Текст книги "От Камчатки до Калининграда"

Горы видны не под тем углом, что мы видели их, когда шли туда. Совершенно очевидно, что мы здорово отклонились на запад (спасибо П.А.!), потеряв на этом километров 5. В таком случае, путь может оказаться дольше, чем мы расчитывали.

Около 18 – увидели едущих навстречу на «Буране» двух ненцев. Кое-что прояснилось (но, как выяснилось потом, не все): дорога идет на Елецкую (ну, это можно было предполагать, что в этих местах на всю округу одна-единственная дорога), а идти нам до нее часа 2, а быстрым шагом – и вовсе полтора. П.А. настроен к этим заверениям скептически – два не два, а часа четыре идти придется. Поднимаемся на очередной подъем, испытывая с П. А. смесь радости и разочарования. Елецкая видна, но до нее так далеко, что даже домов не разобрать. Кстати сказать, кроме нас с П.А. поселок с этой точки так никто и не разглядел. Толик с Максом ушли далеко вперед по дороге, остальные режут путь по буранному следу, стараясь держаться поближе. Известие, что до станции топать еще 10–15 км повергает девчонок в уныние. Однако разбивать лагерь уже не хочется, хотя все уже устали. Перспектива заночевать на теплом вокзале придает силы. На предыдущем взгорке поселок просматривается уже очень хорошо. Что бы ни случилось, теперь уже дойдем. Однако подвернулся лучший вариант. Слышится отчетливый шум мотора. Затем он стихает. Что это? Поезд со станции или тягач с дороги? Ждем. Шум возобновляется. Наконец, показывается движущийся с пригорка в сторону станции вездеход. Махаем ему. Останавливается. Нас устроило бы отправить на станцию только девчонок с рюкзаками, но ребята (едут в Воркуту) согласны взять всех. Девчат берут в кабину, мы лезем наверх. Проехали 3–4 км, подобрали Толика и Макса. Время – девятый час вечера, смеркается. Еще через 3–4 км вездеход подъезжает к станции. Все. Беспримерный переход успешно завершен. В этот день мы только пешком протопали под рюкзачками не менее 35 км. Бедные девчонки!

Магазины уже закрыты. Но – слухом земля полнится – находим с П.А. парня, занимающегося торговлей прямо «на дому». Так что к ужину у нас кое-что было. Разместились на вокзале. На ноге Ленки Кириковой здоровый волдырь, и она его сдуру вскрыла. Оказываю ей помощь (протер спиртом, наложил бактерицидный пластырь). Ходит все равно с трудом, дурочка.

В зале ожидания очень чисто, ходим босиком. Раскладываем на пол пленку, сверху спальники. Тепло. Засыпаем с чувством выполненного долга. Поезд завтра только в 14 —, можно будет поспать подольше.

5. V С утра прогулялись по поселку. Тепло, солнечно. Скинулись по 10 рублей, затарились хлебом, консервами и т. д. на поезд. Билеты купили в прямые вагоны (16 и 19) прямо до Ухты – значит, в Сейде можно не дергаться.

Поезд отправился с небольшим опозданием. Не страшно – все равно в Сейде стоять 2 часа. Прекрасно видны горы – и Пайер, и Пирамида. Не верится, что до них по прямой чуть ли не 40 км.

В Сейде пообщались с ненцами-кочевниками – узнали много интересного об оленеводстве. Гуляем в одних рубашках – тепло. Ужинаем в нашем вагоне (N219).

6. V Около 10 – прибытие в Ухту. Утром почистил зубы, умылся. Все равно видик – тот еще. Надеюсь, что домашние все-таки меня узнают.

Май 1998 г.

Далее последует нечто более печальное. Но из песни, как говорится, слова не выкинешь…

Записки тяжелораненого

20.03.99. Утро. Старая пресса в основном перечитана, стало быть, можно и самому чего-нибудь черкануть. На завтрак была пшенка – как в походе. Так что привыкать особенно к больничной кормежке не приходится.

