Текст книги "Джуна. Тайна великой целительницы"

Я входил в дверь, за которой находилась Джуна, в отличие от поэта, без тени сомнения, до сессии двух академий. Мне казалось, ее час пробил, коль раз даже члены Академии наук СССР пишут об «экстрасенсах» – людях, обладающих экстрасенсорным, то есть сверхчувственным восприятием.

В конференц-зале «Московской правды», где выступал известный философ Спиркин, я услышал:

«Вот если бы здесь на сцене был такой сильный экстрасенс, как Джуна Давиташвили, то она бы дала вам энергию всем, и вы бы, подняв руки, почувствовали (подавляющее большинство, примерно девяносто пять процентов сидящих в зале) ее сильное биополе…».

В этот момент раздалась реплика из зала.

– А приборы ее чувствуют?

– Нет.

– Почему?

– Такая специфика. Когда проверяли Джуну, приборы не чувствовали. Но у нее очень сильное биополе…

Я слушал, что говорилось в зале, а перед глазами вставала другая героиня, другой феномен, встреча с которым состоялась в Ленинграде.

Вблизи знаменитого Кировского завода, в одном из серо-кирпичных типовых домов увидел я в начале 1968 года тогда Нинель Сергеевну Кулагину, домохозяйку, мать троих детей, жену инженера-судостроителя Балтийского завода Виктора Васильевича, пытливого и склонного к научным изысканиям. Его жена обладала способностью передвигать самые разные предметы без прикосновения рук. Умела она и многое другое, что считалось фокусом, в лучшем случае – мошенничеством, и шарлатанством – в худшем. Так, Кулагина читала пальцами, руками засвечивала в темноте фотопленку в черных конвертах, оставляла рисунок именно такой, какой хотела она и испытатели. Ей повиновалась магнитная стрелка компаса, она вращала ее в любую сторону, вращала и сам компас вместе с ремешком!

Вместе с Эдуардом Наумовым, тогда молодым биологом, энтузиастом, показавшим любительский фильм о Нинель Кулагиной, снятый ее мужем, в редакции «Московской правды», мы поехали в Ленинград. Я увидел на экране, как в кабинете великого Менделеева в Институте метрологии женщина средних лет с ямочками на щеках играла маятником старинных настенных часов в стеклянном футляре красного дерева, ускоряла и замедляла ход как хотела! То был далеко не легкий предмет. Мы хотели сделать фильм о телекинезе. Я позвал на съемку моего друга Николая Рахманова, известного фотографа, а фильм снимали приглашенные Эдуардом кинооператоры Ленинградской студии научно-популярных фильмов. Его сразу засекретили.

Фильм получился короткий, но замечательный. Нинель Сергеевне все тогда удавалось – быстро и легко, а надо сказать, что телекинез требует величайшего напряжения физических и духовных сил. Порой безуспешно манипулировала руками над компасом, но стрелка не повиновалась. Но когда удавалось ее раскрутить, все шло как по маслу. На радостях вертела стрелку даже не поднося к компасу руки. Ей достаточно было вращения головы. Казалось, стрелка подчиняется мысленному приказанию!

Вскоре нам с Наумовым удалось организовать приезд Кулагиных в Москву, встречу с учеными Физического института Академии наук СССР, знаменитого ФИАНа, и физиками кафедры физического факультета МГУ, руководимой профессором Ремом Хохловым, будущим академиком и ректором университета.

– Если Кулагина фокусница, то гениальная, – сказал мне профессор, сидя за рулем «Волги», везущей на заднем сидении из гостиницы в университет Кулагину с мужем, – но тут, по-видимому, дело не в нитях…

Три дня физики наблюдали за действиями Нинель. Ее усадили за массивный письменный стол, расположив на нем разные предметы под стеклянным круглым колпаком. Колпак понадобился, чтобы убедиться в очевидном: передвижение производится не с помощью тончайших невидимых нитей, демонстрируется не фокус, а явление природы.

