Текст книги "От Камчатки до Калининграда"

Лев Мачулин
От Камчатки до Калининграда

© Мачулин Л. В., 2020

Об авторе: Лев Мачулин проживает в г. Ухте, по образованию химик-технолог, 15 лет руководил заводской лабораторией, в настоящее время – старший научный сотрудник НИИ. Победитель литературного конкурса «Факел-2011», член Союза писателей России, член Русского географического общества, кандидат технических наук.

«Наш путь лежал строго на Север…»
Предисловие к книге Л. Мачулина «От Камчатки до Калиниграда»

Книга о путешествиях по России в создавшейся в последнее время ситуации приобрела особую актуальность: соотечественники, желающие отправиться в путь, теперь все чаще выбирают маршруты внутри родной страны.

Символика названия книги дает понять, что путешественник, писатель, инженер-химик, кандидат технических наук Лев Мачу-лин побывал во многих уголках России и фактически пересек ее территорию из конца в конец с запада на восток. Но гимн он поёт, прежде всего, Северу. Что объяснимо: ведь сам автор – северянин. Ставший привычным для него жанр «иронической семейной географии», с юмором описывавший отдых за границей, сменяется здесь документальными повестями и путевыми очерками, где фигурируют куда более суровые вещи – альпинистские восхождения, морские буровые платформы, ветры Тихого океана. Причем в них автор и его спутники довольно много «ходят пешком», что роднит их с путешественниками прошлого. Большинство горных походов, о которых рассказал Мачулин – сложные маршруты, подтверждающие спортивные разряды альпинистов, требующие серьезной физической подготовки. Да, это тяжело, не всегда безопасно (имеются в книге и печальные страницы), но внимательный читатель имеет все шансы найти здесь ответ на вопрос, что заставляет людей покорять горные вершины в районах Заполярья. И, возможно, последовать по стопам автора.

Книга содержит любопытные подробности организации экзотического быта путешественников, полезные советы о том, как установить палатку, построить защитную стенку от ветра и, вообще, выжить, оказавшись один на один с Крайним Севером.

Часто и к месту автор выходит за рамки документального повествования, немало страниц книги отведено словесной живописи, запечатлевшей фантастическую красоту северной природы и особенно тех мест, на которые удалось взглянуть с высоты горных вершин: величественная панорама озера Малый Вудъявр, скалы Вудъяврчорра, «залитая солнцем ослепительная белизна». Автор замечает и описывает уникальные явления северной природы – «белую мглу», «обратный след». Он рассказал, что такое «хибинская изморозь», встретившаяся на вершине Тахтарвумчорра («красивая бахрома из длинных, до десяти сантиметров, нитей инея»), рассказал, как выглядят «хрустальные» голубые фонтаны.

Звучит как музыка перечисление северных топонимов: озера Имандра и Умбозеро, горные массивы Вудъяврчорр и Тахтарвум-чорр; поселки и города Емца, Маленга, Кемь, Кукисвумчорр, Сей-да, Лабытнанги, Нырдвоменшор, Рыбница, Талый, Каджером, Чикшино, Кожва, Печора, Сыня, Косью, Кожим, Инта, Кочмес, Абезь, Сивая Маска, Пернашор, Ошвор, Сейда, Чум, Хановей, Юнь-Яга, Воркута.

Отдельная глава книги – «Дневник похода» на высочайшую вершину Полярного Урала, гору Пайер. Дневник издается в первозданном виде, и передает эмоциональность и энергетику похода альпинистов.

Повесть «Нырдвоменшор. Возвращение к себе» посвящена проблеме «психологического слома», более известного у мужчин под названием «кризиса среднего возраста». К этим событиям автор подошел уже в совершенно новых для него обстоятельствах: во время похода на Приполярный Урал в 1999 году с ним случилась беда, о которой в книге сказано очень скупо: в результате перелома он однажды вернулся из похода на носилках. Через несколько месяцев сложная операция поставила его на ноги, но прежней физической формы было уже не вернуть.

И все-таки через год он снова отправился на Полярный Урал, в ущелье Нырдвоменшор, и продолжал ходить в горы, пока не ощутил некий предел. Автор передает сложные переживания человека, который совершил запланированное восхождение, но не мог испытать «безудержного ликования», потому что «зверски вымотался», а «покорение» горы потребовало «несоразмерно много сил». А перед глазами, «занимая полнеба, возвышалась вершина Динозавра», – горы, на которую он спокойно поднимался до того, как получил травму.

