Текст книги "Прохоровка без грифа секретности"

Нанесение контрудара облегчило положение 1-й танковой армии, сорвало замысел врага по ее разгрому и позволило ее войскам и в последующем успешно противодействовать 48-му тк противника в сложной обстановке.

М.Е. Катуков вспоминает: «<…> во второй половине дня фашисты предоставили нам небольшую передышку. Как выяснилось, гитлеровцы в это время вынуждены были бросить основные силы против наших контратакующих войск. Это дало мне возможность перегруппировать [силы] и усилить наиболее танкоопасные направления»¹⁰⁰.

А историкам и исследователям остается только сожалеть о досадных ошибках и просчетах в организации контрудара (это прежде всего относится к разведке, в том числе авиационной, в интересах танковых корпусов), артиллерийской и авиационной подготовки и управлении войсками. Это не позволило более эффективно использовать 600 танков четырех корпусов. В связи с событиями 8 июля невольно возникает вопрос, насколько оправданна постановка таких глубоких боевых задач соединениям (18–25 км для 10-го и 2-го тк) при проведении контрудара в сложившейся обстановке? Например, 2-му гв. танковому корпусу ставится задача нанести удар в западном направлении на Лучки <…> Окружить и уничтожить противника, после чего наступать в направлении Лучки, Гонки, Болховец. Ближайшая задача овладеть районом Гонки, имея в виду в дальнейшем овладеть районом Болховец, Стрелецкое. Окружение и уничтожение танковой группировки противника требует значительного напряжения сил и времени. Именно это могло бы стать содержанием ближайшей задачи корпуса, а не овладение рубежом в 13 км южнее.

Вероятно, поэтому командир 2-го гв. тк вместо сосредоточения сил на указанном направлении и разгроме противника в районе Лучки нанес удар, что называется, не «кулаком, а растопыренными пальцами» на фронте 12–14 км, рассчитывая на быстрое выполнение ближайшей задачи – выход в район Гонки. Если бы танковые корпуса совместными действиями сумели разгромить части противника в районе Лучки, перерезать основную дорогу Белгород – Обоянь и закрепиться на захваченном рубеже, это был бы сильнейший удар по наступательным планам противника. Немцы после Сталинграда стали весьма чувствительны к угрозам «котлов».

История не терпит сослагательного наклонения. Однако рассмотрение возможных альтернативных вариантов решений командиров и действий войск порой помогает лучше понять, почему все произошло именно так, а не иначе. Постановка войскам задач, не соответствующих их боевым возможностям, с «запасом» (этим грешили многие наши военачальники – мол, выполнят задачу на 50 % – и то хорошо), не такое безобидное дело, как кажется. Подчиненные командиры, стремясь выполнить задачу, превышающую боевые возможности войск, зачастую попадали в тяжелое положение. А неудача приводила к большим потерям и, как правило, последующему отходу.

Н.Ф. Ватутин ставил в заслугу войскам Воронежского фронта, что бой танковых соединений не носил пассивный характер. На вклинение противника в оборону наши войска немедленно отвечали контратаками танковых резервов из глубины. Командование вермахта хорошо изучило нашу тактику и всегда уделяло особое внимание обеспечению флангов своих ударных группировок при прорыве обороны, особенно когда противник еще не израсходовал свои резервы. На флангах участков прорыва немцы выставляли сильные противотанковые заслоны, сохраняя свободу маневра для танковых соединений.

Начальник штаба ОКХ (главного командования сухопутных войск) генерал-полковник Ф. Гальдер, приводя в своем дневнике сообщение группы армий «Центр» о захваченном русском приказе, еще в 1941 г. записал: «<…> русское командование стремится фланговыми ударами отрезать наши танковые соединения от пехоты. Теоретически эта идея хороша, однако осуществление ее на практике возможно лишь при численном превосходстве и превосходстве в оперативном руководстве…»¹⁰¹.