Все что хотели, физики увидели. Вели протокол. Снимали фильм. Но протоколы об экспериментах сопроводили припиской, что поставлены «некорректно». Кто мешал поставить все правильно по законам науки?

* * *

Версия о невидимых тончайших нитях оказывала самое серьезное влияние на судьбу не только непознанного явления, но и семейства Кулагиных. Нинель удивляла домашних и друзей. Среди прочих талантов у нее проявилась способность к жжению. Рукой могла, прикоснувшись к телу, обжечь, да так сильно, что на коже оставался ожог, самый натуральный, появлялись волдыри…

В середине шестидесятых годов Кулагина познакомилась с профессором Ленинградского университета членом-корреспондентом Академии медицинских наук Леонидом Васильевым, учеником великого физиолога Бехтерева, всю жизнь интересовавшегося исследованием феноменов. Профессор до войны изучал телепатию, внушение на расстоянии в лаборатории Бехтеревского института. Ему же удалось в 1960 году организовать лабораторию для изучения мысленного внушения в Физиологическом институте университета в Ленинграде.

Экстрасенс Нина Сергеевна Кулагина в начале 1960-х годов прославилась на весь Советский Союз как Нинель Кулагина.

Ее феномен исследовали в Институте радиоэлектроники АН СССР

Именно Васильев всю жизнь оставался верен заветам учителя – не прекращал исследований труднообъяснимых явлений, хотя подвергался гонениям. Его, как водилось, обвиняли в идеализме, мистицизме, пособничестве шарлатанству. В 1959 и 1962 годах, в «оттепель», профессору удалось издать в Москве в Госполитиздате книги «Таинственные явления человеческой психики» и «Внушение на расстоянии».

В первой работе он в нескольких строчках упоминает о телекинезе. Не более того. Тогда же в его лаборатории начались негласно эксперименты с Кулагиной, и она публично продемонстрировала телекинез. Когда ей это удалось, профессор, не скрывая чувств, обратился к присутствующим и спросил: «Вы видели?».

И услышал от каждого: «Да, видел!».

Профессор явно волновался, молча оглянул сотрудников лаборатории, преподавателей университета и с пафосом произнес:

– Друзья, да, вы видели редчайшее явление природы, но прошу вас, никому об этом не говорите!

Почему так разволновался профессор, просил хранить тайну – то, что показала в лаборатории Кулагина? Какой такой секрет представлял невинный телекинез?

Классическая психология выводит за свой круг телекинез, относит его к «парапсихологии», считавшейся в СССР «лженаукой». Профессор лучше всех понимал, какие беды грозят обладательнице редчайшего дара.

Среди других необъяснимых феноменов телекинез является особенно крамольным. Я написал выше, что предметы как бы подчинялись мысленному приказу Кулагиной. Вот здесь-то и подстерегала профессора опасность: стоило об этом сказать, написать, как раздавался карательный окрик:

– Как?! Разве можно мыслью передвигать физические тела?! Ведь мысль идеальна, физически не существует, как можно НИЧЕМ передвигать НЕЧТО? Да ведь это же махровый идеализм!

Но кто сказал, что передвижение производится мыслью? Это только кажется, что мысленное приказание целиком ответственно за вращение стрелки компаса. Нужно исследовать, что на самом деле происходит в момент передвижения и с руками Кулагиной, и с ней самой, и с теми предметами, которые передвигаются.

Эта работа требует лаборатории, оснащенной новейшей аппаратурой, требуется время, сотрудники, средства, причем немалые. Наконец, нужно, повторюсь, мужество исследовать то, что при советской власти несло на себе ярлык идеализма.

У профессора Леонида Леонидовича Васильева сил, чтобы прикрыть Нинель Кулагину и ее семью, когда над ней после клеветы в прессе Ленинграда разразилась буря, не осталось. Он скончался в глубокой печали, что не довел главное дело жизни до конца.