Возможно, стоило как-то упросить врачей дать возможность доехать до Ухты и госпитализироваться в родной Сангородок, но теперь, со спицей в колене на растяжке – это уже вряд ли удастся. Оперировать будут, видимо, все же в Печоре.

За 3 дня немного привык к положению инвалида, хотя быть таковым в походе и в больнице – это, оказывается, разные вещи. Там я надеялся, что это всё же вывих, той надеждой и жил. Теперь я знаю всю горькую правду. Зато там, по большому счету, не было никакой гарантии, что я вообще выберусь оттуда живым. Ведь, строго говоря, затащить меня на перевал силами только нашей группы вряд ли удалось бы. Кроме того, надо было еще спустить меня на ту сторону и протащить несколько километров до балка. При этом всё проделать без причинения дополнительных телесных повреждений (типа опрокидывания волокуш, обрывов веревок и т. п.). В условиях тенденции к ухудшению погоды это было бы практически невозможно. Вертолету же на той стороне перевала сесть было некуда, да и не надеялись мы ни на какой вертолет. Так что ребята из Пермской области подвернулись нам как нельзя более кстати.

Было ли больно? В общем, не очень. Как похвалялась после родов моя самая любимая на свете жена (вот что меня по-настоящему добивает – что Натальи моей рядышком нет!), зубы лечить – и то больнее. Хотя, чего уж там, две ночи практически провел без сна – трудно подобрать позу, а обезболивающих препаратов, кроме анальгина, не было, да и тот я есть не стал – чувствовал, что не поможет, не тот случай. Водку тоже не употреблял – с неё и так-то можно опрокинуться, а уж в моем-то одноногом положении в случае похода, скажем, на шхельду[15]15
  Отхожее место на альпинистском жаргоне. – прим. авт.


[Закрыть], упасть было смерти подобно – никакой водки не хватило бы, чтобы боль после этого заглушить. Ногой мог двигать только в голеностопе, согнуть колено получалось только в первые часы. Так что даже на костылях (пардон, лыжных палках) скорость перемещения была архиниз-кой (около 2 метров за 5 минут), да и стиль был – о! это надо было видеть!

Что меня больше всего поразило – это спокойное и деловое отношение к случившемуся всех, включая и меня. Помню, в первые минуты после того, как все произошло, я сидел на склоне и общий ход моих мыслей ёмко описывался единственным словом: «п…ц». Потерять возможность передвигаться в Центральной части Приполярного Урала, за десятки километров до ближайшего жилья (по весьма пересеченной местности)! О том, чтобы пройти перевал обратно, мне даже мысль в голову не приходила. Только вниз, и по Косью[16]16
  Река, берущая начало на Приполярном Урале. – прим. авт.


[Закрыть], до железной дороги, а это не менее 10 дней пути. Значит, если и выберусь, останусь калекой. Дальше – как водится: «с работы выгонят, жена уйдет». Причем об этом можно говорить уже как о решенном деле, так как изменить ничего нельзя. Ну, и наконец, испортил ребятам поход. Тоже ведь обидно.

Потом, когда я, прикинув свое состояние, предположил, что у меня, наверное, всего лишь вывих, настроение стало получше. Но всё это варилось где-то внутри. И ребята тоже повели себя так, словно ничего особенного не произошло. Маршрут Паша выбрал не раздумывая – только назад (т. е. вверх). Как именно – придумаем. И ведь придумали же!

Кроме того, надо было ведь унести назад все вещи, что были заброшены за перевал (т. е. все рюкзаки, включая мой, плюс лыжи). Ради этого им пришлось сделать по нескольку челночных рейсов через перевал в течение двух дней. Честно говоря, не уверен, что у меня такое бы получилось.

Лирическое отступление: читаю в старом «Человеке и Законе» МУР (уголовный розыск, понятно), но вспоминаю сразу Наталью. Глаза все мокрые сразу. Прямо неудобно перед соседями по палате.

Да, вот, к вопросу о бессонных ночах. Сегодня ночью зато спал неплохо и сон видел дюже интересный – что завод празднует день рождения С. Пантилеенко[17]17
  Пантилеенко, Сергей Владимирович (1966–2006) – кандидат химических наук, доцент Санкт-Петербургского технологического института, мой друг со школьных времен. – прим. авт.