В полосе Центрального фронта контрудар силами 16-го тк 2-й танковой армии и 19-го тк из резерва фронта был нанесен во второй день операции. В 3.50 6 июля после артподготовки перешел в наступление 16-й тк. Его 107-я тбр попала под огонь «тигров» и в самое короткое время потеряла 46 танков из 50. Командир корпуса во избежание потерь остановил наступавшую за ней 164-ю тбр и приказал ей отойти в исходное положение. Потерпел неудачу и отошел на прежний рубеж и 19-й тк. Контрудар фронта не достиг поставленной цели, а войска понесли значительные потери. КК Рокоссовский немедленно внес поправки в план операции. Учитывая качественное превосходство врага в танках, войска получили приказ танками подкрепить боевые порядки пехоты, зарыть их в землю для ведения огня с места. Использование танков для контратак разрешалось только против пехоты, а также легких танков врага, и то только при условии, когда боевые порядки гитлеровцев будут расстроены огнем¹⁰². И это в полосе фронта, где наши войска почти в 2 раза превосходили противника по числу танков!

Предвидя обвинение в слишком подробном, детальном изложении хода боевых действий (это мнение обозначилось после первой публикации книги), в оправдание скажем, что именно отсутствие деталей и подробностей при общей размытости в подаче событий как раз и характерно (и выгодно) для создания мифов. Бог и дьявол в деталях, говорят французы. К сожалению, недооценка боевых возможностей противника и недочеты в организации разведки, контрударов, особенно в вопросах организации поражения противника огнем артиллерии и ударами авиации, поддержания взаимодействия, обеспечения флангов и стыков повторялись и в последующем.

В связи с этим процитируем документ, который, как нам кажется, имеет отношение к поднятому вопросу. Несколько позже, уже в ходе контрнаступления в августе 1943 года, И.В. Сталин в директиве, адресованной командующему Воронежским фронтом (копия – Г.К. Жукову), строго отчитает Ватутина:

«События последних дней показали, что Вы не учли опыта прошлого и продолжаете повторять старые ошибки как при планировании, так и при проведении операций.

Стремление к наступлению всюду и к овладению возможно большей территорией без закрепления успеха и прочного обеспечения флангов ударных группировок является наступлением огульного характера. Такое наступление приводит к распылению сил и средств <…>

В результате <…> наши войска понесли значительные и ничем не оправданные потери…

Я еще раз вынужден указать Вам на недопустимые ошибки, неоднократно повторяемые Вами при проведении операций <…>»¹⁰³.

На корочанском направлении войска 7-й гв. армии генерал-майора М.С. Шумилова оказывали упорное сопротивление соединениям 3-го тк противника. В документах врага приводится много фактов упорства и самоотверженности русских солдат, которые «защищали свои позиции и дзоты до последнего патрона или гранаты. Гарнизоны огневых сооружений приходилось выжигать огнеметами». Огнеметные танки действовали группами по 6–9 машин. В ходе боев при прорыве первых двух полос обороны были выведены из строя почти все приданные 19-й танковой дивизии «тигры». Особенно досаждали противнику артиллеристы и саперы.

Еще 7 июля в дневнике верховного командования вермахта появилась запись: «Наши потери в танках из-за мин значительны, прежде всего, у армейской группы «Кемпф».

Соединения 3-го тк были вынуждены буквально «прогрызать» оборону русских, пытаясь прорваться к шоссе Белгород – Короча. Командир корпуса генерал Брейт неоднократно обращался с просьбой усилить поддержку его соединений авиацией. Но основные силы 8-го авиакорпуса были сосредоточены на направлении главного удара армии Гота.

В связи с отставанием группы «Кемпф» следовало опасаться повторных, хотя и недостаточно организованных, но сильных контрударов русских. Пришлось принимать меры по закреплению рубежа по Липовому Донцу. 8 июля наша разведка зафиксировала возведение проволочных заграждений и установку мин в районе Нечаевка, Лучки. И Манштейн торопит генерала Кемпфа с наступлением в северо-восточном направлении, чтобы в предвидении подхода крупных резервов русских надежно обеспечить правый фланг армии Гота. Одновременно планировалось окружить силы русских, продолжавших удерживать свои позиции в Старом Городе и междуречье.