Как только читатель, завороженный картинами северной природы, решит, что книга продиктована желанием автора поделиться впечатлениями об экзотических красотах Заполярья, так его настигнет неожиданное открытие. Выяснится, что главная тема книги – реквием по умирающим и обезлюдевшим северным городам и поселкам, которые совсем недавно были полны жизни.

Л. Мачулин не понаслышке знает, что освоение Севера велось руками заключенных. Однако самые поэтичные страницы второй части книги посвящены вольной «девушке с красивым именем» Эллина, которая в 1955 году приехала со Ставрополья в Воркуту по комсомольской путевке. Девушке, которая впоследствии, сменив шахтерскую каску с лампочкой на ушанку лесозаготовителя, закончила лесотехническую академию и стала матерью автора.

Л. Мачулин совершенно прав, утверждая, что принудительный труд людей, попавших на Север не по собственной воле, не переставал быть героическим. Поэтому так больно видеть заброшенный железнодорожный вокзал в Кировске, руины Полярного и Сейды, мертвый поселок Хальмер-Ю, разрушенные районы Воркуты – горестные приметы стремительного уничтожения результатов труда нескольких поколений советских людей, посвятивших жизнь освоению Севера.

Сквозной сюжет книги Л. Мачулина складывается не только из описаний путешествий автора по родной стране, но включает и рассказ о его работе. Развиваясь по нарастающей, он достигает кульминации в главе, посвященной нефтедобывающей платформе «Приразломная». Л. Мачулин подробно описал устройство уникального сооружения, куда он был приглашен как специалист в области химического анализа. Рассказ о «Приразломной» подтвердил способность автора «пахать, как лошадь», но это не помешало ему почувствовать: «из всех мест приложения моих рук и мозгов «Приразломная» – самое необычное и самое впечатляющее».

Рассказ этот открыл, что является делом жизни автора книги. Работа на платформе потребовала от рассказчика тех качеств, которые были сформированы за годы работы на Севере: аскетизм, физическая выносливость и способность преодолевать трудности.

Оптимизмом наполнена завершающая часть трилогии, давшая название всей книге. Сахалин и Камчатка в буквальном смысле пришлись автору по вкусу – «сахалинская» часть содержит любопытную информацию о местном деликатесе, свежей красной икре; не менее «вкусно» подан вид на Петропавловск-Камчатский и окружающие его вулканы. Хотя москвичам за строку И. Бродского «лучший вид на этот город, если сесть в бомбардировщик» (очевидно, автор намекал именно на нее) может быть немного обидно.

Две повести в книге не посвящены ни Северу, ни Дальнему Востоку. «Та Русь» рассказывает о небольшом городке в Калужской области, Тарусе – излюбленном месте поэтов, писателей и художников. «Русская Европа» повествует о самом западном регионе России, Калининградской области. С последней у автора, как он выразился, «личные счеты» – там в 1945 году погиб его дед.

«От Камчатки до Калининграда» – не просто увлекательное и познавательное описание страны. Эта книга является одновременно портретом поколения, чьи особые черты раскрывает автор. Одна из них – тревога за судьбу Родины. А еще – творческое начало и свобода от той неутолимой жажды потребления, которая сегодня для многих является единственным смыслом существования.

Малыгина Нина Михайловна -

доктор филологических наук, профессор,

ведущий научный сотрудник Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН,

почетный работник высшего образования РФ,

член Союза журналистов РФ.

24 июля 2020 г.

От автора

Дорогой читатель!

Сразу хочу предупредить, что писатель я не настоящий, вернее – не профессиональный, хотя и состою в известном творческом союзе – точно так же, как не были профессиональными писателями зоолог Даррел и ветеринар Хэрриот. У меня есть любимое дело, которому я долго учился и которому храню верность всю жизнь. Я не умею выдумывать заковыристые сюжеты и даже толком приукрашивать невыдуманное. Возможно, именно за это кто-нибудь когда-нибудь скажет мне спасибо. И – раз уж вы взяли в руки эту книгу – не исключено, что этим «кем-нибудь» станете именно вы.