После смерти профессора в его бывшей лаборатории сначала тихо, потом громко стали говорить, я это слышал своими ушами: телекинез осуществляется тонкими невидимыми нитями! Так родился злостный миф, преследовавший много лет Кулагину и ее мужа, которого считали пособником жульничества. Об этом и сегодня можно услышать и прочитать.

У Кулагина оставалась надежда на знаменитый институт метрологии. Попасть в него члену партии помог райком КПСС по месту жительства, куда Виктор Васильевич обратился за помощью. Строителю кораблей казалось: здесь, в институте, основанном великим Менделеевым, служат люди, способные провести тонкие научные наблюдения.

Однако именно здесь родился другой лживый миф: стрелка компаса перемещается магнитом, спрятанным под одеждой!

Наконец, третий институт в Ленинграде, носящий имя Бехтерева, дал в 1964 году в печать – заключение, где Н.С. Кулагина названа «аферисткой». Это была клевета уголовного порядка, достойная суда.

Предпринятая мною попытка реабилитировать Нинель Сергеевну в стенах Московского университета и ФИАНа до конца не удалась… Опыты, как сказано выше, физики признали «некорректными».

С тех пор стоило мне где-нибудь среди ученых сказать о Кулагиной, как тотчас слышал:

– Движет предметы, говорите, вращает стрелку компаса?

– А тарелки и блюдечки она движет, столы вертит?

– Да ведь это, молодой человек, известное всем разоблаченное давно «столоверчение», да это же низкопробный спиритизм, высмеянный еще Фридрихом Энгельсом в его статье «Естествознание в мире духов»… Почитайте статью…

О Нинель Кулагиной не только были даны постыдные заключения трех институтов. Написаны десятки лживых статей. Вышли книги, где пишется о ней, как о необыкновенной «шарлатанке», обманывающей простаков-ученых. Вместе с ней досталось и мне после очерка в «Московской Правде» как пропагандисту лженаучных измышлений. Орган ЦК партии газета «Правда» напечатал заметку «Чудеса в решете», где мне напомнили о герое Гоголя, глотавшего летевшие в рот галушки. Пришлось писать объяснительные записки в ЦК и МГК КПСС, отступить: плетью обуха не перешибешь… Это было в 1968 году.

Поэтому летом 1980 года, услышав публичное выступление члена-корреспондента Академии наук СССР, я вспомнил давнюю историю с телекинезом и подумал – не настало ли время вернуться к заветной теме? Вспомнил, что получил в редакцию газеты письмо, где выражалась поддержка, делалась попытка объяснить телекинез с философских материалистических позиций. Автор письмо подписал: А. Г. Спиркин, вице-президент Философского общества СССР… Но даже столь высокое общественное положение автора не помогло: опубликовать его мнение в «Московской правде», где я служил, мне не удалось.

Я решил испытать судьбу еще раз. На следующий день я поспешил на улицу Усиевича вблизи метро «Аэропорт». Здесь находился дом, давший кров Джуне. Это случилось 2 июня 1980 года, напоминанием чему служит ее автограф с датой, оставленный на странице апрельского номера журнала «Литературная Грузия», где опубликован очерк писателя Реваза Джапаридзе под названием «Мистика или реальность?». Содержание очерка подводило читателя к однозначному ответу: феномен Джуны – реальность. В очерке описывались случаи излечения простатита (воспаления предстательной железы), язвы желудка, тремора рук и ног, то есть болезни Паркинсона, гипертонии, бронхиальной астмы, облитерирующего эндеартерита и паралича нижних конечностей…

Случаи описывались фантастические. Некий житель Тбилиси после паралича ног четыре месяца принимал общий массаж, физиотерапию, лекарства… Ничего не помогло. Попробовал иглотерапию – тот же результат. Получил инвалидность первой группы. «Безвыходность положения привела меня к Джуне Давиташвили, – писал пациент В. Г. Сучков. – После 30 сеансов впервые поднялся, опершись на собственные ноги, и начал передвигаться с помощью костылей. Полностью утерянная чувствительность восстановилась до пяток. Каждый день приносит мне улучшение».