В этом районе в полуокружении продолжали мужественно сражаться воины 81-й гв. сд, отрезанной в результате обхода с востока от основных сил армии. В связи с этим дивизия была переподчинена 69-й армии генерал-лейтенанта ВД. Крюченкина. Она продолжала удерживать занимаемый район и нуждалась в быстрой помощи. Необходимо было как можно скорее закрыть разрыв между полу-окруженной 81-й гвардейской и 73-й стрелковыми дивизиями. В советских военных учебниках приводится пример хорошей организации марша стрелкового полка 92-й гв. сд в предвидении встречного боя с противником. Дивизия утром 6 июля получила задачу совершить форсированный марш и к 16.00 следующего дня перейти к обороне на рубеже Старый Город, Ближняя Игуменка, Севрюково и не допустить прорыва крупной танковой группировки вдоль шоссе Белгород – Короча. На подготовку ночного марша на 35 км затратили непозволительно большое время (доклады, митинги). Исходный пункт головной 280-го гв сп прошел только в 22.00. Умелая организация марша головного 280-го гв сп позволила командиру полка с завязкой боя авангардом своевременно развернуть противотанковые средства, приданную танковую роту 148-го тп и 197-го ап. Это позволило быстро ввести в бой батальоны главных сил и нанести упреждающий удар по левому флангу вражеской группировки. Тем самым полк обеспечил благоприятные условия для развертывания, вступления в бой и выполнения задачи главными силами дивизии¹⁰⁴.

В действительности противник упредил дивизию в выходе на назначенный ей рубеж. Части 19-й тд генерала Шмидта обошли с востока район, занимаемый 81-й гв. сд, и захватили Ближнюю Игуменку, расчленив оборону 73-й сд. 280-й гв сп развернулся на рубеже Дальняя Игуменка, Мелихово. Выставив заслон против полка, противник попытался совершить обходный маневр в направлении Шляхово. 92-я гв. сд не успела закрепиться на необорудованном рубеже и не выдержала удара противника. С утра

8 июля ожесточенные бои развернулись в полосе 92-й и 94-й гв. сд. Мелихово несколько раз переходило из рук в руки. Боевая группа 19-й тд во взаимодействии с частями 6-й тд противника при поддержке огня «тигров» и штурмовых орудий после 2,5-часового боя к 18.00 (19.00) овладела Мелихово. Но дальнейшее продвижение врага на этом участке опять было остановлено, так как 19-я и 7-я тд на флангах корпуса оказались связанными боем. 3-му тк была поставлена задача: нанести удар на Прохоровку через Ржавец, Выползовку. Используя разрыв в обороне русских, соединения корпуса устремились на север, «сматывая» их оборону на восточном берегу р. Северский Донец. Для наращивания силы удара части 7-й тд передали свой участок 198-й пд.

Таким образом, наступление врага на обоих направлениях застопорилось. Темпы продвижения оказались совсем не теми, на которые рассчитывало немецкое командование. И все же, учитывая степень подготовленности главной и второй полосы обороны к отражению удара, это продвижение в Ставке ВГК расценили как стремительное. Попробуем разобраться в основных причинах, позволивших противнику добиться ощутимого успеха.

Основную ставку при прорыве хорошо развитой обороны русских немцы сделали на использование в первом оперативном эшелоне танковых дивизий при массированной поддержке их крупными силами авиации. Командование ГА «Юг», создав на участках прорыва пяти-шести-кратное превосходство в танках и двух-трехкратное в артиллерии, обрушило на оборону русских очень сильный удар.

Несомненно, сыграло свою роль и то обстоятельство, что соединениями противника командовали генералы, участники Первой мировой войны, имевшие большой опыт как создания, так и прорыва укрепленных позиций. В то же время они получили почти четырехлетний опыт руководства крупными танковыми соединениями. Позднее Г.К. Жуков отметил: «Из анализа действий противника чувствовалось, что в районе Белгорода его войсками руководят более инициативные и опытные генералы. Это действительно было так, во главе группировки стоял генерал-фельдмаршал Манштейн, один из способнейших и волевых полководцев немецко-фашистских войск»¹⁰⁵.

При подготовке к операции в войсках ГА «Юг» были хорошо продуманы и отработаны на практике вопросы взаимодействия частей и подразделений родов войск при прорыве подготовленной обороны. Командиры танковых частей (усиленных боевых групп) поддерживали непрерывное взаимодействие в ходе боя. Особенно успешно действовали танковые ударные группы в составе танковых и мотопехотных (танко-гренадерских) подразделений на бронетранспортерах. Старший начальник обычно следовал в боевых порядках танкового «колокола» вместе с представителями от всех видов тяжелого оружия и частей боевого обеспечения. В случае задержки или срыва атаки немедленно принимались меры по подавлению огневых средств противника и проделыванию проходов в минных полях.