Искренне ваш,

Лев Мачулин

О горах и не только

 
«Два дня сидим в полярных кабаках,
Горланим песни, попиваем спирт,
Два дня не экономим табака,
И на вокзалах деревянных спим…»
 

(Арик Крупп, «Северная-2»)

Нам салютуют Хибины

Моему другу Серёге Мальцеву в знак благодарности за все причиненное мне добро

Вроде совсем недавно все это было, ан глядь – уже шесть лет пролетело. Тогда казалось – оно и дальше так пойдет, все еще впереди… И только теперь начинаешь понимать, что на самом-то деле те времена, когда каждый твой год воистину шел за два, похоже, окончательно канули в Лету, а воспоминания о них, в силу естественного хода событий, грозят так и остаться едва ли не самыми яркими в твоей жизни, пусть даже она пока еще и достаточно далека от своего логического завершения. Несмотря на то, что и тогда, весной 1996 года, ничего экстраординарного, по большому счету, не произошло. Просто четверо молодых людей приятно провели время на свежем воздухе.

Человеческая память несовершенна. Факт в целом прискорбный, хотя следует оговориться, что не всегда. Взять, к примеру, 1999 год, в котором удача улыбалась мне даже в меньшей степени, чем известному своей хронической невезучестью герою итальянских комедий синьору Фантоцци. Лично я ничего не имею против того, чтобы забыть к чертовой матери все перипетии того злополучного похода и последовавшие вслед за тем события – да простят меня прочие их невольные участники, некоторые из которых проявили тогда по моей милости поистине чудеса физической выносливости и стойкости духа. Сам же я тогда долгие месяцы был обречен вести сугубо лежачий образ жизни, квартиру мою обворовали, а моя правая нога в конечном итоге оказалась так нашпигованной металлом, что я с тех пор упорно «звеню» в аэропортах с особо чувствительной «рамкой». И рад бы забыть все это, да где там!

Как назло, потихоньку стираются из памяти именно те – пусть даже не очень значительные, но приятные и забавные – моменты, воспоминания о которых могли бы придать особый колорит и даже некоторую изысканность твоему скромному жизненному багажу. Досадно, если в один прекрасный день ты, в кои веки временно наплевав на рутину будней, примешься благоговейно ворошить этот самый багаж собственного прошлого, и вдруг с удивление обнаружишь, что жизнь вроде как идет, а вспомнить-то тебе особенно и нечего! Школа, армия, или, допустим, институт; потом работа, жена, дети… Все как у всех, никакой «изюминки»! А ведь были, были эти изюминки – но что-то из этого ты сам в свое время не оценил, посчитал несущественным, что-то оказалось замазанным более поздними и менее приятными событиями. Это как в живописи – на любую, даже самую темную картину, вроде ночного пейзажа, расходуется гораздо больше белил, чем черной краски. А в результате – сплошная чернота. Вот так-то. Откуда уж тут взяться здоровому оптимизму по отношению к будущему, когда у тебя создается полное впечатление, что даже лучшие годы – и те прошли (а они прошли ребятки, объективно прошли!), оставив за собой какое-то форменное болото! И хорошо еще, если найдется друг, который, хлопнув тебя по плечу, как-нибудь воскликнет: «А помнишь?..» И ты при этом не примешься, кивая головой и глупо улыбаясь, мучительно перебирать в голове: «Да неужели? И когда ж такое было?». Не ценим, не ценим мы приятных мелочей… Вот и приходится порой спасать их от забвения, выдергивая на бумагу из потаенных закоулков памяти. Может быть, кто-нибудь мне за это и спасибо скажет? Не в гордом же одиночестве я переживал эти славные мгновения!