[Закрыть], который выбился тут в какие-то шишки. Причем довольно эксцентрические – заставлял подчиненных заходить к себе в кабинет… на коньках.

21.03.99. Спозаранку приехал папанька. Хочет увезти в Ухту. Я не против, врачи тоже, хотя технические трудности, разумеется, возникнут. В частности, струна со скобой останутся во мне – следовательно, неясно, как надеть штаны. Обувь мне тоже никакую не привезли, а на улице с утра минус 30 °C…

г. Печора, март 1999 г.

P.S. Небольшое послесловие. В принципе, закончилось всё относительно неплохо – за исключением того, что нога так и не срослась, и добрые полгода я промучился, что называется, впустую. Признаться, это был удар под дых: остаться инвалидом в возрасте Христа, каково?! Но свет оказался не без добрых людей. В начале сентября московские хирурги-виртуозы из больницы Академии Наук «Узкое» с помощью золотых рук и новейшего американского эндопротеза в течение недели ухитрились поставить меня на ноги, в декабре я вышел на работу, миллениум встретил уже без костылей, а по весне снова полез в горы. Доказательством чего является газетная заметка, приводимая ниже….

Такси в горах нет

«Когда в садах зацвела сирень, верблюды начали возвращаться в горы…»

(Глеб Серебряков)

Любители проводить время среди сияющих вершин могут спорить о многом: о нитке маршрута, раскладке питания, потребном количестве карабинов, закладок, ледобуров и прочего альпинистского «железа», но в одном они единодушны: лучшее время для походов на Полярный Урал – начало мая. Причин тому множество. Это и обилие света (к этому времени в Заполярье уже практически начинаются «белые ночи»), позволяющее двигаться по маршруту в любое удобное время суток, и пока еще надежно скованные льдом реки и ручьи (а значит не надо ломать голову над тем, как обходить полыньи или, боже упаси, организовывать переправы), и погода, которая в этом регионе большую часть года, мягко говоря, не блещет, но в начале мая довольно часто позволяет любоваться чистым небом и ярким солнышком (в связи с чем совершенно необходимы темные очки, да и крем от загара бывает не лишним) при том, что температура уже не опускается ниже -20°, да и то ночью. И, наконец, главная причина, напрямую с горами не связанная: череда праздников позволяет выполнить задуманное с минимальными потерями рабочего либо учебного времени. Этим обстоятельством и воспользовались руководители секций альпинизма и скалолазания (Сергей Мальцев) и туризма (Владимир Храмцов) Ухтинского ЦДЮТ, организовав традиционные спортивные сборы в горном массиве Рай-Из на Полярном Урале. Присоединился к ним и автор этой заметки. [18]18
  ¹⁸ Впервые опубликовано в газете «Ухта» 31 мая и 3 июня 2000 г. – прим. авт.


[Закрыть]

Весьма живописный массив Рай-Из[19]19
  Назван в книге свердловчанина Н. Рундквиста «Райскими горами». Едва ли перевод представляет собой столь банальную кальку, но что-то в этом есть… – прим. авт.


[Закрыть] расположен к югу от ж/д ветки Чум – Лабытнанги, причем настолько близко к «железке», что его крайние отроги хорошо просматриваются оттуда даже в не самую идеальную погоду, Этим объясняется его сравнительная легкодоступность и популярность далеко за пределами Республики Коми и Ямало-Ненецкого округа, где он, собственно, географически и расположен.

Ранняя и дружная весна этого года внесла, как ни странно, известную нотку нервозности в подготовку к мероприятию. Дело в том, что в начале лыжного маршрута группам предстояло пересечь реку Собь, имеющую в тех местах ширину до 50 метров, и состояние ледового покрова на ней вызывало кое у кого серьезные опасения. Развеялись они лишь после того, как наш поезд переехал по мосту близ поселка Елецкий и не думавшую вскрываться Усу. Дальше, в сторону перевалов Полярного Урала, льда на реках могло быть только больше.