Особенно удивило меня отношение врачей Министерства здравоохранения республики. «Живое внимание, – заключал очерк писатель, – которым окружена Джуна Давиташвили со стороны медицинской общественности Тбилиси, заинтересованность, которую высказывает Министерство здравоохранения республики к ее экспериментам – все это служит гарантией того, что очень скоро с одобрения вышестоящих инстанций в столице откроется лаборатория по исследованию проблем биоэлектроники».

Однако автор проявил излишний оптимизм, выдав желаемое за действительное: никто не спешил создавать лабораторию. Минздрав республики сформировал комиссию, и эта комиссия дала заключение: никакой Джуна не феномен, а наблюдаемые случаи исцеления объясняются внушением. Поэтому, когда за ней приехал сын члена ЦК правительства СССР, взяв на руки сына, она поехала искать счастья в Москву.

Ее пригласил в лабораторию профессор Спиркин. Начались встречи в редакциях журналов. В мартовском номере популярного журнала «Техника – молодежи» появилась статья «Познавая психобиофизическую реальность». Но без имен феноменов. В ней подробно говорилось о наличии некоего биополя. Это понятие, впервые введенное в науку советским биологом А.Г. Гурвичем, появилось в 1944 году в монографии «Теория биологического поля». Им объяснялось воздействие на больных. «Биополем» объяснялся и феномен Джуны.

Она говорила журналистам:

«Когда я провожу рукой вдоль человеческого тела, мои пальцы начинают испытывать самые разные ощущения. То вдруг начинается покалывание, то чувство тепла, то холод… Так, например, раковая опухоль вызывает резкое ощущение холода в руке».

На глазах корреспондента Джуна залечила незаживающую язву.

«Сняты бинты. Черный круг на коже, в центре которого углубление, слегка увлажненное, – писал очевидец. «Сейчас я сделаю несколько движений, рана подсохнет, потом сквозь подсохшую корочку начнет сочиться кровь, а потом все затянется», – заявляет Джуна. Она начинает водить по коже вдоль черного пятна пальцами левой руки. Все происходит так, как она говорила. Подсыхает рана. Засохшая корочка. Вот она покраснела. Проступили мельчайшие капельки крови. «Все!… Я думаю, – говорит Джуна, – нужен еще один сеанс, после чего можно будет сказать, что излечение произошло». Итак, проинформированный о чудесах Джуны, я без стука вошел в дверь незапертой квартиры, предоставленной в ее распоряжение. Квартира находилась на верхнем этаже многоэтажного дома. По его лестнице, начиная от подъезда, вдоль стен на ступеньках и площадках стояли люди. Они дожидались своей очереди. Люди вели себя тихо, чтобы не нарушить покой жильцов, подвергшихся нашествию непрошенных гостей.

Сияние от рук во время лечебного сеанса

Попал я в обычную московскую квартиру. Большая смежная комната, заставленная по стенам мебелью, увешанная сувенирами, привезенными из зарубежных поездок (сомбреро, африканские маски и тому подобное), являлась приемной Джуны. Здесь я ее впервые увидел. Стройная, выше среднего роста, похожая на цыганку, как мне показалось, молодая женщина, необычно подвижная и темпераментная, была вся заряжена жизненной силой.

В одно и то же время разглядывала всех, кто входил, переговаривалась с домашними – родственниками и знакомыми, помогавшими ей по хозяйству и в уходе за маленьким сыном, брала часто звонивший телефон, вела бурные переговоры на русском, грузинском и ассирийском языках, и в то же время помахивала руками над головой, плечами, грудью, животом, ногами тех, кто стоял перед ней. Иногда она сажала в кресло, если это ей требовалось, процедура продолжалась недолго, всего несколько минут, кому доставалось полторы, кому две и три минуты, кому больше. Но все вершилось довольно быстро – люди входили и уходили, не особенно задерживаясь. И не расплачиваясь.