Повторяю, рассказ здесь пойдет о самом заурядном выезде в горы, не принесших каких-то особенных лавров его участникам, но необъяснимым образом оставившем у всех них исключительно теплые воспоминания. Это был тот счастливый случай, когда человеку повезло оказаться в хорошем месте в хорошее время, да к тому же в на редкость хорошей компании. Уверяю вас, это не такое уж распространенное сочетание! И еще одно обстоятельство: этот выезд, как ни один другой, постоянно сопровождался какими-то милыми забавными курьезами, так украшающими любой поход – конечно, при условии их «недоведения до греха». Стиль официального отчета, разумеется, не оставил бы для них места, а именно эти мелочи мне было бы особенно жалко рано или поздно запамятовать. Поэтому жанр предлагаемого вашему вниманию произведения будет иным, чем-то вроде документального репортажа с лирическими отступлениями – будем считать, что одно из них вы только что одолели. С того похода не осталось почти никаких записей, кроме отметок о восхождениях в наших альпинистских книжках, но, как вы быстро поймете, на восхождениях там свет клином не сошелся, было много чего интересного и помимо них-так вот, это-то «много чего» мне придется воспроизводить по памяти, несовершенной, как уже указывалось выше. Впрочем, степень ее несовершенства могут проверить лишь три человека. Не так уж много, однако. Ну, и фотографии, конечно придут на помощь. Итак, поехали!

Идея сломать в ту весну привычное расписание походов (март – Приполярный Урал, май – Полярный) и почтить своим присутствием Хибинские горы пришла в голову Сереге Мальцеву неспроста. Помимо объяснимого желания сменить обстановку, здесь лежал и вполне шкурный интерес. Дело в том, что глава мурманских альпинистов Олег Иванович Шумилов буквально за год до этого подсуетился классифицировать в Хибинах сразу несколько вполне приличных маршрутов восхождений (вплоть до 4Б категории трудности!), что давало реальную возможность всем альпинистам северо-запада нашей необъятной Родины подтянуть свои спортивные разряды, не организуя длительных и дорогостоящих экспедиций в горы Кавказа и Средней Азии, как это практиковалось ранее.

К тому же, назвать эти регионы вполне безопасными для приезжих в последнее время можно было лишь с большой натяжкой.

Другое дело – Хибины! При всем том, что лежат эти горы за Полярным кругом, назвать этот район «медвежьим углом» язык не поворачивается. Вполне божеский для своих широт климат, относительно развитая инфраструктура, неплохие горнолыжные трассы… Питерцы вообще считают Хибины своей законной вотчиной. Еще бы: сел вечером на поезд – а в обед ты уже на месте! И при этом никаких тебе наглых погранцов, алчных таможенников и импульсивных «джигитов», порой так достающих туристов и альпинистов на южных маршрутах. Но то – Питер. Наш же путь туда был не в пример дольше и занятнее – впрочем, об этом чуть позже.

Кстати, о нас. Всего желающих отправиться в Мурманскую область набралось четыре человека, причем всем нам, как на подбор, тогда шел тогда тридцатый год от роду. Идейным вдохновителем мероприятия был вышеупомянутый Серега Мальцев, в ту пору пока еще второразрядник по альпинизму. Работая руководителем детской секции альпинизма и скалолазания (за что друзья, в подражание детишечкам, издевательски величали его Сергеем Леонидовичем), он горел естественным желанием поднять свой авторитет, заработав себе, наконец, 1-й разряд. Такое же объяснимое желание было и у Паши Некрасова, преподавателя физики и заведующего отделением лесотехнического техникума – единственного из всей компании, имевшего опыт восхождения даже на «семитысячники» (за год до того он поднялся на пик Ленина в Памире). В отличие от них, третий второразрядник в нашей компании, Шура Туманов, предприниматель, директор малого предприятия, особенных спортивных задач перед собой не ставил, намереваясь просто со вкусом отдохнуть, и, тряхнув стариной, пройти пару-тройку относительно несложных маршрутов. Кстати он, как и Мальцев, уже имел опыт похода в Хибины, совершенного еще в бытность ленинградским студентом. Ну, и, наконец, автор этих строк, тогда еще только начинавший свою карьеру начальника лаборатории на газоперерабатывающем заводе – совершеннейший «чайник» в альпинизме с минимальным опытом простеньких восхождений, не имевший в то время даже пресловутого «значка», а не то, что спортивного разряда.