Группы выезжали из Ухты с интервалом в сутки. На начальном же этапе компанию альпинистам С. Мальцева составили наши «соседи» – команда сосногорских подростков под руководством опытного туриста Вячеслава Камашева. Сосногорцы, впрочем, вскоре после начала лыжного перехода остановились на ночевку, поскольку поезд прибыл на исходную точку маршрута (о/п 110 км, он же поселок Полярный) уже вечером. Ух-тинцы же, как обычно, проскочили весь четырнадцатикилометровый отрезок на одном дыхании и, невзирая на неприятный встречный ветер, завершили этот марш-бросок по пересеченной местности в одном из двух обитых рубероидом балков в верхней части ущелья р. Нырд-воменшор. Эти балки уже много лет служат туристам базой для радиальных выходов на близлежащие вершины и перевалы. С ноября до конца апреля они традиционно никем не посещаются, так что на этот раз мы, по всем признакам, были там в этом году первыми. Произошло это поздним вечером 29 апреля.

Работы по «расконсервации» базы свелись в основном к решению двух проблем: чем топить печку и как достать воду. Топливо в виде основания бревенчатого сруба и нескольких досок было в конце концов обнаружено под снежными заносами непосредственно возле балков (а до того всерьез обсуждалось крамольное предложение пустить на дрова чуть ли не единственное на всю округу деревце, росшее в километре вниз по ущелью). Добыть же воду из почти до дна перемерзшего и «по самые уши» занесенного снегом ручья поначалу не было никакой возможности, поэтому пришлось топить снег на примусе, иронизируя по поводу авторов слухов о том, что «на Полярном Урале почти все растаяло». Лишь к обеду следующего дня при помощи лавинной лопатки, котелка и ледоруба была, наконец, завершена проходка (иного слова не подберешь) майны. Эта самая майна представляла собой поистине циклопическое сооружение: обнесенный с северной стороны снежной ветрозащитной стенкой почти двухметровый шурф с пробитой на его дне сквозь полуметровый лед прорубью, воду из которой надлежало вычерпывать кружкой.

Ближе к вечеру 30 апреля, после прибытия группы В. Камашева, были организованы первые ледовые занятия. Проходили они на красивом ледопаде в 25 минутах ходьбы от базового лагеря. Ледопад представляет собой замерзший каскад водопадов на восточном истоке р. Нырдвоменшор и прохождение его средней и верхней ступеней (примерно по 10–15 метров крутых ледовых стенок) требует применения альпинистской техники. В тот вечер из-за ветра ограничились подъемом на среднюю ступень, после чего вернулись на базу. Перед ужином хорошенько протопили печку, и это сразу оценили похожие на маленьких хомячков лемминги, шустро забегавшие по балку. Свои визиты они неоднократно повторяли и в дальнейшем, к вящему удовольствию девчонок, которым было популярно разъяснено, что лемминги – не мыши. Норка этих симпатичных (но, к сожалению, кусачих) зверюшек выходила прямо под обеденный стол, так что они там вообще неплохо устроились.

Основные ледовые занятия состоялись днем 1 мая, после подхода группы В. Храмцова. Были пройдены все три ступени ледопада, а наиболее резвые поднялись и выше, выйдя на плато горы Трапеция, замыкающей ущелье с юга. Лучший результат в ледовом классе показал пятнадцатилетний перворазрядник по скалолазанию Евгений Донюшко, продемонстрировавший неплохую технику пользования «айс-фифи» – ручными приспособлениями для лазания по ледовым и фирновым стенам. Несколько отстал от него другой воспитанник С. Мальцева, Павел Белонин, допустивший досадный срыв при преодолении верхней ступени.

Одновременно навстречу нам с ледопада в долину спускалась группа туристов из Москвы (12 человек), двигавшихся со стороны поселка Харп. Москвичам очень кстати пришлись навешанные нашей группой страховочные веревки. Так что движение на ледопаде в тот день было весьма оживленное, чему в немалой степени способствовала и установившаяся хорошая погода.