Сильной стороной тактики действий вражеской ударной группировки было тесное взаимодействие наземных войск с авиацией, которая активно действовала непосредственно над полем боя, точными ударами расчищая путь наступающим танкам и прикрывая их с воздуха. В каждой боевой (ударной) группе обязательно находился офицер наведения поддерживающих отрядов авиации, на вызов которых затрачивались считаные минуты. В немецкой армии в отличие от нашей каждая боевая и транспортная машина (даже повозки в пехоте!) имела четкие опознавательные знаки и сигнальные полотнища. Это позволяло летчикам быстро ориентироваться в обстановке и выбирать нужные цели, а также исключало (за редкими случаями) нанесение ударов по своим войскам.

Для борьбы с нашими танками немцы широко применяли самолет «Хеншель-129В» с 30-мм пушкой под фюзеляжем, а также штурмовик «IO-87G»¹⁰⁶.

Значительная часть аэродромов противника располагалась в 18–30 км от линии фронта, а отдельные посадочные площадки (площадки подскока) находились всего лишь в 5–6 км от переднего края. Такое базирование истребительной авиации позволило немцам удерживать господство в воздухе, несмотря на наше превосходство в количестве истребителей более чем в полтора раза. А это, в свою очередь, позволяло бомбардировщикам и штурмовикам почти безнаказанно наносить удары по нашим наземным войскам.

Особое внимание противник уделял разведке, применяя все способы добывания данных. Сравнивая содержание разведывательной информации, имеющейся в распоряжении сторон перед началом битвы, с сожалением приходится признать, что немцы обладали более полными данными о противостоящих им войсках. Ведя непрерывную разведку в ходе наступления, они умело выявляли слабые места в обороне наших войск (слабо занятые промежутки и стыки, открытые фланги) и использовали любую возможность для нанесения внезапных ударов.

В целях ведения разведки противник систематически использовал и боевые самолеты, и самолеты-корректировщики, в том числе и пресловутые «рамы». Летая вдоль линии фронта, они вели разведку на глубину 5—10 километров. Данные от самолетов-разведчиков и корректировщиков передавались в режиме реального времени непосредственно на радиоприемники командирских танков и штабных машин. При этом они передавали не только координаты районов сосредоточения наших танков, но и точные места наших танковых засад, вплоть до отдельного танка и орудия, корректировали огонь артиллерии и наводили на цели бомбардировочную авиацию.

313-й отдельный радиобатальон фронта регулярно осуществлял перехват донесений вражеских самолетов-разведчиков. Интересно, что наши разведчики также использовали передаваемые ими данные, чтобы уточнить рубежи, на которые вышли немецкие танки (другое дело, насколько быстро эти ценные данные доводились до заинтересованных командиров). Командующий Воронежским фронтом потребовал вести борьбу с корректировщиками врага всеми средствами и улучшить маскировку. Для этого, например, части 2-го гв. тк использовали изготовленные средствами фронта макеты танков.

Действия советских войск в июле под Курском вполне справедливо рассматриваются как пример непреодолимой обороны. Но при этом зачастую упускают из виду, что с точки зрения соотношения сил сторон оборонительная операция Центрального и Воронежского фронтов не являлась типичной. Ведь оборона – вид боевых действий, обычно применяемый в целях отражения наступления превосходящих сил противника. В районе Курска крупная стратегическая группировка советских войск с самого начала создавалась не только для обороны, но и в целях последующего перехода в решительное контрнаступление. Общее превосходство в силах было на нашей стороне. И войска ЦФ сумели отразить удар группировки Моделя в пределах тактической зоны обороны без привлечения стратегических резервов. На южном же фасе Курского выступа противнику удалось сравнительно быстро прорвать две хорошо подготовленные полосы обороны 6-й гв. армии, резервы которой были израсходованы в первый же день. Несмотря на усиление Воронежского фронта двумя танковыми корпусами за счет резервов Ставки, возникла угроза оперативного прорыва.

Считается, что основная причина быстрого продвижения и глубокого вклинения противника в оборону ВФ заключается в том, что Ставка ВГК и Генштаб допустили ошибку, ожидая более сильный удар противника против Рокоссовского, соответственно усилив его фронт. Автор не склонен поддерживать обвинение заместителя Верховного Главнокомандующего маршала Г.К. Жукова в том, что он якобы использовал свое положение при распределении резервов и материальных средств между фронтами в пользу ЦФ и тем самым как бы «тянул одеяло на себя». Но многие запросы этого фронта были удовлетворены не без его помощи и, может быть, даже в ущерб Воронежскому.