Итак, выезд из Ухты был запланирован на утро 17 марта. Изначально предполагалось доехать поездом № 175 Воркута – Москва в южном направлении до станции Коноша I, а там пересесть на поезд Вологда – Мурманск, на котором ехать уже на Север до станции Апатиты. Этот простой и логичный план сразу же полетел в тартарары по причине…банального отсутствия в кассе билетов на поезд. И чего я отговорил Мальцева купить их заранее? Правда, никто из нас не ожидал подобного подвоха от железнодорожников задолго до начала сезона отпусков – но в итоге наше стремление сэкономить на комиссионных сборах несколько тысяч, так сказать, «неденоминированных» рублей привело к тому, что поезд № 175 уехал, а мы в глубокой задумчивости остались сидеть на ухтинском вокзале. Задуматься было от чего. Положение усугублялось еще и тем, что скорый поезд N2 21 того же сообщения, который должен был идти следом с интервалом примерно в полчаса, как выяснилось, ходил теперь только по четным числам. То есть не сегодня. Вот вам и причина отсутствия билетов!

Ну, и что было делать? Переносить отъезд на следующий день? А пока ехать восвояси – после всех этих сборов-проводов?! Ну уж нет! После непродолжительного совещания решаем все же двигаться вперед: на перекладных, на чем угодно… Что там у нас ближайшее на юг? Местный, Печора – Сыктывкар? Вот на нем и поедем! Вечером будем на станции Микунь-это все-таки почти 250 километров в нужном направлении. А там разберемся! Так началось наше увлекательное путешествие по железной дороге, включившее в себя три ночевки и пять пересадок…

Шестичасовая поездка до Микуня ничем примечательным не ознаменовалась. Прибыв туда примерно в семь вечера, мы со всем барахлом разместились на вокзале. Вообще вокзал на станции Микунь довольно уютный, несмотря на то, что после реконструкции, в ходе которой у него заложили кирпичом остекленный фасад и надстроили двускатную крышу, он и стал смахивать снаружи на большой кирпичный барак. Сразу выяснилось, что до утра нам ловить здесь нечего. Да и утром сразу удасться доехать максимум до Котласа. Ладно, хоть так… А пока следовало побеспокоиться насчет ужина.

Город Микунь представляет собой несколько кварталов четы-рех-пятиэтажных «хрущевских» кирпичных домов, обрамленных тоже не слишком-то обширным частным сектором. Население его в основном трудится на железной дороге, а поскольку этот вид транспорта довольно консервативен по своей сути, то нет ничего удивительного в том, что и сам город выглядит как бы законсервированным. Во всяком случае, никаких сколь-нибудь выдающихся новостроек там я не наблюдал за все годы, сколько езжу мимо – за исключением, разумеется, той самой реконструкции вокзала. Единственный известный мне большой продовольственный магазин находился неподалеку, но надо было поторопиться, поскольку работал он только до восьми вечера. Затарились хлебом, колбасой, кильками в томате, кое-чем к чаю, ну, и бутылочка портвейна украсила наш нехитрый ужин. Происходи все на обратном пути, Сергей Леонидович Мальцев непременно затеял бы готовку горячего, дожигая в примусе чудом сохранившиеся остатки бензина. Что там вокзал, когда он, случалось, и в тамбуре поезда проделывал подобные манипуляции с легкостью необычайной! Но Серега мудро предпочел не тратить драгоценное топливо в самом начале пути. Ничего, под портвешок и сухой паек пошел за милую душу.

Как и любой мало-мальски крупный вокзал, вокзал в Микуне оказался не самым идеальным местом для ночевки. Но худо-бедно покемарить все-таки удалось. И лыжи не сперли. Попытка же Шуры Туманова «вписаться» к каким-то своим микуньским дальним родственникам оказалась безрезультатной – тех попросту не оказалось дома. Да и не влезли бы мы все к ним в квартиру.

Поезд Сыктывкар – Котлас, на котором мы, наконец, покинули пределы Республики Коми и переместились в соседнюю Архангельскую область, отправлялся из Микуня ранним утром. Был он неестественно длинен для своего местного калибра (целая дюжина вагонов) и на диво безлюден. С комфортом расположившись в одном из пустующих «купе» нашего общего вагона и расстелив на них спальники, мы с лихвой компенсировали недостаток сна, так что в Котлас приехали свежими и отдохнувшими. Вдобавок здесь нам откровенно повезло с оказией: буквально через пару часов отсюда отправлялся поезд Котлас – Архангельск, что было очень кстати. Словом, пока все шло неплохо. Разве что Шура Туманов каким-то образом ухитрился стереть себе руку и теперь молча страдал от образовавшейся на месте содранной мозоли язвочки. В общем, времени было в обрез, но не сидеть же эти два часа безвылазно на вокзале! И мы с Сергеем Леонидовичем, оставив Пашу и Шуру караулить вещи, направились исследовать район, прилегающий к вокзалу.