Тем временем нашего полку снова прибыло. Оказалось, что с В. Храмцовым подошла и группа из Инты (три человека). Поскольку в балках (не таких уж больших и уж ни в коем случае не резиновых) уже с комфортом размещалось человек двадцать, ночевать интинцам пришлось под нарами. «Квартирный» вопрос естественным образом разрешился ранним утром 2 мая, когда сосногорцы В. Камашева легли на возвратный курс. Вечер же накануне прошел в настолько теплой и дружественной обстановке, что на свет божий была даже извлечена взятая с собой из Ухты гитара. После чего разнополая и разновозрастная публика часа полтора в некотором обалдении знакомилась со слегка шокирующим репертуаром «штатного» исполнителя, состоящего в основном из произведений Александра Лаэртского. Традиционные туристские песни принципиально не исполнялись. Однако недовольных, похоже, не было.

2 и 3 мая группы порознь совершали восхождения на расположенные рядом вершины по классифицированным маршрутам: гора Рай-Из (1Б к.т.), гора Динозавр (1Б и 2А к.т.), вершина 1316 м (по ребру северной стены, 2Б к.т.). В последнем, технически наиболее сложном, восхождении, которым руководил С. Мальцев, принял участие и автор этих строк, кстати, закрыв тем самым растянувшуюся уже на несколько лет серию восхождений, необходимых для выполнения норматива на спортивный разряд по альпинизму.

На этом программа сборов была исчерпана. Утром 4 мая растянувшаяся на несколько сотен метров нестройная вереница лыжников с рюкзаками и волокушами выкатилась из ущелья и под ярким майским солнышком менее чем за четыре часа достигла железной дороги в поселке Полярный, откуда всех ждал прямой (если не считать пересадки в Сейде) путь домой.

Несколько мыслей вслух под стук колес поезда, уносящего нас в родные бесснежные пенаты. Поход удался во всех отношениях – спортивном, педагогическим и эстетическом (последнее – опять-таки по причине хорошей погоды. Согласитесь, что идти в горы, когда этих гор попросту не видно из-за пурги – удовольствие ниже среднего. Возможность обозревать роскошные пейзажи, поверьте, не самое последнее условие удачного горного похода!). Многие школьники впервые увидели настоящие горы, получили практические навыки в самых разнообразных областях походной жизни – от разжигания примусов до организации страховки на ледовом склоне, на себе ощутили, что такое работа «через не могу» и покорили свои первые вершины. Приятно удивило и то, оба балка в ущелье до сих пор живы, хотя нары в одном из них уже полностью отсутствовали. Очевидно, пошли на дрова.

Словом, никого особенно не агитируя, сообщаю: «Райские горы» по-прежнему ждут вас. И последнее. Мамы, собирая свои чада в поход, не кладите им в рюкзак мешок сырой картошки на пропитание. Помните, что эта картошка, состоящая в основном из воды, отправится в многокилометровый путь на плечах вашего же отпрыска. Такси в горах нет!

г. Ухта, июнь 2000 года

Нырдвоменшор. Возвращение к себе

 
«Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу…»
 

(Данте Алигьери, итальянец)

– Ну что, Лев, добрался? А балки-то заняты, – с легкой долей ехидства сообщил Мальцев.

– Кем? Воркутинцами? – сухо поинтересовался я, взбираясь на снежный бруствер.

Новость об оккупации единственного на всю округу постоянного пристанища меня ничуть не удивила и не слишком расстроила – в конце концов, не мы одни той весной слонялись по Полярному Уралу, обитые рубероидом балки-развалюхи все равно доброго слова не стоили, а у нас на такой случай имелась про запас достаточно вместительная палатка. Однако ответ Мальцева удивил меня до чрезвычайности.

– Нет, китайцами!