В числе тех, кто заполнял квартиру, начал различать знакомые лица, виденные на экране телевизора. Прошел в дверь, ни на кого не глядя, известный писатель Леонид Леонов, начавший творческий путь с благословения Максима Горького.

Появился молчаливый композитор, чьи песни пела вся страна. Вошел широкоплечий эстрадный певец и другие столь же популярные люди.

Джуна всем уделяла одинаковое внимание, а как случилось с эстрадным певцом – вообще никакого внимания не уделила. Видимое исключение составляли двое – Аркадий Райкин и Роберт Рождественский. С ними она удалялась в маленькую изолированную комнату и проводила сеанс более длительный.

В эту маленькую комнату пригласила она и меня после долгого ожидания. Впрочем, я не спешил, осваивался с необычайной обстановкой. В тот день со мной пришла к Джуне знакомая журналистка К., женщина средних лет. Но с иной целью, чем я. Не писать. Лечиться. Упросила Джуну обследовать себя.

Встала Джуна перед К. и словно начала читать, глядя на больную, как на афишу, не поднимая рук:

– Хронический холецистит. Беспокоит давно.

– Часто тошнит.

– Шейный позвонок забит солями.

– Гинекология в порядке.

Нарушение нервной вегетативной системы.

– В целом здорова. Предрасположения к раковым опухолям – нет.

Моя знакомая стояла онемевшая. Довольная произведенным эффектом, Джуна пояснила:

– Это я диагностировала общее состояние. Но могу каждый орган в отдельности проверить. И глаза, и уши…

Тишина длилась недолго.

– Дайте мне кафедру и институт. Я хочу раскрыть медикам глаза, – заговорила она вдруг с яростью, обращаясь к нам, журналистам. Так я впервые услышал и увидел Джуну в роли проповедника, хотя, честно говоря, не придал особого значения ее словам. Лечить и диагностировать – считал возможным. Но дать кафедру и институт?!

Спустя семь дней после первого стихотворения, посвященного Джуне, И. Панова написала стихи, поддавшись страстному желанию своей героини передать людям свой дар.

 
Один человек научился летать
и было ему удивительно просто,
ну, скажем, рукою до тучи достать,
хоть был он не очень высокого роста.
Он сам не гадал, отчего, почему,
летал – вот и все. Но гадали другие,
за что от рожденья достались ему
высокого неба поля голубые.
А он улыбался: «Я вас научу.
Хотите лететь? Я открою секреты.
Вы только поймите, что я не шучу,
поверьте в себя – и сумеете это».
Но люди смотрели, как быстро с земли
он вверх поднимался свободно и смело,
да только поверить в себя не могли.
Выходит, и это – нелегкое дело!..
 

У меня Джуна поначалу вызывала иные чувства. В глаза бросилось отсутствие порядка, шум и неразбериха, бесконечные телефонные звонки, хлопанье дверей, все то, что так не подходит к таинству исцеления. Было поэтому неожиданным вдруг оказаться в комнате вдвоем, где никто не шумел, не смотрел умоляющими глазами в ожидании, пока она начнет священнодействовать руками-крыльями.

Часа два мы смогли поговорить без помех. Меня интересовали подробности ее жизни, волновал вопрос – видит ли она действительно так называемую «ауру», свечение над головами людей, о котором писал профессор Спиркин? Хотелось на себе испытать способности Джуны, чтобы она продиагностировала, дала почувствовать свой дар.

Всему, что она говорила, я мог верить и не верить, доказательств никаких не было – все могло показаться. Но когда Джуна, посмотрев мне в лицо, сказала, что один глаз, правый, сигналит слабее левого, я потерял покой. Увидеть это невозможно, родственники и знакомые не замечают никогда моего недостатка зрения. Диагноз – врожденный астигматизм, зрение на правый глаз – ОД, хотя увидеть, что глаз плох – невозможно. Окулисты устанавливают болезнь, заглянув в глаз через увеличительное стекло.