Котлас – это вам, конечно, не Микунь. И история побогаче, и население побольше. Церковь, опять же, симпатичная. Но и тут складывалось впечатление, что звездный час города давно миновал. И вновь, думается, по причине его зацикленности на обслуживание предприятий транспорта. А этим сейчас, как показывает практика, сыт не будешь. Когда-то, во времена существования самостоятельной Печорской железной дороги, здесь располагалось ее Управление, что придавало городу известный лоск. Большой, «сталинской» архитектуры, вокзал на станции Котлас-Южный был возведен именно в те славные времена. Но ПЖД, объединившись с Северной железной дорогой, давно канула в Лету, теперь же даже отделение дороги находится не в Котласе, а в соседнем Сольвычегодске… Что же касается речного транспорта, то нынче с него, похоже, и вовсе нет никакого навару. Да и сама Северная Двина, протекающая в буквально двухстах метрах от вокзала, год от года все больше мелеет и, несмотря на свою почти километровую ширину, далеко не каждое лето бывает здесь по-нормальному судоходной. Впадающая в Двину чуть ниже города Вычегда доставляет речникам меньше хлопот, поэтому в ее нижнем течении, в микрорайоне Лименда, до сих пор работает старый судостроительный завод, клепающий катера и понтоны. Удивительно, но на плаву он, подобно своей продукции, как-то держится. Продукцию местного пивзавода мне случалось пробовать неоднократно, и не скажу, чтобы она приводила меня в дикий восторг. Впрочем, может быть, за эти годы там кое-что и изменилось – научились же, наконец, варить пиво в городе Саранске, а ведь мне тоже когда-то казалось, что этого не произойдет никогда! Есть еще крупный Котласский целлюлозно-бумажный комбинат, но и тот на самом деле находится в городе Коряжме, в 30 км от Котласа, и что-то непохоже, чтобы он серьезно облагодетельствовал город, давший ему название…

Погоды меж тем стояли прекрасные. Фланируя по городу, мы с Сергеем Леонидовичем зашли сперва на бездействующий до открытия навигации речной вокзал (неподалеку от него года через три начнут возведение здоровенного автомобильного моста через Двину; сейчас он уже практически готов), полюбовались на местную церковь (думаю, не единственную в городе), заглянули в магазин спорттоваров, где наше внимание привлекли призывно блестевшие новенькие «маунтбайки» всего-то за полтора миллиона тогда еще неденоминированных рублей. После чего ноги привели нас к порогу аптеки. В принципе, мы вполне могли бы пройти и мимо, но – не прошли. Так начался, пожалуй, самый комичный эпизод всей нашей поездки…

Вообще-то, по части медикаментов и перевязочных материалов мы были экипированы совсем неплохо. Помимо всего прочего, нам повезло раздобыть даже несколько ампул не для всех доступного обезболивающего. Но мало ли чего интересного (и даже реликтового) может оказаться на прилавках наших провинциальных аптеках? Вот и здесь Мальцеву, кажется, повезло.

– Лев, смотри! – жарко зашептал он мне в ухо, тыча пальцем в одну из полок, – Кровоостанавливающий порошок! Надо купить!

– Что еще за фигня такая?

Сергей Леонидович принялся сбивчиво объяснять прелести означенного средства. С его слов выходило, что сей препарат следовало сыпать прямо на раны, отчего они-де перестают кровоточить и вообще быстро заживают.

– Ну-ну… Что же я про него никогда не слышал?

– А это новое!

– Небось, просто дезинфицирующее средство какое-нибудь, вроде фурацилина? – скептически пожал я плечами.

