Выдвигают другие альтернативы действий мая-июня 1941 года:

– сосредоточение основной массы войск по линии старой границы и её системы укреплённых районов («линия Сталина»);

– сохранение отмобилизованной части армии, участвовавшей в Советско-финской войне;

– отказ от летней учёбы 1941 года с сохранением повышенной готовности сосредоточенных войск.

Недавно стали даже говорить:

– превентивный удар, пока немецкая армия завязла на Балканах, т. е. парировать авантюриста авантюризмом.

Но возможно ли было провести кампанию лета 1941 года меньшими качественно потерями, т. е. был ли субъективный фактор преобладающим в сложившейся обстановке июня-августа 1941 года?

Знаменательна оценка Г. К. Жукова «Даже отмобилизованная армия 1942 года не смогла сдержать сосредоточенного удара немецких войск на Юге и покатилась на 700-1200 километров», тем более армия 1941 года. Т. е. потеря территории от Бреста до Подмосковья была объективно неизбежной и ситуация лета 1941 года определялась в целом не сцеплением ошибок и просчётов, а текущим качеством вооруженных сил, общим состоянием военного потенциала страны на тот период.

***

Был ли Сталин готов к военной неудаче начального периода войны? Насколько она была для него неожиданна?

Боевые действия в районе Хасана в 1938 г., завершающие бои 1938-39 гг. на Пиренеях, конфликт на Халхин-Голе летом 1939 года и, наконец, «зимняя война» 1939-40 гг. давали пищу для тревожных размышлений – достигнутые результаты были меньше, чем то материальное обеспечение, которое в них вкладывалось, победы добывались большей кровью, чем должны были по простой арифметике соотношения сил, сопоставлению числа штыков, стволов, танков и самолётов, что свидетельствовало о недостатках военной организации. Уже в 1938-40 годах Сталину приходится неоднократно менять военное руководство в районе того или иного события:

– в 1938 году пришлось заменить В.Блюхера Г.Штерном на Хасане;

– в 1939 году заменено несостоятельное начальство Советской Группы войск в Монголии и командой Г.К.Жукова;

– в 1940 году отстранено всё руководство наркомата обороны вместе с К.Ворошиловым. Особенно тревожными выглядели итоги Советско-финской войны, которые породили на Западе легенду о «СССР – Колоссе на глиняных ногах». Война завершилась успешно, но не столько благодаря качеству военного аппарата, сколько благодаря воле Сталина и обрушенным на финнов материальным средствам (60 дивизий на 20 при пяти-семикратном превосходстве технических средств). Сама война была обоснована, что признавал даже «заклятый друг» Л.Д.Троцкий, как единственный способ «выключить» военную угрозу на Северо-Западе со стороны белофиннов, мечтавших о «Великой Финляндии» от Ботнического залива до Невы и Белого моря. Но полупобеда не позволила вывести Финляндию из числа противников и 40 % линии фронта и до 40 советских дивизий в 1941-44 гг. оттягивали на себя финский участок, в её цену следует занести и 1 миллион погибших ленинградцев… И это на фоне феноменальных побед Германии, игравшей мускулами родов войск в Европе:

– прыжок в Скандинавию;

– Арденны;

– Дюнкерк;

– фантастические успехи немецких воздушно-десантных войск, захватывающих одну неприступную позицию за другой.

Как лихорадочно ищет Сталин в РККА равных противников Клейсту, Роммелю, Гудериану, Рейхенау, как стремительно выдвигает открытых им молодых военачальников, прошедших огонь Испании, Китая, Монголии.

Но перелом происходит медленнее нарастающей угрозы. Летом 1940 года немецкий самолёт приземлился на Красной площади в Москве; в приступе страшной ярости Сталин приказал расстрелять всё руководство ПВО во главе с Долгих…

За противодействие внедрению штурмовиков Ил-2 и провал в организации переучивания лётного состава на новую технику репрессирован Главком ВВС А.Локтионов…

На командно-штабной игре 1940 года в наркомате обороны обнаружилась несостоятельность только что назначенного начальником Генерального штаба К.Мерецкого, его пришлось заменить Г.Жуковым – и тоже не лучшее назначение, выдающийся полководец был посредственным штабистом…

Мог ли Сталин в этих условиях ожидать особо благоприятного начала войны?