От Джуны, не теряя времени, пришел домой и на одном дыхании без помех написал очерк, воспользовавшись тем, что домашние находились в Карпатах, в санатории. Там моя одиннадцатилетняя дочь принимала курс лечения после перенесенной тяжелейшей желтухи. У нее увеличилась, как это обычно бывает после этой болезни, печень.

Очерк положил в письменный стол, а на следующий день, встретив жену и ребенка, не дав им передохнуть с дороги, повез к Джуне, не предупреждая о визите. Впрочем, она не удивилась. Ничего не спрашивая, усадила перед собой на диван жену и дочь и сначала поведала о медицинских проблемах жены, а потом, протянув руку к дочери, сразу сказала о главном:

– У нее увеличена печень, она недавно перенесла желтуху, ей внесли инфекцию.

Это действительно было именно так – внесли инфекцию во время прививки в школе, где желтухой заболели сразу несколько одноклассников. Кроме того, Джуна заметила, что у дочки болит горло, она простужена: тоже оказалось сущей правдой, тонзиллит не давал нам покоя.

Рука потянулась к печени. Ребенок мой, не дожидаясь вопроса, сказал, что почувствовал тепло. От Джуны жена поехала в поликлинику, где терапевт подтвердил, да, печень увеличена, несмотря на то, что почти месяц проводился курс лечения в специализированном санатории.

Таким образом, вместе с ребенком я начал каждый день наносить визиты Джуне. Где-то на шестой или седьмой день она, как обычно делает, когда довольна результатом, глубоко вздохнула и коротко сказала: «Все, теперь у нее норма. Через месяц повторим курс для профилактики». Опять мы поехали в детскую поликлинику, к терапевту, и тот подтвердил: печень вошла в норму, сказался, по-видимому, результат лечения в Карпатах.

Вот тогда я понял, что врачам доказать воздействие Джуны очень трудно. Действительно, эффект лечения на курорте мог сказаться не сразу, наконец, случается, печень и сама под влиянием защитных сил организма справляется с недугом.

Жена во время посещений Джуны лечила отложение солей, доставлявшее ей месяцами неприятные ощущения. На седьмой день боль в затылке исчезла, она даже не заметила, как это произошло, забыла, что собиралась днем ехать к Джуне. И не поехала. А я – зачастил.

Джуна начинала работу довольно поздно, после полудня. К тому времени квартира набивалась людьми. Приняв всех, наскоро перекусив всухомятку, уносилась в очередную поликлинику. Я беседовал с людьми и узнавал разные удивительные истории. Большинство их никому неизвестны, потому что Джуна записей не вела. Некоторые благодарные люди оставляли ей свои, как она говорила, отзывы. Их накопилось к моему приходу много. Она со всех сняла копии и сброшюровала «отзывы» в книгу.

Книга та хранится у меня. И могла бы быть издана как интереснейший документ в истории медицины. Кроме «отзывов», есть на страницах книги рентгеноснимки, кардиограммы, результаты онкологических наблюдений, фотографии, сделанные с экрана термовизора, одним словом, даны объективные показания.

Эффект Джуны лучше всего проявлялся на детях, страдавших косоглазием. К ней приносили на руках младенцев с врожденным недугом. Как рассказывали родители, эту болезнь обычно начинают лечить, когда дети подрастают, процесс лечения длительный. На моих глазах к Джуне поднесли младенца, и она, не прикасаясь руками к его глазкам, как бы поглаживала розовое личико. Не минуты, а секунды длилось воздействие.

Один из сеансов на дому

Я застал молодую пару, которая принесла Джуне младенца в последний, седьмой по счету, раз. Счастливая мать дала мне полюбоваться глазами младенца, ставшими такими, как у всех здоровых детей. Таких случаев наблюдал несколько. Именно они рассеяли мои последние сомнения. Эффект от лечения руками Джуны был налицо. Дети, как известно, в таком младенческом возрасте не поддаются гипнозу и внушению. Воздействие такого рода на кривизну глаз вообще исключается. Само собой косоглазие, увы, не проходит. В возрасте нескольких месяцев не лечат косоглазие. Вот и выходит, что ничем другим, кроме как воздействием Джуны, нельзя объяснить исцеление.