Так, согласно оценке оперативной обстановки и группировки танковых войск противника на советско-германском фронте на 15 июня 1943 г., наше командование считало:

– в районе Брянск – Орел – Кромы сосредоточено шесть танковых дивизий (5, 9, 2, 12, 18 и 20-я тд) с общим количество танков до 1600;

– в районе Белгород – Харьков – Богодухов – семь-восемь танковых дивизий (6, 7, 11-я «Адольф Гитлер», «Рейх», «Тотенкопф», «В. Германия» и, предположительно, 4-я тд) с общим количеством танков до 1100–1200;

– в районе Донбасс – четыре-пять танковых дивизий (3, 19, 27, 22-я и, предположительно, 23-я тд) с общим количеством танков до 1000…¹⁰⁷.

Общее количество танков в первых двух районах, откуда ожидались удары по сходящимся направлениями, определено верно – 2700–2800, но в распределении их между группами армий «Центр» и «Юг» допущен серьезный просчет: у Моделя оказалось примерно 1200 танков и штурмовых оружий, у Манштейна – чуть более 1500.

Поэтому в первые два дня оборонительной операции основные усилия авиации дальнего действия были задействованы именно в интересах ЦФ. Ставка настолько была уверена, что главный удар противник наносит против Рокоссовского, что уже 5 июля решила передать ему 27-ю армию. Видимо, Ватутин убаюкал Сталина своими чересчур оптимистическими донесениями о потерях противника в первый день операции. Но уже утром 6-го в связи с угрожающим положением в полосе Воронежского фронта пришлось в ходе выдвижения армии поворачивать ее на юг.

Действительно, позднее Жуков признал, что «на самом деле более сильной оказалась группировка против Воронежского фронта. <…> Этим в значительной степени и объясняется то, что Центральный фронт легче справился с отражением наступления противника, чем Воронежский». И далее: «<…> по 6-й и 7-й гвардейским армиям Воронежского фронта противник в первый день нанес удар почти пятью корпусами <…> тогда как по обороне Центрального фронта – тремя корпусами»¹⁰⁸.

Вообще-то правильнее будет считать не количество корпусов по их номерам, а число дивизий, в первую очередь танковых и моторизованных, а также количество танков и штурмовых орудий в них (см. таблицы 1 и 2). В ГА «Юг» от 52-го армейского корпуса и корпуса «Раус» в наступление перешли только три пехотные дивизии, которые в последующем перешли к обороне, обеспечивая внешние фланги двух ударных группировок. При этом три танковых корпуса Манштейна в составе 15 дивизий (тд – 8, мд – 1, пд – 6) перешли в наступление на двух отдельных направлениях на фронте до 50 км, а ударная группировка Моделя в составе 14 дивизий (тд – 6, мд – 1 и пд – 7) – на фронте 40 км. Так что количество соединений в обеих группировках и оперативная плотность по танковым и моторизованным дивизиям были примерно равные. Конечно, танковые дивизии ГА «Центр» были хуже укомплектованы танками, нежели дивизии СС и мд «Великая Германия», усиленная двумя сотнями новейших танков «пантера».

Другое дело, что Модель, в отличие от Манштейна, для прорыва обороны применил в первом оперативном эшелоне главным образом пехотные дивизии при поддержке танковых. В первом эшелоне против Воронежского фронта противник задействовал в первый же день все имеющиеся в его распоряжении танковые и моторизованную дивизии.

Так, может, дело не только в просчете Ставки относительно силы удара противника?

В официальных изданиях и исторической литературе обычно упоминаются три возможных направления главного удара противника с юга: Белгород, Обоянь; Белгород, Короча и Волчанск, Новый Оскол. Ватутин 12 апреля 1943 года представил в Генштаб свои соображения о возможном характере действий противника. Он считал, что «противник перед фронтом сможет создать ударную группировку силой до десяти танковых дивизий и не менее шести пехотных дивизий, всего до 1500 танков. (Хорошо считали разведчики! – Л.Л.). <….> противник, вероятнее всего, будет наносить главный удар из района Борисовка – Белгород в направлении на Старый Оскол и частью сил на Обоянь и Курск (выделено мною. – Л.Л.). Вспомогательные удары следует ожидать в направлении Волчанск – Новый Оскол и Суджа – Обоянь – Курск». Ставка частично приняла во внимание точку зрения командования Воронежского фронта. В директиве Ставки ВГК, подписанной Жуковым, предусматривалась возможность вспомогательного удара, рассекающего наш фронт, – между реками Сейм и Псёл из района Ворожба на Курск. Командующий ЦФ К.К. Рокоссовский по этому поводу сказал, что удар с запада по центру Курского выступа в худшем для нас случае может привести только к вытеснению наших войск из него, а это невыгодно противнику.