Тем более, что в 1940-41 годах мы, скорее, даже переоценивали качество германских вооружённых сил. Так:

– танковое ведомство исходило из наличия в германской армии толстобронных танков с 80-100-миллиметровой бронёй и 75-100миллиметровой пушкой, которые появились только в 1943 году;

– авиационное исходило из предположения, что люфтваффе к лету 1941 года будут оснащены самолётами со скоростью 650–700 км в час вместо серийной 570 км в час; по этому случаю произошёл конфликт между руководителем советской авиационной делегации в Берлине генералом Гусевым и генерал– инспектором люфтваффе Удетом, когда Гусев обвинил последнего, что тот, показав Ме-109Е со скоростью 570 км, скрывает от него новые машины. Вспыхнувший немецкий генерал заявил, что он как офицер отвечает за свои слова и других машин у него нет – и сказал правду!

– артиллеристы, исходя из прогнозов коллег, требовали 57 и 100 мм противотанковых орудий, в которых не было нужды до 1943-44 годов и учились поражать цели, движущиеся со скоростью 70–80 км в час, в то время как всю войну немецкие бронемашины пропыхтели на 40–50 км;

– общевойсковые командиры ожидали высокой культуры огневого взаимодействия немецких войск на поле боя, основываясь на традициях 1 мировой войны, заветах И. Брухмюллера и теоретических трудах генерала Бернгарди. И насколько изумлён был В.И. Чуйков, когда, впервые подъезжая к линии фронта, он увидел, как немецкая артиллерия вяло разбрасывает снаряды в узкой полосе, что означало у неё «артиллерийское наступление».

Мог ли беспощадный реалист и прагматик пройти мимо совокупности всех этих свидетельств? Не должен ли он был искать запасного варианта мажорному рефрену «Если завтра война, если завтра в поход, если чёрная туча нагрянет…»?

Само непонятное современникам сталинское неприятие начала войны 22 июня, ведь директива 21-го уже была спущена в войска, свидетельствует не о разбросе мнений и колебании, а об его уверенности в худшем исходе развития событий. Это было восстание волевого темперамента против безотрадных выводов ума. Оно не могло продолжаться долго!

***

Какая ценностная ориентация, в конечном итоге, определяла исход борьбы летом 1941 года?

Всякая война в той её части, что касается только средств насилия достижения общеполитической цели, решает в раздельности или одновременно 3 задачи:

– уничтожение (поражение) вооружённых сил неприятеля;

– захват его территории как исключение её ресурсов из борьбы;

– уничтожение (подрыв) военно-экономического потенциала.

Начиная войну, главной целью своих действий вермахт ставил уничтожение вооружённых сил СССР, т. е. регулярной армии и флота, достижение двух других полагалось следствием первой, при этом третья задача практически не рассматривалась, подразумевалось, что захват территории означает и овладение её военно-экономическим потенциалом – это вполне оправдалось на Западе. Более того специальные удары авиацией по экономическим центрам разбитого противника воспринимались как вредные самим себе – ведь это всё равно достанется победителю. Мероприятия по уничтожению военно-экономического потенциала врага теоретически признавались только в той мере, насколько возникала перспектива длительной войны, которая заранее объявлялась исключённой, пока борьба имеет континентальный характер и не касается США.

Поэтому в первые часы войны германское командование находилось в крайней тревоге – не начнут ли русские быстрый отвод войск из пограничья, выводя из-под удара вермахта. И с каким облегчением, даже ликованием оно восприняло массовые контрудары советских войск во второй половине дня 22 июня и всю неделю до 28 июня. Всё шло даже лучше задуманного!

Бросаемые в бой чьей-то окаменевшей волей, русские не уходили – атаковали под Шяуляем, Белостоком, Брестом, Кальварией, Ровно, Луцком, Ковелем, Владимиром-Волынским, Перемышлем, в яростном порыве вклинивались в расположение немецких войск, всё более и более охватываемые железными клещами танковых клиньев. Это была захватывающая война – опасная и в то же время победоносно-упоительная!

Враг был силён, поражал обилием техники – но всё происходило в соответствии с канонами классической военной науки Клаузевица-Шлиффена! Уже в конце второй недели войны начальник штаба сухопутных войск генерал Г. Гальдер записал в служебный дневник фразу о том, что Франция была разбита за 40 дней, крушения России следует ожидать в ещё более короткие сроки!

Что стояло за отчаянными контрударами обречённых соединений и корпусов Хацкелевича, Микушева, Пуганова, Петровского, Карпезо, с чем сопоставлялась поголовная гибель кавалерийских дивизий, бросавшихся в сабельные атаки на танки под Белостоком?