Раскроем книгу «отзывов».

Кто из врачей в Москве отважился впустить Джуну в поликлинику, кто позволил надеть белый халат? Пионером оказалась районная поликлиника № 112 Краснопресненского района. В короткой справке, подписанной кандидатом медицинских наук К. И. Левченко, заместителем главного врача по лечебной части, сказано, с 5 мая по 12 мая 1980 года Джуна лечила 11 больных, страдавших неврологическим остеохондрозом позвоночника, острым плекситом и радикулитом. Цитирую:

«Отмечен выраженный эффект применяемого метода: снятие болевого синдрома наступает после первого сеанса (во всех 11 случаях), у ряда больных (7 человек) излечение наступило через стадию обострения на 2–3 день». И вывод: «Применяемый Е.Ю. Давиташвили метод представляет большой теоретический и практический интерес и заслуживает широкого внедрения в медицинскую практику».

В Москве Джуна, как и в Тбилиси, нашла лечебницы, где смогла получить поддержку практических врачей, для которых в первую очередь важен факт исцеления.

Но врачи-ученые, которые должны были все, о чем здесь идет речь, объяснить, создать условия для исследований, не спешили… Более того, с каждым днем начало нарастать их противодействие. Джуна к тому времени стала закаленным бойцом и, хотя тяжело переживала каждый недружелюбный взгляд, злое слово, не щадила себя и работала на износ.

Кроме районной поликлиники, по-прежнему появлялась в поликлинике Госплана СССР.

Джуна жила надеждой, что вот-вот выйдет отчет о встрече с ней в редакции «Огонька», где выступала среди других главный врач поликлиники Госплана Ирина Чекмачева, подписавшая два отзыва. В этой поликлинике попутно с лечением проводили «региональную реографию на аппарате Галимо с реографическими индикаторными блоками до сеанса лечения и после». То есть занялись наукой. Прибор показал, что увеличивается кровенаполнение периферических тканей, уменьшается емкость венозных сосудов, и повышается тонус магистральных сосудов. Во время лечения остеохондрозов, радикулитов проходили и сопутствующие заболевания. У кого исчезала хроническая головная боль, у кого застарелая изжога или бессонница, приступы удушья…

Вывод, сделанный главным врачом Чекмачевой, был такой же, как и в поликлинике № 112, – метод Джуны требует изучения и внедрения. Научные исследования в поликлинике проводила сотрудница лаборатории функциональной диагностики ЦИТО – Центрального научно-исследовательского института травматологии и ортопедии Т. А. Николаева, сделавшая 43 записи с помощью аппаратуры. Пространный отчет, подписанный ею 2 июля 1980 года, наполненный информацией, содержащей множество терминов и цифр, полностью подтверждает вывод, сделанный врачами двух поликлиник.

Всю информацию я внимательно изучил, но включать в очерк не стал, решил приберечь аргументы в борьбе, которая, предчувствовал, начнется. Принес написанное в «Комсомольскую правду», газету с многомиллионным тиражом, не раз выступавшую в защиту гонимых.

В редакции слышали о Джуне; она успела побывать в гостях во многих газетах и журналах, клубах. Мой очерк «На прогулку в биополе» набрали без всякой правки. Единственное, о чем меня попросили, – сопроводить мои слова комментарием крупного ученого, который подтвердил бы реальность фактов и их объяснил. На ум пришло имя Спиркина. Но к тому времени он успел выступить во многих редакциях, мои знакомые из мира науки поговаривали, мол, занялся философ не своим делом. Однако не это меня остановило. Мне хотелось получить поддержку физика.