«Как изменился этот мир!» – подумал я…

Потеря себя – процесс специфический. Он не слишком быстр и многими даже не замечаем. Утрата присущих человеку индивидуальных черт, постепенно меняющая его личность, самим индивидом может восприниматься как некие этапы становления (типа – ну вот, теперь я повзрослел, остепенился, взялся за ум и т. д.). А если происходящие изменения несут в себе некоторый общественный позитив (например, бросил человек курить), то это как бы даже хорошо, хотя лично я себе представить Сталина без трубки или Черчилля без сигары не могу. Некурящий Черчилль-это уже, строго говоря, не Черчилль. Сам-то герцог Мальборо это прекрасно понимал, и потому продолжал прилежно дымить аж до девяноста лет, пока не помер…

В общем, в один прекрасный день я понял, что земное притяжение – не фикция, пиво – не панацея от хандры, женщины – не небесные создания, а здоровье и впрямь не купишь. Так я вступил в пору так называемого «среднего возраста». Печальным следствием присоединения к этому сомнительному клубу стало то, что я перестал получать удовлетворение от того, что раньше приводило меня в восторг. «I can get по satisfaction!» – как спел когда-то Мик Джаггер. Перестали приносить радость езда на велосипеде, смотрение хоккея и поедание пельменей. Я стал увиливать от походов в горы, прекратил лыжные вылазки в лес по выходным – кто не в курсе, для меня это в высшей степени нетипично. Да что там походы, вылазки и пельмени – я охладел даже к яичнице по-шебекински, а уж этот-то кулинарный шедевр я любил больше всего на свете. Что это такое? О, это такая хитрая глазунья, что яйца там, собственно, были не главное – вместе с ними на сковородке аппетитно скворчали и обжаренные помидоры, и золотистый репчатый лук, и копченая колбаска, и майонез, и кетчуп, и зелень… да бог знает, что я туда мешал! Причем изначально все это готовилось на утюге, потому что плитки у меня в Шебекино не было, и оттого вкус означенная смесь имела изысканнейший. Сие ностальгическое кушанье оставалось отрадой моего желудка долгие годы, даже после женитьбы. А теперь, вот, оказалась, что и отрада может перестать радовать…

Не верьте слезам из Москвы. В сорок лет жизнь не начинается – иначе, что же вы делали до того? Однако возникало ощущение, что этот срок мотал за меня какой-то другой человек.

Итак, из зеркала отныне смотрел уже не мальчик, но муж, причем с достаточно унылой и даже чуток одутловатой физиономией. Взрослеть и мужать, странное дело, больше не хотелось. Апофеозом внутреннего надлома стала поездка на Полярный Урал в 2009 году, после которой в голове засела трусливая мыслишка, зачеркнувшая добрую половину предыдущей жизни: «Да чтобы я еще хоть раз туда поперся!» Я ощущал себя настолько бессильным и жалким, что впору было кричать караул. Расстояние от железной дороги до ущелья Нырдвоменшор, всегда с легкостью преодолеваемое с полной нагрузкой максимум за четыре часа, я полз целых шесть, скрипя зубами и проклиная все на свете. Гора, на которую я прежде взбегал, почти не запыхавшись, да еще залихватски таща на себе лыжи, превратилась в непреодолимое препятствие. Настолько непреодолимое, что даже попытайся я на нее взобраться – а я и не пытался! – наверняка, до середины не долез бы из-за одышки и тахикардии. Конечно, погода была отвратная, и никто тогда никуда не залез. Это позволило мне сохранить хорошую мину при плохой игре. Но лишь я один знал, насколько игра была плоха…

Маленькие часики злобно тикали. Полный сил и во всех смыслах легкий на подъем рубаха-парень стремительно превращался в дряхлеющего зануду-домоседа. С этим надо было что-то делать.

Для начала я сменил работу. Но это, боюсь, только усугубило ситуацию, ибо элемент идиотизма и полного небрежения к творческому началу присутствовал на новом месте не в меньшей степени, чем на старом. Заводить новую жену я не собирался, ибо до сих пор испытываю острую приязнь к нынешней. И когда Сергей Леонидович и Пол Абдулыч по прошествии трех лет предложили тряхнуть стариной и вновь прокатиться на Полярный Урал, я, хоть и испытал легкую оторопь (ребята, я буду вам обузой!), но долго кочевряжиться не стал. Ибо понимал – в случае окончательного отказа на мне, прежнем, можно будет ставить крест. А прежнего себя я очень любил – гораздо больше того, в кого превращался.