Сразу отпадает предположение о тщетных попытках предотвратить глубокое вторжение, сохранить территорию. Если боевые действия первых 2–3 дней определялись «наступательным» содержанием чрезвычайных пакетов Генштаба довоенного времени, вскрытых по тревоге, то 25 июня объявленная директива о создании государственной зоны обороны по линии Западной Двины – Днепра – Синюха их отменяет, признавая всю территорию западнее её потенциально потерянной!

Наряду с этим указанные уже обстоятельства отвергают предположение об особой заботе о сохранении кадровой армии мирного времени. Директива 25 июня означала признание поражения армии в приграничном сражении и если чисто военная сторона событий признавалась главной (а какая ещё могла быть в войне?), следовало бы одновременно отдать в войска директиву на быстрый выход из-под удара отходом в восточном направлении, ускорив вдвое темп отступления и приступив к порче дорог, мостов, переправ. Полная моторизация «в европейском варианте» привязывала немецкую армию к дорогам и делала её особо чувствительной к такого рода действиям, которые не требуют больших сил и времени.

Налицо совершенно обратная картина: армия может быстро отступить – её заставляют контратаковать, держась определённых районов; она может спастись – её убивают! Показательна в этом отношении трагическая судьба командующего 4-й армии Западного фронта генерала Климовских, в военном отношении совершившего подвиг доблести. В течение 4 недель находясь на острие удара южного крыла группы армий «Центр», вновь и вновь собирая и смыкая разрубаемые танковыми клиньями вермахта части армии, он противостоял 2 Танковой группе Гудериана и 4 армии Клюге, ни разу не допустил окружения и не выпустил Гудериана на оперативный простор в восточном направлении, что было выдающимся достижением, поучительным примером активной обороны с жертвой территории – но расстрелянного потому, что он ОТСТУПАЛ, в то время как его товарищи Болдин, Голубев, Курочкин, Курасов смело, но с военной точки зрения малопродуктивно атаковали, попадали в окружение, быстро теряли войска, но служили невозбранно!

Что было такое в воюющей стране, что Сталин на какое-то время поставил выше судьбы Действующей Армии?

25 июня войска не получили директиву на выход из-под удара – днём ранее, 24 июня, без особого шума был создан неброский Совет по эвакуации (председатель Шверник, заместитель Косыгин).

Какие-то странные аберрации начинаются, стоит только приблизиться к этому Совету:

– «очевидцы утверждают», что Сталин в первые дни войны выражал неоправданный оптимизм в отношении скорого перелома в ходе боевых действий – но этот Совет «объявлен» 24-го, т. е. «решён» 23-го, т. е. не позднее первых 48 часов (!) войны;

– «очевидцы утверждают», что Сталин в первые дни войны был подавлен, мало занимался делами – и прямо-таки гигантское мгновенное развёртывание деятельности этого Коми… простите! Совета, разом поднявшего промышленность 7 республик, 60 областей, и без сучка, без задоринки – и без единого вопроса!

Всесильные Органы, Госплан, Госснаб, ВоСо, дюжина наркоматов первого ранга в безусловной субординации и перед кем? – «советом», да ещё каким– то «не-важным». Кто такой Шверник? Вы знаете Шверника? Профсоюзник, Секретарь ВЦСПС! А Косыгин? Кто такой Косыгин? Нарком текстильной промышленности! Даже наркомат водного транспорта более известен как «расстрельное место» по обычаю посылать на него сброшенных первых лиц!

И вдруг перед ними склонились Вознесенский, Берия, Каганович, Жданов, Хрущёв?!

Да полноте, проснитесь! «По когтям узнаю льва!» – воскликнул бы Лейбниц. Кто, кроме И.Сталина воплощённого во всесильной ВКП(б), самой эффективной структуре управления и властвования, известной истории, мог осуществить эту работу, неслыханную трудность и грандиозные последствия которой нам уже очевидны? Чья капитан-исправничья фуражка могла развязать любое препятствие, ссадить любую амбицию, запрячь в одну телегу лебедя, рака и щуку? – даже если её принесёт А.Н.Косыгин…

И кто, кроме этого профессионального революционера-конспиратора, мог так её затенить, что ни союзники, ни враги, ни мы, живущие 6 десятилетий спустя, и зная её весомость, никак не можем определить её ранга среди других решаемых им в 1941 году задач – так, важная среди важных…