– Давай, давай! Ты что? Надо брать! Кровоостанавливающий порошок! – нетерпеливо теребил меня Мальцев, присовокупляя, что новинка фармакологии – как раз то, что наверняка избавит от мучений нашего страдальца Шуру Туманова. Это, конечно, был веский аргумент…

Сам я, даром что считался в нашей команде продвинутым по части медицины, по старинке отдавал предпочтение бактерицидному лейкопластырю, бинтам и йодной настойке. Но если последние веяния велят сыпать на рану какой-то там порошок…

Получив мое «добро», Сергей Леонидович приобрел заветный порошок и, чувствуя законную гордость за общественно-полезный поступок, отошел от прилавка. Чудо-снадобье представляло собой плотный ламинированный пакетик, наполненный чем-то сыпучим. Правда, название средства было достаточно нейтральным и свою «кровоостановливающую» сущность вроде бы никак не подтверждало. Инструкцию же по его применению, написанную мелким шрифтом, я второпях читать не стал – зачем, если Мальцев знает! К злоключениям этого порошка, достойным пера Джерома К. Джерома, мы будем возвращаться еще не раз, а пока – еще несколько слов о наших последних минутах пребывания в славном городе Котласе.

Итак, до отправления поезда оставалось примерно полчаса, до начала посадки в него, как вы понимаете – и того меньше, но мне вдруг чертовски захотелось посетить ту часть города, которая располагалась за железной дорогой. Поэтому все практически все последующие перемещения были проделаны в ритме бойкого галопа. Та «зажелезнодорожная» часть Котласа, которую я успел осмотреть, перейдя станционные пути по пешеходному мосту, была выстроена чуть ли не до революции. Во всяком случае, дома выше двух этажей там отсутствовали, как класс – вид, может быть, и городской, но не вполне. Однако и деревней этот район тоже назвать было никак нельзя. Все это, скорее, напоминало какой-то маловразумительный символ торжества учения о смычке города и деревни.

Здесь мне неожиданно повезло. Затариваясь в одном из продмагов прохладительными напитками в дорогу, я приобрел полуторалитровую бутылку какой-то газировки, которая, как выяснилось впоследствии, на вкус была почти точь-в-точь, как приснопамятный напиток «Байкал» (приснопамятный, потому что нынешние напитки с этим названием ничего общего с оригинальным «Байкалом» не имеют). Ну вот, а я еще ругал местный пивзавод…

Посадка на поезд прошла без каких-либо эксцессов. Не успел он отойти от перрона, как Мальцев выказал желание попользовать Шуру Туманова своим новомодным препаратом. «Сейчас… – бормотал он, извлекая из кармана заветную пачку «кровоостанавливающего порошка», – Посыпем этим на твою руку, и все тут же заживет!» Шура был, в принципе, не против того, чтобы избавиться, наконец, от своей надоевшей болячки, хотя ему, как здравомыслящему человеку, подобная чудодейственность и показалась несколько подозрительной. Так или иначе, но прежде чем подставлять конечность под целительное снадобье, он решил для начала все-таки ознакомиться с инструкцией по его применению.

Этим он поистине спас своего друга от совершения уголовно наказуемого деяния. Во всяком случае, чем дальше они с Пашей вникали в содержание надписей на пачке, тем больше округлялись их глаза. О, да! Сей «медикамент», пожалуй, и в самом деле мог бы остановить кровь кому угодно, причем раз и навсегда: «разводить одну ложку на ведро воды… раствор применять в резиновых перчатках… перчатки после употребления выбросить…» Словом, Шура здорово рисковал, доверяя свое здоровье нашему доморощенному эскулапу – хваленый «кровоостанавливающий порошок» на деле оказался каким-то могучим средством для дезинфекции сортиров!

Осознав, чем его только что собирались «лечить», чудом уцелевший Туманов, под наш с Пашей ехидный смех, обрушил в адрес опешившего Сереги несколько достаточно справедливых упреков, с трудом удерживаясь при этом в рамках парламентских выражений. И то сказать-тут даже со слабеньким растворчиком следовало обращаться не иначе, как в резиновых перчатках, да и те после этого напрочь выходили из строя, а ведь ему-то собирались насыпать неразведенного порошка, да еще прямо в открытую рану!.. Такое еще можно было бы ожидать от какого-нибудь врача-эсэсовца типа Йозефа Менгеле, но от милейшего Сергея Леонидовича?! «О-хо-хо! – давясь от смеха, стонал я, в восторге хлопая себя ладонью по коленке, – Суров же ты, однако, Мальцев! Ну, откуда у тебя эта примитивная жестокость?» В ответ незадачливый лекарь только усмехался в бороду – сказать по существу ему было нечего…