К тому времени академика Хохлова, оставившего мне домашний телефон, не было в живых, он погиб, штурмуя горы. Не стало и профессора Вениамин Пушкина, успевшего дать Джуне письменный отзыв. 23 февраля 1978 года он подписал письмо, озаглавленное «Представителям общественных, медицинских и научных организаций г. Тбилиси», подтвердив, что «исследования показали наличие у Е. Ю. Давиташвили способностей, которые могут быть охарактеризованы как психоэнергетические». Эти способности, как писал профессор, проявлялись в диагностировании состояния внутренних органов и систем, а также в восстановлении регуляции нарушенных функций. Джуна была им исследована в лаборатории эвристики НИИ общей и педагогической психологии Академии педагогических наук СССР. «И в этой связи, – заключил профессор, – убедительная просьба оказывать всяческое содействие целительской деятельности Е.Ю. Давиташвили, поскольку материалы, полученные в ходе этой деятельности, имеют большое научное значение». И подпись: доктор психологических наук, профессор В. Н. Пушкин. Ее заверил заведующий отделом кадров института.

Кто бы мог взять на себя смелость и поддержать публикацию? Вспомнил: академик Кобзарев выступал на страницах «Техники – молодежи» и рассказывал о Розе Кулешовой, обладавшей эффектом «кожного зрения». Меня поразили слова академика, где он прямо говорил, что ученый, который не может отличить факт от вымысла, не может считать себя ученым в том случае, когда ему предоставляется полная возможность для проверки факта. За этими словами мне слышались некрасовские строки, которые, перефразируя, можно было бы сказать так: ученым можешь ты не быть, но гражданином быть обязан.

Я обратился к Юрию Борисовичу с просьбой прочесть подготовленную публикацию. Академик благожелательно выслушал меня. Отрекомендовавшись, я сказал, что однажды писал о Кулагиной и этим все ему прояснил. Академик за два года до моего звонка видел телекинез в ее исполнении. Ученый не стал откладывать дело в долгий ящик, а пригласил к себе во всем известный в Москве «Дом на набережной», у Большого Каменного моста. На встречу я отправился, прихватив пишущую машинку, надеясь, что академик сразу продиктует свои слова, и я их тут же напечатаю…

Просторная квартира была во всех углах заставлена какими-то радиоприборами, похожими на те, что я видел когда-то в школьном физическом кабинете. Показал Юрий Борисович мне хитроумный приборчик, им самим сделанный, на котором он собирался еще раз проверить способности Кулагиной: их он, не колеблясь, считал феноменальными. Ее принимал не раз в своей квартире, где она демонстрировала передвижение тех же самых предметов, которые передвигала на моих глазах.

Джуну академик Кобзарев не видел, но целительство ему было знакомо, поэтому он согласился помочь. Пишущую машинку открыть не пришлось, академик не любил диктовать. Пообещал написать сам, что и сделал через несколько дней. Так редакция получила за подписью академика, по сути, статью, где не только шла речь о «наложении рук», но и поминалось о телекинезе, причем впервые сообщалось: обнаружено оптическое свечение и ультразвуковые волны, исходящие от рук.

Привез статью академика, однако надежда на публикацию стала слабеть. Хотя Джуна и ездила каждый день в поликлиники, визиты эти совершались неофициально, тайно от Минздрава СССР. Официального отношения к ней никто не высказывал. Я решил заручиться поддержкой министра здравоохранения СССР действительного члена двух академий – АН СССР и АМН СССР – Бориса Васильевича Петровского.

С ним я встречался, проводил у него в кабинете встречу с журналистами, поэтому надеялся, что он внимательно отнесется к моим словам. А просьба была одна – провести официальные испытания способностей Джуны. Еще мечтал, хорошо бы провести эксперимент по заживлению язвы, описанный в печати.

Едва начал говорить по телефону, как академик двух академий остановил меня:

– Все это абсурд – распутинщина. Джуна – это Распутин в юбке. У нее нет диплома, все что окончила – курсы массажистов. Комиссия Минздрава Грузии разобралась во всем.