Сама последовательность принятия решений – 24-го об эвакуации и 25-го о стратегической обороне – говорит о том, что Сталин считал самым важным в условиях крайне неблагоприятного начала войны сохранить военно-экономический потенциал, по условиям 30-х годов на 80 % развёрнутый западнее Волги, предварительные работы по перемещению которого уже начались с 1939 года под удобно-непонятной вывеской «строительство заводов-дублёров». Создание Совета по эвакуации означало, что уже не позднее утра 23-го, а скорее всего во второй половине 22-го И.Сталин пришёл к выводу о поражении армии в приграничном сражении – может быть, считал начальную неудачу в 1941 году неизбежной, хотя и крайне тяжело с ней мирился, и оттягивал принятие окончательного решения…

Где-то в сумеречные часы с вечера 22-го до утра 24-го перед ним встала во всей жестокости дилемма Кутузова в новой форме – что важнее для судьбы страны, сохранение кадровой армии мирного времени, попавшей под неотразимый удар, или спасение военной промышленности, в массе своей оказавшейся в полосе вторжения?

Итоги войны, судьба СССР, судьба каждой страны в нём, судьба мира в конечном счёте зависела от правильности его выбора:

– бросить промышленность и быстрым отводом вглубь страны спасти 4,7миллионную армию мирного времени как основу развёртывания массовых вооружённых сил… вот только с чем они пойдут в бой через 5–6 месяцев, когда начнут иссякать мобилизационные запасы;

– или, пожертвовав кадровой армией, эвакуировать промышленность и, опираясь на имеющийся в стране 20–25 миллионный призывной контингент, воссоздать её заново… но не станет ли гибель кадровых частей падением плотины, после которого ревущая стихия поглотит всё? Как предотвратить эту угрозу?

24 июня видимая часть решения отлилась в директиву о создании Совета по эвакуации – Сталин решил дилемму в пользу промышленности! Кадровая армия должна была пожертвовать собой… но не до последнего солдата!

В том огромном манёвре военным потенциалом через пространство и время, типологически отчасти совпадающим с манёвром территорией в 1812 году, кадровая армия играла не главную и исключительную, а соединённую в общей симфонии мелодию:

– она не давала противнику быстро продвигаться в глубь страны к военно-промышленным центрам;

– притягивала на себя удары авиации, в том числе и дальнебомбардировочной, снимая их с магистралей, промплощадок, погрузочных эстакад;

– истекая кровью, сохраняла в себе резерв последнего срока, к декабрю сократившийся до 40 дальневосточных дивизий;

– служила приманкой, тешила генеральско-прусскую спесь числом пленных, номерами уничтоженных корпусов и дивизий, ливнем «Железных крестов», фанфарами Берлинского радио, за серебряными разливами которых не слышен был нарастающий рокот поднимающихся с места сотен заводов!

Именно армия оплатила своей кровью перенос сквозь пространство 1523 заводов и 10 миллионов человек персонала – но цена эта оказалась страшной: 4 миллиона 200 тысяч бойцов и командиров!

Была ли возможность избежать таких жертв? Простой расчёт показывает, что для вывода войск Западного и Юго-Западного направлений из-под удара вермахта надо было осуществить стратегическое отступление со средней скоростью 25–30 км. в сутки вместо 12–15 км. реальных, т. е. вступление германских войск в промышленные центры Юга началось бы на 25–30 дней раньше. Что это значит, говорит пример Криворожья, вступление противника в которое началось в середине августа. Даже при крайнем напряжении сил удалось вывезти к этому сроку только оборудование авиамоторных заводов и Днепровского алюминиевого комбината, при этом последние эшелоны уходили, когда немецкие танки вступали в промзоны. Дефицит времени был настолько жесток, что пришлось оставить оборудование артиллерийских заводов, без которых, в крайности, можно было обойтись. Не успели даже уничтожить техдокументацию, по которой немцы в 1942 году наладили производство очень ценимого ими 120-миллиметрового миномёта Шевырина. Что бы мы вывезли, если бы немцы вступили на месяц раньше?

Картину развития событий при «армейском приоритете» являет такой факт: «отпущенные на свободу» советские войска так быстро оставили г. Изюм, что немцы 2 дня не занимали его; за это время партийно-советскому аппарату Совета по Эвакуации удалось вывезти единственное в СССР производство оптического стекла… Кроме прочего, этот пример ещё раз показывает, что технически армия в 1941 году могла уйти из-под удара. Да и в 1942 году в стратегическом отступлении, при той же степени моторизации, она ни разу не дала окружить себя; темп немецкого наступления 1942 года от Харькова до Кавказа был приблизительно равен лету 1941 года.