Кстати, Г. Гудериан упоминает о плане Манштейна, который предлагал не действовать по шаблону и не ломать Курскую дугу двусторонним охватом, а ошеломить противника фронтальным ударом с запада. Здесь были наиболее слабо оборудованные оборонительные позиции советских войск. После относительно легкого прорыва можно было рассечь группировку советских войск и поворотом на север и юг окружить и уничтожить ее по частям, вытолкнув русских на их же минные поля. Однако эта идея была отброшена якобы из-за недостатка времени для перегруппировки войск¹⁰⁹. Наше командование не исключало даже возможность удара противника и в полосе ЮЗФ.

Среди всех этих возможных направлений ударов противника и нужно было выбрать наиболее опасное для наших войск и, значит, наиболее выгодное для противника. И сосредоточить на этом направлении основные усилия обороны. В этом и состоит искусство военачальника. Между тем неопределенность в отношении наиболее вероятного главного удара противника сохранялась вплоть до начала операции. В результате при подготовке обороны на южном фасе Курского выступа, на наш взгляд, были допущены серьезные просчеты.

В 60-е годы, во времена хрущевской «оттепели», когда наши военные архивы приоткрыли наконец свои хранилища, стали известны многие документы, касающиеся Курской битвы. Многие исследователи обратили внимание, что все армии первого эшелона Воронежского фронта имели примерно одинаковые состав и средства усиления. Они сделали вывод, что, в отличие от Центрального, командование Воронежского фронта не сумело точно определить направление главного удара противника. Поэтому оно рассредоточило силы и средства в полосе трех армий первого эшелона из четырех на фронте 164 км из 244, что составляло две трети общей протяженности линии фронта¹¹⁰.

Некоторые авторы, пытаясь как-то объяснить трудности, с которыми пришлось столкнуться Ватутину при определении вероятного направления главного удара, ссылаются на условия местности. Якобы на северном фасе Курского выступа ширина полосы местности, пригодной для действий крупных масс танков, составляла 95 км, то есть 31 % ширины Центрального фронта. И что, напротив, 67 % полосы Воронежского фронта (164 км) могло быть использовано для наступления танков. При этом они включают сюда и полосу обороны 7-й гв. армии шириной 50 км, оборона которой строилась с учетом такой серьезной водной преграды, как Северский Донец. Сторонникам этой точки зрения можно посоветовать более внимательно подойти к оценке местности в полосах обоих фронтов в отношении ее доступности для действий танковых войск.

Но главное: при принятии решения на оборону учитывают не только условия местности. В первую очередь исходят из оценки противника, его группировки и намерений, применяемых им оперативных приемов, наконец, взвешивают степень опасности его ударов на различных направлениях. В результате всесторонней оценки обстановки командующий ЦФ сделал свой выбор – основные усилия фронта были сосредоточены в полосе 13-й армии шириной 32 км – треть от 95 км. Позднее маршал К.К. Рокоссовский высказался вполне определенно: «Центральный фронт правильнее расставил силы. Мы сосредоточили их на том участке, который для войск фронта представлял главную угрозу». В полосе 95 км (а это 31 % от общей протяженности фронта ЦФ) сосредоточили 58 % всех стрелковых дивизий, 70 % артиллерии и 87 % танков и САУ. В это смелое решение Рокоссовского был заложен элемент риска. Но данные разведки и партизан подтверждали намерения противника нанести удар именно под основание Курского выступа. По мнению командующего ЦФ, удар на другом направлении мог привести лишь к вытеснению наших войск, а никак не к их окружению и разгрому.

Командующий Воронежским фронтом равномерно распределил силы и средства усиления между тремя армиями в полосе 164 км. А это не позволило создать в обороне достаточно высокие средние плотности пехоты, артиллерии и танков. Более того, сравнивая ширину фронта обороны трех объединений, приходишь к выводу, что 6-я гв. армия (64 км) оказалась в худшем положении, нежели ее соседи – 7-я гвардейская и 40-я (по 50 км). Кстати, существует крылатое выражение: «Кто обороняет все, не обороняет ничего».