Наконец, остается сказать, когда И.Сталин изменил это распределение рангов своих задач Верховного Главнокомандующего: в октябре 1941 года, позвонив Г.К.Жукову на КП Западного фронта, он спросил, есть ли возможность удержать Москву, не предваряя ответа встречным требованием, как то было в случае Могилева, Смоленска, Брянска, Киева, Харькова, Тихвина, Ростова-на-Дону, т. е. поставив военный приоритет на независимое от других обстоятельств место, освободив его от обусловленности спасения военно-промышленного потенциала, который уже переместился за Волгу – Первая великая задача войны была решена, Армия теперь становилась Главной, но не Единственной.

***

Решение И.В.Сталина 1941 года предуведомляло 1945 год и величайший взлёт СССР в 50-80-е годы – иное отдаляло нашу гибель как великой державы самое большее до осени 1942 года, при весьма вероятной перспективе полного уничтожения…

Всемирная история не знает решения столь тяжкого и столь значимого, которое принял и осуществил летом 1941 года Иосиф Сталин, решения, которое выдвинуло его как Величайшего Верховного Главнокомандующего, осознавшего войну не как игру фишками армий и фронтов, а как великое средостение Экономики, Политики, Идеологии, Пространства, Времени, Воли, Духа, Вооружённых Сил.

Отныне он стал на неизмеримую высоту над любым отечественным военным деятелем. Иногда пытаются его заслонить Г.К.Жуковым – попытка несостоятельная. Георгий Константинович был только стратег, водитель войск, великий полководец, совершенно не чувствовавший, например, политическую сторону войны, а в чисто военной области ограниченный своим сухопутным кругозором и непониманием роли флота в глобальной военной картине, что сказалось не лучшим образом на его деятельности в качестве министра обороны СССР в 50-е годы. Назначение на пост Главнокомандующего Сухопутных войск в 1945 году было естественным потолком для «Первого маршала» сталинской когорты, тех, руками и разумом которых Великий Главнокомандующий совершил войну: Рокоссовский, Василевский, Шапошников, Мерецков, Говоров, Толбухин, Конев, Тимошенко, Соколовский, Малиновский!

Есть ли у нас сейчас великие полководцы?

Есть ли у нас Великий Главнокомандующий?

Есть великое зазнайство народов и обществ, раз получивших чудо и полагающих, что оно будет повторяться. Великими усилиями нации, многих поколений прежде живших рождается великий лидер, великий вождь! 4–5 поколений русских революционеров создавали тот сплав, из которого отлился Иосиф Сталин!

Не тешьте себя надеждой – Великий Главнокомандующий не придёт!

Вы его не создали!

***

P.S. Просматривая полемику вокруг работы, я заметил что достаточно часто задают вопрос, где я взял данные о внешности И.В.Сталина отвечаю: из карточек личного досмотра/система Бертильона/ арестованного, где указывается и его рост от 168 до 173 сантиметров(в современном пересчёте). На моё недоумение приятель – медик мне объяснил, что это свидетельствует о добросовестном отношении чинов полиции к своим обязанностям: рост человека даже в течении одного дня меняется до 4–5 сантиметров.

Первое положение – это то, что Красная Армия еще не могла в 1941 году успешно противостоять вермахту, в том числе отразить первый удар и не допустить вторжения противника.

Второе принципиальное положение, которое выдвинуто Л. А. Исаковым и с которым я согласен, – это сосредоточение Сталиным основных усилий в момент нападения Гитлера на Советский Союз не на спасении первого стратегического эшелона Красной Армии, а на спасении и эвакуации оборонной промышленности и других военных объектов (типа военных училищ) из Европейской части СССР на Урал и в Сибирь.

Можно даже сказать, – жертвуя первым стратегическим эшелоном Красной Армии, Сталин решил судьбоносную задачу для страны – сохранил военно-экономический потенциал, который смог затем обеспечить всем необходимым главные силы Красной Армии и тем самым обеспечить победу над немецко-фашистскими захватчиками.

Герой Советского Союза, генерал армии Валентин Варенников

Президент Российской ассоциации Героев Советского Союза, Героев России и кавалеров ордена Славы трех степеней.