По этому поводу в военной печати разгорелась дискуссия. В защиту Н.Ф. Ватутина выступил Г.К. Жуков. Отвечая на критику решений командующего фронтом, он писал, что среднюю плотность артиллерии и танков подсчитали неправильно. «На участках 38-й и 40-й армий артиллерийская плотность была незначительной, а что касается танков, то их в этих армиях имелись единицы». И далее: «Чтобы правильно определить силу сопротивления обороны в крупных сражениях, нужно для подсчета брать средства и силы не только тактической обороны, но и находящиеся в оперативной глубине, тогда не будет ошибки»¹¹¹.

Не очень удобно возражать прославленному маршалу. Но надо же разобраться в причинах столь быстрого преодоления противником хорошо подготовленной тактической зоны обороны. Сначала о плотностях артиллерии и танков. Достаточно вернуться к данным таблицы 2, чтобы убедиться, что количество орудий и минометов в трех армиях было практически равным. Танков в их составе имелись не единицы, а в сумме больше, чем в 1-й танковой армии Катукова. При этом в 6-й гв. армии меньше, чем в других, хотя полоса обороны этой армии была шире на 14 км, нежели в соседних.

Оппоненты Рокоссовского почему-то в своих расчетах объединяют 6-ю и 7-ю гв. армии, противопоставляя их 40-й и 38-й (фронт обороны последней – 80 км). Но при этом они умалчивают о том, что главный удар противник нанес двумя танковыми корпусами (более тысячи танков и штурмовых орудий) все-таки в полосе 6-й гв. армии. А на участке 7-й гв. армии наносился вспомогательный удар силами менее 400 танков. Все вышеизложенное неизбежно приводит нас к выводу, что из трех объединений фронта 6-я гв. армия по своему составу и плотностям сил и средств оказалась наименее подготовленной к отражению удара противника. Ее положение еще более осложнилось, когда 3-й танковый корпус с захваченного плацдарма на восточном берегу Северского Донца повернул на север – опять-таки в полосу 6-й гв. армии. Для парирования этого удара были привлечены основные силы 69-й армии и резервного 35-го ск, которым пришлось сражаться вне подготовленных ими рубежей.

Можно и дальше приводить десятки цифр, характеризующих оборону фронтов. Сделаем проще – сравним армии двух фронтов, по которым пришелся главный удар противника. 6-я гв. армия имела два стрелковых корпуса, в первом эшелоне которых в полосе шириной 64 км оборонялись четыре стрелковые дивизии (15–16 км на дивизию), во втором – еще две и одна дивизия находилась в резерве (18–20 км на дивизию). Это не позволило создать в обороне достаточно высокие средние плотности артиллерии и противотанковых средств на направлении вероятного главного удара противника.

13-я армия, оборонявшаяся в полосе в два раза меньшей, чем 6-я гв. армия, к 1 июля имела в своем составе четыре корпуса (сд – 12, в среднем 0,34 дивизии на км фронта) – в три раза больше, чем в 6-й гв. армии, и в три раза больше орудий и минометов. Численность личного состава армии – 133,3 тыс. человек (плотность – более 4 тыс. человек на км фронта, а в 6-й гв. – менее 1,6 тыс.).

Поэтому средние плотности артиллерии в соединениях 6-й гв. армии, которые оборонялись на направлении главного удара противника, составляли: в 67-й гв. сд орудий и минометов – 12–13, ПТР – 15 на 1 км фронта (без учета 50-мм минометов и боевых машин ГМЧ); в 52-й гв. сд орудий и минометов – 15–16, ПТР – 13¹¹². Средняя плотность противотанковых средств (без учета минометов) была еще меньше.

Сравнительные данные по средним плотностям в тактической зоне обороны приводятся в «Сборнике материалов по изучению опыта войны», изданном в 1944 году. Эти материалы предназначались для использования в продолжающихся боях на советско-германском фронте и были свободны от конъюнктурных изысков некоторых послевоенных советских историков. «Сравнительная плотность на 1 км фронта артиллерийских средств дивизий первого эшелона составляла: в 13-й армии Центрального фронта – 19 орудий, в 6-й гв. армии – 9,5 орудия (с учетом полковой и дивизионной артиллерии и артиллерии усиления дивизии второго эшелона средств усиления не имели). Степень сопротивляемости первым массированным ударам противника на Центральном фронте была значительно больше, чем на Воронежском»¹¹³.